Процесс обещал стать интересным

Судя по количеству собравшихся в зале людей, процесс обещал стать резонансным. Судья Платон Севыч Прокопов недовольно поморщился: он не успел посмотреть материалы дела заранее и теперь боялся показаться некомпетентным в каком-то вопросе. А как тут всё успеешь? Егор – один из самых толковых помощников – ушёл в отпуск, а остальные не справлялись с потоком дел. «И что за мода такая пошла – судиться?» – сердито подумал Платон Севыч, но тут же оборвал себя: эту фразу любил повторять в своё время его наставник, человек в летах, а походить на брюзжащего старика в свои «чуть за сорок» судье не хотелось. И он, ещё раз окинув зал взглядом, строго постучал молотком.

В наступившей тишине секретарь объявил:

– Слушается дело номер триста двадцать пять шестнадцать «Гражданка Поликрапова против жилищного управления».

– Истица, представьтесь.

– Поликрапова Калина Дмитриевна, − дородная женщина начала перечислять свои паспортные данные.

«Калина – какое точное имя! Не Полина, не Малина, а именно Калина, - подумалось Платону Севычу, – да-а… с такой только кашу из топора варить». Он решил поточнее запомнить пришедшее на ум сравнение, чтобы лишний раз показать своё остроумие перед дамой своего сердца. Она была милой интеллигентной женщиной, на несколько лет младше его, с чудесным и слегка возвышенным именем Виктория. Она и сама была вся какая-то возвышенная, и Платону Севычу нравилось прикладывать усилия, чтобы завоевать её расположение.

Истица тем временем перечисляла свои заслуги перед Родиной и уже дошла до упоминания титула чемпионки по гребле в выпускных классах школы. В зале кое-где раздались смешки, а выпускать ситуацию из-под контроля в судейские планы не входило. И Платон Севыч бесстрастным, не терпящим возражения тоном произнёс:

– Всё это очень интересно, а теперь давайте перейдём к сути дела. Расскажите суду, в чём вы обвиняете жилищное управление? Какие у вас к нему претензии?

Женщина поправила лежащий перед ней лист и, положив на него палец («чтобы не сбиться», – мелькнула в голове Платона Севыча догадка), стала читать:

– … обвиняю жилищное управление номер три в том, что они отказываются предоставить мне по месту моего жительства полагающегося мне по закону домового.

Домового… теперь ситуация более-менее прояснилась. Прикрепление домовых на контрактной основе только начало входить в практику и, конечно же, первое судебное разбирательство вызвало большой интерес у публики. Что ж, придётся разобраться. Хорошо бы показать себя «на высоте» и чтобы потом об этом как-нибудь невзначай узнала Виктория.

Платон Севыч перевёл взгляд на ответчика: молодой (по меркам судьи) мужчина, поправляющий лежащую перед ним стопку бумаг с закладками и старающийся не смотреть на истицу – по всему было видно, что до суда он не раз и не два имел с ней неприятные беседы.

– Ответчик, представьтесь, пожалуйста, и поясните суду, на каком основании вы отказали истице в возможности прикрепления к её месту жительства одного из домовых, заключивших контракт с вашим жилищным управлением?

– Ваша Честь, (ответчик назвал свои паспортные данные и место работы – жилищное управление номер три) причина у нас достаточно веская и она прописана в наших правилах. Дело в том, что гражданка Поликрапова исповедует христианство…

– Исповедую! Не то, что вы – все поголовно нехристи в этом вашем управлении, – не сдержалась истица.

Платон Севыч постучал молотком:

– Истица, не нарушайте ход дела.

– Не буду, Ваша Честь, а только страна у нас свободная, хочешь – в церковь ходи, хочешь – ещё куда.

Ответчик вздохнул и, всё так же глядя в листки, сказал:

– Да, согласно Конституции, у нас – свобода совести. И дело в том, что, являясь христианкой, Калина Дмитриевна Поликрапова не может претендовать на прикрепление домового. Это прописано в наших правилах и вопрос о вероисповедании является одним из обязательных при заполнении анкеты-заявки.

– Да что ж ты мне опять с этими правилами! – не унималась женщина, – Ваша Честь, ну что это за правила такие: одним всё, а другим – шиш с маслом! Это ведь… как её… дискриминация (было видно, что истица довольна своей речью и особенно тем, что смогла без ошибок произнести последнее слово).

«М-да, колоритная особа. Похоже, всему управлению нервы попортила. Однако надо всё держать в рамках», – Платон Севыч постарался добавить в свой тон нотки участия и, заглянув в папку, обратился к гражданке Поликраповой:

– Уважаемая Калина Дмитриевна (та расцвела, узрев в подобном обращении видимую поддержку со стороны судьи), чем чаще вы будете перебивать ответчика, тем сложнее будет добраться до истины.

Ответчик внимательно посмотрел на судью и, тоже приободрившись, продолжил:

– Чтобы прояснить данную позицию, отмеченную в правилах, следует знать, что домовые являются наследием язычества и христианская культура относит их к разряду вымышленных существ. Вера в домовых и прочих духов, не прописанных в Священном Писании, считается суеверием, то есть (если обратиться к этимологии этого слова) верой в суетное, неважное с точки зрения религии. Вы знаете, Ваша Честь, что все вопросы, касающиеся потусторонней силы, обязательно прорабатываются с привлечением представителей духовенства. Позиция Церкви в данном случае однозначна. Поэтому раз христианам верить в домовых не положено, то и обзаводиться домовыми им не положено тем более.

Всё чётко и ясно. «Такого можно и к нам попробовать переманить», – подумал Платон Севыч, прислушиваясь к одобрительным репликам из зала. Затем он перевёл взгляд на истицу: та стояла, нервно постукивая ногой об пол и, судя по всему, еле сдерживала эмоции.

– Гражданка Поликрапова, у вас есть, что добавить?

– А то как же?! Конечно, есть! Кому-то, значит, правила, а кому-то можно и в обход?

– Что это значит? – переспросил судья, – выражайтесь точнее.

– А точнее, Ваша Честь, что эти жулики из управления и таким же христианкам, как я, домовых распределяют.

– У вас есть доказательства?

– А то! Есть у меня знакомая, Клавка Платнова, ну, как знакомая… Матери наши когда-то работали вместе и я её после школы (а я постарше буду) забирала из сада и домой отводила. Поэтому и адрес знаю. И этот самый адрес, Ваша Честь, я в реестре прикреплённых и углядела. Да об этом и так все знают, тут шила в мешке не утаишь – выдали на этот адрес домового. А эта самая Клавка ведь в церковь ходит: и службы стоит, и свечки ставит. Я ведь сама видела.

Дело принимало интересный оборот. Платон Севыч ещё раз постучал молотком по подставке, чтобы унять шум, возникший в зале, и обратился к ответчику:

– Как вы прокомментируете это заявление?

- Ваша Честь, – стараясь держать себя спокойно, ответил тот, – по данному адресу, помимо гражданки Платновой, также проживает гражданин Платнов, её брат. Он не относит себя к христианам, но верит в домовых и прочую, как он сам написал, нечисть; и поэтому мы, рассмотрев его заявку, нашли возможным её удовлетворить. Что касается проживания по данному адресу его сестры, в договоре мы прописали, что её комната и вещи личного пользования не входят в так называемую зону обслуживания.

– А бачок-то, бачок! Ведь раньше он чуть ли не каждую неделю у них тёк, а я вот тут давеча у нашего слесаря, Палыча, специально спросила. Так вот он говорит, что всё, перестали его туда вызывать. Вот вам и зона обслуживания!

– Да, обслуживание водопровода входит в перечень услуг, оказываемых домовыми, – было видно, что и ответчик уже на взводе, – и граждане, в том числе гражданин Платнов, оплачивает это в соответствии с договором. И для жилищного управления непринципиально, чинит бачок нанятый слесарь или нанятый домовой.

– Вот Клавка устроилась: и в церковь можно ходить, и по дому хлопотать не надо, – не унималась Калина Дмитриевна.

– Ваша Честь, – к судье, который с интересом слушал доводы обеих сторон, подошёл секретарь, – гражданка Платнова вызвана в качестве свидетеля. Пригласить её?

– Да, пожалуйста, – и уже громко, – позиции сторон ясны, давайте заслушаем свидетеля.

В зал вошла худенькая женщина в приталенном костюме кофейного цвета. Дойдя до указанного ей места, она остановилась и подняла глаза на судью.

Чуть ли не впервые за свою долгую практику Платон Севыч потерял дар речи. Да и не только речи. На него смотрела Виктория. Да-да, Виктория Климовна Платнова, женщина, за которой он ухаживал уже более двух месяцев. Знай он об этой встрече раньше, он взял бы самоотвод («А кто тебе мешал, дурень, почитать материалы дела загодя?»), а теперь… как нелепо всё это было. И ведь фамилия «Платнова» не резанула его слух – во-первых, фамилия как фамилия, у него и знакомый с такой фамилией был, а во-вторых, истица говорила о какой-то Клавдии, а перед ним стояла его Виктория. «Да что всё это значит?» - чуть было не крикнул он, но сдержался, сделал вид, что просматривает какой-то документ, а потом обратился к свидетельнице:

– Представьтесь, пожалуйста.

– Платнова Виктория Климовна, – чётко произнесла она.

– Скажите, пожалуйста, почему истица называет вас другим именем?

Виктория Климовна опустила глаза и густо покраснела. Возможно, она и произнесла бы что-нибудь через какое-то время, но её опередила Поликрапова:

– Так это её родители так назвали. А имя она уже когда паспорт получать стала, поменяла. Слово «Клава» её, видите ли, не устраивало. Красивого чего-то хотелось, неземного. Это так её мама моей за чаем сказала. Да она вон и по виду вся такая… Эльфа, одним словом.

«Не эльфа, а эльф», – хотел поправить Платон Севыч, но промолчал. Ему вообще стал в тягость весь этот процесс: и эта склочная тётка, и битком набитый зал. Надо было закругляться.

Свидетельница тем временем справилась с собой и теперь снова смотрела в глаза судье. Прямо и даже как будто с вызовом.

На вопросы она отвечала кратко. Да, христианка. Нет, к заявлению брата не имеет никакого отношения. К оккультным услугам никогда не прибегала, мнение брата о нечисти не разделяет. Порядок в комнате и квартире поддерживает своими силами. Кто починил бачок, не знает, это произошло в её отсутствие.

– Суд удаляется для принятия решения, – произнёс Платон Севыч. На самом деле решение он уже принял. Осталось только успокоиться, собраться с мыслями и правильно всё изложить.

Вскоре он огласил приговор, признав иск потерпевшей несостоятельным, пояснил гражданке Поликраповой, что нужно чётко определяться со своими взглядами:

– Либо вы ходите в церковь, либо обзаводитесь домовым. Также суд предлагает вам побеседовать на эту тему с кем-нибудь из священнослужителей, дабы прояснить все смущающие вас моменты.

– Что ж, значит, домовой мне, по-вашему, не положен, а если я, к примеру, в лес пойду и там на меня леший нападёт, то это тогда как будет считаться?

«Да-а-а… Ей, похоже, и беседа со священником не поможет», – подумал Платон Севыч, а вслух сказал:

– Значит, подадите снова иск. Только уже к другому ведомству.

Клавдия-Виктория с того момента, как закончила отвечать на вопросы, так ни разу и не взглянула на судью. Это вызвало у него противоречивые чувства. Однако времени на всё это не было – на сегодня у него оставались ещё два слушания дел, и, покинув зал, он начал готовиться к первому из них. Это был иск о разделе совместно нажитого счастья. «О разделе совместно нажитого счастья», - машинально проговорил Платон Севыч вслух и задумался.

Ночь Платон Севыч провёл ужасно. Ему снилась Виктория. Она смотрела ему в глаза и ровным голосом говорила: «Виктория Климовна Неземная». «Да какая она Неземная?! – возникала откуда-то дородная Поликрапова, – это ж Клавка. Я её из сада домой водила». Платон Севыч силился что-то сказать, но у него ничего не получалось.

Проснувшись, он собрался на работу, вышел из дома, но, пораздумав, вернулся, достал из шкафа какой-то документ и, окончательно успокоившись, поехал на службу.

Слушаний у него на сегодня не было, с накопившимися делами Платон Севыч управился быстро, сам удивившись собственной прыткости. Он подошёл к начальству, отчитался о проделанной за день работе и попросил разрешения уйти пораньше. Начальство разрешило. Платон Севыч проверил полки с папками, навёл порядок на столе, но всё никак не мог собраться с духом, чтобы идти. Он подсел к телефону и набрал рабочий номер Виктории. Женский голос сообщил ему, что Виктория Климовна приболела и взяла на этот день отгул. Голос звучал участливо, и Платону Севычу подумалось, что в женском коллективе все всегда в курсе, хотя Виктория на сплетницу не походила. Он нахмурился, сам не зная, отчего, достал из кармана мобильный, но, подержав в руках, положил его обратно. Затем взял папку со вчерашним делом, нашёл в ней адрес гражданки Платновой («да-да, та самая улица и дом, до которого я её столько раз провожал»), посидел пару минут в раздумьях и, наконец собравшись с мыслями, вышел.

Дверь открыла сама Виктория. Она была в домашнем халатике, который ей, впрочем, очень шёл.

– Ну что ж, проходите, – справившись с удивлением, пригласила она.

Платон Севыч прошёл за ней в коридор, затем на кухню. Виктория включила чайник и убрала со стола пару склянок с лекарствами.

– Простыла вчера где-то. Теперь лечусь.

– Да, это бывает, – подхватил Платон Севыч, – вчера в зал столько народу набилось. Конечно, душно. А потом на улицу, на ветерок выйдешь и всё – простуда обеспечена.

Оба неловко замолчали.

– Виктория Климовна, Вика… – решился, наконец, Платон Севыч, достал из портфельчика и положил на стол документ, который этим утром вынул из шкафа, – вот, читайте.

Виктория недоумённо посмотрела на него, затем на листок:

– Зачем мне это свидетельство о рождении?

– Затем, что оно моё. Читайте.

Она послушно прочла:

– Прокопов Кондрат Севыч… Кондрат?!

– Да, Виктория Климовна, ваш покорный слуга. Мои родители, так же, как, очевидно, и ваши, были подвержены царившей в то время моде на старорусские имена. А я ещё в школе решил поступать на юридический. Но, посудите сами, какой может быть юрист с именем Кондрат? Конечно, получая паспорт, я выбрал для себя имя известного философа. Я, может, и не женился за всю свою жизнь, потому что боялся, что жена, узнав моё детское имя, будет надо мной подтрунивать.

Виктория смотрела на него во все глаза ещё, наверно, несколько минут, а затем, опомнившись, стала накрывать стол к чаю: достала чашки и блюдца, поставила сахарницу и розетку с вареньем.

Платон Севыч помешивал сахар ложечкой, и на душе у него было легко и ясно. То ли оттого, что теперь их отношения стали более доверительными, то ли оттого, что он смог, наконец, рассказать о себе эту оберегаемую от чужих глаз правду, то ли просто оттого, что ему было очень уютно вот так сидеть и пить чай дома у этой чудесной женщины.

Вечером он получил от неё сообщение: «Я бы предпочла услышать, что вы не женились, потому что ждали встречи со мной. Есть два билета в театр на субботу. Пойдём?» Он так и представил себе Викторию, говорящую это вслух – конечно, она произнесла бы всё полушутя, с лёгкой иронией. И, как всегда, попала бы не в бровь, а в глаз. «Надо будет продумать ответ. Чтобы достойно, чтобы…» – и Платон Севыч весь погрузился в раздумья. Затем, так ничего и не надумав, счастливо мурлыкая что-то под нос, взял мобильный телефон и набрал ответ: «Да, конечно».

 
 
 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 6. Оценка: 3,50 из 5)
Загрузка...