Долли очень хотелось положить голову на плаху. Сделать шаг к этому круглому камню, тёмному от потёков крови. Опуститься на колени. Обнять руками его шершавую глыбу и прижаться щекой к  чуть косо срезанной верхушке.

Она так устала…

Долли тряхнула головой, прогоняя ненужные мысли. В Лесу в голову всегда лезло не пойми что, но здесь особенно. Долли знала, что если задержаться тут ещё, то желание положить на плаху голову или хотя бы руку станет неодолимым.

Топора нигде не было, эта плаха никогда не знала топора.

Говорят, когда-то она называлась Плахой Генриха. По имени ходока, нашедшего её и погибшего на глазах напарника. Кровь, давняя кровь, на ней была уже тогда.

По рассказам, когда напарник нагнал Генриха, тот стоял на коленях, положив голову на камень. Мгновение спустя хрустом и всплеском крови голова Генриха отскочила от туловища, как будто её оторвал невидимый гигант, и скатилась в лес, куда-то в ложбину, в чёрный ледяной ручей. Объятый ужасом второй ходок, чьё имя не сохранилось, хотел вынести тело Генриха на руках к опушке, но не донёс – отобрали волки. Ну он говорил, что волки. Он много странного говорил, а время и пересказы делали эти истории ещё страннее.

С тех пор она утратила и имя собственное первой жертвы, и название её стало звучать как слово с маленькой буквы.

Долли облизнула губы. Вообще, следовало пройти дальше как можно быстрее, это были неладные места. Не Лосиный Стол, не к полуночи будь упомянут, но…

Можно было и постоять, тем более что дальше находились почти незнакомые края. Она не была уверена, что выйдет к просеке хоть каким-то путём.

А ей надо было.

Сейчас, подумала она устало. Сейчас пойду.

Так хотелось присесть или, лучше, прилечь. Подложить что-нибудь под голову…

Да знаю я, хмуро подумала Долли. Следующей мыслью опять будет «положить на что-нибудь голову».

Она зло пнула какую-то палку, и, вздохнув, зашагала дальше.

Вообще поход начался плохо. Она бы повернула назад, если бы имела право. Пошла бы домой, или навестила бы Клайда, наконец. Вышла она сразу после заката, так что весь вечер был бы в её распоряжении.

Но. Было непреодолимое, монолитное «но». Были, в конце концов, обязательства. И тем не менее, вечер был плохой. Долли снова видела тех чужих в лесу.

…Она только на полчаса отошла от опушки, когда увидела движение впереди и остановилась. Приникла к стволу, зная, что в темноте они её не увидят. Луна к тому времени ещё только восходила.

Долли знала всех ходоков из городских; кого-то хорошо, кого-то хуже, кого-то только в лицо, как Дарлу. Впрочем, о ней как раз лучше было не думать – ничего это не давало.

А этих она видела второй раз, и они были не из местных. Такое случалось очень редко. Все постоянные ходоки жили в городе. Конечно, те, которые не остались навечно в Лесу.

Хорошо экипированные, четверо неизвестных шли правильно – ромбом со сторонами шагов по тридцать. Крупный мужик в кожаной шляпе с полями, вооружённый прямым клинком, какой южане носят у пояса, шёл первым. Сзади и чуть по сторонам – ещё двое. Девушка, прошедшая ближе всех к Долли, двигалась бесшумно, хотя глядела не под ноги, а по сторонам. У неё были светлые волосы, но из-под чёрного капюшона выбивалась только чёлка. Злое, скульптурной чёткости лицо с тонкими чертами; острый взгляд светлых глаз. Ростом она вряд ли была выше Долли.

Замыкающим был парень в сером. Они прошли тихо, быстро. Знали, куда идут. У Долли не было ни желания, ни времени пересекаться с ними. Она уже взяла лопату, и теперь могла думать только об одном. Ей было ещё идти и идти сквозь холодный Лес, едва подсвеченный поднимавшейся за левым плечом луной.

Она постояла ещё немного и пошла вперёд.

…С тех пор прошло уже несколько часов. Время в Лесу, казалось, никуда и не шло, но приближения утра это не отменяло.

Долли отвлеклась от воспоминаний, огляделась. Не обнаружила ничего хорошего.

Ей не нравился рисунок корней, не нравились штрихи на коре, да и тропинка стала тревожно узкой. Лучше бы её вообще не было. А так кто знает, куда она ведёт. Долли вот не знала, она вообще в этой части леса бывала нечасто. И каждый из немногих раз замечала, что здесь как–то давяще тихо. Деревья – выше. И верхушки их теряются в каком-то пару – не туман вроде и не дымка, а так, зыбь.

Впереди был просвет, и Долли кинулась туда – уж не просека ли.

Нет, поняла она, подходя ближе. Не просека. Просто поляна, окружённая деревьями с облезлой, безжизненно бледной корой.

Она хотела пересечь её напрямик, но посмотрела под ноги. Поляну окружало широкое и редкое кольцо грибов, старых, с трещинами на шляпках, с завёрнутыми краями, которые обнажали пластины, начавшие слипаться в чёрное месиво.

Круг охватывал всю поляну. Что-то он, наверное, значил, проверять Долли точно не намеревалась. Впрочем, может, на поляне лежал какой-нибудь хлам, была и лопата, чтоб попробовать, но вот только, если смотреть не на поляну, а в сторону, то казалось, что на ней кто-то сидит. Это была просто тень и свет, просто рельеф, чёрная лесная подстилка и светлая кора. Если глядеть прямо.

А боковым зрением была видна неподвижная, закутанная в ткань фигура, сидящая в листве. Или что-то очень похожее. Тёмный, смутный силуэт, дрожащий и почти неуловимый.

Может, и не было там ничего. Но Долли очень живо вспомнилась недавняя игра на свечи. Боковому зрению следовало всё-таки доверять.

Она обогнула поляну и ушла от этого жутковатого места, где, наверное, ничего и не было, но…

Всё, что сказано до «но», не имело значения.

Просека, где же просека, думала она, шагая. Была уже глубокая ночь, между Долли и опушкой лежали часы темноты и тишины, а она никак не могла добраться туда, куда шла.

Сама тишина становилась невыносимой. Хотелось крикнуть, и было страшно, что кто-то отзовётся. Впрочем, а если они и правда потерялись где-то в этих местах, а не заблудились на Просеке?

– Эээй… – Эха не было, утонуло, как будто не лес был кругом, а заваленная тряпками кладовая. Долли поёжилась. Дальше простиралась низина, и корни больших, старых деревьев скрывались в тумане. Вдали он клубился, смазывал контуры. А ведь я бывала и дальше, вдруг подумала Долли. Дальше к западу, только не в этой части леса.

В эту она бы никогда не пошла по своей воле.

Нервничая, Долли снова поспешила вперёд. Никто не ответил на её крик. К добру или к худу, но Лес молчал. Хотя, впрочем, какое тут добро. Долли невесело усмехнулась. У неё уже устали ноги.

Она шла, понурив голову, уже не глядя вперёд, и думала о том, что ей смертельно надоела эта ночь, как никакая другая.

Редкие листья падали под ноги, луна выглядывала в редкие просветы облаков и снова скрывалась, как недобрый глаз в замочной скважине.

Долли шагала, слушая скрип собственных сапог.

Спустя минуту она осознала, что вообще не представляет, где находится.

Вроде как потерялась, подумала Долли. Заблудилась.

Это чувство было тяжёлым, муторным, как и весь здешний лес. Как и весь Лес вообще, конечно. Но тут ей совсем не нравилось. Низкое серое небо висело над голыми кронами, вершины деревьев втыкались в брюха облаков, терялись там, как нож в рыбьих внутренностях. Затхлый запах не разгонял даже слабый ветер – он приносил такой же затхлый запах, словно каким-то странным образом дул из тесного, закрытого, опустошённого помещения.

Вокруг был кустарник, не колючий, но цепкий, заросший каким-то сором, заплётённый тысячей паутин, в которых даже пауки давно умерли. Что-то заброшенное было в этом месте. Не безлюдное, а именно заброшенное – как будто здесь  давным-давно было нечто человеческое, да кончилось.

Прикрыв глаза рукой, Долли боком сунулась сквозь кустарник. Не моргать она уже и не старалась – всё равно заблудилась.

Лопата, которую она всё-таки не бросила, хотя с десяток раз собиралась, больно ударила по голени, вывернулась из руки, и Долли, споткнувшись, сдержанно выругалась.

Не надо было.

Выпрямившись, она увидела кости. Множество костей, скелеты, навалившиеся друг на друга, древние, бесцветные, в ржавых оковах лат, не спасших им жизнь. Рёбра, черепа, кости рук. Позвонки. Хрупкие фаланги утопали в чёрных листьях; клинки, так и не покинули истлевших ножен. Здесь не было боя, поняла Долли. Была просто гибель.

Те, сошедшиеся в Бойне, много кого вели за собой. Поля битвы не покинул никто. Ни один человек. Ни одна нелюдь. Всё осталось здесь, заросло Лесом.

В таком месте надо было молчать, не дай бог потревожишь. Кто знает, что здесь произошло, какое заклятье убило их, и легко ли они поднимутся, если Долли что-то сделает не так.

Она тихо наклонилась, чтобы поднять лопату, и сделала ошибку: приглядывая за костями, она не следила за рукой.

Пальцы вместо черенка нашли ржавый край, рана на среднем – она уже порезалась сегодня, об лопату же – снова открылась. Долли промолчала, поморщившись, а когда взялась за черенок, увидела кровь.

Она с шумом втянула воздух сквозь сжавшиеся зубы, и с досадой выдохнула. Только не кровь. Одна капля – и всё, кости уже не улежат спокойно. Лес любит кровь, она даёт ему если не жизнь, то движение. Если бы он мог, он выпил бы её всю.

Кости молчали, мел и уголь под суровым небом. Луна светила сквозь облака, грязный свет разливался где-то вверху, почти не проникая под голые кроны, но видно было достаточно хорошо. Долли попятилась, хрустнуло что-то под ногой – не ветка точно. Спиной вперёд она вышла с древнего кладбища, счистила с лица и волос паутину. Было тихо. Ни звука, ни цвета. Даже кровь на рукояти лопаты казалась чёрной – несколько пятен да прямой, как штрих, короткий потёк.

Пальцы болели, болела голень, болело нервное сплетение – Долли споткнулась и налетела на рукоять, вскоре после того, как взяла лопату. Она не была оружием, но всё равно норовила покалечить. Впрочем, это была лесная лопата, давняя, Долли прихватила её у одной их брошенных сторожек. Для таких случаев её там и держали.

Долли закинула её на плечо и пошла вдоль кустарника, надеясь найти путь не по костям.

И почти сразу вышла к Просеке, которую искала уже полтора часа.

Оставалось только удивляться, как можно было так долго этого не видеть. Впрочем, местность в Лесу – явление непостоянное.  К Просеке можно было выйти, только если заблудился. А так никакой просеки вроде и не было.

Здесь чем-то косо срезало деревья в одну сторону, а в другую – повалило, как будто великана швырнули вперёд спиной. Поваленные продолжали расти, даже не пытаясь выровняться, словно для них был какой-то свой верх и низ. Срезанные так ни на дюйм и не выросли. Точной протяжённости её никто не знал. До конца доходили вроде бы двое. Джетту не доходил, вернулся и сказал, что она не кончалась, а деревья стали повторяться. Из того похода он ничего не принёс.

По крайней мере, она была длинной. Края и близко видно не было, тропа терялась во мгле. Срезанные стволы, иструхшие, лежали очень далеко от своих пней; чем-то их разбросало.

Долли огляделась и увидела, что на ближнем дереве, по правую руку, в петле висит череп; остатки позвоночника свешивались вниз. Смутное белое костяное лицо было повёрнуто к Долли. Он чуть покачивался на пеньковой верёвке, перекинутой через сук в двух десятках футов от земли. Как не падал, было непонятно, да Долли и не хотела приглядываться. Про дерево одного повешенного ей рассказывал Джетту. Говорили и другие. Теперь она точно знала, что пришла, куда надо.

Она постояла, прислушиваясь.

Тишина. Дурная тишина глухой ночи. Так тихо, наверное, было бы в безвоздушном пространстве. Так, наверное, чувствуют себя глухие, подумала Долли. Она стояла почти минуту, прежде чем расслышала слабый шорох верёвки по ветви.

Подул слабый ветер. Где-то протяжно и противно, словно умалишённый застонал в бреду, скрипнуло дерево. Наваждение глухоты на время спало.

Долли перебросила лопату на другое плечо и пошла вперёд, навстречу слабому, едва заметному движению воздуха. Она оглянулась один лишь раз. Череп белёсым пятном отсвечивал в ветвях. Лицо его было по-прежнему обращено к ней.

Холодные ладони намокли, и Долли поняла, что нервничает. Она перешла черту, и ей оставалось только встретить обстоятельства лицом к лицу.

Обстоятельства, с горечью повторила она про себя. Если бы это были просто абстрактные, безликие «обстоятельства».

Она вдохнула поглубже и заставила себя не думать о том, чего не могла изменить. На тёмных стволах, на рельефе коры, лежали зыбкие, острые дорожки лунного света, который то набирал силу, то угасал в вышине. Долли шла медленно, вглядываясь в полосатую тьму впереди. Дальше начиналась уже просто туманная мгла. Впрочем, расстояние до этого тумана всё время оставалось неизменным, сколько бы она ни шагала, прислушиваясь к Лесу так чутко, как могла. Но Лес хранил молчание.

Внезапно мороз ледяной лапой схватил за шею, подержал мгновение и отпустил. Кинуло в жар.

Где–то далеко, на пределе слышимости, впереди и справа, она услышала звук. Слабый, как дымок погасшей спички на зимнем ветру, тонкий крик.

Она замерла, словно охотничья собака в стойке, и прислушалась.

Наверное, показалось. В скрипе ремня по плечу, в шорохе шагов.

Что лучше, подумала она, чтобы показалось или чтоб правда?

Ответа не было: лес молчал, тишина сдавила голову сухими мягкими руками. Такая тишина, от которой волосы шевелятся на затылке.

Впрочем, вдоль просеки ощутимо тянул ветер. Она потратила ещё одну глухую, пронизанную резким светом луны минуту, чтобы удостоверится.

Ветер крепчал.

Стоял ноябрь, время сухой листвы, колкого инея, умирающей травы, вмёрзшей в лёд. Иногда в рисунке льда виделась какая-то картина, и Долли, не выдерживая, разбивала её каблуком. Сейчас ей не хватало этого звона. Любого звука.

Даже того, который послышался?..

Если об этом думать, то легче не станет, решила Долли. На месте стоять нельзя было, так можно и замёрзнуть.

Долли порывисто, не колеблясь, бросила наконец лопату и сумку в ближайшую яму, под вывороченные корни упавшего дерева; сняла куртку, отправила туда же. Как же Марселла ходит с двумя мечами, я еле лопату донесла, подумала Долли, проверяя, как вынимается нож и на месте ли кольцо, вшитое в низ штанины.

Нужно было пройти ещё вдоль просеки, обязательно, и только потом сворачивать. Чтобы у неё было время. Чтобы она могла решить.

Она поспешила вперёд, почти срываясь на бег. Ветер дул всё сильнее, мешал.

Долли спешила, думая о том, что сегодня у неё всё-таки был маленький, призрачный шанс обойтись без этого похода. Но слово «призрачный» в этом лесу не имело положительных значений…

…Вскоре после того, как она разминулась с чужаками, на лесной подстилке, прямо под ногами, она увидела тонкий, плетёный шнур с оборванным концом, тянущийся в темноту леса, в туман низины за чёрными деревьями с шершавой, изрытой оспинами корой.

Ведьмина верёвка, зачарованно подумала Долли, глядя на убегающую в никуда полоску. Ведьмина верёвка. На другом её конце может оказаться что угодно. Можно взять за неё, поднять из лесного сора, намотать на ладонь и тянуть, тянуть, тянуть, вытаскивая из неизвестных глубин то, что было на другом её конце. Это могло быть сокровище. Могло быть чьё-то разлагающееся тело. Или тварь, которая обитает там, в темноте, куда не заглядывает даже луна. Говорят, так можно было найти даже потерявшегося человека, если вдруг в неведомой дали он внезапно возьмётся за такую же верёвку одновременно с тобой.

Может, сегодня как раз такая ночь, подумала Долли. Может, больше и не придётся никуда идти.

Волосы. Дёрганная, эпилептичная тень, бегущая по ветвям; дикий крик, стоявший в ушах так долго.

Чудовище из тьмы и тумана, с кривыми загнутыми когтями; убийца, безглазый, ледяной.

Тот, мычащий, с рогами ухватом, чёрной бархатной шерстью, ломящийся в окно с настырностью автомата.

И сегодня… Сегодня, наверное, будут ещё.

На её долю хватит, и без верёвки. Что бы ведьмы – или кто другой – не прятали там, на другом её конце.

Долли перешагнула лежащий на земле шнурок и пошла дальше. Время в лесу стояло на месте, но утро придёт неизбежно. Она не собиралась встречать утро в Лесу.

…Крик – если это был крик – вроде бы повторился, выдернув её из воспоминаний.

Долли огляделась, запоминая место, и свернула с просеки в лес. Тропинок тут уже не было. Местность потихоньку понижалась.

Ряд посеребрённых луной небольших деревьев напоминал некую границу. Дальше в лес было темнее, деревья – старше. Какой-то холм, похожий на муравейник, темнел неподалёку, похожий на тушу медведя.

А если… Долли продрал озноб вдоль всего позвоночника, даже крестец заныл от напряжения нервов. Она быстро наклонилась, подняла палку и швырнула в холм, моментально перебросив ладонь на рукоять ножа.

Палка врезалась в это, глухо ударилась в грунт, подбросив в воздух несколько иголок сухой хвои. Напряжение отпустило, теперь было видно, что это просто муравейник.

Может, даже обычный. Только большой.

На всякий случай Долли прошла дальше вдоль кромки, вправо.

Было тихо-тихо, только где-то неподалёку одно дерево методично тёрлось о другое, рождая далёкий, гипнотически повторяющийся скрип. Словно кто-то ходил взад-вперёд по прогнившему полу. Или чьи-то руки тянули ведро на верёвке из бесконечно глубокого колодца. Никаких хороших ассоциаций звук не рождал.

Долли зашла за ряд деревьев. Ноги утонули в чёрном папоротнике, паутина прилипла к лицу, полная давних прозрачных крыльев. Дохнул ветер наверху, в невидимых кронах, тень деревьев упала вслед, перекрывая луну. Лес как будто придвинулся ближе, Долли сделала пару аккуратных шагов, до боли вглядываясь в темноту. Полосы более светлой тьмы чередовались с полосами непроглядной темени, разрезанные лезвийными кромками лунных бликов, и Долли перестала понимать, где – деревья, а где – провалы между ними. Вдали, в самой черноте, казалось, что-то матово отсвечивало, но, может быть, лишь казалось. Это сейчас её не интересовало. Кто-то завозился на дереве справа, может быть, птица. На очередном шаге опасно, чуть слышно вздохнула влажная земля.

Но там…

Это были не блуждающие огоньки, нет. И скрип дерева только что, вот прошлый раз, изменился.

В него вплёлся какой-то ещё звук.

Долли сделала следующий шаг, к большому, толстому дереву с узловатой корой. Ствол его то сужался, то расширялся кольцами, словно у бамбука. Возможно, три человека смогли бы его обнять.

Три. В любом случае, проверять не будем, подумала Долли, и её передёрнуло. Никогда бы в жизни сюда не пошла по своей воле, ни за какие деньги. Отчаянные они.

Были.

Тихий шум разлёгся по лесу – то ли ветер, то ли дыхание. Потянуло застарелым звериным духом, мускусом, не вовремя набежавшее облако перекрыло луну, и Долли внезапно и остро почувствовала, что здесь никого нет, она одна. Из людей, конечно.

И секундой позже она услышала это.

Далёкое, слабое, тихое «Ауууууу»…

Там, где сдвинулась почти невидимая светлая точка.

–  Эээээйй! – закричала Долли, препугав сама себя, так громко получилось. Впрочем, крик тут же канул, как рыба в тёмную воду, так и не развеяв тишину.

–  Аууууу!...

–  Эээээйййй…

Больше всего Долли боялась, что они что-нибудь разбудят этой перекличкой. Ей здесь совсем не нравилось, она вся взмокла, несмотря на отсутствие куртки. Чёрный вязаный свитер, чёрные штаны, тёмные волосы… Увидят они её вообще тут или нет?

Долли подпрыгнула и замахала руками, продолжая кричать. Идти навстречу фигурам (а их было две, она не сомневалась) она никак не хотела. Туда? Нет. Лучше уж в Горелесье, если оно есть. Посмотреть на пепелище Бойни. Но тут она и шагу вперёд не сделает.

–  Ты ктоооо… –  Вопрос долетел до неё измождённым, словно звуку здесь было тяжело пробираться сквозь плотную тьму. Она уже видела их – шли правильно, чуть на расстоянии друг от друга, одна на другую не опирались. Обычный девичий голос, не глухой и не звонкий. Вроде как всегда.

–  Доооллии!.. –  ответила Долли, стиснув кулаки от понимания того, что нельзя в таком месте назвать себя по имени.

Впрочем, лес знал её имя, давно знал. Сегодня на одной из луж, в изгибах естественных линий, Долли увидела что-то похожее на своё лицо. Разбила, ощущая неприятную отметину на щеке, как будто ударила сама себя.

Главное, их по именам Долли называть не собиралась. Пусть сами назовутся.

А заодно и подумают, что она их случайно нашла. Всё не повредит.

–  А вы кто? – спросила она, когда девушки подошли шагов на пятьдесят. В темноте и правда трудно было разобрать. Одна светлая, другая темноволосая, и всё.

–  Это мы, –  ответила белая.

–  Ниль, –  сказала тёмненькая.

–  И Дарла,  –  завершила первая. Слаженно так.

–  Мы заблудились,  –  сказали они хором, и Долли спросила себя, заметили ли они, что она вторила им одними губами.

Заблудились. А теперь нашлись.

–  Девчонки, это вы, что ли? – спросила Долли, убеждаясь, что да, всё-таки они. Уже можно было различить, они подходили ближе, одна левее, другая правее.

Слаженно…

Тихо, приказала себе Долли. Расслабься. Тут ничего не разберёшь, тут их расспрашивать нечего. Надо назад, на просеку.

–  А я думала, послышалось, –  добавила Долли. –  Тихо так. Я уже уходить хотела. Здесь зверем пахнет.

Интересно, что они ответят, подумала Долли. Видели они его?.. Или ей вообще показалось, на фоне общего испуга?

– Там болота, – сказала Дарла, подходя поближе. Ниль запуталась в каких то ветках, прикрывалась рукой, тиснулась к ним. Старалась, наверное, не моргать. Хотя…

– И там ничего больше нет. Выйти труднее, чем зайти. Звери нас не трогали.

– Я так рада тебя видеть, – добавила Дарла, подходя вплотную. – Правда, хорошо, что ты пришла. А то бы мы тут ещё долго блудили вдвоём.

Можно было и не спешить, но задерживаться не хотелось. Жребий ей выпал злой, да, собственно, не жребий, а очередь. Из всех, кто мог справиться, одна она ещё не ходила.

Впрочем, пока всё шло без задержек, только вот вряд ли к добру шло. Такими темпами – и уже непонятно, выйдет она отсюда одна, или втроём выйдут. Или никто. Втроем – так страшнее всего, если не с той стороны подумать.

Лес молчал, пропуская пряди её мыслей через свои длиннопалые лапы, но ни за одну не хватался, хотя чужое присутствие в голове здесь чувствовалось постоянно, ощутимое, как взгляд в затылок. Только другое. Она знала, что если никогда такого не испытывал, то не опишешь. Жалела, что испытывала. С радостью поменяла бы это ощущение на любое другое, кроме ножа под рёбра.

–  Пойдём отсюда, –  сказала Долли.

–  Ты нас выведешь? – спросила Ниль.

–  К выходу? – добавила Дарла с неопределённой интонацией. Долли отчего-то покоробило это ненужное уточнение.

–  Вы знаете же, такое обещать никто не может. Мы далеко от опушки. В этой глуши всякое может случиться.

– Может, – кивнула Ниль. – Веди.

– Давайте вперёд, –  сказала Долли. ­ А я буду за вами приглядывать, чтоб никуда не пропали. Вы замученные, сейчас кто-то задремлет на две секунды, и всё. Здесь место такое, я просеку еле нашла.

Насколько – замученные, подумала Долли про себя. Размышлять об этом не хотелось.

– Нет, ты веди. Мы не знаем куда, –  сказала Ниль. Без испуга, без претензий, просто немного устало.

– Пошли быстрее, –  сказала Долли. – Мы втроём тут, сейчас начнётся ещё.

– А…

– Быстрее! – почти крикнула Долли. Оглянулась, выискивая клубящийся туман, ожидая увидеть тонкие кривые конечности, тянущиеся из тьмы, услышать пружинистый шаг когтистой лапы, выступающей из тьмы, как из дверного проёма без коробки.

Пока ничего.

Дарла собранно кивнула и быстро пошла вперёд. Ниль плавно, но упрямо сделала жест рукой: давай, мол.

Ладно, подумала Долли, одна тоже сойдёт. Она нервничала всё сильнее.

Она медленно пошла за Дарлой. Та, вся в чёрном, сливалась с темнотой, только грязные волосы белели. Отпустив её шагов на двадцать, Долли выровняла скорость и обернулась. Ниль пока стояла на месте, отпуская её. Правильно. Ближе подойти она не могла – могло плохо кончиться. Если уж ходишь по Лесу компанией больше двух человек, лучше соблюдать дистанцию. Так сопротивление меньше. Пойдёшь втроем, держась за руки – и столкнёшься с кем–то нос к носу. При условии, что у него будет лицо. Долли такое видела. Больше не хотелось.

Например, за собравшимися в одном месте быстро приходила безглазая тварь. Долли убила одну недавно. На время, конечно. И совсем не была уверена, что справится второй раз.

Только теперь Долли заметила, как на самом деле холодно. Закуталась в руки. От дыхания шёл пар. Она оглянулась на Ниль, но пара не заметила или не разглядела.

– Холодно. – Долли сказала это негромко, но так, чтобы они слышали. – Зря я куртку оставила.

–  А зачем? – спросила Дарла.

–  Забегалась, жарко стало, – соврала Долли.

Дальше опять шли молча. Пар клубился от земли, тёк вверх вдоль стволов, чёрные ветки щетинились иглами изморози. Долли никак не могла понять, куда падает тень. Ну и ладно, такое бывало иногда. Как будто был в лесу ещё дополнительный источник света, только самого света не было видно.

Дарла не предложила куртку. Холодало, а впереди виднелся провал просеки. Ниль, какая-то исхудавшая, шла в кожаной куртке на одну блузу – над наглухо застёгнутым передом виднелся серый простой воротник. Волосы её, обычно блестящие на зависть, казались безжизненными, и словно бы не отражали свет, а впитывали его, как волокна тёмной ваты. Всё, что мог сделать с ними лунный свет – это подчеркнуть посёкшиеся концы. Волосы Дарлы же всегда напоминали леску, а теперь это были свалявшиеся патлы. Она распустила их по спине, поверх куртки, хотя обычно скалывала на затылке двойным гребнем.

Долли заметила, что у Дарлы больше нет её серёжек. Они не были сорваны – мочки оставались целыми – но маленькие блестящие капли больше не украшали её уши. Стало совсем холодно, и Долли не могла понять, вообще или только ей. Подруги вообще никак ни на что не реагировали.

–  А вы зачем так далеко пошли? – спросила Долли, облизав сохнущие губы. Резко повернула голову – показалось, сбоку посмотрели два белых глаза. Ничего. Впрочем, ручаться она не могла. Может, их и не было вовсе. А может, их было четыре.

–  Да ни за чем, –  не поворачиваясь, ответила Дарла. Долли попыталась представить выражение её лица и испугалась. Дарла врала. Так далеко в лес просто так не ходят. Долли пошла только за ними. Что–то такое эти две знали, что толкнуло их в эту сторону. То, что матово отсвечивало там, в темноте? Может быть.

Стояла поздняя осень, глухой предрассветный час. Тянуло на мороз, до опушки оставалось мучительно далеко, нужно было поворачивать на восток и уходить. Пока всё шло нормально, подозрительно нормально, и это не нравилось Долли больше всего.

Иногда ей казалось, что она идёт в одиночку.

Она оглядывалась назад, встречала тёмные глаза Ниль, поворачивала голову обратно, подозревая, что вместо смутно белеющих волос Дарлы увидит только полосатую лесную тьму. Но всё оставалось, как было, лес не стремился разъединить их, послать разными дорогами. Впрочем, здесь, за просекой, мир держался вместе, не рассыпался.

– А чего сюда забрели–то? – не отставала Долли.

– Заблудились, – ответила Дарла. – Долли, пошли молча. Мне здесь надоело уже.

Вот что мне сказать, подумала Долли. Кого позвать. Ни Джетту, ни даже Клайда, никого тут нет, кроме них, и не будет. Такое всегда делалось в одиночку. И не потому, что вдвоём не заблудишься – запросто, хоть вдесятером. Долли вспомнила ту историю про Гая и девятерых его людей. Она тогда была ребёнком, но запомнила – из десятка буквально спустя три часа вернулось трое. В крови, один умер потом в госпитале. Те двое ничего не смогли рассказать – вроде шли как положено, с дистанцией, молча, цепью. И внезапно перестали узнавать местность. Лес сделался словно каменным, похожим на вулканическое стекло. Что потом, никто не вспомнил, только повторяли про Нож. Кто знает, что за Нож, выходило, что существо какое-то. Долли не знала, как относиться к этим историям, пока, вытаскивая парня-сомнамбулу, не встретила Волосы, такую же почти легенду.

Больше такими большими группами никто в Лес не ходил.

–  А что вы делали всё это время? Что ели хоть?

Долли пожалела, что задала два вопроса подряд, когда получала ответ. Один.

–  Охотились.

Они вышли на просеку, молча.

– Налево, – сказала Долли достаточно громко. Дарла повернула налево, потерялась за деревьями. Долли захотелось побежать за ней, как будто её кто подхлёстывал. Она сдержала себя, вышла на продуваемую ветром прогалину всё в тех же двадцати шагах позади Дарлы. Обернулась. Ветер потянул за волосы, выдернул прядь из-за воротника. Лист скользнул по лицу, как пощёчина призрака.

Она пошагала дальше, обернувшись спустя минуту ещё раз – удостовериться, что Ниль ещё с ними.

Ветер дул в спину, подталкивал, словно гнал прочь. Близилось уже то место, где Долли бросила свои вещи. И было холодно, нестерпимо холодно. Приходилось всё время сжимать и разжимать кулаки, иначе она переставала ощущать пальцы – все, кроме раненого, который ныл не переставая.

Шли по-прежнему молча.

– Девочки, –  позвала Долли и сама содрогнулась от того, как в никуда прозвучало это слово.

Никто не ответил. Может, тихо позвала.

– Девочки, Дарла!

Остановилась, обернулась. Долли обернулась в свою очередь, жестом приказала Ниль стоять на месте. Только после этого подошла к Дарле.

– Дарла, дай куртку хоть на десять минут. Холодно, сил нет. И давай немного поближе держаться, мы что–то слишком.

–  Хорошо, –  ответила Дарла.

Она просто остановилась, не подошла к Долли, ожидая, пока та поравняется с ней.

– Снимай, – сказала она глухо, приподняв руки и отведя плечи назад. Долли отчего-то напряглась, медленно взяла куртку за кожаный воротник и сняла с Дарлы, думая о том, что абсолютно не представляет, что сейчас делает Ниль позади их. Лес услужливо подбрасывал мозгу картины, от которых где-то в горле ощущался неприятный спазм.

Свитер Дарлы был цел. Чёрный вязаный свитер по фигуре, почти такой же, как у самой Долли,  только вязка мельче.

– Спасибо, – сказала Долли. – Я чуть-чуть поношу и всё.

В любом случае она не лгала.

Дарла ответила равнодушным «пожалуйста», глянула на Долли в пол-оборота и поспешила возобновить дистанцию. Ей, видно, совсем не хотелось отдавать куртку.

Долли тоже обернулась, проследив взгляд Дарлы. Ниль стояла в десятке шагов позади, пристально глядя на них чёрными глазами. Волосы, как рваные тряпки, таскал ветер. Теперь он свистел в ветвях, негромко, но тоскливо, а иногда низко взвывал.

Они продолжили путь, В куртке поначалу не было теплее – она была холодной, настывшей на ветру.

Дарла куталась в руки, натягивала рукава. Чёрный вязаный свитер на спине натянулся. Назад Долли не оглядывалась, просто надеялась, что Ниль держится неподалёку, на случай чего. Потихоньку Долли увеличивала скорость, сокращая дистанцию.

Малорослое наклонённое дерево с обочины тянулось ветвями к лицу. Долли запомнила его, когда шла вперёд. Сухие, с содранной корой, ветки качались, постукивали друг о друга.

Долли взялась за ветку и надломила её, отводя от лица. И бросила вперёд, надеясь, что Ниль не разберёт этого движения. Ветер подхватил ветку, швырнул Дарле в спину.

Натянутая ткань прогнулась в месте удара, так, словно под ней ничего не было.

Значит, ничего и не было.

Долли горько закричала, изо всех сил стараясь не зажмуриться. Злые слёзы наполняли глаза, жгли, как стылое железо.

Рука сдёрнула нож с пояса, одновременно с этим, хищно пригнув голову, обернулась Дарла, Долли рванулась к ней в прыжке, метя сверху вниз, в шею, и в последнюю секунду перебросила нож лезвием вверх, ударив вскользь по выставленному на защиту запястью. Перехватила накрест правую руку и рассекла Дарле горло. Потом – прямым ударом в приоткрытый рот – воткнула лезвие в нёбо. Металл гарды клацнул о зубы.

Долли выдернула нож. Лес затаил дыхание, только в стоне ветра добавилось низких тонов.

Подоспевшую Ниль пропустила мимо себя, едва успела уклониться. Вывернула руку и ударила ножом в затылок, вдогонку. В основание черепа. Рванула за плечо, разворачивая, и с размаху полоснула по горлу.

Ни из одной раны кровь почти не текла, но всё равно, холодея, Доли всем весом повалила Ниль на прелые листья, рванула полы куртки в стороны, расстегнув всё разом. Потом пинком перевернула тело на живот – от ярости и страха, от боязни ошибки пинок получился мощным – и стянула куртку с плеч, упершись ногой в поясницу убитой девушки.

Потом нагнулась и задрала её серую, грязную от засохшей крови блузу.

В спине Ниль зияла круглая пустая дыра, потоки крови стекали вниз, за пояс, весь верх джинсов пропитался насквозь и почернел. Осколки рёбер торчали внутрь раны, сломанные до костного мозга. Голый белый столб позвоночника в рваной оплётке серых жил светлел в темноте раны. Запаха почти не было, рана была сухой. Судя по глубине, Ниль выскоблили почти до кожи живота.

Когда Долли распрямилась, руки её дрожали, как у тяжелобольной. Спина и затылок замлели, в висках, напротив, бухала кровь. Тошнота держала за горло.

Дарла лежала, не двигаясь. Долли переживала за последний удар, но он достиг цели.

Обе девушки были давно мертвы. Теперь и тела их тоже.

Долли не знала, что они встретили там, далеко в лесу, но оно убило их, наверное, одновременно. Скорее всего, Мохнатый вышел из–за дерева, и у них отнялись руки и ноги. Считалось, что так. Считалось, что они ничего не чувствовали тогда.

Долли вспомнила, как испугалась муравейника. Вспомнила запах мускуса, идущий из глубины леса. Вспомнила и матовый блеск, металлический отсвет в тёмной чаще. Но он был теперь неважен.

Ей очень хотелось револьвер. Будь он у неё, она вернулась бы следующей ночью, найти и убить Мохнатого. Если, конечно, он будет не так близко, чтобы столбняк свалил и её.

Две сразу, подумала Долли. Две. Дарла, вежливая девочка, любившая, когда на неё смотрел Джетту. Ей нравилось заговаривать с ним, пусть он отвечал ей так же отстранённо, как всем, с кем ему не было интересно.

Ниль, серьёзная не по годам. Она любила тренироваться. Долли едва успела перехватить её руку сегодня, просто Долли была жива, по её жилам бежала кровь, а кровь Ниль давно утекла в болото.

Однажды, ещё лет в четырнадцать, Ниль встретила на дороге сомнамбулу–парня, идущего в лес, и просто свалила его ударом, чем и спасла. На самой опушке. Ей досталось за то, что она лазила ночью вдоль кромки, но мать спасённого на следующий день принесла ей черничный пирог. Огромный – она угостила всех соседей, и Долли тоже. Это было давно, но Долли помнила. Теперь ей пришлось отомстить за Ниль, хоть так. Убить Приблуду, занявшую её тело.

Она так не хотела верить в то, что девушки и правда заблудились. Не хотела и провоцировать их в лесу. Нарочно оставила куртку, пусть мёрзла, изловчилась проверить спину Дарлы. Проверила...

Если бы… Если бы они просто заблудились и устали, если бы всё, что они говорили, было всерьез, если бы куртка Дарлы была холодна от ветра, то Долли оставалось бы только извиниться за неловко упущенную ветку.

Но на самом деле надежды и не должно было быть. Долли понимала это с самого начала. Просто не хотела верить. Да никто бы не хотел.

Видно же было. Шли как маленькая стая, отвечали полуправду, ничего конкретного, никакой лжи. Одеждой не хотели делиться. Долли думала, что так увидит, что там под свитером, но пришлось бросать в спину. Хорошо, что дистанция была.

Приблуды всегда отвечали одинаково. Заблудились. Им не надо было никого заманивать к себе, им надо было, чтобы их вывели. Только вот куда они уводили человека, согласившегося им помочь, было неизвестно. Не к опушке точно.

Ниль и Дарла пропали неделю назад. Их искали, конечно, но не нашли. Да и в глубину Леса за ними никто не ходил.

Позавчера их слышал один ходок. Но он не пошёл на помощь, он вернулся из Леса и рассказал. Очередь идти, убивать Приблуду выпадала Долли. Их нельзя было оставлять, иначе их стали бы встречать со временем всё ближе к опушке, а чем дольше в Лесу живёт Приблуда, тем всё легче потеряться в нём самому.

Если дать им понять, что ты знаешь, кто они, они набрасывались внезапно и безжалостно. Если искать их вдвоём или втроём, хоть с засадой, хоть как – они никогда не появлялись. Только если ты одинок, только если ты сам потерялся… тогда они могли приблудиться обратно. И сообщить тебе, что рады тебя видеть, что они заблудились.

Долли плакала, слёзы катились по щекам, застили, падали в листья, и Лес пил их с не меньшей жадностью, чем кровь. Отчаянно не хватало воздуха. Долли тянула его через сжатые зубы, а он не шёл.

Ещё двумя ходоками стало меньше. Ещё двумя людьми.

Вынести в одиночку из леса она их не могла. Она сняла с себя куртку Дарлы. До её собственной оставалось вроде совсем недалеко – она тянула время до конца.

Она похоронит их в той яме под корнями упавшего дерева.

Тем самым умножив количество костей в этом лесу.

Когда-нибудь они снова встанут. В Лесу мёртвым нет покоя. И за ней бы уже, наверное, пришли, если б в телах оставалось достаточное количество крови. Но нечему было потревожить старые кости, даже если они были на дороге.

Долли сжала кулаки, застонала глухо, заныла. Сил не было это выдерживать.

Она вытерла глаза кулаком, и тут её взгляд упал на что-то. Скорее всего, оно выпало из кармана Ниль, когда Долли убивала её.

Сначала она подумала, что это кость. Но не человеческая. Долли присела, потянулась к штуке правой рукой. Тут же осадила себя, вспомнила про кровь на пальцах, осторожно взяла предмет левой.

Не кость. Скорее керамика. Вещь была довольно увесистой. Долли поднесла её к глазам, присев на склон. Бледная, как разбавленное молоко, непрозрачная, белая вещь, по форме и впрямь похожая на окаменелую часть живого существа. Череп мелкого животного, у которого никогда не было глаз, или внутреннее ухо, или нечто древнее, ископаемое. Немного было похоже и на окарину; правда, её Долли видела раз и в детстве.

Такого хлама Долли ещё не встречала. Нужно было посмотреть в книгах.

Долли сунула это в карман штанов, встала, глядя в вышину, на холодные, колкие звёзды, смотревшие сквозь прорехи в облаках. Небо медленно тянулось над ней, совсем в другую сторону, чем ветер, дувший вдоль этой ненавистной уже просеки. Она просто стояла и смотрела на звёзды, пока не затекла шея.

Она вдруг поняла, что стоит в двух шагах от ямы, где оставила вещи. Дотянула.

Нужно было похоронить девушек. Но она не могла об этом думать.  Не могла бросить их здесь. Это же Лес, разве можно. Всё равно что подкармливать бешенного пса костями друзей.

Долли содрогнулась от этой мысли, и от картинки, от которой успела отмахнуться.

Делать было нечего. Двоих она вынести не могла. Звать кого-то ещё не имела права: подставлять живых из-за мёртвых – последнее дело. Её очередь, её на сегодня лопата.

Не могу, подумала Долли. Выбирать не могу.

Долли сжала зубы, удерживая стон. Проклятое место, помойная яма всех проклятых миров, куда стекается, где застаивается и бродит вся погань Вселенной.

Нет, не вся, конечно, подумала она устало. Лишь часть. Там, где во время Бойни ткань мира не выдержала, и сквозь неё просело что-то ещё, а само поле Бойни, кусок реальности, провалился на какой-то другой уровень. Образ тёмной воды, хлещущей в пробоины, как-то так она себе это представляла. Вода заливает трюм, корабль уходит в бездну, а палуба проваливается внутрь.

Кого? Долли посмотрела на тела мёртвых девушек, лежащие у ног. Дул ветер, тащил по земле листья, грязные, чёрные, измочаленные в сеть. Один лист зацепился за волосы Ниль и вибрировал, не в силах лететь дальше, мерзко, как покалеченная бабочка. Долли нагнулась и сорвала его.

Потом спрыгнула в яму, выбросила оттуда свои вещи. Находку из кармана переложила в сумку. А где сумки девушек, отстранённо думала Долли, стаскивая Дарлу в яму. Она закрыла ей глаза и принялась забрасывать комковатой чёрной землёй.

Когда закончила, воткнула лопату в склон, поправила сумку. Наклонилась, присела на одно колено и со стоном взяла тело Ниль на руки. Какая лёгкая, подумала Долли. Потом поняла, почему, и закусила губу.

Повернулась спиной к дальнему концу просеки и пошла вперёд, стараясь не медлить. Нужно было успеть до рассвета.