Обратной дороги нет

(Зачеркнуто: Пролог)

 

Привет, форум.

Я снимаю с себя участие в дуэли. (Зачеркнуто: Хотя я даже не представляю, сдаст ли вообще мой оппонент рассказ или нет.)

Так смешно это записывать, что я до сих пор в раздумьях — стоит ли? Дам себе установку писать и не думать, прочтет ли это кто-то, кроме меня. Выводить буквы трудно, еще труднее сплетать их в слова. Однако я постараюсь написать и объяснить причину своего отказа.  Попадет ли запись на форум или нет — не знаю. Все, что мне остается в этой непростой ситуации — уповать на удачу и проявлять меры феноменальной усидчивости, доселе моей скромной ленивой персоне неизвестной.

 

(Зачеркнуто: Глава 1)

 

Кажется, ничего не предвещало беды. Тема для рассказа получена, время свободное есть. Что еще надо-то? (Зачеркнуто: Увы, не все так просто.) (Зачеркнуто: О нет, слишком дешево звучит, будто копипаст с задней части обложки какой-нибудь копеечной книги.)

Простите за эти каракули. У меня всего одна попытка. Мне не до красивостей. (Зачеркнуто: Тоже мне, оправдался!)

Я хотел отнестись к делу серьезно. Как только мы утвердились со сроками, судьями и темой, мой мозг загудел, как набитый пылью компьютер. Запустились конвейеры по производству сюжета, на движущиеся полотна стали подаваться невнятные герои, зажатые в тисках телескопических кронштейнов, а на промежуточной стадии робот отсеивал брак производства и бесформенные болванки. В гигантской комнате тысячи сверл, абразивных кругов, наждачных шкурок и шлифовальных устройств корпели над огромным куском породы, имя которому — идея. Когда идея была доведена до ума, машины затихли, свет потух, конвейер с тяжким пыхтением замедлил бег и, громко скрипнув напоследок, остановился.

Сознание успокоилось.

Приступить к рассказу я решил на следующий день — как раз будет суббота, никакой работы, никаких звонков… То, что надо. А для начала надо было довершить главу новой книги. Ну как новой? Это мое второе по счету масштабное произведение (Зачеркнуто: — о, боже, всем нас), которое я называю вынужденным — его написание не входило в мои планы. Вернее, входило, но где-нибудь лет через пять, ибо я свято верил в успех первой книги. Наивность била фонтаном. Когда-то давно я пообещал себе не быть самонадеянным в столь острой форме и всячески избегать какого-либо проявления слепой уверенности, но, кажется, в тот самый фонтан мною незаметно была брошена монетка.

И началось избиение. С хрустом выбитые зубы, звонкие пощечины, удары в солнечное сплетение... Каждая часть тела ощущала твердый мыс ботинка, чей острый конец жалил и клевал, как разъяренный петух. Этими ударами были ответы от издательств — по одной такой вот неприятной сессии на каждый отрицательный вердикт.

Попадающие на улице знакомые нет-нет да спрашивали:

— Привет, Сань! Ну как там твоя книга поживает?

— Привет! Просто супер! Правда, знаю об этом только я, — сообщалось им, но, если по-честному, я ограничивался скупым «Привет. Жду писем». Именно тогда мной было постигнуто умение отвечать на вопросы, толком на них не отвечая.

Для себя мне все стало ясно. Не попал. Не осилил. (Зачеркнуто: Самонадеянный лузер!) Что же теперь, отчаиваться что ли? Жизнь остановилось? Локальный апокалипсис, крах моей твердыни — может быть. И тем не менее — так просто не сдамся. Прошло семь месяцев (Зачеркнуто: беспробудного запоя) (Зачеркнуто: (ха-ха, шутка)); я приступил к работе над новой книгой. Это должно было стать самостоятельным романом, а не задуманной (Зачеркнуто: графоманией) тетралогией с собственными миром, магией, религиями, языками, монстрами, (Зачеркнуто: блэклжеком и) природой… Нет-нет, это не реклама, это жажда высказаться. Я просто хочу, чтобы вы понимали, как мне было горько работать над новым произведением, оставляя старую рукопись пылиться на жестком диске компьютера, развесив крестражи ее души в отправленных по электронной почте письмах. Я пообещал своим героям вернуться, как только закончится работа над второй книгой и издательство (Зачеркнуто: несомненно) примет ее (Зачеркнуто: с радостью и нетерпением). А там уже можно будет (Зачеркнуто: каким-нибудь невероятным методом) уломать его на выпуск моей любимой дебютной книги с перспективой на продолжение цикла. Это было бы так здорово, что, случись это на самом деле, вы бы затруднились найти человека счастливее меня! Ведь тот мир со всем его содержимым не покидал и не собирается покидать меня. Я пишу рассказы о другом мире, об иных героях и чувствую себя изменщиком! Периодически во снах меня забрасывает в сотворенные собственной фантазией места. В них я общаюсь с тамошними жителями, главными персонажами, сопровождаю их в странствиях, присутствую на совете магов, решаю первостепенные дела...

Я дал обещание. Я дал обещание вернуться к работе над циклом и завершить его. (Зачеркнуто: О, боже, всем плевать! (дубль два)) Не для других, так хоть для себя, для Трэго, для Макса… Они ведь ждут. Четыре года я продумывал каждый квадратный миллиметр того (Зачеркнуто: спасительного) мира и рос вместе со своими героями. Менялся я — менялись они.

И все бестолку.

Новая книга должна была приблизить их к изданию. Должна. Обязана.

Знай я тогда, в какой маниакальный кошмар выльется мое горе-писательство, тысячу раз подумал бы — а надо ли? С такими-то последствиями! (Зачеркнуто: Вот опять кусок аннотации-завлекаловки.)

Не буду долго мусолить и ходить вокруг да около.

В тот самый день, про который вы уже успели забыть, пока ваш покорный слуга «лил воду», я лег спать со светлыми мыслями, что летали в сознании ярчайшими кометами, оставляющими после себя (Зачеркнуто: светящиеся (ибо тавтология)) шлейфы идей, задумок и образов. Засыпал я под мерный шелест — метлы приводили в порядок пол моего Творческого Цеха. Но кто-то особо старательный остался в ночную смену: то раз возьму телефон и сделаю заметку, то два, то три… И чем чаще я брался за него, тем грустнее становилось Трэго и Максу, довлеющими надо мной, напоминающими, машущими руками с застывшими на устах немыми криками. Как молчаливые бесплотные люди, которые бродят за тобой по пятам и не могут ни окрикнуть, ни похлопать по плечу, чтобы хоть как-то обратить на себя внимание. Посмотри на них и неизменно столкнешься с пронзительными взглядами, полными укора и обиды.

 

(Зачеркнуто: Глава 2)

 

На утро я проснулся от того, что меня облили водой. Мой первый поток мыслей: «Странно. Живу с мамой. Не думаю, что женщине на пятом десятке может прийти в голову мысль разбудить сына ушатом холодной воды».

Я подскочил и сперва чуть не упал с кровати. Мой второй поток мыслей: «С кровати? А где диван? Наверное, там же, где и моя квартира».

(Зачеркнуто: Сейчас будет нетленная классика опостылевшего типа фэнтези.)

Потому что очутился я в какой-то странной комнате. Пахнет овечьей шерстью и сырыми дровами. За окном пасмурно, небо цвета испускаемого грузовиками дыма, жирного и вонючего. Совсем под окнами лают собаки и кудахчут куры. Где-то вдали громко перекрикиваются люди, вопит детвора, и все это разбавляется мычанием коровы.

(Зачеркнуто: Это чтобы вы понимали, где я.) (Зачеркнуто: Нет, звучит глупо. Оставлю как есть.)

Напротив — молодой человек лет двадцати семи; одет в темный плащ. Материал похож на помесь шелка и бархата: издали он блестит и струится, но сама ткань, если присмотреться, кажется грубой. Плащ — мантия же! — расшит фиолетовыми рунами. Они переливаются, но как-то суматошно: то исчезнут, то появятся вновь. (Никакой закономерности я так и не заметил.) Снизу мантия уделана в грязи, но видно, что ее пытались оттереть.

Вот тогда и наступило. Пришел момент отупения. Это как ветхая подпорка: она в состоянии выдержать определенный вес, но он постепенно прибавляется и прибавляется — подкидывают что-то еще, нагружают тем и этим, и в один миг подпорка надламывается. Все падает наземь и давит.

Так и тут. Степень понимания пригвоздила меня с такой силой, что позвоночник едва не сжался гармошкой; засунула мозг в анабиозную камеру; вытрясла из меня разумные мысли, как монеты из узкого дна копилки.

Потому что передо мной стоял Трэго.

«Что?! Трэго?!»— изумился я. (Зачеркнуто: — Тот самый маг, выпускник магической Академии, рассеянный)

Нет, здесь история моих персонажей никому не нужна. На что ей влиять в этой «пояснительной записке»? Даже сейчас, вспоминая этот момент, по спине бежит холодок, а ладони потеют и трясутся.

— Привет, — сказал он. Сказал с очень странной интонацией — как будто долго готовился к встрече со мной и тренировался, как же все-таки лучше поздороваться. Посему и вышло чересчур наигранно.

Его ладонь сжимала огненный шар. Это было... Чужеродно. Как будто очутился в RPG-игре с очень реалистичной графикой.

(О! Может, я стал жертвой эксперимента? Вроде как тестирование шлема виртуальной реальности или чего-нибудь в таком духе? Мысль пришла только сейчас, но надежды она мне не дарит...)

— Привет, Трэго. Я... Кхм... Это... Немного обескуражен, как это ни парадоксально.

Он молчал.

— Даже и не знаю, что сказать. Все настолько неожиданно, что я даже не успел предположить, что свихнулся. Если я попал в свою голову, то я представлял ее не совсем так.

Маг все еще молчал.

— Кажется, не сплю, — больше для себя, чем для него отметил я. С волос еще стекали редкие капли и ползли вдоль позвоночника. Слишком правдиво, чтобы быть сном. Вы посчитаете меня либо психом, либо лжецом, либо дотошным болваном, но в следующую секунду я сказал вот что: — Я же старался сделать тебя нетипичным магом. Почему в твоей руке долбанный файерболл, гори он в огне?!

— Что? — Трэго поморщился, будто он разжевал дольку лимона.

— Огненный шар. — Я скривил губы и указал на сгусток пламени. — Ты же учился на факультете Лепирио и владеешь девятью школами магии. А создал вон что. Обидно.

Трэго посмотрел на шар и подбросил в руке. Затем еще и еще. Он с таким удовлетворением вглядывался в него, что я почти поверил, будто передо мной — произведение огненного искусства. Так продолжалось недолго: уже через минуту он перестал подкидывать файерболл  и перевел внимание на меня.

— Знаешь, пока тебя не было, многое изменилось. В том числе и мы с Максом.

Макс! Он... А, неважно.

— Где он?

— Ушел за молоком. К нашей общей знакомой.

Я вспомнил, куда отправлял их за продуктами. Значит, я в городке под названием Тихие Леса.

— Ты удивишься, но теперь здесь все не так.

Помню это чувство полной растерянности. Или не такой уж и полной... По-моему, я удивлялся не столько из-за самого факта удивления, а из-за того, что в такие моменты удивиться бы надо. Потому что должно. А то совсем неправильно получается. Эта игра слишком против правил.

Интересная штука: то ли я один такой, то ли все мы, фантазеры до мозга костей, реагируем на странные происшествия не так остро, как (Зачеркнуто: простые смертные) обычные люди без всяких заморочек. Я хочу сказать, как можно поразиться тому, рядом с чем ты жил несколько лет? Просто сейчас это чуть более чем чуточку реальнее. И все. Честно, никогда не раздумывал над тем, как повести себя, попади я в другой мир. Закинь меня судьба в совершенно незнакомый мне мир, я бы удивился, а то и испугался, разрадился градом вопросов и все такое прочее. Но здесь, простите, каждая деталь есть плод моего воображения, равно как и местные обитатели. Этот мир стал мне родным. Априори.

Но как бы то ни было, напротив меня — маг, которого я сам выдумал еще четыре года назад! Стоит тот, кого я, мать вашу, выдумал! Понимаете, что это означает? Не будь моим любимым цветом фиолетовый, и Трэго не стоял бы в своей мантии, посверкивавшей так, как мне когда-то ЗАХОТЕЛОСЬ. Или же она светилась бы, допустим, золотым. А не будь я консерватором, я бы вообще нарядил его в джинсы или, чего доброго, в смокинг.

— Как я попал сюда?!

Тогда-то во мне и стал просыпаться нормальный человек. И он начинал паниковать.

— Логичнее было бы нам спросить тебя, — ухмыльнулся маг. — Но я скажу: по нашей воле. Мы кое-чему научились. Я же говорил, что много изменилось? Так вот, небольшой ритуал и слишком большое желание. И ты здесь. Ты — пленник. Наш пленник.

Этот ехидный взгляд. Этот надменный тон. Неужели я когда-то создал вот такого чванливого и неприятного персонажа? Не припомню этого... Но Трэго сказал, что все изменилось. Если остальные перемены будут столь же диаметральными — ничего хорошего меня не ждет.

Маг крепко сжал огненный шар. Сколько же уверенности в этих глазах?!

— А по-моему, пленник — ты. Я создал тебя, я решал, жить тебе или умереть, с кем спать, а мимо кого преспокойненько пройти мимо. Так что закрой пасть, пока я не переодел тебя в стринги и латексный кастет! — мне не удалось сдержаться, и последнюю фразу я прокричал. Что и стало точкой кипения.

Трэго швырнул в меня шар. Без единого слова, без всякого предупреждения. Я успел заметить, как маг взмахнул второй рукой, и файерболл изнутри окрасился светло-синим. Я поднял руки, сплетая из царящей повсюду зиалы — частиц магии, если по-нашему — развоплощающую решетку, скрученную из огненных элдри — то бишь составляющих заклинаний, звеньев цепочки. (Зачеркнуто: Какое сложное предложение, кошмар...) Огненный шар обдал меня жаром, но врезался в решетку. С шипением и тихим хлопком снаряд потух, но вплетенная в его недра магия воды, про которую я благополучно забыл, дала о себе знать. Лицо оцарапало ледяными осколками, взорвавшимися колким серебряным пучком сосулек.

Я зарычал и сделал выпад правой рукой, одновременно левой совершая движение, словно дергаю канат, висящий перед лицом. Позади Трэго из деревянной стены выросло узловатое щупальце, больше похожее на старый корень, и толкнуло мага в спину. Дернувшись, оно втянулось обратно; раздался звук натягиваемой тетивы. Трэго не устоял и шагнул вперед. Миг — и он подлетел к потолку, ударившись спиной о выпирающую матницу*. Падая, он спешно сплел Воздушную Подушку и бросил ее вниз — на полу под магом возник небольшой куб перламутрового цвета с едва угадывающимися очертаниями. Если б не темная изба, я бы и вовсе не заметил заклинание. Хитрец планировал обеспечить себе мягкую посадку, но как бы ни так — я тоже не лыком шит. Это мой мир. И внезапным образом я могу взаимодействовать с ним по его же, то есть моим, законам. Я разорвал цепочку заклинания, выдернув звено из основного узла силы, и Пружина разрушилась. Трэго шмякнулся и приложился лбом о дощатый пол.

— Как?! — взревел маг, гася вспышку боли.

Я создал ледяной шарик и бросил ему под ноги.

— На, приложи. Тоже мне, отличник хренов. Окончил Академию даром что без золотой медали, расследовал дело о пропаже людей, а сам попер против своего же создателя. Молодец, что!

Да, не таким я хотел видеть мага.

Трэго не ответил. Он не отнимал ледышку ото лба. Покрасневшие от холода пальцы едва заметно потряхивало. Капли стекали вниз по руке и исчезали в глубинах рукава мантии.  Не думаю, что в тот момент он обращал на это внимание. Я знал, что ему стыдно поднимать голову и смотреть на меня. Знал, потому что некогда я был им. Тогда, в далеком две тысячи десятом году, в эпоху вдохновения Ротфуссом, Кошем, Ле Гуин, но ни на секунду не забывая о Гарри Поттере. Вся нереализованная жажда колдовства в (Зачеркнуто: том) этом затхлом пресном мире вылилась на страницы моей книги, вылилась потоком горечи, обиды, несправедливости и слепой ненависти. Потихоньку буквы ткали страницы, а из вырванных страниц, посвященных молодому магу Трэго, если потратить немного времени на оригами, можно было сделать фигуру, в которой угадывались бы мои очертания. Каждый удар пальца по клавиатуре был равносилен одному шагу, и пока они печатали, я шел к цели. До того момента, как мне несколько раз преградили дорогу, воздвигнув непроходимые баррикады, обрушив целые горы, делая путь воистину непреодолимым.

Саднила щека. Я ждал. Трэго нужно было дать время. Меж тем я оглянулся и обратил внимание на заделанное куском старой резины окно. Ах да, ведь когда Макс и Трэго только-только прибыли в этот городок со смешным названием Тихие Леса, окно было выбито.

«Ну-ка, проверим», — мысленно сказал я и обернулся.

Да, все верно — за моей спиной стоял комод. Тот самый; в нем Макс нашел пару рубашек, оставшихся после прошлого хозяина этого дома.

«Значит, я примерно в пятнадцатой главе. По крайней мере, окружающее меня пространство очень четко подходит под мои описания».

Страницы оживали. Они поднимались, стряхивая с себя сонное оцепенение, поднимали своих товарищей и восставали. Они становились объемными, меняли цвет, фактуру и форму, становились частью стен, крышей, полом с широкими щелями; некоторые страницы исчезали и становились воздухом или присоединялись к яростному предосеннему ветру; иные же уносились на небо, чтобы дополнить его, стать с ним единым целым.

«Поздравляю, кстати, — обратился я к себе. — Ты достаточно чокнутый для того, чтобы особо не удивиться, не счесть это очень правдоподобным сном или наркотическим воздействием».

«То есть ты, предполагая, что маме не пришло бы в голову облить сына водой, подразумевал, что она не разменивается по мелочам и подсунула мне за ужином пару таблеток ЛСД?» — возразил мне нормальный человек.

Я чуть было не рассмеялся.

Трэго посмотрел на меня исподлобья. Сейчас, насколько верно я помню его характер, он должен будет спросить, а не бог ли стоит перед ним?

— Козел ты. А еще ослиная задница.

— Это почему? — опешил я, ожидая немного иного.

— Пружина… — обескуражено прошептал Трэго, так и не придя в себя.

— Что, думал, один ты мастак орудовать ей? Приписал ее к своей визитной карточке? Деловой! Трэго, я — создатель создателей. (Зачеркнуто: Король Пафоса и Величия!)

— А кровь у тебя самая обычная, — он пристально рассматривал мое лицо.

Я провел ладонью по левой щеке, и на пальцах остались алые капли.

— Никто не совершенен, — отмахнулся я. — Понимаешь ли...

Мне не удалось закончить. В дом зашли.

— Все как всегда, все как всегда. Как же меня это достало! Правда, сегодня они не такие шумные, но дождь льет по-прежнему! Добавить такси, туманчику и силуэт Биг-Бена. И прям Лондон. Ох уж эти диафильмы... Да не спрашивай, все равно не поймешь.

Макс. Именно так я и представлял его голос: грубоватый баритон; что ни фраза, то вызов или протест.

— Ау, Мерлин! Ты почему не... О, как любопытно. Здравствуй, Александр.

— Привет, Максим. Рад наконец-то встретиться.

Мы с ним похожи. Правда, он немного повыше и покрупнее, из особых примет — трижды сломанный нос, шрам на щеке, короткий ежик волос... Все те компоненты, которыми я наградил его, создавая три года назад, когда была закончена первая треть книги, посвященная Трэго. Я никогда не прописывал его конкретных черт лица, но представлял примерно как себя.

И вот передо мной что-то странное. Вроде бы и я, а вроде бы и нет... Жуть. Он небрит, суров и раздражен. На бедрах висят прицепленные за пояс антрацитовые кастеты. Смешно, но он даже и не подозревает, какой мощью обладает его оружие. А уж как оно повлияет на дальнейший ход событий...

— Я тоже рад. Ох, как же я рад встретить кого-то... Хм... РОДНОГО! Да, Саша? Могут же два человека с Земли в масштабах миров считаться родными? Думаю, вполне!

С каждой фразой он подходил ко мне все ближе. Я стиснул зубы и приготовился.

Макс с полминуты рассматривал меня, после чего ударил. Болезненно. Кулак попал по раненой щеке. Чуть не взвыв, я сосредоточился и постарался унять боль — спешно проглотил слюну, словно надеялся заглушить этим боль, протолкнуть куда-нибудь вниз, как запиваемую таблетку, застрявшую в горле.

Иногда лучше не лезть в драку или не провоцировать ее продолжение. Были на моей памяти люди, которые не успокаивались до последнего — им всенепременно нужно съездить кому-нибудь по физиономии. Иначе дальше их существование входило в диссонанс с внешним миром. Ошибка системы и синий экран. Я помнил тех людей. Когда-то из их общего образа сложилась квинтэссенция — Макс.

Как и предполагалось, всю его злость как рукой сняло.

— Все? — спросил я, но даже в таком коротком вопросе мой голос успел дрогнуть.

— Пока да, — ответил Макс и прошел к сидящему на кровати Трэго. Плюхнувшись рядом, он потрогал пальцем шрам на скуле и шмыгнул носом.

Мудрые люди — ну или форменные неудачники — завещали везде искать плюсы. Я нашел свой плюс в ноющей щеке, чья боль отдавала в челюсть пульсирующими волнами: я не сплю. Определенно не сплю. Боль слишком хорошо чувствуется, чтобы быть ненастоящей.

— Думаю, теперь мы можем поговорить как взрослые люди, — заключил я.

— Ну давай попробуем, — с угрозой в голосе сказал Макс.

— Почему я здесь?

— Потому что мы устали! Ты можешь себе представить, каково это — каждый раз переживать одни и те же события? Когда нельзя сделать шага в сторону, потому что это, видите ли, не предусмотрено программой! «День сурка» смотрел?.. Вот и здесь так же, только зациклен не день, а пять. Что, не пронимает?! Быть может, сделай ты меня более эрудированным, я бы тебе расписал тут так, что ты бы за сердце схватился. А пока — довольствуйся тем, что есть.

— И это ужасно, — Трэго не обратил внимания на последние слова Макса. В отличие от моего земляка, маг успел остыть. — Мы — узники твоей фантазии, застрявшие невесть на сколько. Но все изменится. Мы уже перевернули ход игры, и теперь узник своей фантазии ты.

— Изменится?.. Узник?.. — только и поспевал спрашивать я, выслушивая слова мага. Что-то мне в его тоне не понравилось.

— Да, — с удовольствием сказал Макс. Буквально просмаковал. — Потому что мы не отпустим тебя до тех пор, пока ты не напишешь продолжение!

Вот вам и здравствуйте. Я, как нормальный среднестатистический читатель, вспомнил господина Кинга, а именно — его произведение «Мизери». И, знаете, честно жил с мыслью, что более сумасшедшей истории не придумать. Ну-ну. Придумать как два пальца об асфальт! Напиши я об этом книгу, да еще и вставив снизу обложки душещипательную фразу «основано на реальных событиях», посчитали бы меня как минимум наркоманом или не от мира сего. (Зачеркнуто: Каламбур, однако.) А эта фразочка взяла бы гран-при в номинации самого нелепого маркетингового хода.

— Вы совсем что...

Меня перебил Макс. В своей излюбленной манере — он вскочил с кровати и преисполненным злостью голосом заверещал:

— Ты забыл про нас! Все шаришься по своим конкурсам, что-то там пишешь, отправляешь, придумываешь! Тебе нас мало?!

— Я всего лишь тренируюсь! И не ори на меня. Одному уже досталось. Хочешь тоже попробовать?

— А давай!

— Стойте вы! — вклинился Трэго. — Еще не хватало переубивать друг друга. Возможно, вы забыли, но каждый из вас зависим друг от друга. Макс, не думаю, что есть смысл лишать жизни или калечить нашего, так сказать, создателя, если только ты не хочешь еще несколько вечностей переживать эти пять дней. Я так вообще — живу целыми кусками, подаренными мне нашим творцом. Тебе же, Саша, я горячо не рекомендую трогать моего спутника. Ты лишишься одного из главных героев. Не задумывался, что тогда станет с твоим циклом? Как ты продолжишь его?!

Я горько вздохнул.

— Не знаю пока, продолжу ли...

— Конечно ты продолжишь! — безапелляционно заявил Макс. — Иначе бы ты не возник здесь по нашей воле! Больше никаких конкурсов, никаких других книг, никаких рассказов, никаких вселенных. Мы хотим жить! Мы заперты в этом мире, замкнуты в действиях, как поставленная на повтор песня. И поверь — ты прекратишь это. О да, ты прекратишь этот ад. Ты прямо сегодня сядешь и начнешь писать. И пока ты не доведешь нашу историю до конца, ничего не закончится.

— Зато потом сможешь вернуться обратно, — смягчая речь Макса, сказал Трэго.

— Вы не понимаете! — возразил я, с неудовольствием отмечая панические и какие-то плаксивые ноты в голосе. — Я никого не предупредил! Из-за вашей прихоти меня лишат работы, потеряют родные... Я даже боюсь представить, что станет с мамой! Ее удар хватит из-за вашей дурацкой прихоти!

— Тем больше у тебя будет предлога писать как можно быстрее, — с ехидной улыбкой сказал Макс.

— Урод! — взревел я и кинул в него созданным в тот же миг камнем.

Трэго успел сломать цепь заклинания, и камень разлетелся пылью, не долетев каких-то жалких полметра.

— Нет нужды враждовать. Никого из нас это не приблизит к концу. Мы бы отпустили тебя, но у нас нет никакой надежды...

— И веры! — вставил Макс.

— И веры в твои слова. Ты переключишься на другое. Мы знаем, мы видели.

— Нет. Раз пошла такая пьянка, — как можно тверже заявил я, — обещаю вам дописать цикл в самое ближайшее время. Хотя бы для вас.

Трэго был неумолим.

— Нет, Саша. В том мире у тебя не будет никакого стимула. А мы не выдержим ждать еще невесть сколько.

— Эти кошмары будут повторяться. С каждым разом я все сильнее чувствую, что вот-вот сорвусь, — кисло проговорил Макс.

— Это просто невозможно терпеть! — не выдержал маг.

«Но ведь столько уже выдерживали, — хотел сказать я. — Что мешает потерпеть еще?»

Вслух я спросил иное:

— Что с вами происходит-то, что вы тут истерики закатываете?!

Ответил Макс.

— Сны. Видения. Будущее, прошлое. Как бешеное мельтешение слайдов. Как размешиваемая колода карт, где вместо лиц — снимки разных периодов нашей жизни. Вспышки. Иногда нам с Трэго видится примерно одинаковое, но преимущественно — хаотичные короткометражки. Война, драки, дальнее королевство, город кримтов...

— Боги, — подхватил Трэго. — Здешние боги, их артефакты, чудовищные битвы, Академия... Мы сходим с ума.

— Хо-хо, тоже мне, бедолаги. Знали б вы, что снится мне, постеснялись бы ныть тут!

Все еще стоявший Макс подошел ко мне.

«Что, неужто опять бить будет?!»

— Пошли, — бросил он и, схватив меня за плечо, поднял и подтолкнул к проему.

Мы прошли через вторую комнату прямо ко входной двери.

— Готовься, — торжественно сказал Макс, будто по ту сторону он подготовил мне какой-то сюрприз. Он рванул дверь на себя.

Я осторожно шагнул вперед и едва не рухнул с крыльца.

— Как тебе? — поинтересовался Макс. Тон его буквально звенел от нетерпения.

Я посмотрел на (Зачеркнуто: то самое) небо. Именно так я его себе и представлял... (Зачеркнуто: Увы, я не могу описать вам его как есть, потому что вы сразу поймете, какой из присланных на конкурс рассказов — мой.) (Зачеркнуто: И это при том, что я все-таки разыщу способ, как отправить ЭТО.) А по нему...

А по нему маршировали армии. Прямо по воздуху. Многотысячные легионы, вооруженные удлиненными саблями, шестами, на концах которых горел огонь, гизармами, алебардами, глефами, щитами, усеянными лезвиями... Это было удивительное зрелище, сюрреалистическое и очень, очень страшное. Хотя бы потому, что войска маршировали по воздуху без единого звука, будто все они — проекция. Это был марш ненаступившего будущего.

Одни роты шли вниз головой, другие — вертикально вверх, а третьи вообще по диагонали, теряясь в далеких облаках и (Зачеркнуто очень тщательно). Строи наслаивались друг на друга, образуя мешанину. Жутко. До дрожи в коленях. Все-таки человек не готов к столь радикальному отклонению от нормы. Когда мы видим что-то невозможное, мы всегда будем пугаться, поверьте мне. И лишь потом, попривыкнув и удостоверившись, что это не опасно, можно и удивляться, и восхищаться... Но не в первые мгновения. Я знаю.

Мельтешение слева, возникшее ни с того ни с сего, отвлекло мое внимание. Я повернул голову и сперва не разобрал ничего, кроме вспышек. Когда зрение привыкло, а разноцветное марево рассеялось, я увидел огромное каменное копье; оно врезалось в возведенный на его пути воздушный щит, чей контур изогнулся и полностью обхватил брошенное орудие, заключив его в сферу. Копье начало раздуваться. Оно лопнуло, рассыпавшись огненными хлопьями.

(Зачеркнуто: Странное) Чудное зрелище — вроде бы все происходит издали, на большом расстоянии, а видно все так подробно, будто ты стоить где-то там рядышком, облокотившись вон на ту темно-серую тучу. Алый снег прожигает стены купола, как попавшие на целлофановый пакет искры. Края купола обугливаются, чернеют и падают вниз хлопьями пепла. Это даже не пепел, а инверсированный снег.

Что за генератор случайных миражей?!

Рядом с тлеющим куполом сражаются водные элементали против гестингов. Эти порождения тьмы, комья клещей, щупальцев и клыков, пытаются разрубить сотворенных магией воинов. Одна из элементалей прыгает на гестинга, в полете трансформируется в тонкую водяную нить — прямо ручеек по воздуху — и через рот попадает в тело отвратительного мутанта. Спустя несколько секунд из его носа, ушей и глаз начинает течь вода, грязная, буро-коричневая, вперемешку с ушной серой, кровью и соплями. Гестинг падает замертво. Остальные элементали сражаются со своими огненными собратьями. Они дерутся врукопашную, и в момент очередного соприкосновения я вижу, как появляется пар. Слышно шипение; я чую неприятный запах влажного белья.

— Что за...

— Нравится? — желчно спрашивает Макс.

— Это ужасно... И жутко.

— Теперь представь, что мы наблюдаем такое каждый день. Всякий раз что-то новое. В твоей книге мы три дня живем в Тихих Лесах. Еще два до них. И эти пять дней выдаются поистине кошмарными. То монстры, то непонятные представители странных рас, то повозки какие-то, то зверолюды, то такие страховидлы, что я из дома лишний раз выходить боюсь!

А я узнал их всех. Каждый кусочек, каждое движение... Обрывки моей фантазии. Задумки, пока еще нереализованные. Но они непременно найдут себя на страницах будущих книг по (Зачеркнуто: Фе). Пока что эти проекции — не более чем образы, миражи, накладывающиеся на существующую реальность.

— Это еще цветочки, — сказал подошедший Трэго.

Я обернулся и с удивлением посмотрел на него. Тот улыбнулся и пожал плечами:

— Макс научил. Иди, выйди во двор, не стесняйся.

Я спустился с крыльца и прошел к старой калитке. После чего осмотрелся и охнул.

Представьте: на севере возвышается огромное то ли черное, то ли серое сооружение высотой под километр, если не больше. Пробившийся сквозь плотный покров темных облаков солнечный луч касается этого массивного здания, и его стены начинают блестеть, как поверхность озера. Отсвечивает. Я прикладываю руку козырьком ко лбу и вижу, что это вовсе не здание, а... Даже не знаю. Как огромная скоба что ли.

Рокирон! Я вспомнил!

Это же тот самый Стальной Водопад Рокирон! Горы, облитые сверху расплавленным железом, дабы защитить скрывающееся за ними священное озеро от набега гестингов. Эту легенду я планировал рассказать в третьей книге!

Ко всему прочему я слышу, как с востока доносится мощный гул. Я поворачиваю голову на звук и не то крякаю, не то ойкаю. Там, на линии горизонта, поочередно взмывают к небу куски земли. Некоторые из них голые, с их краев осыпаются камни и комья глины; на других растут деревья, и издали квадрат земли с торчащими из-под него корнями напоминает какого-то спрута.

Пласты Восьмого. Одна из проклятых зон моего мира.

— Они тоже меняются, — с грустью в голосе говорит мне Трэго. — Иногда каждый день, иногда несколько раз на дню. Радует одно — Макс все лучше познает этот мир. Я с удовольствием рассказываю ему историю появления каждого из показывающихся мест, но зачастую он устает от моей болтовни. Особенно когда она повторяется раз в двадцатый.

— Но с фантазией у тебя ничего так, — заметил Макс.

— Спасибо, успокоил, — бесцветным тоном сказал я.

***

Чувствуя, что потихоньку начинаю сходить с ума, я бреду к дому. Кружится голова, немного подташнивает, а холодный ветер дует прямо в лицо, так целеустремленно, будто его единственная цель существования — долететь до меня и заморозить либо сбить с ног. Мокрая одежда впивается в мое тело тысячами глоток. Тело исходит судорогой, пару раз предательски стучат зубы...

Я сел за стол и схватился за голову. Как быть дальше? Как выбраться отсюда? Что там, на Земле, подумают? Боже, мама, ты только держись. Даю слово, что я справлюсь как можно быстрее. Мне остается уповать на то, что в том мире пройдет не больше двух-трех часов. Это будет высшей благодарностью.

— Давай, Саша, устраивайся поудобнее. Вот тебе пергамент, вот тебе чернила, вот тебе перышки, — Макс выложил предметы передо мной. — Ручек нет, уж извиняйте, барин. Да вы и сами, должно быть, в курсе.

— Пиши, — добавил Трэго, сидевший на диване неподалеку от меня. — Даруй нам будущее.

Вот и все. Такова моя история.

Теперь причина моего отказа вам ясна. Кажется, на ближайшее время обратной дороги у меня нет. И застрял я тут надолго...

***

Я сижу, пишу эти строки под надзором Трэго и Макса и в очередной раз ужасаюсь. Как я мог сотворить этих чудовищ? Почему они так повели себя со мной? Неужели я заслужил пленение? Макс поглядывает на меня, колупая подсолнух, который ему принесла маленькая девочка по соседству. Он грызет семечки и таращится, таращится, таращится. Сперва смотрит как на телевизор, потом начинает глядеть все подозрительнее.

Как же это неприятно. Но у меня хотя бы есть шанс. Черт его знает, как я буду возвращаться обратно, но, думаю, раз эти деятели изыскали способ перетащить сюда, у них наверняка есть возможность оправить меня восвояси.

Щелк, щелк, щелк, щелк.

Это единственный звук, который я слышу. К стучащим вдали Пластам Восьмого, устроившим бешеную чехарду, я привык и уже не замечаю их. Писать пером сложнее, чем я думал. Буквы выходят неровными. Несколько раз, приспосабливаясь, я переписывал листы, а эти олухи смеялись надо мной, отмечая, как быстро мне удастся привыкнуть к перу. Переписывал, потому что очень сильно пачкал кляксами. Иногда, чего стесняться, из-за слез. Прямо как соскучившаяся дева, сбивчиво пишущая письмо возлюбленному, роняя слезы одну за одной, будто в стремлении сымитировать всем известную пытку каплями на темечко.

Смех... Когда-то Макс сказал, (Зачеркнуто: вернее, сказал я его устами,) что ирония — единственное, что может помочь в безвыходной ситуации. Если тебе суждено выпить яду, то пусть он будет смешан с вином или коньяком — хоть не так противно. Здесь — то же самое.

А еще писать книги про (Зачеркнуто: всем надоевших) попаданцев стократ легче, нежели быть им. Я потому и сделал Макса сиротой, чтобы ему не было так горько покидать свой родной мир. Одно могу сказать точно — все книги лгут. Нет в этом перемещении ничего здоровского. Никакие перспективы не перевесят чашу, накопленную прожитыми на Земле впечатлениями. Все не так. Писатели — лжецы. Другой мир — это страшно и жутко. Быть в другом мире плененным собственными героями — страшно и жутко вдвойне.

Слишком много тире. Слишком мало времени на выкрутасы. Не дай бог они подойдут и проверят, что же я тут так активно пишу.

Скоро начнет смеркаться. Сумерки — самое нелюбимое время суток. Оно какое-то тревожное. Это время перемен. Тем больнее для меня, ибо в моей жизни на ближайшие несколько месяцев никаких перемен не предвидится. Что мне приготовит этот мир? Что я приготовлю сам себе? Кажется, пришла пора остерегаться собственной фантазии.

Сумерки. Стрекочут сверчки, вдали шумят выпивохи, налакавшиеся тихолесцы поют песни. Я как могу стараюсь подавлять звуки прыгающих кусков земли, но бороться становится все тяжелее. В окне виднеется небо. Сейчас на этом светло-синем полотне разворачивается очередная баталия. А мне же остается только поругать себя за свою излишне буйную фантазию, чьи материализовавшиеся образы отвлекают меня, незаметно заставляя наслаждаться зрелищем.

Кажется, процесс написания книги затянется.

А без нее обратной дороги нет.

 

(Зачеркнуто: Эпилог) (Зачеркнуто: Нет, с меня довольно! Какие к черту главы, какие эпилоги, ты?! Пошло оно все!)

 

(Зачеркнуто: И еще немного юмора.)

(Зачеркнуто: Ты, идиот, а вай-фай тебе Трэго создаст из волшебной палочки?!)

Жаль, форум, что ты (Зачеркнуто: вряд ли когда) скорее всего не прочтешь это. Хотя... Кто его знает? А ну как правда меня не будет всего ничего — ну, недельку? Шут бы с ней! И пусть моя история станет рассказом, ведь (Зачеркнуто: если) когда я вернусь и буду иметь в запасе несколько дней, мне явно станет не до писанины. А так у меня, по крайней мере, будет рассказ. И все бы ничего, но как теперь подсчитать знаки? Думаю, перегни я немного, поблажку мне, надеюсь, сделают. Грустная ирония. (Самое время переживать об этом.)

Возможно, что у меня не будет никаких шансов. Возможно, никто, кроме меня, не прочтет это. Возможно, эти листы пергамента останутся лежать здесь до скончания времен... Возможно все... Но я пишу.

Логично спросить: а на кой ты это все настрочил? В мире, где не существует двигателя внутреннего сгорания, где нет не то что Интернета — телефона или радио! Тут разогревают еду на кострах и для лечения собирают травы и корешки! О чем ты, дорогой автор, думал-то? Читателей за дураков держишь? Считал, никто не заподозрит изначального провала идеи?

А знаете, я пишу, потому что верю в чудо. В чудо хочется верить, безумно хочется. Уверен, во вселенной, в которой возможны перемещения между мирами или разговоры простого парня с героями собственной книги, исключать возможность чуда — несправедливо. Чуду всегда найдется место. (Зачеркнуто: В каком-нибудь из иных миров). (Зачеркнуто: Зачеркну, пожалуй, а то слишком безысходно.)

Выводы ко всему этому напрашиваются самые тоскливые... Печальные и угнетающие. Вот до чего доводит эскапизм. Уход от реальности — определенно прекрасное средство. Но только когда оно работает. В повседневной жизни это твоя защита, твое оружие. А что тут? А тут оно не функционирует. Достигнут, вроде бы, абсолютный (Зачеркнуто: нежелательный) максимум. Но я же не просил! Это все равно что шпиону попасть в страну, где нет никаких преступности и коррумпированности. Его услуги не нужны, и он остается никому не нужным. Так и тут — никакой эскапизм не нужен! Здесь не от чего спасаться. Разве что домой хочется... Вот вам и обратная сторона эскапизма — ностальгия и жажда дома. Дикое желание вернуться туда, откуда ты убегал. Но тем слаще было убегать, зная, что ты всегда можешь вернуться. Ох, я начинаю путаться.

Пора приступать к делу. И да свершится будущее.

 

P. S. Следующая моя книга будет написано в жанре стимпанка. Там будут и Интернет, и все блага цивилизации, и удобства. И только добрые герои. А то мало ли...

P. P. S. Простите за обилие помарок и перечеркиваний. У меня очень мало времени. И мне очень тяжело.

 

* Матница — деревянный брус, поддерживающий потолочины.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 12. Оценка: 4,33 из 5)
Загрузка...