Свет Вечный

 

 

«Дэус-Всестраж, во всемогуществе перста своего защити тело мое бренное от мук незаслуженных, посягательств зловредных да бедствий и хворей неисцелимых.

 

Эос-Всецелитель, во чистоте сияния своего освети души наши очерствелые да разумы заблудшие во мраке страстей жизненных, убереги от оброка юдоли тленной, кровавой дланью плату со всех нас каждодневно взымающую.

 

Аос-Всесудья, во порядке справедливости своей осуди да покарай всех грешных убивцев и скрадчиков, хапуг и злыдней, лжецов и завистников, прогнивших до костей своих, очернённых гадкими помыслами, что умы их терзают недалёкие во мраке пути того, что жизнью бренной именуется.

 

Из тьмы рождаясь да обретая веру непоколебимую, пройду я лишь теми тропами, что в мудрости вашей мне Сигной указаны, да обойду стороной все грехи, уничижающие дух мой бессмертный, да вознесусь над землёю, где зло обитает неискоренённое, и окажусь я в садах тех, что лишь добро и свет за вратами своими хранят. Тие.»

Сигнаритская Молитва Всепрошения

 

 

«Свет Вечный в сердце обретя, пронесёшь его сквозь любые невзгоды…»

 

Первая Книга

 

 

 

            Им вскоре предстояло расстаться. Возможно, навсегда.

Мальчик был хорош собой – светловолосый, голубоглазый, слегка пухлощёкий и чуть-чуть конопатый. Улыбка, что лучик солнца, а ровные зубки сверкают, словно чистейший жемчуг, поднятый со дна морского. И всё в нём было правильно. Без зла и изъяна. Непорочное и чистое детство во плоти. Сиротка по имени Дониус. Дони.

Лиам мечтал о таком сыне. Он был бы счастлив взрастить подобное чадо, вложить в него всё, что умеет и знает, превратить неокрепший росточек в сильное, не боящееся дождей и бурь, древо. Но этому не бывать. Дони не его сын. Родные сыновья Лиама давно погребены в земле. Много лет прошло с тех пор, как паладин закопал их обгоревшие до черноты тела.

В те времена он был молод, любил женщину, которая подарила ему крепких и здоровых отпрысков. Его жена, глупая, хоть и любимая женщина, пустила на постой безымянного странника, пустила по всем законам гостеприимства, следуя заветам Первой Книги. Странник оказался язычником, несущим сосуд скверны в своей душе. Он почитал тёмные силы и, во зле рождённый, служил только злу. Он был… чародеем.

Когда Лиам вернулся домой, уже было поздно. На родной земле его встретили рыцари Ордена. А также догорающие остовы, дым, пепел. И прах любимых. Колдун, выслеженный Святым Воинством, предпочёл плену смерть. Он забрал жизни пятерых братьев Ордена и осознав, что выбраться не удастся, сжёг дом вместе со всеми, кто был внутри. Тогда-то полный скорби Лиам и поклялся, что отныне он будет служить делу Великой Церкви и нести Свет Сигны в мир. Он прошёл тяжкими и тернистыми тропами прежде, чем стать Перстом Дэуса, Воином Света, рыцарем Ордена Праведного Образа – паладином. Он переродился. Но то было давно…

Лиам чувствовал, что перерождается вновь. В нём что-то менялось. Всё это не просто так. Паладину было тревожно. Он силился найти ответ на вопрос – угодны ли эти перемены богам? А причиной перемен был светловолосый и голубоглазый мальчик десяти лет от роду.

Из предрассветной дымки возник старый дом с осыпающейся крышей. Окружённый лесом, он стоял на краю ущелья, в которое упиралась узкая дорога. В этом глухом месте их ждал человек. Посланник, тайно пересёкший границу, под страхом смерти приехавший сюда, в страну Их Света, чтобы забрать мальчика. На той стороне ущелья заканчивалась территория священного государства Атерос, и начиналась земля всё еще языческого Севера. Туда и отправится Дони. Там он обретёт новый дом.

Неожиданно утреннюю тишину нарушил звонкий голосок, вырвав Лиама из тяжких дум:

– Мы будем здесь спать?

Паладин опустил взгляд и встретился с голубыми глазами.

– Только отдохнём. А затем отправимся дальше.

Лиам устремил взгляд на дорогу, но почувствовал, что мальчик всё ещё смотрит на него.

– А ты… Ты меня не бросишь?

Морщинистое лицо паладина разгладилось, тёмные брови поднялись от переносицы, глаза потеплели.

– Нет, Дони. Не брошу.

– Правда?

– Правда.

– Я тоже тебя не брошу. Никогда-никогда. Обещаю.

Повеселевший мальчик вернулся к дороге. Лицо паладина омрачила тоска и грусть. Он прикоснулся губами к золотистому темечку и прошептал:

– Я знаю.

Лиам переживал это, казалось бы, давно забытое чувство скорой утраты, когда горло сжимают тиски, а в груди нарастает холод. Так странно. Ведь он был готов к этому ещё с того момента, когда впервые приехал в Саттарское Аббатство. Он знал, что расстанется с мальчиком совсем скоро. Так если он был к этому готов… отчего ему так плохо?

 

***

Дождь лил стеной третий день кряду. Дорогу совсем развезло. А ведь заканчивался последний месяц лета. Осень пришла рано. Слишком рано.

Быстро вечерело, солнце уже почти село за лесом; наваливалась темнота. Лиам, натянув капюшон почти до подбородка, заросшего седеющей бородой, горбился в седле. Воздух был свеж, но промозгл. Несмотря на толстый шерстяной плащ, под кирасу обильно натекло. Намокший поддоспешник неприятно лип к телу. Болели глаза. Ломило суставы. Конь недовольно чавкал копытами по грязи.

Наконец из пелены дождя показалась невысокая стена и кованые ворота. Одинокий фонарь едва тлел под узким навесом. Саттарское аббатство. Внутри небольшого дворика его встретил стук дождя по крышам и башенкам старого монастыря. Пришлось спешиться и долго колотить в деревянные ворота, прежде чем не открылось окошко, и оттуда не донёсся гнусавый голосок:

– Кто?

– Перст Великого Магистра священного ордена Праведного Образа, Лиам Тасс, – хрипло произнёс паладин, морщась от ломоты в костях. – По приглашению его преподобия, настоятеля Волана.

Ворота медленно, со скрипом распахнулись. На пороге стоял рыжеволосый монашек в рясе.

– Приветствую вас, брат во свету, – уважительно склонился монашек перед одним из Перстов. – Аббат Волан ждёт вас.

 

***

 

 

– Лиам, – проскрипел настоятель. – Ты наконец-то здесь,

– Здесь.

– Я боялся, что ты не ответишь на мой зов.

– Разве я мог отвернуться от того, кто заменил мне отца? – мрачно ответил Лиам, и добавил уже мягче: – Я рад тебе, друг мой.

– Обними же старика.

Вскоре в покои Волана принесли еду и вино, паладин и аббат сели у огня трапезничать. Старые и давно не видевшиеся друзья, почти отец и сын, какое-то время говорили о былых временах, о будущих планах, о нынешних событиях. Затем пришёл черед другого разговора.

– Вот я и здесь. – Лиам протянул уставшие ноги ближе к огню. – Могу сказать, что твоё письмо крайне меня взволновало…

– Надеюсь с Магистром не было проблем?

– Нет. Капитул в нём не нуждается, а значит, и Магистр не нуждается в своих Перстах. Я свободен до конца осени.

– А что потом? – усмехнулся аббат. – На будущий год никак готовится Перстовый Поход?

– Не могу ответить, ты же знаешь. Так, что за срочное дело?

В покоях престарелого аббата было тепло и уютно. Лиама клонило в сон.

– Дело. Хм, – уже подслеповатые глаза Волана беспокойно забегали по комнате. – Дело в одной просьбе, которую ты, возможно, не поймёшь. Однако мне некого просить больше.

Наконец глаза остановились на обветренном и суровом лице рыцаря.

– Дело в одном мальчике. В сыне Церкви, которому мы, к сожалению, не смогли дать то, чего он заслуживает.

– Чего же? – удивился паладин.

– Мир, дом, и свободу выбора.

– А, кто же сможет?

– Наши северные братья по вере.

– Что? – опешил паладин. – Я не ослышался? Ты говоришь о семирийцах?

– О них самых, Лиам.

– Среди них всё еще живут язычники. Да, что там язычники, они чтят магию и слушают этих проклятых колдунов! Это страна греха и порока…

– Я знаю! Но у нас нет выбора. Успокойся и выслушай. Сядь, я сказал! Спасибо. Я прошу не много, Лиам. Я прошу довести мальчика до Туманного Ущелья и передать его человеку, который будет ждать вас на границе.

– Почему я?

– Я доверяю тебе, как родному сыну. А этот мальчик… он тоже стал мне родным. Кому я могу поручить жизнь дорогой мне дитятки, как не своему первенцу?

От слов старого аббата, который взрастил сироту Лиама, когда тот остался без крова, и подарил ему утраченную родительскую любовь, на душе потеплело. Но он не поддался порыву.

– Почему этот мальчик должен отправиться на север?

Волан вздохнул, сцепил покрытые бляшками пальцы, прижался к ним губами.

– Я не хочу обманывать тебя, Лиам. Просто скажу, что… здесь ему будет плохо. Несмотря на то, что мы следуем путём истинной веры, чтим Их заветы, и боремся с пороками человеческой души, в нашем обществе всё же есть… недостатки. Я хочу оградить мальчика от тяжкой судьбы, которая ждет его в Атеросе.

– Твои слова слишком туманны, старый друг, дабы я не требовал ответа.

– Просто поверь на слово. Я уже не молод, Лиам. Вскоре мне предстоит отправится на суд Аоса. И я не смогу спокойно умереть, зная о том, что мальчик останется здесь. Без меня ему будет… совсем худо. Просто скажи – сможешь ли ты выполнить последнюю просьбу старика? Мне нужен ответ. Сейчас.

Мутноватые глаза аббата пристально изучали лицо паладина. В них была как мольба, так и укор, и надежда. Лиам долго молчал, размышлял, смотрел в глубь себя, искал ответ. Наконец кивнул.

– Хорошо, старый друг. Я сделаю то, что ты просишь. Но если это приведёт меня к отступлению от истинного пути, помни – Аос знает всё. И его суд близок.

– Не беспокойся об этом, – отечески улыбнулся Волан и положил сухую ладонь на руку паладина. – Этот поступок лишь приблизит тебя к Их Свету, и зачтётся за чертой.

– Так, что это за мальчик?

– Очень хороший мальчик. Чистый и светлый душой. Его зовут Дониус. Но мы его зовём просто – Дони.

 

 

***

 

Солнечные лучи заливали аббатство, расползаясь по двору, стенам и крышам старого монастыря. Лиам и Волан кротко обнялись, аббат поцеловал бывшего воспитанника в лоб, очертил его Сигной, и благословил на дорогу. Паладин двинулся к осёдланному коню. Благодаря высокому росту, крепким доспехам, и длинному, некогда белому, но сейчас покрытому пятнами грязи, плащу, Лиам выделялся среди церковников, что сосна, среди елей. Когда он забрался в седло, чуткого слуха коснулось противное хныканье:

– Не хочу… Почему я должен уезжать?

Лиам обернулся, нахмурился. Волан, с трудом опустившись к мальчику, которого привели монахи, взял его за руку и зашептал что-то успокаивающее.

– Я не поеду… Мне и здесь хорошо! Пожалуйста, сейнтир, не изгоняйте меня!

– Тише, дитя, тише, – мягко произнёс Волан, прижимая ребёнка к груди. – Никто тебя не изгоняет! Просто так надо, поверь мне. Ну-ну, будет уже, ну перестань…

Мальчишка, оплетя шею старика тоненькими ручками, вжимался в него, как в последнюю в мире надежду. И плакал. Лиама вся эта комедия стала раздражать.

– Эй! Малец! – рявкнул он. – Я долго ждать еще буду? Хватит уже, тебя не на убой везут.

Волан укорительно взглянул на паладина, но промолчал. Затем аккуратно отцепил мальчика и заглянул ему в глаза.

– Всё будет хорошо, Дони. Ты сильный, помнишь? Сильный, как Сила Света! Взрослый и самостоятельный. Почти мужчина. Обещаешь быть сильным?

Надувший губы мальчишка утёр слёзы, и нехотя кивнул.

– Вот и славно, вот и молодец. Давай, иди к Лиаму. Он о тебе позаботится. Не заставляй себя ждать.

Мальчик, понуро свесив голову, поплёлся к Лиаму. Когда подошёл, рыцарь бесцеремонно схватил его за шкирку и легко затянул в седло. Паладин подстегнул коня. Старый аббат и трое монахов провожали их в тишине. Когда путники выехали за ворота, Дони выглянул из-за Лиама, и махнул рукой, но паладин одёрнул его. По морщинистым щекам Волана скатилось несколько солёных капель.

– Прощай мой хороший. Всё у тебя получится, ведь ты в надёжных руках… мой славный, маленький Дони.

 

***

 

– Я устал. Когда будет остановка?

– Когда приедем.

– А когда мы приедем?

– Когда будет остановка.

Лиаму не над было видеть лицо мальчишки, дабы знать, что он надулся. Третий день в пути, а седеющая голова паладина уже закипала от нескончаемых вопросов.

– Господин паладин… Перст.

– Меня зовут Лиам.

– Господин Лиам.

– Я не господин.

– Дядя Лиам.

– Просто. Лиам. Что?

– А вы там бывали?

– Бывал, где?

– Там, – беспечно отозвался мальчик. – На севере.

Конь бодро вышагивал по широкой дороге. Лиам, еще совсем недавно проклинавший затянувшиеся дожди, плавился в броне и мечтал о лёгком дуновении ветра.

– Нет, не бывал, – ответил Лиам, утирая испарину, и, не подумав, ляпнул: – И хвала Им за это.

– Хвала? – удивлённо оглянулся Дони. – Почему? Север – плохое место?

– Просто они отличаются от нас.

– Чем?

– Они другие. Они веруют в других богов. И поклоняются другим силам.

– А сейнтир Волан говорил, что северяне точно такие же, как мы. Просто зима к ним приходит раньше.

– Я бы так не сказал, – посуровел Лиам. – Они язычники.

– А кто такие язычники?

– Многобожники. Те, кто поклоняются Старым Богам.

– А сейнтир Волан говорил, что северяне поклоняются Богам Света. Ну, нашим богам.

– Нашим богам тоже, – с неохотой признал Лиам. – Но не все. Многие на севере все ещё обращают молитвы к древним божествам и не ведают пути истинного. Их боги жестоки и кровавы, они из старого времени. Им пора уступить мир другим богам, нового порядка.

– Почему?

– Потому, что раньше мы жили иначе. Были другие времена, где сила старых богов была нужна людям. Но всё изменилось. Мир изменился, и мы изменились. Теперь людям не нужно столько покровителей.

– Почему?

– Потому, что богов не должно быть много! – начал злиться Лиам. – Люди в таком случае начинают распылятся. Желать слишком многого. У бога войны просят силу себе и слабость врагу. У бога охоты – меткого выстрела и глупого зверья. У бога смерти – жизни своим и смерти чужим. Это неправильно – просить всевышних даровать одному силу, а другому – смерть. Жизнь человеческая бесценна. Если, конечно, он праведен.

– А кому решать, кто праведен, а кто – нет?

Над ответом Лиам размышлял долго.

– Праведен тот, кто следует праведным путём, – наконец ответил паладин. – Кто не творит зла, поступает по совести, помогает ближнему своему и умеет прощать. Но главное – не нарушает заветы богов.

– Разве нельзя делать всего этого, и просто быть хорошим человеком, молясь другим богам?

– Быть может, и можно, – буркнул паладин. – Но я таких не встречал. Зато встречал других северян. Которые занимают у старых богов греховную Силу, несущую в себе смерть и разрушение.

– А что это за Сила такая? – нервно заёрзал в седле Дони.

– Эта Сила зовётся магией.

Дони замолчал. Правда, ненадолго.

– А что плохого в магии? Ведь благословлённые Их Светом мужи тоже владеют магией.

– Не путай Их Дары с Плодами Искушения! – неожиданно рявкнул Лиам, и добавил уже тише: – Апробация Сигны есть не что иное, как одобрение наших – истинных! – богов, заслуженное долгим и кропотливым трудом. Лишь праведный духом и телом сигнарит способен получить Дар в свои руки. Грешник с чёрной душой никогда не возымеет Силу Света. Однако магия – Сила Старых Богов! – даруется людям беспрепятственно, от рождения, без всякой «проверки» на вшивость. Они прислушиваются к злым языкам, сулящим могущество, обращаются к Тёмным Силам! Становятся демонами во плоти. С одной-единственной целью – причинять вред другим.

– И я буду жить среди них? – с ужасом прошептал Дони.

Лиам искренне смутился.

– Ну, не все, – неохотно признался он. – На самом деле, не многие обращаются во служение Тьме. Большинство не переходят границу дозволенного, не вкушают запретных плодов, и просто служат интересам своей страны и королю.

– Но, вы сказали, что…

– Я помню, что сказал! Я имел ввиду, что бывали такие случаи, когда маги предавали своё учение и обращались к Тьме.

– Значит… не все из них плохие?

– Не все, – почему-то Лиаму было неудобно это признавать.

– Ура! – возликовал мальчишка. – Я так испугался, дядя Лиам! Но вы меня спасли. Как хорошо, что сейнтир Волан отправил меня с вами.

– Я не «дядя». Просто Лиам.

Голубые глаза мальчика сияли, что северные звёзды. Он, копируя суровое лицо паладина, серьезно кивнул, и вернулся к дороге. Лиам устало выдохнул и подстегнул сбавившего ход коня. Шелестел ветерок в листве. Медленно желтела листва. Припекало совсем не осеннее солнышко.

 

***

 

Они прибыли в торговый городок. Лиам планировал хорошенько здесь передохнуть, и по утру отправляться дальше.

Народу на здешних улочках было больше чем сельди в бочке, но большинство из них освобождали всаднику путь, как только видели доспехи, гравированные святым писанием. Паладинов Праведного Образа люди уважали, но еще больше – боялись.

На полпути к постоялому двору, к ним привязалась собака – обычная дворняга, с длинной мордочкой, торчащими к небу ушами, и покрытым бурой свалявшейся шерстью костлявым телом. Смешно высунув язык, пёс игриво цеплялся к бабкам паладинского скакуна, и задорно гавкал, из-за чего бедный конь явно нервничал. Дони хихикал, чмокал губами и протягивал руку к новому спутнику. Пёс пытался лизнуть протянутую ладошку. Лиам наконец не выдержал, и взяв нагайку, легонько стеганул дворнягу по холке. Пёс взвизгнул и задал стрекоча, обгоняя лошадь. Дони захныкал, Лиам нахмурился. Впереди послышался нарастающий стук копыт по брусчатке.

В тот момент, когда Лиам стеганул собаку, никто не видел несущегося им на встречу всадника. Курьер явно спешил к городским воротам, видимо, опаздывая с каким-то важным поручением. Он кричал на зевак, сквернословил, требуя дороги; люди еле успевали отскакивать в сторону. Конечно же ни всадник, ни его конь, не заметили испуганную дворнягу, летящую им на перерез.

Лиам увидел всадника. В праведном рыцаре заворочалось недовольство. Что этот мозгляк себе позволяет? Неожиданно раздался громкий, режущий ухо визг. Впрочем, тут же оборвавшийся. Конь всадника испуганно заржал, дёрнулся в сторону, и на полном скаку влетел в палатку торговца рыбой. Горе-курьер вылетел из седла, и грохнулся на мостовую. Лиам резко натянул поводья, и велев Дони оставаться в седле, спрыгнул на землю.

Вокруг собирались зеваки. Палатка развалилась. Мостовую усеивала рыба. Бедная лошадь пыталась встать на ноги, но поскальзывалась и падала, сопровождая действие жалобным ржанием. Торговец рыбой схватившись за голову, молча озирался.

Лиам схватил курьера за шкирку, рывком поставил. Паренёк с красными глазами стонал и закрывал руками разбитое лицо; сквозь пальцы текла кровь, падала на мостовую, смешиваясь с пахнущей рыбой водой. Бедолага смердел вином и еле держался на ногах.

– Ты что себе позволяешь, смерд? – прорычал Лиам. – За тобой смерть гонится?! Отвечай!

– Я спешил, – проблеял парнишка, жалобно глядя на рыцаря. – Прощения просим, ваше рыцарское благородие…

– Прощения? У Всесудьи будешь просить! Эй, любезный! – Лиам повернулся к бледному торговцу рыбой. – Твоя палатка?

Мужчина не сразу, но кивнул. Лиам заставил курьера оплатить ущерб. Точнее, просто забрал у юнца кошель и отдал его торговцу. Тот рассыпался в благодарностях, пока паладин его не прервал. Отчитав курьера, Лиам заставил того ползать на коленях и извиняться пред людьми. Затем отпустил.

Курьер, забрав скакуна, удалился. Лиам с чувством достоинства двинулся к Дони, но только тут заметил, что мальчишки в седле нет. Обыскивая глазами улочку, он заметил небольшой круг людей, сгрудившихся над кем-то на земле. Раздвинув зевак, Лиам увидел мальчика. Дони, прижимая к себе дворнягу, поднял на рыцаря красные глаза. Лиам глянул на собаку, и понял, что дело плохо.

Пёс, с перебитым позвоночником, высунув язык, лежал на ногах у мальчика. На правом боку, сквозь окрасившуюся в красное шерсть, проступала рана, из которой торчали блестящие кости. Одна из лап была вывернута под неестественным углом. В чёрных, круглых и таких умных глазах плескалась мука и усталость. Пёс словно говорил – пускай уже скорее всё кончится.

– Он умирает, – прошептал Дони.

– Боюсь, что так, – мягко ответил рыцарь, опускаясь на колено.

– Это… неправильно. Чем он заслужил это?

– Ничем. Никто не виноват. Просто… так бывает.

«Врёшь, – шепнул внутренний голос. – Виноват тот мозгляк, который летел, не разбирая дороги. Виноват конь, который не видел пса. Но больше всех виноват… ты. Ведь это ты стеганул дворнягу нагайкой…»

Пёс тихо заскулил, и лизнул ладошку мальчика. Из влажного носа текли красные струйки. Грудь вздымалась всё медленнее.

– Оставь его, – сказал Лиам, и потянулся к Дони, но тот взбрыкнул.

– Нет! Не оставлю. Не оставлю!

– Ты ему уже не поможешь.

– А кто? Кто поможет?!

Мальчик резко вскинул голову. На лице боролись ярость и отчаяние. Сердце Лиама коснулся холод. В этих голубых глазах было что-то нечеловеческое. Яркая, спящая глубоко внутри, искра. Белая и чистая, безгрешная, как небеса.

– Зачем всё это? – произнёс Дони тихо, чужим голосом. – Зачем все эти молитвы? Кто их слышит?

– Боги. Боги слышат.

– Так, если слышат, почему ничего не делают?

Лиам хотел бы ответить, но не мог. Неожиданный спазм сдавил горло.

– Боги несут людям веру, – заговорил Дони, набирающим силу голосом. – Вера, если искренна, дарует надежду. Надежда есть избавление от страданий. Свет разгонит Тьму, отыщет дорогу к непорочному сердцу сквозь мрак страстей и грехов, уничижающих дух наш бессмертный. И тогда согреют руки избранного пламя Их Светочи…

По детским пальчикам пробежала рябь. Стало светлее. В глазах Дони разгоралась Искра. Белая, девственная, яркая. Руки, лежащие на свалявшейся шерсти, засияли тем же светом. Вокруг потеплело. Ореол света окружил руки мальчика, проник в глубь умирающей собаки и волнами растворился внутри животного. Перебитое тело стало будто бы прозрачным, состоящим из очертаний фигуры, из черных линий. Лиам видел, как срастаются кости и затягиваются раны. Постепенно свет угас, и ему на смену вернулись нормальные краски.

Висела тишина. Первым подал голос пёс. Словно не веря в произошедшее, он тихо гавкнул, затем громче, и наконец разразился счастливым лаем. Люди очнулись и молча переглядывались. Лиам скинул оцепенение. Чувства радости и эйфории, чувства спокойствия и отрешённости, прошли. Звонкий смех мальчишки вернул его в реальность. Здоровый пёс неистово лизал лицо Дони. Мальчик, вновь став обычным мальчиком, щурился, улыбался и вяло отбивался.

«Я видел Свет, – подумал паладин. – Я чувствовал его. Он был во мне, и я был в нём. Какое же прекрасное мгновение… Я уже тоскую о нём.»

– Люди, – в толпе появился первый смельчак. – Люди, вы ведь видели? Мальчишка исцелил пса!

– Этот мальчик благословлён, – подхватил кто-то.

– Они избрали его!

– Чудотворец!

Люди придвинулись, кто-то протянул руку, желая дотронуться до избранного мальчика. Примеру последовали остальные. Кто-то заявил о своем недуге. Другой – о болячке жены. Третий – о недостатке денег. Они начали просить и требовать, умолять и приказывать, всё больше зажимая испуганного мальчишку. Угрожающе залаял пёс, защищая спасителя, но людей было слишком много.

Лиам схватил Дони за руку. Потянулись десятки рук, и все они пытались вырвать плачущего мальчика из рук паладина; другие – загораживали проход, роптали и ругались, не давая им пройти. Паладин кричал и требовал дороги. Люди требовали отдать мальчика. Прижимая к себе Дони, Лиам выхватил меч и принялся раздавать тычки яблоком и удары плоской стороной клинка. Люди, лишь завидев блеск оружия, тут же бросились в разные стороны. Всегда помогает.

Лиам закинул оцепеневшего Дони в седло, запрыгнул сам, и развернув коня, пустил его к городским воротам.

 

***

 

Какое-то время за ними гнался пёс, которого исцелил мальчишка, но затем не выдержал, начал отставать, а потом и вовсе остановился. Стоял посреди дороги и провожал их грустным взглядом. Другой погони вроде бы не было, но Лиам все равно опасался.

Когда они прибыли к Саттарскому аббатству, на двор опускались сумерки. К Волану у него был серьезный разговор. Несмотря на то, что старый аббат некогда вырастил его, дал кров над головой и заменил отца, Лиам не мог простить ему подобного.

Дар Сигны – Сила Света Вечного, в отличии от Силы гонимых на территории Атероса магов, давался людям не от рождения. Чародеи рождались со своим даром независимо от того, насколько чисты и безгрешны, либо наоборот, они были. Проклятая магия давалась им запросто так, незаслуженно, выбор богов падал на случайное чадо, а затем всевышние, видимо, гадали и спорили – как именно их избранник будет её использовать. С даром Света дела обстояли иначе – Светоч зарождалась лишь в непорочных, и необременённых грехом и гадким умыслом, душах. Потому сей дар и был редкостью. Особенно – дар исцеления. Апробация Сигны – перерождение простого человека в носителя Светочи, – никак не отслеживалась, это невозможно было предугадать.

Подъезжая к аббатству, Лиам чувствовал странную помесь страха и гнева. Страха – за то, что ему предстояло сделать. Гнева – за то, что его самый близкий человек, бездушно хотел продать мальчика, как вещь. Люди с даром Сигны, а особенно целители, ценились на вес золота. Даже во много дороже золота, и любых драгоценностей. Ибо золото можно было заработать. А здоровье и исцеление от хворей – нет. Потому таких детишек, как Дони, похищали, обменивали и продавали, держали под замком, словно скот. Очень дорогой и очень редкий скот. Лиам даже знал несколько историй, о высших служителях Церкви – кардиналах, и епископах, которые содержали целителей в тайне от всего мира, для личного «пользования». Ему было сложно поверить, что Волан мог пойти на подобное. Кто угодно, но только не он.

Ворота аббатства, как всегда, были приветственно распахнуты. Слуха коснулось многоголосое конское ржание. Уже на территории их встретил рыжий монашек с гнусавым голосом. Бледное лицо и страх в глазах говорили сами за себя.

– Великий Перст! Почему вы вернулись?!

– Я желаю поговорить с настоятелем Воланом, – холодно изрёк Лиам.

– Уезжайте отсюда. Вам не стоит здесь находиться.

– Это еще почему?

– Потому что…

Лиам услышал голос. Властный, холодный, крепкий. К нему добавились другие – громче и развязней. Кто-то крикнул. Послышался стон.

– Да, что здесь происходит?!

– Тише, молю вас! К нам заявились… ваши собратья. Из Ордена Очищающей Длани.

Лиама бросило в холод. Слуги Аоса. Багряные Рыцари. Алькальды. Орден выполнял самую грязную работу, являясь первой исполнительной властью в королевстве. Алькальды очищали страну от ереси и греха калёным во свету железом – они не боялись никого и ничего. Под карающую длань мог пасть любой – от простолюдина, до верховного служителя, если человек подозревался в измене Церкви.

От двора их отделяли деревья, алькальды могли и не увидеть приехавших. Лиам подумал, что, возможно, они успеют скрыться незаметными. Он уже знал, с какой целью заявились в аббатство каратели. Но тут Лиам услышал голос Волана. Надтреснутый, слабый, взывающий к милосердию. А затем крик, полный боли.

Спрыгнув на землю, паладин приказал монашку увести лошадь и мальчика в рощу, а сам твёрдой и властной походкой двинулся во двор. Ему открылась картина троих рыцарей в бардовых сюрко. Четвёртый – в таких же расписанных священным словом латах, как и у Лиама, был без шлема, стоял спиной. Именно командир и держал старого, с кровоподтёками на лице, аббата, за горло. В стороне, под присмотром рыцарей, сгрудились аббатские монахи, запуганные, с опущенными в пол глазами.

– Именем Великого Гроссмейстера Праведного Образа! – рявкнул Лиам, опуская руку на пояс. – Что здесь происходит?!

Командир в багровом плаще медленно обернулся. Светлые глаза, высокие скулы, ястребиный нос и тонкие, красивые губы. Лиам знал его. Тродис Валланский, – Первое Око Ордена.

– Великий Перст! Приветствую! Если вы с разговором к настоятелю, то он сейчас занят. Дождитесь своей очереди.

– Как вы смеете обращаться подобным образом с братом по вере?! Это настоятель аббатства, а не какой-то уличный проходимец!

– Мы творим правосудие, уважаемый Перст. Не мешайте.

– Отпусти старика, – угрожающе тихо произнёс Лиам, и что-то в его голосе заставило Тродиса повиноваться; отпущенный Волан грузно свалился на землю, кашляя и жадно втягивая воздух. К настоятелю тут же бросились монахи.

– Ваш любимейший настоятель, – улыбнулся Тродис, – продал чужакам маленькое и невинное дитя, которое могло бы послужить во благо своего народа. Продал словно корову. Достаточно ли грехов за душой этого человека, дабы я мог продолжить вершить правосудие?

– Правосудие и самосуд – разные вещи, Великое Око. Он должен отправиться в столицу. Его судьбу будет решать Капитул.

– О, здесь вы не правы, – еще холоднее улыбнулся Тродис. – Решать буду я. Гроссмейстер наделил меня подобной властью. Что же до вас, то я бы советовал езжать по своим делам. Несомненно, у вас их много. А разговор с настоятелем у нас может затянуться.

Лиам чувствовал, как в нём поднимается гнев и отчаяние. Выступить против Ока он не посмеет. Лучше будет увести мальчика подальше от этих людей. Лиам посмотрел на Волана и всё понял.

«Какой же я глупец, – подумал он. – Слепой и безрассудный… прости меня, отец. Как смел я думать о тебе подобное?»

– Вы правы, – глухо произнес паладин, стараясь сохранить на лице спокойствие и надменность. – Я ухожу.

Он шёл в тишине, провожаемый немыми взглядами. Уже на полпути к роще, когда паладин поверил, что ему удастся уйти, его догнал слегка насмешливый голос Тродиса:

– А где же ваш конь, уважаемый Перст?

– Остался у ворот.

– Отчего же там, а не здесь?

– Прощайте.

Неожиданно его обогнали двое рыцарей, верхом. Лиам остановился. Обернулся. Тродис улыбался. Вскоре они вернулись, ведя под уздцы лошадь и мальчика. Рядом шёл рыжий монах, с опущенной головой. Дони бросился к Лиаму, прижался. Рука в латной перчатке нежно опустилась на его плечо.

– И кто этот очаровательный малец? – улыбка алькальда была приятной, но глаза кусались, как бешеные псы. – Ваш сын?

– Нет. Этого мальчика я подобрал в одной деревне. Его родители полегли от хвори, мальчишка остался сиротой и побирался, как собачонка. Я хотел отдать его настоятелю аббатства, но… видимо, придётся искать для мальчика другие руки. Незапятнанные в сговоре с врагами.

Тродис долго молчал, изучал их. Неожиданно потерял интерес.

– Что ж, Великий Перст, не смею вас больше задерживать. Езжайте, куда посчитаете нужным.

Паладин крепче сжал руку Дони и двинулся к воротам. Мальчик оглянулся, остановился. Дёрнулся назад. Лиам обернулся и обмер. Тродис держал Волана за худое предплечье. Во второй руке Ока, хищно сверкал кинжал.

– Вы что задумали?! – рявкнул Лиам.

– Просто хочу кое-что узнать, – ответил спокойно Тродис и полоснул руку старика кинжалом чуть ниже запястья. Волан охнул и схватился за порез, сквозь пальцы обильно заструилась кровь. Настоятель сделал два шага в сторону, и тяжело опустился на землю.

Лиам только успел подумать, что ни в коем случае нельзя отпускать Дони, как стало поздно. Мальчик вырвался и бросился к настоятелю; подбежав, схватил окровавленное запястье. Волан пытался сопротивляться, но силы уже оставили старика.

Вокруг них стало светлее. Воздух словно уплотнился, потяжелел. Мальчишка сидел на коленях, спиной к Лиаму, но даже так паладин видел белый ореол, окружающий фигурку Дони. Кто-то из рыцарей вздохнул. Затем свет померк, а лежащий на спине Волан удивлённо поднял голову и посмотрел на Дони. Затем на свое запястье, которое пересекала едва заметная розоватая линия. Тродис с торжествующей улыбкой подскочил к Дони и рывком поднял его на ноги.

– А ты не так-то и прост, верно, малец? Гроссмейстеру будет любопытно познакомиться с тобой.

– Мальчик никуда не поедет. – Лиам, полностью отдавая себе отчет, что делает, извлёк из ножен меч.

– Это угроза? – помрачнел алькальд. – Смотрите, Перст, с огнём играете. За нападение на Великое Око вам грозит кое-что похуже смерти.

– Я не пущу вас, – тихо сказал Лиам и двинулся на Тродиса. Двое из троих рыцарей, перекрыв ему дорогу, выхватили короткие мечи. На лице Тродиса промелькнул страх.

– Стой, где стоишь, Перст! – рявкнул он. – Иначе пожалеешь.

Затем Око сделал немыслимое – приставил кинжал к шее мальчика. Лиам похолодел. Вся бравада тут же сошла на нет. Если Дони пострадает, он никогда себя не простит.

– Что? Испугался? – оскалился алькальд. – Правильно. Со мной шутки плохи. Мы уезжаем. И не смей вставать на пути. Если мальчишка не достанется мне, то не достанется никому, уж поверь на слово.

Один из рыцарей тут же бросился к стоящим неподалёку животным. Двое оставшихся продолжали преграждать дорогу паладину. Неожиданно оставшийся без присмотра Волан, несмотря на возраст, проворно подскочил к Тродису и перехватил руку с кинжалом.

– Дони, – выдохнул он. – Беги!

Мальчик, вырвавшись, бросился в сторону рощи. Тродис попытался схватить его, но старик повис на руке. Алькальд зарычал и, высвободив руку, всадил Волану кинжал под грудь. Лиам видел, как перекосило лицо аббата. Гнев затопил Лиама; на глаза опустилось алое забрало, и он двинулся вперед. Рыцари вскинули мечи и бросились на паладина.

Он убил их быстро и легко – первого рубанул через всю грудь, затем парировал удар второго, боднул плечом и с разворота снёс голову. Третий рыцарь, подведя коня Тродису, получил приказ атаковать, выхватил меч, и подстегнув скакуна, помчался на Лиама.

В последний момент перед столкновением, паладин скакнул в сторону и рубанул навстречу. Клинок перерубил ногу коня, как сухую ветку; животное, протяжно заржав, грузно повалилось вместе с седоком. Недолго думая, Лиам сначала убил рыцаря, затем одним ударом добил бедное животное.

Обернувшись к роще, Лиам ужаснулся. Дони бежал изо всех сил, но Тродис, верхом, быстро его нагонял. Лиам бросился за ними, заранее понимая, что не успеет. Око уже протягивал руку. Мальчик в последний миг бросился на землю, и пальцы зачерпнули воздух. Дони едва успел подняться, когда Тродис развернул коня и двинулся обратно.

Из высоких стеблей осоки неожиданно выскочила бурая тень и бросилась прямиком наперерез скакуну. Раздался громкий, захлёбывающийся лай. Конь, не успев набрать разбег, пугливо заржал и метнулся в сторону, заскользил копытами по влажной почве и едва не рухнул. Тродис, наконец, справившись с обезумевшим животным, двинулся на убегающего мальчика, но лающая тень вновь преградила им дорогу. Лиам был уже достаточно близко.

Око и Перст обменялись пристальными взглядами. Затем алькальд молча развернул коня и бросился к воротам аббатства. Никто ему не препятствовал.

Лиам вытер меч о траву, спрятал в ножнах и посмотрел на Дони. Затем медленно опустился на колено, и в следующий миг, мальчишка тараном врезался в паладина. Объятия были непродолжительными, но крепкими.

– Не отдавай меня им, дядя Лиам.

– Не отдам, – прошептал паладин, прижимаясь губами к тёплому лбу и чувствуя, как бегут по щекам слёзы. – Ни за что не отдам… обещаю.

Рядом раздался довольный гав. Паладин отпустил мальчика и оба повернулись к виляющей хвостом дворняге. Исцелённый пёс, свесив розовый язык, широко улыбался и таращился на них круглыми и такими умными глазами.

– Я знал, что Лучик нас найдёт, – похвастался Дони и опустившись на колени, прижал пса к себе.

– Лучик? – улыбнулся Лиам. – Почему такое странное имя? На его шерсти ни одного светлого пятна…

– Зато в глазах много света.

Возвышенный настрой быстро опустил подошедший рыжеволосый монах.

– Великий Перст, – тихо сказал он. – Настоятель Волан хочет сказать вам что-то… Не могли бы поспешить?

Когда паладин приблизился, монахи, покорно склоняя головы, раздвинулись. Лиам увидел восковое лицо Волана. Паладин медленно опустился подле настоятеля. Волан открыл глаза, непонимающе осмотрелся, наконец, слабо улыбнулся.

– Лиам… Мальчик мой. Прости меня, старого. Я должен был сказать…

– Не извиняйся. Это я, глупый, не смог узреть будущее.

– Ему нельзя оставаться в Атеросе. Только не теперь… когда Орден Длани узнал о нём. Ты ведь знаешь, как поступают с такими, как он?

Рыцарь кивнул; губы дрожали, в горле стоял ком, но он смог справиться с чувствами.

– Я хочу, чтобы у Дони была нормальная жизнь. Не хочу, чтобы он стал чьей-то вещью. Северяне суровы, но иначе смотрят на веру… и дарованную богами силу. Они не станут использовать мальчика.

– Я довезу его, во чтобы то ни стало. Обещаю тебе, старый друг.

– Хорошо, – старик закрыл глаза. Подбежал Дони, опустился рядом.

– Я спасу его, – заявил он твёрдо.

Старик, видимо, хотел ответить, но, подвигав губами, смог выдавить лишь хрип. Его грудь вздымалась все реже. Глаза слепо шарили по небу. Дони дёрнул кинжал, тот слегка двинулся, но не вышел; ряса стала темнеть от хлынувшей крови. Дони повернулся, и Лиам вздрогнул; в голубых глазах сияли золотые искорки. Лицо стало пустым и отрешённым.

– Выдерни его, – чужим голосом приказал мальчик. – У меня не хватает сил.

Кинжал выскользнул, как смазанный; из раны обильно хлынула кровь. Мальчик, чьи руки налились белым светом, опустил их на грудь настоятеля. Свет волнами вошёл в тело старика, смазал цвета, оставив лишь черные контуры в белой оболочке.

Потом он исчез. Исчезла и искра. Мальчик, держа окровавленные руки на теле старика, изумлённо хлопал глазами, словно только проснулся. Когда он убрал руки, все увидели сквозь дыру в рясе тонкий розовый рубец.

Лицо Волана выглядело умиротворённо. Глаза были закрыты. Паладин опустил руку на плечо настоятеля, слегка потряс. Никакой реакции. Он удивлённо посмотрел на монахов, на мальчика, на аббата.

– Дядя Лиам… он уснул?

Паладин вздрогнул, повернулся к Дони, вымученно улыбнулся.

– Уснул, Дони. Все верно. Чтобы проснуться в лучшем месте.

– Я… я не справился?

Мальчик зарыдал. Лиам прижал его к себе, погладил по головке. Сбоку тыкался влажным носом пёс Лучик, жалобно и тихо поскуливая.

– Почему я не смог? Почему…

– Не кори себя. Так бывает, малыш. Просто настало его время.

 

 

***

 

Им вскоре предстояло расстаться. Возможно, навсегда.

Лиам не мог поверить, что время пролетело так быстро. Дни в пути от аббатства до северной границы королевства пролетели незаметно. Эти дни Лиам и Дони разговаривали и пели, смеялись и шутили, восторгались тем новым краскам и впечатлениям, которые неизменно наполняют жизнь в дальней дороге. По утрам молились, а по вечерам спали, всегда рядом, всегда втроем, – отец, сын и верный пёс. Лиама переполняло непривычное чувство, как неожиданно нагрянувшее воспоминание из детства, – тебе кажется, что ты забыл его навсегда, и больше никогда не вспомнишь, но вдруг серую пелену забвения прорывает яркий луч, наполняющий, казалось бы, давно покинутые комнаты памяти прежними красками. Это было чувство родства, семейных уз, и простого человеческого счастья. Словно вернуться домой из далёкого путешествия. Дом – он не там, где крыша над головой, а стены помнят твое прошлое. Дом – он рядом с родными людьми. Лиам наконец-то был дома.

Из предрассветной дымки возник старый, проседающий постоялый двор с осыпающейся крышей и кривой оградой. Окружённый лесом, он стоял на краю ущелья с перекинутым через него узким мостом.

Мальчишка-конюший заметил их еще у леса, и, приветливо помахав рукой, вышел на дорогу. Они спешились, передали конюшему лошадь и вскоре вошли в тёплый зал таверны. Там их ждали верный Волану хозяин трактира, – грузный, усатый и улыбающийся мужчина, и посланник из Семирии – человек с пристальными глазами, но добрым лицом. Лиам рассчитывал, что успеет отдохнуть, попрощаться, как следует. Но, когда Дони начал всё понимать, а затем и вовсе разревелся, паладин подумал – а, зачем ему здесь оставаться? Что он забыл в этой стране? Решение пришло моментально. Он не бросит мальчика. Он обещал. Но к сожалению момент счастья длился не долго.

Неожиданно открылась дверь, в таверну влетел конюший.

– Отец! – взволнованно крикнул он. – Сюда едут всадники, большой отряд! Я видел их за подлеском!

– Что? – удивился хозяин. – Откуда здесь в такое время взяться всадникам, тем более отряду?

Лиам хотел было ответить, но не стал. Что тут говорить? На всё – Их воля. Всему – Их замысел. Паладин взглянул на Дони и ободряюще улыбнулся.

– Всё будет хорошо, малыш. Не бойся. Я с тобой.

 

***

 

Паладин опустился к Дони, положил руку на плечо, поднял пальцем его подбородок. Рядом, суетно топтались кони, беспокойно оглядывались всадники – посланник, хозяин и его сын.

– Дони. Посмотри на меня. Помни, что ты должен слушать этого человека. Помнишь? Вот и хорошо. Не забывай, что любой поступок начинается с помысла. А помыслы твои всегда должны быть чисты. У тебя необычный дар. Он идет свыше, от самих богов. Используй его только во благо. Думай головой, но и не забывай слушать сердце. Оно никогда не обманет.

Дони бросился ему на шею.

– Я люблю тебя, дядя Лиам.

– Я тоже тебя люблю, Дони.

Тут он уже не смог сдержать слёз, да и не надо было – мальчик все прекрасно понимал. Рядом, жалобно повизгивал Лучик, чувствуя приближающуюся к ним опасность. Лиам поднял Дони в седло; посланник усадил мальчика перед собой.

– Вы хороший человек, господин Перст, – сказал он. – Я верю, что однажды наши народы смогут жить в мире. До скорой встречи.

Лиам с благодарностью кивнул. Он провожал их улыбкой, видел Дони, который выглядывал из-за спины посланника, и был счастлив. А когда всадников поглотил туман, двинулся на позицию.

 

***

 

Лиам стоял по центру моста. Переправа из серого камня, сквозь который пробивался мох и редкие травинки, была узкой – не шире трёх ярдов. В длину – около дюжины. По мосту свободно мог проехать лишь один всадник, c трудом пробралась бы небольшая телега. За невысоким парапетом простиралось глубокое ущелье, дно которого скрывал туман. Деревья на той стороне уже набрались жёлтых и красных цветов.

Паладин любовался этим видом, ощущая тёплые лучи солнца затылком и держа под мышкой армет с кольчужной бармицей, и гравировкой Сигны на обеих щеках шлема. Наконец-то наступила осень.

Когда грохот копыт возвестил о приближении всадников, Лиам не торопясь надел подшлемник, а затем водрузил на голову армет. Обзор сразу же ограничился узкими прорезями, но этого хватало. Паладин слышал собственное дыхание, как на дне бочки. Расправив плащ, обернулся.

Отряд из дюжины конных рыцарей, как раз проезжал мимо постоялого двора. На ветру реял бордовый стяг. Отряд остановился. Вперёд выехал командир.

– Умело вы скрылись от нас, господин Перст, – спокойно сказал Тродис, сдерживая скакуна. – Чтобы вы знали, о случившимся в Саттарском аббатстве уже доложено вашему гроссмейстеру. А также Капитулу.

Он сунул руку в притороченную к седлу суму и вытащил свёрнутый пергамент с белой печаткой.

– Вот приказ, подписанный Магистром вашего Ордена. Вас велено арестовать, и доставить в столицу для дальнейшего расследования, которым займётся Инквизиция. Желаете ознакомиться?

Лиам молча извлёк длинный меч и принял высокую стойку. Широкое лезвие игриво отражало лучи восходящего солнца. Тродис убрал пергамент обратно.

– Я понял, – бросил Тродис. – Убейте его.

Двое рыцарей поменялись с ним местами. Первый спешился и, взяв короткий меч, двинулся на Лиама. Второй шёл следом. Перст торжествовал – он боялся, что алькальды сразу же атакуют верхом, или того хуже, расстреляют его из арбалетов. Но нет, Око решил поиграться напоследок.

Атаковал рыцарь с разбегу, обрушив меч на голову Лиама; тот принял удар на клинок, отбил, затем ударил врага плечом в грудь. Рыцарь упал на спину, Лиам не стал добивать, отошёл. Сейчас главное – тянуть время. Второй пошёл в атаку молча, закрываясь щитом. С ним пришлось повозиться чуть дольше – мечи хищно сверкали на свету, звенели при столкновении, алкали крови. У Лиама было преимущество в длине меча; у врага был щит, которым он умело пользовался. Первый, пропущенный Лиамом удар пришёлся на шлем и соскользнул; второй погнул наплечник.

Лиам, шипя от боли, отступил. Как только враг приблизился и попытался закрыться, Лиам перехватил меч двумя руками и так врезал по щиту, что тот треснул; рыцарь, со сломанной рукой, взвыл и упал на колено. Лиам ударил по шее; враг, заливая мост кровью, распластался на серых камнях. Паладин почувствовал, что устал, хотя от начала боя прошло не больше пары минут.

– За арбалеты! – закричал Тродис. – Быстрее! Мальчишка уходит!

Двое рыцарей сняли с коней по паре тяжёлых арбалетов, прицепили козьи ноги, взвели механизмы. Лиам схватил с земли частично уцелевший щит, и, прикрыв им голову, наклонился. Щёлкнули тетивы; Перст ощутил два толчка. Первый болт пришёлся на щит, пробив насквозь; второй скользнул по верхушке шлема. Действие повторилось, с тем же успехом. Лиам слушал. Если кто попытается на него побежать, он услышит. Клацнули взведённые механизмы.

Два щелчка. Бедро пронзила острая боль. Лиам вскрикнул, и едва не упав, привалился к парапету. Продолжая закрываться щитом, попытался посмотреть вниз, но не смог – шлем не позволил. Видимо, попали в самую уязвимую точку, с внутренней стороны, туда, где ногу закрывала лишь кольчуга. Плохо дело. Если пробита артерия, то скоро он лишится сил от потери крови. Лиам отбросил ненужный щит, и взглянув на отряд, увидел Тродиса. Око, победоносно ухмыляясь, держал в руках арбалет.

Лиам размышлял недолго. Либо дождаться, пока все силы вытекут вместе с кровью, либо попытаться напоследок удивить богов. Он выбрал второе. Каждый шаг отдавался страшной болью; ногу сводило судорогой, грело тёплой струёй. Враги, взводившие арбалеты, опешили, глядя на ковыляющего в их сторону паладина, пока не раздался оклик Тродиса:

– Да оставьте уже их! Бейте железом!

Лиам, сцепив зубы, и тихо постанывая под шлемом, заставил себя преодолеть последние пять шагов почти бегом. Такой прыти от него не ожидали. Он влетел в строй, как медведь на пасеку, и принялся раздавать удары направо и налево. Стоявший позади Тродис испуганно отшатнулся. Враги, наконец, отошли от изумления и разом завопив, обрушились на него всем скопом.

Лиам чувствовал, как град ударов сыпется со всех стороны – на шлем, наплечники, руки, кирасу, спину, юбку. Его шатало и бросало во в стороны, как подхваченную волнами лодчонку; глаза заливала кровь, в голове гудело, уши забили пробками, но главное – он не чувствовал боли. Лишь страшную жажду проредить их ряды, пока руки сжимают меч.

«Ну пожалуйста, – думал Лиам. – Еще одного… дайте мне забрать еще одного…»

Под взмахами его меча упал один из рыцарей; затем второй, а потом и третий. Руки едва держали оружие, каждый замах давался неимоверным усилием. Лиам не удержался и закричал, когда ему подрезали ногу под коленом, а в правый бок вонзили меч. Он смог свалить четвёртого рыцаря, и упал вместе с ним. Слышал лишь стук ударов по измятым латам. Выронивший оружие враг брыкался под тяжестью паладина; Лиам, при падении, потерял меч, но вспомнил о стилете на бедре. Из последних сил нащупал рукоять, и распрямившись, точным ударом вонзил острый клинок в шею. Рыцарь дёрнулся, выпучил глаза, и захлебнулся хлынувшей ртом кровью. Лиам попытался задрать голову, чтобы сквозь узкую прорезь увидеть небо, но сил не хватило.

«Вот и всё, – подумал он, устало. – Теперь можно и отдохнуть…»

Секундой позже, в голову вонзился клевец, пробив сталь, вату подшлемника, и кость. Лиам рухнул на истекающего кровью рыцаря, и накрыл его собой. Он улыбался. Но под закрытым шлемом этого никто уже не увидел.

 

***

 

Ветер холодил кожу. Доносился шум прибоя, крики чаек. Воздух пах солью. Дорога петляла вдоль обрыва. Внизу, на скалистый берег, накатывали волны, в бесконечных попытках разрушить твёрдый камень.

Дони впервые в жизни видел море, и оно ему очень нравилось – синее полотно, бесконечно огромное, уходило вдаль, до самой кромки. Лучик пребывал в восторге – носился взад-вперёд, вилял хвостом на бегу, и звонко гавкал.

Небольшой монастырь из серого камня стоял на краю утёса. Путников встретили монахи, и настоятель – приятный на вид мужчина, с россыпью морщин вокруг глаз и чёрной бородой. Мальчик и посланник спешились.

– Прощай, маленький Дони, – с улыбкой произнёс он. – Здесь о тебе позаботятся. Я буду тебя навещать, по возможности, если захочешь.

– Хочу, – улыбнулся мальчик, но по лицу пробежала тень.

– Что случилось? Отчего ты погрустнел?

– А дядя Лиам… Он ведь не приедет?

Посланник опустился на одно колено, серьезно посмотрел на мальчика.

– Боюсь, что нет. Мне жаль.

Мальчик насупился, отвёл взгляд; губы задрожали, глаза заблестели. Однако, уже через мгновение он ослепительно улыбнулся.

– Ничего. Мы с ним еще увидимся, – сказал Дониус, избранный мальчик, прижимая к себе дворнягу по кличке Лучик. – Мы встретимся там, где рождается Свет Вечный.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 3. Оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...