Сицилия, 1943 год

Дул сильный ветер, словно гром с моря раздавались залпы орудий крейсера «Бойсе», на берегу с оглушительным взрывом в небо взмывали грунт, щепки, осколки бетона и металла. Радист, дрожа скорчился за полуобвалившейся каменной стеной. Невдалеке мятым кулем, присыпанным землёй валялся лейтенант, убитый осколком снаряда, проделавшего в ограде солидную дыру. По дороге, лязгая траками и рыча моторами ползли итальянские танки.

- Так, всем внимание! – рявкнул Фрэнк бойцам, прячущимся за укрытиями. Грохнул взрыв, и у ближайшего здания просела крыша, а из окон повалила пыль. – Джонни, как «Бойсе» прижмет танкистов, не дай им развернуться во фронт, бери базуку и бей по крайнему. Стоун, ты – то же самое, с другой стороны. Им придётся съехать на грунт, а по этому месиву двигаться быстро, и тем более целиться в нас они не смогут. Залегайте в воронки, как будет возможность – гранаты в ход. Джонс, Митчелл, причешите пехоту и почаще меняйте позиции – танки будут лупить именно по вам.
Снова грохнуло – у одного из танков отлетела башня, и он зашатался от взрыва, чадя черным дымом.

- Так, «Бойсе» пристрелялся. За дело! Помните что мы – морская пехота! Фото на память будет потом! – Фрэнк поменял магазин «томпсона», дёрнул затвор и схватил радиста за плечо:

- А ты, сука, сиди здесь и запрашивай подкрепление: эти танки могут запросто скинуть нас обратно в море. Ты ведь не хочешь снова плавать?
Радист испуганно закивал, и Фрэнк, перемахнув через ограду, бросился к ближайшей воронке; следом за ним неслись с неразборчивым рёвом морские пехотинцы США, жрущие колючую проволоку на завтрак и видевшие в гробу и Гитлера и Муссолини и все эти танки…

 

Фрэнк

США, 1957 год

Я стоял, прислонившись спиной к стене, обшитой резными деревянными панелями, и с видимым безразличием смотрел в зал, где танцевали пары в вечерних нарядах.
Это был приём, который давал мистер Суэйн, весьма богатый джентльмен старой эпохи. Он был, «мясным королём», то есть – пожалуй — единственным человеком в городе, чьё состояние было заработано честно, хотя на мой взгляд, фундамент любого состояния замешивается на крови. Я понятия не имею, скольких убил дед Джонатана Суэйна в свою бытность скотоводом на Юге. Я понятия не имею какую грязную игру вёл отец Джонатана Суэйна дабы фактически монополизировать консервный бизнес в штате и подписать контракт с правительством на поставку продовольствия в армию во времена двух мировых войн. Но старик умер, бизнес перешел по наследству – и моё присутствие на этом празднике жизни означало, что что-то снова затевается.

Меня зовут Фрэнк, и я – человек на жаловании у дона Винченцо Сирелли, который в данный момент, щеголяя синим в тонкую полоску костюмом попивал дорогое бренди и окутывал всё близлежащее пространство дымом кубинской сигары, беседуя с Джонатаном Суэйном, чья жена, разряженная в пух и прах трещит с двумя дамами из высшего общества. Все трое щеголяют бриллиантовыми украшениями на сотни грандов.
Играет джазовый оркестр, на освобождённой от столиков площадке кружатся пары, дверь на террасу открыта и лёгкий вечерний ветер раздувает полупрозрачные шторы. У балюстрады курит троица законников – прокурор, судья и начальник полиции.
Трое детей хозяина этого шикарного дома развлекаются каждый на свой лад — Джонатан Суэйн младший, повеса и транжира, обычно ошивающийся в казино, принадлежащее семье Сирелли, в данный момент развлекал шутками миссис Хэмиш, очаровательную жену адвоката Хэмиша, который был поглощён беседой с миссис Суэйн; Эвелин, юная златовласая красавица, заполучила в партнёры по танцам капо Джузеппе, этот щёголь похоже произвёл на неё впечатление, в его объятьях она казалась бумажным кружевом в лапах медведя…

Ну а Ева Суэйн, в одиночестве стояла у окна, смотрела на танцующих и молчала с непроницаемым выражением лица. Время от времени наши взгляды встречались, и я не мог понять, кто чей взгляд ловит.

Она была ростом мне до плеча, её густые, черные, вьющиеся волосы сделали бы честь любой итальянке, а прелестное личико украшали огромные серые глаза. Её мать была второй женой мистера Суэйна – первая, восходящая звезда кино из Голливуда погибла, когда её «Кадиллак» вылетел на встречную полосу и столкнулся в лоб с тягачом, перевозящим брёвна. Говорят, ей отрезало голову смятым капотом.

- Фрэнк, — окликнул меня босс, и я, оттолкнувшись от стены, направился к беседующим. Не прекращая беседы, они поднялись по широкой лестнице на третий этаж и прошли в кабинет Суэйна, и закрывшаяся за нами дверь отрезала шум музыки. Я привалился к стене и приготовился к очередному долгому стоянию у дверей.
Кабинет был просторный и, должно быть, днём в нём было очень много света. Сейчас его начинку освещали три люстры; большую часть кабинета занимал макет города, который я с любопытством изучал, пока босс и мистер Суэйн склонились над какими-то документами у рабочего стола. Всю стену за ним занимали книжные шкафы и картотеки.

Не думал что у мясного короля столько бюрократии.

Макет был точной копией города со всеми его грязными трущобами и клоаками промышленных зон, пришедших в запустение после войны, когда спала необходимость в военной технике.

- Занятно, — сказал босс, просмотрев бумаги. – Очень занятно. Но, дорого.

- Ваши затраты окупятся, — ухмыльнулся Суэйн. – Послевоенное благоденствие не может долго продолжаться, и деньги не могут лежать без дела – их надлежит вкладывать в надёжные предприятия. Я обеспечиваю вам прачечную, и уже через – скажем – десять лет, чистенькие доллары посыплются вам в карман.

- Интересно, — воцарилась пауза – босс думал. – Да, это интересно. Я подумаю ещё немного, и дам ответ завтра.

- В таком случае, вернёмся в зал, — Суэйн направился к дверям, а я отлип от стены. Суть его затеи ускользала от меня, но судя по всему речь шла о больших деньгах. А когда речь идёт о больших деньгах, у меня портится настроение.

- Слушай, Фрэнк, ты бы расслабился, что ли, — сказал дон Винченцо, задержавшись на миг в дверях. – Это же вечеринка. Потанцуй с девушками, выпей виски. Развлекись!

Я чувствовал себя в одиночестве. Едва я занял свой наблюдательный пост, откуда просматривались все входы и выходы, как Ева покинула своё место у окна и подошла ко мне.

- Я смотрю, вы не танцуете, — нейтрально сказал я.

- Не с кем, — она пожала плечами.- А почему не танцуете вы?

- Я на службе.

- Это у вас пистолет? – спросила она, ткнув тонким пальцем в мой пиджак с левой стороны, где под шерстяной тканью угадывалась подмышечная кобура с «кольтом» сорок пятого калибра.

- Да.

- Вам тоже скучно на этом празднике жизни?

- Неимоверно. Я не привык к такому обществу.

- Эта служба – в чем она заключается?

- Слежу за тем, чтобы у моего босса не было неприятностей.

- Здесь полно людей, которые могут этим заняться. Вон там целый начальник полиции, надутый от осознания собственной важности. Я налью вам виски.

Она направилась к столику с напитками и фруктами, где Джузеппе дегустировал шампанское с видом эстета. Я последовал за ней.

- Что скажешь о крошке Эвелин? – спросил Джузеппе, когда я оказался рядом. – Я видел как ты на нас пялился.

- Я на всех пялился, — буркнул я. Ева взяла большую бутыль и плеснула в стакан на два пальца виски.

- Знаешь, мне на секунду показалось, что к твоему костюму прилипло что-то хорошенькое, — хмыкнул Джузеппе.

- Это «что-то» зовут Ева Суэйн, — резко ответила Ева. – И мне не нравится ваш тон.

- Я извиняюсь. Грубый мужской юмор… Фрэнк, можно тебя на минуточку?

Я кивнул, и мы отошли.

- Слушай, о чем там босс трепался с мистером Суйэном?

- О делах, — отрезал я.

- И на сколько грандов тянут эти дела?

- Я не обсуждаю дела босса в его отсутствие.

- Да ладно, Фрэнк, это же я! Мы же семья!

- Мне повторить?

Джузеппе хмыкнул.

- Ты ей нравишься, Фрэнк.

- Что?

- Эта малышка, Ева. Девчонкам всегда нравятся большие пушки, если ты понимаешь о чем я, — Джузеппе пихнул меня локтем в бок.

- Я прекрасно понимаю о чем ты, — щелчок ногтем в районе торчащего из нагрудного кармана края белого платка. Джузеппе рассмеялся.

- Она с тебя не сводила глаз весь вечер.

- Я заметил.

- Развлеки девчушку. Больно видеть что она весь вечер одна.

Джузеппе, разжившись сигарой, направился к Эвилин с явным намерением разогнать мотыльков мужского пола, вьющихся вокруг неё.

Тогда я взял стакан, обратив внимание, что Ева налила и себе.

- Твой отец одобряет это?

- Его здесь нет, и я могу делать всё что захочу. Ваше здоровье!

Она, пристально глядя на меня, сделала большой глоток неразбавленного виски. Её глаза на миг закрылись, а рука невольно дёрнулась ко рту; ей перехватило дыхание. Спустя несколько мгновений она выдохнула и неестественным, сдавленным, скрежещущим голосом, сказала:

- Грехопадение Адама началось с закуски.

Я не мог не улыбнуться. Серые глаза потемнели, в них отчего-то прорезалась изумрудная нотка.

- Итак, большие пушки, крепкая выпивка, что там ещё? – она щелкнула пальцами. – Сигарета.

- Мисс Суэйн, вы ещё и курите? – поднял брови я.

- Как и Богги, — Ева в два глотка осушила стакан, и к тому моменту как я осознал это, весь этот спирт таинственным образом преобразовался в колдовское пламя в её глазах. – Он мог быть крутым и без оружия.

- Это не привело ни к чему хорошему, ведь он умер.

- Богарт бессмертен.

Я счел за лучшее промолчать, так как мне прямо на язык просился конец одного из персонажей Кэгни, Роки Салливана — а когда речь заходит об электрическом стуле, это навевает неприятные воспоминания. Поэтому я сделал глоток из своего стакана.

- Так вы угостите меня сигаретой? – спросила Ева. – После этого виски жутко хочется курить.

Я щелкнул зажигалкой, достав из портсигара бумажную гильзу с табаком, прикурил и дал ей, после чего мрачно глядел на плод своих трудов — малолетку с сигаретой, которую уже начало слегка шатать от виски.

- Вы не любите кино?

- Я не одобряю ваше поведение, мисс Суэйн, — сказал я. Ева, глядя с вызовом мне в глаза, загасила сигарету в стакане из под виски и бросила:

- Вы не мой папочка.

- Будь я вашим отцом, я бы вас выпорол.

- Конечно же вы бы сделали это, Фрэнк. Вы ведь большой мужчина с большим пистолетом, таскающийся за мистером Винченцо как верный пёс. И вы гавкаете, и облизываете дочь его партнёра по бизнесу, прикуриваете ей сигарету… Да, у вас было бы полно времени на то, чтобы следить за моим поведением.

Я очень хотел дать ей пощечину, и это отражалось в моих глазах. Несколько секунд я смотрел на Еву, и окружающий мир для меня не существовал, и лишь мысль о последствиях удерживала меня от удара. Я не был итальянцем, потому дон Винченцо и платил мне. Он ценил хладнокровие.

Взгляд Евы выразил презрение.

- Ты думаешь, что выглядишь от этого взрослее? – спросил я, кивая на стакан. – Это убило Богарта.

Когда она уходила, на её ресницах блестели слёзы.

- Я тебе поражаюсь, Фрэнк, — сказал Двустволка Тони, появившись на балконе, куда я вышел проветриться. – Довел до слёз девчушку. Что ты ей сказал?

- Пару слов о лицемерии, — буркнул я, доставая сигарету и с отвращением глядя на неё. – Бога ради, ей ещё восемнадцати нет, а она уже хлещет виски как воду. Положительно, я дурею с воспитания современных детей.

- Перебесится. Я знаю этот возраст, — он усмехнулся. – Им хочется быть взрослыми. Они жаждут романтики, цветов, поцелуев с настоящими мужчинами, не похожими на их дрищеватых сверстников. Они насмотрелись фильмов где дым сигареты придаёт образу таинственности, а виски служит лекарством ото всех бед. В кино не показывают оборотную сторону дела – струю блевотины с перепою, грубый перепих на заднем сидении облупленного «паккарда»… Но вот когда они хлебнут из горла этой водички, Фрэнк, их стошнит, и они повзрослеют.

- Или войдут во вкус и состарятся, — буркнул я.

- Да, старик, — задумчиво сказал Тони, видимо перебирая в памяти истории падения всех потаскух в городе, с кем он, капо борделей Семьи, имел сомнительное удовольствие иметь дело. А его прозвище не имело с огнестрельным оружием ничего общего. – Но, в таком случае, я буду рад приветствовать их в любом из моих заведений!

Я щелкнул зажигалкой. Это был тупой разговор.

Танцующие пары, оркестр, играющий джаз, свет тяжелых люстр – у меня заболела голова ото всего этого, и я пошел искать уборную. В коридоре, на кушетке возле лифта, сидела Ева и плакала.

- О, господи, — буркнул я, выдернув из нагрудного кармана платок. – Вот. Возьми.

Она оттёрла слёзы и поглядела на меня печальным взглядом.

- Я вас обидела.

- Это всё виски, мисс Суэйн, — безразличным тоном сказал я, и продолжил свой путь.

 

Скрытые перемещения

В одной из комнат второго этажа в одном захудалом баре, за стаканом виски сидели двое, чьи клички заставили бы заезжего стэнд-ап комика сначала сочинить юмореску, а затем захлебнуться кровью, ибо эти двое были людьми, для которых жизнь человека не стоит и гроша.

- Думаю, ты слышал о вечеринке у Суэйнов?

- Разумеется. Дон Винченцо, похоже что-то затевает, — сказал Лошадиная Морда. – Он виделся с Суэйном в закрытой комнате, так мне сказали. С ними был Фрэнк.

- Ничего удивительного, куда Винченцо – туда и Фрэнк.

- Ты поэтому хотел встретиться?

- Почему я хотел встретиться – поймешь позднее.

Лошадиная Морда взял сигарету.

- Расскажи мне подробнее об этом типе, Фрэнке. Выглядит головорезом.

- Он и есть головорез, причем старой закалки.

- Расскажи мне о нём.

- Ну, — Квокша отодвинул в сторону тарелку с недоеденным гамбургером. – Эта история началась во времена сухого закона, когда Фрэнк и ему подобные угоняли грузовики с выпивкой. Когда федералы взялись за свою работу всерьёз, банда распалась, а над башкой Фрэнка маячил тюремный срок если бы он сдался – и очередь из «томпсона», если бы он сдаваться не хотел и был бы настолько туп, чтобы попасться. Фрэнк не был тупым идиотом, и сдаваться он не хотел, а потому где-то прятался, и достаточно долго чтобы его перестали искать. В следующий раз он выплыл на войне – сорок третий, седьмая армия под командованием Паттона. В общем, так получилось, что ноги бывшего гангстера ступили на поле боя второй мировой. В Италии.

Лошадиная Морда заржал.

- Да уж, герой войны, мать его!

- По возвращении его сцапали копы и уже намеревались потратить на него немножко электричества чтобы поджарить за былые заслуги, но тут вмешался дон Винченцо, у которого в кармане был весь суд.

- А ему то зачем лезть в это дело?

- Как я уже говорил, дело было в Италии. Как я понимаю, Фрэнк сильно помог кому-то из местных, а когда эти макаронники добрались до Америки, и увидели в газетах рожу Фрэнка в зале суда, они попросили у дона за него.

- И дон вышиб из-под него электрический стул?

- Ага. Это было легко – вдобавок к сумме денег в нужные руки, пресса начала орать во всё горло о заслугах Фрэнка перед войной.

- Если бы Фрэнка после этого приговорили бы к повешенью, это было бы забавно.

- Да уж, второй раз трюк со стулом бы не прошел!

Квокша заржал, растягивая свои толстые, перемазанные жиром губы, заржал так что толстые щеки у него тряслись как желе.

- Итак, Фрэнк вышел из тюрьмы чистеньким как младенец после ванной, а – надо сказать, сидел он долго. Ему нужна была работа – а умел он только убивать. Хорошо умел, надо сказать, если вспомнить, где ему удалось выжить. Дон напомнил ему, кому тот обязан своей жизнью, и предложил работу, и тот, подумав, согласился. В организацию, конечно, Фрэнку был вход заказан, ведь он не макаронник, но своё место рядом с доном он занял, что несказанно бесит некоторых лиц Семьи. К несчастью, как я уже говорил, Фрэнк – человек старой школы, он не такой подонок как твои люди, а если быть в полной мере точным – он платит дону Винченцо за свою жизнь верной службой.

- Будь он собакой, этому бы цены не было.

Оба гангстера заржали.

- Да уж.

- Короче говоря, я так понимаю, купить Фрэнка не удастся?

- Исключено.

- Ни за какие деньги?

- Именно так.

- Даже за очень большие деньги?

Квокша хмыкнул и придвинул к себе гамбургер:

- Ты хочешь поднять ставку не зная что на руках у Винченцо?

- Я думал мы как раз и собрались здесь, чтобы выяснить что на руках у Винченцо, — сказал Лошадиная Морда.

- Хорошо, продолжим, — Квокша с сожалением покосился на гамбургер. – Сегодня мои информаторы доложили, что Винченцо собирает деньги, и очень много. Ходят слухи, что Винченцо отправит Фрэнка с этими деньгами к Суэйну. Я не имею ни малейшего понятия зачем.

- Прачечная, — буркнул Лошадиная Морда, швырнув сигарету в пепельницу, его глаза загорелись. – Суэйн отмоет эти деньги и вернёт чистенькими.

- Понимаю. Ты хочешь взять эти деньги?

Лошадиная Морда ухмыльнулся.

- Я знаю что ты думаешь, — Квокша стал серьёзным. – Ты хочешь убить Фрэнка и отобрать деньги. Но радоваться им ты будешь не долго. Винченцо тебя под землёй найдет за это.

- Есть план получше?

- Разумеется. Если Фрэнк доставит деньги по назначению и уберётся оттуда, то за то, что произойдет с деньгами дальше будет отвечать уже Суэйн. То есть если деньги исчезнут, Винченцо потребует у Суэйна их вернуть, и тому ничего не останется как достать их из своего собственного кармана, иначе ему крышка.

- Не самая лучшая идея, ведь Суэйн…

- Конечно не самая лучшая идея! – Квокша захихикал. – Нужно чтобы и Винченцо и Суэйн, который надумал баллотироваться в мэры, вышли из игры навсегда, и в этом суть плана!

- Гм. И как мы это провернём? Какие деньги на кону?

- Миллионы, друг мой, — Квокша широко растянул в улыбке свой жабий рот.

- Интересно, как же ты узнал обо всём этом.

- Скажем так, после того как Винченцо врежет дуба, его место займет человек, который поведал мне эту историю, и в семейке дона настанут перемены к лучшему, — Квокша расхохотался, но вдруг резко замолк, и его губы сжались в линию. – Этот человек мешает слишком многим. Настала пора убрать его с доски.

- Будем ждать пока они снова повстречаются?

- Отнюдь. Моему протеже в семье дона Винченцо прежде требуется кое-кого убрать с дороги. Я составил план, и если всё пройдет гладко, умрёт много людей, а газеты будут неистовствовать. И копы пойдут по ложному пути.

- Для этого тебе нужен я, конечно же, — хмыкнул Лошадиная Морда.

- Да. Слушай, как всё будет.

 

Фрэнк

Эта девчонка никак не могла оставить в покое мой разум. Стоило закрыть глаза, как возникала она, её глаза, полные слёз. Я всё сделал правильно, но прежде – не надо было давать ей сигарету. Надо было отобрать у неё стакан с выпивкой. Черт подери, она ведь всё ещё дитя! Будь я её отцом…

Моя семья далеко отсюда. Я постарался, чтобы никто не узнал, где я отсиживался, пока по мою душу в штате шныряли федералы. И уж конечно никто не знал о Джейн. Я повидал её, когда однажды, после того как за мной закрылись ворота тюрьмы и я вдохнул воздух свободы – я навестил её, предприняв все возможные ухищрения, чтобы никто не узнал. Она играла с мальчиком на лужайке возле дома. Это был мой сын. Четыре долгих года, пока я со своим взводом гнил в окопах, она растила его. Моё сердце сжалось, ибо я знал, что не увижу его, скорее всего – никогда. Я не имею права подвергать свою семью опасности.

Через несколько лет службы у дона Винченцо я попросил отпуск. Мне ужасно хотелось сбежать из его организации, но я не мог – ей я был обязан жизнью и теми сотнями и тысячами долларов, которые я посылал Джейн, для сына. Мы не были женаты, и я вообще был не обязан этого делать – но я любил её, и сына.

Какой черт меня дёрнул вернуться в армию – я не мог понять до сих пор. Возможно желание сбежать было слишком сильным – и я оказался на другом конце земного шара, в Корее, где нас давили как клопов, и откуда я поехал домой на санитарном самолёте, был награждён и назван молодцом. Свои награды я оставил у Джейн, когда мы увиделись снова; мы провели вместе несколько пролетевших словно миг месяцев – сыну было уже восемь, и он рос чертовски хорошим мальчиком, который гордился своим отцом. «Папа, я хочу быть похожим на тебя!» говорил он и просил рассказать, как мы громили нацистов. Джейн назвала его Фрэнк-младший, в честь меня. Она была рада, что я изменился. Я не мог не измениться, ведь она видела во мне героя, и я хотел быть героем – для неё. Она была моим солнцем.

В те моменты я особенно четко понял, что та прежняя, лихая жизнь налётчика, сорившего деньгами, полученными через кровь и ящики виски, навсегда закончена.
И эта жизнь, в которой я сижу с сыном на крыльце перед домом, с звёздами и полосами на флагштоке, и он играет кантри а я обнимаю любимую – закончена.
Герой войны, прекрасный отец, счастливый муж… Это всё – то, чем я никогда не стану.
И Джейн знала это, потому что когда мы познакомились, я приставил к её голове пистолет и пообещал застрелить, если она выдаст меня копам. Она была молода и любила фильмы с Кэгни…

Сейчас моему сыну, вероятно, столько же, сколько Еве. Но между ними – пропасть. Мой сын, даже в моё отсутствие – сын героя, и пытается соответствовать. А Ева – избалованная дочь отца, который, похоже, забыл что у него вообще есть дети – настолько он занят делами.

Мне не спалось.

Я встал с постели и выглянул в ночь из окна, зажег сигарету и погрузился в воспоминания.

- Поедешь к нему, и будешь ездить туда-сюда неделю, — сказал Марио, правая рука босса.

- И какого черта я буду туда-сюда мотаться?

- Франческо проследит, чтобы за тобой не было хвоста. Когда на кону куча денег – что угодно может случиться. Дон Винченцо хочет быть уверен, что всё в порядке.

- А с чего бы чему-то быть не в порядке?

- Когда собираешь кучу денег – это замечают люди. Люди говорят другим людям. Сам подумай, как далеко может завести один, не укороченный вовремя язык — и куча денег, — Марио пожал плечами. – Не дрейфь, Фрэнк, ты будешь не один.

- А кто сказал что я дрейфлю?

Машина была хорошая, да и путь до особняка Суэйнов проходил в живописных местах. У меня хватит времени изучить его вдоль и поперек, продумать возможные места засад и тактику при столкновении. А ещё — это встречи с Евой.

Мистер Суэйн встретил меня на террасе и предложил составить компанию за обедом. За большим и длинным столом нас было только трое – ни миссис Суэйн, ни Эвелин, ни младшего – не было. Были только он, я и Ева. Девчонка сидела напротив меня, напустив беззаботный вид и о чем то трещала с папочкой, а папочка поминутно её прерывал чтобы поговорить о деле. Так я сказал ему, что буду сюда ездить, пока не надоест – и это часть плана. Он попросил меня свозить на обратном пути Еву в кино, и только тогда Ева замолчала. Она сидела как оглушенная.

И после обеда мы поехали в кино.

- Ты на меня всё ещё сердишься? – осторожно спросила она, пока я вёл машину.

- Мы уже перешли на «ты»? Нет, не сержусь.

- Даже после того, что я сказала тогда?

- Это не повод, — я бросил на неё взгляд. – Но ты не должна оскорблять человека с пистолетом. Это безрассудно – люди бывают разные. Есть люди, которые стреляют и за косой взгляд.

- Тогда не удивительно что у тебя под пиджаком пистолет – ты смотришь на всех словно поубивать их готов.

- Это просто так кажется.

Неужели у меня такой взгляд?

- … Тем не менее, всё могло быть хуже – ты могла весь день ходить за мной хвостом, нести чепуху, а потом, видя что это не работает, взять мой стакан с виски и высадить одним глотком, потребовать сигарету и прилюдно оскорбить под занавес.
Кажется, это называется «гипербола».

- Мне подумалось, что после такого, ты и в самом деле мог достать свой большой пистолет и, — она приставила указательный палец к своему виску. – Бах!.. Но и без этого, взгляд у тебя был именно такой.

- Ты меня в самом деле очень разозлила.

- Покажешь свою пушку?

- Что?

- Ну, должна же я знать, из чего бы ты меня застрелил, будь я такой наглой и прилипчивой, как ты описал.

У этой девчонки какие-то нездоровые интересы в жизни. Подперев коленом руль и машинально глянув в зеркало заднего вида, я вытащил пистолет, вытряхнул из него магазин, разрядил ствол и протянул ей.

- Тяжелый, — она взвесила в своей тонкой руке «кольт». – Сколько в нём?

- В метрической системе – килограмм с небольшим.

- Я имею ввиду патронов.

- Не заряжен.

- Я серьёзно!

- Это автоматический пистолет Кольта, сорок пятого калибра, ёмкость магазина – семь патронов. Достаточно?

- Вполне, — она оглядела его вытертую от частого употребления рукоятку и ствол. – Можно мне зарядить его?

- Нет.

- Ладно… — она вернула мне оружие. – Но вообще в мире, где тебя могут пристрелить за косой взгляд, не мешало бы иметь пистолет.

- Это в моем мире тебя могут пристрелить за косой взгляд. В твоем – тебе будут улыбаться и дарить комплементы.

- Что-то я не заметила, чтобы ты мне улыбался и комплименты дарил.

- Я не из твоего мира.

- Тогда расскажи о твоем! – она устроилась поудобнее на диване, забравшись на него с ногами и развернувшись ко мне, облокотившись на крышку ящика для перчаток.

- Тебе это ни к чему.

- Но всё-таки!

- Послушай, — я сглотнул. Не рассказывать же ей о моей молодости с треском автоматных очередей, о военной карьере со стрельбой и взрывами, о службе у дона Винченцо… Да что я в конце концов имел за душой кроме этого? – Мой мир… В нём есть женщина, которая всё ещё меня любит, и с которой я никогда больше не встречусь – потому что люблю её больше жизни. Это всё, что тебе нужно знать о моей жизни.

- Не понимаю… — улыбка исчезла с её лица.

- Когда-нибудь, если тебе очень не повезёт в этой жизни, ты поймешь. А пока ты ещё маленькая.

- Не говори так! Почему я не могу понять?

- Потому что в твоей жизни есть всё о чем ты можешь мечтать. Ты живешь без проблем. Семья, дом, родные, куча денег, а большего ты и не знаешь, вся твоя жизнь продиктована этим. За тобой будут ухлёстывать мальчишки, если уже не делают это, ты подрастёшь и выйдешь замуж за адвоката или кто там подвернётся под руку, будешь хранить домашний очаг и растить детей.

- Это всё – то, чем я никогда не буду, — мрачно сказала Ева. Меня словно ударило током. Машина слегка вильнула.

- Почему?

- Это ужасная жизнь.

Я глянул в зеркало заднего вида и расстегнул пиджак.
Всю оставшуюся дорогу до кинотеатра она молчала. Я взял билеты на сеанс – словно на поезд. «В три десять, на Юму». There is the lonely train, call “three-ten to Yuma”…

 

Скрытые перемещения

- ЧТО он делал?! – воскликнул Лошадиная Морда.

- Отвез девчонку Суэйна в кино. На вестерн.

- На кой хрен?

- Может ему нравятся помоложе. Может это входит в договор между Винченцо и Суэйном. Не знаю. Да и это не важно. Он будет мотаться туда-сюда неделю, так мне сказали, а Франческо пасёт Фрэнка практически всё время. Когда он уверится, что слежки нет — Фрэнк повезёт деньги. У тебя всё готово?

- Хоть сейчас начинать.

- Хорошо. Подождем немного.

 

Фрэнк

- Ты в курсе что тебя пасли до кинотеатра? – спросил Франческо. Как обычно, щегольские усики, костюм в полоску, до синевы выбритые щеки и шикарный галстук.

- В курсе. Заметил по дороге, что синий «форд» за мной как приклеенный едет.

- Это была моя тачка! – возмущенно воскликнул Франческо. Я мрачно на него уставился. – Шучу, у меня не настолько плохой вкус. Я дождался пока ты проедешь мимо поворота на набережную и поехал следом, синий «форд» тащился за тобой и мне кажется, что за рулём сидел шпик. Но когда вы зашли в кинотеатр, он убрался.

- Возможно меня проверяют – ты же знаешь, нельзя работать на дона Винченцо и не привлекать к себе внимания. Вся верхушка видела меня в обществе дона и интерес вполне разумен.

– Ага. «а чего это вдруг подручный большого босса вдруг катает дочурку Суэйна» — вот что они думают. Осторожнее, они могут подумать что у тебя к ней интерес!

- Мне плевать что они там подумают. Ей нужно нормальное воспитание, то как она себя ведёт на людях – просто отвратительно.

- И ты решил заделаться в воспитатели?

- Лучше я, чем Тони.

Франческо расхохотался.

- Ты юморист, Фрэнк. Ладно, чем займемся? В бар?

- А то.

Через пол часа мы уже стучались в железную дверь с окошком – черный ход бара времен сухого закона до сих пор мог похвастаться решетками на окнах, железной дверью и здоровенным вышибалой, фильтровавшим клиентов на манер мелкоячеистой сетки.

Ева читала книгу. Увидев меня, она улыбнулась и отложив её, встала с диванчика, подвешенного на дереве в саду. Этот августовский вечер был жарким, и она была легко одета – в короткое бежевое платье с плечиками. К платью был приколот английской булавкой цветок.

- Привет Фрэнк! Я ждала тебя целый день. Мы поедем в кино?

- Ты каждый день мотаешься в кино?

- У отца нет времени, Эвелин больше интересуется клубами, а мой сумасбродный братец предпочитает блэкджек. Интересы мамы не простираются дальше салонов, где бигуди и сплетни, похоже, дополняют друг друга. У меня никого нет, Фрэнк. Никого, с кем можно было бы пойти в кино.

- И ты читаешь?

- Лучший способ убить мои юные годы – это хорошая книга, — она протянула мне томик, и я прочел автора и заголовок. «Плоть орхидеи», за авторством Джеймса Хэдли Чейза. Не читал, но вряд ли это любовный роман, судя по обложке.

- Название внушает, — сказал я.

- Знаешь что это? – она коснулась булавки на платье.

- Это цветок.

- Это орхидея, Фрэнк.

- О.

- Я читала книгу и вдыхала её запах. Когда-нибудь, в будущем, в кинотеатрах будет пахнуть землёй, порохом, цветами…

… вонью палёных волос и гниющего на колючей проволоке мяса…

- Упаси боже. Это было бы ужасно.

- Думаешь? Хотя, возможно, ведь не все запахи приятны. Вот этот, например, — она отколола орхидею от платья и протянула мне. Я понюхал.

- Это что, гнилой лимон? – запах был незнакомый и какой то странный.

- Это орхидея. Я наверное с десяток их видов перепробовала – книжка длинная. Я почти дочитала.

- И о чем она?

- О мести, — пожала плечами Ева. – и о больших деньгах. Тебе нравятся деньги, Фрэнк?

- Не в них счастье. Самое ценное я получил, когда был без гроша в кармане. У меня ушла масса времени на то, чтобы понять насколько это ценно.

Она присела на диванчик и, покачиваясь, смотрела на меня каким то загадочным взглядом.

- Чего ты на меня так смотришь?

- Жду продолжения истории, — с кажущейся простодушностью сказала Ева.

- Не дождёшься. Извини, но это тайна за семью печатями.

- И если снять седьмую печать, воцарится получасовая пауза, да?

- Почему это?

- Ну, потому что так написано в книге апокалипсиса. Я много читаю, Фрэнк.

- Заметно… — что-то я не то несу. Она ведь не просто пыжится начитанностью, ей не перед кем похвастаться, и ей не хватает внимания. Наверно если она идёт к отцу с впечатлениями от книги или фильма, тот говорит «да-да, хорошо, не мешай, я занят».

- … То есть, это прекрасно. Ты знаешь, у меня не было возможности много читать. Сейчас об этом жалею, потому что мне хотелось бы обсудить с тобой какую-нибудь книгу.

- Как мы обсуждали вчерашний фильм?

На Еву произвело большое впечатление то, как Дэн Эванс отказался от десяти тысяч долларов от Уэйда. За то, что он практически в одиночку должен был посадить этого бандита на поезд до Юмы, ему причиталось всего двести, и против него была вся банда Уэйда. Мне он тоже понравился. Честный малый.

- Да.

В следующий миг Ева повисла у меня на шее и мне ничего не оставалось как обнять её.

- Ты прелесть, Фрэнк, — сказала она, отлипнув. Захлопнула книгу и сунула мне в руки. – Прочитай, завтра обсудим.

- Но ты ведь не дочитала!

- Ты расскажешь, чем всё кончилось, — улыбнулась она.

- Но это будет не то же самое…

- Да брось, Фрэнк, я её уже дважды прочла.

Видимо книга ей очень нравится.

- Слушай, у меня тут есть кинозал, — сказала она, хлопнув в ладоши. – Я попрошу принести виски и жареной картошки, и мы что-нибудь посмотрим, хорошо? Что хочешь, «ровно в полдень», «Джонни-Гитара», или…

- Это твои любимые?

- Ну-у-у…

Разумеется, я видел женщин с револьверами в обоих фильмах. По моему взгляду Ева всё поняла.

- Нет, конечно мы можем посмотреть «касабланку»…

- Попробуй ещё раз.

- Ну, Фрэнк, назови мне хотя бы одну причину почему женщина не может взять в руки оружие?

- Для этого есть мужчины.

В итоге мы смотрели «огни большого города». Ева гомерически хохотала и плакала, а я спрашивал себя, почему так случилось что я никогда не приглашал Джейн на этот фильм. Хотелось всё бросить…

Но я смеялся, глядя на выкрутасы Чаплина на ринге. По щеке скатилась слеза в конце фильма.

Когда я ехал домой, книга Чейза лежала в ящике для перчаток, и мне казалось что облокотившись на него, кто-то сидит рядом со мной, на переднем диване машины.
Возможно, Джейн…

- Что с тобой вообще происходит, Фрэнк? – спросил Франческо, когда мы сидели за обедом в кафе «ля рома». – Ты пропустил хорошую игру, мы с Тони обули Джузеппе на пару сотен – сначала Тони разыграл каре, а потом мне пришли две пары, но ты бы видел с чем сидел…

- У меня башка трещала, — соврал я.

- От чего, ты же не пил?

- Ты знаешь, некоторые вещи заставляют голову болеть даже спустя десятилетия.

- А, военные болячки?

- Типа того, — я вновь принялся за еду.

- Ты знаешь, этот тип на синем «форде» снова появился. Стоит за углом. Как ты думаешь, флик?

- Может, пойдем к нему и спросим?

- А если это действительно флик?

- Сядь ему на хвост и паси пока не выяснишь кто это. А потом, если это не флик – мы с ним немного пообщаемся.

- Узнаю старину Фрэнка! – с восторгом отозвался Франческо.

- Иногда мне кажется, что ты меня совсем не знаешь.

Конечно, это был не флик. Юный головорез на службе дона Винченцо далеко пойдет, если будет орудовать так же ловко – он обшарил машину пока я гулял по магазинам, выманивая топотуна из его укрытия, и установил что он – частный детектив по фамилии Гибсон.

Для начала я схватил этого Гибсона за отвороты пиджака и с размаху приложил физиономией о стену переулка, куда тому приспичило сунуться чтобы поглядеть, куда же я делся. Затем следовал удар по печени и, когда детектив согнулся, держась за живот – два прямых в голову. После этого он был уже не боец, и со стоном осел на вонючий асфальт.

- Говори, мразота, на кого работаешь? – спросил я, обшаривая его на предмет оружия и каких-либо записей. В качестве добычи были револьвер тридцать восьмого калибра и блокнот, куда были занесены мои поездки. И даже – содержимое моего бардачка! За это я пнул его в живот:

- Тебе никогда не говорили что в этой стране есть неприкосновенное право собственности? Говори живо, кто твой клиент?

- Я не имею права разглашать…

- А, не имеешь? Отлично, пошли.

- Куда вы меня тащите?..

Я волочил его зашиворот по переулку к мусорному баку. Когда он это понял, то заверещал пуще прежнего:

- Поймите, я не могу… это против правил… Я не…

- Скажешь, сука! Обязательно скажешь!

Лицо детектива было измочалено, нос разбит и кровоточил, и я задумался, что бы с ним ещё сделать. Для начала я положил его правую руку на край мусорки и с силой ударил по ней крышкой. Вопль прорезал гул дневного города, но всем было наплевать. Никто не пойдет в подворотню, выясняя, кто кричал. А если появится особо принципиальный коп, то всё, что мне светит – это отсидка за драку и выход под залог в тот же день.

- Видишь ли, в этом городе можно зарезать человека средь бела дня, и никто тебе слова не скажет. Так что у тебя есть всего два варианта – или ты говоришь кто заказчик, или твой труп отвезут в этом баке на свалку завтра утром. Ох и вонять же будет. Пожалей мусорщиков, ладно старый попадётся, а если молодой, ещё не привыкший к изувеченным трупам в мусорном баке?

- Прошу вас, умоляю…

Да что с этим парнем? Ему что, клиент дороже жизни?

- Я ведь всё равно узнаю. Сейчас перережу тебе глотку, а потом пойду к тебе в офис – адрес легко найти в колонке объявлений «нужен компромат для развода? Обращайтесь!», имя твоё я знаю, а если б не знал – заглянул бы в твою тачку, где на руле есть бирочка с регистрационными данными, в которых указано кто ты такой и где ты живешь. Думаю у тебя в офисе полно картотек, так что я их разворочу и поищу кто твой последний заказчик. Возможно разбужу пару не тех человек среди ночи по ошибке. Но тебе будет всё равно, ты ведь будешь мёртв.

Гибсон ныл, баюкая руку и утирая кровавые сопли. Да, хлипкие пошли парни. Что наши, что нацисты, но вот один парень в Корее держался почти целый день, и не заговорил. Сдох, но не заговорил. Гибсону до него было далеко, а времени у меня было мало.

- А медицинская страховка у тебя есть? – сказал я, доставая пистолет. – Там ничего не сказано про коленные чашечки?

Гибсон сдался.

- Д-д-джузеппе… — всхипнул он. – Его звали Джузеппе…

- А дальше?

- Ф-фамилия итальянская такая… На «М»…

- Ну? Майнхард, Мэйден, Мудила?

Гибсон испуганно смотрел прямо в ствол «кольта».

- Медина! – воскликнул он.

Я хмыкнул и убрал пистолет назад в кобуру.

- Видишь, это совсем не трудно. Держи, — ему на колени упала сотня. – Чтоб я тебя больше не видел, не то окажешься в морге. Если найдут. Ничего личного, но из тебя плохой шпион, этот синий «форд» у меня в зеркале заднего вида уже настолько надоел, что не было никаких сил терпеть. Всего доброго… Руку береги.

Я покинул незадачливого детектива, размышляя о том, за каким хреном Джузеппе потребовалось нанимать частного детектива чтобы за мной шпионить. Он не мог не знать что за мной катается Франческо. И зачем ему мой бардачок? Револьвер Гибсона отправился составить компанию книжке Чейза, а я сел за руль и перевел дыхание. Хотелось курить…

Подъезжая к воротам особняка Суэйнов, я почувствовал дурноту. Я приехал сюда словно на свидание, но мои руки были в крови – если не по локоть, то по манжеты, и хотя я не стал убивать Гибсона, у меня было ощущение что я пытаюсь войти в храм, волоча за собой крест шире двери.

Дворецкий, который уже привык к моим визитам, принял мои плащ и шляпу.

- Мисс Суэйн ожидает вас в музее.

- Тут ещё и музей есть?!

- Да, сэр, мистер Суэйн имеет неплохую коллекцию – история покорения Дикого Запада.

- Скальпы есть?

- Нет, сэр, это коллекция одежды и оружия.

- О как, — я достал сигарету и щелкнул зажигалкой.

Еву я заметил не сразу. Лишь осмотрев несколько экспонатов – манекены в одеждах индейцев и ковбоев, я напоролся на холодный взгляд серых глаз из под обвисших полей шляпы и шарахнулся в сторону, ибо взгляд был направлен на меня поверх ствола охрененно здорового револьвера со взведённым курком.

- Ну что, будешь изображать паровоз, или достанешь это, — её взгляд указал на мою кобуру. – …или у тебя яиц нет?

- Черт возьми, Ева! – я поднялся и убрав руку с рукояти «кольта», поискал взглядом, где бы затушить сигарету. Медная плевательница подошла. – Я ведь мог выстрелить в тебя!

- Испугался?

- Если на тебя направляют ствол… — я выгнул шею чтобы взглянуть с чем там в руках стояла девчонка. Пистолет был больше её самой. И уж точно больше моего. – Это что, сорок четвертый калибр?

- Ага, — она неумело крутанула револьвер на пальце, и тот соскочив, грохнулся на пол. Щелкнул курок. – Черт.

Я схватил эту пушку и взвесил в руке – пара кило веса, длинный ствол, шесть зарядов, капсюльный. Антиквариат, таких больше не делают. Но для своего времени, должно быть, это была мощная пушка. Какое же счастье что он не был заряжен (что я определил по отсутствию капсюлей на барабане).

- Никогда. Слышишь? Никогда не направляй оружие на человека, если не хочешь в него выстрелить. И откуда ты взяла этот монолог? Богарт так не говорил. И Кэгни тоже.

- Это Уайетт Эрп, — обиженно надула губки Ева. Она носила джинсы с чаппарахас поверх, клетчатую рубаху, угадывающуюся только по рукавам, торчащим из под пончо, и конечно же шляпу.

- Да хоть Дикий Билл Хикок. Оружие детям не игрушки… Как и спички, — заметил я, глядя на тонкую сигару в уголке рта Евы и спичку в её руке.

Спичка сломалась при попытке чиркнуть ей о ноготь.

- Проклятье, — Ева выплюнула сигару и сорвав с головы шляпу, небрежно запустила её в полёт через экспозицию. – Я так не играю.

- Вестерны, бульварные детективчики, игры – у тебя ещё что-нибудь в жизни есть?

- У меня есть мечты, — Ева избавилась от пончо и подошла ко мне. Положила на плечо голову. – Знаешь, Фрэнк, в этом доме совершенно не с кем поговорить. Остаётся только читать, смотреть кино и мечтать о подвигах.

- За каждым подвигом – море боли.

- Это лишь слова.

- Только для тебя.

- Так расскажи мне! – она подняла голову и взглянула в глаза. В полутьме музея её расширенные зрачки были похожи на затягивающие омуты.

Я не мог ей ничего рассказать. Но если бы мог, с чего бы я начал? «Была война…»
Она слушала бы раскрыв глаза, о рёве бомбардировщиков Б-17 в пасмурном небе, о безумной атаке на Монте Кассино, две тысячи человек погибших – на минных полях, под шквальным обстрелом…

Нет.

- Подвиг – это то, что остаётся человеку, у которого не осталось ничего, ради чего стоит жить.

- Ты совершал подвиги?

- Нет. Только воевал. С нацистами в Италии, с коммунистами в Корее… И я не хочу об этом говорить.

- Почему?

В этот момент я завидовал Гибсону. Всё что у него есть – это разбитое лицо, сломанная рука, может быть пара дней будет мочиться кровью. Но смотреть в эти требовательные серые глаза, которые словно клещами вытаскивают жгучую и болезненную правду, похороненную в глубинах памяти, было невыносимо. Я отвел глаза.

- Переоденься.

- Я наряжусь индианкой, хочешь?

- Нарядись лучше собой. Прекращай этот балаган. Ты – это ты, а не персонаж Фенимора Купера. Должна же быть у тебя индивидуальность, или ты так и будешь всю жизнь кому то подражать?

Ева фыркнула и ушла. А я вернулся в зал.

- Чего-нибудь изволите? – спросил появившийся ниоткуда слуга.

- Двойную порцию виски со льдом, — буркнул я.

Когда появилась Ева, на ней было старомодного фасона синее платье с белым фартучком и соломенная шляпка, приколотая к скрученным в узел волосам.

- Пошли покатаемся на лодке? У папы есть катер, но он сейчас на ремонте. Я уже распорядилась о напитках.

Ах Джейн… Почему я никогда не предлагал тебе покататься на лодке?

… Я работал вёслами и изнывал от жары, а Ева откинулась на спину на носу лодки, подставляя солнцу лицо и шею. С меня катил градом пот, и я пожалел что высадил двойную порцию виски. Это был может быть и не самый плохой день в моей жизни, но что-то близкое.

- Ты прочел книгу?

- Не успел. Было много дел. К тому же, я медленно читаю. Недостаток практики.

- Но ты хоть начал?

Книга до сих пор лежала в ящике для перчаток в моей машине.

- Да. Нет. Я забыл.

- Жаль… Могли бы обсудить.

- Черт подери, Ева! – я прекратил грести и потянулся к кувшину сока, в котором бренчали о стенки кубики льда. – Может быть это тебе нечем заняться, но у меня по горло дел!

- Это из-за того папиного дела, да?

- Да. Но я не обсуждаю дела ни с тобой, ни с кем. Это только между ним и мистером Винченцо.

- А чем ты занимался сегодня?

- Выбивал дурь из одного типа который за мной следил.

Ева широко распахнула глаза. Меня просто распирало и я выпалил, не думая о последствиях:

- Да, я сначала приложил его рожей об стену, потом отходил по рёбрам, сломал ему руку крышкой мусорного бака и пригрозил запихать туда с перерезанной глоткой, если он не скажет кто заказчик! Ты же это хотела услышать? Мы принадлежим разным мирам, Ева, и твой мир гораздо чище.

- Отвези меня на берег. Сейчас же, — отстраненным тоном сказала она, и я понял что облажался. Не надо было ей этого говорить. С её лица схлынула краска, а я мучительно думал, как исправить положение. И грёб к берегу.

- Это и есть – твоя работа? – как-то тускло спросила она.

- Частично. Извини, я выпил, и мне немного напекло голову. Понимаешь, в жизни не всё как в кино. Или в книгах.

- Всё равно.

Где-то в районе сердца появилась и разлилась по телу мучительная боль.

 

Скрытые перемещения

- Гибсон в больнице. Сломаны три ребра, нос и рука.

- Он раскололся?

- Фрэнк – костолом. Если бы Гибсон не раскололся, его труп выплыл бы где-нибудь на пляже и до смерти перепугал отдыхающих. Естественно он раскололся.

- Это хорошо. Если Фрэнк заложит его Винченцо, тот будет смотреть в оба на Джузеппе, а тот будет орать о подставе. Если не заложит — то тоже неплохо.
Что нибудь полезное Гибсон успел нарыть? Он вообще хоть что нибудь сказал?

- Ему малость затруднительно говорить, но да, сказал. Между прочим, это была просто гениальная идея, нанять Гибсона от имени Медины.

- А то. И доплатить за риск. Правда, я думаю не мешало бы его пришить, чтобы он не смог сказать, если его спросят, как выглядел наниматель.

- Сделаю.

- Будь готов запустить вторую фазу плана. Как закончим — ни Сирелли, ни «нового порядка», ни прочей мути в городе не будет. Только мы.

 

Фрэнк

– Боюсь, даже внутри Семьи не так много людей на которых я могу положиться. Но, я ведь могу тебе доверять, Фрэнк? Ты не продашь меня, знаю. Тебе деньги не в радость, ты не ходишь по девочкам, не играешь в казино…

На столе перед ним была тарелка макарон с соусом, но дон не притрагивался к ней.

- Оставьте нас, — сказал дон сотрапезникам, и они – Марио, Чезаре, Джузеппе, другие — поднимаясь, заставили звенеть весь стол. Последним за дверь вышел Тони Двустволка, оглянувшись напоследок. Наши взгляды встретились лишь на миг, и я увидел в его глазах сожаление.

- … Ты не имеешь банковского счета, ездишь на одной и той же машине, у тебя нет любовницы увешанной бриллиантами и золотом… Я задал себе вопрос, где твой сундук с деньгами, Фрэнк. Зарыл ли ты его как пират где-нибудь на острове. Или засунул под подушку.

К горлу подкатывала тошнота. Дон Винченцо сделал знак подойти – и я подчинился.

- Я верю в твою честность, Фрэнк. Я доверяю тебе, как не доверяю никому здесь, включая себя. Ты помнишь ту ночь в камере для смертников?

Я кивнул, делая судорожную попытку сглотнуть ком поперек горла.

- Говорят, некоторые седеют за одну ночь ожидания последней трапезы, — продолжал дон Винченцо. – Но ты, похоже, начинаешь только сейчас. И ты знаешь почему. И я знаю. Но больше об этом не знает никто. Теперь ответь, и будь честен. Потому что если ты мне солжешь, это будет означать, что ты не ценишь тот дар, что достался тебе из моих рук в этой камере смертников.

Кажется я перестал дышать.

- … Ты служил мне верно, и не за деньги. Почему?

- Вы спасли мою жизнь, дон Винченцо.

- Но в твоей жизни ведь нет ничего, что приносит удовольствие мужчине. Да и её ты не ценишь – я же знаю, что стоило мне дать тебе отпуск, как ты за каким то хреном попёрся в Корею. Чего ради ты живешь?

- У меня есть мечты.

- Теперь, я задам тот самый вопрос, Фрэнк.

Дон Винченцо сделал паузу, наливая себе вина.

- Я хочу чтобы ты сказал мне, кого ты любишь.

Моё сердце упало. Он знал? Или не знал? Но у меня есть только один шанс, и если мой ответ будет неправильным, это будет означать смерть.

- Я люблю девушку.

- Я знаю. Продолжай.

- Тут нечего рассказывать. Я люблю её, а она – меня. Всё ещё.

- Неужели? – дон Винченцо внимательно на меня поглядел. – Она красивая?

- Очень.

Новая пауза.

- А как ты относишься к детям?

Сердце пропустило удар.

Это как игра, или как бокс – смотря с какой стороны посмотреть. Прощупывание может смениться ударом.

- Хотелось бы парочку, — грустно улыбнулся я. Да, если бы Ева была моей дочерью, думаю они с моим сыном играли бы вместе. Обсуждали бы книги и фильмы.

- А как так вышло, что ты не женат?

Я ощутил себя увереннее.

- Пока я служу вам – я не могу допустить, чтобы кто-то мог добраться до вас через мою семью, дон Винченцо.

- Или чтобы я добрался до твоей семьи, да? – снова пауза.

И тут дон Винченцо расхохотался.

– Фрэнк, ты мой самый верный человек. И именно потому что ты работаешь не за деньги, и не за власть. И хотя Тони имеет наглость утверждать о твоем низменном интересе к Еве Суэйн, я ему не поверил. И сейчас я вижу, что правильно сделал.

Я набью Тони Двустволке его гнусную рожу.

- … Конечно же ты её любишь. Она – дочь, которой у тебя никогда не было, — продолжал Винченцо. – Я знаю, Фрэнк, что за штука этот отцовский инстинкт. Пока ты молод, думаешь – а ну их к дьяволу, жениться, заводить семью, растить детей – но когда тебе под сорок, ты внезапно ощущаешь одиночество.

- У вас четверо детей и, по моему, семеро внуков.

- Восемь. Думаю, через несколько лет я уступлю место кому-нибудь помоложе, а сам стану заботливым дедушкой. Нельзя запускать детей.

Это точно.

- Ладно, — дон Винченцо достал из кармана нечто, пакет, напоминающий бандероль и положил на стол. – Это ты передашь Еве Суэйн, небольшой презент.

Я убрал пакет в карман, но на моём лице было написано недоумение.

- Да брось, Фрэнк, давай порадуем малютку! Я дарю своим внукам по праздникам доллары, но твоя девочка не из того теста чтобы ценить деньги — их у её папаши и так навалом.

Дон Винченцо сделал мне знак, и я наклонился к нему.

- Подслушивают, — одними губами сказал старик, и я кивнул.

- Думаю ей понравится, — подыграл ему я.

- Полагаешь?

- О, несомненно.

- Так, теперь к делу. Деньги будут готовы завтра вечером, вы с Франческо отвезёте их Суэйну. Полагаю, проблем не возникнет, я распоряжусь поставить на дороге патрули.

- Кто осмелится пытаться наложить лапу на ваши деньги? Только идиот, не иначе.

- Идиотов нынче хватает, так что будем осторожны. Иди, — дон снова сделал знак наклониться:

- Скажешь Франческо о каждом, кто попытается спросить тебя о том, что ты везёшь Еве. Пакет доставишь завтра.

Я кивнул.

- Могу я дать по роже Тони?

Дон Винченцо вздохнул.

- Тони принадлежит Семье, Фрэнк. Если я разрешу тебе ему вломить – и будем честны, он это заслужил – это плохо скажется на моей репутации. В любом случае, это только слова. Я просто скажу, чтобы он прекратил трепаться, это некрасиво и недостойно.

Меня, конечно, интересовало, что находится в пакете. Но я решил, что трогать его не буду, и выйдя от дона Винченцо, перевел дух.

Все члены Семьи разбрелись после обеда кто куда, и вопросов никто не задавал. Франческо, щеголяя новым костюмом, пригласил меня выпить с ним, но я отказался, сказав, что у меня дела.

- А, малышка Ева? – улыбнулся он.

- У тебя с этим проблемы?

- Не кипятись, Фрэнк! Лично меня больше интересует её сестричка, так что – не претендую.

- Слушай, это отношение у меня уже сидит в печенках. Если я ещё хоть раз, хоть от кого услышу что-нибудь про Еву – набью лицо.

- Эй, да я просто подкалываю! – Франческо чуть склонился ко мне и шепнул. – Больше всех про это распинается Тони. Понятное дело – у него в борделях бывают разные клиенты, ну ты понял. Юные тела и всё прочее. Каждый думает в меру своей испорченности, а уж Тони в этом толк знает.

- Передай Тони чтоб заткнул мясорубку. А то подавится зубами.

- Но ведь дон Винченцо сказал…

- Франческо, если я захочу кому-то врезать, я врежу, — тихо сказал я. – И положу каждого, кто вздумает встать ему на защиту.

Франческо кивнул с ошарашенным видом.

Да. Я воевал за эту страну. Внешне – лоск и хром, внутри – гнильё и коррупция. Но никто не видит этого – или предпочитает не видеть. Послевоенная роскошь уже начала давать плоды, и когда я спросил себя, почему молодёжь отрицает семейные ценности и стремится взять в руки оружие, а бордели Тони не испытывают недостатка в дебютантках, ещё не окончивших школу — ответ напрашивался сам собой – им надоело. Они хотят перемен, каких угодно. Пока их мало, и они молоды, но пройдет всего лишь несколько лет, и они разъедутся по колледжам, получат образование – и, зная нашу страну, когда придёт пора новой партии морских пехотинцев отправиться в путь за океан, недостатка в добровольцах не будет.

Но меня терзало сомнение.

Будет ли мой сын одним из тех, кто уйдет, и если уйдет – вернётся ли? Ведь ничто не удержит его от того, чтобы пойти по стопам отца. Чтож, тогда слава богу, что таким как я он не будет никогда. Он будет честным человеком, который никогда не узнает, что значит – сидеть в камере смертников и ждать…

- Ты не прочел книгу, — утвердительно сказала Ева. Я вздохнул.

- Мне было не до неё. Я ходил по лезвию, и очень боялся.

- Ты? Боялся?

- Безумно.

Дон Винченцо знает о Джейн. Я чувствовал это.

Мне вдруг вспомнилась одна история, рассказанная за стаканчиком бренди Франческо, он говорил что одной из традиций вступления в тайное братство было убить кого-то дорогого тебе. Ужасно. Если за такое не убивать – тогда за что вообще следует убивать? Я перебил бы их всех до единого, чтобы искоренить эту омерзительную традицию.

- Отец весь день сидел в кабинете, — пожаловалась Ева. – Последнее время я вижу его всё реже. У него много денег – зачем ему нужно проводить с ними всё время?

- Деньги любят счет. А что бы были деньги – нужно работать.

- Но зачем работать, если работа отнимает у меня отца? Его у меня всё равно что нет! Мне не нужны эти деньги, мне нужен мой отец! Что мне делать?

- Сказать ему. Что ты очень его любишь.

- Думаешь, поможет?

- Смотря как скажешь, — я смерил взглядом её тонкую фигурку в лёгком летнем платье. – Если опять будешь косить под Уайетта Эрпа – не сработает.

- В отца тыкать стволом «кольта» я не буду!

Мы рассмеялись.

- Мы давно не были в кино, — сказала Ева.- Отвези меня?

- Конечно, мисс Суэйн.

- «Мисс Суэйн», — передразнила она меня. – Ты не мой слуга, ты мой друг.

- Конечно, Ева. Я рад быть твоим другом. Ты не сердишься на меня за то что сорвался, в лодке?

- Нет конечно. Я много думала… Но ты же не перестал быть моим другом. Я каждый день жду тебя. Ты – единственный с кем я могу нормально поговорить. Слушай, может папа сможет перекупить твой контракт?

- Это невозможно, — вздохнул я. – Мой контракт пожизненный.

- Это невозможно!

- Увы. С этой работы увольняются только вперёд ногами.

Пакет я переложил в ящик для перчаток, намереваясь забрать его перед фильмом. С афиши улыбался Элвис, а фильм назывался «любить тебя». До сеанса было ещё минут двадцать, и я вышел размяться и покурить, а заодно потрещать с Франческо, который следовал за нами на протяжении всего маршрута.

- Ты пойдешь на эту муть? – удивлённо спросил он.

- Молодёжь устала от джаза, ей нужен рок-н-ролл. Думаю, Элвис ей точно понравится, ведь он звезда. Ты смотрел?

- Я целыми днями за рулём, когда б я мог?

- Ну, если бы ты не проводил время за покером и пьянками с девчонками…

- А для чего тогда жить? Сидеть в зале, пялиться на сдвоенные сеансы, перед которыми пускают всякое дерьмо категории Б, слушать вокруг чавканье и рыгание? Ты это называешь жизнью?

- Ты когда-нибудь видел «Огни большого города»?

- Нет.

- Тогда ты не поймешь.

- Это что, бродвейский мьюзикл?

- Это немой фильм.

- Ну хоть где-то молчат! Ладно, как девчонка, довольна?

- Вполне.

- Это хорошо. Слушай, заведу детей – попрошу тебя присмотреть, хорошо? – Франческо расхохотался.

Какой же он всё таки… мальчишка.

Я взял билеты и вернулся в машину.

- Побеседовал с другом? – спросила Ева.

- Франческо приглядывает за нами. Знаешь, столько всякой сволочи вокруг…

- Тогда не бойся что машину украдут, — улыбнулась она.

- Да кому эта рухлядь нужна…

Мы вошли в призывно распахнутые двери кинотеатра.

Лишь когда начались титры я вспомнил, что забыл пакет в бардачке. Увидев как я охлопываю себя по карманам, Ева прыснула и раскрыв сумочку, достала пакет:

- Это ищешь?

- Как ты… Что ты делала в моём бардачке?!

- Ворую, — наигранно-серьёзно сказала она. – Я не вскрывала. Это что-то важное?

- Очень. Если бы эта штука пропала, меня бы убили. Не бери больше без разрешения мои вещи, хорошо?

- Ладно.

Я поглядел на неё в свете зажигающихся ламп. Люди уже уходили и зал пустел на глазах.

- Сохрани его для меня, — сказал я, положив ладонь на пакет. – Отдай его завтра отцу. Это очень, очень важно. Я могу на тебя положиться, как на друга?

- Ты мой друг, — сказала Ева. – Никто не узнает что эта вещ у меня.

- Благодарю тебя, — повинуясь внезапному порыву, я наклонился и поцеловал её в щеку. – Ты самый лучший друг.

Ева сидела с приоткрытым ртом и распахнутыми глазами. Потом её лицо залил свет счастливой улыбки.

Наверно я совсем с ума сошел, давая ей в руки этот пакет. Но все иногда сходят с ума. По крайней мере, если вдруг кто-то вздумает меня поймать и обыскать, пакета они не найдут.

- Покажи мне твой дом, Фрэнк.

- Ты и я, в этом клоповнике… Ты знаешь, это повредит твоей репутации.

- Я пью, курю, ругаюсь и корчу из себя персонажей вестернов. Не думаю что есть что-то, что может повредить моей репутации. Я хочу увидеть как ты живешь.

Я со вздохом завёл мотор.

Я жил в тесной комнатке в одном из доходных домов Джузеппе, мне предлагали роскошные апартаменты, но мне было спокойнее здесь – в комнатушке с крепкой дверью, где были лишь аккуратно застеленная низкая койка, сундук с личными вещами, стол, холодильник и уборная.

- И это ты мне говоришь, что у меня ничего нет в жизни?! – воскликнула Ева, окинув взглядом скудную обстановку. – Сколько ты зарабатываешь?

- Достаточно, чтобы жить в люксе.

- А почему не живешь?

- Эта комната нужна мне лишь для того, чтобы выспаться и привести себя в порядок. Одежду я сдаю в прачечную, завтракаю, обедаю и ужинаю в кафе, бреюсь в парикмахерской неподалёку. Я привык довольствоваться лишь необходимым минимумом.

- Но как же так можно жить?

- Каждый раз, когда меня спрашивают, я вспоминаю о грязных окопах и промёрзших палатках, и думаю, что я относительно неплохо устроился. Большего мне не нужно.

- А что в сундуке?

Вместо ответа я сунул ладонь между сундуком и стеной, снял маленькое кольцо с гвоздя, а затем поднял тяжелую крышку. Еве ни к чему знать, что за двойным дном крышки – мина, сделанная из пары гранат, и если кто-то вздумает открыть сундук без меня – его ждёт сюрприз.

Затем на туго натянутое одеяло моей постели легли фотографии и маленькие коробочки.

«Это мой взвод перед высадкой на Сицилии, июль 1943 года»

- Видишь? Это наш президент, — я показал на человека перед строем. – Дядя Айк собственной персоной. Воодушевляет солдат.

- Президент?!

- Он тогда ещё им не был. Просто был главнокомандующим соединением войск, у него под началом была седьмая армия Паттона, в которой я служил.

- А ты там есть?

- Не на этой фотографии, — я двинул следующую. – Вот здесь я есть. А вот это генерал Паттон. А это вид на залив Джела.

Ветер, сносящий дым горящих построек, обгоревшие танки…

- Дул сильный ветер, творился бардак. Проклятые томми организовали нехилую подставу, их путь был устлан розами, наш – кровавыми трупами, а когда Паттон высаживал парашютистов, ублюдки сбили несколько самолётов. Избави бог от таких союзников. Вдобавок они кое-где заменили свои части на канадские, вообще пороху не нюхавшие, и вот на месте канадцев я бы никогда не желал оказаться. Стояла жара и если бы не было ветра, без противогаза дышать этим воздухом я бы не рискнул, так там воняло. Вдобавок, англичашки хотели захапать себе все лавры от захвата Сицилии, но благодаря генералу Паттону мы оказались у ворот Палермо раньше чем Монтгомери понял что вообще происходит. На нашу долю выпала целая куча дерьма, но мы её разгребли. Вот Палермо.

- Это ты снимал?

- Нет, не я.

Ева с каким то застывшим выражением лица рассматривала военные фотографии.

- А что в коробочках?

- Награды. Вот эта, например – колонна итальянских танков. Нашего лейтенанта убило осколком снаряда, взвод залёг, и если что-то не предпринять, то нас бы перемололи траками в фарш. Я взял нашего радиста за шкирку, дал пару раз в тыкву чтоб перестал верещать и велел передать на «Бойсе» координаты цели – и крейсер с трех залпов подбил пару танков. Поэтому макаронники не смогли соединить колонны во фронт и раскатать нас, образовалась брешь, в которую мы и просочились. Ну а дальше были гранаты и базуки, пока не подошло подкрепление. Вот я, возле подбитого танка.
У обгоревшего танка была напрочь оторвана башня.

Я долго рассказывал, показывая фотографии, вехи боевого пути.

- А это я нарушаю приказ, — сказал я, кладя фотографию уплывающих лодок. – Нам было сказано остановить эвакуацию, в план гребли всех подряд, а со снабжением у нас был напряг – не все транспорты, везущие консервы, произведённые твоим отцом, дошли по назначению. Поэтому когда один макаронник из числа гражданских однажды вечером подошел ко мне и сказал, что хорошо заплатит, если я не буду отстреливать всех кто пытается прорваться к берегу, я сказал что гражданские могут убираться, но фрицев и военных я буду валить без сантиментов.

- Ты взял деньги?!

- Нет. Черт возьми, там были женщины, дети, старики и молодёжь. Мы были солдатами, мы не воевали с гражданским населением, хотя оно порой воевало с нами.

- Почему?

- За свою страну. У каждого из этих стариков мог оказаться под полой плаща обрез. Но я знал, что если мы их всех возьмем в плен, их надо будет чем-то кормить. Видишь вон того пацана, глядящего на берег? Это Франческо. Он был тогда лет на пять младше тебя. В общем, мы дали им уйти. Взамен нам оставили несколько связанных гансов.

- И что вы с ними сделали?

- Расстреляли, — мрачно сказал я. – Надо же было отчитаться перед начальством, что мы не дурака валяем на позиции.

Ева вздохнула.

- Так много фотографий… У каждой такая история?

- Там много историй. Там десятки тысяч историй.

- Ты расскажешь их все?

- Боюсь, на это мне не хватит жизни.

Ева долго молчала, глядя на фотографии, и вдруг сказала:

- Почему ты работаешь на этих людей, Фрэнк? Ты ведь не такой как они.

- Как «они»?

- Только не считай меня дурой, Фрэнк. Я читала слишком много бульварных романов, и думаю что всегда смогу распознать гангстеров. Ты же герой, Фрэнк, почему ты избрал этот путь? Почему ты не стал шерифом, федералом, частным детективом или просто копом? Ты защищал чужие страны, так как получилось, что ты стал врагом общества в родной стране?

- Помнишь Франческо?

Ева кивнула.

- Его отец – Чезаре Медина, а его дядю ты видела – Джузеппе Медина, тот мужик, что танцевал с твоей сестрой в тот вечер. Они приехали к Джузеппе, сюда, после войны, и первое что увидел Чезаре в газетах – моё лицо на передовице газет.

Ева затаила дыхание.

- Когда тебя ещё в проекте не было, я промышлял тем, что со своими людьми угонял грузовики с выпивкой и толкал их барыгам. Лёгкие деньги, если умеешь стрелять. Я был молод и – как и ты, любил книжки и кино, про гангстеров. В те времена ими бредил каждый мальчишка. Каждый маленький ангелочек времён Депрессии мечтал вырваться из трущоб, иметь деньги – значило иметь всё.

- Ангелы с грязными лицами… Я помню.

Ну ещё бы она не помнила фильм с Богартом и Кэгни.

- Да. Дать по башке копу и отобрать у него ствол – значило поднять авторитет в глазах пацанов. Мы влезли в серьёзный бизнес, и люди, которые подпольно гнали виски и делали на этом деньги, были нашей целью. Вообще, я не видел причины, почему нельзя грабить подонков. И мы их грабили. Уже спустя год у меня в руках был автомат Томпсона, а мои ребята стали из немытых ангелочков сущими дьяволами в хороших костюмах. У нас были деньги, был вес в криминальных кругах – кто-то хотел нас убить, кто-то нанять. И мы уже не грабили фургоны, а охраняли их. Затем за дело взялся Гувер. Сначала его ребята причесали самых известных гангстеров – их не арестовывали, их просто убивали на месте. Потом принялись за подпольных дельцов, и я понял – пора залегать на дно.

- И?!

- Не успел. Федералы устроили нам засаду, и большинство моих парней осталось там. Я вырвался.

…Бьющийся в плечо приклад автомата Томпсона, летящие в сторону гильзы, полицейская машина, окруженная туманом брызг разлетающихся стёкол, краски и кусочков жести, дёргающиеся от ударов тяжелых пуль тела…

- Я сумел оторваться от погони, хотя был ранен. На перекрёстке двух дорог, я попрощался с товарищами, и мы разошлись в разные стороны. Мой путь был долгим, и окончился в одной техасской дыре; я знал что меня искали федералы, и когда они сели мне на хвост, я понял, что моей жизни конец. «Томпсон» был пуст, а в пистолете оставалось всего три патрона. В общем… Была ночь, когда я постучался в дверь дома, уже слыша голоса копов. Мне открыла девушка, и я приставил к её голове пистолет. Сказал, что если она сдаст меня федералам, я убью её. Она любила гангстерские боевики… Она подлатала меня, целую неделю я лежал в лихорадке, а когда мне стало лучше, первое что я увидел – это её глаза. Моя рука была в её руке, и не смотря на боль и слабость, я был счастлив так, как никогда в жизни. Я провел у неё очень-очень много времени, но годы пролетели словно миг; её отец поставил условие – если я хочу остаться с ней, я должен доказать, что изменился.

- И?!

- Он был убедительным, — я усмехнулся, вспоминая язвительную усмешку старика. – Кончилось это тем, что я оказался в морской пехоте соединенных штатов и отправился на войну. Я думаю он хотел чтобы меня там убили, но я выжил. И вот, как я уже говорил, когда отец Джузеппе увидел в газете моё фото и заметку, где говорилсь, что убийца целой кучи федералов наконец схвачен, и ожидает казни, он отправился к мистеру Винченцо; я не знаю что он там ему наплёл, но когда за мной пришли, я чувствовал себя примерно как персонаж Кэгни из того фильма. Последняя, не лезущая в горло трапеза, длинный коридор, жесткое сидение, обритая голова, железный шлем и двадцать тысяч вольт – вот что меня ожидало.

Я не хотел так умирать. Позорно. После всего того, что со мной было. Черт возьми, мне было ради чего жить!

- … Так вот, когда вместо этого мне сказали «выметайся», я не поверил. Уже выйдя за ворота тюрьмы, где меня ждала машина Джузеппе, я всё ещё не мог поверить, что спасён. Джузеппе дал мне газету, где была статья о трагической ошибке, вовремя предотвращенной губернатором штата, из-за которой вместо зловещего гангстера чуть не казнили героя войны. Возможно, если бы я отказался от предложения дона Винченцо, всё сложилось бы иначе. В общем, доброе дело на Сицилии обернулось спасением моей жизни в нужный момент. Но разве это жизнь? Я возвращал долг дону Винченцо. Однажды, решая его проблемы, я нарвусь на пулю, и лишь в этот момент стану по-настоящему свободен. А до той поры все деньги, что я получаю от дона Винченцо – я отсылаю Джейн. Ведь она растит моего сына, который верит, что его отец – герой войны. Но… Не смотря на всё – я никогда не стану настоящим отцом и героем.

Глаза Евы налились слезами.

А мне вдруг стало легче, словно я исповедался не перед малолетней девчонкой, а перед самим Господом.

Ева уткнулась мне в плечо и разрыдалась.

- Фрэнк… Почему жизнь так несправедлива?

 

Скрытые передвижения

- Итак, завтра вечером Фрэнк доставит деньги.

- Ты просто гений планирования, — хмыкнул Лошадиная Морда.

- Для собственного удовольствия, — Квакша опрокинул в свою непомерную глотку стакан виски и шумно выдохнул. – Я возглавлю операцию.

- Тебя же пристрелят.

- Отнюдь. Ты позаботишься о том, чтобы нам никто не мешал. А я наслажусь воплями.

- Думаю копам придётся долго разбираться где чьи ноги.

- Они будут шагать по колено в блевотине своих товарищей. Спланировать такое – настоящее искусство. Как и у всякого искусства, здесь есть свои тонкости. После такого семье Сирелли придёт конец, и вся власть будет в моих руках. Пора бы показать этому городу, что закон здесь – я!

Раздались хлопки в ладоши. Лошадиная морда улыбался.

- … А когда Фрэнк уберётся из особняка Суэйнов, пришейте его.

 

Фрэнк

- Вот деньги, — Марио кивнул на два здоровенных чемодана. – Я хочу чтобы их доставили Суэйну без эксцессов.

- Сделаю.

- Чезаре, Франческо – проследите за безопасностью.

Постаревший, но всё ещё крепкий Чезаре кивнул. Франческо с блеском в глазах пялился на чемоданы. Я думаю он в жизни не видел столько денег. Да и не увидит – я не собираюсь их ему показывать.

Чемоданы упокоились у меня в багажнике, я сел за руль, Франческо сел рядом, и мы отправились в путь.

Была паршивая погода – после жары небо затянуло тучами и они громыхали словно десятки корабельных орудий, готовясь обрушить на землю стену дождя. Но ветра не было.

- Плёвое дело, да? – возбуждённо трещал Франческо, держа на коленях автомат. – Доедем, передадим деньги и – в бар!

- Ты хоть в одной перестрелке участвовал?

- Было пару раз.

- А у меня на это ушла треть жизни.

- Слушай, чего ты такой мрачный?

- Когда речь идёт о деньгах я всегда мрачный. Большие деньги – большие проблемы, у каждого, кто их жаждет.

- Кроме тебя, Фрэнк. Тебя деньги не интересуют.

Я закурил. Чем быстрее с этим покончим, тем лучше.

Франческо заглянул в ящик для перчаток.

- А, ясно чего ты так прилип к Еве Суэйн, — сказал он, достав книгу.

- Положи на место. Ты её читал?

- Ну да, там про психованную дочку миллионера, сбежавшую из дурки, за которой охотятся все, кто хочет получить солидный куш.

- Я всё никак не соберусь почитать.

- Да и наверное не стоит. Это ж муть редкостная.

Чтож, значит действительно стоит прочитать.

Хотя вообще то, Франческо стоило достать из бардачка револьвер Гибсона и посмеяться над человеком, который это с собой носит. Он любил большие пушки.
Дождь так и не хлынул. Вместо этого воздух был тяжелым и душным, по моему лицу градом катил пот, да и остальные парни чувствовали себя неважно – это было видно по лицам. Похоже, людей Чезаре к тому же мучило похмелье.

- Вот деньги, — сказал я, ставя чемоданы на пол холла перед мистером Суэйном, который вышел к нам в сопровождении двух накачанных типов. Типы сразу взялись за чемоданы и куда-то их унесли. Евы нигде не было видно, и я развернувшись, направился к машине. Франческо последовал за мной, а Чезаре и его люди – остались.

- Они разве не едут?

- Они подождут пока Суэйн пересчитает деньги, отец получит расписку и поедет с ней к Марио. Мы же не хотим, чтобы кто-то грабанул Суэйна?

- Может, тогда и мы останемся?

- Нихрена, мы поедем в бар! – с воодушевлением сказал Франческо, и плюхнулся на передний диван и пристроил на колени автомат. Я сел за руль, и едва я коснулся ключа зажигания, как получил отменный удар в голову прикладом автомата, после которого настала темнота.

Когда я пришел в себя, я лежал на пассажирском сидении, а Франческо, что-то насвистывая, вёл машину.

Мои руки были скручены веревкой, кобура была пуста, но кляпа не было. Голова просто раскалывалась. Я понял что влип, и не смотря на боль, стал пытаться определить, что случилось. Первое что пришло мне на ум – это фраза Франческо о том, что дон Винченцо не позволит бить Тони. Он подслушивал, это очевидно. Далее, Гибсон раскололся, но почему Франческо его слил? Здесь что-то не чисто. Далее, в особняке Суэйнов сейчас был его отец, Чезаре – и куча головорезов. И два чемодана, но денег в них не было. Когда они это поймут…

Я был надёжно связан. Проба растянуть путы не увенчалась успехом, и тут мне пришла в голову мысль.

- Франческо, — позвал я.

- Да, Фрэнк?

- Прежде чем я скажу тебе одну вещь, скажи мне, почему ты меня предал?

- Предал? Фрэнк, мой отец заплатил тебе за то, что ты выпустил нас с Сицилии. Я думаю, что это была немного нечестная сделка – жизнь кучи народа в обмен на твою, спасенную от электрического стула. Ты пожил ещё немного, и не имел в этой жизни ничего – ни женщин, ни денег, ни славы.

- Ты поэтому предлагал гульнуть?

- Я же твой друг, Фрэнк. Конечно же я хотел чтобы ты напоследок оторвался.

- Странные у тебя понятия о дружбе.

- Дружба это дружба, но бизнес – есть бизнес. Эти миллионы поднимут нас.

- А что будет со мной?

- Ты исчезнешь. Все подумают, что деньги взял ты, и дону Винченцо придёт конец. Тебя будут искать все – и Семья, и копы – ты же убил в особняке всех, кто мог тебя опознать.

- Забавно. Ты знаешь, во всем этом деле есть один маленький просчет.

- Это какой же?

- Там нет денег, дубина, — хмыкнул я. Машина вильнула.

- Что ты сказал?!

- Что слышал. В чемоданах – нет денег.

- А где же они?!

- Ты думаешь за каким хреном я столько мотался к Суэйнам? Это был отвод глаз, деньги там, где их никто и не подумает искать.

- Ну и где же?

- Развяжи, и я скажу. В обмен на мою жизнь. Раз вы свалите дона Винченцо, это освобождает меня от службы. Я уберусь к чертовой матери отсюда, и делайте что хотите. Я не хочу иметь с вами ничего общего. Будем считать, что мы в расчете.
Я играл в опасную игру. Если бы он был не такой горячий, как почти все итальяшки, он бы дважды подумал.

- Хорошо, Фрэнк, давай так – ты скажешь мне где деньги, я проверю, и если ты не наврал, чтобы спасти свою шкуру, я тебя отвезу за город и высажу где нибудь на автобусной остановке.

- Идёт. Деньги у меня дома.

Франческо недоверчиво поглядел на меня через плечо.

- Поедем, проверим. Ты знаешь, отец разозлится если не обнаружит денег, но если я их верну – это будет чертовски здорово.

- Пожалуй. Он там собирается всех перестрелять?

- Ты о Еве беспокоишься? Слушай, в таком деле свидетели не нужны. Сейчас вечер, и детишки Суэйна скорее всего в городе. По крайней мере Джонатан – как пить дать сидит в казино, а Эвилин – в ночном клубе. Ну а Ева наверно кино смотрит.
Сердце сжалось. Но единственное что я мог сделать – это надуть Франческо, а потом на всех парах рвануть назад к Суэйнам, и надеяться что успею.

- Когда твой отец намеревается устроить резню?

- Слушай, не беспокойся. Ты всё равно не успеешь. Там много тонкостей – нужно чтобы люди Семьи подумали, что это сделал ты, а копы – что это какие то заезжие грабители. Я всего не знаю, но отец убьёт их быстро и без мучений. Они даже не поймут что произошло.

Я замолчал. Мыслей не было. Боюсь что я опоздал…

Слёзы наворачивались мне на глаза, но я не давал им волю. Если Франческо увидит – ничего хорошего не будет.

Ева… Дочь, которой у меня никогда не было. Почему мир так жесток к тебе? Почему он так несправедлив, ведь это я должен получать пули, а не ты. Я заслужил.

Через некоторое время машина остановилась.

- Приехали, где деньги?

- В сундуке, под фотографиями, — ответил я. – Возвращайся быстрее.

- Как скажешь, Фрэнк! Ты настоящий друг. Ты только что сделал меня вторым человеком в организации! – Франческо выскочил из машины и вбежал в подъезд.

- Я сделал тебя покойником, придурок, — пробормотал я, устраиваясь по удобнее.

Затем я нанес сильный удар каблуками по стеклу окна. Оно не выдержало и разлетелось вдребезги. Теперь изогнуться – благо машина просторная – и перерезать веревки осколком.

Раздался удар грома. Но капли дождя звенели, падая на асфальт и бились в белое крошево.

Верёвка поддалась, и я принялся растирать руки – чертовски неудобно было стоять загнувшись креветкой в машине и пилить веревку на запястьях об осколки стекла, так и норовящие осыпаться. Какое счастье что только лобовое стекло делается из триплекса, иначе бы я тут застрял надолго.

На переднем диване лежал забытый автомат, и я взял его, а обыскав ящик для перчаток, понял что похоже оба ствола Франческо забрал с собой.

Я взлетел по лестнице наверх, и увидел в коридоре открытые двери, из которых выглядывали перепуганные жильцы. Они тут же попрятались, увидев «томпсон».

Франческо лежал на обломках двери, окровавленный и изломанный. Он был ещё жив, но кровавая пена на губах говорила, что это не надолго.

- Ты грязная свинья, Франческо, — сказал я, наклонившись. – Что мне сказать твоему отцу, когда я отправлю его на Сицилию, в сорок третий?

Франческо издал клокочущий звук и обмяк. Кровь всё ещё текла по его щеке, но он был мёртв как полено. Я забрал свой ствол, не нашел револьвера Гибсона и с сожалением поглядел на сундук. Взрыв двух гранат отразился от металлической пластины между ними и крышкой и куча осколков превратила в решето всё, что было в комнате, а взрыв практически уничтожил сундук. Все фотографии.

- Теперь, попробуем спасти всех, кого можно, — я спустился на первый этаж и взялся за телефон, на стойке консьержа, который при виде автомата забился в свою каморку и кажется даже перестал дышать.

- Алло?

- Марио? Дай мне дона Винченцо, это срочно.

- Ты где был?!

- В отрубе. Я сказал давай сюда босса, живо!

- Подожди.

Через несколько секунд послышался голос дона.

- Фрэнк? Где тебя носит?

- Чезаре Медина предал нас. Думаю что Джузеппе с ним заодно. А Франческо мёртв.

- Как это случилось?

- Пытался меня убить. Не вышло, ибо был жаден.

- Ты отдал пакет?..

- Да.

- Проклятье! Живо поезжай к Суэйнам и разберись…

- Дон Винченцо.

- Что, мой мальчик?

- Я вам больше ничего не должен.

Послышался тяжелый вздох.

- Дио са, сей либеро…

Он повесил трубку.

А я ощутил себя свободным.

И в этот самый момент, распахнулась входная дверь. Я обернулся, и увидел Еву.
Она, пошатываясь, подошла ко мне; её платье было мокрым и грязным, волосы спутаны, а глаза были малахитового цвета. Она протянула руку и положила рядом с телефоном револьвер Гибсона.

- Мы теперь принадлежим одному миру, Фрэнк, — неестественно сдавленным голосом сказала она. А затем рассмеялась каким то жестяным, вымученным смехом.
Пистолет пах порохом.

Часы начали бить полночь.

Где то неподалёку выла сирена полицейской машины.

 

Двумя часами ранее

- Вы не будете считать деньги? – спросил Чезаре у Джонатана Суэйна.

- Нет необходимости, я верю мистеру Сирелли на слово. Он не станет меня обманывать – это в его интересах.

- Что ж, — Чезаре вздохнул и, достав револьвер, выстрелил ему в грудь. На лице Суэйна отразилось удивление, он схватился за рану, отшатнулся и упал на спину, его тело свела судорога и он замер. – Пройдитесь по дому, убейте их всех.

- Да, босс!

Головорезы разделились – один остался в холле, четверо отправились на второй этаж, ещё пятеро пошли проверять первый и прилегающую территорию. Миссис Суэйн, выскочившая из своей комнаты вскрикнула, затем раздался выстрел.
Ещё два выстрела означали конец для кухонного персонала…

Звучали выстрелы. Кричали люди.

Двери открылись, и в них вошли люди в синей форме, их вел упитанный человек с физиономией бульдога. Это был шеф полиции, Прескотт. Чезаре с удивлением уставился на него. А потом – на револьверы в руках полицейских.

- Всё кончено, Чезаре, — сказал Прескотт. – Прикажите своим людям сложить оружие.

Он обвел взглядом помещение, цокнул языком, увидев тело мистера Суэйна и сказал:

- Отличную вы тут бойню устроили. Газетчики будут в восторге.

- Кто нас сдал? – спросил Чезаре.

- Никто, — Прескотт кивнул ему на дверь в зал. – Пошли, подождём остальных. Видишь ли, макаронник, вы разыграли эту партию по нашим нотам. Всё сделали как надо. Нам остаётся лишь прибрать к рукам денежки и свалить эту резню на дона Винченцо. Ты думал стать доном вместо него? Такие идиоты как ты годятся только для грязной работы.
Раздались выстрелы.

- О. Слышишь? – он ухмыльнулся. – Кажется, кто-то из твоих людей убил кого-то из моих. Или наоборот. Вся прелесть в том, что как бы там ни было, я в накладе не остаюсь. Здесь куча денег. Я может быть даже позволил бы тебе взять немного, но ты сицилиец… Знаешь, я не люблю оставлять позади себя живых людей, способных вонзить мне нож в спину. Вы, сицилийцы, как раз из таких.

- Ну так убей меня, грязный коп, и покончим с этим.

- Не спеши. Где деньги?

- В чемоданах. Суэйн велел отнести их к нему в кабинет.

- Ну пошли в кабинет.

Они поднялись по лестнице.

В то же время из-за другой двери появилась Ева и скользнула к кухне. Здесь головорезы Чезаре уже побывали, Ева старалась не смотреть на два залитых кровью тела. Она открыла шкафчик с виски и дрожащими руками налила себе стакан.
Глоток обжег ей горло. Второй провалился в желудок огненным комом и разлился по телу умиротворяющим теплом. Её глаза зазеленели, наполняясь гневом. Прескотт. Это он всё устроил. Большой палец взвёл курок…

- Ну что, подруга, и как ты собираешься воевать против кучи гангстеров с шестью патронами в револьвере? – спросила она у своего отражения в стекле шкафчика.

- Потрачу их с умом, — ответило отражение.

- Где деньги?! – прорычал Прескотт, держа за грудки Чезаре.

- Были тут…

- Тут одни газеты, болван!

Выпотрошенные чемоданы лежали на полу. В ярости, Прескотт швырнул Чезаре на макет города, и тот разлетелся под тяжестью тела.

- Проклятье, — прорычал Прескотт. – этот дон Винченцо провел нас как маленьких! Ну ничего, он за это заплатит.

Он достал револьвер и в ярости принялся стрелять. Чезаре задёргался…

Выходя из кухни, Ева упёрлась взглядом в форменную пуговицу на мундире полицейского. Раньше, чем тот успел открыть рот, она ткнула его дулом револьвера и нажала на спуск. Хлопок выстрела – и полицейского отшатнуло, на синем мундире проступило тёмное пятно, он схватился за живот и издав ужасный стон, согнулся, рухнув на колени – но Ева уже бежала.

Это был бег с препятствиями. Она выскочила из коридора в зал, где ещё несколько дней назад танцевали пары одновременно с появлением в дверях пары копов и выскочившим на лестницу Прескоттом. Загремели выстрелы – и от стены там, где только что пробежала Ева полетели клочья штукатурки.

- Не стрелять! Она нужна живой! – заорал Прескотт и бросился вниз.

Ева бежала по коридору к оранжерее, где росли орхидеи и розы, а за ней бежали копы и их шеф, и все были чертовски злые. Остановившись на миг, она развернулась, встав на колено и взводя курок, а потом выстрелила, целясь в ближайшего преследователя, которого ударом пули развернуло и швырнуло на стену. Он сполз, оставляя красный след.

- Проклятье, осторожнее! – Прескотт прицелился и нажал на спуск. Сухой щелчок означал, что в барабане кончились патроны, ведь он их все потратил на Чезаре и не перезарядился. С руганью он остановился и принялся торопливо заряжать патроны.

- За ней! Все за ней! Уйдет – головы поотрываю, мать вашу! – орал он.

«Осталось четыре» — подумала Ева, проносясь через жаркую и душную оранжирею. На бегу она схватила табурет и швырнула его в стекло, со звоном осевшее блестящими брызгами, после чего прыгнула в образовавшийся проём, порвав платье и порезавшись осколками. Счет был открыт, и она положила одного убийцу, а сколько их оставалось позади – было неизвестно. Нужно было смыться отсюда и побыстрее. До города далеко, но машина отпадала – Ева не умела водить. Оставалась лодка.

И она понеслась на причал. Отцовский катер должны были починить к обеду, так что сейчас он скорее всего был готов к спуску на воду. На нём она доберётся до города – и отправится к Фрэнку. Только бы не заблудиться на улицах, на которых она бывала так редко…

- Она бежит к причалу! Стреляйте! – вопил Прескотт. Снова загремели выстрелы, Ева отскочила, испугавшись свистнувшей совсем рядом пули и споткнувшись о кочку чуть не упала, но удержала равновесие и словно выпущенная из пращи пробежав по дощатым подмосткам, нырнула в ангар, где на стапелях стояла лодка.
«открыть ворота», — она дёрнула рычаг, приводивший в действие электромотор, который зажужжал, работая. Она поняла, что не успеет спустить катер на воду и, выглянув из дверей, увидела бегущих к ней людей. Их было трое, толстяк Прескотт отстал.
«Четверо».

Раздался раскат грома.

«Я не знаю, какая судьба меня ждёт. Но я должна быть храброй. Ибо я должна столкнуться с человеком, который меня ненавидит. Или трусливо спрятаться. Так заманчиво – спрятаться. А значит — трусливо погибнуть».

Завороженная всплывшей в памяти балладой из фильма «полдень», Ева сделала шаг вперед. От неожиданности все трое полицейских замерли, увидев перед собой бледную девушку в изорванной одежде.

- Слышите? – сказала она. А затем зачарованная магией рока, подняла револьвер и, стиснув зубы, открыла огонь.

Беспорядочная стрельба прервалась. Первый же выстрел сбил полицейского с ног и опрокинул через перила в воду, второй коп выронил пистолет и без звука рухнул навзничь как подрубленный, третий со стоном рухнул на бок, за какой то ящик.

Ева взвела курок.

- Неплохо, — досадливо буркнул Прескотт, спрятавшись за грудой ящиков с запчастями. – Отлично стреляешь, крошка. Научилась у Фрэнка?

- У Гэри Купера, но ты его не знаешь.

- У тебя не осталось патронов!

- Выходи, проверим.

Прескотт шумно дышал, раздувая щеки. Револьвер в его руках дрожал. Он никак не мог понять, как хлипкая девчонка уложила одного за другим трех человек, плюс одного в коридоре и вероятно, ещё одного, где то. Пятизарядный у неё револьвер или шестизарядный? Пять выстрелов было или шесть? Или – что невероятно, четыре? Прескотт любил покер. И сейчас ему казалось, что ни один человек в такой ситуации, в какой оказалась девушка, не сможет потратить по пуле на человека. У неё пустой барабан. А дурочка и не знает. Крыша поехала от ощущения власти над жизнью и смертью.
Прескотт решился и высунувшись из за ящиков принялся стрелять, и лишь когда дым рассеялся, увидел что Ева исчезла, а из ангара раздаётся звук магнето, запускающего двигатель.

- Ах ты сука! – заорал Прескотт, поняв, что его провели как новичка, и ринулся к ангару, надеясь успеть.

И, едва он появился в проёме, раздался выстрел.

Прескотт замер. Было ощущение словно его лягнула лошадь. Затем он схватился за косяк дверной коробки и попытался поднять револьвер чтобы выстрелить в девушку, стоявшую напротив него с дымящимся «Смит и Вессоном». Рука отказывалась подниматься. Затем пришла боль, но ещё раньше в глазах потемнело и Прескотт упал лицом вниз, не в силах вздохнуть. Он изогнулся как раздавленная жаба, пытаясь нащупать своими выпуклыми глазами ту, что нанесла ему смертельную рану.

- Слышишь? – холодным голосом спросила Ева.

- Что… — прохрипел из последних сил Прескотт.

- Мухи.

Мотор катера, стоящего на стапеле работал, ворота были открыты. Ева забралась на борт по лестнице и нажала кнопку лебёдки, которая мягко спустила катер на воду, после чего избавилась от крюков и изучив управление, направила катер вдоль берега, слыша как воют приближающиеся к особняку Суэйнов сирены множества машин.