Ши поселился в затасканном дешевом мотеле: темные пятна на ковре, пожелтевшие обои с подтеками то ли кофе, то ли рвоты, тарахтящий холодильник и немытый пол. В качестве украшения кровать с балдахином и розовым покрывалом. Пришлось перетрясти простыни, не хватало еще наткнуться на остатки ночных развлечений местных постояльцев. Стянув мокрую от пота рубашку, он включил кондиционер. Древняя машина дохнула теплым воздухом и замолкла. Шкафа не нашлось. Цепляя вешалки с рубашками и брюками за гардину, Ши поглядывал в окно. На той стороне узкой улицы, сидя за пластиковым столиком, двое Выродков жадно глотали зеленоватую жижу из огромных тарелок. Рядом ревел мусоровоз, сминая алюминиевые банки и одноразовый пластик.

Ши забросил в рот горсть сухофруктов. Он с силой сжимал челюсти, заставляя себя прожевывать как следует. Если Выродки по его душу, про обед можно забыть. За десять лет зеленые уродцы существенно изменились. Нос и уши исчезли. Рот выглядел, как маленькое круглое отверстие. Зато визоры явно стоили немалых трудов селекционерам. Выпуклые линзы с огромными зрачками, заполненные мелко дрожащей черной субстанцией. Что-то комичное было в их позах. Короткие ножки едва доставали до мостовой.

Мусоровоз потащился дальше, теряя по пути обрывки бумаги. Из забегаловки доносился однообразный голос диктора новостей, который вскоре сменился обиженной декламацией чиновника:

— Термиты потеряли всякий стыд. Некоторые хотят представить их борцами за справедливость, но, скажите мне, разве приемлимо показывать детям дикие оргии? Их цель — дискредитировать власть, им плевать на детей.

В переулке появился изможденный мужчина. Он шел вихляющей походкой. Мощные черные визоры присосались к глазам огромными пиявками. Прохожий не заметил замерших Выродков. Линзы увеличились до размеров тарелок. Они соскользнули на мостовую. Стало понятно, почему позы выглядели необычно: Выродки трусили за наркоманом на четырех конечностях.

Ши облегчено вздохнул, у него еще есть время. Достал из сумки принадлежности для письма. Иероглифы выходили угловатыми, топорными. Он испортил один лист, второй, потом порвал в мелкие клочки и сжег. Следующие полчаса ходил из угла в угол, то потирая руки, то засовывая их в карманы. Улица выглядела холодно-одиноко в свете бледной витрины кафе, но уж точно не более уныло, чем его тараканье гнездо. К чему тянуть до завтра? Пришлось снова одеть очки. Выполненные в виде черных круглых визоров-консерв, они плотно прилегали к глазам. Никаких шансов заметить подделку. Мужчина накинул чистую рубашку, выудил из сумки металлический цилиндр. Дверь не хотела закрываться. Черт с ней, скорее прочь из засаленного клоповника.

Храм стоял в паре сотен метров вверх по улице. Изгиб крыши возвышался над зеленым забором. Теплое умиляющее чувство поднялось в груди при виде древней черепицы. Мир сломал хребет, кувыркнувшись через голову. Только храм плыл невозмутимо среди мелочной бытовой суеты. Ши едва сдерживал восторженные слезы, переступая порог.

Прислужник зажигал свечи для вечерних молитв. Он кланялся каждой урне с прахом, комично оттопыривая зад. Взяв циновку, Ши сел перед столиком учителя. Те же свитки, та же тяжелая кожаная книга с шелковой закладкой. Пухлая оплавленная свеча колебалась, подмигивая старому знакомому. Пригляделся, на левой ножке столика, за несколькими слоями лака, виднелись три кривые буквы: «МАО».

Ши улыбнулся, вспоминая, тот спор. Мао похвалялся перед старшими ребятами, что сможет проторчать перед носом мастера всю ночную службу, а тот и носом не поведет. Пойманный на слове, он пытался выкрутиться таким вот образом. Ребята не оценили шутки, и Дворняга получил подзатыльников. Впрочем, ему было не привыкать.

Ранние воспоминания вызвали другие, более поздние, но совсем не такие приятные. Ши оглянулся вокруг, чтобы забыть о нахлынувшей обиде. Прислужник у дальней стены дернулся и забормотал упорнее, делая вид, что не интересуется гостем.

Поставив цилиндр на пол, Ши отошел к противоположной стене. Золотые урны на каждом шагу. Прошлое свернулось калачиком в уютном тепле. Рядом с урнами измятые выцветшие фотографии. Он провел рукой по выпуклым буквам. Послушник в одну секунду оказался рядом, пуча глаза в благоговейном негодовании.

— Не трогаю, — усмехнулся Ши, — Где Мастер?

Парень покраснел и уткнулся в пол.

— Я Ши. Понял? — прокатилось под сводами.

С покорностью, привыкшей подчинятся любому грозному оклику, монах убежал из храма.

Ши вернулся к столику. Стальной цилиндр приятно холодил руки. Статуя бога возвышалась торжественной громадой. Он грустно улыбался в окружении армии фарфоровых болванчиков, лысых, как мальчишка-прислужник. Ши закрыл глаза. Металл в руках и приятный запах дерева помогали погрузиться в медитацию. Он отсекал опутывающие его щупальца внешнего мира.

Тревожный стук собственного сердца заставил открыть глаза. Как отнесется учитель к его возвращению? Ши глубоко вздохнул, успокаиваясь. Цилиндр удобно устроился в руках. Он пришел не просто так. У него есть оправдание. Прислужник стоял на пороге, молчаливо ожидая.

Они вышли во двор. Теплые шершавые камни перил: здесь они с Мао спорили, кто станет величайшим мастером. И завистливо глядели на леденец в руке у сына лодочника. Ши растер пальцами жесткий листок фигового дерева, что по-хозяйски раскинулось на весь двор. Двадцать лет назад он едва дотягивался до нижней ветки. Учитель садился на циновку, а они с Мао рисовали иероглифы на песке. Старик пробегал рукой по легким ямкам и кивал, а когда замечал ошибку, недовольно морщился. Ладонь быстрым движением сглаживала знаки. Черные накладки вместо глаз были непроницаемы, но даже если лицо учителя ничего не выражало, можно было не сомневаться: он все чувствует. Стоило вертлявому Мао скорчить ехидную рожу, он тут же получал основательную затрещину.

За углом монашеского дома послушник осмотрелся и нажал на неприметное место в кладке. Быстрая трещина пробежала по песку. Из открывшегося прохода дохнуло холодной сыростью. Сделав несколько шагов вниз, Ши оглянулся. Послушник ткнул пальцем вниз:

— Три, пять, восемь.

Люк лязгнул металлом, закрываясь. Стены слегка фосфоресцировали, позволяя разглядеть ступени. «Старый слепень знал: за него рано или поздно возьмутся».

Дорогу преградила тяжелая дверь. Ши убедился, что рука не трясется от страха. Он не чувствовал себя тридцатилетним мужчиной. Скорее испуганным ребенком, собирающимся впервые переступить порог храма. Набрал на интеркоме: «358». Шлюз мягко сдвинулся в сторону, открывая взору огромный зал. Сотни свечей придавали помещению потустороннее сияние. На деревянном полу темнели завитки иероглифов — почерк мастера. Ши прошел в конец зала, к темно-красной портьере, недоумевая, к чему такая напыщенность. Совсем не похоже на учителя, который любил простоту и ясность. Он откинул полог. Мастер сидел в позе лотоса: желтоватое тельце, словно покрытое не кожей, а сухой морщинистой корой. Расшитые драконами пурпурные одежды смотрелись нелепо, как на ребенке. Огромные черные накладки закрывали пол лица.

Ши облокотился о скалу. В груди поднялась детская обида. Его бросили посреди большого страшного мира. Сначала бабушка, теперь учитель. Последний близкий человек. Взгляд упал на ближайший иероглиф.

 

«Хрустнула ветка.

Мокрые деревья в тумане».

 

Вспомнился треск поленьев в печи, запах сырых осенних листьев от плаща на вешалке. Плащ худого старика с черными внимательными глазами.

— Пойдешь ко мне учиться?

Он читал стихотворения учителя: колючие зимние, восторженные весенние, сумасбродные летние, строгие осенние. Каждое заставляло замирать от пробудившихся воспоминаний. Он не знал, сколько времени провел, ползая по полу и только, когда стихи стали сливаться в один бесформенный комок, а чувства притупились, как от излишнего вина, только тогда Ши глубоко вздохнул и резко вскочил на ноги. Он шел назад, не оглядываясь. Стальной цилиндр остался стоять в ногах у мумии.

Послушник по-собачьи заглядывал в глаза, жаждая откровений.

— Учитель приказал ждать.

Парень рванул в общежитие делиться сплетнями. Ши сел на песок под деревом. Рука машинально чертила знакомые символы, но они не успокаивали. Вместе с усталостью навалилась тоска и растерянность. Время возвращаться. Пусть этот чертов мир дальше галлюцинирует в виртуальной реальности, мутирует и деградирует.

Он побрел в мотель, пытаясь понять почему не испытывает радости от предстоящего возвращения в ветхий, но уютный деревенский дом. Одиночество? Он не был в городе десять лет. Нельзя сказать, что общество других людей притягивало его.

Перед входом миловидная девушка в голубых визорах раздавала листовки. Длинные пальцы ловко выдергивали из рюкзака один зеленый листок за другим. Ши хотел пройти мимо, но она преградила вход. Короткие мальчишеские волосы, порывистые движения. Летнее платье заканчивалось чуть выше колен, обнажая стройные ноги.

— Ты потолстела, — произнес Ши угрюмо.

— Тоже рада тебя видеть, — она беззаботно улыбнулась, сунув ему листовку.

Псевдовизоры Ши не смогли раскодировать данные. Он смял бумажку и выбросил ее в переполненное мусорное ведро. Мария ожидающе улыбалась, но Ши не собирался ничего говорить. Призраки прошлого не появляются просто так. Пусть сама объясняется. Он потянул дверь.

— Спросил бы хоть, как дела.

— Мне безразличны ваши с Мао дела.

В фойе на стенах висели пустые зеленые холсты в рамках, на полу однотонный зеленый ковер. Ши не обращал внимания на звук ее шагов за спиной.

— Забудь о нас с Мао. Я сама по себе.

Из лифта вышли люди, но Ши остался стоять перед закрытыми дверьми.

— Неважно, — сказал он. — От тебя не было ничего хорошего раньше. Не будет и сейчас. Я меньше суток в вашей помойке, но уже хочу поскорее убраться домой.

— Все изменилось за десять лет.

— Выродки еще больше похожи на собак, ни единого человека с живыми глазами, вокруг все зеленое.

— Нет же, — она нетерпеливо тряхнула головой. — Пойдем, покажу настоящее. Сегодня у них праздник.

Ши злился на свою запальчивость. Но еще больше раздражала непробиваемая жизнерадостность девушки. Ведет себя так, словно ничего не было. Если бы не она, Мао до сих пор мог быть другом. Она болтала про Термитов, про какой-то перформанс, и уговаривала пойти на праздник.

— Как давно вы с Мао...

— Расстались? — она взяла руку Ши в свою теплую маленькую ладонью. — Расскажу по дороге.

Они шли мимо мусорных баков, замызганных харчевен и магазинов, больше похожих на выставку хлама. Рекламные столбы, заборы и заброшенные здания, — все было затянуто зелеными простынями.

Оказалось, они с Мао разошлись около года назад. С тех пор, как Мао бросил служение и сбежал с Марией из храма, он сильно изменился. Законы храма больше не запрещали ему удалить глаза и поставить визоры. Но, когда визоры стали обязательны для каждого гражданина, Мао не был бы собой, если бы не нашел способ перехитрить Облачный Центр. Пять лет назад, в самый разгар президентской кампании, каждый человек, обладающий визорами, увидел, как развлекается глава государства, так жаждущий продолжить свое удачное правление. После оргии его приветливое лицо, рукопожатия с рабочими и широкие жесты воспринимались, как насмешка.

— Неужели, ты ничего не слышал? — воскликнула девушка и рассмеялась, удачно перепрыгнув лужу на месте забитой мусором дренажной решетки.

Ши не стал упражняться в акробатике. Раздавил что-то мягкое в мутной воде и, поморщившись, ответил:

— Крысиная возня.

Мария продолжила перезказ событий, которые не интересовали Ши, даже если бы он не прожил десять лет, общаясь лишь с медленно угасающей бабушкой. Он слушал внимательно только потому, что хотел понять свое место во всей истории.

После громких видео с участием президента, срочно судили какого-то невзрачного администратора Облачного Центра, якобы за подделку записей. Торжественно объявили о победе над шпионами, но через день еще более интересная новость облетела страну. Кто-то поработал над полицейскими базами. Выяснилось, что судья с процесса по делу работника Центра имеет свои странности. Каждая из его четырех бывших жен бесследно исчезла через некоторое время после развода. Поимку хакеров объявили приоритетом, как угрозу безопасности страны, а народ продолжал ошарашенно наблюдать цепочку разоблачений. Финансовые махинации, заказные убийства, давление на судей и прессу, — власть, во всей своей животной наглости. Проигрывая информационную войну, правительство ужесточило систему контроля. Полиция получила в свое распоряжение Облачный Центр и возможность отключения визора без уведомления владельца.

— К тому и шло, — проворчал Ши, — мне какое дело?

— Мы не разрозненные одиночки. У нас есть организация. Ты можешь бороться вместе с нами.

— Где Мао?

Мария не обратила внимания на вопрос.

— Смотри вокруг. Скоро начнется.

В центре города исчезли бомжи и проститутки, зато повсюду сновала молодежь в причудливых визорах и модных зеленых плащах.

— Новое шоу, — доносилось из огромных колонок, закрепленных где-то на верхних этажах — Только сегодня в честь Дня Победы. Все звезды на ринге! Рик против Патрика! Война до победного конца!

Зеленые лазеры стреляли в глаза. Люди размахивал флажками салатового цвета. Девушки с ног до головы затянутые в зеленый латекс, вращались на шестах. Глубокие басы пробивали грудь, перехватывая ритм сердца. Зеваки восхищенно оглядывались вокруг, тыкали пальцами в однообразные зеленые плакаты. Ши вытирал вспотевшие ладони о рубашку. Толпа становилась все гуще. Мария показала в небо, затянутое гигантским зеленым полотном, и прокричала на ухо:

—...час начнется!

Музыка сменилась надсадным воем сирен. Настроение толпы качнулась в сторону напряжения, неуверенности. Перестав танцевать, люди недоуменно переглядывались. Звук сирен перерос в обрывистые скрежещущие визги, которые переносили в мир одиночества, страха, отчаяния. Словно гусеницы танков корежили мостовую; словно дома превращались в груды развалин; словно люди кричали в предсмертной агонии. Зрители закрывали ладонями визоры и падали на четвереньки, чтобы расползтись в разные стороны. Через несколько минут на площади осталось лишь несколько человек. Закрывающий небо зеленый полог с треском порвался. В воздухе закружились мелкие бумажки. Ши подставил руку. Черный иероглиф на белом фоне:

«Легшего в землю вдыхает небо.

Утренняя роса».

Учитель, его мягкие и простые линии. Ши ловил бумажки. Всюду знакомые изгибы. Девушка вытерла слезы и грустно улыбнулась:

— Надо уходить.

Бумажный снег покрыл камни тонким слоем. Впереди показались первые Выродки. Ши и его спутница забежали в ближайший переулок. Глухие кирпичные стены по обе стороны узкой тропинки создавали ощущение погружения в колодец. Пока плутали среди каменно-металлических громадин, начался дождь. Волосы Марии висели мокрыми сосульками. От холода черты ее лица стали острее. Босоножки приглушенно стучали в тишине.

***

Вниз, к двери, спускались три ступеньки. Рядом, вжав голову в плечи, стоял накачанный детина в серой майке. Маленькие черные визоры выглядывали из-под карнизов бровей, как два жука. Ши остановился. Капли дождя стекали по носу, а одежда противно липла к телу, но замызганная дверь не внушала доверия, как и ее охранник.

— Давай быстрее. Я мокрый, как Выродок, — сказал детина, хохотнув собственной шутке.

— Иди, не бойся, — сказала Мария исчезая в темном проеме.

— Чего бояться, — промямлил Ши, спускаясь по кривым ступенькам.

Флуоресцирующие лампы освещали коридор, выложенный белой кафельной плиткой. Справа тянулась квадратная труба вентиляции. Девушка уверенно шла впереди. Ши заглядывал в ответвления, но видел только темноту или закрытые двери. Несколько раз они сворачивали в прилегающие коридоры. В тишине звук шагов долетал до противположного конца бетонной кишки и возвращался обратно, заставляя сердце тревожно вздрагивать. Ши подумал, что город — это сплошной лабиринт, в котором люди бегают, как лабораторные крысы. Скорей бы выбраться из душных вонючих подворотен.

Они вышли в дымный зал, заполненный монотонно галдящим народом. Ши протискивался вслед за Марией мимо плотно сдвинутых столиков и стульев. Ее радостно приветствовали. Волнение, почти осязаемое, то и дело прокатывалось по залу, заставляя людей разрозненно хлопать. Запах сигаретного дыма смешивался с запахами пота и затхлости. Девушка подошла к высокому мужчине с бородавкой на щеке. Он был одет в обтягивающую черную водолазку и постоянно потирал руки, как будто замерзал:

— Как раз вовремя, — сказал он девушке, а потом приторно улыбнулся Ши, — рад, очень рад.

— Жди здесь, — бросила Мария и исчезла за дверью, что вела за кулисы.

Неприятный длинный тип лишь покряхтывал время от времени, да растирал руки. Ши уже собрался спросить, какого черта происходит вокруг, как поднялся занавес. На сцене стояла Мария. Мокрое платье сменили короткие шорты и черная футболка, испещренная мелкими белыми точками. Всклокоченные волосы придавали ей дерзкий вызывающий вид.

 

«Рыдают старухи,

откормленных внуков,

держа на руках.

Гнилой дом,

Детище прошлого,

Рухнул.

Столетние сервизы

под себя подмяв...»

 

Каждое слово вбивалось твердым уверенным ударом, как опытный плотник вгоняет гвозди в свежую древесину. От нее веяло такой бодростью, силой и чистотой, что зал замер, жадно проглатывая слова. Сотни визоров смотрели на сцену. Армия неподвижных роботов, ожидающая нажатия кнопки включения, чтобы пойти убивать и умирать. Электризующее воздействие слов стирало границы между личностями, превращая их в однородную вдохновленную массу, жаждущую действия.

Ши стало страшно. Неужели она не понимает, что делает? Или она сама стала заложником той силы, которую пробуждала? Несколько секунд после окончания чтения висела гробовая тишина. Вдруг, зрители очнулись от оцепенения.

— Да! Да! — потрясал кулаком мужчина в водолазке среди грохота аплодисментов и восторженного свиста, — Молодчина!

— Я предоставляю слово товарищу Краму, — отчеканила девушка, когда овации пошли на убыль.

Высокий в водолазке протиснулся на сцену. Он говорил что-то, то и дело разрубая рукою воздух. Фразы звучали заученно и выхолощено, хотя и произносились с имитацией вдохновленной угловатости, которой так поразила Мария. Ши глядел в зал, ожидая, когда зрители прогонят самозванца, но люди жадно внимали ему. Большинство мужчин и женщин были одеты черные водолазки.

«Что я здесь забыл»? Душный прокуренный воздух, спертый запах потеющих в революционном экстазе тел. Его захватило мерзкое ощущение, словно разрыл тараканье гнездо под раковиной. Спотыкаясь и наступая на ноги, Ши протолкался к выходу. В коридоре дежурил накачанный детина.

— Эй, нельзя. Товарищ Крам...

— Он не мой товарищ, — отмахнулся Ши. Хотелось поскорее добраться до мотеля, залезть под холодный освежающий душ. А утром убраться из этого вертепа. Пусть толкутся и жрут друг друга сколько хотят. Марию жалко, но, похоже, она сама в восторге от популярности.

Неожиданно, в голове зазвенело, а пол резко накренился вправо. Ши инстинктивно шагнул туда же, но коридор завертелся так быстро, что он не успевал переставлять ноги. Череп словно раскололся на части от резкой пронизывающей боли. «Мозги по кафелю», — подумал Ши, теряя сознание.

***

Он был листом бумаги, по которому равномерно раскачивалось тяжелое пресс-папье. Оно то отдалялось, вызывая облегчение, то вновь наваливалось всей массой, вот-вот задохнешься. Трещали кости, голова превращалась в бесформенное месиво. Он стонал от невыносимой обреченности и плакал. Потеряв всякую надежду, отчаянно закричал и проснулся. Он лежал на боку, глядя в сторону огромного дубового стола, на котором блестело бронзовое пресс-папье.

— Как ты? — Мария присела рядом на корточки и что-то положила ему на голову. Приятный холод заставил Ши блаженно улыбнуться, но говорить не хотелось. — Скоро пройдет.

Девушка подала стакан, который Ши отставил в сторону, хотя золотистая жидкость пахла сладковатым медовым запахом виски. Полка во всю стену с одинаковыми корешками бумажных книг, дубовый стол, и безумное пыточное пресс-папье — все в комнате утверждало себя тяжеловесной внушительностью.

— Что вам от меня надо? – спросил он, морщась от боли.

Мария улыбалась также непринужденно, как при встрече возле гостиницы. Она отошла к окну, задернутому толстой темно-зеленой шторой.

— Прости, что так получилось. Мы хотим защитить тебя от Выродков.

— У вас хорошо получается.

В кабинет уверенными большими шагами зашел мужчина в черной водолазке. Налив золотистой жидкости из небольшого графина, он выпил залпом.

— Мария! Прекрасно!

Слова прозвучали театрально, но девушка спрятала довольную улыбку. Ши протянул руку к своему стакану. Виски оказался тягучий, дымный и обжигающий. Его вкус соответствовал основательности помещения.

Мужчина в водолазке тем временем сделал вид, что заметил гостя:

— Что с вами? — он указал на голову.

— Говорила, избавься от этого головореза, — сказала Мария укоризненно.

— Революции нужны все, — отозвался Крам, закуривая сигару. Он принялся ходить из угла в угол, и говорить, как будто продолжая внутренний диалог: -— Прошло время, когда можно было стоять в стороне: «Я ищу просветления. Меня не волнует политика». Сейчас, когда власть накинула на шею народа авторитарный ошейник, никто не застрахован от несправедливости. У кого просить защиты, когда сам закон обернулся против нас? Облачный Центр полностью контролирует визоры обывателей, поставляя им удобную рафинированную картину реальности.

Он еще долго разглагольствовал в таком духе, пеняя на несправедливость действующей власти. Казенные фразы, дутые, как шарик и такие же пустые, не стоили ему никаких усилий. Он запинался только от восхищения собственными словами и удачными оборотами. Голова разболелась сильнее. Ши вернул теплое полотенце Марии, а сам поджидал момента распрощаться с новым знакомым. Крама, между тем, понесло в область конспирологии:

— Никогда не задавались вопросом, почему именно зеленый цвет выбран в качестве фона? Ведь для производства эффекта на визоры подходит любой цвет: желтый, белый, черный, — любой. Все потому, что наши правители — наследники секты Зеленого Дракона. Часть их сбежала из разгромленного Третьего Рейха. Зеленый цвет для них — символ победы, торжества. Ну что? Вы с нами? — неожиданно закончил Крам. Потный волосок прилип к визору.

— Вы не знаете меня. Я не знаю вас, — разозлился Ши, — чего вы хотите?

Длинный нервно и натужно засмеялся:

— О! Мы знаем всех учеников мастера Джандао.

— Ты можешь изменить мир, понимаешь? — вмешалась девушка, — Люди верят, что в храмах осталась подлинная сила. Ее нужно направить на перестройку реальности.

— В современном обществе нельзя прятаться за созерцательные пустышки, — закивал Крам, — Только реальная борьба изменит мир.

Голова раскалывалась. Надо было срочно уходить. Ши поднялся:

— Я рад, что вы знаете, как всех осчастливить. До свидания.

— Дайте нам последний шанс, — Крам просительно сложил ладони и делано скромно улыбнулся, — Пойдемте.

Снова бесконечные гулкие коридоры. В лифте не оказалось кнопок, поэтому Ши не понял, как глубоко под землей они оказались. Коридор. На этот раз полутемный с толстыми, скрученными в охапки мотками проводов. Вокруг сидели, стояли и ходили люди в черных водолазках. У многих вместо визоров из черепа торчали причудливые платы со множеством разъемов. Другие с любопытством посматривали на новоприбывших реальными живыми глазами. Большинство не обращало внимания на Ши, подключаясь к платам на стене и о чем-то деловито переговариваясь. Крам отстранился — к нему то и дело подходили за советами, — зато без конца щебетала Мария:

— Я покажу, как мы создаем перформансы. Идея — расшевелить обывателя, показать картинку, отличную от той, что он привык видеть. В последние годы, Облачный Центр находится под контролем правительства. Они определяют, что увидят визоры по всей стране. Но наши хакеры могут вносить изменения в программы.

В ближайшей комнате вокруг стола сидели семь человек. Каждый держал в руке черный планшет. На столе стоял зеленый куб высотой не меньше метра.

— Держи, — Мария подала очки. Ши нацепил их поверх фальшивых визоров. В таких же очках сидели еще два человека. У остальных были настоящие визоры.

Теперь куб показывал цветочное поле, по которому прыгали олени. Девушка оперлась о стол:

— Ребята, добавьте закат, получится фантастика.

Небо из голубого стало золотистым. Круглый тепло-красный шар повис над горами.

— Сонно, — сказал кто-то.

— Нет-нет, замечательно, — возразила женщина в строгом костюме: белая блузка, черная юбка-карандаш. — Умиротворяюще. Добавить приятную акустическую музыку.

— Цель — успокоить зрителя, ввести его в комфортное состояние, — пояснила Мария. — А потом...

На поле выскочили трое Выродков. Они подбирались к оленям, оставляя за собой след увядших цветов. Синхронный прыжок, олени упали, раздираемые острыми когтями. Клыки хищников вырывали куски мяса, пасти окрасились кровью.

— Отлично, — женщина в строгом костюме плотоядно облизнула губы. — Сделайте закат краснее, он хорошо гармонирует с кровью.

— В конце мы собираем все вместе. Представь, как это потрясающе! Как и Облачный Центр, мы можем использовать любую зеленую поверхность: вывески магазинов, стены домов, одежду, даже кожу Выродков. Ну как?

— Чем вы отличаетесь от них?

Мария замерла удивленная, расстроенная.

— Ты ничего не понял. Мы создаем настоящее искусство.

— Вместо одной пропаганды, вы предлагаете другую.

— Ничего не понял... ничего не понял...

Ши достал из кармана бумажку с иероглифом:

— А он? Понял?

Мария смутилась. Ее радостный энтузиазм испарился. Она глядела на иероглиф поджав губы и, если бы визоры могли выражать человеческое настроение так же, как глаза, Ши не сомневался: он бы увидел обиду.

— Мао... он испугался.

— Где найти его?

— Где-нибудь в Облачном Центре. Восхваляет президента.

Мария поспешно вернулась к Краму, который листал журнал, облокотившись о стену. Во рту дымила сигарета на длинном мундштуке. Узнав, что Ши все еще хочет уйти, он слегка наклонил голову и посерьезнел:

— Спасибо, Мария. Оставайся здесь. Мы поговорим с гостем наверху.

Когда двери лифта плавно закрылись, Крам заговорил тихо, вкрадчиво.

— Можешь бежать к себе в берлогу, если хочешь. Только рано или поздно придется выбирать. И знаешь, что сделают с твоими милыми глазками Выродки? Мастер Джандао рассказывал, как он лишился зрения? Мы более демократичны. У нас полно независимых творческих личностей, которые смотрят на мир собственными глазами.

В кабинете Крам опрокинул в рот пол стакана виски и, покряхтывая, затянулся сигаретой. Развалившись на кресле, он наставил палец на гостя:

— Каждый должен сделать выбор. Из-за таких как ты, которые стояли в стороне, мозги людей завязаны на Облачный Центр. Мы расхлебываем то дерьмо, что вы наделали, пока искали просветления в своих храмах. Вы могли вести народ за собой, но трусливо поджали хвосты.

Ши понял, что договориться с этим страдальцем за правое дело не удастся и хлопнул дверью. Пьяный Крам крикнул охранника. Ши продирался сквозь коридоры, убегая от тяжелого неповоротливого громилы. Вокруг курили, потели, гоготали люди в черных водолазках. В глазах мутнело от приступов головной боли. Он тыкался в закрытые двери, на ощупь проходил темные участки. Казалось, потолок придавливает к полу. Он упал на колени, закашлявшись. Желудок выворачивало наизнанку. Сам не понял, как оказался под дождем. Порывы ветра трепали мокрую рубашку. В лужах плавали сорванные листья. Влажный асфальт блестел, отражая свет горящих через одного фонарей. Пришлось пройти два квартала, прежде чем встретилось такси. Сонный водитель лениво зевал. Ши дрожал от холода, всю дорогу до мотеля повторяя: «Не останавливаться». Взять сумку, брести по дороге, пока кто-нибудь не подберет. Поднявшись на третий этаж, Он долго мучился с дверью и только, когда замок щелкнул, открываясь, вспомнил, что не запирал ее.

Внутри плавно стелились серые одеяла дыма. Помещение наполняли терпкий травяной запах и звук кипящей воды. В комнате щелкнул электрический чайник. Ши проклянул свою лень. Почему сразу не взял сумку? Конечно, они давно вычислили, где он остановился.

— Проходи, — донеслось из-за едва прикрытой двери комнаты.

Гость хозяйничал у столика в противоположном углу. Он стоял спиной ко входу, поэтому лица Ши не видел. На худом теле до пола висел бесформенный балахон, цвет которого было сложно различить в полутьме. Заплатки и торчащие усики ниток давали понять: плащ прослужил своему владельцу порядочный срок. Лысую макушку обрамляла черная лента банданы, завязанная в узел на затылке.

— Держи, — мужчина протянул кружку. Повеяло душистой смесью ароматов мяты и сухофруктов, — снимет боль.

Увидев лицо незваного гостя, Ши забыл о кружке. Толстые губы широко улыбались, обнажая кривые зубы. Высокие скулы торчали в разные стороны. Ребята дразнили Мао дворнягой за смесь азиатской и черной крови. Вместо знакомых узких глаз, из глазных впадин смотрели два увесистых зеркальных визора серебряного цвета. Вверх, под бандану, уходили вздувшиеся вены. Ши отшатнулся в приступе инстинктивного омерзения:

— Черт, Мао!

Мао поставил кружку на столик, а сам опустился в кресло на середине комнаты. Ноги в разбитых кедах едва доставали до земли. Он кивнул на кровать, где было аккуратно разложено содержимое сумки Ши:

— Классные кисточки. Сам делал?

Ши промолчал. Мария была права: Мао предал всех. Сначал храм и друга, потом Термитов и любимую женщину. К головной боли примешалось страшное равнодушие. Не хотелось никуда бежать. Просто сесть забиться в угол, закрыть глаза и провалиться куда-нибудь, где не будет грязи и продажности.

— У тебя упадок сил. Выпей чаю. Знал бы ты, сколько искал ингредиенты. Назвал «Водопад Тао». Освежает лучше ледяного душа. Но кисточки, — Мао поднес к визорам кисть из куриного пуха с махогоновой ручкой, — фантастика! Сделаешь мне такую?

— От меня все чего-то хотят.

— А ты сам?

— Не знаю, — раздраженно ответил Ши. Незачем отчитываться перед полицейской шавкой. Он принялся собирать выпотрошенную сумку: ситадзики, судзури, коробочка суми. — Убраться подальше.

— Ради чего? Твое письмо безжизненно. Вернулся к учителю за советом? — снова обнажились желтые зубы, — Извини, не мог удержаться. Так хотелось увидеть, чего ты достиг.

— Я принес прах бабушки, — ответил Ши обиженно. Слова Мао ударили в самое сердце.

— Ты думал, что обретаешь свободу, когда убегал в деревню. И загнал себя в клетку. В твоем письме нет естественной радости жизни. Есть попытки доказать, что ты не такой, как все, высокомерие, обидчивость, мелочность, но только не свобода.

Ши хотел ответить, но слов было так много, что они сбились в один бесформенный комок. Он посильнее сжал челюсти, чтобы не выпустить его. Комок обязательно окажется потоком ругательств, перемешанным со злобным криком.

— Выпей чаю.

— Я не верю тебе. Пои друзей-копов своим чаем.

— Ты всегда был упрямым. Уходим. Скоро здесь будет весело!

— Я иду сам по себе.

Мао резво спрыгнул с кресла:

— Сам по себе ты не сможешь выйти из этой дыры.

Ши спокойно повесил сумку на бок. Не стоит верить словам об иероглифах, как бы правдиво они не звучали. Мутант, изуродовавший свое тело и без сомнения душу не способен судить о творчестве. Ши собирался повернуть в противоположную сторону, но его раздавило страхом и слабостью. Он содрогался, не в силах сделать шага. Пришлось опустить руки на колени. Перед глазами все плыло. Голову словно сдавливали в огромном кулаке.

— Эй, Ши, еще рано сходить с ума, — Мао подхватил его под руку и потащил за собой, — скоро станет легче.

— Я не пил дурацкого чая, — выдавил Ши, из последних сил тащась за бродягой.

Мао расхохотался по ребячески задорно:

— Для фокусника главное — отвести внимание в правильную сторону.

— Чай не...

— Ага. Вся суть в благовониях. Извини, но мне нужна помощь в Облачном Центре.

Жуткая слабость не давала возможности поднять голову. Ши едва передвигал ноги, послушный воле бывшего друга.

— Тебе плевать на людей. На моей спине до сих пор следы палок.

— Мария, — Мао мечтательно вздохнул, — она была прекрасна. Мы почти пришли.

— Из-за тебя меня выкинули из храма.

— Все еще страдаешь? — оглянулся Мао и полез в небольшой фургон, выкрашенный толстым слоем зеленой краски. На боковых окнах виднелись разводы от кисти. Снизу краска облупилась до ржавого металла, кое-где и вовсе проглядывали дыры. Мао перекидывал назад грязное тряпье и коробки от фастфуда, освобождая место для пассажира. В сидячем положении стало легче. Ши заглянул в недра фургона, ожидая увидеть еще больше хлама, но там стояли серьезно и внушительно выглядящие шкафы с оборудованием.

— Кажется, я видел что-то подобное, — сказал Ши. Действие наркотика сходило на нет, оставляя после себя только мутное чувство беспокойства.

— У Термитов? Ага. Смотри, что сейчас начнется, — Мао довольно хихикнул. «Снова как в детстве, когда замышлял какую-нибудь хитрость, — подумал Ши, — Неужели он не изменился? Но визоры?»

Мимо промчались две приземистые скоростные машины ярко-зеленого цвета. За ними, неспешно прополз бронированный монстр с пушками на башне.

— Смываемся.

Фургон выкатился на дорогу из темного переулка. Мао рулил с безбашенностью самоубийцы. Его восторгу не было предела. Ши напряженно смотрел на дорогу, вцепившись в засаленное кресло. Пустая алюминиевая банка перекатывалась в ногах.

— Зачем тебе визоры? — спросил он больше всего мучавший вопрос.

— Учитель был не прав.

Ши сильнее сжал ладони. Какое право судить мастера имеет грязный бродяга, таскающий визоры и жрущий дрянную еду. Мао продолжал:

— Из-за высокомерного презрения храм превратился в музей. Мир перешагнул через нас и пошел дальше. Проблема не в визорах, а в тех, кто их контролирует. Термиты появились, как противовес.

— Мария?

Фургон вильнул. Мао втянул воздух, как будто принюхивался:

— Она была вдохновением. Мне хотелось показать ей настоящую красоту мира. Потом появился Крам. На его фоне я смотрелся конформистом. Кроме того, она попала в ловушку «себя со стороны». Зажигательные речи, безмерный энтузиазм, — они так стараются перещеголять друг друга, что доходят до совершенного гротеска. Представь себе сотню человек, стоящих на коленях и бездумно повторяющих лозунги Крама. Сразу вспоминается тухлый монашеский мирок. Вечный страх потерять себя. Жажда прибиться к чему-нибудь сильному, обезличивающему.

— Она думает, ты работаешь на правительство.

— Кто не с нами, тот против нас. Надо перекусить.

Фургон резко затормозил. Скрипнули покрышки, Ши ударился лбом о стекло. В десяти метрах справа стояла серо-зеленая коробка Макдональдса. Мао хлопнул дверью. «Не похоже, что он действительно торопится», — подумал Ши. Если их правда ищут, можно было меньше привлекать к себе внимание. Он поделился опасениями с Мао, но тот только отмахнулся: «Все под контролем».

— До сих пор не верю, что это ты, — сказал Ши, глядя, как Мао жадно уплетает огромный гамбургер. Капля кетчупа раздражающе блестела в уголке губы. Мао рассмеялся с набитым ртом, подавился, выпил приторно-сладкий напиток из огромного бумажного ведра. — Храм не дал тебе ничего.

От гамбургера осталось лишь кольцо лука на смятой бумажке. Мао отрицательно покачал головой:

— Храм дал понимание: никакая система не способна вместить в себя человека. Посмотри, — Мао указал на парня за стойкой. Он неумело раскладывал фастфуд по подносам нетерпеливых покупателей, которые обозленно ругались, — он каждому говорит: «спасибо».

— Так положено.

— Думаешь, я не отличу? Говорю тебе: парень чувствует реальность. В нем нет ничего ничтожного, жалующегося. Он примет все. Говорю тебе: он в восторге от того, как масло прыгает в сковороде. Творчеству плевать, где проявляться: в храме, у Термитов, в сточной канаве.

— Может вернемся к реальности?

— Термиты планируют захватить Облачный Центр. Встряхнуть обывателя — первый шаг к победе революции. Встряска будет такой, что все слетят с катушек. Они загонят народ в холодный депрессивный ад.

Ши рассказал про праздник, на котором он побывал с Марией, и показал иероглиф.

— Да-да, моя работа. Маленькая репетиция Апокалипсиса, — хмыкнул Мао, ковыряясь зубочисткой во рту, — Мне хотелось, чтобы люди почувствовали настоящий ужас войны и навсегда покончили с этим дерьмом. Крам превратил идею в инструмент промывки мозгов.

— Значит, ты за правительство?

— Ши, ты тупица.

— Зачем тебе я?

— Я не зря прикрывал твою задницу десять лет. Пришлось удалить все упоминания о тебе. Никто не знал, что у мастера ДжанДао есть внук. Никто, кроме Марии. Она поделилась с Крамом, а там и Выродки дотянули свои потные лапки. Все думают, ты можешь изменять реальность. И все хотят из этой реальности сделать дешевую проститутку.

Он откинулся на спинку стула и замолчал погруженный в себя. Ши привстал, чтобы потрясти бродягу за плечо, но тот встрепенулся:

— Термиты рядом с Облачным Центром. Уходим.

Прыгнув за руль, Мао вдавил педаль в пол. Двигатель угрожающе заревел. Они понеслись прочь с умопомрачительной скоростью. Ши едва успевал замечать пролетающие мимо машины. Мао то и дело выпрыгивал на встречную полосу, чтобы нырнуть обратно перед носом у обомлевшего в предчувствии скорой смерти автолюбителя.

— Никто не знает, — продолжал он, держа одной рукой руль, а другой, ковыряясь в зубах. — Мастер не рассказывал, как спасти мир? Он знал, Ши. Тебя выкинули из храма не из-за меня и Марии. Джандао хотел, чтобы ты подготовился. Он спрятал тебя, чтобы ты не разменял силу.

— Ты видел мое письмо.

— Немного протухло от бездействия. Ничего серьезного. Начинается.

Ши пожалел, что не захватил очки у Термитов. Люди на улице обескуражено оглядывались и вопросительно глядели друг на друга, ожидая объяснений. Машины остановились. Мао безжалостно втискивался между рядами, сдирая лак и краску. Боковые зеркала повисли на проводах. В конце концов, они застряли между грузовиком, стеной дома и фонарным столбом. Редкие прохожие бежали домой, закрывая руками визоры. Ши помнил это место. Два квартала вниз и они выйдут к западным воротам храма. Город, который раньше никогда не спал, пугал гнетущей тишиной: брошенные автомобили, мигающие светофоры, яркие витрины. Из прачечной доносился гул стиральных машин. Старик рыдал, забившись в угол. Измазанные кровью пальцы скребли по пластику дешевых визоров. Дождь давно закончился, но ветер зло толкал в спину и вырывал из рук сумку с принадлежностями для письма.

Ловкий Мао перелез через забор и, не дожидаясь Ши, побежал через двор, ко входу в подземный туннель.

— Ты был здесь? — спросил Ши, когда они вошли в зал с мумией учителя.

— Сам делал, — не без гордости отозвался Мао. Он копался в проводах, что скрывались за спиной Джандао, — Отлично, да? Ярко, торжественно: — монахи в восторге. Сюда.

Мао нырнул в туннель, который открылся за спиной мумии после манипуляций с проводами. Темная нора с неровными стенами и земляным полом казалась пищеводом огромного монстра. Приходилось ползти на четвереньках, но даже так, Ши ударялся о торчащие в потолке куски породы. Он торопился за Мао, подавляя накатывающие волнами приступы клаустрофобии.

— Вот они, — Мао нажал несколько кнопок на неприметной панели, скрытой под слоем песка. Сверху ударил свет. Ши вскрикнул от восторга, втягивая поток свежего воздуха. Он полез вверх, не обращая внимания на предупреждающее шипение Мао внизу. Очнулся только, вывалившись на гладкий белый пол. Ряды стеллажей уходили в бесконечность. Они делились на мелкие отсеки размером с книгу.

— Термиты здесь, — сказал Мао, отряхиваясь, — Выродки видят розовых слоников.

Они шли вдоль стеллажей. Через сотню метров Ши увидел безликое зеленое море, которое сдерживал невидимый купол. Словно шакалы, боящиеся подойти к умирающей, но еще живой, жертве, Выродки настороженно ждали. Они нетерпеливо переступали с ноги на ногу. Черная субстанция в визорах вибрировала, посылая ровные круги от центра к краям.

— Термиты не дают им подойти. Нам не страшно. Двигай.

Ши осторожно проталкивался сквозь суетящихся созданий. Мао, не церемонясь, раздавал пинки налево, направо.

— Говорю тебе — двигай. Им плевать на нас. Термиты свернули мозги всем.

Из темноты вынырнула стена. Перед дверью стоял давешний накачанный здоровяк в майке. Заметив новые лица среди толпы беспомощных четвероногих, он агрессивно заревел. Мао беспечно рассмеялся:

— Дай-ка сумку.

Бродяга сел на землю, скрестив ноги. Он достал чернила, кисть и бумагу. Уверенным движением он окунул кисть в чернильницу. В следующую секунду она гладко-черной каплей зависла над безупречно белым листом. Предчувствие шага в пропасть, неизбежное, единственное в своем роде сконцентрировалось на кончике, готовое свершиться. Зрители, Ши и охранник, инстинктивно замерли, прекратили дышать и отключились от внешнего мира, сосредоточившись на кисточке. Три острых, как бритва росчерка, в одно мгновение извлекли из небытия странные изгибы.

Никто не решался нарушить тишину, время остановилось в созерцательной бесконечности. Ши унесся в восторженные дали чистого наслаждения.

— Пошли, — бросил Мао, стоя в проходе открытой двери.

Уходить не хотелось. Суть мира собралась в тонких детских линиях, еще немного и он ухватит ее. Тогда все станет понятно. Он очнулся рядом с Мао, когда тот захлопнул дверь, оставляя охранника загипнотизировано таращиться на иероглиф. Наконец, Ши увидел другого Мао: того, который вымарывал кипы бумаг, стирал десятки кистей и еще столько же ломал в приступе бешенства, удовлетворяя свою единственную и главную страсть — страсть к совершенству.

— Как ты это сделал?

— Проник в его душу, украл самые потаенные желания. Сложно объяснить. Он жаждет признания, власти. В каждом слове ищет обиду и находит ее. Очень суеверный. Для него иероглиф — символ предсказания. Я создал мир, в котором он получил желаемое.

Они пришли в Облачный Центр. В помещении стоял зеленый куб, похожий на тот, что Ши видел у Термитов, но размером с десятиэтажный дом. Его окружал кольцом пульт с множеством замысловатых переключателей. Пятьдесят, может быть, сто человек сидели в креслах, подключенные к пульту через разъемы в черепе. Старые знакомые в черных водолазках не впечатлились появлением гостей. Они переговаривались и шутили в своей реальности, в которой не было места людям из внешнего мира. Теперь они парили на вершине, недоступной простым смертным. Многие глядели на зеленый куб, смеясь:

— Смотри, горит-горит. Сейчас взорвется. Бум!

— Вернулись, — одно из кресел крутанулось. Крам озабоченно вытер пот со лба — Поздно, ребятки, поздно. Мир изменился. Не все переживут перемены, но это — естественный отбор.

Кто-то сунул Ши визоры в виде очков. Сначала казалось, что изображение нечеткое, с белыми проплешинами. Потом стало понятно — пожары. Небоскреб чадил гиганским факелом. Забитые искореженными автомобилями улицы тонули в дыму. Десяток Выродков вперемешку с человеческими телами лежали в неестественных позах. Коричнево-красная масса внутренностей тонула в луже перед бордюром.

— Они не выдержали реальности, — пояснял Крам. — Слишком привыкли к фальшивому обывательскому мирку: «Пойдем в магазин, дорогая», «Конечно, дорогой», «Знаешь, я не люблю эти мармеладки. Раньше они были ничего, но теперь совсем не то».

Он расхохотался, довольно потирая руки.

— Пришло время настоящей, полной опасностей и риска, жизни. Мы построим новое общество.

— Твоя очередь, Ши.

Мао протянул сумку, которую он, после встречи с охранником, тащил с собой. У Ши вспотели ладони. Растерянный, он не мог сдвинуться с места. Крам от души смеялся, размахивая воображаемой кисточкой:

— Ох, вы меня убиваете. Мазнешь пару раз, и побежим дарить друг другу цветочки. Посмотри. Там кровь и смерть. Всем плевать на твою мазню.

Мао молчал. Ши сел на колени, выложил инструменты, преодолевая дрожь в руках. Он пытался собраться, найти правильные слова, вдохновляющие и сильные. Но трупы людей на улице. Им больше нет дела до всего, что происходит сейчас. Они не обвиняют, не кричат и не скорбят. Ши взмахнул кисточкой. На середине пути сердце екнуло, кисть дернулась и легла нелепо, криво. Клякса с закорючкой. Ши отчаянно попытался исправить ошибку, но следующее движение вышло поспешным и пугливым. На бумаге осталась абсурдная ломаная линия, более подходящая для чертежа, чем для каллиграфии. Сходя с ума от собственного ничтожества, он схватился за кисть двумя руками, чтобы сломать ее. Раздался хлопок. В ушах зазвенело. Брызги темно-красных пятен расползлись по бумаге. Что-то текло по лбу. Рядом безжизненным мешком свалился Крам. Ши поднял голову. Голубые визоры Марии смотрели на знаки. Раскрасневшееся от слез лицо выглядело беззащитно откровенно. Сухой и терпкий запах серы ударил в нос, когда она бросила пистолет рядом с трупом. Справа на коленях стоял Мао. Он не отрывал взгляда от иероглифов.

— Крам. Куда пропал? — спросил кто-то из-за пульта.

***

Ветер унесся прочь вместе с туманом. На горизонте розовели легкие высокие облака. Ши не мог надышаться осенней свежестью. Охапка сушняка вперемешку с соломой возвышалась посреди пустого огорода. Набрав ледяной воды в колодце, он опрокинул ведро на себя. Второе принес в дом. В сарае нашлась пара свежих яиц. На обед решил сварить картошки: в конце концов, гости едут в деревню не за кулинарными изысками.

Крышка кастрюли слегка дребезжала от кипящей воды. За окном, в саду, квохтали куры. Солнце, косым лучем заглядывая в комнату, пробегало по чистоте листа. Он знал, что хочет запечатлеть прохладный ветер, запах сухой листвы, розовые разводы в небе, — все то, что наполняло сознание легкостью. Рука двигалась ритмично и уверенно. Жирные линии ложились плавными изгибами. Безупречно острый кончик кисти, уходя в неожиданный вираж, оставлял на бумаге тонкие черные коготки.

Сзади скрипнула половица. Ши обернулся. Мао приоткрыв рот, глядел на иероглифы. Серебряные визоры двумя блюдцами отражали Солнце. Тот же грязный плащ и бандана, закрывающая набухшие вены.

— Не хотел мешать, — пояснил он и, подхватив лениво нежащегося на стуле кота, вышел в кухню.

Ши аккуратно положил кисть на краешек фарфоровой чернильницы.

— Думал, приедешь с Марией, — сказал, он, разминая ноги.

— Отказалась наотрез. Постоянно в работе: избавляется от чувства вины. Президент все еще боится. Город битком набит солдатами. Мы удерживаем Облачный Центр.

— С какой целью?

— Лишить правительство монополии. Создать несколько независимых центров.

Ши потыкал картошку ножом. Потом выключил плиту, слил воду, добавил масло и укроп.

— Мария немного расстроена, что ты не остался, — Сказал Мао, поглаживая кота, который свернулся клубком у него на коленях. — Она считает, твоя сила раскрывается в критических ситуациях.

— Не напоминай про это уродство.

Мао достал из кармана фотографию.

— Знаю, у тебя нет экранов, поэтому решил показать так.

Огромное полотнище с резанными кривыми иероглифами развевалось над каким-то правительственным зданием.

— Теперь они на нашем флаге. В этих знаках есть что-то обескураживающе-искреннее. Никто не выражал отчаяние так мощно и убедительно. Я чувствовал, что погружаюсь в самые глубокие пропасти мировой скорби. Даже Выродки успокаиваются, когда видят их.

— Почему-то я не испытываю радости, — честно признался Ши.

— Ты боишься, что их будут использовать в своих целях личности вроде Крама.

— А разве нет?

Вместо ответа Мао принялся за обед. Лишенный внимания кот, спрыгнул с колен и вернулся на стул под теплые солнечные лучи. Сытый Мао тоже походил на кота. Округлое лицо расплылось в довольной улыбке, когда он лег вздремнуть на старый продавленный диван.

 
 
 

Обсудить на форуме