Атокарион v.2.0

Хрусталь наполнился суетой. Старшие надрывали глотки, стараясь перекричать оглушительный звон колокола в попытке раздать указания. Толкаясь, обитатели поселения спешили закончить все дела снаружи, пока не начался дождь, и не поставили купол. Бригада носильщиков стрелой вылетела за ворота, спеша на помощь рыбакам, что должны были начать сборы, едва услышав колокол. Каждая секунда промедления могла дорого им обойтись: красные облака приближались довольно быстро, и, если не поторопиться с возвращением, придется бросать добычу под дождем, спасая собственные шкуры. Такой расточительности жители Хрусталя не могли себе позволить: запасов и так едва хватало.

- Темнеет, - довольно произнес Тис, провожая взглядом торопливо удаляющихся птиц. – Скоро будет красиво. Особенно после дождя…

Я мрачно уставился на него. За долгие годы я выучил его повадки наизусть. Это неторопливое поглаживание рыжей бороды, старательно отводимый взор серых глаз… Не трудно догадаться, на что он намекал.

- Опять ты за старое, - вздохнул я. – Нет, Тис, я не пойду в лес ночью. Любуйся его красотами отсюда.

- Зануда ты, Эган, - огорчился он. – Когда мы в последний раз устраивали ночную вылазку? Куда подевались те славные деньки, когда мы вдвоем, сражаясь за каждый шаг, ходили за минералами?

Тис старше меня и ему пришлось хлебнуть горя, когда погибли наши родители. Будучи ребенком заботиться о младшем брате… Я даже не мог себе представить, через что ему пришлось пройти. Однако тяготы жизни не сделали его ответственным и рассудительным, напротив – он остался большим ребенком, радующимся чудесам этого гниющего мира, и теперь настала пора мне заботиться о нем.

- Они в прошлом. Я повзрослел, Тис. Теперь я понимаю, что выживание Хрусталя куда важнее жажды приключений. Пора бы и тебе повзрослеть.

Он лишь хмыкнул в ответ.

Протяжно заскрипели шестеренки подъемного механизма дозорной башни, опуская гнездо на землю. Горячий ветер взъерошил волосы, примял медленно уходящую в землю траву, поднял ворох листьев, закружив их воздухе, словно в диковинном танце. Почернели деревья, выделяя вязкий защитный сок. Кусты выпустили тысячи блестящих нитей, сплетающихся в серебристый кокон. Лес готовился к приходу дождя.

Вскоре солнце скрылось за позолоченными макушками деревьев, уступив небесные просторы бледной луне. Воздух стремительно нагревался, с востока доносился характерный для дождя шум. В поселение поспешно возвращались последние рыбаки и лесорубы. На их лицах, покрытых блестящими каплями, сияли довольные улыбки. Что ж, значит сегодня лес щедр на добычу.

Когда все, наконец, вернулись, дежурный велел закрывать ворота. Зашумел очередной механизм, щелканье которого дня некоторых стало гарантией безопасности, а для тех, кому повезло меньше – символом отчаяния и мучительной смерти. Тяжелые деревянные створы медленно, словно нехотя, закрылись, отрезав Хрусталь от неприветливого мира.

Четверо магов, собравшихся вокруг трех рунных монолитов в центре поселения, принялись активировать купол, совершая завораживающие движения руками, словно рисуя в воздухе невидимые узоры. Их кисти слабо светились алым, засияли сложные руны монолитов, словно подхватывая заведенную песнь. Вскоре магов полностью окутала мешанина разноцветных линий, скупо блестевших в полумраке. Затем тихий хлопок, яркая вспышка, и вот появилась радужная сфера, напоминающая мыльный пузырь.

Она медленно поднималась в воздух, вырастая на глазах. Она росла и росла, заполняя собой все поселение, со звонким чмоканьем поглощая постройки и людей, пока, наконец, не достигла стен, и, едва коснувшись их, сфера перестала увеличиваться. Радужная оболочка новорожденного купола побледнела, потеряла все краски, обратившись в неразрушимое стекло.

Большинство жителей наспех закончили свои дела, и, рассевшись кто где, устремили взор в небеса, выжидающе глядя на исполинское красное облако, блестевшее в сумерках миллионами ярких огоньков. Людям нравился дождь, его смертоносная красота. А я так и не смог понять, как можно наслаждаться подобным зрелищем. Каждый раз, как над Хрусталем проходило очередное облако – будь то красное, синее, или самое опасное – зеленое, - я чувствовал мелкую дрожь в руках. Боялся, что однажды купол исчезнет, что наша единственная защита рассыплется на мелкие осколки, уступив неудержимой мощи дождя, и тот прольется нам на головы, оставив после себя безмолвное кладбище, стерев последние следы нашего существования.

- Опять эта постная рожа, - хохотнул Тис, хлопнув меня по спине. – Расслабься и наслаждайся видом.

- Спасибо, - ответил я. – Но я лучше пойду готовиться к завтрашней вылазке. Ты тоже не задерживайся: выходим на рассвете.

Тис обреченно махнул на меня рукой и сосредоточил внимание на небесах.

А я зашагал в сторону склада. Обычно припасов не хватает и никто не ест от пуза. Разумеется, тем, кто выходит за стены исключений не делают. Та же рыба, те же лепешки из одним фермерам знамо чего. Но сегодня рыбаки вернулись весьма довольными: наверняка принесли богатый улов. Старый кладовщик Погги скорее всего пляшет от радости, а в такие моменты он - сама щедрость. Поэтому очень важно застать его в хорошем расположении духа, когда есть шанс выпросить у него вяленного мяса.

Однако не только я знал подход к суровому Погги и у склада столпилась приличная очередь. Охотники, собиратели, исследователи – все готовились к утренней вылазке. И все хотели разнообразить приевшийся рацион. Мне ничего не оставалось, кроме как молча ждать, когда наступит мой черед.

Начался дождь. Обычно такие моменты я стараюсь пережидать дома, но уходить сейчас было бы глупо, поэтому я просто старался не поднимать глаза к небу и уставился на лес сквозь прозрачную стену Хрусталя.

Я еще помню те времена, когда с неба лилась вода. Помню, как смеющиеся дети подставляли лица крупным каплям, как на улицах расцветали лужи и как танцевали от радости фермеры в засушливые годы. Теперь же все иначе. Дожди больше не дают жизнь. Они ее забирают.

Красное облако поливало землю жидким пламенем. Его огненные струи, пугающие, но прекрасные, текли по куполу, с шипением умирая на земле. Мир наполнился тенями, их причудливыми танцами. Люди подняли восхищенный гомон, словно попали в театр, где умелый фокусник ловко играет с огнем, дразнит его, лишь бы заставить тени плясать еще безумней, чтобы публика завизжала от восторга.

Покрытые черным соком деревья поглощали потоки дождя, впитывая всю мощь разрушительной стихии. А затем темные стволы покрывались светящимися прожилками, пульсирующими голубым светом линиями, словно разрывавшими кору изнутри. Засияли листья, выпуская сверкающие нити, рвущие ночь голубыми огнями. Эти нити, лениво притягивались друг к другу, сплетались в не менее яркие плоды, солнечной вишней покрывающие все ветви.

Тут же лес наполнился движением и скачущими тенями. Множество мелких зверьков, приспособившихся к дождям, засновали по земле, запрыгали с ветки на ветку, обрывая сияющее лакомство. Пусть я не мог их сейчас слышать, но я точно знал, как забавно они чавкают. А еще я знал, что эти зверьки представляют большую опасность.

Впрочем, несмотря на недюжинную прыть, для некоторых зверьков этот дождь стал последним: потеряв бдительность, они становились добычей более крупных зверей, затаившихся в тенях. Забавно. В этом мы, люди, не слишком отличаемся от зверей. Стоит на секунду зазеваться, как что-нибудь оттяпает ногу. Или голову.

- Эган! – окликнул меня Погги. – Ты всю ночь собираешься тут торчать?

- Извини, - вернулся я в реальность и улыбнулся старику. – Так что, осталось еще в твоей сокровищнице мясо?

***

Когда на рассвете зазвенел колокол, вырывая Хрусталь из сладких объятий сна, мы с братом были уже на ногах. Несмотря на то, что встали мы довольно рано, треть столовой была уже занята. Здесь всегда царила атмосфера безмятежности, свойственная только этому месту. Все проблемы полагалось оставлять за дверью, пронося с собой лишь теплые воспоминания о былых деньках и мечты о светлом будущем. Обычно мне нравилось сидеть здесь, подсев к какой-нибудь компании и молча слушая истории о прежнем мире, который я толком не успел разглядеть. Сегодня же я не мог позволить себе такой роскоши – этим утром дорога каждая секунда, поэтому, торопливо проглотив завтрак, состоящий в основном из рыбы, я даже не ощутил ее отвратного вкуса.

После завтрака жители дружно идут в молельню. Многие, включая моего брата, верили, что если усердно молиться, то Боги смилостивятся и вернут земле ее первозданный облик. Я же относился к меньшинству, считавшему изменения непоправимыми, а молитвы – лишь пустой тратой времени.

Обычно я не мешал Тису тратить уйму времени на священное бормотание, но сегодня ждать его целый час мне не хотелось. Пригрозив, что уйду лес один, я отправился за снаряжением. Брат, чертыхаясь, поплелся следом. Я незаметно улыбнулся - угроза никогда не подводила.

Походная одежда приятно давила на плечи, пояс привычно стянул живот, звякнуло что-то в одном из многочисленных кармашков. Проверив, как сгибаются лапки у медных скарабеев, не высохла ли ментальная краска, а также легко ли достается сфера, мы направились в лес.

- Берегите свои шкуры, - подмигнул дозорный, открывая ворота.

- Обязательно, - хмыкнул Тис.

С первыми шагами за ворота сердце начинает биться быстрее. Словно кто-то невидимый касается шеи холодной рукой, пронзая кожу острыми когтями, а из крошечных ран вытекает не кровь, но ощущение безопасности, появляющееся за высокими стенами. Тело непроизвольно напрягается, обостряется слух, стараясь разобраться в лесном шуме, выявить угрозу раньше, чем она выявит тебя. За пределами Хрусталя царит дикий мир, не знающий жалости. Смерть здесь хозяйка.

- Вперед, - бросил я брату и первым зашагал в лес.

Под ногами хрустели осколки коконов, что укрывали кусты от дождя. Теперь они все потрескались и рассыпались, точно глиняные кувшины, разбитые метким броском камня. Чуть позже обитатели Хрусталя соберут черепки – их пылью, способной скрывать запах, обрабатывают одежду всех, кто покидает Хрусталь, помогая избежать нежелательных встреч с обитателями леса.

Около деревьев темнели пятна крови – единственное напоминание о съеденных ночью зверьках. Но и оно скоро исчезнет: пятна кишели червями-кровоглотами.

Осторожно раздвигая заросли, мы погрузились в тень леса. Сквозь разлапистые кроны солнце едва проникало меж деревьев, но после дождя, когда темные стволы все еще источают голубой свет, оно и не требовалось. Когда деревья сыты - лес полон сияния, достаточного, чтобы превратить безлунную ночь в солнечный день.

- Здесь осторожно, - предупредил я. – Гнездо короедов.

- Не слепой.

Я лишь пожал плечами.

Трава уже давно показалась из-под земли, и каждый шаг отзывался щелканьем ломающихся стеблей. Благо, укрепленная эластичной медью подошва надежно защищала ступни. Какой-то куст попытался ужалить меня за ногу, но ядовитые шипы бессильно скользнули по защитной пластине, а вот куст за свою дерзость был наказан: Тис вырвал его с корнем и забросил куда подальше.

Некоторое время мы шли молча, нарушая тишину лишь редкой руганью в адрес какой-нибудь растительности или насекомого. Однако Тис, все еще не забывший утреннюю обиду, не сумел удержать ее в себе:

- Вот скажи мне, братец, почему ты не хочешь молиться?

- Потому, что это бесполезное занятие.

- Ты не можешь этого знать.

- Могу.

- Откуда же?

- Оттуда, что вы молитесь уже пять лет, - обреченно вздохнул я. - Что-то изменилось? Нет. Помогли ли нам Боги? Нет. Потратили ли мы кучу времени, которое можно было применить с большей пользой? Да.

- Опять ты начинаешь, Эган, - скорчил Тис обиженную мину. – Пусть не сегодня, но возможно завтра Боги помогут нам.

Я тихо рассмеялся.

За долгие века человечество многого достигло. Ему распахнулись запретные глубины магии, оно сумело прикоснуться к тайнам механики и достигнуть мастерства в искусстве и ремеслах. Но люди забыли о тех, кто толкал их вперед, кто распахивал перед ними запертые двери, по чьей воле удавалось собирать богатый урожай. Они возомнили себя хозяевами мира, не обязанными испытывать благодарность. С каждым новым днем молитвы звучали все тише, а в храмах пустовало все больше мест. И Боги разгневались.

Мир содрогнулся от ярости бывших покровителей. Чудовищная магия обращала в пыль империи, рвала землю в клочья, высушивала озера. Всего за день мир изменился до неузнаваемости, уже в первые часы Истребления карты потеряли всякий смысл. В огне исчезали страны, тонули в крови города, растворялись в бесформенные лужи горные хребты. Боги не знали пощады, нанося по земле удар за ударом, смешивая с грязью дерзких существ, гордо именовавших себя человечеством. Завопили в агонии сами законы природы, истерзанные безумным колдовством.

Впрочем, это продлилось недолго. На следующий день алые небеса прекратили грохотать и мы даже решили, что все кончилось. Но это оказалось лишь началом нашей борьбы за существование.

На смену всепожирающим заклинаниям пришло небесное войско – феоны. Неуязвимые для магии, с толстой, почти не пробиваемой обычным оружием кожей воины. Бесконечно умелые и выносливые, они не знали пощады, убивая любого человека, попавшегося им на глаза.

Подобно тараканам, горстки выживших разбежались по всему миру, укрывшись в пещерах, затерявшись в лесах. Теперь сражаться приходилось не только с хладнокровными феонами, но и с обезумевшей природой, которая, чудилось, обнажила клыки, выпустила когти, направив их против умирающей цивилизации. Изуродованный божественной магией мир точно обратился в дикого зверя, готового растерзать все живое, до чего мог дотянуться. Земля перестала быть раем, тем чудесным местом, которое мы раньше именовали домом. Страшное небесное колдовство извратило природу, обратило весь наш мир в кошмар наяву, наполненный жуткими тварями, какие не привидятся даже в бреду.

Но люди не зря обрели славу паразитов. В отличие от феонов, суть жизни которых – уничтожать людей, а не сражаться с обезумевшим миром, мы сумели приспособиться и даже дать отпор небесному войску, найдя, наконец, оружие, способное поразить их.

Несколько месяцев длилась кровопролитная война, но ни одна сторона не могла склонить чашу весов в свою пользу.

И, неожиданно, феоны ушли.

Сперва мы решили, что все кончилось, что гроза миновала, и настало время осваиваться в новом неприветливом мире. Но спустя некоторое время появился Атокарион, настоящее знамение того, что время людей окончательно прошло.

Тогда и появилась эта глупая привычка – молить Богов о помощи и прощении. Возможно большинство из нас таким образом справляется с отчаянием, пропитавшим наши сердца, наши дома и даже воздух, которым мы дышим. Но я считал это глупостью. Молитвы не помогут прогнать акулу, вцепившуюся в ноги, не выведут из жил смертельный яд и тем более не вернут земле ее прежний облик.

- Ты должен верить, Эган, - продолжал брат, не обратив внимания на мой смех. – Теперь только вера сможет нас спасти.

- Сейчас нас может спасти только молчание, Тис, - огрызнулся я. – Что ты расшумелся? Хочешь, чтобы весь лес сбежался послушать твои проповеди? Мне нет дела до Богов, молитв и прочей чепухи. Я просто хочу выжить. Нравится молиться – пожалуйста, только не надо меня в это втягивать.

- «Пожалуйста»? Из-за тебя я пропустил утреннюю молитву!

- Тс-с-с! Не кричи так! Ты прекрасно знаешь, что после дождя все твари сидят по норам. А ваше бормотание у алтаря отнимают слишком много времени. Или ты предпочитаешь… Стой. Там квиммы!

Тис мгновенно потерял интерес к спору, устремив взор в указанном направлении. Там, метрах в десяти, три крупных особи сосредоточенно чавкали, склонившись над тушей многорога. Видимо, лишь благодаря сытному обеду они не услышали наш спор.

Квиммы – это крупные, покрытые иглами твари, отдаленно напоминающие рептилий. Каждая из шести лап заканчивалась острыми когтями. Вытянутые, как у крокодила, морды защищены костяными пластинами. Охотятся они исключительно стаями, добиваясь одного: измотать и нанести как можно больше ран. И, когда жертва достаточно ослабнет, квиммы набрасываются разом, не оставляя ни единого шанса на спасение.

- Что будем делать? – шепотом спросил Тис. – Их всего трое. В Хрустале будут рады костяным пластинам.

- Не стоит тратить на них силы, - немного подумав, ответил я. – Нам предстоит еще много пройти и кто знает, что мы встретим.

- Обойти не выйдет. Кругом заросли красного можжевельника.

- Знаю. Делать нечего, придется потратить свистульку.

- Уверен?

Я медленно кивнул. Конечно, не стоило разбрасываться полезными вещами при первых же признаках опасности, тем более, что Тис прав – квиммов всего трое. Но вступать в бой уж точно не хотелось: один укус – и мы будем вынуждены вернуться в Хрусталь. Попавшая в рану слюна вызывает сильное головокружение. Пусть пластины добывают охотники.

Тем временем Тис приготовил свистульку – медный пузатый диск с крошечными дырочками. Хищно ухмыльнувшись, он надавил на центр свистульки, и, услышав едва различимое щелканье, бросил ее в квиммов. Мы заткнули уши.

Бросок вышел довольно метким – диск приземлился рядом с тушей многорога. Квиммы, пораженные наглостью неизвестного предмета, резво отскочили, устремив на свистульку взор янтарных глаз. На мордах появился угрожающий оскал.

И тут свистулька ожила.

Из множества дырочек начал с шипением вырываться густой синий дым, сопровождаемый оглушительным свистом. С ближайших деревьев в ужасе взмыли птицы, в кустах что-то торопливо зашуршало. Перепуганные квиммы бросились наутек, позабыв не только о недоеденном многороге, но и о собственных сородичах.

- Замечательно, - довольно произнес Тис, когда свистулька умолкла. – Вот бы квиммы угодили в можжевельник. Тогда и пластинами разживемся.

- Не полезу я к можжевельнику. Жизнь дороже. Идем дальше.

Дым, испускаемый свистулькой, рассеивается почти моментально, поэтому место кровавой трапезы мы миновали беспрепятственно. После нашей диверсии эта часть леса будет пустовать не менее часа, но густые заросли висячего мха, в которые я едва не попался, напомнили об осторожности.

Оставшийся путь проделали молча, опасаясь пробуждения местных обитателей. Порой мы останавливались, чтобы наполнить поясные мешочки той или иной травкой. Алхимики и целители будут рады пополнению своих запасов.

Вскоре проснулись короеды, и лес наполнился хрустом. Деревья кишели этими противными насекомыми, что пожирали покрывающий стволы и листья затвердевший защитный сок. На голову сыпалась пыль, мы то и дело чихали. Большой опасности короеды не представляли, если их не тревожить. В противном случае эти маленькие твари быстренько обглодают руку. Или ногу.

Наконец мы добрались до поляны. Располагалась она на берегу красного озера, больше похожего на огромную яму, заполненную кровью. Время от времени на гладкой матово-алой поверхности появлялся и тут же лопался пузырь, выпуская в воздух небольшое количество багрового дыма. По словам исследователей – этот дым, смешивающийся с облаками, и становится причиной появления огненных дождей. К несчастью, эти знания нам не помогли: обитателю озера не пришлись по душе наши попытки избавиться от озера. Огромное щупальце, появляющееся из алых глубин, утаскивало под жуткую гладь каждого, кто имел неосторожность приблизиться. Такие же монстры обитали и в других озерах-источниках, и после чреды смертей было приказано не приближаться к ним, пока не найдется способ уничтожить как владельцев щупалец, так и озера.

Однако на некотором отдалении от водной глади нашлось кое-что не менее интересное.

- Давай закончим поскорее, - попросил Тис, извлекая из наплечной сумки обед. – Мне бы хотелось вернуться к вечерней молитве.

Я обреченно покачал головой, но вслух ничего не сказал.

С удовольствием перекусив вяленным мясом и лепешками, мы достали инструменты и подошли к ивам.

- Лес сегодня щедр на добычу, - удивленно заметил я.

- Я же говорил, что Боги помогают нам, - довольно хмыкнул мой набожный братец.

Минеральные ивы – единственные деревья, перерабатывающие впитываемый защитным соком дождь не в плоды, а в минералы. Словно радужные елочные иглы они торчали из коры, чарующе играя со светом, отбрасывая цветные тени. Обычно минералами покрывается лишь небольшая часть ствола рядом с корнями, но сегодня урожай оказался необычно богатым.

Будучи смертельно опасными, минералы, тем не менее, являлись залогом нашего выживания. Путем некоторых алхимических манипуляций, наши светлые умы могут преобразовать их в любое вещество, кроме органического. Так Хрусталь получает, например, медь. Но главная причина незаменимости минералов в том, что уже много лет они – единственный источник той силы, что создает защитный купол.

- Сегодня это сделаю я, - сказал Тис, доставая краску, кисть и скарабея.

Отдав мне все это, он сел на землю перед ивой и закрыл глаза, очищая сознание, погружаясь в легкий транс. Я же, макнув кистью в серую ментальную краску, принялся выводить у него на виске руну дробления сознания. Привычными движениями я изображал извилистые линии, пересекающиеся в сложный символ, пока, наконец, руна не засветилась алым. Тис мелко задрожал. Да, ощущение не из приятных. Руна сильно выматывает, дезориентирует и притупляет чувства, точно наркотик. Поэтому добытчики, вроде нас с братом, никогда не работают в одиночку.

Вторую руну я изображал уже на скарабее. Когда я закончил – сознание брата разделилось надвое, взяв под контроль механическое тело скарабея. Зашевелились крошечные лапки, завибрировали тонкие усики. С трудом верилось, что этот хрупкий механизм играет такую важную роль в нашей жизни. Без этих медных милашек человечество давно бы сгинуло в водовороте истории.

Посадив скарабея рядом с ивой, я достал ирритиевую сферу. Да, животные здесь не частые гости, – ни одна душа не желает связываться с обитателем озера - но осторожность лишней не бывает.

Пока скарабей откалывал от дерева минералы, с тихим жужжанием ловко орудуя лапками, я наблюдал за окрестностями. Но за несколько часов никаких признаков опасности так и не появилось. Под ивой собралась приличная горка, ловящая рыжие отблески уходящего солнца. Тис хорошо поработал.

Чтобы не терять времени, я надел толстую защитную перчатку и стал собирать минералы в мешок. Скоро солнце сядет, и пусть некоторые деревья все еще источали слабый свет, в лесу станет довольно опасно. Пожалуй, не стоит проявлять жадность. Лучше вернуться в другой раз.

- Тис, - позвал я. – Заканчиваем.

После чего одним движением стер его руну.

Некоторое время он провалялся на земле, тяжело дыша и утирая с лица пот. Я не стал его торопить. Разумней будет закончить сборы.

- Поздно уже, - сказал брат таким хриплым голосом, что я и сам не заметил, как оказался рядом, протягивая ему бурдюк с водой. Вдоволь напившись, он поднялся и грустно хихикнул: - Не успею я на молитву.

Я улыбнулся и помог ему подняться.

- Завтра молись, сколько душе угодно. Сейчас главное…

Шаги?

Множество ног приближались к нам, не скрывая своего присутствия. Кто бы мог с такой наглостью передвигаться по лесу, где порой каждый звук может стать причиной гибели?

Быстро переглянувшись с братом, мы сжали ирритиевые сферы. Металл после определенных усилий поддался, меняя форму, превращаясь в удобную рукоять. Легкий щелчок – и с одной стороны рукояти брызнула фиолетовая кристальная пыль, мгновенно схватываясь, обретая форму клинка средней длины. Еще через мгновение мы с братом стали обладателями смертельно острых мечей, прослывших в народе убийцами феонов.

Каково же было наше удивление, когда из зарослей перед нами вышли именно они.

Четыре высокие мускулистые фигуры, облаченные в неизменные темные одежды, сливающиеся с обсидиановой кожей. Глаза светились зловещим алым огнем, блестели сложные письмена, покрывавшие лица. Щелки-уши украшены рисунками, в руках изогнутые мечи.

Не чувствуя ни страха, ни сомнений, они шагали напролом, раздвигая руками висячий мох, наступая на снежные лютики… Обитатели небес, избалованные райскими садами, они не привыкли проявлять осторожность, если опасность не очевидна. Хладнокровные убийцы по своей природе, феоны обучены уничтожать, а не сражаться за собственную жизнь, беречь ее или ценить. Поэтому они так и не сумели истребить нас, зачастую погибая раньше, чем находили наши убежища.

Феоны замерли в нескольких шагах от нас, скользя по нам оценивающими взглядами. Мы с братом приготовились к отступлению, прекрасно понимая, что вдвоем мы не сможем противостоять им четверым. Вот если бы разделить их…

- Где она? – скрипучим голосом поинтересовался один из феонов. От неожиданности мы вздрогнули: до этого момента никто и подумать не мог, что небесные убийцы могут разговаривать.

- Кто? – поинтересовался я. Поддерживать беседу мне не хотелось, но требовалось время, чтобы придумать, как разобраться с неожиданными гостями.

- Не играй со мной в игры, человек. Где твоя дочь?

От неожиданности я чуть не выронил сферу.

- Кто? – повторил я изумленно.

Но феон уже потерял терпение:

- Убейте второго, - хладнокровно он приказал своим спутникам.

Повторять им не требовалось. В свете уходящего солнца холодно блеснули клинки и феоны шагнули к нам, намереваясь превратить моего брата в безжизненную гору изрубленного мяса.

- Тропа, - шепнул мне Тис, молниеносным движением извлекая из кармашка колбу с мутно-серой жидкостью.

Поняв, чего хочет брат, я сорвался с места. Позади раздался звон, громкое шипение и непонятную ругань феонов после чего я услышал топот Тиса. Нагнав меня, он довольно улыбнулся: наконец-то случилось нечто способное развеять рутину и заставить биться сердце чаще; сражения с одичавшим миром ему порядком наскучили. Я улыбнулся в ответ и прибавил ходу.

С тех пор, как мы стали ходить сюда за минерами, мы ожидали, что однажды случится нечто, от чего придется спасаться бегством. Мир сильно изменился и никто не мог с уверенностью сказать, что где-то в тенях и глубоких ямах не притаилось существо, с которым мы еще встречались и с которым не умеем бороться. Поэтому мы позаботились о путях отхода, тщательно спланировав отступление. Эдаким «черным ходом» нам служила едва заметная тропа, хорошо нами изученная. Теперь же нам не составляло труда нестись по ней, дергая за нужные ветки, наступая на побеги или тыкнув кончиком меча в гнездо короедов. Нашим преследователям придется не легко.

Вскоре мы услышали короткий свист и болезненный крик феона.

- Чертова хризантема, - констатировал Тис, с удовольствием представляя, как плавится лицо врага под воздействием яда побеспокоенного яда кустарника.

Не трудно было догадаться, что феонов стало на одного меньше. Чертова хризантема не прощает обидчиков, нанося ответный удар со смертельной точностью. Ну а если жертва каким-то чудом осталась жива, то уж слепоты ей не избежать. А ослепший враг – мертвый враг. Тем более в нашем мире.

Я дернул очередную ветку, и где-то среди кустарников раздался скрип, до боли напоминающий рычание. Светлое древо, прозванное драчливым кленом, уже наверняка хорошо размахнулось своей самой толстой ветвью, и, когда феоны будут пробегать мимо, их ждет неприятный сюрприз.

Но я недооценил скорость раздраженного дерева. С диким оглушительным хрустом на меня обрушился страшный удар и лишь чудом я успел броситься в сторону, тем самым предотвратив разбрасывание моих мозгов по окрестностям. Но полностью избежать удара мне не удалось.

Ветвь буквально швырнула меня вперед, и я готов был поклясться, что видел звездный шлейф позади меня. Сознание в ужасе попыталось меня покинуть, оставив наедине с невыносимой болью и красной пеленой перед глазами. Затылок раскалывался, правый бок болел так, словно во мне торчал раскаленный меч. Я попытался позвать брата, но из глотки вырвалось лишь несколько глухих хрипов.

Сквозь полотно забытья я успел разглядеть, как вокруг рук вьются какие-то стебли, норовя утащить в глубину леса. Но возникший рядом Тис вырвал меня из смертельных объятий хищной растительности.

- Д…с ..ишка, - донеслись до меня обрывки слов.

Взвалив меня на плечо с такой легкостью, словно я был тряпичной куклой, Тис побежал дальше, туда, где мы могли принять бой. Ну, во всяком случае Тис мог.

Спустя некоторое время я стал понемногу приходить в себя. Брат, напротив, стал уставать и отрыв сократился настолько, что после очередного поворота я заметил бегущего следом феона. Он без устали работал мечом, отмахиваясь от тянущихся со всех сторон растений. Его черную кожу покрывали волдыри размером со сливу: результат его знакомства с пыльцой ложнорозы. Жить ему осталось совсем немного и кончина его будет незавидной.

Слева промелькнула воронка – едва заметный круг на земле, отдаленно напоминающий водоворот на водной глади. Мысленно извинившись перед своим скарабеем, я с большим трудом – тело все еще сопротивлялось моей воле – достал его из кармашка и бросил прямиком в центр воронки.

В тот же миг земля дрогнула и угрожающе медленно пришла в движение. Огромные массы почвы завертелись, утаскивая в свои глубины все, до чего могла дотянуться стремительно растущая воронка. Двоим феонам удалось проскочить опасную местность, а вот бегущий последним попал в капкан.

Страшный хруст дробящихся костей, от которого мурашки пробежали по коже, разлился по лесу; тут же раздался отчаянный крик боли. Я зажмурил глаза, не в силах смотреть на то, как исполинская масса движущейся земли и камней заживо хоронят феона, давя, словно пережевывая, разрывая черную кожу несущимися камнями. Крики вскоре затихли.

Следом рухнул на землю третий феон, чьи внутренности превратились в кашу. Обычно это происходит гораздо раньше – в пределах досягаемости ложнорозы, где сотни тончайших побегов высасывают из тела жертвы сок, в который она превращается почти мгновенно. Лишь толстая кожа позволила феону прожить так долго и оставить ложнорозу голодной.

Последний из преследователей нагонял. На нем не было ни царапины, а на лице – ни эмоции, словно гибель товарищей его нисколько не волновала. Только глаза – холодные и бездонные – пылали немой яростью, точно глубоко внутри феона скрывался сам ад, готовый низвергнуться наружу и обрушиться неконтролируемой стихией на головы врагов.

Наконец Тис добрался до места. Пустошь посреди леса, где законы природы сошли с ума.

Когда мы впервые обнаружили это место наше внимание привлекли идеально ровные ямки не глубже дюжины сантиметров. Заметили мы их лишь потому, что земля и камни поднимались из них в воздух, исчезая из виду, растворяясь среди облаков. Со временем эти ямки стали расти и ныне из бездонных пропастей поднималась вода, шумными колоннами подпирая небосвод. Попасть в область действия ямок равносильно смерти: ничто не способно освободиться, будь то огромное животное или крошечная мошка. Неведомая сила унесет свою добычу и безбрежные небеса навеки утаят ее.

Я все еще не мог сражаться, поэтому Тис был вынужден принять бой один, рассчитывая лишь на свое мастерство и мобильность, хотя сил после гонки у него почти не осталось. Оставалось надеяться лишь на абсолютное бесстрашие феонов, что может сыграть с ним злую шутку и заставит его допустить одну – единственную ошибку.

Осторожно положив меня позади всех водных столпов, тяжело дышащий Тис ободряюще подмигнул мне и, крепко сжав ирритиевую сферу, отправился на встречу к последнему врагу. Мне же оставалось радоваться, что здесь не росло никакой травы. Особенно голодной.

Голова кружилась, как штурвал брошенного в шторм корабля, и силуэт брата перед глазами расплывался, двоился, а то и вовсе исчезал, обращаясь в темное, сливающееся с сумерками леса пятно. Я не заметил, как навстречу ему вышел феон.

Никто не проронил ни слова. С оглушительным звоном скрестились клинки, брызнули искры. Посланник Богов был быстр, его удары отличались смертельной точностью, и вот Тис пропустил выпад. На левой руке выступила кровь, ее мрачный блеск словно отдавал должное мастерству нашего врага.

За каждый удар Тиса феон отвечал тремя, размахивая мечом с такой легкостью, словно в его руках был тонкий прутик. Воздух выл, напевал песню войны, а звон стали эхом повторялся у меня в ушах.

Брата явно теснили, вынуждая отступать и все время оглядываться, чтобы не угодить в столпы. На груди блестели свежие порезы, не глубокие, но достаточные, чтобы феон поверил в свое превосходство и потерял бдительность.

Тис разорвал дистанцию, резко отскочив назад. По лицу текли ручьи пота, пораненная рука мелко дрожала. Он выглядел загнанной в угол жертвой, сражающейся из последних сил. Но это была всего лишь игра.

Тошнота навязчиво подкатывала к горлу, но я неотрывно следил за боем, приковав к нему свое внимание. Феон чувствовал себя превосходно. На нем не было ни царапины, а его противник уже измотан и победа стала лишь вопросом времени. Когда Тис падет, он вернется ко мне и несомненно постарается получить ответы на вопросы. Так он считал.

Но у брата было другое мнение. Он незаметно поменял стойку, встав на пальцы для большей мобильности, едва заметно улыбнулся. Следов усталости на его лице не осталось, игра окончена.

Феон атаковал первым. Размашисто, словно отмахиваясь от надоевшей мухи, желая поиграть со своей игрушкой подольше. Однако реакция Тиса удивила посланника Богов. Вместо того, чтобы отступить, он с легкостью отбил удар и молниеносно контратаковал. Фиолетовой молнией мелькнул ирритиевый клинок, и на груди феона засияла рана, по краям которой тут же занялось белое пламя.

Мешкать было нельзя. Один на один справиться с феоном возможно только хитростью, заставив того допустить ошибку, уверовать в собственную неуязвимость, и Тис этого добился. Теперь был нужен неистовый напор, не дающий собраться и справиться с удивлением.

Взвыв диким зверем, брат бросился на врага, щедро осыпая выпадами. Феон оторопело защищался, но все же пропустил несколько уколов. Теперь чаша весов склонилась в нашу сторону, но это очень ненадолго.

Тис вертелся волчком, кружил вокруг, заставляя противника отступать в нужную сторону. Впервые взглянув на моего брата, на этого коренастого увальня, трудно было представить, что он может двигаться с такой ловкостью и легкостью. Не мог этого представить и феон, и был вынужден расплачиваться кровью за беспечность.

Шаг за шагом брат теснил феона, заставляя того коснуться водных столпов, но тот, наконец, сумел совладать с изумлением и взять себя в руки.

Из защиты в нападение он перешел совсем незаметно, ловко комбинируя выпады, словно рисуя в воздухе невидимую картину. И вот уже Тис был вынужден отступать.

Меч феона рассекал воздух в каких-то миллиметрах от лица брата. Каждый удар сопровождался жутким свистом, походящим на дыхание смерти, изголодавшейся по человеческим душам. Теперь Тис действительно отбивался из последних сил, а я ничем не мог ему помочь: проклятое головокружение скорее бросит меня прямиком в беспощадные воды, нежели позволит принять бой. Вставать сейчас означало верную смерть.

Звон клинков стал непрерывным, слившись в холодящую кровь песнь гибели. Воздух дрожал от напряжения. И вот Тис, не справившись с очередной атакой, упал на спину, выронив сферу. Феон, зловеще ухмыльнулся.

Чувствуя, как сердце рвется из груди, я попытался встать. Пусть я погибну, но дам брату шанс расправиться с феоном.

Но сознание так не считало. Оно крутилось в черепной коробке, как лист на сильном ветру. При каждом движении мир трижды переворачивался, желудок сжимался, умоляя опустошить его, и, так и не сумев подняться, я снова упал. А феон тем временем занес над головой меч, намереваясь одним взмахом покончить с надоедливым человечишкой.

Мое сердце прекратило бой, напряженно замерев; в горле застрял крик. Хищная, изголодавшаяся по теплой крови сталь взметнулась, поймала холодный лунный свет, на мгновение замерла…

И ее подхватили бесшумные потоки воды. Сомкнулись темные массы, словно клещами вцепившись в сталь, тонкими ручейками стекая по лезвию, по темной руке феона. А на его лице читалась смесь ужаса и удивления.

Феон изо всех сил пытался высвободить руку, вырваться из смертельной хватки, но неведомая сила не отпускала его, напротив, неумолимо поглощая руку, поднимая его над землей. Бесшумно, не издав ни единого звука, воды целиком поглотили феона, точно голодный зверь, змея, пробудившаяся от долгого сна и жаждущая лишь одного – свежей крови.

Я смог, наконец, с облегчением вздохнуть. Лежавший неподалеку Тис шумно последовал моему примеру. Некоторое время мы просто молча лежали на земле.

- Как самочувствие, Эган? – донеслись до меня слова брата. По его интонации я понял, что он улыбается.

- Голова кружится. Похоже, у меня сотрясение. А ты как?

- Кажется, упал на какую-то колючку.

Я тихо рассмеялся.

- Хорошо хоть живы остались.

Тис так же тихо хихикнул.

- Как в старые добрые…

Некоторое время мы просто лежали на холодной земле, наслаждаясь покоем. Темное небо усыпали звезды, игриво помигивающие нам с братом. Деревья перестали испускать свет, и лес погрузился в пугающую темноту. Пора было возвращаться в Хрусталь, и чем скорее, тем лучше – дождь был давно и скоро пробудится Атокарион.

Словно в подтверждение моих мыслей далеко в глубине леса прозвучал самый жуткий звук наших дней – грохот, какой может издать только огромное бьющееся сердце.

- Отдых окончен, - провозгласил Тис и, поморщившись от боли, поднялся. – Пора убираться отсюда, пока судьба вновь не попыталась нас убить.

- Согласен. Помоги мне.

Брат взвалил мена на плечи – чему мой желудок, снова попытавшись разбросать по лесу содержимое, не обрадовался – и мы так быстро, как только могли, двинулись в сторону Хрусталя. Вокруг уже царила ночь, погружая лес в темноту, пропитывая землю тьмой, такой непроглядной и опасной, загадочной и беспощадной.

Нам же оставалось радоваться, что грохот пробуждающегося Атокарион разогнал по норам всех хищников, если не считать растений, которые порой оказываются опасней огромный тварей, стаей следующей за добычей.

Чтобы в полной темноте, едва разрываемой луной, не вляпаться во что-нибудь неприятное, что в последствии переварит нас, Тис достал из кармашка шарик – крошечную, не больше абрикоса, прозрачную сферу. Мне всегда нравилось, как работает эта штука.

Брат зажал шарик двумя пальцами и поднял руку над головой, а затем раздавил его. Раздался влажный хлопок, после которого Тис болезненно поморщился и бросил шарик вперед.

За эти мгновения крошечная сфера успела вырасти до размеров хорошей тыквы. Когда же нужный размер был достигнут, шарик побледнел, став молочно-белым, и выпустил во все стороны тысячи тончайших нитей, цепляясь за ветви, кусты, пронзая почву. А затем в глубине сферы появился крошечный огонек, быстро разгораясь, пока шарик не стал похож на крошечное солнце, каким-то чудом попавшее в паучьи сети.

Яркий свет разлился по лесу, прогоняя тьму, распугивая ночных хищников, что еще не добрались до своих нор или решивших поживиться уставшими людьми. Потом шарик стал медленно перебирать нитями в сторону Хрусталя, походя на жирного паука, лениво бредущего на обед к своей паутине. Одна из нитей торчала прямо из ладони Тиса, поэтому наш ходячий светильник не мог идти быстрее нас.

Попадавшаяся на пути ночная живность старалась оказаться как можно дальше от жуткого зрелища и дальше от света. Опасные же растения мы замечали издалека, что позволяло нам свободно избегать встречи с ними. Единственный раз нам пришлось свернуть, когда проход оказался перекрыт липкими лианами. На поблескивающих стеблях, издалека походивших на сеть, белели обглоданные кости.

Бой Атокарион звучал все чаще, приближая Затмение, но мы успевали. Вскоре показалась высокая прозрачная стена Хрусталя, сиявшего изнутри десятком огней. К счастью, купол еще не поставили. Приди мы позже – никто бы не пустил нас обратно: снимать защиту ради двух жизней, рискуя всем поселением никто не станет. Так бы и сгинули во тьме.

- Кто здесь? – спросил дозорный, щурясь от яркого света шарика.

- Эган и Тис, - ответил я, мыслями уже находясь в лазарете.

Ворота приветливо распахнулись и мы с братом смогли, наконец, почувствовать себя в безопасности. Дежурные лекари тут же бросились к нам, жадно изучая наши раны и навязчиво подталкивая к лазарету. Сопротивляться сил не было, как и желания. И вскоре мы были с ног до головы покрыты различными мазями и отпоены дюжиной целебных зелий. Пахло от нас, как от кучи сгнивших фруктов, но это не помешало погрузиться в сладкий сон.

***

На утро, когда наши пропитанные лекарствами тела полностью пришли в себя, нас ждал сюрприз в лице посла из Гриба. Беспардонно распахнув двери лазарета, впустив холодный утренний воздух, что тут же вцепился ледяными клыками в кожу, посланник вихрем влетел в помещение. Невысокий, с невозможным для наших времен брюшком, он двигался весьма грациозно; взмокшая лысина играла с лучами солнца, блестя, как снежный холм солнечным утром. Следом за ним вошел староста Хорно. По его невозмутимому лицу, что избороздила паутина морщин, исчезавшая под жиденькой седой бородой и пышной белоснежной шевелюрой, нельзя было сказать, что же произошло. Замыкал шествие Мэннон, правая рука старосты и самая невыносимая личность Хрусталя.

- Эган! - крикнул он с порога, нахмурив тонкие, как усики под носом, брови. – Почему ты это скрывал? Ты поставил под угрозу весь Хрусталь! Они придут сюда из-за тебя! Знаешь, сколько потребует минералов, чтобы…

- Мэннон, помолчи, - мягко попросил Хорно.

Помощник старосты запнулся на полуслове, однако венка, яростно пульсирующая на лбу, говорила о том, что его гневная тирада только началась. И, возможно, он ее продолжит позже.

- Эган, - так же мягко обратился ко мне староста. – Этот человек – посланник из Гриба. Вчера у них произошло… нечто необычное.

- Это мягко сказано, - подал голос посол. – Событие, имевшее место, просто никак не укладывается в голове. Меня зовут Зелас. А вы, значит, Эган Шейро?

- Верно. Рад знакомству, - в голове все еще была каша, и я все никак не мог понять, чем так прославился за ночь.

- Вчера, во время вечерних ритуалов, на Поляне отчаяния появилась девочка, сопровождаемая фантомом. Слышали об этом?

- Нет, не слышал.

- Фантом представился Богиней Флоной.

- Простите, посол, Флоной? – прервал я его. – Я не слишком знаком с Богами.

- Понимаю, - кивнул посол. – Флона – Богиня любви и покровительница семейного очага.

- И чего же она хотела? – заинтересованно спросил Тис с соседней кровати. В его голосе чувствовался какой-то трепет, словно все его мечты только что исполнились.

- Она велела жрецам взять под крыло девочку и найти Эгана Шейро. Сказала, что вы, Эган, отец этой девочки.

Мы с Тисом переглянулись.

- Этого не может быть, - покачал я головой. – Однако…

- Однако?

- Вчера, когда мы с братом собирали минералы, к нам пришли четверо феонов. Они тоже спрашивали, где моя дочь. Но мы не придали значения этим словам.

-  Говорящие феоны? – изумился посол Зелас. Его лицо просияло, словно он представил, как оказался наедине с подобным феоном в какой-нибудь королевской комнате пыток с клещами в руках и жаждой ответов, горящей в глазах. – Полагаю, они мертвы?

- Мертвее некуда.

- Прискорбно. Какая потеря для науки… - взгляд посла потух.

- Так что там с Флоной? – напомнил Тис.

- Ах да. Флона – если эти действительно она – сказала так же, что девочка будет без сознания около двух дней. Если я правильно запомнил слова жрецов – ей тяжело дался переход между мирами. И наша основная задача: беречь девочку от леса и от Затмений, а так же защищать от феонов, что ищут малышку. Когда она придет в себя, то объяснит, зачем пришла на землю.

- И вы верите в это? – скептически спросил я.

- Лично я – нет. Я был одним из тех, кто настаивал на ее казни. Слишком подозрительно все это.

- Где девочка сейчас?

- Сейчас она находится в лазарете. В Грибе.

Мэннон побледнел.

- Вы что же, принесли ее в поселение? – изумленно воскликнул он. – Эта девочка сотрет Гриб с лица земли, едва придет в себя.

- К несчастью, не все это понимают. Для большинства этот сгусток света и безымянная девочка стали лучиком надежды.

- Разве это не так? – изумился Тис. – Ведь наши молитвы услышаны!

- Может быть, - тактично ответил Зелас. – А может статься, что правы те, кто считал ее появление ловушкой.

- Что же вы намерены делать?

- Ну, - посол почесал затылок, будто припоминая, что вчера произошло в Грибе. – Наш староста тоже не признает молитв, но молящихся в поселении подавляющее большинство, а бунта в наше время не хочется никому. И он вынужден был пойти на компромисс: поскольку фантом назвал ваше имя, то вам и решать судьбу девочки. Хотите ли вы ее забрать к себе и вытянуть из нее ответы, или казнить, пока она беззащитна – на ваше усмотрение. Но оставлять ее в Грибе мы не будем.

- Мы ее не примем, - категорично заявил Мэннон. Его кисти слабо засияли недобрым красным огнем: в гневе маги плохо контролируют свой дар.

- Как ни странно, я согласен, - мой голос даже дрогнул от нового чувства: солидарность с Мэнноном. – Оглянитесь вокруг! Весь наш мир демонстрирует отношение Богов к нам. Им нельзя доверять. Уже не говоря о том, что дочери у меня никогда не было, тем более – оказавшейся в лапах Богов.

- Честно говоря, я понял это, едва вас увидел. Но удостовериться стоило, - задумчиво произнес посол и обратился к старосте: – Что ж, тогда на этом все. Хорно, нам еще нужно решить несколько вопросов касательно торговли. К тому времени, надеюсь, пройдет Затмение и я смогу вернуться в Гриб...

Пока посол говорил, я погрузился в пробужденные разговорами воспоминания, настолько горькие, что даже с братом я их никогда не обсуждал.

Ее звали Леора. Она появилась в Хрустале с третьей волной поселенцев, как раз когда мы заканчивали строительство стены. Стоило мне ее увидеть, как я позабыл сам себя. Невозможно было не утонуть в этих зеленых глазах, невозможно устоять перед желанием прикоснуться к ее нежной коже и не провести рукой по шелковистым волосам. Она была воплощением моей мечты, идеал женщины. На дрожащих ногах я подошел к ней, начав разговор с глупой шутки. И она мне улыбнулась.

Время с ней летело незаметно. Я был юн и полон сил, любовь и жажда приключений манили меня за стену, где были только я и она. Я учил ее выживанию, рассказывал о том, каким стал мир, а она рассказывала мне о том, каким он был. В те дни Тис болел древесной лихорадкой, но рядом с ней я забывал навестить брата, а если и навещал, то быстро уходил. Конечно, он расстраивался, но все понимал, а потому молчал.

Казалось – сама судьба свела нас, что наши сердца бились в унисон, отбивая страстную песнь вечной любви, сладкой и всепоглощающей. Даже обезумевший мир, готовый в любой момент хлебнуть человеческой крови, не казался таким жутким, пропитанным безысходностью и отчаянием.

Ту ночь я никогда не забуду. Вкус ее губ, жаркое дыхание, осторожные прикосновения нежных пальцев, проникающих под рубаху…

А на утро она ушла. Я долго искал ее среди людей, пока мне не сказали, что Леора ушла за ворота. Предчувствуя неладное, я бросился следом, роняя слезы, впервые в жизни моля Богов…

Когда я ее нашел, она уже не дышала. В ее остекленевших глазах больше не плясали озорные огоньки. Они были пусты, как сгоревший дом, в них не осталось ни капли жизни. Чудилось, будто мое сердце в одночасье обратилось в серую пыль; будто душа раскололась, осыпавшись мириадами холодных осколков.

Последнее, что я помню – это мои крики, полные горя и отчаяния, и сильные руки, что тащили меня обратно в Хрусталь.

Посол, староста и Мэннон развернулись, чтобы уйти, но Тис окликнул их:

- Подождите! Вы что же, уничтожите девочку?

Зелас обернулся. На его лице читалось такое удивление, словно мой брат спросил, какого цвета небо.

- Конечно. Не знаю, что в этой девочке особенного, но я уверен в том, что она представляет опасность. За ней уже несколько раз приходили феоны, и они придут снова. И это не говоря о том, что она сама может оказаться всемогущим монстром, вроде нашего Атокарион. Держать ее в поселении - словно курить на бочке с порохом.

- Я не позволю! Я сам заберу ее и поговорю с ней!

- Что!? – хором воскликнули я и Мэннон.

- Подумайте сами, - продолжал Тис. – Флона своими руками похищает из Небесной Обители некое дитя. Сама! Без помощи слуг – феонов.  А те, в свою очередь, пытаются вернуть ее. Так?

- К чему вы клоните? – посол недовольно сложил руки на груди.

- Вероятно, в ней есть нечто важное для Богов. Нечто такое, что Богиня любви пытается сберечь от собратьев, пытавшихся уничтожить нас. А вы хотите просто так взять и уничтожить наш единственный шанс понять, что же происходит и что движет Богами.

- Нет, посол прав, - встрял Мэннон. Его глаза недобро блестели. – Нет сомнений в том, что девочка – очередное оружие нашего истребления. Заколдованный монстр, живое человекоподобное разрушительное заклинание. Она очнется и перебьет весь Гриб, а затем придет к нам. Очередной Атокарион. Ее нужно немедленно уничтожить!

- Умерь свой пыл, Мэннон, - прикрикнул на него брат. – Девочка может быть послана Флоной нам в помощь. - Маг только усмехнулся, скорчив презрительную мину. Он, как и я, никогда не ходил на молитвы. – Будь она такой опасной, как вы считаете, за ней не присылали бы других феонов. Зачем пытаться забрать у врага кобру, которую сам же и подложил?

- Эти атаки могут быть лишь для отвода глаз, - задумчиво произнес посол. -  На нас нападали лишь небольшие группы, справиться с ними не составляло труда.

- Вы не можете знать наверняка! С чего вы решили…

- Тис, - оборвал я брата. – Они правы. Пусть раньше мы не наблюдали тактических хитростей от Богов, но ведь раньше они и не обрушивали на землю свою магию. Все бывает в первый раз.

- И все же, мы заберем ее, - тихо, будто разговаривая с самим собой, произнес староста.

Но его услышали все. Повисла тишина, нарушаемая лишь отдаленным биением Атокарион. Складывалось впечатление, что у меня в груди колотилось сразу два сердца, что никак не могут найти общий ритм.

- Что вы сказали? – прошептал Мэннон. На лбу у него выступила испарина.

- Мы заберем девочку.

- Это безумие!

- Эган, Тис, собирайтесь в дорогу, - староста, казалось, не замечал своего помощника. - Возьмите с собой пару опытных мечников, вроде Эдинро. Мэннон тоже пойдет с вами. Снаружи от него будет больше пользы.

- Хорно, ты с ума сошел!? – взревел Мэннон, брызжа слюной. – Ты ставишь под угрозу безопасность Хрусталя!

- Вы действительно хотите пойти на это? – посол изумленно таращился на старосту, будто тот предложил побегать под дождем.

- Не совсем так, - Хорно улыбнулся, словно озорной мальчишка, задумавший шалость. – Но вы все правы: нельзя рисковать, оставляя девочку в поселениях, ровно как нельзя от нее избавиться. Поэтому предлагаю компромисс.

***

Сердце Атокарион оглушительно колотилось, заставляя мое нервно сжиматься. Перед Затмением все испытывают беспочвенные страхи. У некоторых кружится голова, а несколько человек и вовсе теряют сознание. Но бояться Затмения из-за этого – как бояться медведя лишь потому, что он неприятно пахнет. Затмение показывает людям бездну, настоящую тьму, какой не сыскать ни в самой глубокой пещере, ни на дне океана. Эта тьма словно приходит из другого мира, где царствуют только отчаяние и смерть, где нет места даже звуку. И эта тьма, проливающаяся по воле Атокарион дважды в день, забирает людей с собой, не оставляя от тех, кто оказался вне купола, ни костей, на даже крика. Затмение – это инструмент нашего контроля. Мы обречены вечно жить здесь, не имея шансов покинуть эти леса, найти безопасные плодородные земли, где человечество сможет начать все с начала. Впрочем, есть ли он вообще – безопасные земли? Возможно весь мир теперь покрыт этими проклятыми лесами, только и ждущими, когда ты допустишь ошибку и попадешь в их беспощадные сети.

Обитатели Хрусталя незаметно для самих себя перешли на шепот, будто страшась привлечь внимание грядущего Затмения. Какая-то нервозность витала в воздухе, несмотря на то, что Затмение – явление такое же частое, как смена дня и ночи. Мы привыкли ко всему в этом чуждом мире, но привыкнуть к Атокарион никак не выходило. Особенно к тому, что раз в полгода он приходит лично, неизбежно, как явление самой смерти, забирая одного из нас.

Далекое сердце последний раз громыхнуло, и, словно знаменуя конец жизненного цикла, остановилось. На мгновение время замело. Стих легкий ветерок, умолкли птицы, спрятавшись на высоких ветвях. Казалось, даже мое сердце, еще секунду назад колотившееся в ушах боевым барабаном, прекратило свой бой.

А затем раздался жуткий, сотрясающий землю грохот. В одночасье потемнело небо, словно кто-то огромный накрыл Хрусталь непроницаемой тканью. Холодная тьма лавиной обрушилась на землю, пожирая и тени, и свет. Купол поймал последний блик и исчез из виду.

Вскоре из виду исчезло все.

Я не видел собственных рук, не слышал собственного дыхания. Не чувствовал тела. Я словно перестал существовать, растворился в абсолютной темноте, в непроницаемом небытие. На некоторое время мир полностью исчез, канув в бездну, порожденную Атокарион.

Когда же Затмение кончилось, звуки тяжелым молотом обрушились мне на уши, вызывая тошноту и головокружение. Ослепительный свет обжег глаза, вынуждая прикрывать их вновь появившейся рукой.

- Вперед! – скомандовал посол, возглавляющий наш маленький отряд. – У нас всего двенадцать часов до следующего Затмения. Что будет, если опоздаем, объяснять не нужно, надеюсь?

Рядом противно засопел Мэннон. Восторга от предстоящего похода он не испытывал. Как и восторга от любого мероприятия, грозящему его шкуре неприятностями. Природа знала, что делала, когда даровала ему крысиные усики.

Ворота позади нас затворились, и на плечи вновь легло тяжелое чувство опасности. Каждая тень представлялась выжидающим хищником и рука невольно нашарила ирритиевую сферу. Однако я надеялся, что в этот раз мне не придется ею пользоваться: наш отряд включал Кори и Эдинро – лучших мечников Хрусталя. Это не говоря о магических способностях посла, что преодолел путь до нашего поселения в одиночку, и Мэннона, на удивление хорошего колдуна.

Добраться до Гриба стократ проще, чем до минеральных ив: после налаживания контакта между поселениями была создана специальная торговая тропа. За ее безопасностью и обновлением ловушек и оборонительных рун следят лучше, чем в свое время следили за безопасностью королей. На это уходит уйма ресурсов, но, к сожалению, ни Гриб, ни Хрусталь не могут вместить обитателей обоих поселений, посему мы вынуждены выживать по-отдельности, но сообща.

Если судьба благосклонна - весь путь занимал около десяти с половиной часов. Но чаще всего не везет: от крупной растительности, вроде нависающих над тропой деревьев, избавиться непросто: после каждого дождя они вырастают заново, вновь и вновь становясь проблемой. Например потому, что на ветвях невозможно установить механическую ловушку, ибо под ними появляются наросты, сбрасывая чужеродные предметы вниз. Невозможно и оставить охранную руну, потому что деревья поглощают магию и на коре остается безобидный узор. А ведь именно ветви служат излюбленными местами для охоты стаек мелких хищников и для роста жалящих лиан, зачастую целиком перекрывающих тропу.

В этот раз лианы нам были не страшны: во-первых мы шли с магами, способными испепелить зеленые сети, а во-вторых мы шли налегке и могли спокойно обойти преграду. А вот голодная живность…

Примерно на середине пути мы услышали нарастающий писк из глубины леса.

- Что это? – перепугано спросил Мэннон. Кончики его пальцев светились алым.

- Кросвики, - обеспокоенно ответил Тис, доставая свистульку.

- Что-что?

- Не забивай голову, - впервые подал голос Кори, следуя примеру моего брата. – Молись, чтобы тебе не пришлось их увидеть.

- Почему? – Мэннон побледнел, и я едва сдержал смех: до того забавно выглядел перепуганный маг.

- Они как маленькие пираньи, - стал объяснять Тис. – Обрушатся дождем на голову и за считанные мгновения оставят от тебя только обглоданный скелет.

- Перестаньте запугивать нашего домашнего мага, - хмыкнул Эдинро, и я вздрогнул: на лице этого великана улыбка смотрелась неуместно и зловеще. – Предлагаю перекусить и подождать, когда стайка пройдет мимо. Силы нам еще понадобятся. Да и свистульки сэкономим.

Пока мы обедали писк окончательно затих, и мы отправились дальше.

Я никогда не любил открытое пространство, где я оказывался на виду у неизвестного врага, обитающего в тенях леса. Со всех сторон над нами нависали скрюченные ветви, словно длинные когтистые пальцы, готовые в любой момент вцепиться в плоть и уволочь туда, где острые зубы окончательно оборвут жизнь. А я даже не мог быть уверенным, что этого не произойдет, ведь этот проклятый лес хранил в себе множество тайн, не спеша раскрывать все карты.

Вскоре откуда-то из леса раздался знакомый грохот сердца, и мы поняли, что опаздываем. Затмение происходит через два часа после первого удара, а идти нам предстояло еще много. Пришлось перейти на бег.

Солнце уже давно отправилось на покой, укрыв землю звездным покрывалом, едва проглядывающим сквозь раскидистые ветви и плотную листву. Нам приходилось бежать почти вслепую, надеясь лишь на окружавшие тропу ловушки. Сердце Атокарион возбужденно колотилось, готовясь выпустить наружу свою безжалостную тьму, и мы не могли даже сбавить шаг, чтобы воспользоваться предательски неторопливым шариком.

И вот, когда до Гриба осталось совсем немного, мы услышали звуки битвы.

- Что это? – спросил Кори, хватаясь за сферу.

- Феоны, кто же еще? – прорычал посол. – Наверное, нашли способ обнаружить девочку. Будьте наготове – кто знает, сколько их там.

Разрываясь между желанием немедленно броситься в Гриб, чтобы укрыться от Затмения и нежеланием вступать в бой с феонами, мы, крадучись и крутя головой, как обезумевшая сова, продолжили путь. Стараясь держаться поближе к кустам, но в то же время быть вне зоны их досягаемости, чтобы ненароком не стать для них ужином, мы приблизились к Грибу настолько, что я смог его разглядеть.

Гриб поражал воображение. Кто бы лет десять назад мог подумать, что часть остатков человечества будет жить под огромным грибом, вдруг возникшим посреди леса? Пятиметровая темно-синяя ножка, усеянная непонятными механизмами, удерживала на себе широкую зеленую шляпку, способную защитить от любых дождей, поглощая их, как и деревья вокруг. Опоясывал гриб частокол, который обвивали специально посаженные под стеной растения, защищающие от непрошенных гостей, способных забраться по вертикальной поверхности.

И сейчас Гриб штурмовали феоны.

- О черная бездна… - в ужасе прошептал посол.

Около сотни небесных убийц окружило стены и в их намерениях сомневаться не приходилось. Они упорно лезли по стенам, погибая посреди пути, но позволяя товарищам забраться по их телам. Люди длинными копьями сбрасывали наступающих, пытались избавиться от тел, оплетенных разъяренной растительностью. Тут и там мелькали фиолетовые ирритиевые стрелы, разрубающие сумерки, точно крошечные молнии, и разя феонов со смертельной точностью. Пока люди успешно держались, но мы слишком хорошо знали посланников Богов, чтобы окончательно в это уверовать: за ними придет другая сотня, затем третья и четвертая, и так будет до тех пор, пока Гриб не израсходует все припасы и не падет.

- Что будем делать? – прошептал Тис.

- Спрячемся, сотворим крепкий купол и переждем Затмение. – Капли пота на лбу Мэннона блестели звездным небом. – А затем вернемся.

- И бросить Гриб на растерзание феонам? – презрительно спросил Кори. – Ты просто трус, Мэннон!

- У нас нет выбора! Что мы противопоставим армии Богов? Моя магия тут бессильна, а ваши ирритиевые прутики не спасут нас от сотни клинков!

- Мы не сможем поставить такой купол, Мэннон, - казалось, посол едва сдерживается, чтобы не испепелить трусливого мага. – Затмение сожрет нас вместе с любыми твоими чарами. Оно нам не по зубам.

- А Затмение действует на феонов? – тихо поинтересовался Эдинро.

- Думаю, в живых не осталось тех, кто смог бы ответить на твой вопрос, - покачал головой Тис.

- В таком случае у нас два выхода: остаться здесь и сгинуть в муках, или попытаться попасть в Гриб до Затмения.

- И сгинуть в муках, когда феоны, наконец, пробьются туда, - вставил Мэннон.

- Но как мы туда попадем? – я пропустил реплику мага мимо ушей.

- С боем, - Эдинро приготовил свою сферу, размером едва ли не с голову коренастого Кори. – Посол, есть ли у вас возможность переправить нас за стену?

- Пожалуй. Мне нужно будет связаться с кем-то из магов с той стороны.

- Хорошо, - медленно кивнул Эдинро. – У нас только один шанс. Феоны не ожидают появления людей со спины, но лучше перестраховаться. Мэннон, есть в твоем хваленном арсенале полезные нам заклинания?

В глазах мага блеснул недобрый огонек. Скорей всего у него на языке вертится с десяток язвительных ответов, но высказывать их Эдинро было самоубийством.

- Да уж найду парочку, - наконец прошипел он.

- Тогда вперед.

Бесшумно вынырнув из тени мы побежали к Грибу. Впереди маячили десятки феонов, нетерпеливо сжимающих оружие. Заметив их короткие изогнутые мечи, Эдинро тихо ухмыльнулся: его клинок был просто огромным.

Когда ближайший к нам феон повернулся на хруст травы под нашими ногами, ирритиевый клинок Тиса был в каких-то миллиметрах от его шеи. Брызнула жидким белым пламенем кровь, огненным дождем посыпавшись на землю. Прежде, чем успели повернуться другие феоны, Эдинро мощным взмахом громадного клинка снес еще три головы и уже готовился к следующему удару. Неподалеку Кори наносил смертельно точные колющие удары, а я размахивал мечом даже не целясь, словно неумолимый посланник смерти, идущий к своей цели сквозь густые заросли.

Первые мгновения нашего пребывания принесли на поле боя кровавый хаос. Мы учинили настоящую бойню и я бы соврал, сказав, что мы не получили от этого удовольствия. Видеть, как головы врага человечества взмывают в воздух, как бьет фонтаном огненная кровь, как жизнь покидает черные тела – несравнимое удовольствие. Но феоны быстро спохватились.

Роем разгневанных пчел они набросились на нас, норовя если не отомстить за павших собратьев, то утолить свою жажду крови. Со всех сторон заблестела хищная сталь, созданная, чтобы рубить головы людям. И если бы не Мэннон, мы бы в одночасье превратились в гору фарша.

- Быстрее размахивайте своими ножами! – взмолился он. Я понимал его: задача любого мага – разрушение. Для эффективного использования любой другой магии нужны заколдованные предметы. Без таких вещиц чары Мэннона могли рухнуть в любой момент и нас всех бы попросту искромсали.

В тот момент я неожиданно для себя зауважал Мэннона. Одно лишь его присутствие, одно колдовство обеспечивало нам поистине невероятное преимущество: неистовые выпады феонов замедлялись на полпути к нам, их клинки словно встречали невидимую преграду, а кроме того – живая масса, готовая убивать нас даже голыми руками, яростно раздирая плоть, не могла к нам приблизиться. Зато наши ирритиевые мечи рубили врага беспрепятственно. И мы снова позволили себе убивать без разбора.

Но в тот момент, когда до стены оставалось всего несколько шагов, Мэннон на секунду потерял концентрацию.

Воздух взвыл и зазвенел, когда дюжина клинков, более не встречая сопротивления, разрубила его. Холодная сталь каждого меча блеснула в лунном свете, сливаясь в одну большую холодную вспышку. И прежде, чем Мэннон вновь использовал магию, на меня брызнуло что-то горячее.

- Проклятье! – выругался Тис, сжимая кровоточащее левое плечо. – Кори! Мы потеряли Кори!

Я быстро оглянулся и моему взору предстала ужасная картина: обезглавленное тело Кори все еще стояло, будто не понимая, что оно уже мертво. Ослабевшие пальцы выронили сферу, левая рука судорожно дернулась и наш товарищ рухнул, словно кукла, которой обрезали все нити. А через мгновение безмолвная черная волна феонов поглотила его.

- Эвиро! Гриверс! Кто-нибудь слышит меня!? – заорал посол, едва добравшись до стены.

Ответа не последовало.

Сердце Атокарион неистово колотилось. Я уже начал прощаться с жизнью: если нас не сотрет Затмение, это сделают разгневанные нашей наглостью феоны. Силы подводили Мэннона, его чары то и дело на мгновение пропадали, и каждое такое мгновение в наших глазах превращалось в костлявую руку смерти, что жадно тянется к нам, чтобы раздавить и утащить во тьму.

- Слышит меня кто-нибудь!?

Феоны наконец опомнились от нашей атаки и приняли меры. Объединившись в пары, они вели с нами бой, разделив обязанности: один атакует нас, надеясь на то, что защитная магия ослабнет, а второй отражает наши выпады, не позволяя нам контратаковать. Я почувствовал, как сердце сжимается от бессилия и отчаяния.

- Зелас, это ты? – донесся до нас голос и мы дружно задрали головы. На нас со стены смотрел бледнолицый юноша.

- Гриверс! – облегченно вздохнул посол. – Обеспечь мне выход! Скорее!

- Понял.

Маг скрылся из виду, и в это мгновение чары Мэннона дали слабину.

В каких-то миллиметрах от моего лица мелькнуло острие меча, едва не вырвав меня из боя в вечную темноту забвения. Эдинро с большим трудом остановил смертельный удар, предназначавшийся Зеласу.

- Теснее друг к другу! – крикнул он, вытирая с лица пот. - Бросьте кто-нибудь свистульку!

Дважды повторять не пришлось, и уже спустя пару мгновений нас укрыло непроницаемой синей вуалью. Затем, когда дымка полностью скрыла нас от глаз феонов, мы приникли к земле – теперь можно было не переживать, что вражеский меч пробьется сквозь чары Мэннона и зацепит кого-нибудь.

Теперь оставалось лишь надеяться, что Зелас успеет доставить нас в Гриб раньше, чем наступит Затмение, и что Мэннону хватит сил хоть бы как удержать защитную магию, иначе нас просто затопчут.

Неподалеку раздавался звон мечей, доносились громкие крики, но грохот Атокарион не могло заглушить ничто. Казалось, что так колотится мое сердце, грозясь разорвать грудную клетку и проложить себе путь наружу. Воображение услужливо подсовывало страшные картины, как меня и брата накрывает непроницаемой тьмой Затмения, разрывает на мелкие части, обращает в незримую пыль кости, сжигает в невидимом черном пламени саму душу. А вокруг кружат феоны, безмолвно ликуя.

- Долго еще!? – взревел Мэннон. Его голос сильно дрожал.

- Еще пару секунд, - последовал ответ.

- Скорее! – взмолился он. – Еще немного и мои чары…

Бах!

С оглушительным хлопком волшебство Мэннона исчезло. Невесть откуда взявшаяся ударная волна с чудовищной силой вдавила нас в землю и в одно мгновение унесла синий дым нашей свистульки. В ужасе подняв голову, я увидел, как встают опрокинутые той же волной феоны, как приближаются еще несколько десятков беспощадных небесных убийц.

Рядом во всю глотку заорал Эдинро, вскакивая на ноги. На его лице была лишь жажда убийства, в глазах лишь желание подороже продать свою жизнь.

Следом поднялся Тис. Какая-то безумная улыбка замерла у него на губах, словно чары Мэннона повредили ему рассудок. Должно быть, именно так он хотел умереть: в бою, с улыбкой на устах.

Бросив взгляд на обезглавленного Кори, неподвижно лежащего неподалеку, на Мэннона, потерявшего сознание от нечеловеческого напряжения, я тоже поднялся, полным готовности принять безнадежный бой.

- Подходите, бездушные твари! – кричал Эдинро. -   Я вас всех…

Договорить он не успел: чудовищная сила дернула нас назад, туда, где Зелас пытался сотворить дверь в Гриб. Я почувствовал себя стрелой, пущенной, почему-то, в обратном направлении. За один удар сердца мы оказались около стены, где оказались во власти теплого изумрудного света.

Я не видел и не слышал ничего, словно мир вокруг исчез, а я оказался один в этом бесконечном зеленом океане, где нет места кому-то кроме меня. Казалось, что даже само время не властно здесь. А затем меня окружили сотни тонких нитей. Таких же изумрудных и сияющих, как и все вокруг, а потому едва заметных. Они проникали под кожу, наполняли мои жилы и мой разум. Должно быть, я кричал, чувствуя, как шевелится нечто внутри меня. Нити наполнили меня, как солома наполняет куклу, как гусиные перья – подушку, а потом …

А потом холодный воздух, насыщенный звуками леса, криками людей и шумом битвы, ударил мне в лицо и я понял, что вернулся.

И что я лечу.

Портал выплюнул нас по другую сторону стены, и мы, пролетев пару метров, плюхнулись на землю.

- Добро пожаловать в Гриб, - произнес темный силуэт, нависший надо мной.

- Спасибо, - с трудом выдавил я, пытаясь совладать с головокружением и встать. Чья-то сильная рука помогла мне.

Рядом лежал Тис, улыбаясь во всю ширь. Посол Зелас выглядел не менее счастливым, чем мой брат. А вот Эдинро казался несколько разочарованным: видимо, уже готовился принять героическую смерть. Очнувшийся Мэннон неподвижно лежал на земле, недоуменно хлопая ресницами.

Гриб не слишком отличался от Хрусталя, походя на наспех сколоченную деревню, чем на последний оплот человечества. Те же деревянные домики, те же дозорные башни, похожие даже по своей архитектуре – немного неуклюжей и чудаковатой, с казавшимися неуместными бронзовыми подъемными механизмами. Разница была лишь в том, что сердцем Хрусталя являлись рунные монолиты – огромные валуны, усеянные сложными магическими символами, вкупе служащие для призыва купола. А сердцем Гриба был, как не сложно догадаться, гриб, опоясанный непонятными механизмами у основания.

- Они внутри! – услышал я крик. – Пускайте споры!

Раздался жуткий скрежет, и мы дружно повернулись на шум.

Механизмы гриба ожили. Засвистел пар, защелкали шестерни, передвигающие бронзовые элементы. Одинокая тонкая трубка, теряющаяся под самой шляпкой задрожала, словно по ней бежала невидимая жидкость. Каждый метр трубки, там, где части соединялись толстыми заклепками, увенчивали цилиндры, из которых поочередно вырывался пар, будто позволяя разглядеть, как высоко поднялась эта самая невидимая жидкость. И в тот миг, когда свистнул последний сигнальный элемент, ожила и шляпка гриба.

Казалось, что гриб надулся, распух, как после укуса лунной пчелы. Раздулись пластинки, засветились на шляпке какие-то линии, походя на жилки. А затем гриб как будто резко выдохнул, и вниз устремилось плотное светящееся мягким янтарным светом облако.

Я почувствовал легкий аромат прелых листьев и приятную прохладу, когда облако обрушилось на землю. В воздухе повисли крошечные огоньки, лениво и неторопливо опускаясь на землю, точно притворяясь крупными снежинками.

- Какая красота, - прошептал Тис. Он выглядел таким счастливым, что, казалось, сейчас пустится в пляс.

Я не мог с ним не согласиться, во все глаза разглядывая новорожденное чудо.

- Приготовились! – крикнул кто-то. – Всем крепко стоять на ногах – Затмение на подходе!

- И что, это пыльное облако защитит нас?  - перепугано спросил Мэннон.

- Не переживайте, - ответил ему кто-то из обитателей Гриба. – Споры – это вам не какая-то там магия. Они надежны.

Слушать, что ответит уязвленный маг, я не стал. Схватив Тиса за руку, я побежал на стену. Взлетев по бревенчатой лестнице, я оказался среди защитников Гриба. Там внизу, походя на разъяренных муравьев, копошились феоны, упорно штурмуя стены. Справа от меня щелкнула тетива, и один из нападавших упал замертво, а его место тут же занял другой, ничуть не взволнованный гибелью товарища. Это безразличие и безумный фанатизм внушали страх.

- Что мы здесь делаем? – спросил Тис, взволнованно наблюдая за безудержной волной небесного войска.

- Ждем, – спокойно ответил я.

- Чего?

Ответить я не успел: сердце Атокарион громыхнуло последний раз, и все вокруг поглотила голодная тьма.

Тошнотворное безмолвие сдавило виски. Но вот что странно: глаза продолжали видеть. Нет, мир по-прежнему исчез в кромешной темноте. Пропал холодный блеск звезд и бледный лик луны, сгинуло яркое пламя факелов. Не был ни стен, ни людей, леса. Остались лишь споры, яркими светлячками паря в воздухе. А еще было ослепительно-яркое море пламени. Там, где еще несколько мгновений назад толпились кровожадные феоны.

Из груди вырвался радостный крик, что растворился во тьме, так и не достигнув ушей. На лице расцвела кровожадная улыбка, как отражение того триумфа, что наполнил душу. Наверное, зрелище сгорающего войска врага было самым приятным зрелищем в моей жизни.

Когда затмение прошло и зрение вернулось, я сумел обнаружить лишь нескольких феонов, коим посчастливилось оказаться в облаке спасительных спор. Но и они быстро обрели вечный покой, встретив смерть от ирритиевых стрел.

- Кто бы мог подумать, - зловеще хохотнул Тис. – Мы победили!

И целый хор восторженных криков наполнил Гриб.

***

На вид ей было лет пятнадцать, и что-то в ее облике казалось мне знакомым. Нечто неуловимо родное было в этих золотых волосах, в бледных пухлых губах. Мнилось, что однажды я уже держал эти хрупкие руки, сложенные на груди. Даже шелковое лазурное платье, едва прикрывавшее худенькие коленки, выглядело так, словно я видел его каждый день. А еще я почему-то был уверен, что ее глаза были нежно-голубого цвета. Она казалась мне полузабытым сном, преследовавшим меня в далеком прошлом, являясь каждую ночь.

Но я так же был уверен, что никогда не встречал эту девочку.

- Это она? – спросил Эдинро. – Из-за этой малышки столько шума?

- Эту малышку сопровождал фантом, - ответил один из жрецов Гриба, поглаживая длинную седую бороду, что при его небольшом росте касалась земли. – Дочь Богини, если верить его словам. И ваша. – Последние его слова адресовались мне.

Я рассмеялся.

- При всем уважении, староста, но мне двадцать семь лет. Девочке не меньше пятнадцати. Не трудно догадаться, что это невозможно.

- Тогда зачем вы здесь? – поинтересовался кто-то из толпы, заполнившей местный лазарет, где держали девочку.

- Из научного интереса, - резко ответил Эдинро, явно не настроенный разгадывать загадки мирозданья или коварные планы Божественной стратегии. – Эган, забирай девочку, раз уж она твоя дочь, и пошли. Времени у нас мало.

- Вы принесете ее в Хрусталь? – изумился жрец, не дав моему возмущению вырваться наружу. – Но если слова фантома – ложь, то почему вы делаете это?

- А если нет? – ответил вопросом на вопрос Тис.

- Но вы только что …

- Я не имею в виду ее родство с моим братом. Возможно, этот ваш фантом просто ошибся, назвав не то имя. Но нельзя отрицать то, что девочка оказалась на земле неспроста. Наша задача – выяснить, для чего.

- Хотите сказать, что наши молитвы услышаны? – взвизгнула из толпы женщина, нервно теребившая в руках какую-то тряпку.

- Рано радуетесь, - нервно хохотнул Мэннон. Его лицо было бледным, словно он до смерти боялся девочку. – Вероятно, что, очнувшись, она превратит нас всех в кучку пепла, а потом сотрет с лица земли наши поселения.

- Тогда зачем ее принесли прямо на Поляну отчаяния, во время ритуала, в руки к жрецам, что могли с легкостью от нее избавиться? Разве это не акт доверия?

- Не обязательно. Действовать изнутри проще. Суть жрецов – верить. Этим фантом и воспользовался, убедив принести девочку к нам, где она сможет в безопасности прийти в себя. И когда это случится…

- А возможно, что эта девочка – ключ к нашему спасению, - закончил Тис.

***

Когда мы ступили на поляну, было уже раннее утро. Золотистые лучи света пронзали листву, косым дождем ложась на землю. Эдинро, все это время несший девочку на руках, осторожно положил ее на землю и уселся рядом. Мэннон, обливаясь потом, расположился рядом, а Тис сразу же склонился перед алтарем, тихо нашептывая молитву.

Я здесь никогда не был, но хорошо знал историю этого места и то, как оно связано с Атокарион.

Поляна отчаяния – поистине волшебное место. Незримые магическое потоки циркулировали в воздухе, так что даже у не-магов волосы на голове вставали дыбом от той мощи, что наполняла это место. Многие ученые стали утверждать, что невидимая ткань миров, разделявшая Небесную Обитель и мир людей, невероятно истончилась на этой поляне, и если люди желают молиться, то лучшего места не найти.

Отчаявшиеся люди из обоих поселений тут же воздвигли на поляне огромный алтарь, где день за по сей день жрецы проводят свои ритуалы, вымаливая прощение за грехи всего человечества. И вскоре эти молитвы были услышаны, но совсем не так, как ожидалось.

Небеса разверзлись, извергая потоки черного дыма, обрушившегося на землю недалеко от поляны. Некоторое время это была всего лишь туча, грохочущая крошечными изумрудными молниями. Один из молящихся мгновенно погиб, позволив себе прикоснуться к ней. А затем туча обратилась в обсидиановую пирамиду, усеянную светящимися символами-узорами. Пока изумленный люд во все глаза разглядывал ее, гадая – благо это или зло – пирамида сама дала ответ, породив первое Затмение.

Все, кто оказался за пределами поляны погиб. А те, кто выжили, сошли с ума от ужаса и бросились наутек в лес, где смерть их все же настигла.

Чтобы узнать, что же произошло на поляне, десятки магов потратили прорву времени, копаясь в голове одного из безумцев, чудом оставшегося в живых, угодив в лианы и запутавшись в них, где его и нашли. Ошарашенные маги сделали лишь один вывод: если бы Затмение было больше – человечество бы уже сгинуло.

Пирамиду тут же попытались уничтожить, но попытки лучших магов не увенчались успехом: любая разрушительная магия отражалась обратно, в результате чего едва ли не все погибли.

В завершение всего, ученые заявили, что Затмения с каждым разом затрагивают все большую область и при таких темпах уже через пару дней от них нельзя будет спастись, даже если все это время бежать. Нам оставалось только искать средства защиты.

Исследователи день и ночь искали решение, наблюдали за непроницаемым куполами приближающихся затмений, следили за реакцией дикого мира. Им удалось узнать, что Затмения не причиняли вреда лесу, не убивали животных, а всего лишь распугивали. Кроме того, тьма не ступала на пропитанную божественной магией поляну, казавшуюся огромным камнем спасения в неистовой черной реке, бегущей мимо.

И, на основе наблюдений, мы нашли защиту: Гриб воспользовался самой природой, маскируя жизнь, кипящую под огромной шляпкой, а мы, обитатели Хрусталя, использовали самую могущественную магию, на какую только были способны, чтобы усилить купол.

И очередное Затмение осталось без добычи.

На долгие полгода мы успокоились, стойко приняв тот факт, что отныне мы заперты в этом лесу, если только не научимся летать. Но однажды после биения сердца черной пирамиды ничего не произошло.  Не воцарилась тьма, не пропали привычные звуки. Все осталось прежним.

И в тот момент, когда мы стали, было, праздновать, решив, что наши мучения закончились, к стенам Хрусталя приблизилось самое жуткое существо, какое только способен представить человеческий разум. Оно беспрепятственно проникло сквозь купол и схватило одного из нас, чтобы сожрать на глазах у всего поселения.

Утолив свой голод, чудовище ушло, чтобы спустя еще полгода наведаться в Гриб и очередной смертью усыпить жажду крови. Тогда один из магов, посвятивший жизнь древним рукописям, вспомнил, что это за существо.

Так мы узнали, что имеем дело с Атокарион, чудовищем настолько древним, что даже Богам неизвестно, когда он появился.

- Почему Хорно велел принести ее именно сюда? – вернул меня на землю низкий голос Эдинро. – Не самое лучше место для схватки, если за девочкой придут феоны.

- Неизвестно, когда она очнется, - пробормотал Мэннон. – Может через минуту, а может к вечеру. Затмение не будет ждать нашего разрешения.

- Здесь безопаснее, чем в Хрустале?

- Нет. Но если, очнувшись, дитя окажется хладнокровным убийцей, то умрем только мы, а не все поселение.

- Разумно, - кивнул великан и больше вопросов не задавал.

В тишине потекли минуты, исчезая в небытие, скапливаясь в глубокие лужи прошлого, коснуться которых можно лишь в воспоминаниях. Вопреки всем нашим опасениям, феоны так и не появились, но в целях предосторожности обедали мы по очереди. Припасы из Гриба сложно назвать более аппетитными, но грибной хлеб внес хоть какое-то разнообразие в привычный рацион, что уже неплохо.

К обеду загрохотал Атокарион, да так, что я едва не сошел с ума. Но девочку это пробудить не смогло, будто ее сон был неким проклятьем, неразрушимым и вечным. Однако сразу после Затмения крик Мэннона известил о том, что девочка наконец очнулась.

Три ирритиевых клинка хищно нацелились в неюжную шею. Голубые глаза ответили непониманием и испугом.

- Не пытайся колдовать, - тихо велел Эдинро. – Не делай резких движений и правильно отвечай на вопросы – тогда, возможно, останешься жива. Понятно?

Девочка медленно кивнула.

- Как тебя зовут? – Тис, как самый дружелюбный из нас, взял беседу на себя. Никто не стал возражать.

- Лили, - ее голос казался музыкой, сладкой и завораживающей, которую хочется слушать снова и снова.

- Лили, - повторил Тис, будто пробуя слово на вкус. – Красивое имя. А меня зовут Тис.

Девочка снова кивнула, загнанным зверем осматривая каждого из нас.

- Вы не доверяете мне, - уверенно заявила она. - Почему?

- Потому что ты – дочь Богини, и поэтому можешь быть опасна.

- Но я вам не угроза! Я здесь чтобы помочь!

- Помощь Богов всегда начинается со лжи? – ехидно поинтересовался я.

- О чем вы? – казалось, Лили искренне удивлена.

- Фантом, что принес тебя из Небесной Обители, сказал, что я – твой отец.

- Ты? – Лили улыбнулась мне, и от ее улыбки меч задрожал в моих руках. – Да, определенно. Рыжие волосы, серые глаза и, в отличие от старшего брата, мрачное, какое-то опечаленное лицо… Все, как и рассказывала мама.

- Хватит! – я замахнулся клинком, намереваясь одним ударом поставить точку в этих непонятных событиях, но Эдинро схватил меня за руку и с легкостью обезоружил.

- Держи себя в руках! – велел он.

- Эган, ты пугаешь ребенка! – воскликнул Тис.

- Но это ложь! Ты и сам это знаешь!

- Эган, пожалуйста…

- Ей нельзя верить, брат! Лучше убить ее прямо сейчас, пока она не наделала бед! Неужели вам нужен еще один монстр? – я махнул рукой на деревья, над которыми возвышался Атокарион.

- Она же все слышит!

- Ничего страшного, - Лили постаралась улыбнуться, но улыбка вышла слишком грустной. – Мама говорила, что так будет.

- Ты сказала, что пришла помочь, - вернул разговор в нужное русло Мэннон. – Что ты имела в виду?

- Атокарион, - ответила она, бросив полный презрения взгляд на пирамиду. – Его нужно уничтожить. Ради блага людей и спасения Богов.

Последние слова девочки так всех изумили, что даже болтливый Тис не смог произнести ни звука. Первым снова обрел дар речи Эдинро:

- Спасения Богов? Какое отношение Атокарион имеет к Богам?

- Это сложно объяснить.

- Так постарайся, - прорычал я.

- Я попробую, - поежилась Лили. – Для начала мне нужно узнать, понимаете ли вы, с чем имеете дело? Известно ли вам, почему началось, как вы это называете, Истребление?

- Мы до сих пор не можем прийти к единому мнению, - уклончиво ответил Тис.

- Тогда я начну с самого начала, - она обреченно вздохнула, словно ей выпало учить коров грамоте. – Мне известно, будто вы считаете, что заслужили Истребление. Что всему виной молитвы, все реже звучащие в храмах и в святых местах. Но это вовсе не так.

- Почему же тогда? – нетерпеливо поинтересовался мой набожный братик.

- Танос, -  Лили поморщилась, словно произнесла гадкое ругательство. – Бог смерти, страданий и отчаяния. За всем этим стоит он.

- Хочешь сказать, что наш мир изуродовал всего лишь один Бог? – изумился я. – Почему же другие Боги ему не помешали?

- Не успели, - пожала плечами девочка. – В Небесной обители время течет совсем иначе, нежели здесь. Все, что испытали ваши земли – это лишь один удар, единый взмах руки. И в тот момент, когда другие Боги осознали, что же произошло, было уже поздно: столько боли и отчаяния земля не знала от рождения, и вся эта безумная, неописуемо мощная энергия, стала Таносу пищей, источником неудержимой силы. На какое-то мгновение он стал самым сильным из Богов, и все, кто посмел противиться ему, были скованны его могуществом и заточены в Сумеречногорье.

- Сумеречногорье? – у меня вырвался смешок. – Боги делят преисподнею с грешниками? Забавно. Почему Танос просто всех не перебил?

- Боги не могут убивать себе подобных. Напрямую, во всяком случае. Но достаточно надолго лишить Бога источника его силы, и он ослабнет настолько, что едва ли сможет превратить соломинку в иглу. Другими словами – станет смертным. Таким в Сумеречногорье долго не протянуть. Уже многие погибли…

- Значит, Танос пожелал стать единственным Богом? – задумчиво произнес Мэннон. – Но зачем ему убивать нас, людей? Ведь мы и его источник силы.

- Уже нет, - покачала головой Лили, сморщив носик. Мне показалось это забавным, и где-то внутри зашевелилось едкое чувство стыда за то, что я замахнулся на эту беззащитную девочку мечом. – Танос научился питаться болью этого мира, гораздо более жестокого и озлобленного, чем раньше. Смерть здесь хозяйка, а Танос – хозяин смерти. Кроме того, в его руках столько могущества, что он запросто может наполнить мир новыми существами, поклоняющимися лишь ему одному.

- Почему же он еще не сделал этого? Почему не превратил землю в безбрежный раскаленный океан своим колдовством, а поручил уничтожить нас феонам?

- Потому что есть еще один Бог, могущество которого растет, и которого Танос вынужден сдерживать, - девочка с улыбкой замолчала, будто ожидая, что мы сами догадаемся.

- Аталонис? – робко поинтересовался Тис.

- Бог жизни и покровитель дикой природы? – удивилась Лили. – Нет, не Аталонис. Хотя догадка хорошая.

- Кто же? – я не хотел повышать голос, но еще меньше хотелось играть в игры.

- Эталас, - обиженно ответила девочка. – Бог надежды и покровитель жизни.

Я рассмеялся.

- Надежда? В ней наше спасение?

- Именно благодаря Эталасу человечество до сих пор не сгинуло! – казалось, Лили сильно задела моя реакция. – Когда началось Истребление, силы Эталаса так же невообразимо выросли. Надежда подпитывала его и продолжает подпитывать по сей день. Танос почувствовал угрозу, обратив свою чудовищную магию на брата, стараясь подавить его. А уничтожение людей поручил армии феонов, что породил ради этой цели.

- Почему же феоны ушли? – скептично поинтересовался Эдинро.

- Феоны – это порождения магии, ее жуткое олицетворение, обретшее жизнь по воле Таноса. На них не действует магия, ибо они и есть магия. Страшная, беспощадная, но все же магия. И любую магию нужно контролировать, иначе вся необузданная мощь вернется назад, и ничем хорошим это не закончится. Танос создал армию, которую не мог контролировать, не отвлекаясь при этом от Эталаса, что в любой момент мог вырваться и нанести ответный удар. И ему пришлось отступить, уничтожить собственное войско, свое черное детище, чтобы не пасть самому. Но вы, люди, все еще жили. Даже сумели приспособиться, найти свое место в этом полусгнившем мире. А этого Танос не мог допустить. И тогда он проник в Первозданный хаос, где находился Атокарион, чтобы вернуть его на землю, которую уже однажды опустошил.

- Значит, - стал рассуждать я. – Бог смерти не сумел уничтожить нас и поручил это дело древней штуке? Чувствуете иронию?

- Ты находишь в этом что-то забавное? – нахмурился Эдинро. – Я точно сказать тебе, когда Атокарион сожрет последнего человека. У нас нет будущего, и только глупец станет отрицать это.

- Боги пытались остановить Таноса, - грустно произнесла Лили. – Но, избавившись от феонов, Танос с легкостью совладал со всеми. Со всеми, кроме Флоны, моей матери. Она нашла оружие, способное сразить Атокарион.

- И что же она сделала?

- Это она расскажет вам сама. Если пожелает.

- Постой, - медленно произнес Мэннон. – Хочешь сказать, что ты на земле за тем, чтобы освободить свою мать? Выдернуть ее из Сумеречногорья сюда?

- Верно, - Лили обворожительно улыбнулась.

- Нет уж, - я покачал головой – Мы не станем помогать Богам лишь потому, что ты рассказала нам сказку.

- Эган… - начал было Тис, но я оборвал его:

- Нет, брат, не говори, что ты ей поверил! Хочешь призвать Бога на землю? Мало тебе того, что они сотворили издалека!?

Я озлобленно посмотрел на девочку. Она выглядела расстроенной, готовой вот-вот расплакаться.

- Мы с мамой рисковали своими жизнями, - прошептала она дрожащим голосом. – Чтобы освободить ваш мир! Я рассказала вам все, а вы отказываетесь верить! – Лили все-таки не удержалась и по нежной щеке пробежала одинокая слеза. – Не хотите помочь себе – тогда и я не смогу. Убейте меня сейчас, пока этого не сделали феоны! Встретимся на том свете, когда последний из вас сгинет в лапах Атокарион!

Выпалив эту тираду, девочка спрятала лицо в ладонях, содрогаясь от беззвучного плача.

- Она права, - тихо сказал Эдинро. – Выбора у нас нет.

- Нет, есть! – горячо возразил я. – Наши лучшие умы ищут оружие и когда-нибудь найдут его!

- А ты уверен, что к тому времени Атокарион не убьет тебя? Не убьет твоего брата у тебя на глазах?

Тут я не нашел что ответить. Воцарилась тишина, нарушаемая плачем Лили. Вдалеке раздался гром.

- Пора возвращаться, - сказал Тис. – Скоро начнется дождь, а мы так и не решили, что делать. Кроме того, мы не в праве решать за все человечество. Мы возьмем Лили в Хрусталь.

- Что!? – хором воскликнули мы с Мэнноном.

- Согласен, - встал Эдинро и протянул мне мою сферу. – Нужно обсудить это с Хорно, и, если потребуется, с Грибом.

- Решать нужно сейчас, пока мы не попали под дождь.

Я испепеляюще посмотрел на брата. В его словах было зерно истины, но риск был слишком высок. Стать причиной гибели всего человечества мне хотелось меньше всего. Но еще меньше хотелось, споря, сгинуть под дождем, поэтому, с немалым трудом, я выдавил из себя:

- Хорошо, мы возьмем ее с собой…

Мэннон потерял дар речи. Или в его глотке застряла сразу тысяча ругательств.

***

Когда мы добрались до Хрусталя, жители во всю готовились к дождю. Вдалеке грохотал Атокарион, что сегодня даже радовало: поселение потратит минералы на один купол, а переживет сразу две проблемы. Под бледным светом луны мы прошли сквозь ворота, и суета, переполнившая Хрусталь медленно сошла на нет. Люди замерли, будто обратившись в статуи, стих привычный гомон, сменившись колючим безмолвием. Десятки освещенных факелами лиц обратились к нам, десятки взглядов задержались на девочке.

- Чего встали!? – рявкнул Мэннон, снова почувствовав статус и власть. – Хотите под дождь попасть? Давно не промокали? Какое облако идет?

- Трудно разглядеть… - робко ответил кто-то из толпы. – Но похоже на зеленое…

- Зеленое? Вы что, совсем перестали смерти бояться? В Сумеречногорье спешите? А ну бегом за работу!

Неизвестно, что напугало людей больше: его крики, или приближающийся гром, но, так или иначе, Хрусталь вновь зашевелился, походя на потревоженный муравейник. Но, подходя к дому Хорно, мы то и дело ловили на себе заинтересованные взгляды. Я почувствовал, как Лили сжала меня за руку, но промолчал.

- А, вот и вы, - улыбнулся Хорно, открыв дверь. – И гостей привели, как я погляжу. Что ж, проходите, проходите.

Дом старосты отличался от обычных немногим. Внешне выделялся лишь фигурой совы, якобы случайно приземлившейся на крышу, тем самым символизируя мудрость обитателей. А единственным внутренним отличием служили книжные шкафы с книгами и горами свитков, в которых староста делает записи. Это могут быть отчеты по исследованиям, подсчеты трат ресурсов или просто собственные мысли.

- Кто эта милая леди? – поинтересовался староста, усаживаясь на кровать и приглашая Лили сесть рядом. Мы остались стоять, ибо сидеть больше негде.

- Я Лили, - представилась она. – Дочь Флоны и … - тут девочка запнулась, бросив на меня взгляд голубых глаз. Я фыркнул в ответ и, извинившись перед Хорно, вышел. Ничего нового я все равно бы не услышал.

Едва я оказался на улице, как прозвучала команда поднять купол. А спустя пару минут небеса засияли тысячью изумрудных огней. Все-таки облако оказалось зеленым.

Я с наслаждением наблюдал, как лопаются светящиеся шарики зеленого дождя, едва коснувшись купола. Почему-то в этот день мне понравилось то чувство защищенность, что давало зрелище дождя, неспособного добраться до нас. В душе зажегся крошечный огонек надежды, что однажды мы справимся, сразимся в этим миром и когда-нибудь победим, обуздаем его. Никогда прежде я не чувствовал ничего подобного. Что стало этому причиной? Появление Лили? Или надежда, предвкушение глобальных перемен, веру в которые я сам того не ведая отрицаю?

Позади раздавались голоса. Я мог различить истеричные возгласы Мэннона, видимо, Хорно решил нечто такое, чему его помощник совершенно не рад. Из глубины леса доносился бой сердца Атокарион, подходящий к завершению. Еще несколько ударов и ночь станет непроницаемо-темной, глухой и холодной, как сама бездна.

Я весь напрягся, предвкушая то неприятное чувство, что приходит вместо с Затмением. Вот сердце ударило последний раз, медленно и лениво, будто умирая, но сражаясь за жизнь из последних сил. Я зажмурился, чтобы, когда все закончится, свет факелов не был таким слепящим…

Но я продолжал слышать. Собственное дыхание, треск факела на стене, щелканье лопающихся над куполом пузырей – я слышал все. И ужасе открыл глаза: Затмения не будет.

Вновь Хрусталь ожил, наполнившись гамом и паникой. Я рывком распахнул дверь в дом и крикнул:

- Атокарион идет! – И бросился в оружейную.

Всюду бегали маги, алхимики и инженеры, целых три года изобретавших новые способы убивать. Каждый раз, когда Атокарион предстает перед нами во плоти, приходит за очередной жертвой, мы пробуем на нем новое оружие, в надежде уничтожить. Разрушительная магия, гремучие алхимические смеси и жуткие бронзовые машины, способные убить крупного зверя, вроде квимма – все идет в дело. Но пока нам не удалось даже причинить Атокарион боль.

У оружейной уже столпилась группа людей. Кто-то доставал свой клинок из новых материалов, кто-то искал свои стрелы, что светились в ночи, внушая какую-то тревогу, третьи с безумной улыбкой поглаживали четырехзарядные арбалеты. Я же пришел за простым стальным клинком.

- Эган! Я принесу яд! – донесся до меня голос брата, и я, обернувшись на крик, увидел его удаляющийся силуэт. В этот раз мы испытывали новую смертоносную смесь, разъедающую даже ирритий, но не вредящую простой стали.

Через пару минут весь Хрусталь столпился неподалеку от стен. Часть готовилась принять бой, остальные с трепетом ожидали, когда придет Атокарион. Никто не пытался спрятаться: Атокарион всегда находит того, кого избрал своей добычей, поэтому у нас полагалось с достоинством принимать смерть, а не бежать - иначе пострадает все поселение.

Все затаили дыхание, боясь издать хоть один звук. Лишь где-то справа жужжал какой-то механизм, да пузыри щелкали по куполу. И наконец раздался душераздирающий вой, от которого у всех закружилась голова.

А спустя мгновение из темноты вынырнул Атокарион.

Треугольная голова, напоминавшая голову богомола, взирала на нас с трехметровой высоты, блестя двумя парами черных глаз. Мощное тело, покрытое серой чешуей, не замечало, как разбивались о него смертельно опасные пузыри. Две тонкие и длинные руки медленно тянулись к куполу, напоминая любопытного ребенка, тянущегося к зверюшке. Две пары шипастых паучьих лап напряглись, готовясь с легкостью перешагнуть стену, а длинный хвост, увенчанный ядовитым жалом, нетерпеливо колотил по земле.

- Готовься! – крикнул Хорно, сжимающий такой же меч, что и у меня, только покрытый другим ядом.

Атокарион еще немного помедлил, словно наслаждаясь нашим ужасом, а затем шагнул вперед, будто и не было у нас купола, защищавшего от любых бед. Когда первая лапа коснулась земли, староста крикнул:

- Маги, вперед!

Воздух задрожал, завибрировал и в ужасе завыл, разрываемый обилием разрушительных заклинаний. Становилось то жарко, то холодно; то ослепительно светло, то мрак застилал глаза. А затем громыхнуло так, словно мир треснул пополам. Атокарион скрыло в разноцветных вспышках, во всполохах пламени, в грохоте молний. Но спустя мгновение шипастая лапа сделал еще шаг вперед.

- Алхимики!

Десятки, или даже сотни склянок промелькнули в воздухе, поймав холодный лунный блик, чтобы затем исчезнуть в непрерывном звоне и зловонном буром облаке. Кислоты, яды, взрывные смели – все обрушилось на непокорную чешую. Воздух наполнился хлопками, шипением и свистом; земля под лапами Атокарион забурлила, но само чудище все еще было невредимо.

- Механики и стрелки!

Туча стрел и болтов с щелканьем устремились к цели, но через секунду со звоном отлетели, не причинив броне Атокарион никакого вреда. Несколько стрел взорвались розовым огнем, попав в черные глаза, но так и не сумели ранить чудище. Тогда маленькая бронзовая армия, покрытая поблескивающей ментальной краской, бросилась в атаку. Жужжа и щелкая, свистя и стрекоча причудливые механизмы волной нахлынули на Атокарион, работая крошечными лапками, взбираясь по жутким лапам. Некоторые так и остались там, стараясь перегрызть или перерезать тонкие конечности, другие устремились дальше, облепив поясницу, там, где нет скользкой чешуи, по которой не удавалось забраться.

Но и кучу бронзовых вредителей Атокарион не заметил, продолжая крутить головой, словно принюхиваясь, выбирая себе жертву.

- Мечники!

С победным криком я бросился вперед, замахиваясь мечом, лезвие которого покрывала чрезвычайно едкая смесь, готовая пожрать все, чего коснется. Рядом бежал Эдинро. Он держал просто огромный меч, клинок которого был прозрачным, точно стекло, а внутри щелкали рыжие молнии.

С каждым шагом все внутри меня сжималось. Теперь, когда Атокарион был так близко, я мог разглядеть тоненькие волоски на его чешуе. Они вибрировали, издавая неслышный шум, вызывающий самый настоящий ужас.

Удар мечом по Атокарион можно сравнить с ударом по скале. Брызнули искры, с жалобным звоном переломился клинок, а руки взорвались от боли. Рядом в гневе закричал Эдинро: видимо, его меч тоже оказался бесполезным.

Я бросился назад, всеми силами стараясь справиться с ужасом, заполнившим сердце, едва надежда на успех выветрилась. Прошел еще один год, а мы так и не сумели навредить Атокарион. Теперь нам ничего не остается, кроме как бессильно наблюдать, как это чудище сожрет одного из нас.

И в этот момент Хрусталь наполнился грохотом бьющегося сердца. Это могло означать только одно: Атокарион сделал выбор.

Я оглянулся на толпу, силясь разглядеть избранную жертву. Толпа загудела, расступаясь и вот мне на глаза попал человек, грудь которого светилась изнутри, словно масляная лампа, и эпицентром свечения было сердце.

- Нет! – воскликнул Мэннон, стараясь смахнуть руками метку, будто грязное пятно. – Нет! Нет! Нет!

- Мэннон… - прошептал я, внезапно испытав прилив жалости к шумному и сварливому магу.

- Ну уж нет! – крикнул он, замахав руками, создавая защитные барьеры, слой за слоем накладывая их друг на друга. – Я так просто не дамся!

В следующее мгновение Мэннон уже бежал к рунным монолитам под изумленные взоры толпы.

- Мэннон! Что ты делаешь!? – заорал кто-то. – Вернись и прими смерть, ты, трус!

Но он не желал никого слушать. Что-то бормоча себе под нос, он изо всех сил старался стереть сияющие руны и убрать купол. В спину ему ударила струя пламени.

- Проклятый трус! Предатель! Ты погубишь всех нас! – кричал маг, пытавшийся добраться до него.

Но барьеры надежно защищали Мэннона, окружив его неприступным радужным пузырем.

- Все в укрытие! – закричал Хорно, направляясь к своему дому. – Барьер может исчезнуть! Все под крыши!

Но его уже никто не слушал: Атокарион, внушая первобытный ужас, шагал по Хрусталю. И пусть он не уже выбрал свою жертву, находиться рядом с ним было невыносимо страшно.

Мэннон, осознав, что стереть руны не выйдет, готовил разрушительное заклинание, в ужасе оглядываясь на приближающееся чудище. Но первый удар нанес кто-то из лучников, набравшихся смелости вернуться к Атокарион и подобрать стрелу. Блеснув нефритовой молнией, она пронзила Мэннону плечо, и он заорал от боли.

Но было уже слишком поздно: объятая янтарным свечением рука опустилась на рунный камень, и тот с оглушительным грохотом разлетелся на куски.

Тут же раздался противный скрежет, и купол, потеряв свою форму и несколько раз поменяв цвет, исчез.

И начался кровавый хаос.

Светящиеся пузыри посыпались на землю, на крыши домов и на людей. Едва коснувшись кого-то, они мгновенно вырастали, заключая жертву внутри себя, становясь похожими на огромные зеленые икринки… с едкой кислотой.

На моих глазах сразу три пузыря поднялись в воздух, а внутри кричали люди. Изумрудная жидкость пожирала их голодным зверем, разъедая кожу, плоть и кости, при этом жертва все еще жива.

- Эган! Сюда! – услышал я голос брата, доносившийся из дома старосты, и, недолго думая, бросился туда, задрав голову, стараясь уклоняться от убийственных пузырей.

К несчастью, дома, в которых не оказалось магов, способных сотворить хоть какой барьер, не могли обеспечить безопасность. Сухие травы, устилавшие каждую крышу и способные защитить от красных и белых дождей, не могли спасти от зеленых. Пузыри прожигали древесину, настигая людей, затаившихся внутри.

Я бежал сквозь крики, бросаясь из стороны в сторону, пока не уперся в заклинание Хорно, мягкой стеной вставшее на моем пути. Кивнув, староста на одно мгновение развеял заклинание, позволив мне проникнуть внутрь, после чего вновь наколдовал защиту.

Такие островки жизни возникали по всему Хрусталю, где был хоть один маг. Большинство выживших зажмурились, не в силах видеть, как дождь пожирает друзей и близких. Остальные с ненавистью наблюдали, как Атокарион, успевший за это время поймать Мэннона, медленно пожирает все еще дергающееся тело. Головы у него уже не было.

- Смотри, там Эдинро! – воскликнул Тис, указав куда-то в темноту.

Проследив за его взглядом, я похолодел. Очевидно, великан пытался освободить кого-то из пузыря, проткнув его мечом. Но кислота, вылившаяся на землю, окатила его по пояс. Теперь он доживал последние мгновения, одними руками волоча половину своего тела к одному ему известной цели.

- Что же ты натворил, Мэннон, - процедил я сквозь зубы. – Надеюсь, для тебя уготовано особое местечко в Сумеречногорье! – Я толкнул дверь в дом, и увидел заплаканное лицо девочки. - Почему ты не помогла нам? Ты же дочь Богини!

- Я… я не могу… - ответила она и зарыдала. – На земле магия не слушается меня…

Я раздраженно хлопнул рукой по стене.

- Это большая трагедия, - прошептал Хорно. – Эган, Тис, теперь у нас нет выбора. Как только закончится дождь – приступим к плану Флоны.

- План Флоны? – переспросил я. – Вы что же, староста, решили призвать Богиню?

- Хочешь предложить что-то еще?

- Мы потеряли много людей. Возможно теперь Гриб сможет принять нас всех.

- Надолго ли? До следующего Мэннона? Или до следующего плана Таноса? Сколько ты готов держать голову в пасти льва?

- И вы хотите ее отрубить? – спросил я, наблюдая, как Атокарион уходит, исчезая среди светящихся деревьев. – Надеюсь, что завтра она не захлопнется.

- У нас есть Лили, - улыбнулся Хорно, махнув рукой в сторону открытой двери. Посмотрев в ту сторону, я встретился с девочкой взглядом. Ее глаза было полны ужаса и слез. – Она знает, что делать.

Но я не испытывал такой уверенности.

***

Все, кто пережил эту ночь, толпились у алтаря на Поляне отчаяния. Некоторые до сих пор не могли прийти в себя, другие, напротив, предвкушали грядущие перемены и улыбались во весь рот. Я находился в первых рядах, ближе всех к Лили, объясняющей, что нужно делать.

- … должны верить! – говорила она, властно оглядывая толпу. – Ваша вера дала Богам жизнь, ей под силу освободить одного из них. Вы должны в точности повторять за мной и всей душой верить в успех. Молитву произносят не уста, но напевает душа!

Перед уходом мы отправили в Гриб гонца. По словам Лили, чем больше людей обретут надежду, тем быстрей в Небесной обители, а следовательно и на земле, воцарится порядок. Кроме того, нельзя было сбрасывать со счетов Таноса, что, вероятнее всего, попытается остановить нас, натравив феонов, а значит, что каждый, кто умеет держать в руках ирритиевую сферу, лишним не будет.

В любом случае, сейчас мы могли рассчитывать только на себя.

- Все поняли, что нужно делать? – громко поинтересовалась Лили. – Тогда повторяем за мной!

Люди склонили головы, сложив руки на груди в молитвенном жесте.

- Небеса, укрывшие грешную землю, услышьте мой глас… - начала девочка.

- Небеса, укрывшие грешную землю, услышьте мой глас… - повторила толпа.

Я не хотел участвовать в этом, но умоляющий взгляд брата заставил меня. Или я не мог сопротивляться взору голубоглазой девочки? Так бы то ни было, но мои уста повторяли слова молитвы, и чувствовал я себя так, будто делаю что-то ужасное, совершенно мне не свойственное. Но на душе почему-то стало тепло, и это даже пугало.

- … да родится плоть, сосуд и вместилище! - перешла на крик Лили.

Повторив эти слова, я почувствовал, как вибрирует воздух вокруг. Волосы встали дыбом, кожа покрылась мурашками.

- … услышь наш зов, узри наши души, чей свет послужит маяком!

Яркий свет обжег мне веки, но я не мог открыть глаза. Все, чего я хотел, желал больше жизни, это закончить молитву.

- … Приди в этот истерзанный мир, наполни его своим светом!

Лили замолчала и вдруг послышался нарастающий рокот. Я все еще не мог открыть глаза, но волна жара, ударившая в лицо, заставила меня оставить все попытки.

А затем что-то оглушительно взорвалось, и свет пропал. Стало немного холодно.

Все еще побаиваясь открывать глаза, я услышал изумленные вздохи и неясный шепот вокруг. Осторожно приоткрыв один глаз, я увидел рядом с улыбающейся Лили красивую женщину, облаченную в пестрые золотые одеяния. И вдруг узнал ее…

- Приветствую вас и от всего сердца благодарю, - обворожительно улыбнулась Флона.

Она обвела толпу благодарным взглядом, задержавшись на моем лице.

- Здравствуй, Эган. Рада видеть тебя в добром здравии.

- Леора…

Я отказывался верить своим глазам. Женщина, которую я когда-то любил, мертвые руки которой я держал, отказываясь верить в жестокую реальность, стояла предо мной и улыбалась. Живая.

- Леора… - завороженно повторил я.

***

Нам оставалось только дождаться людей из Гриба. Флона предупредила, что как только она приблизится к Атокарион, Танос узнает о том, что ей удалось сбежать, и тогда встречи с армией феонов не избежать. Мы готовились принять последний бой, поставив на карту наше настоящее и наше будущее.

Хорно раздавал указания, называл места, куда механики должны установить ловушки. Маги готовили защитные чары, обрабатывали прихваченные из разрушенного Хрусталя минералы, делая новые ирритиевые сферы.

Тис сидел рядом со мной. Его рот не закрывался, исторгая вопросы и любовные советы. Но я не слышал его: все мое внимание принадлежало Флоне и ее дочери Лили, о чем-то шептавшихся неподалеку.

А может она все-таки моя дочь?

Я потряс головой, прогоняя эти мысли. Нет, такого быть не может. Она слишком взрослая. Впрочем, она же говорила, что в Небесной обители время течет иначе…

- Тис, - тихо позвал я. – А вдруг она и правда моя дочь? Что же мне тогда делать?

- Ну, брат, - хохотнул он. – С учетом того, что ты едва ее не убил, одними подарками тебе не отделаться.

Я нервно поджал губы, устыдившись своих поступков.

- Что за грустная мина? – Тис хлопнул меня по спине. – Иди, поговори с Флоной. У нее закончились вдохновляющие речи – теперь она уделит время и тебе, я уверен.

- Я не … - нужные слова не приходили в голову: сердце слишком взволнованно колотилось. Хотя брат все равно не стал бы слушать.

Он толкнул меня вперед, и я, будто перепуганный мальчишка, шагнул к своей давней любви. Две пары чудесных голубых глаз с каким-то теплом посмотрели на меня.

- Я… извини… Леора… почему…

- Ты уже знаком с Лили, - улыбнулась мне Флона. – Она говорит, что ты не веришь ей. Кому же тебе еще доверять в этом мире, как не собственной дочери?

- Так это правда? – я задохнулся от стыда и волнения. – Лили… Но… Как это возможно? Ты же погибла!

- Не совсем, - снова эта хитрая улыбка, от которой меня всегда бросало в дрожь. – Это была всего лишь моя аватара. Искусственное тело, как и сейчас.

- Но почему ты не сказала… - начал было я, но Богиня остановила меня, прижав палец к губам.

- А что бы ты сделал, если бы узнал, что я Богиня? Снес мне голову? А если бы узнал кто-то еще? Меня разорвали бы на части. Ярость и злоба людей тогда были слишком сильны. Если погибнет аватара – погибнет и Бог, что находится внутри. У Богов нет души, после смерти их ждет лишь Первозданный хаос. Аватару можно лишь покинуть, как я и поступила. А вскоре родилась Лили.

- Но как такое возможно? – в последнее время этот вопрос стал слишком часто задаваться, и это меня раздражало.

- Некоторые вещи трудно объяснить, - Флона нежно погладила меня по плечу. – Человеческий разум не в силах понять всю сложность мироздания.

- Лили, - обратился я к девочке, и она улыбнулась, будто наконец дождалась, когда я ее замечу. – Простишь ли ты меня когда-нибудь?

- Возможно, - ответила она и, хихикнув, направилась к Тису. Они успели неплохо сдружиться.

А мы с Богиней Флоной, больше известной мне под именем Леора, молча стояли, взявшись за руки.

***

Когда подоспели люди из Гриба, уже стемнело. Они не понимали, что происходит и для чего они пришли сюда всем поселением, оставив в поселении лишь стариков и детей. Но когда им все объяснили, их изумлению и радости просто не было предела, и даже страх перед армией феонов не мог затушить пламя надежды, рожденное в сердцах.

- Не стоит бояться сражения, - говорила Флона. – Вам нужно лишь немного задержать их, и как только Атокарион погибнет – мы победим. Прислушайтесь к вашим сердцам, к сладкой песне, что с надеждой поют ваши души. В них ключ к победе, к нашему спасению. Не пытайтесь заглушить музыку внутри себя, не позволяйте страху сделать это, и тогда мы обретем свободу!

Люди встретили слова Богини восторженным ревом, и даже я поверил, что мы можем победить.

Вскоре мы были полностью готовы. В глазах людей горела уверенность, на лицах сияла решительность и уверенность в завтрашнем дне. Каждый был готов сложить голову, лишь бы подарить человечеству шанс встретить новый рассвет.

- Идем, - шепнула мне Флона, нежно взяв за руку. – Ты должен быть рядом.

Не задавая лишних вопросов, я пошел за ней. Рядом шагали Лили, а вскоре нас нагнал Тис.

- Я не пропущу самого интересного, - улыбнулся он.

- Внутрь тебе нельзя, - отрезала Флона. – Будешь охранять вход.

Спорить никто не стал, и дальше мы шли молча.

На душе царило предвкушение праздника. Я оглянулся, и увидел, что Атокарион уже окружен, и феоны не смогут добраться до него, не вступив в бой.

- Вот он, Атокарион, - произнесла Флона.

Мы стояли перед невысокой обсидианово-черной пирамидой, испещренной мерцающими изумрудными письменами. От нее веяло страхом, и даже самые оголодавшие звери боялись сюда приходить. В шаге от нас темнел вход, ведущий в залу Небесного сердца.

- Идем в строгом порядке: сначала Эган, затем я и последней идешь ты, Лили.

Сделать шаг было невыразимо трудно и страшно. Казалось, что я собирался нырнуть в бездну, прыгнуть в пасть голодного зверя. Но крики людей, донесшиеся до меня, известили, что феоны уже здесь, и теперь я не вправе терять время, ставя под удар чужие жизни. И, зажмурившись, я шагнул в темноту.

Зала была довольно темной и холодной, но Флона взмахом руки призвала дюжину ярких огоньков, и стало намного уютней. Посреди помещения пол усеивали рунные рисунки, а над ними в воздухе парило Небесное сердце.

- Сегодня все закончится, - прошептала Флона. – Как же долго я копила силы, чтобы вырваться из плена! Пятнадцать лет в Сумеречногорье…  - Богиня вздрогнула, успокаиваясь, а затем обратилась к дочери: - Лили, девочка моя.

Она протянула руку и погладила Лили по щеке. Та расплылась в довольной улыбке и неожиданно упала без чувств.

- Что ты сделала? – воскликнул я, бросившись к дочери.

Остановила меня яркая молния, ударившая в пол около моих ног. Во все стороны брызнули золотые искры.

- Не подходи, - велела Флона. – Она всего лишь спит.

Я ошалело смотрел, как она берет на руки Лили и кладет рядом с Небесным сердцем. Блеснул в нежных руках Богини короткий кинжал, усеянный изумрудными рунами, похожими на руны, покрывавшие Атокарион.

- Что ты делаешь!? – завопил я.

- Спасаю ваш род и свою семью, - бросила когда-то любимая мною женщина, занося руку для удара.

Я рывком выхватил сферу, с безумной силой сжав ее. Звон скрестившихся клинков ударил по ушам. Зазвенел кинжал, отлетев к дальней стене. Убирать меч я не спешил.

- Ты хотела убить собственную дочь! – в ярости закричал я.

- Она мне не дочь! – ответила Флона и гром снаружи повторил ее слова. – Она – всего лишь инструмент, оружие, созданное для победы над Атокарион! Полукровка, чья жизнь и душа должны быть принесены в жертву! Ее судьба решена! Уйди, Эган. Уйди по-хорошему.

- Что здесь происходит? – раздался крик брата. – Эган! Флона! Что вы…

- Я не позволю тебе этого сделать! Должен быть другой способ.

- Его нет! Лишь жертвенная душа и смесь крови Бога и человека могут остановить Атокарион. Ты видишь здесь других полукровок?

- Нет, - ответил я, чувствуя дрожь от внезапной догадки. – Но я знаю, как смешать кровь и где взять душу.

Глаза Флоны в ужасе распахнулись, с губ сорвался болезненный вздох, когда я пронзил ее мечом. Непонимающим взглядом она смотрела на рану, на кровь, заливавшую мои руки.

- Что ты делаешь, глупец!? – закричала умирающая Богиня. – У Богов нет души! Ты все погубишь!

- Да, - кивнул я, рывком доставая меч и направляя острие на свою шею. – Но душа есть у меня.

- Ты даже не представляешь, что тебя ждет! Сумеречногорье – просто рай, рядом с Первозданным хаосом.

- Плевать! Я готов раствориться в пустоте, лишь бы такую цену не пришлось платить невинной девочке… Не пришлось платить моей дочери…

Флона рухнула на пол, захлебываясь кровью. В ее остекленевшем взгляде читался только ужас и непонимание.

Перед смертью я хотел лишь одного: проститься с Тисом, что всегда заботился обо мне, как и подобает старшему брату. Но когда я повернулся, его уже не было.

- Тис? – позвал я.

Но вместо ответа что-то ударило меня по затылку.

- Прости, Эган, я не позволю тебе этого сделать, - шепнул мне брат, забирая из ослабших пальцев сферу.

После чего я погрузился во тьму.

***

Я не любил возвращаться сюда. Но некая сила взывала ко мне, манила, заставляла приходить вновь и вновь. Лили всегда ходила со мной, считая Черный холм, в который два года назад обратился Атокарион, могилой матери. Тогда я сказал ей, что она пала, сражаясь с чудовищем, охранявшим залу. Никто не мог опровергнуть мои слова, поэтому Лили верила мне, до сих пор считая Флону спасительницей людей и Богов.

Сильный порыв ветра опрокинул вазу с цветами и вода быстрым ручейком устремилась вниз по черному камню, больше напоминавшему черепаший панцирь. Тихо выругавшись, я собрал цветы, поставил вазу обратно.

- Когда-нибудь ты расскажешь мне о нем? – поинтересовалась Лили. – Я ведь совсем не знала его.

- Он был… героем… - ответил я, не найдя других слов. Дочь погладила мое плечо.

С тех пор, как Тис пожертвовал жизнью и заплатил собственной душой за будущее человечества, я приходил сюда каждый год, чтобы почтить его память. Ведь именно его жертва спасла нас.

Надежда, которую породило разрушение Атокарион, освободила Эталаса, и тот с легкостью сразил Таноса и запер в самом дальнем уголке Сумеречногорья. А на утро, не без помощи освободившихся Богов, мир изменился до неузнаваемости.

Больше ничто не пыталось убить нас, свешиваясь с черных ветвей; не таились в тенях ужасные, жаждущие крови, твари, не обрушивались на голову смертельные дожди. Земля стала прежней, такой, какой она была несколько лет назад.

Немало времени ушло на то, чтобы привыкнуть к спокойному сну, чтобы разучиться доставать оружие каждый раз, как ветер колыхнет листья кустов или что-то шевельнется в траве. Но мы справились.

Вскоре на месте Хрусталя вырос небольшой городок, ставший столицей, сердцем нового мира. Там, напротив храма, где цветочные клумбы окружили небольшую площадь, стояла статуя прекрасной женщины и невысокого бородатого мужчины, принявших молитвенную позу. Прямо напротив нее стоял мой уютный домик, который я делил со своей дочерью.

- Идем, Лили, - повернулся я, чтобы уйти. – Сегодня я научу тебя ориентироваться по звездам и выслеживать крупную дичь.

Я не видел, как она улыбнулась, но почувствовал, как догнала и нежно взяла за руку. И я впервые за долгие годы почувствовал себя счастливым.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 4. Оценка: 4,00 из 5)
Загрузка...