Все звёзды

У меня мало друзей – в основном потому, что для местных ребят я – олицетворение того, что могло случиться и с ними тоже, но не случилось. Я-то вспоминать не люблю, а вот мисс Уотерс, преподающая в нашей школе, постоянно ставила меня в неудобное положение, вспоминая, как однажды поздней осенью в Клэптаун вошли бледные тени - мальчика, опирающегося на мелкокалиберную винтовку, с покрывшимися льдом обмотками из ткани на ногах вместо обуви и в самодельном пончо из шерстяного одеяла, из последних сил волокущего девочку, загибающуюся от пневмонии. Что нам пришлось выдержать перед тем, как сердобольные жители Клэптауна приютили нас, обогрели и вылечили, я не рассказывал никому. А из-за мисс Уотерс у меня нет и желания рассказывать, хотя без этой краткой предыстории мой рассказ будет неполным. Да и если честно, я предпочел бы забыть весь этот кошмар, в ходе которого моё детство, равно как и прекрасный светлый мир, были безжалостно разрушены. Я лишился дома – жить в доме, где нет света, тепла и где не работает канализация попросту невозможно; я лишился родителей – мы потерялись во время беспорядков, когда люди отнимали друг у друга последние крохи продуктов, а полиция тщетно пыталась прекратить побоище. Что я мог – один, против целого мира взрослых? Я ушел, куда глаза глядят. Подозреваю, что если бы я шел один, мне пришлось бы куда хуже, и, наверное, раза три я бы точно отдал богу душу. Но со мной была Джинни. Она, как и я, потеряла родителей, но в отличие от меня она совершенно не могла о себе позаботиться. Она словно пребывала в каком-то ступоре всё время – сначала мне показалось странным что, когда я велел ей идти за мной, она пошла, не говоря ни слова. Затем мне показалось, что это даже удобно – ни скулежа, ни нытья, ни воплей «хочу к мамочке». Однажды, ночью, она проснулась с криком, который заставил меня подскочить. Она никогда не говорила о родителях. И всё же, мне кажется, что их у неё больше нет.

Не знаю, как далеко мы ушли, я помню лишь, как в заброшенном доме я нашел мелкокалиберную винтовку – она впоследствии помогала мне добывать мясо (в первый раз при попытке это мясо приготовить меня стошнило). Пока не кончились патроны.

Стояла засуха – мы изнемогали от жары и при первом же удобном случае обзавелись фляжками для воды. Но саму воду добыть было очень сложно – из-за отключения электричества встали насосные станции, так что приходилось таскать с собой кучу полиэтиленовой плёнки, чтобы собирать утром росу...  Потом начались дожди, и облегчение вскоре переросло в уныние – мы брели по колено в грязи, промокшие насквозь не смотря на накидки из полиэтилена. Мы не могли даже костёр разжечь, чтобы согреться. Не удивительно, что Джинни вскоре начала бредить в горячке, а дыхание у неё стало хриплым и клокочущим. Меня, по счастью, эта зараза миновала.

Вскоре мы пришли в Клэптаун – серый и невзрачный маленький городишко, получившийся из двух скрещенных улиц, столь же убогий и запущенный как и его пребывающие в апатии жители.

Над нами взяли опёку разные семьи: меня взял к себе мистер Стюарт – седеющий джентльмен с волевым лицом, являющийся владельцем салуна, а Джинни оказалась в шумной семейке фермеров. Мы с ней не разговаривали целый год.

Так вот, история о том, чего мисс Уотерс не знала, была длинной, а то, что она знала – было каплей в море. И, тем не менее, она умудрилась растянуть рассказ о том, как мы с Джинни появились в Клэптауне на пол часа, и где-то минут двадцать из этого она расписывала какие мы были голодные и несчастные, и как жители посёлка нас выхаживали. Пару раз мне хотелось встать и сказать что это всё враньё, что несмотря на то, что меня покинули силы и я два дня валялся пластом, я слышал как люди, заходившие поглядеть на чудо с того света, читай – меня, выражали сомнения в том, что посёлку нужен лишний рот. После того, как я встал на ноги и смог выполнять нехитрую работу для мистера Стюарта, я наслушался сплетен насчет Джинни, из разряда умрёт она или нет. Мне кажется, приди мы в Клэптаун на день-другой позже, у неё вообще бы не было шансов, а так всё упиралось в антибиотики. А точнее, когда я услышал, что местные возражают против того, чтобы тратить драгоценный препарат на чужую девчонку, которая ещё неизвестно, выживет или нет, я пошел к доктору Джонсону со своей винтовкой и сказал, что он может взять её в уплату. Сказал, что отработаю каждую ампулу, таблетку, или что там у него есть. Нёс какую-то ахинею, сам уже не помню что. Правда, док сказал, что он принёс клятву Гиппократа и обязан попытаться спасти жизнь Джинни – ну, а если жители Клэптауна имеют какое-то особое мнение, то могут им подтереться. И фермер, в семью которого попала Джинни, придерживался того же мнения – в конце концов у него было четверо детей, и за каждого из них он бы удавил.

Кстати, в спорах имелась и вторая точка зрения – что мы с Джинни – дети, сироты, и нас надо накормить-обогреть-вылечить, и драть за это валюту – грешно. Я сначала порадовался, что, мол, есть добрые люди. А потом эти же добрые люди начали втирать мне про Бога. И от этих же добрых людей я получил подзатыльник, когда спросил, где был их Бог, когда у нас с Джинни языки распухли от жажды, или когда мы шли по колено в ледяной воде и у нас сводило желудок от голода, или когда мы закрывали носы мокрыми платками чтобы не чувствовать жуткой вони разлагающихся трупов… Ну, или хотя бы, когда мы прятались в чахлых кустах, чтобы нас не заметили люди – и, судя по их виду, мысли о том, что эти люди могли бы нас накормить, у нас тогда не возникали. Мне рассказали о том, что Бог посылал нам испытания, и что мы их преодолели, а потому получили награду. Я ответил, что Клэптаун на Рай нифига не похож – и получил ещё один подзатыльник. Продолжать диалог в таком ключе у меня желания не было, а потому я убежал назад в салун и решил, что когда подзаработаю валюты, то куплю к своей винтовке патроны, и каждого святошу, который будет лезть ко мне со своими бреднями, буду угощать пулей, бесплатно.

Тот год был наполнен впечатлениями. Сперва мы жили впроголодь, лишь бы пережить зиму. Дома отапливались – когда дровами, когда мебелью; освещение было только днём, и в посёлке царило гнетущее ощущение, что скоро мы все отдадим богу душу.

Религиозники скопом молились, люди практичнее – мистер Стюарт, доктор Джонсон, мистер Эванс (бывший мэром) и другие – долго обсуждали положение и строили планы. Дело осложнялось тем, что время от времени до посёлка добирались вооруженные люди, жаждущие отобрать последние запасы еды – но благодаря второй[1] поправке жители организовывали бандитам горячую встречу, а затем закапывали трупы на отшибе.

К весне запасы почти иссякли, но тут произошло, по словам кликуш, чудо: в Клэптаун прибыл караван. Около десятка запряженных разной скотиной телег, сделанных из пикапов со снятыми двигателями, сопровождаемых целой кучей вооруженного народа. Их тут же встретили ополченцы со стволами наголо, после чего представительный и упитанный мистер Эванс имел беседу с одним из караванщиков, рыжим улыбчивым парнем в шляпе, который сообщил, что он может кинуть веревку помощи Клэптауну, если его жители будут вытаскивать себя сами из того болота, в которое их загнала жизнь. А говоря человеческим языком – караванщики привезли семена и немного скота на племя, плюс генератор и месячный запас топлива – ну и кое-чего по мелочи – но Клэптаун получит это только, если будет соблюдать условия договора. А они включали в себя открытие торгового поста – коим как раз и стал наш салун, удобно располагающийся возле заправки, в резервуары которой можно было слить топливо, а в гараж поставить генератор; поддержание в посёлке порядка – ну да это задача шерифа; открытие бесплатной школы и – оплата поставляемых товаров излишками продовольствия, шкурами, там, разнообразным сырьём и продукцией рукоделия. Разумеется, для того, чтобы выполнить эти условия, жители должны будут работать не покладая рук.

Но альтернативой была голодная смерть, так что мистер Эванс согласился – и спустя несколько дней впервые за четыре месяца в посёлке появился свет, и не только электрический – никогда ещё фраза «свет надежды» не понималась мною так буквально.

Тот караванщик, Роберт, предупредил, что у них очень много работы, а потому они не знают, когда приедут в следующий раз, так что топливо следует экономить - в итоге электричество включалось только утром и вечером.

Мистер Стюарт, доктор Джонсон, мистер Эванс и шериф мистер Макдональд, сидя за столиком в салуне, обсуждали сложившееся положение, пока я протирал стаканы. А положение заключалось в том, что посёлок крепко должен караванщикам, о чём Эванс написал расписку. Причем, так как доллары ныне представляли собой просто резаную бумагу, долг Клэптауна выражался в «валюте», единицей которой считалась кварта виски. Таким образом, за генератор, топливо, семена и скот, по логике, мы оказались должны несметное количество этой самой валюты (мистер Стюарт даже подсчитал сколько именно, правда, он пользовался старыми «долларовыми» ценами, переведя сначала стоимость приобретенного в доллары, а затем разделив эту сумму на стоимость бутылки виски. Получилось, что мы должны порядка ста с гаком баррелей спирта). Однако фактически, с нас не взяли ничего, лишь упомянув, что осенью желательно бы снять хороший урожай. Дальше был спор на тему рыночной стоимости фунта зерна и мяса.

Следующий караван, значительно меньше, чем раньше, прибыл через два месяца, доставив семь ящиков виски, бочку солонины и четыре мешка различных круп. Сопровождал его, как и в прошлый раз, Роберт, только теперь мы его звали Боб, и жители Клэптауна смотрели на него чуть ли ни как на героя. Честно говоря, он и на меня производил впечатление. Он зашел к нам в салун и долго трепался с мистером Стюартом о делах, а вечером салун был битком набит желающими послушать новости о том, что творится в мире.

И вот тогда я узнал истинные масштабы того ужаса, из которого бежал.

Весь мир погрузился во тьму.

Я так понял, что нефть на самом деле не кончилась – просто добывать её, перевозить и перерабатывать стало слишком дорого, и «семь сестёр[2]» обанкротились – а следом остановились генераторы, работавшие на нефти, лишив электросети солидного куска мощности. По словам Роберта, экологи, более полувека тормозивших всеми силами развитие энергоотрасли, добились только того, что под производство сырья для биотоплива отводилось всё больше земель – в итоге пищевая промышленность довольствовалась районами с искусственным орошением; атомные электростанции закрывались одна за другой, новых гидроэлектростанций не строили, как и геотермальных. Зато все свободные площади занимали леса ветряков, которые вечно ломались, особенно после ураганов, а также огромные зеркала солнечных электростанций, работавших на полную только, когда на небе не было ни облачка.

Нам говорили, что нас защищают от парникового эффекта, чтобы мы не сварились заживо на нашей планетке. Вот для этого – нельзя использовать уголь в теплоэлектростанциях, для этого – надо сокращать потребление нефти, но, конечно, от кондиционеров отказываться мы не будем, потому что парниковый эффект уже действует, и летом просто ужасающе жарко. Сомнительно, учитывая, что всего в ста милях от города температура градусов на пять ниже, чем в городе, набитом небоскрёбами из стекла и бетона.

Доигрались.

Почему-то никто не обратил внимания на многочисленные публикации в газетах – их авторы, из разных стран на примере статистики показывали, что зимы становятся всё холоднее, и что нам грозит не потепление, а ледниковый период, если всё будет так продолжаться и дальше.

Тем летом все, кто только можно, врубили кондиционеры на полную мощность, и вследствие этого наступила перегрузка, вынудившая энергокомпании начать веерные отключения электричества. Начались «кондиционерные бунты», охватившие весь средний запад. Но это были только цветочки, ягодки начались, когда посыпались подстанции, снабжавшие ирригационные системы полей. Жара привела к неурожаю, а неурожай – к росту цен на продовольствие. Цены росли и на топливо – да на всё. Падали они только на компьютеры и утюги, потому что их никто не хотел покупать. Дальнейшее сокращение производства электроэнергии привело к остановке производства, к безработице и к политическому кризису. То, что творилось дальше, мне бы описывать не хотелось.

Итогом была та самая осень, когда люди убивали друг друга за банку консервов из запасов на случай ядерной войны.

Это был апокалипсис городов. Мне невозможно себе представить, сколько это – десять миллионов человек. Даже один миллион представить себе сложно. И вот эти голодные миллионы, разграбив запасы своего города, и изрядно сократив своё количество, расползлись по территории своего штата, пытаясь найти, где ещё можно поживиться едой – и не было ни силы, ни закона, ни чего бы то ни было, чтобы их сдержать. Они наверняка знали, что зима близко. И что не все доживут до весны.

Мало кому удалось добраться до отдалённых земель, где мирно жили сельские посёлки типа Клэптауна, чья история начинается – как с гордостью говорил мистер Эванс – аж с 1881 года, когда здесь пролегала ныне заброшенная железная дорога, соединяющая два океана. Её забросили после того как появились электровозы и дизельные локомотивы, которые не нуждались в воде – а ведь в век паровозов Клэптаун был построен возле источника, единственного на пятьдесят миль вокруг. Теперь мне было ясно, что в сухую пору черта с два бы мы с Джинни добрались до этого городишки – и мне было ясно, почему никто не добрался раньше нас.

Короче говоря, голод и холод убили очень много народу. Оставшимся же, ресурсов для жизни, по прикидкам Роберта, вполне бы хватило – и поскольку никакого правительства у нас больше нет, восстанавливать мир предстояло нам. «Нам» - это всем вот таким вот, как мы, маленьким городишкам и связующим их караванщикам, плюс то место где гонят виски и биодизель.

За весной пришло лето, все дети старше десяти лет были прикреплены к хозяйственным работам – прополка полей, выпас скота и всякая такая муть.

Затем была осень, пора сбора урожая. Часть – на посев, часть – на зиму, часть – на возврат караванщикам. Поголовье скота увеличилось, но не намного, должен был пройти ещё год прежде, чем у нас будет в достатке мяса. Это позволяло смотреть в будущее с оптимизмом.

Ближе к зиме по раскисшей от дождей дороге в Клэптаун прибыл первый путник. Он ехал верхом на лошади и расплачивался чеками «валюты», которые, по его словам, принимались к оплате во всех мелких посёлках в радиусе ста миль. Когда он вошел в салун, с его шляпы стекала на плечи вода, а кобура на бедре с револьвером была заботливо прикрыта куском прорезиненной ткани.

Так я узнал, что по соседству с нами существует ещё пять поселений, и что нам с Джинни повезло, что мы оказались именно в Клэптауне, потому что в Свитуотере, который располагался на пятьдесят миль западнее, год назад обосновалась банда каких-то подонков, список злодеяний которых можно было бы записать на трех листах, но точку в нём поставили караванщики, которые наведались туда во всеоружии – и после перестрелки то, что осталось от бандитов было похоронено на городском кладбище. Ныне туда прибывают переселенцы из тех посёлков, где людей больше, чем ресурсов. А в Назарете, на юге, была религиозная община какой-то церкви Последних Дней; нормальной медицины там не было, и вообще это были чертовски странные люди. Оно и понятно – религиозные фанатики. На севере – туда бы мы в любом случае не пошли – свирепствовал тиф, который удалось побороть только чудом. Ну и наконец, мы промахнулись мимо Лампочки, и правильно сделали – у них из-за голода погибло до четверти населения. Весной был основан пятый населенный пункт – Трэйдтаун, располагающийся на дороге между всеми четырьмя посёлками. Фактически, он представлял собой перевалочную станцию, торговый город, в котором можно купить припасы между визитами караванов, и до которого не так уж тяжело добраться. Между тем, караванщики активно ремонтировали железную дорогу, чтобы заняться снабжением ещё более отдалённых областей. Боб говорил, что уже в следующем году по ней, возможно, будут ходить поезда – на паровой тяге, так что во время атаки Свитуотера ни одна жертва не была напрасной.

 

Уже через год, в день, когда мне исполнилось пятнадцать, и я гонял коров по зелёной травке по направлению к загону, мне стало очевидно, что это явно не та жизнь, которую я хочу. День за днём я только и делаю что пасу скот, до обеда зевая, лениво следя, чтобы ни одна скотина не отбилась от стада и ожидая, пока Джинни принесёт обед, а после обеда – несмотря на то, что хочется вздремнуть, продолжаю маяться дурью до вечера, когда надо загнать скот в загон и пойти домой. За те два года, что мы провели в Клэптауне, Джинни мало изменилась – она всё ещё производила впечатление худого и болезного ребёнка. Помнится, я спрашивал у дока Джонсона, что он думает по поводу того, что мы с ней перестали разговаривать, ни с того, ни с сего. Он ответил, что детская психика отходчива, но и в то же время чрезвычайно подвержена деформациям. То есть сказать заранее ничего нельзя, всё зависит от обстоятельств, от того, сможет ли время затянуть её раны.

В семье Старретов, где жила Джинни, было четверо детей – Фрэнк, Джеймс, Сьюзен и Пегги. Старшему – Фрэнку – уже было двадцать, а Пегги была десятилетней малявкой. Но, несмотря на то, что любимицей семьи была Пегги, Джинни вниманием тоже не обделяли. Она попала в любящую семью, и мне кажется, это сыграло главную роль в том, что она оттаяла. Она стала улыбаться и перестала походить на бледную тень с огромными глазами. И, в конечном счете, мы, наконец, начали общаться. Впервые за всю историю нашего знакомства. И первыми её словами мне – были слова благодарности. Можно сказать, что моя душа преисполнилась гордости, ибо я сделал что-то важное в своей жизни. С другой стороны так же, как я спас Джинни, она, если на то пошло – спасла меня, ибо сколько раз мне хотелось сдаться, просто лечь и сдохнуть – но я не мог, потому что отвечал не только за себя.

Короче говоря, не думаю, что кому-нибудь из ребят Клэптауна было знакомо это чувство, между нами стояла стена непонимания, и поэтому у меня почти не было друзей – я считал их какими-то слишком поверхностными и отказывался участвовать в их играх – да они меня и не звали. Что я делал в свободное время, если оно у меня было? Мечтал. Вот я с револьвером в набедренной кобуре вхожу в Свитуотер, бах-бах-бах – и все бандиты валяются по кучкам. Или – вот я еду на неказистой повозке караванщиков и отстреливаюсь от грабителей, бегущих следом. Вот это – жизнь.

Хотя, если откровенно, свободного времени у меня почти не было – когда я не работал, я ходил в школу. А в школе или мисс Уотерс поджаривала мне мозги насквозь фальшивыми монологами и измышлениями об искусстве, или мистер Джонсон весьма сухо рассказывал об анатомии различных живых существ и о том, как оказывать первую помощь больным и раненым, или седовласый профессор Гринвуд рассказывал что-нибудь из истории. Иногда от его баек тянуло в сон. Иногда наоборот, и тогда я с удовольствием влезал в полемику (надо сказать, старику это нравилось). Математику преподавал мистер Стюарт, и в основном дело касалось ведения домашней бухгалтерии. Мне этого и в салуне хватало – я ведь говорил, что свободного времени у меня нет? Ну, так вот, вечерами я помогал мистеру Стюарту в салуне, где собирались после работы жители нашего славного Клэптауна и многие из них до полуночи заливали себе «валютой» полный бак – а на утро стонали и маялись головной болью.

В далёкие времена у нас была бы команда по футболу, или по бейсболу – но не сейчас. У нас весь спорт – это махание вилами, тяпками, лопатами или кнутами – в зависимости от сезона. Да и вообще я бы с большим удовольствием пострелял.

 

Это было, когда зима уже подумывала о превращении в весну. Было уже не так холодно, как всего неделю назад, но ночью бил крепкий морозец. Как это обычно и бывает, зимой делать практически нечего, но если это показывать – взрослые всегда найдут тебе работу.

Однажды вместе с топливом для генератора пришедший под вечер караван доставил раненого человека, я увидел это, когда выбрался из салуна на свежий воздух, весь взмокнув от мытья посуды. Я сразу обратил внимание, что Боб с другим караванщиком помогал спускаться с повозки парню, перемотанному окровавленными тряпками:

- Эй, пацан, где док Джонсон? – крикнул мне Боб. Я не успел ответить – док, по своему обыкновению игравший в салуне с мистером Стюартом в карты, материализовался практически сразу и, взглянув на раненого, спросил:

- Давно схватил пулю?

- Утром мы напоролись на засаду. Тогда и схватил.

- Я не хирург, а этому парню нужна операция.

- У вас здесь есть хирург?

- Нет.

- Ну, тогда вот что: этот парень вызвался охранять караван в обмен на проезд – а я не думаю, что он хотел оплатить его своей жизнью. Так что если у вас сейчас нет занятий важнее, окажите мне любезность вытащить из парня свинец и зашить дырку.

- Ладно… - док глянул на меня. – Принеси пару бутылок «валюты» в клинику.

Для дока в салуне был всегда открыт кредит в связи с тем, что «валюта» фактически являлась единственным доступным в большом количестве антисептиком и средством для наркоза. Хорошая сторона дела была в том, что до сих пор нам не приходилось делать хирургические операции. Плохой стороной дела было то, что потенциальные клиенты дока Джонсона попадали прямиком на кладбище – и я даже не знаю, то ли бандиты так хорошо стреляли, то ли ребятам крепко не везло. Бытовые неприятности – порезы, ушибы и переломы, неизбежно случающиеся, когда люди много работают – случались достаточно редко, и в основном не требовали слишком многого от дока. Так, промыть-перевязать, иногда – вправить кость и наложить шину. Ничего сложного, так он говорил.

Я, наверное, минут пятнадцать мыл руки с помощью янтарно-коричневого бруска мыла, а док меж тем кипятил инструменты. Какого черта я готовился помогать при операции? Дело в том, что, как уже говорилось, док не был хирургом, и ассистентов у него не было. Фактически, в Клэптауне даже медсестёр не было. С другой стороны, док был уверен, что я не блевану и не хлопнусь в обморок от вида крови.

Итак, комната, предназначенная под операционную, зверски воняла аптекой, а раненый лежал на простом деревянном столе, покрытом клеёнкой, и молча следил за приготовлениями.

- Тебя как звать, сынок? – спросил док, расправляясь с подобием перевязки.

- Джонни, - отозвался раненый.

- Ага… Ого, - док содрал окровавленную ткань, избавил Джонни от толстенной клёпаной кожаной куртки и, с помощью ножа распоров окровавленную одежду, удивленно поднял брови. – Э, пацан, иди сюда и погляди на это.

Я поглядел. Рана выглядела так, что меня мороз продрал по коже – там было и синее, и красное, и рваная дырка, покрытая бурой коркой, и потёки алой крови…

- Ах, да, ты же не знаешь, - саркастически буркнул док. – Дай-ка нашему Джонни бутылочку «валюты», подай мне вторую, а я пока расскажу о древнем способе гадания на внутренностях курицы.

Я не понял, причем тут курица, да мне и не нужно было – откупорив бутылку, я приложил её горлышко к губам Джонни и заставил его сделать пару глотков. А когда он откашлялся – ещё пару. Док меж тем заставил его чуть повернуться на бок и осмотрел его спину. Как я заметил, спина была грязная.

- Ну, так вот, - док вернул пациента на место, и, вооружившись белой тряпкой, начал поливать рану «валютой», стирая кровь и грязь. – Для начала, мы имеем дело со слепым касательным ранением пулей с невысокой кинетической энергией…

Далее док начал изрекать нечто, чего я вообще не понял – он что-то говорил о рёбрах, о проникающем ранении (а как вообще ранение может быть не проникающее?), об отсутствии у пациента болевого шока и о нормальном дыхании, отсутствии сильного кровотечения и что-то ещё.

Джонни тем более не понял – к тому моменту как док закончил повествование, он свел глаза в кучу и пытался держать голову прямо. Получалось у него так себе. Ну и я решил не лезть с вопросами.

- Ну вот, наркоз подействовал, – сказал док. – Займемся, собственно, операцией.

- А причем тут гадания? – спросил, наконец, я.

- При том, что какой-то идиот, делавший перевязку, видимо насмотревшись говённых фильмов, раскалил нож и прижал к ране, так что к огнестрельному ранению мы имеем ещё и ожог. К счастью, не особо сильный. После того как закончу резню – скажу, будет ли Джонни жить долго и счастливо, или у него есть альтернатива. Для этого ты сейчас будешь подавать мне то, что я скажу. А поскольку ты не знаешь названий инструментов, но с памятью у тебя вроде всё нормально, я расскажу, что именно может мне понадобиться и покажу, где это лежит – а ты будь готов подать мне это, когда потребуется.

Да проще простого.

– Итак, я собираюсь сейчас взять вон тот скальпель и заняться потрошением. Мне нужно отрезать от мистера Джонни всё, что может начать гнить и вонять. Если в процессе я обнаружу пулю – а я буду резать мистера Джонни пока не найду её – ты подаёшь мне вон тот пинцет, и я вытащу пулю – будь готов подставить вот эту посудину. В процессе может открыться кровотечение – будь готов подать вот эту штуку, называется зажим.

По мне так это просто гибрид ножниц с пассатижами.

– Во-от. Думаю, накладывать швы не придётся. В процессе операции у меня может вспотеть лоб – ты должен будешь вытереть его мне платком, потому что иначе у меня будет вся рожа в кровище пациента, а это неэстетично.

Я вдруг понял – док боится. И этими леденящими душу пояснениями он, во-первых, откладывает время, когда придётся собственно, начать операцию, а во-вторых, подбадривает себя, убеждая, что операция – это фигня, ничего особенного. Я сам делал так же, когда впервые потрошил застреленную из мелкокалиберной винтовки тощую собаку. Правда, меня тогда вырвало. Потом – привык.

– Док, мне кажется, вы отлично знаете, что нужно делать, – сказал я.

– Мне хотелось бы думать, что я не зря учился  в университете, – осклабился док. – Правда, специальность у меня называется иначе чем «хирургия».

– Ну, тогда давайте сделаем это и спать пойдем, – брякнул я. Док смотрел на меня наверное секунд пять, потом ухмыльнулся:

– Чтож, я не доктор Пирс[3], но… дай-ка мне вон тот скальпель, сынок.

Уже через пять минут ковыряния в ране док затребовал пинцет, и вскоре о дно эмалированной ёмкости звякнули два кусочка свинца – один маленький, второй побольше.

– Вот сука, - злорадно сказал док. – Похоже, пуля деформировалась о куртку – на теле образовался синячина, треснуло ребро. Затем она вошла в тело, добила ребро и раскололась об него на части. Энергии не хватило, чтобы задеть внутренние органы. Лей сюда «валюту».

Надо сказать, что Джонни, даром что в стельку пьян, всю операцию глухо стонал и даже пытался шевелиться, чем осложнял операцию. К счастью, у нас на этот случай было с пол мили верёвки.

Я залил рану «валютой», а док, содрав с рук перчатки, принялся копаться в шкафчике. Минут через десять Джонни был аккуратно перевязан – рану док пока решил не зашивать (мне кажется, ему просто хватило на первый раз и упражнений со скальпелем), он лишь наложил на неё припарку и примотал к телу.

Оставив пациента на столе и убрав с глаз подальше инструменты и – в особенности – миску с кровавыми ошметками, док велел мне отправляться домой, а сам завалился на кушетку и облегченно вздохнул.

Так доктор Джонсон переквалифицировался в хирурги, и надо сказать, для первого раза у него неплохо получилось, хотя не хотел бы я оказаться на месте Джонни.

 

Эта операция вскрыла основные проблемы нашего лазарета – у нас была жесточайшая нехватка ваты, бинтов, антисептиков, анестетиков, антибиотиков – фактически, выражаясь словами дока Джонсона, в медицинском оснащении мы внезапно оказались отброшены лет на триста назад – и не думаю, что он преувеличивал: утром, когда я, зевая спустился в зал салуна с намерением позавтракать, док уже вовсю орал на Боба, живописуя ситуацию самыми мрачными красками. Боб на это отвечал в духе, что, мол, вата и бинты – тут нужны посадки хлопчатника, а какой, нахрен, хлопчатник может вырасти в наших землях? В роли антисептика неплохо работает и «валюта», анестезию можно обеспечить с помощью хлороформа (док что-то буркнул про диэтиловый эфир), а антибиотики изготавливать на данном этапе они не могут. Аналогично со всеми таблетками – похоже, у нас медицинской промышленности вообще нет.

 

А Джонни после операции чувствовал себя на удивление хорошо. Я принёс ему на обед тарелку супа – не сказал бы, что суп особо нажористый, так – малюсенький кусочек курицы, пара мелких картофелин, чуток морковки и самая малость лука – он всё съел, поблагодарил и заулыбался, а я забрал его шмотки, чтобы отчистить от грязи и крови, и отправился в прачечную – со стиральными машинами в Клэптауне был напряг, а потому все имеющиеся затащили в один дом, в котором девчонки сортировали бельё, загружали его в стирку, кипятили воду и следили за расходом стирального порошка. Честно говоря, я надеялся найти там Джинни, а если была не её смена – то после того, как я отделаюсь от белья, следует заглянуть к мистеру Стюарту и рассказать об операции.

Однако, не так быстро. У Джонни среди барахла было два револьвера весьма солидного калибра. И я, задержавшись в пустынном приёмном покое клиники, с завистливым вздохом взвешивал в руке револьвер, заглядывал в гнёзда барабана, нажимал на экстрактор (барабан оказался пуст), взводил курок и щёлкал спуском, представляя себе, как отстреливаюсь от бандитов. Но, боязнь быть застигнутым заставила меня засунуть револьвер назад в кобуру, а так как они в стирке не нуждались, я забросил их в ящик стола в приёмной.

В прачечной был тёплый влажный воздух и аромат чистящих средств. Я притащился с холодрыги, и с наслаждением вздохнул полной грудью. В сушилке, располагающейся прямо над бойлерной, ещё теплее, и я бы, наверное, даже сходил туда погреться, но…

– Хэлло, Джинни, - сказал я, узрев девчонку, сидящую на корточках возле кучи тряпья – постельное бельё, рубашки, штаны…

– Привет. С чем пожаловал?

– Вчера вечером Боб приволок раненого, слышала?

– «Слышала». Все только об этом и твердят, - недовольным тоном сказала Джинни.

– Ну так вот, мы с доком вчера вытащили из него пулю, но одежда, к сожалению, немножко испачкалась. Короче говоря, её надо отмыть от крови и чуток подлатать.

– Вот это я в стиральную машину пихать не буду, – тонкий палец Джинни указал на кожаную куртку.

– Ну, щеткой почисти, проблем то.

– Сам почисти.

– Слушай, какая-то ты немного злая сегодня, – заметил я.

Джинни понизила голос:

– А ты посиди тут день-другой с этими дурами по три дня жующими сплетни, а в свободное время перемывающими косточки всем и каждому.

– Сочувствую. Слушай, может поговорить с доком Джонсоном – может, ему в клинике нужна помощь? Там никого нет, тишина и благодать.

– Ненавижу запах медикаментов, - отрезала Джинни.

– Тогда, черт подери, чего ты хочешь от жизни? – возмутился я.

Вопрос был резонен. Так, давайте посчитаем: сначала Джинни, будучи «фермерской дочкой» проводила время на свежем воздухе, занятая сельскохозяйственной деятельностью, в которой не прижилась – она была слишком слаба, чтобы таскать вёдра с водой, или чтобы орудовать тяпкой, уже не говоря о лопате или о кропотливом труде по сбору урожая – будучи городской жительницей она, несмотря на объяснения, никак не брала в толк, что можно рвать, а что нет. Далее, видя, что пользы от неё на поле мало, её отрядили на ремонтные работы (ведь надо же поддерживать посёлок в цветущем виде, а то всё развалится) – оказалось, что Джинни становится плохо от запаха краски. Затем были уборка (аналогично краске, но с пылью – интересно, о чем они вообще думали, у неё же воспаление лёгких было!), животноводство…  в конце концов, её послали доставлять обеды ковбоям, и вот теперь она оказалась в прачечной. Возможно, где-то и было занятие, которое пришлось бы Джинни по душе, вот только взрослые его так и не нашли. У них было чем заняться кроме возни с неуживчивой девчонкой – в городе было пятьдесят два дома, располагающихся на двух улицах крест-накрест, и ко всем домам надо было подвести электричество, снимая провода с бесполезных опор возле дороги и перенося их к гаражу заправки, переделанному в электростанцию; потом шли колоссальные ремонтные работы с заменой всех покосившихся заборчиков, начавших гнить из-за сырости деревянных конструкций, ремонты крыш… а между тем ополченцы охраняли ковбоев, пасших скот, который за два года разросся до хорошего стада (если совсем точно, то когда я считал для мистера Стюарта поголовье, я насчитал двести двадцать свиней, пятьдесят четыре головы крупного рогатого скота (включая быков), полторы сотни кур, двадцать лошадей и сорок овец), которое старательно размножалось. Весь первый год мы жадно смотрели на это ходячее мясо, но не трогали. И теперь, наступило это… если не изобилие, то что-то близкое. Свинарник регулярно нуждался в расширении и чистке, курятник – тоже, загоны для скота были сварганены на скорую руку и их регулярно ремонтировали. На полях, орошаемых из нашего источника, весьма скудно росли злаки и овощи. Чтобы полив был обильным, нужно было заново запустить насосы ирригационной системы, а для этого требовалось очень много электричества. Это мешало нам засеять куда большие площади – а тот факт, что, включая стариков и детей, в Клэптауне проживало двести сорок человек, из которых треть была нетрудоспособна, не давал нам достаточных людских ресурсов для расширения. Было бы лучше, если бы мы могли использовать сельхозтехнику – но не было топлива. Всё это было написано в отчете мистера Стюарта, который я случайно нашел в конторке салуна и прочел. Отчет предназначался для Боба – читай, для «Маленькой Сестры», как окрестили в народе караванщиков, и я положил его на место. Если «Маленькая Сестра» будет знать, как у нас обстоят дела – она поможет – в это верили все жители Клэптауна, и никто не возражал против переписей и подсчетов.

Но вернёмся к Джинни, а точнее к тому, чего она хочет от жизни.

– Я хочу стрелять, – сказала она, поднявшись на ноги. Её тонкая фигурка нелепо смотрелась в этом тесном помещении с посеревшей от влажности штукатуркой и одинокой лампочкой под потолком, но ещё более нелепо эта фигурка смотрелась бы с оружием в руках. Думаю, она смогла бы убить одним своим видом: враги бы сдохли от смеха. Но я постарался сделать морду кирпичом, ещё не хватало обидеть Джинни.

– Ты знаешь, я тоже, – сказал я. – Мне смертельно надоело считать кур, пасти коров, спать на уроках и мыть посуду и подметать салун.

На самом деле, после вчерашнего, мне также хотелось вытаскивать пули из людей. А когда я наблюдал за наладкой генератора – хотелось быть двигателистом. Это желание потом пропало, в отличие от желания стрелять – и я полагал, что то же самое будет и с желанием стать хирургом.

Воцарилась неловкая пауза.

– Ты хочешь уйти? – спросила, наконец, Джинни.

– Не знаю… Последнее время еда становится всё лучше. Мне бы не хотелось снова голодать. Плюс, люди здесь довольно неплохие – по крайней мере, док Джонсон и мистер Стюарт. Да и мистер Старрет.

– Это не наш дом, – сказала Джинни. – Они милы с нами только пока мы на них работаем.

– Не говори глупостей, – сказал я раньше, чем подумал. Ведь я прекрасно знал, что о Джинни всё больше говорят как о бесполезной обузе, которая ничего не умеет, ничего не хочет, на всех обижается и вообще… – Слушай, люди в Клэптауне выжили только потому что упорно работали, все вместе, и никто не жаловался. Почему бы тебе не сказать шерифу что ты хочешь научиться стрелять?

– А почему бы тебе не сказать ему то же самое?

М-да. Если я приду к шерифу и заявлю, что хочу быть ополченцем, он мне влепит оплеуху и скажет, что я мал ещё. Вообще-то нихрена я не мал, мне уже пятнадцать, фактически, я уже могу водительские права получить. Вернее, мог бы, если бы было, где и как.

– Ну, тогда я тебя сам научу стрелять, – я пожал плечами. – У меня есть винтовка двадцать второго калибра, и учитывая, что мистер Стюарт ещё когда я только встал на ноги, сказал, что будет платить мне зарплату, думаю, у меня хватит денег купить много патронов.

Правда, я в жизни не видел в ассортименте товаров на нашем торговом посту патронов двадцать второго калибра. Но, может быть, они у Боба найдутся?

 

С данным вопросом, выдыхая пар, я вошел в салун, только задать его никому не успел. Мистер Стюарт сидел за стойкой, напротив сидел Боб; они о чем-то разговаривали и «грелись». Заметив меня, Боб сдвинул шляпу на затылок и спросил:

– Как там Джонни?

– Ему лучше, – сказал я, плюхаясь на высокий барный стул у стойки и расстёгивая тёплую одежду. В салуне находилось две печи, одна из которых обслуживала кухню, а вторая зал, при этом принудительная вентиляция обеспечивала тепло во всех помещениях, если хотя бы одна печь работала.

– Ты ведь присутствовал на операции, да? Ну и как док, справился?

– Вы же в курсе, – ответил я, не понимая, куда клонит Боб. Затем напряг память, пытаясь вспомнить, что там док говорил про рану. – Пуля сломала ребро и развалилась на две части. Да там синяк был больше чем рана. Док там всё искромсал, вытащил то, что осталось от пули, залил «валютой» и наложил припарку. Судя по тому, что Джонни только что с улыбкой и аппетитом съел суп, в ране ничего гнить не начало, а, значит, он поправится.

– То есть он справился, – резюмировал Боб.

– Да, сэр, черт подери, он справился, – сказал я. – Док и почти без лекарств с этим справился, а с лекарствами он вообще с чем угодно справится.

Это было то, что я называю тактичным намёком на то, что лучше бы Бобу привезти в следующий раз медикаментов.

Боб кивнул и повернулся к мистеру Стюарту:

– Видите, сэр, даже мальчик подтверждает, что Джонсон может быть хирургом. Нам нужны такие люди – недели не проходит без пары-тройки ранений. Мы теряем людей, не пройдёт и полгода, как некому будет сопровождать караваны. Хотя проблему с оружием мы уже решили – нашли штамповочный пресс и пару умелых химиков… Но этого мало.

– Похоже, вы откусили больше, чем смогли проглотить.

– Да не в этом дело, - Боб налил себе ещё стаканчик «валюты». – Проклятые бандиты пронюхали, что здесь есть чем поживиться – такое ощущение, что они со всей страны стягиваются. Если мы не будем расширяться, то придётся вербовать людей в городках типа вашего, а это непременно скажется на выработке ресурсов. Мы не хотим, чтобы голод повторился.

– Ну, тогда дайте больше топлива, чтобы мы могли использовать технику и запустить поливочные насосы. Продовольствия сразу станет больше.

– Джимми, мы производим около ста тонн биодизеля в месяц, и это пока что предел – не хватает сырья. Чтобы сделать возможным подвоз сырья, мы строим железную дорогу. Пока мы не сможем вырабатывать больше топлива, о технике можно забыть.

Я продолжал слушать. Если у города будет больше топлива, то будет меньше работы, а это значит – больше свободного времени…

– Тебе нечем заняться? – спросил мистер Стюарт. – Подмети тут всё и проверь, чтобы посуда была вымыта. Ты ел?

– Ага, когда брал суп для Джонни, Джоан и мне налила тарелочку.

– Ну, тогда иди работай!

Со стороны может показаться, что меня эксплуатируют. С моей стороны мне казалось, что мистер Стюарт просто не даёт мне подслушивать, а, значит, они там о чем-то интересном говорят. А, может быть, и очень важном. Так или иначе, я вышел на кухню, включил воду, чтоб шумела, и тихо ступая, вернулся назад, и, спрятавшись за выступом барной стойки, принялся подслушивать.

– … ты слишком упрям, Джимми, - послышался голос Боба. – Ты бы мог очень сильно помочь и нам и всем. Мистер Пауэрс просил передать, что…

– Я уже говорил ему, – отрезал мистер Стюарт. – Я уже давно снял погоны и не хочу надевать их снова. Мне нравится мой салун, моя бухгалтерская книга и моя мирная жизнь. Моё время давно прошло.

Так мистер Стюарт раньше носил погоны!

- Ну, тогда хотя бы выдвинись на следующих выборах в мэры. Эванс – просто трусливый мудак.

- Нет.

- Или в шерифы. Серьёзно, как вы ещё живы, если у вас охраняет порядок шериф Макдональд?

- Нет.

- Джимми, - голос Боба стал слегка невнятным. Послышалось звяканье стекла, он явно наливал себе выпить. – Когда-то нас предупреждали, что вся эта херня с экологией плохо кончится – никто не слушал. Нам говорили, что мощностей электростанций не хватает – никто не слушал. Все забились в свои раковины, и единственным ответом всегда было «но сейчас же всё в порядке». Если сейчас всё в порядке, это не значит, что так будет всегда, Джимми.

- Я снова возьмусь за оружие только, если без этого будет вообще никак, - сказал мистер Стюарт непререкаемым тоном. – Больше я тебе не налью, Боб, ты уже пьян.

- Да… К-какого черта, я вожу «валюту» в этот город десятками галлонов. Я спас этот городок от голодной смерти - и ты не нальёшь мне виски, Джимми?

- Ты хороший парень, Боб, и я хочу, чтобы ты прожил долго, а это невозможно, если ты будешь хлестать виски как воду, - спокойно ответил мистер Стюарт.

- Спасибо дружище, - Боб неожиданно всхлипнул. – Было время, когда никто не говорил что я хороший парень. Было время, когда Роберта Блэкфорда ловила вся полиция штата…

- Да знаю я, - хмыкнул мистер Стюарт. – Только и было слышно по радио, что про тебя да твою банду.

Во дела. Я навострил уши – оказывается, Боб был преступником?

- А всё почему? Чертовы барыги считали, что я слишком много с них беру, - Боб ударил по столешнице кулаком. – А между тем, никто не вспоминал о том, что именно я давал им денег на расширение бизнеса, когда банки отказывали им в кредите! Никто не вспоминал, что, пока я был в деле, никто и тронуть не смел этих ублюдков!

- И вот теперь, ты даешь кредиты на развитие городкам вроде нашего, работая на «маленькую сестру»? – чуть насмешливым тоном сказал мистер Стюарт.

- Да… И вместо того, чтобы гонять меня по пустошам, эти люди называют меня спасителем. Черт подери, я бы за это выпил! Но ты ведь не нальёшь?

- М-да, за это стоит выпить, - послышалось бульканье «валюты».

Я тихо передвинулся назад на кухню и взялся за мытьё посуды, пока мистер Стюарт не заметил, что в монотонном шуме воды не слышно плеска.

 

Закончив с посудой, я вышел с метлой в зал, и, скребя прутьями дощатый пол, спросил:

- Мистер Стюарт, вы говорили, что будете платить мне за работу.

- Тебе понадобились деньги? Ты можешь взять в магазине то, что потребуется, а я вычеркну из заработанного тобой…

- На патроны к моей винтовке двадцать второго калибра. Их нет в магазине – я бы хотел чтобы заказать их у Боба, а для этого мне нужна валюта.

Мистер Стюарт покосился на Боба, который сидел, уронив голову на руки.

- Думаю, тебе придётся подождать до вечера, - сказал он. – Тебе хочется пострелять по банкам?

- Ну, в общем да, сэр, - сказал я. – Не хочу никого оскорбить, но с развлечениями в Клэптауне всё очень плохо.

Развлечения в Клэптауне – это прыгучие пляски по воскресеньям после церковной службы, игра в камешки у малышни и в карты – у тех, кто постарше. Плюс почти каждый месяц случалась ярмарка, когда приезжал караван, но это было развлечение из рода «посмотреть на товары, поразиться ценам и пойти домой». Впрочем, товары всё равно потом попадали к нам на склад, и в мои обязанности входило заряжать аккумуляторы у плееров. А иногда мистер Стюарт устраивал в салуне киносеансы, если удавалось найти какой-нибудь цифровой носитель с фильмом. Но это было редко.

- … Кроме того, - набравшись наглости, сказал я. – Мне уже пятнадцать, а двадцать второй калибр – это для малышни.

- Это намёк на то, что тебе хочется пушку побольше? – приподнял брови мистер Стюарт. – Сынок, мы живем в опасном мире, и я бы хотел чтобы ты уяснил одну вещь: мир не станет добрее и лучше от того, что у тебя в руках появится хороший, добрый ствол. Скорее, он станет ещё хуже.

- А как же вторая поправка? – заикнулся было я, но мистер Стюарт грозно на меня поглядел и я заткнулся.

- Оглядись вокруг, - процедил он сквозь зубы. – Вот это всё – мир, который сделали фанаты второй поправки, пришедшие к власти. Когда до власти дорывается меньшинство с оружием, меньшинством сразу же становятся все, кто им не нравится. Президент Тэннон отлично сыграл на этом, придя к власти и назначив крайними всех, кто по его мнению, был бесполезен для Америки.

Я молча сидел, отведя взгляд в сторону. Всегда так, хочешь попросить взрослого об услуге, а тебе в ответ читают лекцию о вещах, которые ни к тебе, ни к сути услуги нифига не относятся.

- …И мы ещё называли себя стражами прав человека! – закончил мистер Стюарт и горько вздохнул. В его дыхании был выхлоп «валюты».

- Вы поэтому ушли из армии, мистер Стюарт? – брякнул я. Ну когда же я, наконец, научусь думать, прежде чем говорю?

- … Подслушивал, - констатировал мистер Стюарт. У меня возникло ощущение, что мне не только пистолета, мне и патронов к двадцать второму калибру не видать как своих ушей. – Да, поэтому. Я присягал флагу, конституции и стране. Правительство Тэннона подтёрлось флагом, кастрировало конституцию и уничтожило страну - начав с людей, единственная вина которых была в том, что у них не было возможности вырваться из черного квартала. Им отключили свет, а когда они вышли протестовать – их расстреляли. И все молча радовались, что это сделали не с ними – кроме горстки идиотов, которым похрену, чьи права защищать, людей или морских свинок.

У меня возникло ощущение, что он разговаривает не со мной.

- Я не мог ничего изменить – и поэтому я снял погоны.

- Боб считает, что сейчас вы можете многое изменить. Почему вы…

- Потому что боюсь, что «маленькая сестра» - такая же тварь, как и её старшие сестрички. Там, где есть топливо – всегда будет много крови, а я этого больше не хочу. И тебе не советую в это лезть, потому что в это дерьмо первым делом засасывает таких как ты – безусых юнцов, которые ничерта не знают, но зато офигенно быстро учатся взводить курок. Тебя убедят что это – хорошо, что ты сражаешься за правое дело, и ещё кучу всяческой чепухи наговорят, и если ты выживешь, то только через много лет поймешь, если вообще поймешь, что тебя жестоко обманули.

- Короче говоря, если однажды у меня не будет патронов, чтобы защищать свою жизнь – можно, я возьму на кухне нож, мистер Стюарт?

Мистер Стюарт поглядел на меня, словно впервые увидел. А потом расхохотался, да так, что Боб на миг поднял голову и огляделся сонным взглядом, а потом принял прежнее положение и снова вырубился, разморенный теплом и алкоголем.

- Спроси у Джо Старрета, - отсмеявшись, сказал мистер Стюарт. – Его младший в голодный год охотился на кроликов с двадцать вторым. Старрет – мужик запасливый, так что думаю, у него найдётся то, что тебе нужно – скажи, что я тебя послал к нему, и он поделится. Что до мужского оружия…

Он скептически оглядел меня, а я подобрался.

- Ты конечно понимаешь, что «винчестер» я тебе не дам, - сказал мистер Стюарт, имея ввиду висящий над стойкой бара сверкающую бронзой и сталью реплику старинного «винчестера 73». – Но я погляжу, что можно придумать. Учти, я категорически против того, чтобы ты думал, что раз у тебя есть ствол, то круче тебя только горы. Если мне покажется, что ты так думаешь – твоей следующей работой будет чистка выгребных ям. Пожизненно.

Боб хрюкнул, а я вздрогнул. Мистер Стюарт был как никогда серьёзен, и всё-таки, похоже, мне удалось разжиться патронами. Окончательно я в это уверую только тогда, когда патроны будут у меня на руках.

 

Вот так получилось, что я ломился в дверь к Джо Старрету по поводу патронов после того, как по быстрому расправился с послеобеденными делами по складу. Что интересно, едва я передал, что меня послал мистер Стюарт, патроны он мне выдал моментально – аж две коробки, что мне казалось настоящим богатством. Теперь мне предстояло отнести ужин Джонни, а затем отловить Джинни и научить стрелять. Ввиду этого я сразу захватил с собой из моей комнатки на втором этаже салуна винтовку, затем зашел на кухню и тут же до смерти перепугал мисс Джоан Барфилд, которая готовила ужин. В Клэптауне она занималась в основном двумя вещами: учила всякую мелочь чтению и сложению, а так же присматривала за ними, пока их родители работали; и готовила обеды-ужины для тех, у кого на это не хватало времени (доставку же сваливали на кого-нибудь вроде нас с Джинни, в зависимости от того, кто был свободен). В свои тридцать с чем-то лет она была очаровательна, а то, как она смотрела на мистера Стюарта – боже, не знал, что взгляд может быть таким приторным. По-моему то, что она тайно влюблена в него было очевидно всем, кроме него. Но это были их проблемы, и меня они не касались.

- Мисс Барфилд, я за ужином для пациента дока Джонсона, - сказал я.

- А ружье зачем? – спросила она.

- Чтоб не возвращаться за ним; я хочу после ужина пострелять по банкам.

Она взяла поварёшку и отвернулась к здоровенному, исходящему паром котлу. Через пару минут у меня уже была корзинка для пикника с пластиковыми контейнерами, в которых была какая-то каша и – судя по запаху – котлеты. Термос с компотом и столовые приборы прилагались.

- Мисс Барфилд, - обратился я к ней после паузы, причиной которого были колебания, стоит ли её о чем-либо просить. – А я могу взять пяток картофелин, чтобы испечь их на костре?

Она сначала нахмурилась, а потом понимающе-заговорщицки улыбнулась:

- Да, конечно, - моя корзинка заметно потяжелела. Уж не знаю, что она подумала, но вопросов больше не задавала, и я отправился в путь.

Док Джонсон к тому времени уже сидел в салуне, а Джонни изнемогал от скуки. С моим появлением он оживился и принялся ужинать, поглядывая в мою сторону. Наконец он спросил:

- Что ты делал с этой винтовкой, вымачивал её в грязевой ванне?

- Нет, сэр. Я нашел её в заброшенном доме по пути в Клэптаун и охотился на разное бегающее мясо, пока патроны не кончились. Потом она два года валялась в моей комнате, - честно ответил я. Джонни скривился:

- Ты куда мои вещи унёс?

- В стирку.

- А оружие?

- Здесь оставил.

- Тащи сюда.

- Зачем?

- Затем, пацан, что у меня там флакончик оружейного масла.

Я принёс его револьверы вместе с ремнями и всем прочим. Джонни достал флакончик и, повертев мою винтовку в руках, достал откуда-то из приклада цилиндрик с крышкой и извлек оттуда маленький ёршик. Там было ещё что-то, но я не видел что, только слышал, как оно гремело в этом пенальчике. Из-под ствола Джонни достал шомпол, накрутил на него ёршик, затем вытащил из винтовки затвор и начал учить меня как чистить оружие. В роли ветоши он использовал отодранную от простыни полосу, что для меня было варварством, и я уже прикидывал, что на это скажет док Джонсон.

- Вот. Теперь эту хлопушку можно заряжать и из неё даже можно стрелять, - сказал Джонни, закончив чистить винтовку. Он достал один из своих револьверов и принадлежности для чистки из отдельного карманчика на поясе, и занялся его чисткой, мне же дал второй револьвер:

- Тренируйся, я проверю. Честно, я бы тебе оружие ещё долго не доверил, но ты ещё совсем пацан и многого можешь не знать… Так значит, говоришь, ты пришел сюда из большого города в самый разгар конца света? Один?

- Нет, сэр. С Джинни.

- Сестра?

- Нет… Она… Ну, - я обнаружил что не могу найти слов. – В общем, она тоже потеряла родителей. И я ей сказал «иди за мной», и она пошла. Питались – черт знает чем, спали, на чем придётся, от всех прятались, потом я нашел эту винтовку и смог поохотиться…

Так слово за слово я сделал то, чего не хотел делать раньше – рассказал историю наших с Джинни злоключений, включая финал известный мисс Уотерс. Почему? Возможно, потому что чувствовал, что Джонни не будет смеяться, перебивать, кудахтать, всплескивая руками – как некоторые старые клуши, восклицать «бедненький мальчик» или что-нибудь в том же духе.

- Я смотрю, у тебя есть яйца, - сказал Джонни когда я выдохся. Он поглядел на свет каморы револьверного барабана и защёлкнул его на место, после чего собрал принадлежности для чистки, оставив мне флакончик масла.

- Оставь себе масло, оно тебе пригодится за пушкой следить. У меня есть второй, во втором ремне, так что не думай, что я остался пустым.

- Спасибо, сэр.

- Да не за что. По правде говоря, теперь я бы тебе доверил оружие.

Я был польщен. И тут же спросил, как вышло, что его ранили.

- Ну… Это вышло случайно, - сказал Джонни. – В одиночку шататься по дорогам – значит, огрести неприятностей. Ты не зря избегал людей пока сюда шел – в основном они озверели настолько, что нападают на всё что видят. Многие из них едят людей, и я видел по дороге несколько виселиц с трупами, на шее которых висела табличка «каннибал». Эти караванщики «маленькой сестры» неплохо справляются с очисткой дорог от разной швали. Признаться, до недавнего времени они не брали попутчиков и не нанимали охранников. Но теперь всё изменилось, и я нанялся к ним. Мне, знаешь ли, на месте не сидится, в докризисные времена я, наверное, всю Америку изъездил автостопом. Ну, а теперь она изменилась, и пришло время поглядеть на неё, новую. Честно тебе скажу, впечатление не очень. Ты в курсе, что до кризиса восемьдесят пять процентов населения Америки жило в крупных городах? Ну, так вот, им не повезло. А тем кто ещё живы, похоже не повезло ещё больше… Ну, я слышал всякое, например, что далеко на юго-западе находится большой город у моря, и что там до сих пор горит электрический свет. Я хотел добраться туда и поглядеть, как там живут люди, но эта чертова пуля… В общем, на пути сюда нам устроили засаду какие-то говнюки, вооруженные черт знает чем. Караванщики – люди опытные, часть рассредоточилась, часть укрылась в фургонах. Я пристрелил пару идиотов, которые выбежали из кустов прямо на меня, непонятно в кого стреляя, и тут в меня выстрелил третий, из обреза, а я тебе скажу, что обрез – это такая штука, из которой надо стрелять в упор, этот же стрелял в меня дважды, шагов, наверное, с тридцати, а попал только один раз – и удивительно, что вообще попал, тем более, что, судя по удару, заряд был пулевой. Из меня просто дух вышибло. Думаю, если бы не куртка, кому-то пришлось бы поработать лопатой. Впрочем, я успел всадить в этого ублюдка аж две пули до того, как вырубился. Слушай, парень, ты ведь присутствовал на операции – что там?

- У вас там здоровенный синяк, - сказал я, устав уже от подобных вопросов. – И ребро сломано. Пулю док вытащил, думаю, через месяцок будете в норме.

- Зашибись. Я бы за это выпил, да нечего… Слушай, - он подмигнул. – Здесь же есть выпивка? Я бы сам поискал, да мне шевелиться нельзя – кровотечение откроется.

- Не думаю, что док разрешит. Он, конечно, сказал, что вам надо пить больше жидкости, но я не думаю, что он имел ввиду огненную.

- Да бога ради, здесь чертовски холодно!

В клинике температура воздуха, конечно, была ниже чем в салуне, но не намного, так что я сохранил скептическое выражение лица.

- Черт подери, парень, - страдальчески сказал Джонни. – Я бы мог сейчас сказать и что у меня жуткое похмелье после вчерашнего, и что у меня невыносимо болят рёбра, но ты ведь и в это не поверишь?

В то, что у него болят рёбра, я бы поверил не задумываясь – я ведь видел что у него там на боку.

- А если я скажу «пожалуйста»? – спросил Джонни. Я подумал. Док ничего не говорил насчет того, что ему нельзя принимать антисептик внутрь, так что я сходил в соседнюю комнату и принёс Джонни полбутылки «валюты» и мерный стаканчик.

- Ну, за вас с доком! – сказал Джонни. После стаканчика этого пойла он зажмурился, задержал дыхание и шумно выдохнул; мне показалось, что если бы в этот момент перед ним летела муха, она оказалась бы заспиртована налету.

Джонни смог прикончить только пять стаканчиков пойла, в бутылке осталось ровно треть. Вряд ли док станет интересоваться, куда делась разница, а потому я без задней мысли засунул бутылку назад в шкаф и, попрощавшись, пошел искать Джинни.

 

Был вечер и я стоял над душой у Джинни, в свою очередь она лежала в грязном снегу, выставив перед собой винтовку, дуло которой было направлено в сторону камня с пятью ржавыми жестянками, прекрасно выделяющимися на снегу. До камня было полсотни шагов, это где-то двадцать пять метров – с такого расстояния промазать сложно.

Мы были за городом, и я предупредил шерифа, чтобы тот не поднимал тревогу – просто я решил немного пострелять по банкам.

После стрельб у меня было намечен прекрасный план – разведение костра, у которого можно научить Джинни чистить оружие, а так же перекусить печёной картошкой. Собственно, костёр уже был зажжен – за тем самым камнем, чтобы подсветить мишени. Минут через двадцать он прогорит, и тогда я сгребу угли и закопаю в горячую золу картошку.

- Ну, в общем, весь фокус в том, чтобы у тебя ствол не валандался из стороны в сторону, а поэтому расставь локти, левой крепко держи цевье, можешь обмотать вокруг неё ремень, чтобы уж наверняка, а правой крепко прижимай приклад к плечу. Щекой к прикладу не прижимайся. Постарайся сделать так, чтобы мишень, мушка и целик оказались на одной линии. Когда окажутся – мягко тяни спусковой крючок на себя.

Хлопнул выстрел, и Джинни вскрикнула. Ничего, первый раз, всё бывает, например, можно по роже пушкой получить, или ещё что-нибудь в том же духе. А тут просто Джинни познакомилась с отдачей, причем так как её плечо было укрыто тёплой одеждой, а так же ввиду того, что отдача у двадцать второго калибра, практически, никакая, это был скорее испуг чем ушиб. Просто винтовка в руках дёрнулась, крепче держать надо.

- Нормально, - сказала она, снова прижимая приклад к плечу.

И понеслось. Щелчок затвора – выстрел; щелчок затвора – выстрел, щелчок… Ну, ещё парочка. Я поглядел на камень – на нём осталась всего одна банка. Четыре попадания из пяти? Здорово, черт подери!

У меня такое ощущение, что первая коробка патронов (между прочим, пятьдесят патронов!) улетит довольно быстро.

Запас разного мусора, пригодного для мишеней, я сделал загодя, так что, выставив новые мишени, я вернулся, дабы поглядеть, как Джинни с ними расправится. Коробку боеприпасов я поставил рядом с ней, а она снарядила магазин, щелкнула затвором и начала стрелять. На этот раз три из пяти. Потом – опять четыре из пяти. Винтовка стала горячей, можно было о ствол руки греть, а Джинни всё стреляла и стреляла, а я мёрз, выставлял новые мишени и вел статистику.

Коробка закончилась как раз, когда Джинни сбила все пять мишеней. Как я и говорил, надолго её не хватило.

За горячей печеной картошкой, я наблюдал, как блестят её глаза, как она улыбается. Она была счастлива, это чувствовалось. От этого чувства было тепло как от стаканчика «валюты», и я про себя подумал, что с радостью и вторую коробку боеприпасов ухлопаю, лишь бы она была счастлива и дальше. Однако затем я понял, что из пятидесяти патронов я не выпустил ни одного, и мне стало грустно. Но, с другой стороны, горячую картошку за меня никто не съест! Таким образом, настроение выровнялось, хотя осадок, конечно, остался. И всё же я старательно вычищал его, напоминая себе, что мистер Стюарт обещал подумать насчет пистолета. И, чтобы добить этого завистливого червячка, который обламывал мне весь вечер, я сказал:

- Слушай, Джинни, ты отлично стреляешь.

- Спасибо, - она улыбнулась и опустила глаза. У меня возник ком в горле, вызвавший настоятельную необходимость сглотнуть. И так раза два. Потом, видя, что пауза затягивается, я собрался с силами, и продолжил:

- Ну, а ещё я рассказал тебе, как ухаживать за оружием. Знаешь, мы тут уже два года… Ну, в общем, когда у меня в прошлый раз был день рождения, я подумал что очень хреново встречать его на пастбище, когда всем вокруг пофигу. Поэтому я хочу подарить тебе эту винтовку, с патронами и оружейным маслом. Просто мне хочется, чтобы у тебя был праздник, - «которого не было у меня», мысленно добавил я. – Какой угодно, день рождения, рождество, день независимости, или просто первый день весны, не имеет значения. Важно лишь чтобы ты была счастлива.

Думаю, это была непродуманная, по идиотски построенная, произнесённая запинающимся голосом, самая неуклюжая речь в мире. И я очень удивился когда Джинни как могла крепко обняла меня, и, согревая дыханием моё ухо, сказала «спасибо». А потом добавила что-то насчет того, что это самый дорогой на свете подарок – потому что это единственное что у меня есть. И что благодаря сплетницам она в курсе того, как я притащился к доку Джонсону по поводу антибиотиков.

Ну, тут я уже был готов со стыда под землю провалиться, у меня покраснели уши, нос и щеки, а в висках застучало.

Когда она меня отпустила, я пришел в норму и даже пытался жевать картошку, которая стояла у меня в горле комом.

А Джинни увлеченно чистила винтовку при свете костра.

 

По возвращении в салун (наверно, я слегка пришибленно выглядел), меня затащила на кухню мисс Джоан и для начала налила кружку чая из мяты – обычный чай давно закончился – а затем начала допрос. Я стойко держался, но она задавала такие вопросы, что у меня снова начали краснеть уши, поэтому я сослался на то, что мне нужно переговорить с мистером Стюартом, и сбежал.

Конечно же, мистер Стюарт обратил внимание на отсутствие у меня винтовки. Пришлось начать рассказ с того, как Джонни научил меня ухаживать за оружием, а закончил – произнеся фразу с вызовом – тем, что подарил винтовку Джинни, которой я никогда ничего не дарил. Я думал, что этот джентльмен наградит меня оплеухой или устроит длинный серьёзный разговор, или ещё что-нибудь, но он лишь улыбнулся:

- Да, сынок, похоже, ты действительно вырос. Ты, наверное, думаешь, что я буду тебя ругать? Никак нет. Это твоя винтовка, и ты распорядился ей, как счёл нужным. По-взрослому. Фактически, я должен тебя похвалить.

- За что?! – обалдел я.

- Ты дал девочке оружие и научил им пользоваться. При том, что у неё хватит духу использовать на практике этот навык – это более чем прекрасный подарок, благодаря ему она сможет защитить себя, когда рядом не будет тебя – или любого другого доброго человека. Конечно, это ей не пригодится, пока в Клэптауне есть закон, и его охраняют шериф и его люди. Но всё равно это многое значит. Ведь сейчас тяжелые времена.

Вроде бы он ещё недавно говорил, что не собирается браться за оружие ни под каким видом? Видимо, этот вопрос  был написан у меня на лице, потому что он добавил:

- Каждый должен быть готов отстаивать своё право на жизнь и свободу с оружием в руках, и главное – должен уметь это делать. Но всё же я всей душой надеюсь, что этого не потребуется.

Вот теперь ясно.

- Я передал Бобу твою просьбу. Если он сможет – то в следующий раз привезёт тебе патронов для двадцать второго калибра, - мистер Стюарт на пару секунд замялся. – И триста пятьдесят седьмого для тебя.

Я не поверил своим ушам.

А потом мне пришло в голову, что в салуне стало тихо – я поглядел по сторонам, и увидел что шериф, мэр и док смотрят на меня и улыбаются. И Боб тоже смотрит и улыбается. И Джоан выглянула из кухни с улыбкой. Ей богу у них был какой-то заговор. Мистер Старрет тоже улыбался, как и его старший сын, Фрэнк. Пятеро ополченцев-помощников шерифа тоже улыбались. Короче, все лыбились как идиоты, а я не знал, то ли мне под землю провалиться, то ли тоже улыбаться.

А потом мистер Стюарт достал из-под прилавка ремень с кобурой, а в кобуре был револьвер, с воронёным стволом и золотистой спусковой скобой. На рукоятке – накладки из белого дерева (как мне потом пояснили, из ясеня), украшенные надписью «Маленькая Сестрёнка». Я оценил иронию людей, назвавших маленькой сестрёнкой килограммовый шестизарядный ствол тридцать восьмого калибра с шестидюймовым стволом. Таким убить можно даже незаряженным – если разок хорошенько по голове врезать. Боб потом говорил, что у них на базе прослышали про то, как в народе называют организацию караванщиков, и решили взять это название официально.

- Поздравляю, сынок, ты стал мужчиной, - сказал шериф, подойдя ко мне и протягивая руку для рукопожатия. Я пожал. А потом – всем остальным, кто захотел меня поздравить. В конце концов рука у меня просто отваливалась. Некоторые хлопали меня по плечу и все без исключения улыбались. Обязательно ли было устраивать такое шоу…

- Так, - сказал мистер Стюарт, когда все снова расселись по своим местам и грохнули ещё по стаканчику виски. – Поскольку ты теперь, по общему мнению, взрослый, довожу до твоего сведенья, что ношение револьвера – это большая ответственность.

- Да знаю я…

- Не перебивай.

Дальше была очередная лекция про всем понятные вещи, как то – в салуне не стрелять, на улице тоже, в людей не целиться, со взведённым курком в кобуре не носить и тому подобное. Здесь же было объявление о том, что «маленькая сестра» наладила производство этих револьверов, в общих чертах копирующих древние «кольты» и «скофилды», однако патроны пришлось делать под дымный порох, да ещё и снаряжать самим. У них на базу тащили свинец и химикаты для приготовления пороха и капсюлей, на прессе делали гильзы и в общем делали патроны – Боб видимо рассказал это для того, чтобы все поняли, как это всё сложно и тяжело, а потом озвучил цену в кварту «валюты» за тридцать патронов. Нормально так стоили, в общем.

Превратили мой праздник в рекламу.

 

Следующим утром я позавтракал яичницей с беконом и поволок завтрак Джонни, чтобы заодно похвастаться револьвером.

Короче говоря, пока он ел, я в лицах расписывал сцену «как я стал настоящим мужиком со стальными яйцами и револьвером», а он с трудом удерживался, чтобы не заржать, но судя по временами появляющейся гримасе боли, ему это не удавалось.

- Хватит меня смешить, - наконец сказал он. – У меня только рёбра заживать начали. Ты когда-нибудь из чего-нибудь вроде этой твоей «сестрички» стрелял?

- Нет. Не думаю что это сложно…

- Ну да, ничего сложного, - саркастически хмыкнул Джонни. – Подумаешь, сложности – в руках удержать и курок спустить. Даже ребёнок справится, а ты у нас – мужик!

Я разозлился и, достав револьвер, положил большой палец на курок, как видел на картинках и в фильмах, и потянул.

Нифига. Палец сорвался. Я снова попробовал. Теперь револьвер опустил ствол, потому что держал я его в основном двумя пальцами, ослабив остальные, чтобы покрепче положить большой палец на курок. Я его оттянул, затем палец соскочил, и курок со щелчком вернулся на место. Слава богу, револьвер заряжен не был.

Джонни следил за моими телодвижениями с интересом и лукавой улыбкой. Вот тут бы любой надо мной начал потешаться, но только не Джонни. Когда я выдохся, так и не преуспев во взведении курка, а он доел завтрак и допил свою травяную настойку, по словам Джоан, способствующую заживлению ран (интересно, кто в это поверит), он бросил:

- Правой – держи крепче, левой – взводи курок.

Я так и сделал.

- Сильнее, до щелчка, - продолжал Джонни. Курок был взведён! - Ну вот, а теперь попробуй выстрелить.

Мне пришлось очень сильно надавить на спуск, чтобы «выстрелить». В процессе этого ствол снова опустился. Ну, вот и как из этого стрелять? Взводишь курок – ствол задирается, спускаешь – опускается, как не целься – промажешь…

- Не думай о прицеливании, сначала научись взводить курок. Потом – спускать. Пока не научишься – даже не помышляй о том, чтобы заряжать ствол.

Ну да… Как-то так я учил Джинни стрелять из винтовки. «Пока не научишься вжимать приклад в плечо и крепко держать цевьё – даже не думай о том, чтобы заряжать винтовку».

Всё справедливо…

 

Прошел месяц, и Джонни уже твердо стоял на ногах, а я учился у него стрелять. Сперва у меня были на пальцах мозоли. Затем стало легче. Конечно, я не смог бы проткнуть пальцем пластиковую бутылку или согнуть торчащий из стены гвоздь, но мои пальцы стали сильными настолько, что взвод курка и нажатие спуска были для них столь же естественны, как для меня дыхание.

Узнав о том, что у меня появился револьвер, Джинни на меня обиделась, считая, что я просто сбыл ей ненужный хлам. Дулась она где-то неделю, а потом вышла со мной на «стрельбище», где сшибала банку за банкой, в то время как я уныло щёлкал курком незаряженного оружия. Это нас окончательно примирило. Я сказал ей, что когда подарил ей винтовку, то ничего не знал про затею мистера Стюарта и остальных, потому что Боб привез этот револьвер с караваном, то есть задолго до того, как я попросил что-нибудь «мужское». И вообще решение было спонтанным, а её радость от моего подарка - настоящей. От этого и надо плясать. Думаю, она это понимала.

Через три недели у нас было две мишени – банки для Джинни и мешок с песком на тридцать шагов – для меня. Джонни, которому док разрешил прогулки, стоял рядом и наблюдал.

Ну, я же – стальные яйца! Думая, «сейчас бахну – все удивятся», достал из кобуры револьвер, выстрелил – и позорно промазал. Ну, ничего, думаю, первый раз всегда так. Однако второй, третий, четвертый, пятый и шестой выстрелы так же улетели, куда угодно, только не в мешок с песком, а всю округу заволокло дымом. Я приуныл. Похоже, что это Джинни рождена с пушкой в руках, а не я. Так опозориться, да ещё перед девчонкой…

- Что замер? Перезаряжайся, - сказал Джонни, чем вывел меня из ступора.

Я откинул крышечку и послушно принялся крутить барабан, щелкая экстрактором. Гильзы я собрал и сунул в карман – на перенабивку. Затем так же – по одному – загнал в барабан патроны.

- М-да, - изрёк Джонни. – Пацан, знаешь, что тебе нужно сделать, если ты увидишь бандита?

Будь это кто-нибудь другой, я бы напрягся, ожидая услышать что-нибудь вроде «спили мушку» или «постарайся увидеть его первым». Но Джонни не был любителем подобных шуток.

- Что?

Джонни набрал было воздуха, чтобы ответить, но секунду спустя скривился и выдохнул. А потом бросил:

- Черт возьми, проще показать, чем объяснять. Следи за мной.

В один миг я видел, как его правая рука зависла над рукоятью револьвера, а левая где-то на уровне запястья правой. Затем, в следующий миг Джонни чуть отклонился назад, выхватываемый правой револьвер ударился курком о ладонь левой и подался назад; его дуло высунулось из-за края кобуры и, глянув на мишень, плюнуло огнём. От мешка с песком отлетели какие-то ошметки, а когда я поглядел на Джонни, его револьвер снова был в кобуре. Всё это заняло какую-то секунду или две.

- Это невозможно… - выдохнул я.

- Не с первого раза, пацан, - улыбнулся Джонни. – Как и в любом спорте, здесь важны тренировки. Никогда не думал, что мне когда-нибудь придётся стрелять в людей, а не выступать на шоу.

- На шоу?!

- Ну да. Никогда не видел шоу ганфайтеров, где крутят на пальцах револьверы, соревнуются в быстром выхватывании и стрельбе восковыми пулями по мишеням?

Я не видел.

- Короче говоря, забудь о том, что по твоему мнению, ты должен делать, потому что ты должен попасть в мишень, а поскольку эта мишень хочет тебя пристрелить, то желательно успеть первым. Целиться нет времени. Подойди к мешку и попытайся его убить с десяти шагов. Не суетись, выстрел производи на выдохе, проверь, чтобы кобура удобно располагалась, и револьвер легко доставался, затем постарайся найти для правой руки место над рукояткой, чтобы легко схватить и достать. Здесь есть куча нюансов…

В общем, к исходу месяца я уже знал, что ещё когда достаешь и взводишь курок, уже надо начинать жать на спуск, иначе он станет совсем тугим. Я заработал себе болезненную ссадину на ребре ладони левой руки, рассадив кожу о курок. Я чуть не прострелил себе ногу, когда выстрелил чуть раньше, чем надо.

Как же я был рад, когда моя первая пуля с десяти шагов выбила грязный гейзер из моей мишени!

Джонни велел мне продолжать тренировки пока все шесть пуль не попадут в мишень – затем отодвинуться ещё на десять шагов назад, и начать всё заново. В общем, ганфайт – это та ещё штука. Но она зажгла во мне азарт, и я не мог дождаться очередного урока.

 

С весной в Клэптауне началось оживление, и дело касалось не только посевов – появились путешественники. Большинство из них ехали проездом в Трэйдтаун, были и путешественники.

Как пробурчал один старик, коротающий свои дни в кресле-качалке у своего дома на западном въезде в Клэптаун, от этих понаехавших всегда одни неприятности. Точнее не скажешь. Для начала оказалось, что четыре комнатушки над салуном – это слишком мало чтобы вместить всех проезжающих транзитом через наш город. Ну ладно, мэр выделил здание под гостиницу. Некоторые гости начали вести себя как свиньи – однако ограничить отпуск «валюты» было невозможно – если клиент предъявляет к оплате обеспеченную «валютой» бумажку, салун обязан выдать ему кварту виски. Обязан – и всё тут. Мне начало казаться, что мистер Стюарт прав, и что «маленькая сестра» такая же сука как и её старшие сёстры, только те сажали мир на нефтяную иглу, а эта – на спиртную. Напившиеся люди были мне отвратительны. Казалось, вся низость и грязь в них сразу проступает наружу, делая их лица отвратительными настолько же насколько их слова и дела.

А между тем, мне всё чаще приходилось ловить на себе косые взгляды религиозников и слышать за спиной «вот ещё один из отринувших Бога готовится согрешить убийством». Это жутко нервировало. Мне даже пришло в голову, что именно вот такие моменты и заставляют людей «грешить убийством», потому что терпеть эту ахинею было невозможно. И всё же, как не пытались они отравить мне радость от стрельбы, я делал успехи. Правда теперь Джонни заставлял меня стрелять на время – я должен был выпустить три пули, пока падает брошенный камешек, то есть где-то за секунду с небольшим. У меня получалось выпустить только две, и то, не всегда.

Между тем, стрельба начала греметь и на улицах нашего городка. В первый раз, напившийся до скотского состояния приезжий, попытался пристать к девушке, а когда его грубо одёрнули, достал пистолет, и если бы не вмешался помощник шерифа Линк Купер, всё могло бы кончиться плохо. Хотя я не знаю, что может быть хуже – мерзавец орал, как резаный даже при том, что хотя он и так был пьян, док влил в него ещё с пол пинты «валюты» (больше не лезло, он и так заблевал пол в операционной). Мы привязали его к столу, и только так доку удалось обработать ему простреленное запястье. Это была не самая лучшая операция – рана была сквозная, едва мы сняли жгут, как из дыры начала хлестать кровища – словно свинью зарезали. Пришлось снова перетянуть руку потуже, причем я держал её, чтоб не дёргалась, а док пытался зашить порванную артерию. «пытался», потому что ему мешал осколок кости, раздробленной пулей. В итоге док уже был морально готов отрезать эту руку к чертовой матери (и я бы его не осудил – по крайней мере, этот ублюдок больше не будет хвататься за ствол, когда его пытаются осадить). Он удалил из раны все осколки кости, как следует очистил дырку и обрезал ошметки, которые из неё торчали; пробормотав что-то насчет «дерьмовой лигатуры» наложил шов на один сосуд и намертво перевязал другой, залил всё «валютой», вызвав очередной вопль раненого, и сделав перевязку, оставил жертву хирургии отдыхать до завтра. Было ясно, что наш пациент в любом случае больше не сможет держать в этой руке ни револьвер, ни авторучку, но послужить делу оттачивания навыков владения скальпелем он явно мог: на завтра был назначен осмотр и второй этап операции -  проверка, не начало ли что гноиться, а так же мелкие «пластические» операции – попытка вернуть руке подвижность. Это было весьма интересно.

Вторая перестрелка случилась между двумя приезжими, игравшими в карты и на этой почве повздорившими. Один из них был убит на месте, а второго Линк арестовал и запихал в тюрьму до суда.

У меня возникло подозрение, что у нас в городе звезду шерифа носит явно не тот человек, потому что мистера Макдональда ни на одном из мест перестрелок не оказалось, а вот Линк Купер оказывался всюду одним из первых.

Потом впервые на моей памяти приехал человек в черном, чтобы приклеить к стене салуна фотографию какого-то человека с рожей висельника и подписью «разыскивается за убийство. Награда – двести валютных чеков – живым или мёртвым». Не так уж и много, но и немало.

Мы с нетерпением ждали каравана. Я однажды спросил Джонни, собирается ли он уехать с караваном, на что он ответил, что он пока ещё слабоват для поездок на трясучих фургонах, плюс он не может допустить, чтобы я занимался самообразованием. Так что, когда караван пришел, я попросил у мистера Стюарта свой заработок и целиком потратил его на патроны – и продолжил вечерние тренировки.

С приходом весны навалилась работа – сначала «весенняя уборка», во время которой мы сгребали и отправляли в топку котельной оставшийся с осени мусор. Затем – с появлением нежной зелёной травы – постройка загонов для скота и оборудование пастбищ.

Так уж повелось, что именно с пастбищ разные негодяи пытались украсть скот. Поэтому ковбоев, которые следили, чтобы скот не разбредался и не терялся, охраняли один - два ополченца на стадо - из числа помощников шерифа, задачей которых было поднять стрельбу, едва какая-нибудь сволочь появится в поле зрения с целью украсть овцу, телёнка или лошадь. Ну, а в роли ковбоев мог быть любой пацан, который был в состоянии щелкать кнутом и гонять скотину до загона. Мне это раньше даже нравилось. Теперь же, я воспринимал это как нудную обязанность, и с нетерпением ждал, когда же вечер – чтобы нашпиговать пулями своего злейшего врага, набитого песком и штопаного-перештопаного. Я его так и окрестил – злодей по кличке Штопаный.

- А как ты взводишь курок, если стреляешь из двух револьверов? – спросил я у Джонни, когда в очередной раз готовился нашпиговать Штопаного свинцом. – Ведь у тебя нет свободной руки.

- Есть и другая школа, - ответил Джонни. – Стрелять из двух пистолетов тоже уметь нужно. В первый раз курок взводится, когда вытаскиваешь ствол из кобуры. Потом – поочерёдно, у одного револьвера взводишь, из второго стреляешь. Если наловчиться, можно устроить врагу свинцовый душ. Правда автомат в этом смысле практичнее, но, увы, сейчас наверно никто не может себе позволить такое оружие – уж больно много патронов жрёт. Ладно, - Джонни подбросил на ладони камешек. - Пришел стрелять – стреляй, а не болтай.

И я, выхватив револьвер и чуть отклонившись назад, жал ладонью левой руки на курок, а указательным пальцем правой – на спуск. Камешек шлёпнулся в грязь, когда я заносил ладонь для третьего выстрела от бедра.

- Похоже. никаких изменений, - резюмировал Джонни. – А ведь лучшие из ганфайтеров могли весь барабан за секунду выпустить.

- Это невозможно.

- Невозможно, да, а они – могли.

- Но я не смогу!

- А ты не думай, «могу» - «не могу». Ты стреляй.

Не вопрос. Но выше головы не прыгнешь. Когда ещё две пули улетели в Штопаного, Джонни покачал головой:

- Ты даже не стараешься. Ну, как я могу тебя научить стрелять, если ты не стараешься?

- Да я просто не верю, что человек может выстрелить шесть раз за секунду из револьвера.

- А тебе не надо верить. Тебе надо всей душой желать выстрелить шесть раз в секунду. Словно от этого зависит твоя жизнь.

Я долго думал над этими словами, когда пас коров. Благодаря приезжим, у шерифа скопилось немного относительно приличного оружия, правда с боеприпасами была напряженка – и всё же ополченцам выдавалось самое лучшее, что было на складе. Парень, что охранял моё стадо, был вооружен «ремингтоном» и прямо раздувался от гордости, а я в свою очередь, жалел, что оставил револьвер дома, потому что чувствовал нутром, что этот парень ни стадо, ни меня, ни себя защитить не сможет не то что с «ремингтоном» - с пулемётом. Оружие заставляло его ощущать себя неуязвимым. Ему показать бы дырку от пули Купера в запястье приезжего и дать послушать как тот орал во время операции – самоуверенности враз бы поубавилось.

Итак, коровы мирно пасутся, а я прилёг погреться на солнышке и понаблюдать за облаками.

Из задумчивости меня вывели выстрелы. Взгляд вокруг заставил меня похолодеть – около десятка каких-то людей занимались тем, что стреляли по коровам. Те от боли громко ревели, в стаде началась паника – но не это меня интересовало. Меня интересовало, куда делся тот тип с «Ремингтоном». Его нигде не было видно, и я заключил, что он, должно быть, смылся в город, а раз так – то и мне делать тут нечего. Только надо дождаться, пока бандиты отвернутся, а то бегать по открытой местности от людей с автоматическим оружием как-то не очень хочется. Выглядывая из-за куста, я отметил, что среди бандитов есть одна женщина, а так же что для бандитов они довольно прилично одеты и вооружены, однако два момента мне показались странными – во-первых, и это самое важное, они зачем-то стреляют в коров. Угонщики скота действуют иначе – они пытаются отбить от стада пару голов и увести подальше, отстреливаясь от ополченца, прекрасно зная, что шериф не станет организовывать погоню. Во-вторых, у них за плечами какое-то очень круто выглядящее оружие, а стреляют они из потасканных дробовиков и неказистых ружей. Правда тут мне вспомнилась фраза Боба на тему того, что у автоматов проблемы с патронами. Хотя не похоже чтобы у этих людей были проблемы с патронами – как минимум двое стреляли в воздух короткими очередями, пугая скотину. Тоже непонятно зачем.

Улучив момент, я дал дёру – и на входе в город, столкнулся с ополченцами, бегущими мне на встречу.

- А где шериф?

- В офисе, - ответил мне один из этих парней. Мне следовало сказать им, чтобы не совались на пастбище, ну или хотя бы были осторожнее. Наверное, следовало бы… Но я побежал дальше, а ополченцы продолжили свой путь, отражать нападение. Купера среди них не было, видимо он торчал между салуном и гостиницей, следя за порядком.

- Шериф! - я ворвался в офис и обнаружил там мистера Макдональда, копающегося в сейфе с оружием. – На пастбище какие-то люди убивают коров…

- Мы все слышали выстрелы, я отправил людей…

- Их там десять человек, мистер Макдональд, и они с автоматическим оружием. Ваших людей просто сотрут в порошок!

- Мои люди себя неплохо проявили в стычках с бандитами, - сварливо ответил шериф. – Не учи меня делать мою работу, мелюзга. Доложил – молодец, иди домой и жди когда ситуация разрешится.

Я бы хотел многое сказать. Но, черт возьми, мне пятнадцать лет, и, несмотря на то, что шериф в салуне жал мне руку и говорил, что я теперь взрослый, слушать меня он не станет.

А вот кто станет – это мистер Стюарт. Так что, не тратя времени, я отправился к нему.

Однако он, как и шериф, выслушав меня, посоветовал мне подождать, пока ополченцы разберутся с проблемой. Ну, это уже ни в какие ворота не лезет!

- Сынок, - сказал мистер Стюарт. – Я знаю, что ты чувствуешь. Что все вокруг – дураки, которые не слушают твоих предупреждений, а когда всё станет плохо – поймут, что ты был прав, но будет уже поздно. Так вот, это не так.

Я угрюмо молчал.

- Я тебе скажу, в чем твоя проблема. Ты молод и резок. Совершенно не умеешь думать. На кладбище полно таких, юных и резких, не умеющих думать. Потому что пари держу, ты сейчас собираешься пойти наверх, взять свой револьвер и отправиться на пастбище пострелять.

Откровенно, у меня была именно такая мысль в голове.

- Через мой труп! - отрезал мистер Стюарт. – И я тебе скажу почему. Скорее всего ополченцы ничего не найдут на пастбище и вернутся назад. Нам придётся срочно что-то делать с несколькими убитыми коровами, но это терпимо – всего лишь доля мяса в твоей похлёбке повысится, плюс кое-что законсервируют или закоптят. Это – не проблема. Проблема – цели тех людей, которых ты не понимаешь.

- Я не понимаю, зачем они убили коров, если их можно угнать.

- По твоим словам они хорошо вооружены, но пользуются плохим оружием. Это означает, что они не хотят чтобы их заметили – именно поэтому я думаю, что они скроются раньше, чем прибудут ополченцы. А коров убивать – этим они показывают, что город беззащитен. Поэтому ты будешь сидеть на жопе ровно и ждать. Скоро к нам придут люди, которые предложат защиту.

- Как это делал Боб до кризиса?

- Да, - мистер Стюарт усмехнулся. – У тебя хороший слух, возможно, это тебе не раз пригодится в жизни... Но как бы там ни было, они, скорее всего, убили дозорного, но тебя не видели, а потому не знают, что мы в курсе их плана.  Думаю, будет ещё пара нападений на скот. Возможно, на дороге кого-нибудь ограбят. В общем, покажут несостоятельность шерифа Макдональда и его отряда.

- И что тогда?

- А это уже зависит от того, кто придёт. Если эти люди наберутся наглости сунуться в город сами – с нашей подачи им устроят достойную встречу. Если же они пришлют какого-нибудь благообразного джентльмена – мы можем проследить за ним, выяснить, где находятся бандиты и устроить им засаду.

Я был вынужден признать, что вел себя как идиот.

- Простите, мистер Стюарт, я погорячился.

Он усмехнулся:

- Не беда, бывает. Главное что ты осознал ошибку, и в следующий раз не будешь принимать поспешных решений. Всегда, если у тебя есть время остановиться и подумать – остановись и подумай.

- Хорошо, мистер Стюарт.

Однако всё пошло совсем не так как мы тогда подумали.

Пятеро ополченцев, что отправились на пастбище, лежали перед офисом шерифа, мёртвые. Воздух оглашали рыдания, возле каждого стояли родственники с непокрытой головой - и какая-нибудь женщина обязательно обнимала покойного за шею, орошая бледное лицо слезами.

Их хладнокровно перестреляли из засады.

Шестым был парень с «ремингтоном», лежавший рядом с остальными, и в его винтовке не хватало трёх патронов – что выгодно отличало его от остальных, которые вообще ни разу не успели выстрелить.

Всё это я знал, потому что внимательно слушал, о чем говорили док Джонсон и шериф Макдональд, сидя в «административном» уголке салуна.

Ошарашенный произошедшим Линк Купер после пары стаканчиков валюты начал рваться взять оружие и лошадь, и отправиться искать этих подонков, чтобы перестрелять их всех к свиньям. Отговорить его удалось лишь с большим трудом, апеллируя к тому, что в одиночку он много не навоюет. Тогда Линк начал подбивать на это дело других – но все отказывались, от чего он то приходил в жуткую ярость, то вдруг начинал плакать. Я его прекрасно понимаю – среди погибших были его друзья. Кончилось дело тем, что шериф потребовал, чтобы он сдал звезду помощника шерифа и оружие, мотивируя это тем, что Линк в таком состоянии, что может натворить бед.

А я спросил у мистера Стюарта, не кажется ли ему, что он слегка ошибся в оценке ситуации. Правда, сделал это слегка вспыльчиво, и даже слегка выругался.

- Они торопятся, - пожал плечами мистер Стюарт. – Хотят не просто показать, что город беззащитен, а оставить его без защиты. В принципе, это разумно – тогда они смогут делать что угодно, городу будет нечем им ответить.

- Разумно?! Вашу мать, мистер Стюарт, они убили шесть человек, а вы так спокойно об этом говорите?!

- Заткнись и сядь, пацан! – рявкнул тот. – И что ты собираешься делать, принимая всё так близко к сердцу? Схватить револьвер и присоединиться к крестовому походу Линка?

Я подумал, что уже второй раз оказываюсь в такой ситуации. В первый раз я чувствовал себя идиотом. Точно так же я чувствовал себя и в этот раз.

- Сынок, для хорошего выстрела надо выбрать момент, - уже спокойнее сказал мистер Стюарт. – Но когда этот момент наступит, следует стрелять не раздумывая. Момент ещё не наступил – мы не знаем где бандиты и что замышляют. Но они скоро появятся.

- И тогда мы их пристрелим, как собак! – выпалил я.

- И тогда мы будем продолжать делать вид, что ничего не знаем, - холодно сказал мистер Стюарт. – Потому что на их месте я бы сначала вел себя осторожно – а вдруг кто-то видел их злодеяния? Так вот, мы будем делать вид, что ничего не знаем, и они расслабятся. У нас осталось мало людей с оружием, а у них хорошее оснащение, и нам нужна внезапность чтобы нанести удар – иначе ничего не выйдет.

Разумно. Если конечно он опять не ошибается.

- Мистер Стюарт, погибло шесть человек. Неужели вам всё равно?

- Не всё равно. Но эмоциями ничего не решишь, только жертв будет больше.

 

Всё во мне бунтовало против такой людоедской логики. Не смотря на моё уважение к мистеру Стюарту и понимание его правоты, я полагал, что должен быть другой путь, я был против принесения человеческих жертв богам стратегии. Только вот я был молод и неопытен, и ровным счетом нихрена не знал о жизни – в этом мистер Стюарт был прав – а потому я не знал, как должен выглядеть этот другой путь, без жертв. Но сильно подозревал, что он тесно связан с умением выстрелить хотя бы пять раз за секунду.

 

Пациент с простреленным запястьем поправился. Собственно, ещё когда док Джонсон после очередной резни с целью вытащить нитки и зашить дырку «начисто», сказал ему, что тот больше не сможет сжимать правую руку в кулак, и пользоваться тремя пальцами, потому что восстановить нервы и сухожилия так и не удалось – он рыдал, каялся и говорил что больше в жизни не возьмет в руки оружия. В ответ док сказал ему, что лучше бы он больше в жизни не прикасался к рюмке. На том и порешили. Удивительно, что может сделать с наглостью и самомнением всего лишь одна дырка от пули сорок пятого калибра. Мужик сразу уверовал в Бога, добро и карму. А док, после того как пациент ушел, сказал, что если бы его покромсать скальпелем ещё пол годика, то может быть и получилось бы восстановить подвижность пальцев.

 

Заключенного по обвинению в убийстве судили – судьёй был мистер Эванс, в качестве прокурора выступил шериф, а адвоката ввиду отсутствия у нас законов, предусмотрено не было. И сколько бы не орал обвиняемый в том, что выстрелил случайно, что был пьян и ничего не помнит, и что убитый достал ствол первым – ему это не помогло; его приговорили к повешенью, дабы другим неповадно было. Жестокие времена – суровые нравы. Это был первый повешенный в Клэптауне. К концу месяца к нему добавилось ещё двое.

 

А потом пришли эти.

Их было восемь, в крепкой военной одежде черного цвета, с хорошим оружием. Я узнал их хотя бы потому что с ними была та женщина, у которой был взгляд как у рыбы и опущенные книзу уголки рта, придающие ей вечно недовольный вид.

Они вошли в город с востока и сразу направились в мэрию. А я, соответственно, тут же доложил об этом мистеру Стюарту, который приказал мне держать язык за зубами и постараться ничем не выдать, что я их знаю. Ещё мне пришло в голову что ополченец с «ремингтоном», в котором не хватало трёх патронов, перед смертью, скорее всего, завалил одного - двух ублюдков, потому что я точно помню что их было то ли девять, то ли десять. Я был не прав насчет него.

Вместе со мной за отрядом бандитов, торчащих у входа в мэрию (они заслали внутрь одного) наблюдал Джонни, с безразличным видом прислонившийся к стене салуна и жующий травинку. С другой стороны улицы сидел Линк Купер и строгал ножом деревяшку.

- даже не думай кому-нибудь ляпнуть, что ты узнал их, - говорил мне мистер Стюарт. – как ты думаешь, что будет если ты это сделаешь? Я тебе скажу: родственники убитых будут требовать мести. В итоге будет гора трупов с нашей стороны, потому что неорганизованная толпа с вилами и факелами для хорошо вооруженных и организованных людей – это мясо для мясорубки. И виноват в этом будет твой болтливый язык.

Но, раз болтать нельзя, то можно послушать. Я пересёк улицу и сказал:

- Мистер Купер, можно попросить об одолжении?

- Чего тебе, пацан?

- Я хочу залезть на карниз второго этажа, где кабинет мэра, и послушать о чем там мистер Эванс говорит с этими странными чужаками. Мне нужно, чтобы меня кто-нибудь подсадил.

Куперу и самому было любопытно, а потому он помог мне влезть на карниз. Окно было приоткрыто и прислушавшись, я смог услышать разговор, точнее его часть.

- … Мне нужно подумать, - сказал мистер Эванс.

- Подумайте. Предложение хорошее, грех отказываться.

- Мне оно не по нутру, мистер ЛиРой. Клэптаун не потянет вашу цену.

- Мы можем договориться, - мистер ЛиРой говорил вкрадчивым голосом, от которого у меня было нехорошее ощущение в желудке.

- Например?

- Скинуть часть цены – если нам не придётся платить за кров, еду, выпивку и отдых. В конце концов мои парни будут рисковать жизнью, патрулируя эти земли и отстреливая бандитов до того как те посмеют вас побеспокоить.

- Но у нас уже есть шериф для этого.

- Давайте посмотрим правде в глаза: он не справляется. Вам нужны профессионалы. Профессионализм стоит денег. Это было всегда, и до кризиса, и сейчас. Так что, если хотите подумать – думайте, но не долго – здесь вокруг полно городков, где могут потребоваться наши услуги.

Послышались шаги и звук закрывающейся двери.

Я слез с карниза.

- Ну что там? – спросил Купер.

- Это наёмники. Предлагают за разумную плату решить наши проблемы с бандитами.

- А что мэр?

- сказал, что подумает.

Если бы я знал, что после этого разговора Купер закатит скандал сначала мэру а потом шерифу, и в итоге его закроют в тюрьму, чтобы не буянил – я бы, наверное, выразился более обтекаемо.

Итак, бандиты оккупировали гостиницу, а я, пылая от негодования, отправился на стрельбище. Сегодня у меня было желание представить на месте мистера Штопаного все эти паскудные рожи из банды убийц одну за другой, и нафаршировать их пулями.

В этот раз со мной не было Джонни – он остался у салуна, наблюдать за обстановкой, и не было Джинни, она помогала по кухне мисс Барфилд – посетителей было много.

Я поднял с земли маленький камешек, поглядел на старое жестяное ведро, в которое надлежит его бросить, затем на Штопаного. Потом вздохнул. И бросил камешек.

Я выхватил револьвер, в груди пылал пожар злости и жажда воздать по заслугам кучке подонков, решивших подмять под себя Клэптаун. Ну и что, что это не мой родной город. Может быть, тут живут не идеальные люди. Пусть даже тут многие меня не любят и не воспринимают всерьёз. Они не заслужили того, чтобы гнуть спину на убийц – никто не заслуживает этого. Никто!

Четвертый выстрел слился с дребезжащим звоном ведра, в которое упал камешек. Когда дым рассеялся, Мистер Штопаный оказался лежащим на земле практически разорванный пополам четырьмя пулями, попавшими в середину корпуса.

Четыре выстрела! За секунду!

Моя душа из тучи гнева вознеслась к солнечному ликованию. У меня получилось! Я теперь знал, что это возможно, что я могу – а, значит, я смогу повторить это перед Джонни, и возможно он научит меня ещё чему-нибудь.

 

За Линком Купером закрылась дверь тюремной камеры, а мэр Эванс согласился на условия мистера Кларенса ЛиРоя, предводителя этой банды наёмников. Выглядел сей презренный тип угрожающе – туго обтянутый загорелой и обветренной кожей череп, черные волосы, усы, прищуренные черные глаза, в которые страшно заглянуть. На одной руке у него не хватало кончика пальца. В общем, я старался избегать его общества, и когда он заходил в салун, я под любым предлогом уходил из зала.

Город затих как перед бурей. Даже распоясавшиеся было после гибели ополчения заезжие буяны вели себя, как шелковые при виде наёмников в их черных одеждах и с современным оружием. Наёмники тоже вели себя прилично, никого не задирали, просто ходили вокруг и настороженно глядели по сторонам. То есть это я знал, что они глядели настороженно, другим казалось, что те ищут до кого бы докопаться.

Долго так продолжаться не могло, и день, когда придётся решать, браться за револьвер, или покориться, и расписаться в собственном бессилии противостоять злу даже имея оружие, приближался.

Джонни был удовлетворён моими успехами в стрельбе, но занятия пришлось перенести дальше от города – чтобы бандиты не слышали. Теперь я учился быстро переводить ствол с цели на цель лёгкими кистевыми движениями, а так же «жонглировать» револьвером, вращая его спусковой скобой на пальце вперед, назад, в бок и так далее. Мне казалось, что это бесполезный выпендрёж, однако Джонни показал, как взвести курок, используя инерцию вращающегося на пальце револьвера – и я был вынужден признать, что это упражнение имеет и практическую пользу – помимо развития ловкости.

- Джонни, скоро эти люди ощутят себя в безопасности, - сказал я. – И тогда мы их убьём.

- Ты собираешься стрелять им в спину?

- Я что, дурак – выходить в лоб восьми хорошовооруженным бандитам?! Даже умей я выстрелить шесть раз за секунду, у меня шесть патронов в барабане, а не восемь.

Джонни цыкнул сквозь зубы и покачал головой:

- Ты знаешь, может быть, конечно это и миф, но револьвер – оружие тех давних, более благородных времён, когда стрелять в спину считалось недостойным.

Я опешил.

- Ты, должно быть, шутишь, - севшим голосом сказал я. – Как ты ещё жив с таким отношением к жизни?

- Я быстро стреляю, - ухмыльнулся Джонни. – И это даёт мне возможность отстаивать свои идеалы перед людьми, которые относятся к ним с агрессивным скепсисом.

- Тогда почему ты не перестрелял этих бандитов? Ты ведь можешь.

– Это не мой город, - пожал плечами Джонни.-  Это не мои проблемы.

- Значит, я могу не рассчитывать на то, что ты поможешь мне выкинуть этих мразей из города?

- Почему же? Если ты хочешь сделать это правильно – я только за.

- Но ведь ты же сказал что это не твой город и не твои проблемы, - недоуменно сказал я. Он меня запутал. Почему у взрослых всё всегда так сложно? Они говорят противоречивые вещи и сами этого не понимают, а потом ещё что-то говорят про логику.

- Я хочу, чтобы ты всё сделал правильно, - повторил Джонни. – Я научил тебя стрелять, но этого мало. Ты должен знать разницу между ганфайтером, человеком более справедливых времен, и ганслингером – убийцей вне закона. Ты ведь не хочешь быть таким как они? – он кивнул в сторону Клэптауна, имея ввиду бандитов. Я покачал головой. – Тогда тебе придётся усвоить, что револьвер – это инструмент. С его помощью ты можешь развлекать людей на ярмарках, крутя его на пальце или молниеносно расстреливая холостыми патронами воздушные шарики. Но он может быть и лекарством от болезней общества – подлости, жадности, лицемерия, жестокости…

Что-то я не понял.

- А может быть и просто инструментом убийства и террора. Всё зависит от того, что за человек берёт в руки револьвер. Вот ты, например, помогал доку Джонсону штопать дырки от пуль. Это очень хорошее и достойное дело. Или, ты хочешь вернуть в этот город свободу, убив плохих парней. Подчеркну: не отомстив им, а покарав их. Поставив точку в их кровавом пути. Это тоже достойное дело. Я не стал бы учить искусству ганфайтера человека, который был бы недостоин.

Я против воли заулыбался. Потом сказал:

- И всё-таки, вызывать на дуэль кучу бандитов с автоматами как-то неразумно.

- Ты не так всё понял. Вызывать следует их предводителя. В конечном счете это вопрос уважения – если он проигнорирует вызов, или прикажет своим людям пристрелить тебя – его не будут уважать. Так что он согласится. А вот для того чтобы всё было по честному и все остальные тебя не тревожили – нужно чтобы кто-то прикрывал тебе спину. Но ты не бери в голову – тебе рановато ещё стреляться с бандюганами вроде этого Кларенса ЛиРоя. У тебя нет опыта, у него он есть - а это в твоем случае фатально. Так что с ним разделаюсь я, а ты – прикрывай спину.

 

- Ну, как там у вас с Джинни? – заговорщицки спросила мисс Джоан, когда я орудовал щёткой, пытаясь отмыть от жира кастрюлю. Собственно, Джинни, наверное, уже видела второй или третий сон, а я был вынужден зевать и драить.

- В смысле?

- Ну, я слышала, вы помирились.

Чертовы сплетницы. Впрочем, может быть, Джинни ей сама рассказала.

- А-га, - пробурчал я, скребя кастрюлю. Я прекрасно знаю, о чем она. Но я как-то не в настроении трепаться о свиданиях и прочей чуши, когда у нас в городе такие охрененные проблемы. Хотя откуда мисс Джоан об этом знать?

Она сделала ещё несколько попыток меня разговорить, но безуспешно. Похоже, фабрика слухов останется без топлива.

Покончив с посудой, я отправился спать, но заснуть не мог. В голове была сплошная каша, я не знал, кому верить. Мистер Стюарт говорил дело, но цена этого дела измерялась человеческими жизнями. Позиция Джонни была… не то идеалистична, не то эгоистична, не то просто на всю голову пришибленная. Я понимал мистера Эванса – у него просто не было выбора кроме как согласиться на условия мистера ЛиРоя – потому что он отвечал за жизнь всех в Клэптауне. Но разве это жизнь…

 

- Кажется, док Джонсон сильно изменился в последнее время, - сказал шериф за завтраком.

- Да, я тоже заметил, - сказал мистер Эванс. - У меня от его шуточек мороз по коже…

Я обратил внимание, что доктор Джонсон на завтрак не явился, и его место пусто. Мистер Стюарт на это никак не отреагировал, но мне было интересно. И я отправился в клинику.

- Ты на приём, мальчик? – спросила меня светловолосая девушка, в белом халате, кажется её звали Лив. Она была сестрой Джоан, но так как они уже давно друг с другом не разговаривали, и учитывая, что Лив жила в северной части города, куда я не заглядывал, мы, практически, не были знакомы. Похоже, она теперь медсестра.

- Нет, я хочу увидеть дока Джонсона.

- Доктор совершает обход.

- Мне то что? Я ему помогаю, когда он дырки от пуль штопает.

Лив замерла приоткрыв рот, а я прошел в глубину клиники. «Обход». Слишком важное слово для такой маленькой клиники – в ней было всего десять палат и несколько служебных помещений.

Док Джонсон обнаружился в лаборатории. Честно говоря, за зиму он неплохо её укомплектовал, заказывая каравану различные пробирки-мензурки, микроскоп и всякую медицинскую дребедень. В лаборатории пахло какой-то жуткой химией, а из фарфоровой чашки над спиртовкой выпаривалась какая-то дрянь. Чашка была накрыта колпаком с трубой, уходящей в форточку.

- Доброе утро, док. Только не говорите, что у нас в школе будут уроки химии.

- Не будет, - отрезал док. – Я тут случайно понял одну вещь. Мёртвым врач не нужен.

Логично.

- … А если я и дальше буду продолжать обращаться в пустоту за лекарствами, Клэптауну потребуется патологоанатом, - продолжил он. – Ты знаешь, что это такое?

Он показал на чашку. Я покачал головой.

- Если я всё сделал правильно - а я, в конце концов, доктор медицины - это натриевая соль пенициллина, и каждый грамм этой горькой гадости в этом мире - на вес золота. Пока что это очень дерьмовый, плохо очищенный антибиотик. У меня нет аппаратуры, нет нужных химических веществ, и очень не хватает знаний для более эффективного производства. Но и то, что мне уже удалось получить, возможно, сможет спасти чью-то жизнь.

Голос доктора Джонсона был усталым и мрачным, в нём не было торжества или гордости. И всё же…

Док делает очень нужное, хорошее и достойное дело. А меня всё влечёт в клинику, к запаху медикаментов и ощущению сопричастности к чуду спасения жизни. Хотя, положа руку на сердце, по-моему, мы ещё никого от смерти не спасали. Но ощущение всё равно было, и оно было настоящим. И пусть я ничего не знаю о медицине, ничто не мешает мне научиться.

- Док, а зачем Лив сидит в приёмной?

- Пациентов становится больше, и у меня нет времени заниматься рутиной, поэтому я попросил у мэра кого-нибудь, кто может справиться с несложной работой по уборке клиники и подготовке операционной. А в свободное время, используя инструкцию, которую я составил, и то немногое, что осталось от аптечки – осуществлять приём идиотов, которые по причине скудоумия либо нанесли себе травму, либо чем-то отравились, либо страдают от похмельного синдрома, либо ещё что-нибудь в том же духе. Моё вмешательство в таких случаях требуется редко.

Шериф и мэр были правы, док сильно изменился.

- А я могу научиться чему-нибудь? – спросил я.

- Это чему, например?

- Резне, например.

Док расхохотался. А я всего лишь употребил его выражение, обычно звучащее вместо фразы «штопать дырки».

- Сынок, ты мне день сделал, - простонал он сквозь смех. – Вот что я тебе скажу, без пары месяцев практики в швейном цехе, я тебя к накладыванию прошивной лигатуры и на пушечный выстрел не подпущу. Одно дело – подавать крючки[4] и корцанг[5] – совсем другое – самостоятельно дырки штопать.

- Да уж, наверное. Я же вам нужен для компании, верно?

- Ага, - док поморщился. – Не хотел бы я остаться один на один с операцией. Да и не делают их в одиночку. Я всё молюсь чтобы никто не схватил пулю в живот – а ты знай, что хуже, чем копаться в чьем-нибудь животе, наверное, ничего нет. Я не смогу спасти этого раненого, даже если мне привезут весь список медикаментов, которые я уже год пытаюсь получить.

Мне пришло в голову, что антибиотики в наше время действительно на вес золота. Если это так, тогда ясно, почему Боб задавал столько вопросов про дока.

- Док, а ведь у «маленькой сестры» должны быть ресурсы, химикаты и всё прочее для изготовления антибиотиков так чтобы всем хватило. Вы не думали отправиться к ним?

- Думал, - док вытер лоб и поглядел на часы, затем на чашку с раствором под вентилирующим колпаком. – Это было бы благо для всех, кроме Клэптауна, который лишится врача. Так что, наверное, я просто составлю список того, что нужно для производства, опишу процесс приготовления и отдам «маленькой сестре» - пусть делают.

- Клэптаун много должен «маленькой сестре». Мистер Стюарт ей не доверяет. Почему вы не думаете о том, чтобы расплатиться с долгом Клэптауна, поставляя пенициллин по цене золота?

- Что бы кто-то в другом городе попал в вечную кабалу, расплачиваясь за него караванщикам? Ты за какую сволочь меня держишь, сынок?

- Но ведь если рецепт достанется им бесплатно, ничто не помешает им драть за продукт втридорога.

То, что тот, у кого есть дефицитный, но жизненно важный товар, правит миром – я уже усвоил.

- Если бы «маленькая сестра» была на это способна, с нас бы уже драли три шкуры – за топливо и за спирт. Ты в курсе, что мне его приходится перегонять, и что у меня уходит порядка восьми галлонов «валюты» в месяц только на хранение перевязочного материала?

Я был в курсе – по накладным, которые я заполнял для мистера Стюарта.

- Без них здесь не было бы жизни, - сказал док. – «маленькая сестра» спасла жизнь в этом и многих других городках. Я не верю, что они способны на такие подлости, о которых ты говоришь.

Логично.

- А как вы относитесь к тому, что Клэптаун отныне защищают наёмники? – осторожно задал следующий вопрос я.

- Это подонки, - бросил док. – От них за версту веет кровью. Мне противна мысль, что если кого-нибудь из них подстрелят, мне придётся его резать.

… и штопать.

- А ещё у них полно оружия и никто не сможет сказать им «нет», - продолжал док. – Так что это сейчас люди вздыхают с облегчением, потому что им кажется, что в городе стало спокойно. Когда они поймут, что теперь они фактически рабы – деваться будет некуда, а противопоставить этим мразям у нас нечего. Но я больше опасаюсь того, что когда придёт караван, начнется конфликт, ибо Боливар не выдержит двоих – одному придётся уйти. Если мы потеряем поддержку «маленькой сестры» - мы потеряем всё. А я сомневаюсь что караванщики одолеют наёмников.

Ценное мнение. Ресурсов Клэптауна не хватит, чтобы платить и «маленькой сестре» и бандитам. Значит с этой бандой надо покончить до появления каравана – иначе возникнут проблемы связанные с договорённостью мистера Эванса и Боба о том, что в городе должен быть порядок.

Свинцовый день приближался.

- Кстати, вы сегодня завтракали?

- А?
… Так я опять оказался на кухне у Джоан, чтобы взять завтрак для дока Джонсона, сославшись на то, что он слишком занят делами и не может позавтракать в салуне. Пищевые контейнеры мне снаряжала Джинни, и, судя по выражению её лица, она была реально готова убить того, кто внёс предложение отправить её на кухню.

 

В оружии бандитов я не разбирался, однако мистер Стюарт с первого взгляда оценил каждый ствол и выдал резюме – целую гору характеристик, из которых я понял лишь то, что у них не армейское, а полицейское вооружение – пистолеты-пулемёты под девятимиллиметровый патрон. Если патроны они брали там же где и оружие, то скорее всего у них полуоболочечные пули с экспансивной полостью. Пришлось спросить что это значит – ну я и нарвался на получасовую лекцию о типах пуль. Если в двух словах – попадись доку Джонсону раненый такой пулей, я бы не позавидовал им обоим, потому что раненый орал бы как резаный от боли, хотя скорее всего просто вырубился бы от шока; а док задолбался бы вытаскивать из него осколки пули, уже не говоря о том, что рана от неё ну очень тяжелая, и если стреляли не в упор из длинноствольной пушки, то ещё и слепая. В противном случае пациент не жилец. Положительная сторона дела в том, что в отличие от армейского боеприпаса, отлично прошибающего навылет и человека и то что на него напялено, экспансивная пуля так не может.

Ещё пару дней бандиты ходили по городу осторожно. Однако приближалось воскресенье, когда у нас обычно устраивался день отдыха, и у меня было предположение, что если что и случится, то в воскресенье. Причин такого предположения было несколько – тут и соблазн повеселиться, и близкое прибытие каравана, и тот факт, что обычно ни одна вечеринка не проходит без драки.

И я решил поделиться планом с Джинни. Она очень внимательно меня слушала, а когда я закончил, спросила:

- Почему ты мне ничего не говорил раньше?

- Мистер Стюарт сказал, чтобы я держал язык за зубами – потому что иначе родственники убитых полезут мстить и их перестреляют, вместе со всеми кто вздумает к ним присоединиться.

- То есть он собирается что-то по этому поводу предпринять?

- Нет, он будет сидеть и ждать пока что-нибудь произойдет, - вздохнул я. – Он не возьмется за оружие, если только не будет другого выбора. А выбора я ему не дам. Хватит с меня всего этого!

Джинни выжидающе смотрела на меня своими огромными красивыми глазами.

- Я собираюсь освободить Линка из тюрьмы, - сказал я. – После этого Джонни бросит вызов ЛиРою, и мы с Линком возьмем себе по парочке головорезов. Там и тебе останется.

У двадцать второго калибра бронебойные качества годятся только для охоты на кроликов, но если умеешь целиться – большая пушка не нужна. Тем более что касок на головах бандитов я что-то не заметил.

- Если я ещё не разучилась считать, это пятеро. Ещё троих куда денешь?

- Вряд ли они будут всюду ходить кучей. К тому же я надеюсь, что когда начнется заваруха, мистер Стюарт нам поможет. Возможно и шериф тоже.

 

Второй раз я обсуждал план с Джонни. Джонни улыбался, но ничего не сказал, лишь внимательно выслушал мой пересказ того, что сказал об оружии бандитов мистер Стюарт, и одобрительно кивнул, когда я сообщил, что Джинни тоже в деле. Теперь следовало решить, как освободить Линка Купера. В принципе, учитывая, что он сидел в камере бывшего полицейского участка, а кроме шерифа его охранять было некому, дело представлялось мне совсем простым. Однако Джонни считал иначе.

И оказался прав – мы изображали праздношатающихся где-то пару часов чтобы разведать как там обстоят дела, и обнаружили что кроме шерифа тюрьму охраняет один из бандитов. Джонни сказал, что разберётся с ним, когда шериф уйдёт на праздник – а он всегда присутствовал на веселье.

 

В воскресенье утром у меня скрутило живот. Я словно оказался перед огромным ликом Катастрофы, которая спросила меня «Что ты делаешь?» Мы все можем погибнуть. Но мы можем и победить. Готов ли я к тому, что получу пулю? Готов ли я к тому, что пулю получит Джинни? Линк? Джонни?

Я завернулся поплотнее в одеяло и свернулся калачиком. В принципе, всё было решено, но мне нужна была уверенность.

Я делал это, потому что мир взрослых чудовищно противоречив. Он склонен к компромиссам. Он не видит разницы между хорошим и плохим. В конечном итоге, именно он уничтожил моё детство, вынудив забыть лица своих родителей, тепло родного дома, свет родного мира. Этот жестокий, взрослый мир.

Но я ничего не мог изменить даже если бы захотел – тогда. Теперь, у меня было оружие, инструмент, с помощью которого я должен отстаивать свои идеалы, и если я не смогу нажать на спуск – значит, эти идеалы не стоят и выеденного яйца.

Я собирался отстаивать право людей Клэптауна, право всех людей в мире – на свободу. Я собирался отстаивать право доктора Джонсона лечить людей – и делать пенициллин доступным для всех, а не только для тех, кому есть чем платить. Я собирался отстаивать право Джинни выбирать, где и с кем ей работать. Я собирался отстаивать право мистера Стюарта сказать «прощай» оружию раз и навсегда. Право мисс Уотерс нести чепуху на уроках.

Боль прошла, и я принялся одеваться. Старые, но ещё прочные джинсы, тщательно выстиранная клетчатая рубаха. Моё старое, сделанное из шерстяного одеяла пончо. Крепкие ботинки. Набедренная кобура на ремне. Револьвер – вычищенный и смазанный. Заряженный.

Из зеркала на меня поглядел худой и бледный после зимы пацан с прищуренными зелёными глазами и непослушной гривой каштановых волос.

Пора.

 

Джонни уже сидел в салуне, облаченный в пыльник поверх его кожаной куртки. Он пил мятный чай и пялился в окно. Заметив меня, он допил чай и вышел – он будет ждать у офиса шерифа на Восточной улице пока шериф не уйдёт на площадь. Из кухни выглянула Джинни, и тут же скрылась – она заляжет с винтовкой где-нибудь на крыше, и будет ждать удобного момента.

Клэптаун был красив этим днём – по улицам шли наряженные люди, радующиеся окончанию недели, в течение которой они вкалывали как шахтёры времен угольных электростанций и были столь же грязными порой; мистер Стюарт командовал молодёжью, разворачивая на площади лотки, на которых чуть позже появится выпечка и самодельные сладости для детей. Были здесь и самодельные аттракционы, и даже настоящий лазерный тир. Площадь представляла собой участок дороги, объединенный с пространством, высвобожденным после сноса бензоколонок заправки, она была небольшой, но нам хватало.

А на козырьке заправки, где когда-то было написано «Семь Сестёр», нынче красовалась надпись «Маленькая Сестра». Символично, ибо на заправке хранится биодизель для генератора.

Я буквально кожей впитывал всю эту красоту. Шел и улыбался, глядел на синее небо с белыми облаками, на покрытые пятнами ржавчины крыши – те которые не были покрыты кирпично-красной черепицей. На пламенеющие окна и белые стены. На цветущие лужайки возле домов – когда-то там были подстриженные газоны, а теперь - цветники.

На миг мне показалось, что мир ничуть не изменился. Но лишь на миг, потому что на бедре у меня висел тяжелый револьвер, а впереди предстояло одно очень важное и нужное дело.

Джонни обнаружился в тени ограды, проходящей по периметру бывшего полицейского участка, ныне именующегося офисом шерифа, которого я видел по дороге идущим на площадь. Мы выждали для порядка с десяток минут, и только потом пошли в офис, внаглую.

Джонни зарядил кулаком по физиономии бандита, который тут же закрылся руками, чтобы прийти в себя – но Джонни врезал ему пару раз в живот, от чего тот согнулся, и наконец, после удара рукояткой непонятно как возникшего в руке револьвера по черепу, негодяй отрубился окончательно.

Я меж тем всем весом нажал на рычаг, дверь клетки, где сидел Линк, разблокировалась и отъехала в сторону. Линк тоже довольно сильно удивился, но мы быстро ввели его в курс дела. Попутно выяснился интересный момент – оказывается, до кризиса Линк был федеральным маршалом. Дав пару раз ногой по роже бандита, он забрал его оружие и запер бесчувственное тело в клетку, где сидел сам, а на недоуменные взгляды пояснил, что этот мерзавец его успел довольно сильно достать.

Джонни предупредил Линка, чтобы тот не смел устраивать стрельбу до начала заварушки. Жители Клэптауна не в курсе того, что те, кого они считают наёмниками – убийцы, а потому если мы нападём на тех, кого они считают своими защитниками, выглядеть, как преступники будем мы, а не они. Но если бандиты облажаются – мы будем тут как тут.

- Ну а если они будут себя примерно вести? – поинтересовался Линк.

- Тогда, очевидно, ты будешь считаться беглецом из-под стражи, а я – преступником, напавшим на офис шерифа, - пожал плечами Джонни. – В любом случае пути назад нет.

- Назад в камеру я не вернусь это точно, - кивнул Линк, закутываясь в видавший виды плащ с большими пластиковыми пуговицами и пряча под ним оружие.

Мы разделились и направились на площадь, где и должно было начаться самое интересное. Правда пока что праздник только разгорался, и было ясно, что до обеда тут даже заурядного мордобоя не будет. Следовало набраться терпения. Выждать момент.

 

Я обратил внимание на то, что наёмница (которую, судя по слухам, звали Дарси) торчит возле заправки, а ЛиРой – возле мэрии. Из пятерых оставшихся на площади было только трое. Куда делись оставшиеся – было неизвестно. А между тем это очень плохо – не знать где находятся враги.

- На крышу мэрии погляди, только осторожно, - сказал Джонни, приняв праздношатающийся вид. Я поглядел – на крыше сидел один из двоих отсутствующих. Судя по блеску – у него там была винтовка с оптическим прицелом. Какого черта он делает на крыше? И где второй?

- Кстати, а где Линк? – поинтересовался я. Джонни пожал плечами.

Время тянулось медленно как плавленая патока, меня бросало то в жар, то в холод, и мне до смерти надоело ожидание, хотелось, чтобы случилось хоть что-нибудь.

На празднике жизни появились новые лица – док Джонсон всё таки покинул свою провонявшую химией и медикаментами цитадель, он появился в сопровождении Лив в неизменном белом халате. Они заняли место под навесом с красным крестом на флажке – пункт первой помощи. У дока был с собой чемоданчик с необходимыми на случай ушибов, рассечений и прочих последствий драк медикаментами.

После обеда, когда чаша пунша на столе для угощений опустела, и большинство отдыхающих переместилась на площадку для танцев, где флейта, гитара и скрипка рождали простую и очень весёлую мелодию.

- хорошо играют, - бросил Джонни и мечтательно улыбнулся. Мы с Джонни сидели на лавочке возле навеса дока Джонсона и делали вид, что наслаждаемся воскресным днём. Я-то действительно наслаждался, потому что с южной части города временами доносилось заунывное пение – это в молельном доме (ибо церкви у нас не было) кликуши затянули свои обычные псалмы.

– Эх, было время, когда я выходил на трассу с рюкзаком и гитарой – и все дороги для меня были открыты. От фестиваля к фестивалю, где веселье, музыка, девчонки…

Это услышала Лив и чему-то улыбнулась.

- А почему я ни разу не слышал, чтобы ты играл? – спросил я. – В салуне есть гитара, шериф иногда даже дерёт на ней струны.

- Ага, я слышал, - ухмыльнулся Джонни. – Он нихрена не понимает в кантри.

- Ага, а ты будто понимаешь! И что же такое по-твоему кантри?

- Если вкратце – три аккорда и немножко честности. Аккорды он знает, но что до остального – лучше бы он рэп читал.

Лив прыснула в ладошку. Джонни искоса на неё взглянул и улыбнулся. Я слегка пнул его краем ботинка под лавкой – мы тут делом заняты, а он на медсестру засматривается.

- Так всё же, почему я не слышал, чтобы ты играл на гитаре?

Джонни слегка приуныл.

- Потому что Виенна сказала, чтобы я больше никогда не играл на гитаре снова.

- А это кто?

Джонни отмахнулся:

- Не важно.

- А я бы послушал. Люблю разные истории, - раздался чуть насмешливый голос откуда-то сбоку. Я, Джонни, Лив и док Джонсон как по команде повернулись, чтобы поглядеть на его обладателя. Это был Клэренс ЛиРой. Он стоял, прислонившись спиной к фонарному столбу, и курил изогнутую трубку. Воцарилось молчание.

- Ну, что ж, раз не хотите рассказывать историй, тогда я расскажу одну, - ЛиРой зажал большим пальцем чашечку трубки и, втянув щёки, впился в чубук. Из его ноздрей повалил дым, и он насмешливо продолжил. - Однажды в замок, где был заперт отважный рыцарь, вошли, мужчина и мальчик. Они освободили рыцаря, но будучи чистоплюями, не стали убивать охранника. А зря. Потому что, когда друзья охранника делали обход, его нашли запертым в тюремной камере замка. Видите, какая неприятная сложилась в этом замке ситуация, - он встал напротив нас и поглядел на меня, затем на Джонни. – Все охранники замка ищут отважного рыцаря. А шериф этого замка просто в бешенстве.

- О чем он говорит? – чуть испуганно спросила Лив.

- Он рассказывает сказку, - небрежно бросил доктор Джонсон. – А сказки обычно заканчиваются хорошо.

- Это больше похоже на притчу, - сказал ЛиРой. – А притча, как известно, учит людей, как можно поступать, и как поступать нельзя. Эта притча повествует о последнем. Нельзя вламываться в офис шерифа, избивать защитника, нанятого городом, чтобы ловить преступников, и оставаться безнаказанным.

Его пальцы постучали по стволу пистолета-пулемёта, висящего на плече.

- У этой притчи есть и другая мораль, - сказал Джонни.

- Не сомневаюсь. Всегда есть две правды, однако истина в том, - ЛиРой перестал улыбаться. – Что я всегда выполняю работу, за которую мне платят.

Тут я не выдержал.

- И кто же вам заплатил за убийство кучи ни в чем не повинных коров, и шести человек на том же пастбище, мистер ЛиРой?

Казалось, воздух застыл. Но мне было мало. Я встал и продолжил.

- Не знаю, что вы зовёте правдой, но истина в том, что вы убийца!

- Тем хуже для тебя, мальчик, - вкрадчиво сказал ЛиРой. – Кажется, сейчас здесь произойдёт небольшой инцидент из разряда тех, от которых я обязан беречь этот праздник.

- Довольно! – резко сказал Джонни. Он поднялся с лавки, ЛиРой напрягся. – Клэренс ЛиРой, я вызываю тебя!

Его голос прозвучал неожиданно громко в наступившей тишине – музыка на танцполе кончилась.

- Кажется, здесь кто-то заигрался в дикий запад, - бросил ЛиРой, наставляя на Джонни автомат. – Наверное, ты романтик.

Раздалась короткая очередь и визг Лив, зажавшей рот ладонью.

В следующий момент произошло столько всего, что я осознал это лишь позже.

Джонни, получив в грудь порцию пуль, отлетел назад и упал на спину – одновременно где-то наверху раздался вопль, и с крыши мэрии рухнуло тело. Одной рукой я отбросил на плечо передний край пончо, а второй  выхватил револьвер, налету взводя курок. ЛиРой разворачивал ствол своего оружия ко мне, но медленно. К нам бежали люди в черном, а Дарси, стоящая у заправки, зачем-то достала из сумки… связку динамитных шашек.

Левая ладонь упала на курок и три выстрела слились в один; они отбросили ЛиРоя назад, и он упал. Затем я развернул ствол в сторону ближайшего бандита – с крыши ударило несколько коротких очередей, а Дарси внезапно превратилась шар огня и дыма. По ушам ударил звук взрыва. Тут же раздались вопли ужаса с танцевальной площадки.

Я разрядил револьвер в ближайшего бандита и сиганул за скамейку, чтобы перезарядиться.

Остался ещё один, который, осознав, что находится в меньшинстве, бросился бежать. Но, раздался винтовочный выстрел, и он, споткнувшись, упал навзничь – а я, глянув в сторону, откуда стреляли, увидел мистера Стюарта с «винчестером» в руках.

Неужели всё? Пальцы машинально работали экстрактором, на землю сыпались гильзы. Сжав горсточку патронов в кулак правой, и вращая барабан левой, я большим пальцем ловко загонял в него патроны, а когда все каморы были заполнены, закрыл дверцу и крутанул барабан чтобы проверить, нет ли заклинивания.

- Я, может быть, и романтик, - послышался голос, и Джонни, пошатываясь, поднялся на ноги. – Но бронежилет надеть не забыл, я ведь не идиот, и знаю, что у тебя экспансивные пули, которые не могут пробить дублёную кожу с железными вставками.

- Ты просто возродил мою веру в людей, - послышался голос ЛиРоя, который тоже поднялся на ноги. – Такой же лицемер, как и все.

На ноги поднялось ещё два бандита. С балкона второго этажа мэрии выглядывал мистер Эванс, и физиономия у него была крайне озабоченная.

На Западной улице стоял мистер Стюарт с винчестером, и он как раз передёрнул скобу, досылая следующий патрон в ствол.

На крыше мэрии торчал Линк, вооруженный автоматом, и целился вниз.

- Вы в меньшинстве, - заметил Джонни.

Но ЛиРой лишь покосился на дымящееся кровавое пятно у заправки:

- Дарси.

В одном коротком слове было и раздражение, и грусть, и разочарование.

- Ты хотел дуэли, ковбой? – сказал он после паузы. – Ты её получишь. Если дашь моим людям уйти.

- Это не мне решать.

- Вы убили шестерых.

- Ты ещё за коров должен остался.

- Так что, вызов в силе?

Пока они пререкались, я подумал – ЛиРой что-то говорил о том, что они выпустили из клетки оглушенного нами. На площади были: сам ЛиРой, взорвавшаяся Дарси, бандит с винтовкой, которого скинул с крыши Линк, двое в бронежилетах – одного опрокинул выстрелами я, что случилось со вторым  – я не знал; и ещё один – убитый мистером Стюартом. Это шестеро. Где ещё двое?

- В силе. Эй, пацан, - Джонни усмехнулся. – Кинешь камешек, а?

 

Они стояли в тридцати шагах друг от друга – а по обе стороны от них молчал весь город. Я видел перекошенную и покрытую каплями пота физиономию шерифа Макдональда. Я видел бледное лицо мэра. Док Джонсон невозмутимо ожидал исхода схватки, женщины с румянцем на щеках затаили дыхание. Мистер Стюарт с винчестером подмышкой теребил свои седеющие усы. Мистер Старрет и сыновья выглядели ошарашенными, миссис Старрет закрывала ладонью глаза Пегги. Мисс Уотерс отвернулась. Линк держал на прицеле у стены двоих разоруженных бандитов.

Они смотрели друг другу в глаза – бандит, одетый в черное, и ганфайтер с двумя револьверами в набедренных кобурах.

А я держал в руках половинку кирпича и думал, что по какой-то причине, ничто не идёт согласно плану. Но если хорошо стреляешь – это не важно.

Кирпич с глухим звоном ударился о металлическую урну возле мэрии.

И одновременно стрелки неуловимо быстро достали оружие. Словно гром грянули выстрелы – и на миг всё замерло: Джонни, отклонившийся назад, с отведенным за спину локтем и дымящимся стволом револьвера над краем кобуры – и ЛиРой с огромным хромированным револьвером в руке.

Затем ЛиРой упал на землю лицом вниз.

 

Наверное, эта история не была бы полной без небольшого послесловия, о том, что случилось дальше, и приоткрыть завесу тайны над некоторыми вещами, произошедшими в тот день. Например, Дарси погибла, потому что Джинни, прятавшаяся на крыше гостиницы, точным выстрелом попала прямо в связку динамитных шашек. Двадцать второй калибр, конечно, годится только для охоты на сусликов, но динамиту это было как-то пофиг и он радостно рванул. Второй выстрел попал в ногу одному из бегущих ко мне бандитов и тот упал, а затем получил пару пуль в тушу от Линка, стреляющего сверху.

Бандит, которого избил Джонни в офисе шерифа и ещё один, которого не было на площади, исчезли. Вместе с ними исчезла пара лошадей, так что вывод о том, что они сбежали, напрашивался сам собой.

Первое, что сделал Линк после того, как всё закончилось – это от души съездил по морде шерифу Макдональду, а тот потел и трясся как желе. К концу следующей недели пришел караван, и Боб, выслушав рассказ об этих событиях, спросил у мистера Макдональда:

- Разве в обязанности шерифа не входит отстрел бандитов и охрана порядка?

- Входит, - пробурчал тот. Боб протянул руку и, отцепив звезду с его жилетки, сказал:

- Кажется, городу нужен другой шериф.

Им в итоге стал Линк. Думаю, что с его назначением всякая гопота в Клэптауне будет бояться даже вздохнуть без разрешения.

А новым мэром в итоге стал мистер Старрет - после отчаянных, но бесплодных уговоров Бобом мистера Стюарта, который снова повесил винчестер на стену и отказался комментировать своё участие в перестрелке. Впрочем, он согласился стать судьёй, а салун оставил Джоанне.

Людей ЛиРоя приговорили к повешенью за убийство шести человек и участие в банде. Допросы, а так же бумаги мистера Эванса, изученные мистером Стюартом, показали, что ЛиРой работал на кого-то крупного. Кого-то, к кому должны были послать гонца после того, как «маленькая сестра» сойдет со сцены, и кто пришлёт свой караван за провизией и всем тем, что мог дать Клэптаун. Значит, есть и другая сила в нашем разрушенном мире, сила, у которой есть люди, автоматическое оружие и полное отсутствие совести.

А мы…

Мы покидаем город. Мы – это Джонни, который решил, что раз его рёбра выдержали пяток экспансивных пуль, так и не пробивших его куртку, но нанесших сильнейший удар, то он готов продолжить путь. Это док Джонсон, которого Боб всё же убедил, что делать антибиотики на базе «маленькой сестры» лучше, чем в такой дыре как Клэптаун – ну, а поскольку городу нужен врач, караван привезёт его. В конце концов, у них там, в «маленькой сестре», оказывается, есть что-то на подобии университета, где готовятся дефицитные кадры, и пусть они пока ещё неопытны – жизнь будет куда лучшим учителем,– Эх, было время, когда я выходил на трассу с рюкзаком и гитарой – и все дороги для меня были открыты. От фестиваля к фестивалю, где веселье, музыка, девчонки… если у них будет хороший наставник. А пока что с делами в клинике неплохо справляется Лив, у неё настоящий талант испытывать сострадание к чужой боли, хотя по ней этого и не скажешь.

А ещё есть Джинни и я.

Что мы вынесли из этих событий?

Мы откусили от яблока с древа познаний такой кусок, что его придётся очень долго жевать, чтобы не подавиться. Что мы знали о жизни до того, как началась вся эта кутерьма с энергетическим кризисом? Мы жили в уютных домах тепла и света под защитой горы законов, кучи полицейских и своих родителей до кучи. Мы знали о войне лишь то, что она где-то там, за океаном, ведётся за права человека и демократию. Мы знали о любви так мало – статус в социальной сети, бездумно бросаемые слова, утратившие своё значение…

- Ну, вот ты и понюхал пороху, пацан, - сказал Джонни. Караван ехал на запад, багровое солнце слепило глаза, и я надвинул на лоб широкополую шляпу. – Что скажешь, это та жизнь, которой ты хотел?

- Нет, - сказал я. – Но зато я понял, кем я хочу быть.

- Я тоже, - подала голос Джинни. – А кем ты хочешь быть?

- Я хочу выучиться в университете «маленькой сестры» и стать врачом. Дырки делать я уже умею – теперь надо научиться их зашивать.

- Слова не мальчика, но мужа, - подал голос док. – Помни, что я говорил про швейный цех.

- А ты? – спросил я у Джинни. – Кем ты хочешь стать?

- Любимой.


[1] Право на оружие

[2] «7 sisters oil», известный намёк на крупнейшие компании-нефтедобытчики.

[3] Имеется ввиду Бенджамин Пирс, «чертова служба в госпитале МЭШ».

[4] Крючки-ранорасширители – без них не обходится практически ни одна операция.

[5] Инструмент для вытаскивания из дырок инородных предметов. Можно вытаскивать пули.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 3. Оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...