Практикант
Марк встретил меня за три квартала от дома малютки Энни. Мы никогда раньше не встречались, но я без труда узнал его по той простой причине, что кроме нас двоих на этой улице никого больше не было. Стояло раннее утро, тихое, благословенное прохладой, что так драгоценна в преддверии наступающего дня. Небо на востоке уже наметило красками тот причал, откуда немилосердное солнце отправится в своё ежедневное паломничество, а припозднившиеся немногие звёзды устало подмигивали и незаметно исчезали: одна за другой. Городок затаился в предвкушении обычной дневной суеты, готовясь принять в свои объятья потоки машин и людей. Последний месяц лета в этом году выдался жаркий и сухой, клумбы и газоны, скорее серые от пыли, с поблекшими цветами, не могли добавить красок бетонным стенам одинаковых безликих домов. Я с любопытством осмотрелся по сторонам, незнакомый пейзаж вплетал нотку грусти в мое настроение. Марк, внимательный и серьезный, протянул мне ладонь для рукопожатия. Я пожал его руку, ограничившись кивком головы, из опасения, что дрожащий тембр в голосе выдаст мое неподдельное волнение. Он усмехнулся и сухо произнес:
- Идем, - затем повернулся и решительно зашагал по тротуару.
Секунду помедлив, я бросился его догонять. Утро начиналось, уже заметно посветлело небо, обретая глубину и прозрачность, где-то в кустах, обрамляющих тенистые дворики, затенькала пичужка. Словно повинуясь ее команде, солнце высунуло золотую макушку из-за горизонта, сразу обновив цвета окружающего мира. Мы шагали бок о бок в полном молчании, пока он, скосив глаза, не спросил:
- Первый раз?
- Да, - в горле сухо запершило, и я закашлялся, прикрывая рот ладонью.
- Ничего, первый всегда самый трудный.
Марк свернул во двор и остановился перед приземистой «пятиэтажкой». Я, едва сдерживая нетерпение, разглядывал темные окна. Где-то здесь меня ждала малютка Энни, я чувствовал ее теплое ровное дыхание.
- Как мы войдем? – осмелился я спросить у Марка.
- Вон там, окно приоткрыто, видишь? – он указал на ряд окон второго этажа, - Нам туда, давай за мной.
Он мягко подпрыгнул, бесшумно расправил крылья и полетел в указанном направлении. Я заторопился и чуть не врезался в стену, но в последний момент резко увернулся и неловко плюхнулся на подоконник, где меня уже поджидал Марк. Откинув занавески, мы спустились в комнату. Обои на стенах, выцветшие от времени, с темными участками, где очевидно раньше стояла мебель, палас неопределенного цвета, детская кроватка у стены, комод со стопкой одежды, все говорило о нищете обитателей этого жилища. Я, подошел к кроватке и, наконец, увидел ее. Она спала, раскинув ручки на подушке, сладко сопя, маленькая и невообразимо прекрасная – моя Энни. Марк подошел ко мне.
- Она – прелесть! – едва сдерживая слезы восхищения, я посмотрел на него.
- Ничего не могу возразить, - Марк широко улыбался, видя мой щенячий восторг.
Внезапно, он насторожился. Улыбка сползла с его губ.
- Быстро, за мной, - Марк встал на четвереньки и юркнул под кроватку.
Без вопросов я последовал за ним. Лишь только мы замерли, прижавшись друг к другу, дверь отворилась и в комнату вошла женщина. Она, слегка пошатываясь, подошла к спящему ребенку, ее ноги остановились в метре от моего лица. Я затаил дыхание и весь напрягся. Неожиданно, в самом темном углу, где чернильная темнота казалась настолько плотной, что ее можно было зачерпнуть ладонью, раздался легкий скрежет. Словно некто невидимый осторожно провел острым когтем по сухой штукатурке. Я обернулся на звук и …оторопел: оттуда на меня смотрели два глаза, налитых рубиновым цветом. Я в страхе плотнее прижался к Марку, одновременно толкая его в бок. Он повернулся ко мне и тоже увидел это, но не испугался, а наоборот, гневно цыкнул на таинственного визитера:
-А ну, брысь, отсюда!
Глаза обиженно мигнули и исчезли, но было непонятно: то ли существо действительно пропало, то ли просто их закрыло. На всякий случай, я внимательно осмотрел подозрительное место, прежде чем повернуть голову в другую сторону. К тому моменту женщина уже ушла, и мы смогли вылезти из-под кровати. Мне очень хотелось задать Марку кучу вопросов, я с трудом сдерживал себя, пока он отряхивался от пыли. Наконец, он первым начал разговор:
- Знаю, знаю, нам совсем не обязательно прятаться – все равно в таком возрасте они нас уже не видят. Просто я не люблю ее, - он отвернулся от меня и медленно подошел к окошку.
- Не любишь? Но она, же твоя…
- Да! – резко оборвал он, - Ну и что.… Оставим этот разговор. Если у тебя больше нет вопросов, то располагайся, а я пошел, проверю – как там она.
- Нет! Постой! – я догнал его у самой двери, - А то существо, под кроватью?
- А, Махлап. Он из Темных, заходит иногда. Ты не бойся его, Махлап безвредный совсем. Если что, гони его взашей. Заклинание, надеюсь, знаешь?
- Да, мы уже проходили Темных в академии.
- Ну вот и хорошо, вот и славно, - Марк хлопнул меня по плечу и вышел.
Я залез на люстру и внимательно осмотрел место, которое станет мне домом на ближайшие две недели. А потом проснулась Энни…
Всю следующую неделю я ни на миг не отходил от моей крошки. С того самого момента, как она впервые посмотрела на меня и улыбнулась, я, не замечая бега времени, с упоением опекал ребенка. Женщина заходила в комнату только тогда, когда малютка начинала плакать. Слегка пошатываясь, окутанная винными парами, она склонялась над кроваткой и брала на руки дитя. Мрачный Марк, плетущийся следом, поддерживал ее и непрестанно ворчал. Я неизменно испытывал трепет и волнение, а сознание того, что с Энни может что-то случиться, приводило меня и вовсе в дикий ужас. Один раз наведался Махлап, но, встретив в моем лице достойный отпор, поджав хвост, или что там у него, быстро покинул охраняемую мной территорию. Вечерами Марк всегда приходил меня навестить, мы сидели на подоконнике открытого окна, свесив ноги на улицу, и наблюдали, как в небе загораются звезды, вспоминали родной дом, куда непременно вернемся рано или поздно. Иногда к нам присоединялись Пол и Ли, живущие по соседству и невероятно похожие друг на друга. Их близнецы, которым было десять лет на двоих, отчаянные сорванцы и непоседы, рассуждали так: если день проходил без синяков или ссадин, значит, жизнь не удалась. Неудивительно, что Ли все время испытывал приступы легкой паники, а Пол слегка заикался.
Меня можно было назвать счастливым, если бы одно обстоятельство не омрачало жизнь – день ото дня Марк становился все более хмурым и недовольным. Я подозревал, что все дело в моем отъезде и даже однажды попытался поговорить с Марком о том двойном бремени, что ляжет вскорости на его плечи. Он грубо оборвал меня на полуслове и скрылся в другой комнате, громко хлопнув дверью. Преследовать его я не стал, справедливо рассудив, что все уляжется само собой. Однако я ошибался…
Примерно за день до моего отъезда произошло событие, показавшее, насколько я был слеп и глуп. Накануне вечером Марк не приходил, и я рискнул сам навестить его, что бы убедиться, что все в порядке. Я осторожно протиснулся в приоткрытую дверь и замер на пороге. Марк сидел на полу возле переполненной окурками пепельницы и яростно тушил непогашенную сигарету. Увидев меня, он махнул рукой:
- Ну, что ты стоишь, иди, помоги мне.
Я немедленно бросился на помощь. Когда последний уголек был потушен, Марк устало привалился к дивану и облегченно вздохнул.
- Уф, ну и работенка, эта идиотка никогда не тушит свои окурки, просто бросает куда попало, - словно в ответ на его замечание в комнату вошла женщина с открытой банкой пива в одной руке и зажженной сигаретой в другой.
- Вот, полюбуйся, что я говорил? С самого утра накачивает себя всякой дрянью, а ведь ей еще ребенка кормить. Когда-нибудь случится пожар, попомни мое слово…
И пожар случился…. Только виноваты в этом оказались близнецы, устроившие костер под лестницей. Они же не знали, что дворник держит там канистру с бензином для хозяйственных надобностей.
Я заметил легкое облачко дыма, просочившееся под дверью, и почувствовал едкий запах гари сразу после обеда. Малютка Энни сладко спала, так же как и ее мать, накачанная алкоголем под завязку. Я бросился к ребенку, хотя знал, что ничего уже не смогу изменить. Комната быстро наполнялась дымом. Попытки разбудить Энни окончились неудачей. Один раз она судорожно закашлялась, но так и не проснулась. Ее стиснутые кулачки расслабились, ладошки раскрылись как диковинные цветы, она всхлипнула в последний раз и перестала дышать. Все это время я стоял рядом и наблюдал за агонией, бессильный хоть как-то помочь. Мысль, что нужно позвать на помощь Марка в тот момент даже не пришла мне в голову. Но потом я вспомнил о нем и бросился в другую комнату. То, что я увидел там, еще долго будет преследовать меня в воспоминаниях. Языки огня змеились по стенам, жадно срывая куски обоев, горели занавеси на окне, добавляя дыма в клубящийся потолок. Старенький продавленный диван, на котором лежала женщина, полыхал с одной стороны, издавая едкую вонь паленой шерсти напополам с запахом горелой плоти – у женщины горели ноги. Но, судя по тому, как она лежала, не двигаясь, я пришел к выводу, что она тоже мертва. Марк сидел возле женщины спиной ко мне и нежно гладил ее по руке. Он повернул ко мне лицо, мокрое от слез, и это поразило меня даже больше, чем смерть малютки.
- Прости, я солгал тебе, - глухо сказал он.
- Что? – не понял я.
- Я солгал тебе, - повторил Марк, - Когда сказал, что не люблю ее…
Он ненадолго замолчал, собираясь с мыслями, а затем продолжил:
- Когда она была маленькой и могла меня видеть… их легко любить в этом возрасте, ты знаешь. Когда они делают первые шаги или учатся произносить слова, даже когда влюбляются впервые. Но потом, в какой-то момент, ты вдруг понимаешь, что твоя кроха, растеряла свою чистоту, но и тогда твоя любовь не исчезает. Она остается внутри тебя маленькой искоркой порой так глубоко, что ты и сам временами забываешь о ее существовании. Я обрадовался, что у нее родился ребенок, я думал, что Бог дает ей второй шанс, но они прислали тебя. Я понял, что малютка Энни обречена и ….
- Ты знал? – я перебил его, - Знал с самого начала и ничего мне не сказал?
- Послушай, Эл, - Марк впервые назвал меня по имени, - Неужели ты думал, что они пришлют вместо тебя кого-то другого? Ангел дается человеку один и ведет его по жизни от рождения и до самой смерти. По-другому и быть не могло. Тебе пришла пора возвращаться домой, а это значит, что Энни тоже пора уходить.
Я отступил от него на шаг и горестно воскликнул:
- Ты мог мне сказать сразу! Марк, почему ты ничего мне не сказал? Никак не подготовил… Ты не знаешь, что я чувствую….
- Не знаю?! - он вскочил и в ярости сжал кулаки, - Да если ты хочешь знать, все мы через это проходим. Посмотри вокруг – и Пол, и Ли, и я – у каждого из нас была своя Энни или Мари, не важно как ее звали. Первый раз всегда трудно, поэтому никто не делится, каждый хранит в сердце боль первой потери. Подумай об этом.
Он сорвался с места и вылетел в окно, сминая хрупкое стекло. Осколки веером брызнули в разные стороны, рассыпались крошевом на полу. С новой силой вспыхнуло пламя, жадно пожирая все на своем пути. Я выскочил в другую комнату, где лежало маленькое тельце, но не нашел в себе сил в последний раз взглянуть на нее. Я не хотел помнить Энни такой – холодной и неподвижной, я просто ушел, не прощаясь.
А потом долго кружил над домами, старательно избегая едкого черного облака, подгоняемого ветром. Смутно помню как мимо промчались Пол и Ли, слишком занятые собой, чтобы обращать на меня внимание. Я проводил их взглядом и опустился на закопченную крышу.
Незаметно подкрался вечер. Давно уехали пожарные расчеты, кареты скорой помощи, натужно ревя, умчали раненых и погибших. Любопытствующая толпа постепенно сошла на нет. Только самые стойкие продолжали пялиться на темные провалы выгоревших квартир. В какой-то момент бледнеющее небо сменила чернильная тьма, разбавленная светом далеких звезд. Они усыпали небосвод так густо, что казалось – нет более места на покрывале госпожи ночи. Однако звезды все появлялись и появлялись, пока переполненное небо не стало скидывать их на землю – то здесь, то там вспыхивали и гасли яркие полосы звездного дождя.
Я сидел под звездами на крыше и тихо плакал, роняя перья с опаленных крыльев.
