Красная лента

 

- Холодного лета! – крикнули детишки перед тем, как скрыться за деревьями, и голос старого Мора донесся уже вдогонку:

- Холодного лета!

Еще несколько мгновений уши Мора радовала веселая детская песенка, а после она стихла, уступив переливчатым крикам жаровонков. Птицы готовились к лету, кружили над домом Мора, норовя стянуть прутик-другой на новые гнезда. Старый Мор только пофыркивал на пичуг – чего от них ждать, они даже глупее детишек. Деревья медленно покрывались птичьими гнездами – облачались в свою летнюю одежду. Мор внимательно следил за птицами, и тем тяжелее становилось у него на сердце, чем усерднее маленькие жаровонки таскали к своим домам прутья и всякую ветошь. Примета, старая как сам мир. Не будет холодного лета, нечего и ждать.

Только бы люди успели уйти подальше на север, там холод с ледников своим дыханием тушит непредсказуемое пламя подступающего лета. Мору-то не страшно, он старый, а вот детишки, те не то, что не видели Пожара, а, должно быть, уже и не слышали про него. И отцы их не слышали, а деды, если и слышали, то со слов своих дедов, чьи деды, может, и застали Пожар. Когда ж он был, последний Пожар? Давно. Но Мору не страшно – он старый.

Седой зверь тряхнул тяжелой головой, будто сбить дурные мысли старался, но лишь прогнал жаровонка, устроившегося между рогов и собирающего шерсть с макушки Мора себе на новое гнездышко. Птица молча унеслась в небо, красным росчерком пересекла необыкновенную голубизну и скрылась за верхушками сосен. Ох и будет тут гореть, сосновый-то бор.

Мор вздохнул, свернулся клубочком в своем гнездышке и прикрыл усталые и печальные, как у всех стариков, глаза. Ему снилась Вёснушка, как всегда.

 

 

За великое ослушанье будет тебе, воин, наказание великое.

 

 

Когда он был молодой, шерсть его искрилась на солнце, рога отливали сталью, а любая опасность казалась игрой, Мор повстречал ее. Вёснушка, застенчиво улыбнувшись, протянула Мору букет из травинок.

- Ты красивый. – Сказала она и рассмеялась.

Мор выпятил грудь и глянул на человеческую девушку снисходительно.

- Ты не боишься Мора? – Спросил он, заинтересовавшись.

- А чего тебя бояться, чай, не Пожар, без разбору не сожжешь. – И девушка унеслась прочь, только колыхнулись за спиной весенние травы, вымахавшие на пепелище в два своих роста.

Обиделся Мор. "Не Пожар", так это, значит, не такой же сильный и неудержимый - кто бы не обиделся?

А Вёснушка на следующий день принесла с собой красную шелковую ленту.

- Иди сюда, завяжу, - сказала она Мору.

- Что завяжешь? – Не понял он, но подошел – ему ли, зверю, бояться человека.

И девушка повязала ленту вокруг могучей шеи.

- Меня Вёснушкой зовут, а тебя – Мором. Теперь ты мой будешь, а ленту не сымай никогда, а то беда приключится.

Мор фыркнул от удивления и поглядел на девушку желтым глазом, другой прищурив. Люди такого взгляда боялись, а Мора веселило.

- Шутница ты, - зверь потянул лапу, чтобы сорвать ленту.

- Не сымай, беда приключится, - так серьезно сказала Вёснушка, что Мор тут же опустил лапу, поглядел на девушку почти со страхом. – Ты мой будешь. Ведьма я.

- Ведьма – это кто? – Спросил тогда зверь.

- Ведьма – это для людей та девка, что Пожара страшнее. – Пояснила Вёснушка. – Люди к тебе близко бы не подошли, а я не боюсь. Ленту не сымай, беда будет.

- А я возьму, да сгрызу тебя сейчас, - неуверенно припугнул Мор.

- Не сгрызешь, - махнула рукой ведьма. – Ты же мой совсем.

И Мор стал ведьминым Мором.

 

 

Был ты силен и быстр, как зверь, на врага бросался с неистовством зверя, глаза твои горели яростью зверя.

 

 

- Ведьмин мор идет, ведьмин мор! – Кричали люди, когда зверь приближался к селению. Кричали, и бросали все, хватали детей, да уносились, куда глаза глядят. Все знали, коль прочь не уйдешь, будешь на месте растерзан. Что же за напасть – только осели на новом месте, и опять это чудище приходит, гонит всех прочь, будто бы мало ему в лесу прокорма. Правда, поговаривали, что жрет мор только человечину, и загрыз уже сотню людей. Коли бы смилостивились Небодержатели, приложили тварь звездой по голове, так и проблеме бы конец. Но Небодержатели угрюмо взирали со стороны ледников, и бедствия людей их не волновали. Одно счастье – зверь-то медленный, что хромой все равно. Оно и понятно. С ведьмой на загривке, как со скалой на плечах.

Деревушка опустевала за считанные мгновенья: шалаши и кое-какой скарб никто не жалел, когда на кону стояла жизнь. Пусть подавится, мор этот, глиняными чашками.

Мор вышагивал неспешно, будто красуясь. Порою протяжно выл вслед в ужасе бежавшим людям, и у беглецов сердца сжимались от этого воя. С деревьев вверх взмывали красные птички, метались на фоне неба, потревоженные общей суетой. Но им-то бояться страшного зверя точно не приходилось.

Где-то вдалеке еще трещали ломаемые ветки и слышны были голоса людей, а Мор уже крушил хлипкие шалаши, разбивал лапами брошенную на ходу посуду. Ведьма на его спине отнюдь не хохотала весело, как рассказывали, а сосредоточенно глядела вслед людям, да сжимала крепкие рога так, что костяшки пальцев белели.

Мор всегда приходил ранним утром, будил селян страшным ревом.

Мор пожрал сотни людей, но все вздыхали с облегчением – жалко, конечно, но не родственников да не друзей же.

Однажды ведьминому мору оставили дар. Девушку привязали к дереву, крепко, чтобы не сбежала. А она и не хотела бежать. Стояла, глядела на приближающегося зверя, а когда он в недоумении остановился напротив, заголосила:

- Прими в дар, ведьмин мор, не гони людей прочь – дальше плохо, там только ледники и Небодержатели. Прими в дар, не тронь людей.

Ведьма на спине зверя остервенела, обругала девчонку всеми словами, и плохими, и обидными. Дуреху отвязали от дерева, а зверь так рявкнул ей вслед, что та чуть не оглохла. Плача, побежала вслед за людьми.

Ведьмин мор рассвирепел.

Он приходил еще раньше и охотился за людьми до самой темноты.

Отстал лишь тогда, когда со стороны Небодержателей повеяло дыханием ледников.

"Ведьмина тварь боится холода", - говорили люди. И радовались, что сами, хоть и страдают после жарких лесов, но уж как-нибудь проживут и здесь.

 

 

Достало тебе в решающий час звериного, да человеческого не хватило.

 

 

…Мор и Вёснушка лежали на земле, а глядели в небо. Их окружали высокие травы, палило солнце над головой, и пели птицы. Красная лента казалась порезом на шее зверя. И так же, как порез, не давала покоя.

- Отпусти меня, - проговорил Мор.

- Не уйдешь, - отвечала Вёснушка.

- Не уйду, - легко соглашался зверь и подставлял широкий лоб под тонкую ладонь.

И она гладила Мора, так легко и бесстрашно, словно щенка. Она правда была ведьмой, и не боялась ничего.

- Смотри, видишь красных птичек? Знаешь, как их зовут?

Мор поднял к небу черные глаза.

- Вижу. Не знаю. – Ответил он, опуская веки, и всей шкурой ловя солнечные лучи.

- Это жаровонки. Они живут далеко отсюда, в странах, где Пожар прокатывается раз в десять лет. Огонь сжигает их гнезда, а они потом вылетают из-под пепла, как ни в чем не бывало. Вот такие птицы.

- Как же люди живут в тех краях, коль умирают каждые десять лет? – Мор благодушно махнул хвостом, отгоняя надоедливую осу.

Вёснушка рассмеялась.

- Там люди другие, негорящие. Пожар прокатится, а они стоят себе, да поносят его на чем свет стоит. Дома-то сжигает, и одежду сжигает. А звери там все не горят, все из-под пепла вылезают, хоть бы что. А деревья потом за пять лет такие вымахивают, что макушки небеса подметают.

- Ты-то откуда знаешь? Сама, что ли, негорящая? – усмехнулся зверь.

- Негорящая, - вздохнула Вёснушка.

- Шутишь, - Мор перевернулся на пузо и поглядел на ведьму недоверчиво.

- А вот гляди, - Вёснушка пошарила вокруг в поисках веточек и сухих травинок, сложила перед собой костерок, достала из кармана какое-то стеклышко и направила его на веточки. Разгорелся огонек.

- Ого, - только и сказал Мор. Раньше он не видел, чтобы костер так разводили.

А девушка подождала, пока пламя подрастет, да и взяла его в руку.

- Обожжешься! – Предупредил зверь испугано.

Вёснушка улыбнулась, сжала-разжала кулачок. Огонек на ладони доел последние крохи дерева и потух.

- Там Пожара не боятся. – Вздохнула ведьма. – А тут о нем лишь из дедовых сказок знают.

- Ты как печально говоришь. – Зверь и сам выглядел расстроенным.

- Я очень по дому скучаю. – Ведьма поглядела куда-то вдаль, там, должно быть, и были ее края.

- Хочешь, я тебя туда отвезу? – Предложил Мор.

Вёснушка рассмеялась, но совсем не весело:

- Не отвезешь. Я проклятая. "…И не сможешь ты вернуться на родную землю, и люди и звери не будут слушать тебя до тех пор, пока кто-нибудь не сожжет твою ленту в пламени Пожара. Да будет так". – Произнесла она, повторяя чьи-то жуткие слова. – Скоро придет Пожар. Я давным-давно пыталась встретить его в чужих землях. Ты можешь помочь мне? Сжечь ленту.

- Я помогу. - Кивнул зверь не раздумывая. – Но мне же нельзя снимать ленту?

- Нельзя…

Мор нервно облизнулся.

- Я помогу.

 

 

Стало быть, скитаться тебе в звериной шкуре и не помнить ни жизни своей, ни жребия, покуда не научишься тому, что умеет и последний пёс.

 

 

Утром лес наполнился зверьми и птицами; и те и другие спешили в сторону Небодержателей, туда, куда несколько дней назад бежали люди. Горизонт потемнел, в воздухе еле уловимо, но уже пахло дымом.

- Мы подождем тут, - Вёснушка, прикрыв глаза рукой, вглядывалась в горизонт.

- А Пожар достанет? – Мор хотел выглядеть бесстрашным, но чувствовал предательскую слабость в лапах.

- Достанет, - успокоила девушка.

Зверь поглядел вниз: прямо перед холмом, на который они с Вёснушкой взобрались, покачивали головками солнцецветики, но вокруг ароматных цветов не кружили роем бабочки и пчелы. Все живое покинуло эти места, остались лишь зверь, ведьма да жаровонки, попрятавшиеся в свои гнезда.

- Не бойся, - тонкая рука девушки легла на загривок Мора. – Ты не сгоришь.

- Не сгорю? – Пушистые уши встали торчком.

- Конечно, ведь ты на Службе.

Мор не понял, но переспрашивать не стал.

Сначала из-за горизонта поднялась туча, молчаливая и от того еще более жуткая – это запоздалые птицы летели прочь. Облака покраснели снизу, казалось, что с них вот-вот закапает не дождь, а пламя. А потом Мор увидел его.

Одинокий язычок пламени лизнул тучи на окоеме, за ним другой, а после по верхушкам деревьев, накрывая их, заключая в алые объятья, пополз Пожар. Казалось, что он движется еле-еле, неспешно, словно ведьмин мор, давая всему живому шанс убежать. Казалось, он колышется от любого дуновения ветра, будто красная лента, но, как и она, не отпустит никого.

Вёснушка глядела молча, и в ее глазах отражались горящие облака. Она чуть улыбнулась, и лицо ее осветило зарево Пожара.

Огонь не полз, цепляясь за ветви, ища себе прокорм. Огонь катился волной, страшной горячей волной, после которой не останется обгорелых стволов, похожих на башенки из угля, а останется один только толстый слой пепла. В лесу раздалась мелодичная трель жаровонков.

- Слышишь, они поют свою самую красивую песню. – Рука ведьмы сжала жесткую черную шерсть на загривке Мора.

И зверь дрогнул, отступил на шаг назад.

- Мор? – Повернулась к нему Вёснушка, поглядела недоуменно, обиженно и испугано. За ее спиной от земли до небес полыхало пламя…

 

 

Верно служить да свой долг знать - вот, что первее силы да ярости всякому воину потребно.

 

 

В тот день Мор бежал так быстро и долго, как не бегал никогда. А перед глазами стояла Вёснушка, окруженная огненным ореолом. Она не окликнула, не закричала вслед, не расплакалась и не разразилась бранью. Она молча дала Пожару забрать себя, и с тех пор Мор ее никогда больше не видел. Он искал ее и преследовал Пожары везде, где только мог. В ту далекую страну негорящих людей и зверей он не попал, не пустила красная лента, а Пожары, словно насмехаясь, уходили за горизонт, оставляя Мору лишь пепел без надежды сжечь наконец проклятую ленту.

А когда шкура Мора стала такой же белой, как шапки снега на Небодержателях, зверь понял, что больше не будет искать Пожары – не сможет, слишком стар стал.

И вот теперь, когда с него осыпается схваченная инеем древности шерсть, в могучих лапах не осталось ни крохи былой силы, мотавшей зверя по всему свету, а красная лента на шее выцвела от старости, Пожар сам торопился к нему…

…Мору снилась Вёснушка, как всегда, но тяжкий сон развеяла восхищенная трель жаровонков. Зверь открыл глаза, хотел подняться, да не смог, подвели старческие кости. Мор фыркнул, посмеиваясь над собой, и лег на живот, протянув вперед лапы и повернувши голову в ту сторону, где красным горели облака на небе. Он был похож на древнее изваяние.

Только бы люди успели уйти подальше, только бы память предков не ослабла, как не ослабевала все эти годы, каждое лето прогоняя двуногих на север под защиту Небодержателей.

Стало жарко, жарче, чем бывает в самое нехолодное лето, и лес наполнили треск горящих деревьев и песня красных птиц. Мор улыбнулся и коснулся лапой выцветшей ленты на шее.

 

 

И не быть тебе снова человеком, пока сам, собственной волею, не сослужишь кому-нибудь Службу. Да будет так.

 

 

Пожар ушел, чтобы исчезнуть на границе ледников, устрашившись мощи холодных и гордых Небодержателей, но оставил за собой выжженную равнину. Быстрый и звонкий, стряхнув пепел с крыльев, в небо взвился первый молодой жаровонок. А за ним, поднимая тучи пыли, взметнулись тысячи красных птичек. Через пять лет деревья поднимутся здесь такие высокие, что макушками будут подметать небеса.

Утопая в пепле по колено, по мертвой равнине шагала девушка, оставляя за собой цепочку маленьких следов. Ветер услужливо бежал впереди нее, разметая пепел, и не пылинки не попало девушке в глаза. Ветер знал свое дело: вскоре его дыхание сдуло пепел с худого старика, свернувшегося клубочком посреди серой пустыни.

Девушка остановилась, и так неподвижно стояла очень долго.

…Жаровонки, счастливые дети Пожара, кружили над равниной и видели узор из маленьких следов на ее полотне. А еще видели седого старика, лежащего посреди пепла. В руку его кто-то вложил букет из зеленых травинок.

 


Оцените прочитанное:  12345 (Ещё не оценивался)
Загрузка...