Кроха

Ливень грохотал по крыше. Старая кривая берёза опустила бессильные ветви до земли. Капли на листьях тускло поблёскивали мишурным серебряным крошевом. Майский гром крикнул высоко в небе, зарокотал и притих, слушая эхо пустых дворов.

Алина не могла заставить себя встать с кровати и закрыть форточку, через раскрытый зев которой в маленькую спальню влетали холодные брызги. Девушка подбодрила себя:

- Не трусь, Кроха! Если ты самая маленькая в классе это не значит, что можно верить в чудовищ под кроватью! - и тут же опасливо покосилась на край постели. Ей казалось, что она сидит не в тёплой безопасной кровати, а плывёт в шаткой лодочке по реке, кишащей крокодилами и кусачими пираньями.

Холодный порыв ветра колыхнул занавеску, заставил поёжиться и поторопиться действовать. Кроха коснулась ступнями холодного линолеума, сделала шаг, включила свет.

Снова грянул гром. Машины на стоянке жалобно взвизгнули, зовя на помощь хозяев.

Алина вжала голову в плечи от этого звука, бросилась к окну, захлопнула форточку, оступилась, стукнулась мизинцем о стол.

- А-я-я-яй, - запрыгала  по комнате на одной ноге, жалея ударенный пальчик.

- Выу-виу-пиу-пиу - отозвалась чья-то машина, намекая, что ей сейчас приходится на порядок хуже.

- Па-а-ап, ты дома!? - крикнула Алина, но Дмитрий не отозвался.

Удивляться нечему. Отец никогда не возвращался раньше утра и трезвый, если впереди выходные, а позади получка. Девушке стало обидно и горько от мысли, что папа сейчас спит в какой-нибудь луже или бесцельно ходит, оскальзываясь на грязи и поминутно падая: «Пойти поискать? Да где его сыщешь!?». Кроха вздохнула и, не желая оставаться в одиночестве, громко позвала:

- Маргуша!? Кысь-кысь-кысь, - поискала взглядом на шкафу, заглянула под кровать.- Неужели ещё гуляет? - серо-синие глаза девушки с тёмными пятнышками на радужках округлились. -  Кысь-кысь… - пожала плечами и решила, что неплохо было бы выпить горячего чая.

Она вышла в коридор и наступила в лужу.

- Ах ты, зараза шерстяная! - закричала Алина, пытаясь стряхнуть капли с ноги. - Фу, мерзость! Найду, убью гадину! - щёлкнула тумблер.

- Бышч! - бухнуло, посыпались искры и стёкла.

Кроха взвизгнула, закрыла голову руками и присела на корточки. Первая мысль была: «Молния, сейчас умру!». Секунду спустя она опасливо посмотрела по сторонам и догадалась:

- КОЗА! - так отец называл короткое замыкание. - Крыша протекла! Лампа взорвалась! Ну, зашибись, ну, классно…

Девушка отщёлкнула выключатель, убрала последствия «микрочрезвычайной» ситуации: вытряхнула из завитков волос и пижамы стекольное крошево, отправила колючую мерзость в мусорный бак, поставила таз под место течи. Злясь на ветер, дождь и жилищные конторы, обошла весь дом, проверяя, не течёт ли ещё где-нибудь вода, и безопасно ли пользоваться электричеством.

«Вроде, всё в порядке» - подумала Алина, вошла в кухню, включила свет, посмотрела на пластиковый циферблат часов. Стрелки показывали без двадцати час. Девушка поставила чайник на плиту, зажгла газ, достала из шкафа чашку и фруктовый чай, села ждать, когда закипит вода.  Кроха зевнула, села в кресло, поджав под себя ноги, и уставилась на календарь. В колонке цифр под коротким названием «Май» были обведены в кружочки несколько важных дат: окончание четверти, день рождения, дата первого государственного экзамена. «Вот был бы подарок, сдай я русский на троечку, а лучше на четвёрку…» - подумала она. Девушка любила точные науки: химию, физику, алгебру, геометрию и чувствовала себя беспомощной и глупой когда речь заходила о литературе, истории, биологии, русском языке. Эти предметы не давались. Они представлялись вёрткими склизкими рыбами в мутном пруду.

Алина задумалась: «До девятого класса проблем не было. Прочитала, запомнила, рассказала. Что теперь с памятью творится?».

В голове фигурными лёгкими птицами порхали формулы, расчеты и схемы, а где-то на самом дне понимания нестройно вышагивали кривые слова об руку с картинками им соответствующими. Друзья и догадаться не могли, на какие ухищрения приходится идти, чтобы впихнуть написанное в книге в извилины. Кроха пронумеровала буквы алфавита и запоминала не слова, а последовательность цифр над ними. Если текст был очень большим, какие любят задавать для прочтения летом учителя литературы, то приходилось подбирать формулы, чтобы данные получились компактными и «решаемыми».

Чайник никак не хотел закипать. Девушка сплела локоны каштановых волос, струящиеся по плечу в лохматую неровную косу, расплела, вдруг припомнила, что сегодня видела сон. Кто-то скажет: «Что тут такого, все видят: дети, взрослые, собаки и кошки»,- но вот Алине это удовольствие было недоступным. Ночью её голову посещали не сказки, не фантазии и мечты, а перемешанные кадры событий, которые мозг дефрагментировал и раскладывал по полочками памяти в строгом порядке. Сегодня случилось чудо. Сон, должно быть потерялся и по ошибке достался не тому человеку. Алина улыбнулась: «Теперь я как все. Жаль, что это был кошмар».

Она отстранённо уставилась в стену и перед мысленным взглядом поплыли туманные образы: рябой лес, каменистая долина с редкими бородками осоки и частыми зубцами искромсанных каменных глыб. Во сне девушка шла, осторожно переступая с камня на камень, свежий ветер приносил ароматы теряющих сок и жизнь скошенных луговых трав, истекающих смолой деревьев…

Кроха видела мышь, чистящую усы и перебирающую маленькими розовыми лапками шёрстку. Зверёк уставился на непрошеную гостью глазками-бусинками и замер, задушено свистнул, осунулся и упал замертво сухим обтянутым кожей скелетиком.

Во сне убийство казалось забавным. Чувство было смазанным, точно принадлежало кому-то другому, а не Крохе.

Она передёрнула плечами, отгоняя гадливость, вздрогнула от очередного раската: «Почему убийство? Нельзя же, в самом деле, высушить мышку одним взглядом! Или во сне можно?».

Задумчиво зевнула и продолжила вспоминать: среди камней, где шумел метёлками жёсткой травы ветер, её позвал чей-то голос. Он был тихим, сильным и соблазнительно подрагивал. Зов привёл к каменной россыпи, на её вершине стоял человек. Зверино-мощная фигура незнакомца напряглась, тугие мышцы заходили под тканью одежды.

Мужчина прорычал:

- Я вижу тебя, враг…

Страха не было. Губы растянула улыбка, хотелось сказать: «Ну что ты!? Разве я враг? Я ведь просто Кроха, никому не делаю зла, тихонечко живу, так что никто и не замечает…».

Ветер качнул кроны, подхватил пыль. Солнечный диск сверкнул сквозь пепельно-серую хмарь, отразился в жёлтых жестоких глазах воина. Лицо  незнакомца переменилось, человеческие черты смешались с животными.

Ужас стегнул Алину, она подумала: «Сейчас он сожрёт меня, не хочу больше снов!».

Засвистел чайник. Кроха вздрогнула, тряхнула головой, прогоняя навалившуюся дремоту, встала, прихрамывая на затёкших от неподвижности ногах, заварила фруктовую заварку в старом чайничке, запоздало подумала, что неплохо было бы задёрнуть шторы, чтобы никто не видел, кто полуночничает в кухне на втором этаже. Она глянула сквозь пляшущие водянистые тени окна и вздрогнула – в зыбком пятне света фонаря стоял высокий мужчина. Он смотрел в глаза Крохе и улыбался странной холодной улыбкой: «Иди ко мне, враг», послышалось в тишине квартиры.

Алина отшагнула назад, с трудом заставила дрожащую руку потянуть ткань тёмно-зелёной шторы, сказала вслух:

- Да что же ты Кроха, это просто прохожий. Пьяница подгулял и стоит посреди дождя,- заставила себя выглянуть снова.

Мужчина сделал бессмысленную в условиях ливня попытку прикурить вмиг намокшую сигарету, рассеянно тряхнул зажигалкой, развёл руками, глядя на Кроху, словно говоря: «Нет, ну представляешь, не горит». Незнакомец перестал казаться страшным.

Алина пожала плечами, села за стол, напилась чая и легла спать, напоследок подумала: «Может, я его знаю? Нет, запомнила бы такого! Огромный, медвежестый…». Странное слово заставило улыбнуться: «Медвежестый»,- просмаковала только что придуманное прилагательное.

Утро было добрым, солнечным, жарким. Кроха гибко изогнулась, потягиваясь, встала, сменила пижаму на домашнее платье, расчесала длинные волосы, заплела в толстую косу, бодрым шагом направилась в ванную комнату. В коридоре Алина запнулась обо что-то тёплое и мешковатое, с размаху грохнулась в таз с дождевой водой.

- Етиху мать!- выругалась она, потирая локти и пытаясь подняться на скользком полу, поправила задравшееся платье, отжала подол, зло посмотрела на спящего отца. - Нашел, где развалиться! Так тебя разэдак! Дверь закрывать необязательно? - грохнула тяжёлым полотном, замок обиженно щёлкнул.

Алина удивилась тому, что сделала после – она несколько раз довольно сильно пнула Диму по рёбрам, тот вопросительно хрюкнул и пробормотал что-то вроде «Не сплю я, не сплю», уткнулся лицом в лужу и забулькал. Приступ ярости отступил. Девушка присела на корточки и извинилась:

- Прости… - шмыгнула носом, спросила. - Больно? Просто, ты реально уже достал нажираться… - погладила его чёрные спутанные космы, отправилась готовить завтрак.

Запах съестного заставил Диму встать и, натыкаясь то на правую, то на левую стену коридора, прибыть в кухню.

- Амыбфмйнеду! - махнул рукой.

Алина приподняла бровь:

- Чо? - положила в тарелку два десятка пельменей, полила их майонезом, сунула Диме под нос. - Ешь, быстрей очухаешься…

Отец с третьей попытки поймал ловкий комочек теста с мясной начинкой на вилку, сунул в рот, стал жевать. По подбородку и шее потёк жир.

Девушка сделала кофе для себя и Димы.

-Ты почти всё съел? Вот попей, я разбавила, чтобы ты не обжегся, и положила сахара три ложки, как любишь…

Ответом стала мерзкая водко-луковая отрыжка.

Алина отчаянно замахала ладошкой перед лицом, пытаясь отогнать смрад и справиться с подступившей тошнотой.

Дима пригубил кофе и, уронив голову в тарелку, отключился.

Кроха наскоро позавтракала и решила, что если поторопится, то успеет до работы заскочить к лучшей подруге и поболтать о том о сём. Девушка убрала со стола и отправилась мыться.

В ванной комнате было прохладно и пахло сыростью. Горячая вода с рычанием рванулась из пасти медного дракона-смесителя в старинную фарфоровую ванну. Узорная плитка масляно заблестела от пара, цвета рисунков стали ярче. Большое зеркало с чуть потускневшей амальгамой заплакало конденсатом капель. Отец пропил много диковинных вещей, нажитых родителями, бабушками и дедушками, избежали позорной участи только те предметы, которые были слишком тяжелы или  крепко прикручены.

Алина разделась, ступила в воду, легла и запрокинула голову, чтобы волосы как следует намокли. Ей нравилось рассматривать мозаику арочных сводов «купальни» и думать  чём-то своём.

Вдоволь нанежившись в горячей воде, Кроха вымыла с душистым шампунем волосы, затем намылила мочалку и провела ей по плечу. На шёлковой мраморно-белой коже осталась дорожка пены.  Она медленно сползала по руке к локтю. Алина плеснула водой в зеркало, и то, очистившись от испарины, показало свою юную хозяйку в полный рост. Любой девушке понравилось бы увиденное: тяжёлая грудь, увенчанная тёмно-вишнёвыми бугорками сосков, плоский живот, покатые бёдра, длинные стройные ножки. Кроха презрительно скривилась. Для неё взросление стало неизбежной неприятностью с препротивнейшими последствиями: пришлось носить лифчики, думать о том, как будет смотреться кофта, приличен ли вырез и не коротка ли юбка, слушать завистливое эхо сплетен за спиной о любовных похождений, которых нет и не случится…

- Не случится? - спросила себя Кроха, повернулась боком, озадаченно рассматривая своё тонкое изящное тело и пытаясь понять, что с ним теперь делать и как носить, в очередной раз сделала бесполезный вывод: - Не хочу взрослеть, не хочу в институт, не хочу на работу идти сегодня…

Девушка закрыла глаза и принялась ожесточённо тереть кожу, словно в неё въелся мазут: «Так не честно. Я не хочу быть, как взрослые, не хочу заводить детей, а потом разводиться и пить. Не хочу думать о всякой мерзости и торчать на работе целыми днями. А чего я хочу? - спросила она саму себя. Ответ был нелепым и простым: - Трезвого папу. Чтобы мама перестала обзывать меня и сторониться. Много мягких игрушек и тысячи спокойных, сытых, беззаботных дней без страха остаться одной-одинёшенькой». - Девушка уставилась на пальцы ног, спросила у тишины:

- Разве это так много?

Вода шумела и уносила с собой не только мыльную пену, но и спутанные соринки чувств. Мало-помалу настроение улучшилось. Жизнь уже не казалась  безысходной и однообразной: «Всё хорошо. Это не как раньше, когда приходилось брать в школьной столовой объедки чужих котлет, якобы для кошечки, а потом есть их самой и кормить отца. Теперь у меня есть работа, и Дима не так сильно пьёт, приносит что-то с работы: кофе, макароны, крупы. Если есть еда, то не так уж тоскливо, правда? Кроха?»,- кивнула самой себе, включила душ, встала под тугие струйки, закрыла глаза, сложила руки на груди, словно в молитве и замерла. Тяжёлые мысли покинули голову, и девушка наслаждалась теплом, душистыми ароматами шампуня и мыла.

Должно быть, сказалась бессонная ночь. Девушке показалась, что кто-то сильный обхватил её поперёк тела и прошептал: «Что же ты наделала, смотри!». Мир расплылся радугой, танцующей на поверхности пузыря, веки отяжелели, голова налилась свинцом, а тело стало лёгким, словно пушинка. Прямо над ухом снова послышалось: «Смотри…».

Алина оказалась в просторном зале, стены которого украшали по-восточному затейливые лёгкие барельефы. Пол покрывал узорный паркет. Колоссальная люстра, украшенная золотыми фигурками животных и людей, давала достаточно света, чтобы разглядеть каждую деталь помещения. Это место было смутно знакомым, родным, и на уме крутилось неуместное слово: «дом».

- Я вроде бы, не была тут, - робко пробормотала девушка. Голос прозвучал чётко и звонко, словно был частью реальности, а не шуткой задремавшего разума.

Из бокового коридора вышли двое: седой мужчина и девочка лет пяти. Они говорили о чём-то на незнакомом языке. Старик подвёл малышку к витражу и, показав на него, стал что-то рассказывать. Девочка слушала с внимательным серьёзным видом, то и дело кивала и задавала вопросы.

Мужчина отвечал с непринуждённой улыбкой, но вдруг выхватил нож.

Алина вскрикнула и прижала ладони к лицу.

Старик сделал короткий замах, целясь в основание шеи. Девочка неожиданно ловкой ушла от удара, по-кошачьи грациозно развернулась и тронула запястье нападавшего.

- Так играть нечестно, дедушка, - сказала она противным тоненьким голоском, заглянула обидчику в глаза.

Мужчина повалился на пол и забился в болезненных судорогах, стал иссыхать точно так, как мышонок во сне.

Малышка издала гадкий смешок, её глаза сияли радостью. На теле несостоявшегося убийцы не было ран, во всяком случае, Алина их не видела, но по светлым и тёмным досочкам паркета, маслянисто поблескивая, поползла кровь. Границы лужи ширились. Девочка присела на корточки, поводила ладошкой по пенящейся поверхности, поднесла руку к губам, с удовольствием облизала пальцы. Страшное лакомство пришлось ей по вкусу – лицо негодницы стало донельзя довольным.

Алину затошнило, она забормотала: «Сны не бывают такими ясными! Хочу проснуться!», - ущипнула себя, почувствовала боль, но пробуждения не последовало.

Тишину коридора нарушило эхо шагов.

Кроха обернулась и неуверенно улыбнулась, узнав в высоком статном темноволосом мужчине отца.

- Папа! - радостно позвала она, но тот не услышал, - Папа!?

Дима прошёл мимо, скривил губы в надменной брезгливой гримасе, обратился к поверженному старику:

- Ты решился, Рунгорд? Думал убить мою девочку? Думал, это будет так просто? Думал, не знаю колыбельной песни души и не смогу сам вложить силу в её взгляд!?

Старик захрипел:

- Она ненормальная… она опасна! Дима, сын, прошу, убей её…

- Айлин моя дочь! Занося нож, убивай! Ты сам учил, папа, - обратился к девочке, которая делала вид, что увлечённо рисует кровью солнышко и фигурки людей, но украдкой продолжала лакомиться. - Айлин! Не ешь с пола! Что за манеры!? Заверши начатое и живо отправляйся спать!

Кроха, невидимым призраком наблюдавшая со стороны, беззвучно выкрикнула: «Папа, но это я, твоя Айлин!», - но не докричалась. В голове мелькнуло: «Может, это не он? Отец не такой, не жестокий, не страшный, он слабый и тихий…».

Пятилетка кивнула, взяла нож из руки старика, полоснула лезвием по его груди, та с сухим треском развалилась, открывая клокочущее обескровленное нутро. Дима склонился над страшной раной, запустил в неё руку и извлёк маленький светящийся камушек, напоминающий цветок.

Старик замер. Глаза бессмысленно уставились в потолок. Тело превратилось в камень. Паркетные доски зашевелились, превратились в многочисленные мёртвые руки и клыкастые черепа с отверстыми голодными ртами. Они разорвали тело Рунгорда, разломали и раскрошили словно чёрствый хлеб, поглотили, не оставив ни пылинки, ни капли.

Отец властно-чужим холодным голосом отчитал маленькую убийцу:

- Воспитанным девочкам не пристало ходить ночью по дому.

Убийца жалобно захныкала, расстроенная упрёком родителя, и протянула к Диме окровавленные ладошки:

- Я больше не буду. Дедушка позвал поиграть, и мы немножко поиграли… - серые в тёмное пятнышко глаза сверкнули. - Чуть-чуть, но он сломался…ты не злишься?

- Нет, -  Дима взял малышку на руки, стал баюкать: «Засыпай, моё дитя, засыпай, и, не шутя, я, касаясь тьмы, боюсь, что обратно не вернусь…».

Алина смутно припомнила эту песню, пробормотала: «Спи малыш мой, спи без снов, сны они для дураков…».

Отец замолчал, закрыл глаза. Лицо переменилось, стало знакомым, мягким, растерянным. Он поцеловал девочку в лоб и тоскливо огляделся, словно ища помощи и защиты, подошёл к витражу изображению Иисуса, стоящего над плачущими грешниками, покачал головой:

- Это ведь твоя душа! Так защити Айлин от меня! Я не хочу её уничтожать…

Кроха на нетвёрдых ногах подошла к отцу, протянула руку, чтобы тронуть плечо и…

Ткань сна пошла пятнами, разорвалась. Девушку подхватило, точно осенний листок, потащило прочь, по тоннелю, усеянному стихами колыбельной песни, швырнуло в реальность.

Падение длилось недолго. Отчаянный крик взорвал связки. Боль опоясала тело, вспыхнула в голове букетом оранжевых лилий. В угасающем видении скользнуло чёрное кожистое тело с широкими перепонками крыльев, лицо отца с тревожными синими глазами, заострившимися хищными чертами: «Нет, нет, нет! Что не так!? Я…я ведь всё сделал, я не нарушал договор! Что с моей девочкой?» его холодные когтистые руки сжали плечи. Приглушённый, словно доносящийся издалека, голос прокричал:

- Айлина!? Маленькая моя!!?

Тело казалось чужим, занемевшим. Девушка застонала, силясь подняться.

Дима прижал дочь к груди, облегчённо выдохнул, распространяя вокруг запах перегара и пельменей, который действовал сильней нашатыря, буркнул:

- Живая! - привычно-картавым голосом спросил: - Айлин, как ты?

Кроха возмутилась наглости: «Чего он припёрся ко мне в ванну? Совсем до белочки, допился?», -  оттолкнула, что есть силы.

- Сдурел? Отпусти! - встала, надела халат. - Нечего ко мне вламываться! Мне что, по-твоему, три года? Я голая, вообще-то, была!

Отец набрал воздух для гневной тирады:

- Да что я у тебя не видел? Дура!? Ты орала, будто тебя режут! Я твой отец, и я имею право знать...

Девочка махнула ладонью, словно хотела, но не решилась дать пощёчину, заорала:

- Да пошёл ты! Давно ли вспомнил, что отец!?

Дима ни разу не слышал ничего подобного от дочери, удивлённо промямлил:

- Ты меня напугала. Я подумал, что-то случилось… - казалось, он вот-вот заплачет.

Алина схватила с полки фен, принялась сушить волосы, но тот издал короткое «уж-ж-ж» и замолчал. Девушка выругалась, сетуя на китайских производителей. Дима выхватил из кармана отвёртку, со скоростью солдата-контрактника, разбирающего и собирающего автомат Калашникова, раскурочил прибор, поправил провод, собрал детали воедино, протянул дочери.

- Вот, работает… - подобострастно улыбнулся. - Кроха, я тут подумал…

Алина демонстративно отвернулась, словно ища расчёску.

Мужчина не оставлял надежды выпытать, спросил:

- Солнышко, так что случилось?

- Ничего! - огрызнулась девушка, добавила: -  Но случится, если ты так и будешь приползать домой пьянющий! Я проснулась с открытой настежь дверью.

Отец покраснел.

Руки Крохи предательски дрожали, в голове беспокойной стайкой крутились мысли: «Что со мной? Почему я упала? Зачем я так с ним? Чего взбесилась!? Ору, прямо, как мать!».

Дима тронул дочь по плечу.

- Ты куда?

Девушка язвительно фыркнула:

- Подальше отсюда.

Мальчишки во дворе вкапывали конструкции турников. Они переругивались между собой так, что чинно вышагивающие мамочки с детьми стыдливо отворачивались и ускоряли шаг. Алина, у которой в голове крутились страшные кадры сна вперемешку с реальными событиями, поздно заметила галдящую ватагу и не успела свернуть на тропинку, обегающую пустырь вдоль густых зарослей сирени.

- Алька! Гоу к нам! - крикнул Серёжка.

Пришлось улыбнуться, сделать над собой усилие и притвориться, что всё в порядке.

- Привет. Некогда. Я к Ксюне.

- Чо? Те некогда? Подождёт! Ни финта с ней не случится.

Алина вздохнула, уселась на покрышке от колеса большегруза. Она дружила с Серёжкой с детства и мысленно называла лучшим другом, но никогда не делилась с ним своими тайнами, страхами и проблемами. Он не поймёт, у него нормальные родители, которые балуют, ждут, если задержится, и ругаются, когда что-то идёт не так и становится страшно за сына. Парень обнял за плечи, тряхнул:

- Ты что, не проснулась? Опять ночью эйнштейнила по справочникам? Смотри, отберу ноутбук, будешь знать!

Кроха улыбнулась, скептически хмыкнула:

- Ага щаз-з-з! Это, вообще-то, тёти Анин ноутбук! Я на нём отчёты составляю, если чо! - стукнула локтем по рёбрам.

- Ау-у-у, - взвыл Серёжка. - Костлявая, чо делаешь, дырку пробьёшь! - попытался пощекотать, но был награждён многозначительным злым взглядом и передумал дурачиться. - Злая ты какая-то сегодня. Айда в кустики полежать, подобреешь…

Алина размашисто показала неприличный жест.

- Иногда задушить тебя за твои шуточки окологенитальные хочется! - спрыгнула с покрышки, поправила великоватые джинсы, отряхнула попу от пыли.

Парень задумчиво почесал голову. Сегодня с Крохой и впрямь то-то было не так. Обычно её легко рассмешить и невозможно разозлить. Серёга крикнул друзьям, что скоро вернётся, навязался в провожатые.

- Слышь, колись, чо случилось?

- Да ничего,- пожала узенькими плечами. - Эпично в ванной поскользнулась, ты бы видел… - отогнула рукав футболки, показывая красно-фиолетовые пятна ушибов.

- Фигово, - поморщился Серёжка.- Дай, поцалую, пажалейкаю… - прижался губами к запястью.

- Фу-фу-фу, низя, щекотно же… - заколотила свободной рукой по плечу друга. - Дурашка-барабашка… -  когда тот распрямился, чмокнула в щёку.

Серёжка расплылся в довольной улыбке.

- Совсем забыл! Слушай, приходи вечером в гараж, посидим, потрещим, у меня брателло приехал, пивасика похлещем, креветок похрумкаем.

- Нормальные люди их без панциря едят в отличие от тебя! - остановилась, спросила: - Какой такой брат?

- Сводный. Батя, по молодости, нагулял с бабой какой-то.

- Мерзость. А брат такой же придурок, как ты? - ласково улыбнулась, взяла юношу за руку.

- Обижаешь, таких, как я, не бывает, - пристально посмотрел в глаза и потянулся, словно решил поцеловать.

Кроха отвернулась:

- Ну, тогда ладно, ещё одного мир не выдержит, - ускорила шаг, помахала на прощанье рукой, зашла в подъезд. Сердце гулко ухало.

После изнуряющего жарой дня вечер казался прохладным и уютным. Алина возвращалась из ресторана, где работала бухгалтером. Крёстная Серёжки тётя Аня наняла Кроху вопреки законам, зная её феноменальные способности к счёту, и платила хорошие деньги. Девушка вздохнула: «Кого ты обманываешь, тебя взяли из жалости. Она просто не знала, как заставить тебя брать деньги. Ты же гордую из себя строишь…».

Под ногами шуршал гравий. Прохладный густой воздух наполнял лёгкие. Солнце играло в зеркалах окон. На душе было хорошо. Алина не умела долго грустить и размышлять о серьёзных вещах, это было слишком скучно. Ей хотелось радоваться весне, петь и танцевать.

Дорога повернула направо, обогнула трубы, на которых здорово греться зимой, пробежала меж бурых коробочек-гаражей и остановилась возле оврага. Там, где кончалась последняя шестая линия и начинались густые осиновые заросли, на некотором отдалении от всех стоял серый двухэтажный домик – бывший пост пожарной охраны. Это здание выкупил отец Серёжки, никто не знал, для каких целей. Ворота оказались затворены неплотно, меж ними виднелась сырно-жёлтая полоска света. Алина прислушалась – с той стороны доносились тихие голоса: бормотала девушка, ей басом отвечал парень.

Над ухом раздалось оглушительное:

- Бу!

Алина испуганно подскочила, развернулась и нос к носу столкнулась с Серёжкой.

- Псих! Чего подкрадываешься? Щас как дам по шее!

Парень расхохотался, отбиваясь от разбушевавшейся девушки.

- Дотянись сначала! Ай! Ё моё, не кусайся!

- Дурак! - ей было стыдно, что Серёжка мог заметить, как она подслушивает.

Парень шлёпнул по попе, открыл дверь.

- Заходи, злыдня.

Алина обвела взглядом присутствующих, кивком поздоровалась, поморщилась: в её любимом кресле сидела Лера, мерзкая девчонка из одиннадцатого «бе», и её подлая подружка-тихуша Викуля.

Серёжка обнял подругу, шепнул в самое ухо:

- Они сами увязались в магазине, и кружку твою я ей не давал.

- Ещё и мою кружку! - обиделась Кроха. - Скотина ты, а не друг. Знаешь же, как они меня ненавидят!

Из ремонтной ямы вылез мужчина в куртке защитного цвета и джинсах. Он поставил на стол банку огурцов, спросил:

- Ещё что-то достать?

Кроха расплылась в приветливой улыбке:

- О-о-о, медвежистый! Ты вчера, наверное, совсем промок?

Лицо Серёжки стало ревниво-внимательным.

- Лёха, вы знакомы?

Мужчина задержал взгляд на вырезе кофты девушки, на пряжке ремня, покачал головой.

- Нет, - сально усмехнулся,- но ты прав,  хорошенькая, встаёт махом, я б её давно…

- Кто встаёт? - не поняла Алина, но увидев пунцовую рожу Серёжки и услышав смех девчонок, оскорблено выпрямилась.- Озаботы!? - осуждающе покачала головой, собралась было уходить, но передумала: «Ещё чего, они будут тут пиво с креветками жрать, а я дома тухнуть? Да пошло оно вдоль леса в океан»,- взяла с полки кружку, уселась на потрёпанный диван.

Серёга услужливо налил пива, подставил отдельную мисочку с закуской, бросил вопросительный взгляд: «Не сердишься?».

Кроха улыбнулась, многозначительно глянула на свободное место возле себя.

Парень ухмыльнулся, плюхнулся спиной назад, так что ноги остались «за бортом», подполз и положил голову на колени подруги.

Лера переглянулась с Викой:

- Сержик, а как же Леночка? Ая-яй.

Алина нахмурилась: «Мы же постоянно дурачимся, что тут такого?».

Серёжка разгрыз фисташку:

- Лена-писька под полено! Расстались мы.

Вечер шёл своим чередом. Лёха больше молчал, наблюдал из тёмного угла, писал что-то в планшете и курил одну сигарету за другой. Серёжка ласкался к Крохе сильнее обычного. Девушка разозлилась на его навязчивые и домогательства, но тут заметила: «Он постоянно посматривает на Вику…да…он же мной защищается! Чтобы от неё отвязаться! Вроде как что не свободный, и нечего ко мне приставать…подлюка…трус несчастный…».  Встала с дивана, подсела к Вологину старшему:

- Что делаешь? - и чуть не отскочила в сторону, таким злым и жёстким взглядом была награждена: «Чего он? Что я плохого сделала?».

- Голых баб смотрю, хочешь присоединиться – разденься.

Испытующе глянул. Кажется, он нарочно решил злить Алину с какой-то своей целью.

Девушка пожала плечами: «Твоё дело», - попыталась встать с подлокотника и вернуться к друзьям, но огромная рука легла на бедро и сжала его, так что стало больно, усадила обратно. Во взгляде «медвежистого» появился нелепый вызов, словно спрашивал: «Собралась МНЕ перечить? Попробуй!».

Кроха растерялась и замерла. Никто с ней так себя не вёл, и как реагировать, было непонятно. Она нахмурилась, задумчиво наморщила носик, отчего стала похожа на сердитого ёжика: «И руку не убрал, да что с ним не так?».  Внизу живота стало неуютно, холодно и противно. Алина поняла, что ей страшно.

- Отпусти, пожалуйста, больно...

Мужчина взял косу девушки, обернул вокруг ладони, потянул вниз. Кроха повалились и оказалась на полу возле его ног. Алексей глянул в её растерянное лицо, ухмыльнулся:

- Удобный поводок, мне нравится.

Серёжка растерянно посмотрел на брата, потом на Алину. Лера и Вика, сидевшие спиной к углу в котором всё происходило, обернулись на шум.  По восторженно-нетерпеливым лицам обеих девушек стало ясно – они нашли новую тему для сплетен.

Алина тихо повторила:

- Отпусти.

Серёга обеспокоенно хмурился, щёки у него разгорелись, губы вытянулись в напряжённую линию, а глаза лихорадочно заблестели.

Вологин похлопал Кроху по голове, словно послушную собачку:

- Хорошая девочка.

Лера и Вика переглянулись, распрощались и ушли.

Вологин отпустил косу. Алина встала, посмотрела на Серёгу так, словно выпустила в него десяток пуль, пробормотала:

- Какой же ты придурок... - пошла к двери.

- Я провожу,- буркнул Серж.

Алина криво усмехнулась:

- Спасай тебя потом. Нет уж, сиди дома, «Люся». Я костями отмахаюсь, - подошла к двери, дёрнула её, та не поддалась, потянула сильней, ничего не случилось. - Ты на замок, что ли, закрыл!? Открывай.

Серёжка стоял, словно его загипнотизировали или опоили наркотиком: глаза пустые, руки бессильными плетями висят вдоль тела, плечи опущены. Бледные губы юноши шевельнулись:

- Не могу, он приказывает мне…

- Что за чушь!? - возмущённо и испуганно выкрикнула Кроха. - Это не смешно, перестаньте! Всё! Я испугалась, вы довольны!?

Алексей печально вздохнул, достал из переносного холодильника покрытую инеем бутылку, посмотрел сквозь неё, спросил:

- Жучка любит водочку?

Девушка отступила и заколотила ладонями по железу.

«Медвежистый» вздохнул, отставил в сторону бутыль, встал, не торопясь подошёл, развернул девушку к себе лицом, тряхнул, приводя в чувства:

- Скольких ты убила, ведьма!?

- Я не ведьма, можно, я просто пойду…

- Зачем? Мы так хорошо отдыхаем, да и поздно уже, оставайся до утра, - обхватил за талию.

Грубые руки пробежали по телу, остановились на груди, скользнули к бёдрам.

Алина часто-часто заморгала. Ей очень хотелось, чтобы всё оказалось ещё одним дурацким сном.

Мужчина прижал её к себе, уткнулся в шею и глубоко вдохнул воздух:

- Знала бы ты, как сладко пахнешь, ну давай, разозлись, покажи, как выглядишь по-настоящему…

Кроха помнила про то, что за ковром с оленями есть запасной выход, что он никогда не бывает закрыт на замок. Она постаралась поддаться, расслабить все мышцы, заставить психопата поверить в то, что он победил.

Ладонь Вологина легла на ремень, пряжка жалобно щёлкнула. Металл разломался под сильными пальцами, точно соломинка:

- Давным давно жили были две семьи. Одна моя, вторая твоя. Дружба у них как-то сразу не заладилась. Мы охраняли людей и убивали безбожников. Вы заставляли хороших людей делать плохие вещи. Не сказать, чтобы кто-то был сильней…мы просто очень любим кушать друг друга…

Голос был точь-в-точь из сна. Лицо зыбилось, и жёлтых глазах было что-то звериное…

Кроха сложила все свои скромные силы в движение. Она истошно взвизгнула, полоснула ногтями по щетинистой щеке мужчины, попыталась ударить его в пах, но не дотянулась. Алексей замер на миг, прижав ладонь к кровоточащей ране. Девушка бросилась бежать. Она перескочила через стол на диван, с дивана на пол, поднырнула под ковёр, ударила плечом ржавую железную дверь, та с трудом подалась. Алина проскользнула в лаз, придавила стальное полотно обратно и успела защёлкнуть внешнюю задвижку, которая (о, чудо!) не стала сопротивляться, а соскользнула так, словно её только что смазали. Вовремя. Металл запел под ударом чего-то огромного.

- Мамочка! - вскрикнула Кроха. Серёжка как-то хвастал, что сейфовые двери охранки способны выдержать что угодно, видимо, разъяренный псих не входил в эту категорию.

Не дожидаясь, когда Вологин или снесёт дверь или откроет ключом ворота, девушка побежала прочь. Удирать Алина умела отлично. У неё даже была медаль за первое место в районном состязании по бегу.  Железные короба мелькали один за другим. Ворота, за которыми начинались городские кварталы, казались совсем близко, когда случилась беда: Алина не заметила торчащий из земли кусок арматуры, запнулась о него и упала. Сердце гулко шумело, лёгкие горели, мышцы дрожали от напряжения. Она не обратила внимания на боль в разбитых локтях и коленях, не заметила, что кроссовок стремительно тяжелеет от крови, вскочила и снова бросилась бежать.

Он появился неожиданно из боковой линии. Его сильная рука ухватила за плечо и швырнула о землю. Нога в тяжёлом военном сапоге пнула по рёбрам.

Алина подлетела, бухнулась на спину в полуметре от своего врага и поняла, что никуда не сможет побежать. Тело сломано. Кроха никогда не думала, что человека так легко вывести из строя. В фильмах с главными героями ничего не случалось и после худших переделок. В голову стрелой прилетела мысль: «А, может быть, я только персонаж, которого убивают первым?». Паника заплясала на костях страха: «А как же всё без меня!? Без меня не может быть…».

Вологин вздохнул, посмотрел на круглую бесстыдную луну, закурил. Его лицо не казалось злым или хотя бы взбудораженным происходящим. Глядя на «медвежистого», можно было сказать, что он сожалеет, что вынужден делать что-то такое. Сделал длинную затяжку, красный огонёк побежал по сигарете:

-Гадкая привычка, но мне не вредит, меня трудно отравить. Многие пытались…- потёр щёку.- Ты не дала мне договорить.

Он лёг рядом на острые камушки, уставился в небо, поводил пальцем, точно соединяя звёзды между собой в созвездия.

Алина захрипела, слёзы брызнули из глаз:

- Отпусти меня, пожалуйста, я, честное… - рыдания сдавили горло. - Я никогда…

Вологин вздохнул, поморщился и заметил:

- Надо было пить водку. Вы очень слабы к этому наркотику. Я не ожидал от тебя такой прыти Алинёнок… - исковеркал он имя. - Не ожидал, что не смогу тебе приказывать и что ты отрастишь когти или чёрте что ещё… - погладил согнутым указательным пальцем по щеке. - Перед тем, как там,- ткнул пальцем в сторону неба,- вынесут приговор, ты должна понять, за что тебя судят.

Он встал, взял девушку на руки и понёс обратно в гараж. Мужчина усадил Кроху в её любимое кресло, достал аптечку, снял с Алининой ноги кроссовок, промыл рану, умело перебинтовал, затем осмотрел рёбра:

- Только одно сломано, само срастётся… - извиняясь, улыбнулся. - Если выживешь…

В углу зазвенела цепь. Серёжка рявкнул:

- Не тронь её!

- Пришлось всё же утихомирить его. Он плохо поддаётся дрессировке, слишком слабая кровь…почти вода…но… в общем, пришлось приковать к батарее для надёжности.

Алексей налил водку в два стакана, один протянул Алине, второй взял сам.

Девушка подумала: «Может, он просто хочет напоить меня и сделать что-то…может, он не будет меня убивать?». Она взяла стакан, сделала большой глоток, получила одобрительный взгляд, закашлялась, тяжело задышала.

Алексей ухмыльнулся:

- Ну-ну. Тебе ведь не привыкать? Правда, милая?

Кроха почувствовала, как из глаз снова потекли слёзы. Он видел её насквозь. Видел, как в двенадцать лет, взяла у пьяного отца бутылку, спрятала её под доской в кухне и пила, когда становилось нестерпимо и тошно.

Мужчина протянул руку к лицу девушки, отвёл прядку волос от её бледного лица, заправил за чуть заострённое ушко, подтолкнул бокал к дрожащим губам. Она сделала ещё один глоток. Алексей закрыл её глаза ладонью, приблизился вплотную, так что дыхание скользило по коже.

- Пришло время понять…

Алина обмякла и провалилась во тьму. Чувство полёта длилось недолго и привело в уже знакомый богатый дом. Она оказалась в детской комнатке с яркими занавесками, цветными обоями и обилием мягких игрушек. Плюшевые зайки, мишки, лошадки, цыплята, всех их девушка знала и могла назвать по имени: Сер Томас Тот, Брудок Прыгучий, Сю-Сю Ласковый Первый…

Она улыбнулась, поддаваясь ностальгии по счастью, но уголки губ опустились, как только увидела троих взрослых, склонившихся над детской кроваткой. Лица молодого мужчины и женщины были озабоченными и печальными. Старик смотрел безразлично-торжественно.

На байковых пелёнках лежала девочка двух лет отроду, хорошенькая, словно фарфоровая куколка, и такая же неподвижная. Она тяжело дышала и смотрела в одну точку остекленевшими от боли и ужаса глазами.

Кроха вспомнила, что чувствовала себя тогда так, словно кто-то огромный и страшный давит на грудь и пытается влезть в тело и поселиться в нём.

Мать – худая высокая женщина – медленно гладила влажный лоб дочери и пробормотала:

- Она умирает… врачи сказали, ничего нельзя… разве бывает так, чтобы совсем ничего…

Дима поцеловал жену в висок.

- Ну что ты. Вот увидишь, она скоро поправится, - бросил взгляд на старика Рунгорда.

Они оба знали, как будет. Понимали, что данная от рождения душа будет поглощена древним первородным существом, созданным до людей. Так случалось всегда.

Дима цыкнул, точно обжёгся, гневно выкрикнул:

- Не будет! Я хочу, чтобы моя девочка жила, просто жила!».

Рунгорд ухмыльнулся шире. Его гадкое лицо стало напоминать злобного ящера, он развёл руками:

- Не тебе менять правила. Ты сам уничтожил душу того, кто жил до тебя в этом теле.

Женщина рассеянно посмотрела на мужа и свёкра:

- О чём вы? Что вы такое говорите?

Дима швырнул толстую книгу со сказками в закрывающуюся за отцом дверь:

- Она будет жить, что бы ни пришлось для этого сделать!

Поток воздуха увлек Кроху прочь. На миг она оказалась в объятьях «медвежистого», ласковых и целомудренных, словно мягкие крылья, и ступни девушки опустились на горячий поребрик. Воспоминания, не её собственные, чужие, привели на стройку.

Был летний солнечный день.

Мальчик лет восьми пролез меж досок забора, огляделся по сторонам, ища взглядом отца. В его загорелых, чумазых руках было наполовину съеденное мороженое. Янтарные глаза смотрели на окружающий мир с озорным самоуверенным любопытством. Мальчик улыбался, чувствуя себя героем приключения. Он в который раз удрал из дома и был крайне доволен собой, ведь, по его мнению, на строительной площадке было в тысячу раз интересней, чем на детской, а взрослые запрещали появляться в этом потрясающем месте исключительно из-за занудства и прихоти.  Фантазия превратила загруженный поддон башенного крана в огромного, плюющего мелкими камушками, дракона, липкие лужицы мазута под ногами в топкое смертельно-опасное болото. Возле провала котловины фундамента мальчик остановился, посмотрел вниз и, размахивая не занятой мороженым рукой, крикнул:

- Папка! Я тут!

- Лёшка!? - мужчина посмотрел вверх, приложил ладонь, защищая глаза от нестерпимо-яркого солнца. - Пошёл отсюда немедленно! Опять сбежал, гадёныш! Поймаю, убью!

Мальчишка ничуть не испугался, показал язык. Он ещё не верил в опасность и понятия не имел, что такое по-настоящему больно.

- Папка, а ты долго ещё?

Мужчина, не теряя надежды прогнать сынишку-непоседу, закричал ещё более грозно:

- Отойди от края.

- Ладно!

Мальчик-Алексей ещё раз глянул вниз и на яркой широкой полосе света рядом со своей тенью увидел чью-то чужую. Она была большой и странной, в её очертаниях угадывались сложенные крылья и многочисленные шипы, венчающие голову, словно корона.

Глаза Алексея округлились, он обернулся через плечо.

Дима легонько подул. Озорной горячий ветер лизнул эскимо, значительный кусок лакомства упал под ноги Лёше. Мальчишка сделал шаг, чтобы быть лицом к чудовищу, наступил на скользкую лужу, вскрикнул, прокатился на одной ноге, отчаянно пытаясь балансировать руками. Тщетно. Маленькое тщедушное тело повалилось, кувыркнулось в воздухе, с хрустом село животом и ногами на витые штыри фундамента, медленно поползло вниз, как по многочисленным вертелам.  Алая кровь закапала на разгорячённые камни. Жаркий ветер шевельнул волосы ребенка, отгоняя выгоревшие пряди от побледневшего, полного растерянности и ужаса, лица. Губы медленно беззвучно шевельнулись:

-Па-а-па…больно…

Алина закричала от ужаса и бросилась на помощь, но сильная рука обхватила талию, напоминая, что это лишь сон, потащила прочь.

Девушка оказалась в больничной палате, где уже знакомый мальчик лежал на кровати укутанный бинтами и спутанный проводами датчиков. Алина подошла к нему, хотела спросить, как он, и всё ли в порядке, но увидела рядом с собой ухмыляющегося взрослого Алексея. Он насмешливо подмигнул: «Ты уже знаешь, что для меня всё будет хорошо»,- тень печали пробежала в глазах мужчины: «Но что делать с тобой, я почти к тебе привязался…».

Старуха, похожая на поседевшую сгорбленную таксу, упрямо повторила:

- Ты ничего от меня не получишь. Изыди. Только на Господа единого я уповаю.

Дима поправил манжет белой рубашки:

- На нет и суда нет. Странно. Тебе честь по чести предлагаю сделку: я вылечу твоего внука, ты мою дочь, только и всего. Не ухмыляйся. Помнишь ту притчу, когда добрый христианин утонул, пропустив мимо себя и бревно, и лодку, и пароход, всё дожидаясь, когда же Всевышний сам протянет ему свою благодатную длань? - помолчал, глубоко вздохнул и продолжил.- Кайрит, это с твоим внуком сделал я.

Женщина скептически фыркнула:

- Ни волос не упад…

- Да знаю я! - перебил Дмитрий, за его спиной на миг появились крылья. - Наказан за ослушание, только страдать и умереть это разное. Подумай, ваш род угаснет. Это станет трагедией для всех людей.

- Твоё добро не может принести ничего, кроме хаоса. Это твоя природа Адамас…

- Она не я! Айлин – чистое невинное дитя, и её душу убивает какой-то…

- Ну-ну, продолжай, - заинтересовалась женщина, села на край постели мальчика, взяла его за руку. - Какой-то кто? Ублюдок? Демон?

Дима потёр пальцами переносицу:

- Ты понимаешь, что такое любить кого-то? Ты понимаешь, что значит видеть, как милое тебе существо исчезает. Не умирает! Нет, его поедает без остатка другое существо. Я умоляю тебя, мой враг, защитить невинную душу. Я прошу благословить чистое непорочное дитя… - он встал на колени. - Умоляю тебя.

Женщина подалась назад, не готовая услышать что-то подобное из уст Адамаса, младшего сына рода Равных. Жестокого убийцы, умелого игрока на доске чужих жизней. Она закрыла глаза и молилась очень и очень долго.

Дима тревожно вглядывался в её лицо, беззвучно шевелил губами, то ли повторяя следом мольбы, то ли бормоча что-то своё.

Они посмотрели друг на друга пристально и беспокойно.

Кайрит медленно заговорила:

- Незаслуженная благодать снизойдёт. Только…Дима, я даже не знаю, что будет хуже: если её усвоит иное или… - покачала головой. - Выбирать тебе…

- Спасибо тебе, Кайрит, - Дима облегчённо выдохнул. - Я сотру все воспоминания, уничтожу все, что может напомнить… она поддастся не сразу, пройдёт несколько лет, но я постараюсь…

- Ты не дослушал! Наши дети будут идти по кругу, сталкиваться, разлетаться, имея власть друг над другом. Ничей чужой клинок не сможет остановить эту дурацкую пляску, только они сами… Девочка больна, Адамас! Её душа уже искалечена и ущербна, не человеческая, не первородная. Ей была уготована участь исчезнуть. Ты пытаешься остановить разрушение, но оно неизбежно.

- Моя дочь…

- Ох, знаю я эту слепую преданность… - мотнула головой.- Всякий из вас мучается разным…у тебя ЭТО проклятье… - надолго замолчала, рассматривая лицо внука. - Или он, или она. Её глаза не забудут зла, они будут становиться сильней, хочешь ты этого или нет, будешь петь или не станешь…зло будет шагать следом. Тебе придётся найти способ быть рядом и не вмешиваться. Мне не ясно почему я должна поддаться тебе, но…

Дима кивнул, подошёл к мальчику. Руки мужчины стало облизывать белое пламя. Кайрит безразлично наблюдала за тем, как тело её внука понемногу исцеляется.

Алина снова оказалась на пыльном диване в гараже.

Алексей задумчиво перебирал пальцами звенья серебряной цепочки, словно бусины чёток.

- Ты и в самом деле ничего не понимала? Не замечала ни-че-го…- снова положил ладонь на лоб девушки.

-А моя мама знала? Она поэтому меня бросила?

В жёлтых отблесках глаз Алёксея Кроха увидела родителей. Мама шептала: «Дима, это не наша дочка, наша дочка умерла, тогда, во время болезни. Ты видел её глаза? Когда в них смотришь, словно…тебя разбирают на части. Сегодня она убила дворового пса. Я знаю, это сделала твоя драгоценная Айлин, он просто упал замертво...не хочу видеть эту тварь, Дима, она или я…».

Мужчина вздохнул: «Что ты хочешь Женя? Чтобы я отдал Айлин в детский дом? Или сжёг её на костре? А?»

Они долго ссорились и спорили, но, в конце концов, мама ушла из страха перед взглядом дочери.

Путешествие было долгим. Алина видела со стороны, как каждое её словно накликало беду. Всякий взгляд приносил боль и ненависть, и люди сами не понимали, в чём дело. Лучшие друзья вдруг начинали ссориться. Любимые больше не видели друг в друге ничего хорошего и начинали искать недостатки. Всякая слабость, мерзость и гадость разрасталась буйным цветом, стоило только чарующе-глубоким, невероятно-красивым глазам тронуть её взглядом. Хуже приходилось тем, кто по глупости обидел Алину. Теперь девочка видела не просто событие, но его причину и следствие.

Завистница Лера крикнула: «Ты беспризорница. Тебя даже мама не любит!», - замерла на миг. Чёрнота внутри неё запульсировала и взорвалась, устремляясь к самолёту, скользящему в небе и несущему её родителей домой. Двигатель замер, а люди исчезли в пламени.

Соседская старуха ударила Алину клюкой за то, что та разбила стекло. Пальцы на руках и ногах доброй, хотя и сварливой женщины, раздулись в суставах, поражённые внезапным артрозом. Она плачет от боли день за днём, всё меньше ест, пьёт и медленно угасает.

Мальчишку Кирилла, в которого Кроха влюбилась в пятом классе, наказали за двойку. Его не пустили на день рождения к Алине. Мальчик падает, запнувшись об игрушку. Его спина трещит, ударяясь о деревянный кукольный домик сестры, ноги превращаются в бесполезные бессильные подпорки. Клинок мести поворачивает злобно поблёскивающее полотно к матери Кирилла, и та начинает пить…

Алина нашла себя плачущей взахлёб на плече Алексея. Мужчина покачивал, похлопывал по спине и тихонько шептал: «Чи-ш-ш-ш, тихо, тихо, успокойся, ты ничего не исправишь, глупенькая,- приказал: - Пей, они идут, надо поторопиться, пей же…».

Девушка отхлебнула противную огненно-обжигающую жидкость, почувствовала, как слабеют ноги, и отключается разум. Угасающая мысль, проплывая сонной рыбой, шепнула: «А ведь отец так надирался, чтобы не посмотреть на меня или кого-то ещё неправильно…», - нырнула в омут опьянения.

Кроха увидела нож в руке «медвежистого».

Мужчина пробормотал:

- Жаль портить такую красоту. Ты прости…

Сталь быстра на расправу. Боль, пусть притупленная алкоголем, пронзила глаза. Алина заверещала, попыталась ударить мужчину, но не смогла.

Спустя миг раздался вой сирены. Кто-то вызвал полицию. Алексей встал, посмотрел на проделанную работу и в первый раз не почувствовал удовлетворения. Он вздохнул и пошёл прочь, через ход, спрятанный за ковром с оленями, ведомый древней нерушимой нитью. Мужчина шептал себе под нос: «Господи Боже мой, в руках Которого участь моя, спаси меня Сам по милости Твоей; не дай мне погибнуть во грехах моих и не допусти последовать нечистым желаниям плоти, оскверняющим душу мою: ибо я – Твое создание, не презирай дело рук Твоих, не удаляйся, умилосердись и не посрами, не оставь меня, Господи, ибо я немощен и к Тебе, Покровителю моему Богу, прибегаю, исцели душу мою, ибо я согрешил пред Тобою…»

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 43. Оценка: 4,07 из 5)
Загрузка...