«Бесконечная надежда» [6]


«Если Ваши действия вдохновляют других на то, чтобы
больше мечтать, больше учиться, больше делать и
становиться лучше, то Вы - настоящий лидер.»
 
Джон Куинси Адамс

 

«Я иду по улице, по которой даже полицейские не ходят в одиночку. Этот театр тёмной улицы озаряют софиты редких уличных фонарей, и каждый на её сцене играет свою роль. Подросток, чьи родители пьют и дерутся, сбегает сюда, чтобы не видеть этого – и начинает играть роль крутого парня, которому забить случайного прохожего обрезком ржавой трубы так же просто, как выкурить сигарету. Он больше не зритель, он актёр.

Но я зритель.

Вы знаете меня – меня зовут Ильза, и я снова работаю журналистом здесь, на ваших улицах, после того, как три года назад комитет по цензуре лишил меня работы. Вы не узнаете меня в лицо, если увидите, но вы будете знать, что я рядом, и я вижу – и ваши мелкие подлости, и ваше ничтожное геройство. Вы сами выбрали себе эту судьбу, жить в страхе улицы, и она платит вам ненавистью за это.

Я знаю, вы прислушаетесь к моим словам, потому что я лишь повторяю то, что говорит вам ваша совесть. Когда вы не можете заснуть ночью из-за чьих-то криков боли за окном – вы можете прекратить это в любой момент. Вы можете прекратить это, если просто выглянете в окно. Те, кто привык к безнаказанной жизни под покровом страха и темноты, боятся света и взыскательного взгляда. Скажите им, что вы - против. Спросите их, что они делают. Спросите их, зачем они делают. Они  не найдут ответа. Они делают это лишь потому, что могут. По праву сильного. Отнимите у них это право. Верните мир на улицу…»

 

- Меня зовут Джо, я офицер полиции, - сказал гладко выбритый джентльмен в строгом костюме, показывая дежурной медсестре значок в ладони правой руки. В левой он держал букет астр, а подмышкой у него была зажата свернутая утренняя газета. – Я пришёл побеседовать с ней.

- Уже двое приходили и ничего не добились, - устало сказала медсестра.

- Я в курсе. И всё же.

- Ваше дело. Распишитесь, пожалуйста, в журнале посещений.

- Принесите, пожалуйста, в палату вазу для цветов.

Джо достал из кармана ручку с золотым пером и вывел каллиграфическую строчку в журнале, обозначая своё имя, звание и номер жетона. Потом он направился по залитому белым светом коридору, стены которого были окрашены в белый и зелёный, к палате. В больнице отвратительно пахло медикаментами и хлоркой – если не хочешь, чтобы что-то воняло – просто засыпь это хлоркой.

В палате у окна стояла кровать, на которой лежала эльфийка, накрытая простынёй до подбородка. Рядом находилась тумбочка с графином воды и стаканом. Вскоре там же оказался металлический кувшин с водой, в который Джо поставил цветы. Когда медсестра ушла, начался разговор.

- Меня зовут Джо, я офицер полиции. Мне поручено…

- Допросить меня? – эльфийка открыла глаза, взгляд её был преисполнен скуки. – И для этого вы разорились на жалкий букет?

Джо с подлинным эстетическим удовольствием изучал её лицо, возвышенно-прекрасное, обрамлённое белоснежными волосами, цвета белого мрамора или даже льда.

- Я надеялся, что это возмутит вас до глубины души, и вы снизойдете до того, чтобы выказать ваше неудовольствие мне в лицо, - бросил Джо.

- Вы лжёте, - эльфийка отвела взгляд, направив его в окно, за которым шумел листьями вяз. Окно было приоткрыто, потому, что пациентка пригрозила его выбить: ей очень не нравился запах в палате, и она пожелала в категорической форме, чтобы кровать стояла возле окна, а окно было круглосуточно открыто настежь.

- … На самом деле я просто хотел сделать вам приятно, - не моргнув глазом, сказал Джо. – Но вы ведь не поверите и в это?

- Как и вы, я не верю своим глазам, - сказала эльфийка, созерцая зелень за окном.

-  Да, мне как-то тоже не верится что вы – здесь.

- Как видите, я здесь. У меня грудь стянута бинтами, всюду стоит отвратительный запах, и возле меня сидит полицейский, решивший, что он вправе устраивать мне допрос. Этого не будет.

- Вы правы. Этого не будет, - Джо поднялся. – Я просто хотел сообщить вам, что в ходе следствия стала очевидна ваша непричастность к убийству эльфа в клубе «Аурстрим» три дня назад. Полиция не будет выдвигать против вас обвинений в препятствии правосудию и сопротивлении аресту.

- Как это лицемерно, - эльфийка перевела взгляд на Джо. Напряженные мышцы её лица говорили офицеру, что она испытывает боль и гнев, но старается не показывать этого. Иногда такое лицо называют каменным. – Я получила пулю. Мне угрожали. Меня оболгали. А теперь вы заявляете, что против меня не будут выдвигаться обвинения. Это я должна их выдвинуть, против всех вас.

- Вы вправе, - пожал плечами Джо. – Однако наша лицемерная политика в отношении эльфов не предполагает, что это обвинение будет рассмотрено, уже не говоря о том, что бы быть удовлетворено. Мы такие же расисты, как и вы, эльфы.

- Не смешите меня. Эльфы едины, а люди постоянно грызутся друг с другом. В вас нет ощущения себя единой расой.

- В вас тоже, - Джо положил на тумбочку газету. – Как я успел заметить, есть два вида эльфов, и друг друга вы, похоже, не любите. Так чем мы отличаемся на самом деле?

Вместо ответа эльфийка протянула руку к газете и следующие несколько минут её глаза бегали по чёрным строчкам, а губы кривились в усмешке. Наконец она отшвырнула газету:

- Моя сестра всегда была наивной идеалисткой. Даже когда ваш комитет по цензуре вышвырнул её с работы только за то, что она эльфийка. Да и в прошлом… Некоторые никогда не взрослеют.

- Мне казалось, она – ваша старшая сестра.

- Так и есть, - эльфийка замолчала. – Я была рождена уже после того, как человеческая экспансия поставила нашу расу на грань исчезновения.

- Те времена давно прошли…

- Те времена навсегда остаются в памяти эльфов. Мы живём дольше вас. У вас сменилось уже три поколения с тех пор, как вы устроили нам геноцид. Вы уже забыли, как это было. Но мы помним, и будем помнить вечно.

- И будете ненавидеть потомков за то, что совершили их предки? Думаете, это разумно?

- Потомок шакала будет шакалом, хоть в третьем поколении, хоть в пятом, - надменно сказала эльфийка. – И то, что вы сделали один раз, вы повторите опять. Мы этого не допустим, пока жив хоть один из нас.

- Двести лет назад мы дрались мечами и топорами. Сто лет назад мы стреляли из ружей и пистолетов. Пятьдесят лет назад было время пулемётов и бомб. Люди быстро учатся…

- Убивать.

- … И если двести лет назад мы жили в грязи и спали со свиньями, то сто лет назад наши архитекторы и краснодеревщики могли поспорить с эльфийскими мастерами. Тридцать лет назад мы строили самые высокие дома в мире. Наши музыканты, художники и скульпторы ничем не хуже ваших.

- Вы украли это у нас.

- Можно украсть скульптуру, но не искусство их создавать. Мы научились этому. Мы научимся ещё очень и очень многому, а вы так и останетесь пережевывать старые обиды и сочиться желчью при виде наших успехов. Как вам такое мнение? – Джо говорил пылко и страстно. Эльфийка же при каждом его слове впивалась ногтями в ладонь.

- Вы пытаетесь обесценить трагедию эльфийского народа, - холодно сказала она. – И за это я ненавижу вас ещё больше. Лично вас, офицер Джо.

 

- Ну и как эта сука? – поинтересовался Чеддер, сидящий с утренним выпуском газеты «последняя страница» в машине. Он сосредоточенно дымил сигаретой и просматривал последнюю полосу, где была спортивная колонка, анекдоты и афоризмы. Внизу, над списком журналистов, редакторов, корректоров, верстальщиков, фотографов и прочих причастных к выпуску газеты людей, в каждом выпуске была надпись «Последняя страница – не важно, что пишут другие, точку ставим именно мы».

- А можно как-то смягчить выражения? Я хочу сказать, учитывая, что это вы с Е…

- Без «мы», это она её подстрелила.

- … упрятали её в больницу с пулей в рёбрах. Можно было бы быть и повежливей. В конце концов, она не виновата в произошедшем…

- Или просто удачно отмазалась, спихнув всё на тех, кто уже никаких показаний дать не может. Так как она там? Что сказала?

- Сказала. Для начала сказала, что её сестра не такая, какой я её себе представляю. Причём сделала это в таких выражениях, что будь я монашкой, то хлопнулся бы в обморок.

- Мне уже интересно.

 

- Я уважаю вас за прямоту и откровенность, - сказал Джо. – Хоть и ненавижу вас, потому что вы олицетворяете собой все те пороки, с которыми успешно борется наша раса, преодолевая предрассудки и фундаментализм. Вы расистка. А ещё вы надменная и бесчувственная, склонная к вечной расовой рефлексии, вспыльчивая и беспочвенно гордящаяся собой особа. Даже ваша сестра пытается что-то делать для изменения ситуации, а не ныть о произошедшей сто лет назад трагедии.

- Моя сестра? – тон эльфийки стал не просто ледяным, казалось, её слова замерзают прямо в воздухе и падают на пол с режущим уши звоном. – Позвольте дать вам совет, офицер, как тому, кто хотя бы отдаленно понимает значение слова «честность». Не верьте ей. Под её наивно-беззащитным обличием скрывается паук, плетущий сети, в которые попадают доверчивые людишки. Она лишь кажется маленькой девочкой, которую каждый хочет защитить. Она манипулирует вами, как хочет - в своих целях, и эту лицемерную ложь, происходящую не от подобного животным человека, а от эльфа, высшего существа, я ненавижу куда больше, чем вас. Это недостойно. Мы – не такие.

 

- Хм. Сынок, не подскажешь адресок монастыря, где монашки падают от слова «лицемерие»?

- Это была фигура речи.

- Завязывай с фигурами речи. С той поганой ночки дело не сдвинулось ни на шаг. Что думаешь?

Джо откинулся на спинку сидения и несколько секунд молчал, глядя сквозь покрытое разводами после дождя лобовое стекло на унылое здание больницы. Сплошь углы и перекрестья. Глядишь на это и начинаешь поневоле сомневаться в том, что так жарко рассказывал каких-то несколько минут назад. Больница была новенькая, ещё десяти лет ей не было.

- Ну, у нас есть труп эльфа. Установить, кто это такой, не представилось возможным.

- Далее, - Чеддер поморщился. Блокнот, где рукой Ильзы было записано имя эльфа, до сих пор лежал у него в кармане. Однако чутьё не давало Чеддеру приобщить имя к бумагам в папке, и Джо об этом не знал.

- Экспертиза подтвердила что под ногтями эльфа частицы кожи биовоина, которого вы с Е уложили в больницу. Это, найденные в мусорной урне обломки окровавленных ногтей, а также факт попытки сокрытия трупа, дают нам основания навесить на всю компанию подозреваемых (когда выйдут из больницы) сговор с целью сокрытия убийства и соответственно само убийство. Однако они могут выкрутиться, если будут отпираться, потому что наша главная свидетельница – Е - пропала без вести. Наша королева эльфов, похоже, чиста, так что когда она вылечится, то начнет мстить.

- Дальше.

- Ещё у нас гора трупов в квартире Ильзы и исчезновение её самой.

- Дальше, - Чеддер выбросил, наконец, окурок в окно и завел мотор.

- Убитый Е биовоин. Вроде бы всё.

- Знатная заварушка получилась, а? – ухмыльнулся Чеддер.

- Ага, - буркнул Джо.

- И что ты будешь с этим делать?

- Искать правду, - сказал Джо. – Те типы в квартире Ильзы – их послала не её сестра.

- Почему ты так уверен?

- Возможно, ты не обратил внимания на кое-какие моменты, - Джо достал из бардачка папку с делом. – Вот твой рапорт.

- Ну?

- Из рапорта следует, что когда она появилась в клубе, ты спросил её, что за бардак там творится, и она ответила, что не знает, так как была на «Лоэнгрине», так?

- Ага.

- Я допросил обслуживающий персонал оперы – она действительно там была, от и до. А когда начался захват оперы боевиками «народного фронта», защищала до прибытия «реплики» коридор с проходами на балкон, где находилась наша городская элита, вроде господина мэра и его партнеров по гольфу. Можно сказать, завалила проход трупами. Однако командир спецназа об этом не знал, потому что когда прибыла его команда, наша бледная госпожа вернулась в свою ложу, предоставив ему заканчивать дело, и должен сказать, он долго возился. Затем у нас идет двухчасовой перерыв, в ходе которого её нигде не было видно, однако телефонный узел в тот период не фиксировал входящих звонков в клуб. Я также разговаривал с некоторыми господами из числа гостей клуба, и все как один отзываются о хозяйке, как о человеке, слово которого нерушимо. Она никогда не лжёт.

- Это патология какая-то.

- Согласен. В любом случае, если это не какой-то хитрый план, к убийству она не причастна и ничего о нём не знала. Пока она валялась в больнице, эти люди попытались устранить свидетелей, итог в виде бойни в квартире Ильзы мы видели.

- Ага. А те идиоты, которых я послал следить за Е, говорили, что она не выходила из квартиры. Мне кажется, они установили наблюдение уже после того, как она вышла. И исчезла. Хотя следует отдать должное – они засекли Ильзу с каким-то стариком, выходящими из дома сразу после стрельбы. Оба выглядели крайне напуганными.

- Я сомневаюсь, что Ильза могла взять в руки оружие.

- Я тоже, - Чеддер нахмурился. – Ты ведь не думаешь, что…

- Ага. Мне кажется, Чеддер, твоя подопечная совсем слетела с катушек.

Детектив Чеддер почесал подбородок, достал новую сигарету и закурил, щёлкнув пальцами.

- Нет, я так не думаю. Пули, которые выковыряли из тел, другого калибра, нежели чем у её любимого «рино».

- А что, если она взяла другой пистолет?

- Я в это не верю. Кроме того, её пистолет не нашли при обыске квартиры, верно? Только комиксы. Она их любила.

- Она способна на бойню, - убеждённо сказал Джо. –  Зря ты втянул её в это дело.

Чеддер вместо ответа кивнул на ремень безопасности и включил задний ход. Он был мрачен, но никакие косвенные доказательства не могли убедить его в том, что стрельба в квартире Ильзы была делом рук его тайной – до недавнего времени – напарницы.

- Куда мы едем? – осведомился Джо, пристегиваясь.

- К её дому. Нужно ещё раз всё осмотреть. Мне кажется, вы могли что-то упустить.

- Да что, чёрт возьми, мы могли упустить?!

- Сынок, я работал в полиции, когда ты ещё пешком под стол ходил. Я своему чутью верю больше, чем твоим экспертизам. Она не делала этого. А ты отметаешь к чертям собачьим любые другие версии кроме самой лёгкой. Той, что это сделала Е. Я бы не сказал, что она и мухи не обидит, да и не особо расстроился бы, если бы всё было так, как ты говоришь. Но я не позволю тебе валить на неё трупы, пока ты не предъявишь неопровержимые доказательства того, что это сделала она и никто иной.

Джо поглядел на напарника.

- Вот и эльфийка, похоже, взъярилась из-за того, что вы взвалили на неё труп сородича. Чутьё, а, Чеддер?

За окном медленно проплывали дома и деревья. Был пасмурный день, с утра лил дождь, как и несколько дней до этого, и канализация плохо справлялась с постоянно льющимися в неё потоками воды.

 

«Ваша беда в том, что вы ощущаете своё одиночество даже когда рядом родные и близкие. Вы сидите и ждёте, пока кто-то поднесёт вам на праздничном блюдце ваши права, а когда это случится, вы захотите больше прав, но ни единым пальцем не захотите пошевелить, чтобы как-то попытаться отстоять их. И вы отторгаете от себя всех тех, кто идёт бороться, оставаясь аморфной массой, которая заживо разлагается в уютных квартирах. В историческом центре города я видела дома, похожие на дворцы, и влюбилась навечно в их витражи и острые крыши, крытые красной черепицей, в их каменные стены, поросшие плющом и окна, пламенеющие в свете заката. Так строили ваши предки, но вы не строите ничего для души, лишь самый минимум для тела. Тесные клетки домов, прижавшихся друг к другу - как люди, что морозной зимой спят в обнимку, дабы сохранить частичку тепла и не замёрзнуть насмерть. В этих клетках зябнут ваши души. Возле этих домов не растут цветы, потому что их окружает лишь бетон, асфальт и мусор, что кидают прямо из окон в переулок.

И я иду по этому переулку, и вижу его лицо – оно отражение вашего. Обрюзгшее, ленивое, небритое и грязное лицо среднестатистического человека, гражданина города. Человека, у которого есть права».

 

Машина остановилась возле дома, и полицейские покинули её теплое нутро. Чеддер в непромокаемом плаще и шляпе, и Джо в костюме, поёживающийся от свежего ветра.

- С чего начнем? – спросил Джо.

- С подъезда. Мы знаем из показаний моих соглядатаев, что машина Ильзы стояла вот тут, - Чеддер кивнул на дорогу. – Стояла достаточно долго, а потом они на ней уехали, сразу после стрельбы. О чём это говорит?

- Ммм… И о чём?

- Мне казалось, ты умный парень, Джо, - с грубоватой иронией сказал Чеддер. – Намекаю: в дом никто не входил и из него никто не выходил.

- Что их ждали? – Джо непонимающе поглядел на напарника.

- Нет. Пошли в квартиру, - здоровенный детектив в один прыжок взлетел по ступенькам и скрылся в двери. Джо последовал следом.

Квартира была запечатана желтой полицейской лентой, которую Чеддер небрежно сорвал и распахнул дверь, после чего развернулся:

- Тела лежали тут, вон там и вон там, последнее там, - детектив показал на силуэты на полу. – Как велась стрельба?

- Сначала в стену, потом со стороны кухни и туалета… - сказал Джо, листая отчеты. – Такое ощущение, что они стреляли друг в друга. Чеддер встал посреди прихожей и поднял вверх указательные пальцы.

- Значит так, я бандит. По мне похоже, что я что-то не поделил с товарищами и перестрелял их?

- Нет…

- Значит, эту версию отметаем с ходу.

-  Попадания были неприцельные, некоторые в упор, почти во всех телах были обнаружены пули тридцатого калибра, в то время как у самих бандитов были «тридцать восьмые».

- Всё ещё не соображаешь? – Чеддер ухмыльнулся до ушей. – Значит, вот как всё было.

Он отошёл в комнату.

- Когда они зашли, некто сидящий в комнате, отвлёк их внимание петардой – остатки этой самоделки были обнаружены на кухне и в туалете. Машинально, плохие парни начали палить в сторону, откуда, как им показалось, были сделаны выстрелы, что дало нашему парню преимущество…

- Когда прибыл наряд, тут весь коридор в дыму был.

- Ага. Когда ты один и стреляешь в толпу, ты не промахнешься. Итак, он стоял вот тут, стрелял, отходил сюда – вон след в пыли от штукатурки, выстрелил в номера два сквозь стену, рядом с дыркой от пули в стене, потом ещё раз в дверь, так?

Чеддер потрогал пальцем развороченную стенку, состоящую на три четверти из штукатурки и на одну – из тонких деревянных реек.

- Пока всё хорошо, - Джо заглянул в рапорт, где помимо фотографий и горы деталей были так же описания оружия бандитов. У троих, перечисленных Чеддером, барабаны револьверов были опустошены лишь на один - два патрона, что говорило о том, что они погибли первыми.

- Под трупами остальных обнаружены гильзы, следовательно, они расстреляли боезапас в стену и дверь, нихрена не видя в дыму, разбежались в разные стороны и начали перезаряжаться. И тут наш парень шагнул в коридор, - Чеддер сделал шаг и показал на силуэт на полу. – На кого-то напоролся, выстрелил. Тот естественно заорал. Далее наш парень прикрылся… Нет, упал на пол.

- Почему ты так думаешь?

- Потому что это быстрее, чем отступить назад к двери. Номер четыре нахватал пуль больше всех, попав под перекрестный огонь. Так же по нескольку пуль схлопотали и те парни, - Чеддер показал на кухню и в туалет, где виднелись силуэты. – Два тут и один там. Того, что на кухне, застрелили в упор во время перезарядки. Семь человек. Пять выстрелов. Показатель профессионализма!

- А, по-моему, это показатель хладнокровного убийцы, - поджал губы Джо.

- Ты настаиваешь, что это сделала Е? – сказал Чеддер. – Это не её почерк. Уж кого-кого, а её хладнокровной не назовешь.

- Тебе напомнить её послужной список? – Джо скрестил на груди руки. – Два трупа на лодочной станции, причём заметь, одному досталась пуля в грудь и ещё одна в упор в череп. Далее, три ранения из её пукалки в шкуре биовоина, которому ты пытался набить лицо, плюс две дыры из крупнокалиберного пистолета у него же – одна в подмышке, вторая в спине. Простреленная нога у одного из охранников клуба, - Чеддер слушал всё это и губы у него непроизвольно расползались в улыбке, словно он слушал об успехах дочери в школе. – Дырка в ребрах у эльфийки. С полсотни пуль в трупе второго биовоина, причём это было прямо на моих глазах…

- Знаешь что, сынок? – ухмыльнулся Чеддер. – Я полагаю, ты так набросился на неё потому, что завидуешь ей.

- Я?!

- Ну да, ты. Ты же полицейский! – с сарказмом сказал Чеддер. – Ты же офицер полиции, со значком и пушкой, с претензией на то, что ты тут – Мистер Закон, а какая-то девчонка прикончила монстра, который тебе оказался не по зубам. Более того, ты от него ещё и столом по морде получил.

Джо покраснел от гнева, глубоко вздохнул, и казалось, сунь ему в рот свисток – через миг у всех вокруг заложит уши.

- Картина маслом, чайник закипел,  - хмыкнул Чеддер. – Расслабься напарник. Как видишь, точные выстрелы и тактические фокусы – это не её профиль, а значит, тут поработал кто-то другой.

- Ильза или старик?

- Ну… Оба варианта возможны. Ильза пока ещё никого не убила, так что насчёт неё не знаю, а вот старик может быть не так уж и безобиден. Наблюдатели говорили, что Ильза, можно сказать, на нём повисла, когда они шли к машине. Возможно дедуля - крепкий пень. И всё же вернемся к вопросу – как эти жмурики тут оказались?

- Если исключить что они внезапно материализовались из воздуха, остаётся засада.

- Ага. Пошли, - Чеддер вышел в коридор и направился к лестнице, оглядываясь по сторонам. – Ну и дом! У них тут была локальная война, а никто ничего не слышал. Уроды. Ладно, что мы знаем о бандитах?

- Э?

- В рапорте что написано, дубина? – рявкнул Чеддер. – Ты что, не выспался? Открой на странице описи вещей, обнаруженных при убитых.

- Так… - Джо шёл следом за напарником, листая рапорт. – Патроны… двадцать соу мелочью… колода карт… две газеты… три пачки сигарет…

- Стоп! – Чеддер поглядел наверх. – Сигареты и газета. Поищем, где они курили и читали.

- Это бесполезно, Чеддер, столько времени прошло…

- Ага, но есть вещи, которые остаются неизменными. В первую очередь – пункты наблюдения. Если бы ты был бандитом, где бы ты спрятался?

- На этаж выше?

- Ага, это если ты знаешь, где живет жертва, - Чеддер взлетел по лестничному пролёту и показал на грязное окно. – Раз. Пошли дальше.

Он поднялся ещё на этаж выше:

- А здесь жила Е. Погодка у нас грязная, а тут топталась толпа народа. Скажи мне Джо, грязные окна чем-нибудь отличаются друг от друга?

- А?

Чеддер показал на окно.

- Я уверен, если ты сейчас возьмёшь тряпку и пройдешься по окну ниже, ты обнаружишь там только грязь, а если протрёшь это – то увидишь солидный слой сигаретных смол, потому что окна здесь не моют даже при уборке.

- Почему ты так думаешь?

- Потому что у нас есть два факта: убийство эльфа, которое никто не видел, и сокрытие трупа, которое видела Е. Следовательно, она свидетель. Следовательно, её бы и попытались убрать первым же делом. Ильза живет на втором этаже, Е – на четвёртом. Как ты считаешь, где логичнее всего ставить засаду, с учётом того, что эти клоуны прозевали явление Ильзы и, хрен знает, сколько времени тут курили, играли в карты и читали газеты?

- На четвертом этаже… - убитым тоном сказал Джо. – Но мне кажется, что тут что-то не сходится…

- Да мне наплевать, что тут не сходится, пошли искать, куда делась моя помощница.

Чеддер спустился вниз, осматривая стены, а Джо шёл позади, растирая пальцами виски. Ему казалось, что он внезапно отупел и не может найти связи там, где она очевидна – а это был плохой знак. Джо также задумался на тему того, а что если Чеддер прав, и его зависть к Е затмила ему разум?

- Так. Я был у неё. Сразу после того, как я вышел, я вызвал соглядатаев. Здесь её нет, значит, возможно, она ушла куда-то сразу после того, как я вышел из её квартиры.

- В таком случае мы её не найдем, - сказал Джо.

- Угу.

Чеддер вышел из дома и, задрав голову, поглядел сначала на окна лестничных площадок, а затем по сторонам. Джо следил за тем, как детектив, словно пёс, потерявший след, бродит вокруг крыльца, расширяя круги.

- А-га, - вдруг сказал Чеддер. – Тащи-ка сюда экспертов. Пусть выковыряют пулю из крыльца, - он показал на выбоину в потрескавшемся и потемневшем от влаги сложенном из кирпича крыльце. – Если это пуля из «рино» - она спасалась бегством. А убежала или нет – не знаю…

Его голос стал из азартного неуверенным, и сам он как-то поник. Пёс потерял след.

 

«…Овца и волк по-разному понимают слово «свобода». В этом суть конфликта между тобой и теми, кого ты боишься. Твоя свобода – это свобода закрытых дверей, закрытых окон, заткнутых ушей и закрытых глаз – на беззаконье и мерзость вокруг. Иллюзия покоя, которая может быть разрушена в любой момент, и этого не услышит никто. Их свобода – это свобода быть незримыми, неслышными, неузнанными. Именно так они выходят из зала суда под залог – вы все боитесь того, что они будут мстить именно вам, и вы молчите и страдаете. В большинстве своем вы более склонны страдать, чем бороться за жизнь без страданий.

На твоей улице всегда пасмурно и идёт дождь – и каждый день ты проводишь бездумно, просыпаясь, умываясь, читая за завтраком утреннюю газету, где ты алчно впитываешь из сухих строчек хроники цифры. Они говорят тебе, сколько человек погибло этой ночью – и ты радуешься, что ты не часть этой суммы, забывая что за каждой цифрой скрывается чья-то боль и страдания. Тебе так мало нужно для счастья: осознавать что ты – пока ещё – не жертва. И ты идёшь на работу, в перерывах куришь, обсуждаешь с коллегами спорт, или курс акций. Или даже пресловутые цифры, изрекая лицемерное сожаление и вопрошая пустоту, почему правительство ничего не делает для того, чтобы это прекратить. А потом ты глядишь на часы и идёшь обедать, радуясь, что рабочий день вот-вот закончится. Для тебя это невыносимая мука – работать. Ты предпочел бы жить на пособия, если бы они не были такими маленькими, что на них не купишь машину, которой можно похвастаться перед друзьями, чтобы почувствовать себя успешным человеком. А когда рабочий день заканчивается, ты идешь домой – если любишь семью. Если нет – то в бар, где воздух пропитан дымом и запахом алкоголя – и, возвращаясь домой, ты рискуешь стать ещё одной единицей в статистике завтрашней хроники. И так будет всю твою жизнь. Ты – среднестатистический гражданин, потому что в тебе нет ничего выдающегося. Я ненавижу тебя за это».

 

Наступило время обеда. Чеддер и Джо сидели в кафе с намерением набить желудки. Джо, вооружившись ножом, алчно воззрился на стейк, а Чеддер с аппетитом, но без энтузиазма орудовал ложкой в тарелке, полной котлет и гречки.

- Всё ещё думаешь о Е?

- Ага, - сказал Чеддер. – Она, конечно, взбалмошная девчонка…

- Угу, пьющая виски, как воду…

- … стреляющая во всё, что стоит ей поперёк дороги…

- … на дух не выносящая нравоучений…

- … но было в ней что-то… Чего нет у нас.

- Я даже знаю что, - Джо перестал пилить столовым ножом стейк и откинулся на спинку стула. – Она была влюблена в тебя.

- Че-го?!

- Не в этом смысле. Она видела в тебе героя. Вроде как в комиксах, которых у неё целая куча в квартире. Всё что она делала – она делала, чтобы облегчить твою работу, но не ради общества, а ради тебя лично.

- По-моему ты дерьмовый мозгоправ, Джо. Всё что она делала – она делала ради города. Просто чтобы это понять, надо знать кто она.

- И кто же?

- Ну, - Чеддер загрузил полную пасть отварной гречки и, прожевав, запил стаканом морса. – Начнём с того, что семейка у неё была не особо благополучная. Отец – ветеран всех последних войнушек. Во время последней пропал без вести. У него было две дочери и жена-красавица. Ну, то есть это вначале она была красавицей. А вот после того, как у неё случился выкидыш, когда она узнала, что муж отправляется на очередную войнушку – стала сдавать. Начала пить. Бить дочерей. В общем, как-то раз одна из дочурок, считая себя виноватой во всех бедах семьи, наглоталась таблеток после очередного скандала по пустому поводу – из-за разбитой вазы – и благополучно врезала дуба. Её обнаружила сестра и, похоже, в этот момент у неё что-то склинило в мозгах. Она сбежала из дома, но её нашли и вернули. Она сбежала снова. Меж тем её отец пропал без вести, а мать загнулась от алкоголизма, в общем, девчонка была никому нафиг не нужна. Она вступила в молодежную банду, поскольку это был единственный способ выжить на улице, а когда её начали принуждать к различным нехорошим вещам – ну ты в курсе, что обычно делает шпана с молодыми девчонками – она сдала всю компанию полиции. Банду приняли тепленькими, а Е осталась жить, получать пособие и тратить его на комиксы и свой донельзя странный мир совершенной справедливости.

- А ты каким боком знаешь эту историю?

- Я как раз и был тем, кто возвращал её домой раз за разом, а потом выбил для неё соблюдение её прав на жильё и пособие. На школу она забила, и я нихрена не мог с этим поделать. Короче, чтобы шпана, как откинется, её не смогла найти, я кое-что подмухлевал, и в итоге её настоящее имя знали только я и паспортист, из рапортов оно было вычищено и замазано.

- Это же незаконно!

- А прикинь, если бы шпана решила ей отомстить? Закон, кажется, велит нам служить и защищать? Ну, вот я и защищаю, по крайней мере, по адресному бюро её найти не смогут. Слушай дальше. Соуэй, как её звать по-настоящему, или Ева, как её обозвали мы, перебрав с десяток вариантов, ко мне прилипла так, что не отдерёшь. А я, зная, что не могу быть с ней круглосуточно, а шпаны всякой и так хватает, подарил ей этот револьвер, «рино». Патроны она покупала сама, на пособие; и тренировалась на крысах. Мне было спокойнее, зная, что она сама может себя защитить, понимаешь?

- Ага.

- Ну, а потом она начала пользоваться своей неприметной внешностью, вмешиваясь в дела, которые я вёл, обеспечивая меня информацией и поддержкой, где нужно. Потому что пока не появился ты, я работал один. У меня нет семьи,  как ты знаешь, а потому то, что не уходило на бухло, я тратил на неё: платил за помощь, хоть она и отказывалась.

Джо уткнулся в свой стейк.

- И, она постоянно говорила о том, что хочет сделать город чище. А в остальном – не мешала мне делать свою работу так, как я считаю нужным, а я не лез в её способ помогать,  потому что до сих пор это у неё отлично получалось.

- И в этом деле с клубом?

- Ага. Кстати о клубе, - Чеддер заправился ещё одной ложкой гречки. – Ты получил ордер.

- Ну и что?

- А мне пришла в голову мысль. Что, если остроухую белоснежку банально подставили? Типа, отвод глаз и что-то в том же духе. Сам посуди, чего общего у респектабельного клуба, органлеггеров, нашего драного начальства и толпы бандитов, да ещё с учётом того, что приказы банде отдавала – по твоему мнению – не наша раненая красавица?

- На первый взгляд – ничего, - сказал Джо.

- Идём дальше. Террористы в опере, - Чеддер прикончил гречку и взялся за котлету, щедро полив её томатным соусом. – На кой ляд кому-то понадобилось туда переться, причём штурмовать именно верхнюю ложу, где торчало руководство города?

- В пресс-релизе была обычная туфта про фундаменталистов. Вроде, решили обезглавить город для того, чтобы власть сменилась с продажной на нормальную. В их понимании.

- Боюсь, тебе надо ещё разок наведаться к белоснежке и выбить из неё подробный рассказ о её точке зрения на происходящее. А я пока займусь допросами.

- Не больно-то мне и хочется с ней встречаться…

- А придётся. Кстати, как ты умудрился потерять Ильзу? Я думал, ты спец по этим магическим штукам типа «волшебного ока».

- Они его заметили. Не знаю, за что приняли, но отследить, куда поехали, я не смог – они вышли за радиус действия.

- Это в смысле, в пригород?

- Похоже на то.

- Ладно, поищем тогда её машину. Давно пора… Кстати, - Чеддер поднял палец. – Читал её статью в утренней газете. Не знаю, как она её умудрилась передать в редакцию, но вещь убойная.

- Согласен. Но я несколько удивлен тем, как это было написано. Я показал статью её сестре – она презрительно отозвалась об Ильзе, как о наивной идеалистке, лицемерке и…

- Ты говорил, - Чеддер усмехнулся. – У этих эльфов всё не как у людей.

- Мне… Я думаю, если бы они забыли многосотлетнюю вражду с нами, мы смогли бы ужиться, - задумчиво сказал Джо. – У них есть чему поучиться. Проблема в том, что эльфы не забывают.

- Ну и хрен с ними, - пожал плечами Чеддер. – Мне плевать какой расы наши граждане, главное, чтобы они закон не нарушали, а там пусть хоть на ушах стоят. Ты свой стейк долго ещё мучить будешь?

- У меня аппетит пропал, - сказал Джо. – Знаешь, когда ты говорил о Е, казалось, что мы на поминках.

Чеддер помрачнел.

 

«Самая совершенная вещь на свете, при всех недостатках – это глаз.

Но со временем меняется взгляд. Сколько лет должно пройти, чтобы ясный и горящий взор стал тусклым и безжизненным? Что должен увидеть глаз, чтобы поблекнуть и ослепнуть? Я каждый день смотрю в глаза людям, и они отводят взгляд, словно стыдятся чего-то.

Мои глаза видели многое. Как кадры на бесконечно-длинной фотоплёнке застыла в моей памяти череда моментов истории – храбрый поселенец, возделывающий клочок земли и обороняющий его от диких зверей и жутких монстров. Колонна рабов, возделывающая поле под бичами надсмотрщиков. Поединок чести, на котором один человек пронзает другого мечом за двусмысленность в адрес дамы, и тот же победитель, входящий победным шагом в бордель. Волшебник, открывающий новую эру в науке, в тесном помещении, забитом ретортами, пробирками, трубочками, спиртовками и склянками с таинственными веществами. Эльф, пожимающий человеку руку. Столб дыма над кузницей дварфа, где угрюмый бородач с молотом отковывает сверкающий клинок, венец его творений. Гномы, шумною толпой воздвигающие катапульту между рядами людей с арбалетами, нацеленными на замок – и следующий кадр, как крепостные стены содрогаются от попаданий пушечных ядер, а в проломы ломится пехота в кроваво-красных мундирах, и к дулам их оружия прикреплены штыки. Как воздвигается прекрасная часовня в память о жертвах – она будет стоять всего лишь полвека, пока её не взорвут взявшие реванш проигравшие прошлую войну. Я вижу череду дымящих труб заводов, где ткацкий станок убивает рукоделье, а штамповочный пресс – кузнечное дело. Я вижу демонстрации цеховников, ещё не понимающих что их время безвозвратно ушло. Времена катятся в прошлое стремительной лавиной, и мои глаза слезятся от едкого газа, их застилает пыль, вздымающаяся от взрывов, поднимающих в небо десятки тонн грунта и изломанных тел, я вижу повисшие на колючей проволоке тела, которые клюют вороны.

Моим глазам не важно, чьи это тела.

Все стены обвешаны плакатами «покупайте облигации военного займа». Тогда я не знала, что государству не хватает денег, чтобы воевать. Мир так устроен, что молодые должны воевать, а старики – хранить семейный очаг. Наверное, не только я одна спрашивала, почему молодёжь не может хранить домашний очаг, и, наверное, не я одна слышала в ответ, что они не могут: у них нет дома, и поэтому они уезжают, чтобы убивать друг друга.

Экипировка солдата тогда стоила пять либров, из них два с половиной стоила винтовка со штыком, один - каска, а остальное – сапоги, фляжка, вещмешок и форма. Не раз и не два у меня возникало ощущение, что жизнь того, кто всё это таскает, во много раз меньше.

Годы проходят, но в память откладываются лишь новые плакаты -  «покупайте облигации военного займа». Старые винтовки с продольно-скользящим затвором на них были заменены на новые автоматические, шлемы стали похожи на котлы, а не на суповые миски, добавилось снаряжения, но лицо на плакатах было всё то же, юное, безусое, с горящими глазами юнца, желающего быть сопричастным к чему-то большему, нежели чем к дракам со сверстниками. А экипировка его стоила уже сорок либров.

Я вижу пронзающие штыками землю винтовки, с касками на прикладе - над могилами юных солдат. И невыразимая печаль наполняет моё сердце.

Я вижу покрасневший от крови пляж, усеянный телами, и корабли, с которых высаживаются всё новые и новые волны выкашиваемых огнём и пулями солдат.

Я вижу взметнувшийся над покорённой горой флаг, чьё древко сжимают усталые руки солдат.

Я вижу колонну пленных, работающую на полях, в обрывках военной униформы…

Мои глаза устали смотреть.

И теперь, когда войны остались в прошлом, мои глаза видят то, за что сражались все эти люди. Так вот она какая, ваша свобода – свобода раз в четыре года быть нужным своему правительству, чтобы избрать того, кто на этот раз поднимет флаг и пошлёт вас умирать – за веру, за родину, за общественный строй, за право навязывать другим свою политику, за уголь, нефть и газ.

И знаете, что я вам скажу? Начиная с определенного момента, я перестала различать время. Для меня оно остановилось непрерывной чередой кровавого безумия, перемежаемого тёмными окнами домов, в которых отключили свет, чтобы дать больше энергии заводам. И я перестала ощущать разницу между миром и войной, потому что стреляют и там и здесь, где-то больше, где-то меньше, но смерть даже одного – это трагедия, потому что вместе с человеком умирают его мечты и частичка будущего.

Но что ещё более ужасает меня – это то, что вы добровольно, без пуль и штыков, убиваете в себе мечту. Это та же смерть, только ваше тело ещё будет долго жить и работать, словно голем, и вы будете покорно покупать облигации военных займов, не видя этому конца и края; не имея сил, чтобы добившись чего-то силой оружия, отложить оружие в сторону.

Не имея сил, чтобы выдержать взгляд моих глаз.»

 

Они снова вернулись к дому, где жили Ильза и Е.

Погода испортилась и с низкого, свинцового неба падали редкие капли дождя, разбиваясь о плащи и шляпы полицейских, стоящих возле машины и не знающих с какой ещё стороны можно взяться за дело. Джо считал, что там делать больше нечего. Его напарник был иного мнения.

- Кхм, - послышался кашель. Чеддер повернул голову и увидел стоящую на крыльце бабку, бросающую вокруг настороженные взгляды. Она была закутана в шаль, концы которой были грязными и волочились по земле, и вид у неё был нервный.

На улице было пусто.

Спустя минуту Чеддер уже находился в пропахшей тленом квартирке на первом этаже, где ютилась бабка, коротая в одиночестве свои дни и боясь высунуть нос на улицу иначе, чем за продуктами и пособием.

- Слышимость здесь очень хорошая, - нерешительно сказала бабка, пока Чеддер осматривался, скользя взглядом по грудам старых газет в прихожей, по книжным шкафам в комнатушке и коробкам с мусором на кухне. На столе рядом с очками для чтения лежала развернутая свежая утренняя газета, а рядом была забитая пеплом пепельница, тонкая прямая трубка и пустая чашка с кофейной гущей.

- Вы хотите мне что-то сообщить? – спросил детектив.

- Да… Знаете ли, здесь очень хорошая слышимость… И мне не по нутру, что в моём доме стреляют. Соседи у меня – гнусные личности, - бабка резво сыпанула пару ложек кофе в турку, добавила сахара и воды и, направив на медную посудину палец, исторгла почти осязаемую волну багрового жара. Чеддер молча наблюдал, как она готовит кофе, сделав паузу в разговоре и сосредоточившись. Требовалось меньше минуты концентрации, чтобы над туркой вспух грибок коричневой пены, после чего бабка достала из шкафа отмытую до скрипа кружку и подала детективу кофе.

- Ну вот, значицца… - бабка вытряхнула из своей кружки гущу в коробку с мусором и налила себе кофе. – Эта девчонка, которая наверху живет, она подозрительная была очень. Ну, вы понимаете – весь день спит, а ночью уходит из дома. Добром это кончиться не могло, сами понимаете, и вот, значит, как раз в день когда в квартире той странной женщины была стрельба, немного ранее в дом вошли несколько мужчин. Я живу рядом со входом, и многое вижу, так вот, мне это показалось подозрительным, потому что гостей у нас тут не много ходит.

- В какое время это произошло?

- Не помню точно, - бабка наморщила лоб. – Это было уже после того, как вы ушли. Сильно позже, я успела полностью прочитать вечернюю газету. Потом началась беготня по лестницам, и эта девчонка выскочила на улицу, размахивая пистолетом, а за ней бежали эти люди, которые вошли ранее.

- Сколько их было?

- Четверо, я точно помню, что их было четверо. Вышли двое. А потом началась стрельба.

Раздался треск, и сначала на пол плеснул кофе с гущей, а затем посыпались осколки. Чеддер смутился, поняв, что он слишком сильно сжал кружку своей здоровенной ладонью. А ещё – что он обжёгся.

- Не беспокойтесь, - сказала бабка, слегка привстав. – Всё равно кружка была треснутая.

- Продолжайте!

- Вы обожглись…

- Да плевать, расскажите, что там было дальше!

- Ну… - бабка уселась обратно. – Было несколько выстрелов оттуда, куда убежала девчонка и пара – со стороны крыльца. Нет, сначала стреляли со стороны крыльца, а потом…

Чеддер заскрежетал зубами.

- Да. Ну, в общем, форточка у меня всегда открыта, чтобы кухню проветрить. И я слышала, что эти люди сказали что-то о том, что эта… Соуэй… Живучая сука, простите за выражение.

- Так и сказали? – напрягшись, спросил Чеддер.

- Да, так и сказали, - подтвердила бабка. – Я готова поклясться. А ещё они говорили что-то о том, что им ещё репортёршу убивать, и что патронов жалко. Слышно было хорошо, они как раз мимо окна проходили. Тогда один из них достал нож. Потом был какой-то лязг, что-то плюхнулось… Простите, я боялась высунуться, потому что мало ли, может быть, убьют за компанию.

Чеддер кивнул ей с каменным выражением лица.

- Потом они зашли назад в дом.

- Почему вы этого не сообщили, когда офицер Джо ходил по квартирам и спрашивал жителей о произошедшем?

- Мне очень стыдно, детектив, но я боялась. Как и все здесь – мы простые люди, и случись что – вы же не приставите к каждому по охраннику?

- А почему вы сообщили сейчас?

- Голос совести, - грустно ответила бабка. – Мне подумалось, что кто-то должен сказать, иначе ещё одно убийство, - при этом слове Чеддер дёрнулся, - …останется безнаказанным.

Сморщенными пальцами бабка набила трубку табаком, последовала фиолетовая вспышка – и старческие губы задвигались, раскочегаривая тлеющий табак, выпуская в воздух клубы дыма. Она зажимала пожелтевшим большим пальцем чашечку трубки.

Чеддер молчал, но внутри него полыхал гнев.

- Да, и ещё, - бабка подняла чубук трубки, словно указательный палец. – Потом в дом вошли ещё пятеро, они о чём-то говорили, поднимаясь по лестнице, но я не слышала. Когда эти пятеро заходили, они обменялись с теми двумя приветствиями, а потом эти двое ушли. Ещё через некоторое время приехала машина той девушки, в квартире которой была стрельба, и она зашла в дом с каким-то стариком. Некоторое время было тихо, а затем раздалась стрельба. Всё продолжалось меньше минуты, а потом старик и девушка уехали.

- Та-ак, - Чеддер нахмурился. – Спасибо за информацию. Вы оказали нам неоценимую помощь.

- Я рада, что выполнила свой долг, детектив. Теперь буду спать спокойно, - бабка принялась дымить трубкой, а Чеддер вышел из квартиры.

В коридоре, прислонившись к стене стоял Джо.

- Что-нибудь полезное узнал?

- Ага. Пошли, нам надо кое-кого навестить.

- И кого же?

- Тебе – канализационную службу. Мне - тех ублюдков, что нам прислали в качестве соглядатаев. Бабка сказала, что сначала пришли четверо, затем пришли ещё пятеро. Семерых мы видели в морге. Двоих сейчас навестим.

- Ты думаешь, что это были твои соглядатаи?

- Я в этом уверен, а знаешь почему?

- Почему?

- Они знали настоящее имя Е. Мне думается, что дело было так – после того, как я вызвал соглядатаев, те пришли, убедились, что меня тут нет, и Ильзы тоже, и вызвали гангстеров. А пока гангстеры ехали, они напоролись на Е, которая, по-видимому, вышла из квартиры. И убили её.

- Где, здесь?

- На улице. Дождь смыл следы, но судя по сказанному бабулей, её тяжело ранили выстрелом, а потом зарезали и скинули в канализационный коллектор.

- А-га.

- Ты проследишь, чтобы канализационщики сделали всё правильно. А я выбью из соглядатаев правду.

- Чеддер, мы ведь напарники. Нам нужно действовать вместе, не разделяясь…

- Тебе ни к чему видеть то, что я буду с ними делать, Джо. Это личное.

- Я не говорю о том, что это незаконно, - Джо вздохнул. – Я хочу сказать, что ты там будешь один. Если в дело замешаны продажные полицейские, кто-то должен прикрывать тебе спину.

- Ага. И это будешь не ты. Не потому что я тебе не доверяю, а потому, что ты нужен мне здесь, с канализационщиками.

- Но…

- Слушай, Джо, я сейчас узнал что девочка, которая никогда со мной не спорила и верно прикрывала мне спину, погибла. Когда я это узнал, я раздавил в руке чашку с только что сваренным кофе. Поэтому если тебе дорого твоё лицо, вспомни о своём инстинкте самосохранения и не раздражай меня.

- Да… Кажется, время вспомнить о субординации, - вздохнул Джо. – Есть сэр, будет сделано, сэр.

Чеддер молча развернулся и пошел к машине, а Джо остался на крыльце дома, мрачно размышляя на тему уместности неловкой шутливой фразы про субординацию. Ему казалось, она должна была разрядить обстановку. Не вышло.

 

«И один человек может что-то изменить, а попытаться должен каждый. Верьте в то, чему вы учите детей. Любите их – и они не побегут искать учителей в притонах зла. Вы обретёте счастье, гордясь достижениями своих детей, а не созерцанием остатков триумфа ваших предков.»

 

Чеддер чувствовал себя паршиво. Примочки сняли опухоль с разбитого в произошедшей три дня назад драке с охранниками клуба лица, синяки на ноге и рёбрах поменяли цвет, но всё ещё болели при нажатии, лёгкая травма руки уже не доставляла неудобств, а ожог от кофе лишь мерзко саднил. Тело, конечно, болело, но душа болела куда сильнее. Детектив ощущал вину за произошедшее с его тайной помощницей, и раз за разом прокручивал события той ночи в голове, пытаясь найти ответ на вопрос – а мог ли он что-нибудь сделать, чтобы предотвратить произошедшее? Можно было забрать Соуэй из её квартиры и перевезти в другое место, более надёжное. Но он думал, что в разгромленную квартиру больше никто не наведается – оно и понятно, любой, у кого есть мозги, понимает, что птица не возвращается в разорённое гнездо, а значит там безопасно. Сомнительная логика, как ему теперь казалось.

«Волшебный глаз» Джо следил за Ильзой от бара, где она познакомилась со странным стариком, до её дома. Это магическое устройство наблюдало за перемещениями, передавая сведенья о собственном местонахождении оператору. При необходимости оператор мог наблюдать за сценой собственными глазами, но Джо, и так утомлённый событиями, к тому же писал рапорт, а потому «глаз» отследил машину Ильзы до её дома и остановился в режиме ожидания. Джо счёл, что соглядатаев Чеддера хватит, чтобы понаблюдать за домом и предупредить если что случится, поэтому он с чистой совестью занялся рапортом, и переключился на «глаз» только когда тот передал звуки стрельбы. Ильза была жива, и Джо видел картинку, как она садится в машину со стариком и уезжает в направлении пригорода. Скоро машина выехала за пределы действия магии «глаза» и исчезла из виду.

Это не вина Джо, что машина Ильзы прибыла уже после того, как Соуэй была убита, и дождь смыл её кровь с асфальта.

Соглядатаев было трое, их звали Пит, Коул и Форк, и они не были сотрудниками полиции. Характер их работы предполагал, что они – сознательные граждане, которые помогают полиции в расследованиях и получают за это скромное вознаграждение – за то, что они являются глазами и ушами полиции в городе, то есть они являлись осведомителями. Чеддер считал, что может доверять их работе, потому что эта троица, ошивающаяся вблизи тех мест, о событиях вблизи которых ему хотелось знать, делали свою работу более чем профессионально – не попадались никому на глаза, докладывали обо всём увиденном и получали деньги. Похоже, у кого-то из них был свой интерес. По мнению Чеддера, кто-то заплатил этим парням за то, чтобы те закрыли глаза на толпу гангстеров, прошедших в дом. Более того, они так же должны были убить Соуэй и свалить всё на «пришедших до нашего прибытия убийц» и с невинным лицом сказать что «мы просидели там до утра, кто ж знал, что там одни трупы?»

Костяшки пальцев, сжимавшие руль, побелели от напряжения. Чеддер испытывал злость и знал, на кого её можно было обратить. Пёс снова взял след и нёсся по нему со всей доступной скоростью.

Где найти подозреваемых детектив знал: между заданиями они либо отсыпаются по хатам, либо играют в карты в баре «У Джонни». Бар был в трущобах рядом с портом, где шатается много разной швали, у которой есть деньги на дешевый джин и партию в покер. Трущобы  прилегали к относительно цивилизованной части города на стыке дорог, ведущих к набережной, где стоял клуб «Аурстрим»; к порту и к центру города - где была редакция, в которой работала Ильза, стоял бар «Мустанг». Если ехать из северного спального района по дороге, идущей в обход порта, то до бара можно добраться минут за пятнадцать. Если через портовый район – за сорок минут.

Можно было добраться до бара «У Джонни» минут за двадцать, но Чеддер сделал крюк.

Дверь отворилась, и Чеддер попал в задрапированную бордовой тканью комнату, где торчал здоровенный вышибала.

- Я к Вэл. Она дома? – спросил Чеддер.

- Валяется в своей каморке, - процедил вышибала. – Платить будешь?

- У меня абонемент, - Чеддер достал значок и сунул его под скептический взгляд вышибалы, после чего пошел по коридору мимо в белоснежную залу, уставленную диванчиками, завешанную пологами и мишурой, которая не интересовала детектива настолько, насколько те, кто сидели на диванчиках. Шлюхи. Самые горячие девочки района, готовые обслужить любого, у кого было достаточно денег за их весьма не дешевые услуги. Скользнув заинтересованным взглядом по роскошным полуобнаженным телам, Чеддер прошел в неприметную дверь, ведущую к служебным помещениям, где миновав столовую, выполненную в не менее роскошном стиле, чем предыдущие комнаты, и кухню, в которой было много белого кафеля и кухонной утвари, он дошел до конца коридора и распахнул дверь.

За дверью была тесная, освещенная единственной лампочкой комнатушка, почти всё свободное  в ней место занимали шкафы, и негде было присесть - лишь на сундук и узкую койку возле полки, исполняющей обязанности стола. Койка была занята.

-  Привет, Вэл. Мне бы не помешала твоя помощь, - сказал Чеддер.

Лежащее на кровати тело повернулось и взглянуло на него свинцово-серыми глазами:

- Похоже, помощь травматолога тебе требуется куда больше.

- Лицо? Пустяки, уже заживает. Я собираюсь наведаться в одно местечко, где полно плохих парней, чтобы выбить из них всё дерьмо. На самом деле мне нужны всего трое из них, но проблема в том, что у меня в барабане всего шесть патронов, а желающих нарваться на свинцовый куш может быть куда больше. К тому же мне нужна информация, а не трупы. Ты в деле?

- Я только утром вышла из больницы, Чеддер, - девушка задрала край клетчатой рубахи и показала на бинты. Из-под повязки на боку были видны зеленоватые края огромного кровоподтёка. Похоже, что было ещё несколько под рубашкой. Её скулу украшал пластырь, а губы были разбиты не далее, как несколько дней назад. Чеддер прекрасно знал, что в первые дни гематома будет синей, потом она зеленеет, потом желтеет, если, конечно, нет осложнений, а потому сделал вывод, что травмам Вэл меньше недели.

- Ого. Кто настолько крут, что уложил тебя почти на неделю в больницу?

- Почти на три дня. Это был матч «кулак против магии».

- Дай угадаю, нокаут в первом раунде?

- Угадал.

- Маг из больницы уже вышел?

- Понятия не имею. Возвращаясь к причине твоего визита, я сомневаюсь, что могу составить тебе компанию.

- А мне казалось, что боль тебя не пугает и что ты сделана из стали.

- Я человек, Чеддер, - дыхание Вэл было поверхностным, и ей приходилось прилагать усилия для того, чтобы говорить длинными фразами. - Врачи поставили на место сломанные рёбра и срастили их, проделали несколько дырок в моей шкуре, чтобы откачать кровь и уменьшить опухоли, и накачать под завязку медикаментами. Сутки я валялась без сознания. Мне сказали ещё как минимум неделю лежать пластом, иначе возможны осложнения. Мне даже дышать больно.

- Не кисло, - протянул Чеддер. – Видимо, я зря сюда заглянул.

- Давай я пока приведу себя в порядок, а ты расскажешь, что у тебя стряслось такого, что ты пришел ко мне, а не к кому-нибудь ещё.

Она вылезла из-под одеяла, дав Чеддеру возможность оценить в тусклом свете желтой лампочки под потолком её стройные и сильные ноги, и принялась натягивать джинсы.

- Мне не к кому идти, Вэл. Моя тайная помощница погибла, и я хочу найти тех, кто её убил.

- Мне кажется, тебе надо выговориться, и рассказ будет долгим. Можешь начинать.

И Чеддер рассказал всё, начиная с заварухи с клубом «Аурстрим», заканчивая свидетельством бабули.

- …Я знал её ещё девочкой, Вэл. Можно сказать, я виноват в том, что она встала на путь, который её погубил. Это не месть, это… попытка исправить ошибку. Чтобы, где бы она не находилась, она простила меня, и знала что те, кто убил её, не уйдут от возмездия.

- Ты серьёзно считаешь, что между возмездием и местью есть в твоем случае разница? – Пока Чеддер рассказывал, Вэл натянула джинсы и носки, застегнула рубашку на все пуговицы и натянула сверху свитер, после чего села назад на койку.

- Я хочу закатать их в асфальт, Вэл, - наконец сказал Чеддер.

- Ну вот, теперь, когда мы определились с твоими мотивами, можно назвать вещи своими именами. Ты хочешь отомстить, Чеддер. Не мне тебе говорить к чему это обычно ведёт. Ты испытываешь сейчас чудовищную боль, это болит твоя душа, и от этой боли лекарств существует всего три, а поскольку ты не пьёшь, то остаются месть и прощение. Последнее сложнее всего.

- Я должен простить их за то, что они сделали?!

- При чём тут какие-то убийцы? – Вэл закусив губу, принялась натягивать куртку, морщась от боли каждый раз, когда ей приходилось поднимать левую руку. – …Я говорю о тебе. Проблема в том, что ты винишь себя в том, что ты не был хорошим папочкой, который придет, чтобы защитить дочку, когда на неё нападут хулиганы. Если ты отомстишь убийцам, это не облегчит твоей вины, потому что это не изменит факта – та, кого ты хотел сберечь, умерла. Кстати, Чеддер, для того чтобы смириться с тем, что те, кого мы любим, мертвы, люди придумали похороны. Когда ты простишься с её телом, тебе станет чуточку легче.

- Тела нет, - мрачно сказал Чеддер. – Они сбросили его в канализационный коллектор.

- Я не хочу пробуждать в тебе беспочвенную надежду, но твоя Соуэй – судя по твоему рассказу – стойкая девчонка. Из личного опыта знаю, чтобы убить такую, потребуется нечто большее, чем пули или нож. Если вы не нашли тела, возможно, ей как-то удалось выжить и выбраться из коллектора.

- Ты думаешь?

- Бывали случаи, когда человек выживал даже после смертельного ранения. Даже после двух. Это случается редко, и иначе как чудом это не назовешь – но такое бывает. Однако, к сожалению, никто не гарантирует, что это случится именно с теми, кого мы любим.

Чеддер улыбнулся.

- Я всё же буду надеяться, Вэл. Я обзвоню морги и больницы, а Джо уже сейчас прочесывает канализацию. Мы найдем её живой или мёртвой, а пока тело не найдено – я буду считать, что она жива.

- Стало легче? – поинтересовалась Вэл.

- Намного, - Чеддер глубоко вздохнул и улыбнулся. – А кстати… ты разве не собиралась отлежаться?

- Баш на баш, Чеддер. Ты поможешь мне выбить из одного ублюдка десять либров, а я помогу тебе выбить из твоих злодеев информацию и прикрою тебе спину.

- Возьми с собой пушку.

Вэл криво улыбнулась и, открыв шкаф, достала оттуда автомат с ребристым стволом, рукояткой взвода затвора, расположенной сверху, поперечной рукояткой снизу ствола, деревянным прикладом и дисковым магазином на сто патронов.

- Сойдет?

- Ты где-то решила устроить бойню? Ты в курсе, что эти штуки запрещены для гражданских?

- Чеддер, не строй из себя законника. Это переделка военного автомата под пятимиллиметровый патрон, ствол укорочен, масса конструкции уменьшена, а что выплёвывает весь магазин за несколько секунд – вряд ли является минусом.

Чеддер заинтересованно поглядел на автомат.

- Сама переделала?

- Ага. Очень полезно, когда натыкаешься на какую-нибудь бронированную сволочь вроде вашего биовоина. Патроны лёгкие, можно утащить с собой несколько дисков.

- Вэл, биовоина даже сорок четвертым магнумом пробить сложно – что с ним сделает твой двадцать второй?

- Дай-ка я тебе кое-что объясню, Чеддер, - Вэл выгребла из шкафа ещё два диска в расшитую бисером сумку. – Капля камень точит. За секунду ты выпускаешь во врага одну пулю массой в десять грамм. А я выпускаю за секунду с полсотни пуль, каждая из которых весит грамм с гаком – и, заметь, с той же скоростью что и твоя, летящих приблизительно в одну точку. Как ты думаешь, какая броня выдержит такую долбёжку?

Чеддер смутился.

- Я девушка, Чеддер, - продолжила Вэл. -  Для меня критичны – особенно сейчас – отдача и вес оружия. Поэтому мой подход принципиально отличается от твоего. И, если мы закончили с обсуждением оружейной тематики, давай уже займёмся делом?

Чеддер широко улыбнулся.

- Кажется, пора дать городу как следует просраться, - сказал он. Вэл протянула ему утреннюю газету:

- Это вместо туалетной бумаги. Город должен быть чистым.

 

«Единственное, что не даёт многим из тех, что каждый день видят торжество зла на улицах города, окончательно сдаться и пасть духом – это надежда. Она присуща каждому, она придает сил, когда опускаются руки и не даёт голосу дрожать. Вы выбрали президентом того, кто озвучил то, о чём вы все в тайне думаете. Что жизнь ценна только тогда, когда представляет собой борьбу за достойное дело. И я надеюсь, что этим делом будет новое будущее, светлое будущее. В этом году была запрещена сегрегация по расовому признаку. В этом году дети эльфов, дварфов и людей впервые стали учиться в одной школе. В этом году умер сенатор, ещё три года назад терроризировавший киноиндустрию и газеты чистками политически неблагонадёжных элементов, его закон отменен и его черное сердце не выдержало этого удара.

В этом году у меня появилась надежда, что скоро, очень скоро кто-то скажет во всеуслышание: «У меня есть мечта!», - и он будет не одинок».

 

 

 


Оцените прочитанное:  12345 (Ещё не оценивался)
Загрузка...