****

Упираясь плечом в покосившуюся ель, фомор тяжело дышал. Он приходил в себя после поединка. Один рог был сломан, второй лишился верхушки, из приоткрытого клыкастого рта серебристо-красной нитью текла слюна, смешанная с кровью. Рыча от боли, он всё ещё держался за бок, где одежда из шкур уже пропиталась алым, но и своего топора не отпускал.

Временами копытный бросал взгляд то на другого гафа, лежащего неподалеку с копьем в грудной клетке, то на его убийцу, стоявшего всего в десятке шагов поодаль. Каждый раз он скалился и хмурился, искажая и без того уродливое лицо, покрытое боевой раскраской. Казалось, дикарь хочет сказать: «Погоди, ничего не кончено. Я с тобой разберусь. Только передохну».

Мизрив харкнул в сторону и снова откинулся на ствол дерева, вдыхая морозный воздух через широкие ноздри и выпуская ртом облака густого пара. Хотелось выпить. Не пить, именно выпить. Чего-нибудь крепкого, горячительного, чтобы вдарило в голову и растеклось приятным теплом по всему телу. Настолько тяжко было без выпивки, что он был готов выдуть целую бочку эденской браги, от которой его обычно выворачивало.

Как на зло, топор гафа зацепил висевший на поясе мех с остатками мёда – последними запасами алкоголя, прибереженными на самый черный день. Да, пожалуй, это стало ещё одной причиной, по которой ему сейчас так хотелось прикончить этого рогатого сукиного сына.

Фомор громко гаркнул что-то странное, непохожее даже на их паршивый язык. Мзрив дернулся, но он понял, что это был только болезненный рык, то позволил себе расслабиться. Он утер нос и подвигал ногой. Задница всё болела после падения, но ни копчик, ни бёдра не были пострадали, досталось только мягкой части. Сидалище ещё поболит.

Если он выберется.

Второй рогач уже не дергался и не пытался вытащить копье из груди – огромные руки так и заиндевели на морозе, сжимая древко даже после того, как их хозяин испустил дух. Сейчас охотник понимал, как ему повезло, что меткий глаз не подвел – драться с двумя отборными воителями-гургунами было бы чистым самоубийством. Если бы один из фоморов не ослабил бдительность, эта схватка могла стать смертельной.

Мужчина зажмурил глаза на несколько мгновений, открыл их и закрыл снова. Перед ним всё плясали пестрые круги. Они то расширялись, то сужались, то расширялись вновь. Тяжело, когда тебе дают обухом по голове.

«Нужно сосредоточиться».

Легче было подумать, чем сделать. Многочасовые переходы с ношей, целая ночь в промозглой пещере напротив крохотного костерка, сон на меховом плаще, постеленном поверх холодного каменного пола, долгие часы подготовки к засаде и ещё более долгие часы ожидания истощали и тело, и разум. Конечно, ему было к такому не привыкать, да и знание особых приемов помогало долгое время отгонять сон, но Мизрив знал, что это не может продолжаться вечно. Рано или поздно он не выдержит и потеряет сознание. Сейчас его спасали напряжение, порожденное смертельной угрозой и свежий воздух, который он активно прогонял через легкие, чтобы оставаться на плаву.

Вдох, выдох и вдох – мороз проникал через ноздри и уходил наружу теплым паром. Дыша особым образом несколько минут, он возвращал себя в разумное состояние. Голова всё гудела, но Мизрив начинал соображать лучше, чем минуту назад.

Фомор наконец убрал руку от своей раны и Миз с разочарованием увидел, что нанес ему не так уж и много вреда: так, кровоточащая царапина, которая окрасила меховую одежду и создала впечатление серьезной травмы. Они оба были по-прежнему на равных. Вернее, были бы, если бы этот копытный не оказался гораздо выше и крепче, чем многие другие га-фоморы, которых приходилось видеть охотнику ранее – сейчас он это осознал. А учитывая, что низким считался гаф ростом в четыре локтя, тут ему попалась настоящая громадина.

«Большой или нет, но с ним пора кончать, - думал мужчина, глядя на покрытые снегом ветви, нависающие прямо над головой. – Я устал, как вол после пахоты, но и ему нельзя дать восстановиться. Иначе моя песенка спета».

Надо было завершить их и без того растянувшуюся игру. С кряхтением оторвав спину от ствола, он размял затекшую шею, поработал плечевыми суставами, снова сплюнул. Фомор заметил это, понял – праздник вот-вот продолжится. Он тоже перестал подпирать дерево, внимательно следя за всеми действиями чужака. Тот покрутил двуручником, перебросил его с плеча на плечо, поднял перед собой, изучая клинок.

«А не пора ли мне повеселить этого хмырька?» - подумал он и усмехнулся. В конце концов, опыт научил его никогда не ограничиваться только одним оружием, а махи эспадоном изнуряли. Некоторое время поразмышляв, охотник снова перехватил рукоять и вонзил меч в снег. Фомор нахмурился.

Мизрив наклонился, потянулся за плечо и снял из-за спины очень крупный вытянутый свёрток, опоясанный кожаным ремнем. Пока человек спешно разворачивал его, гаф пробасил:

- Д'уу бор тана окхоло'ку та?

Охотник проигнорировал его. Он понимал некоторые слова из фоморского языка, но по большей части это были ругательства. Когда слишком долго находишься в стане врага, обязательно что-нибудь от него перенимаешь.

- Д'уу бор тана та? – в этот раз голос звучал более грозно.

- Подавись, урод, - прохрипел Мизрив в ответ, распрамляясь.

Глаза фомора, до того смотревшие недоверчиво–озлобленно, на миг округлились, а затем вспыхнули яростью.

- Баа'вар! – крикнул он, откинув назад шерстяной плащ. – Дохандо ру кхур та!

- Узнаешь? – осклабился воин.

Он поднял её над головой – большую секиру с прямым лезвием, нижняя часть которого была даже длиннее, чем у эденских «бородачей», а верхняя уходила выше древка, где закруглялась. Умелый кузнец не оценил бы такую работу выше среднего, но для нелюдей это было весьма неплохое оружие. Вся рукоять была покрыта узорами и значками, свойственными для фоморов, на обухе были закреплены орлиные перья. Настоящий гафский топор, неподдельный.

Фомор всё рычал и лаял ругательствами на родном языке, а Мизрив, широко улыбаясь, продолжал стоять перед ним во всей красе. Для гафа страшнейшим оскорблением был сам факт наличия в руках у человека такой вещи. Никто, кроме гургуна, истинного воина га-фоморов, не имел права носить такой топор.

«Как же их всё-таки легко раззадорить».

- Ну же, ублюдок, попробуй забрать! – он потряс трофеем над собой.

Фомор оскалился, целиком показав выпирающие клыки, и двинулся вперед. Он не рвался, сломя голову, не бежал, как бык, но приближался стремительно, держа один топор наготове и доставая из-под накидки второй. Мизрив принял вызов и пошел к нему на встречу.

Момент, когда они сходились, шагая сквозь глубокие сугробы, мог показаться вечностью. Светило сквозь облака тусклое солнце, его свет отражался от ледяных снежинок, слегка слепил глаза. Холодный, но довольно слабый для этих земель ветер проходил сквозь бурую шевелюру Мизрива, поднимая заранее собранные в конский хвост волосы. Монотонно-серые горы, обрамляющие горизонт, молча наблюдали за обыденным кровопролитием в их владениях. Снег скрипел под ногами, попадал в сапоги и холодил обвитые портянками ноги. Мертвый гаф остекленевшими глазами смотрел на серый с проблесками небосклон.

Вдалеке прокричала птица. Блеснуло лезвие секиры. Налетел порыв.

Фомор перешел на бег, горя глазами, полными алой, лютой ненависти. Мизрив глубоко вдохнул и тоже ускорился, вцепившись пальцами в оружие, как рыбак в спасительную мачту во время шторма. Когда они сблизились на расстояние длиной в два меча, горы огласил протяжный рев: кричали оба, что есть сил.

Фомор рубанул слева, метя в шею, Мизрив уклонился от этой атаки и попытался ударить в незащищенный бок здоровяка, однако тот успел уйти в сторону. Охотник на рогачей отскочил настолько ловко, насколько ему позволял снег, и, хаотично двигаясь, начал повторное сближение. Он знал, что фомор может орудовать своими топорами, как метательным оружием, но он также знал, что гаф не посмеет расстаться с ними, пока не уверится, что точно попадет в цель.

Когда они снова оказались на расстоянии удара, гургун подался вперед, замахал топорами как заправский мясник, попытался даже боднуть человека своими здоровенными рогами и закончил быстрой атакой обеими топорами сбоку. Мизрива он не зацепил ни одним из этих взмахов – проворность мужчины по-прежнему была его главным оружием.

Уклоняясь от последнего взмаха, он упал на землю, одновременно ударив фомора сапогом по мохнатой копытной ноге. Они сейчас были на самом склоне, и из-за неровной поверхности фомор от простого толчка едва не потерял равновесие. Один из топоров вонзился в ствол дерева, когда нелюдь случайно махнул им, пытаясь удержаться на своих двоих.

Мизрив вскочил, прыгнул, замахиваясь сверху, и через секунду врубил бы лезвие промеж рогов урода, однако в последний момент гаф обернулся и метко отбил удар вторым топором. Миз покачнулся и отступил, а его противник в это время напрягся и вырвал лезвие вместе с куском дерева.

«А он хорош», - тяжело дыша, думал боец.

Пока рогатый избавлялся от древесины, человек предпринял новое наступление: он взял секиру по-особому, сдвинув руки ближе ко втоку, прыгнул вперед и махнул перед самым носом у противника. Тот шагнул назад, на мгновение замешкался, и Мизрив этим воспользовался. Развернувшись, он перекинул древко на обычный хват и ударил наискосок, стараясь угодить ниже ребер, чтобы вспороть врагу живот.

Рогатый варвар оказался проворнее: пропустив опасное лезвие, он перехватил его своим топором, и за какую-то долю секунды они с секирой сцепились бородами. Мизрив попытался вызволить оружие из ловушки, но внезапный удар плечом выбил из него воздух и отбросил назад. Охотник влетел в основание высокой ели. С веток крупными пластами посыпался снег.

Фомор зарычал, как горный лев и резко прыгнул вперед, выставив ногу. Копыто врезалась в дерево, разбив в кору и разбросав ошметки древесины в стороны – Мизрив еле успел уклониться и покатился вниз, вглубь лесной гущи. Остановить падение удалось только когда он упал на выступающую плоскую часть склона.

Встав на ноги, он огляделся, понял, что секира всё ещё в руке. Удача не спешила его оставлять.

Воин, спешно отряхнул с себя липкий снег и поднял глаза кверху – оттуда, подобно страшной лавине, на него несся, почти скользил по склону фомор. В один прыжок гаф оказался прямо перед человеком, неистово выдыхая пар из черных ноздрей. Сейчас он как никогда был похож на разгневанного быка.

Взмах топором, ещё взмах, рывок вперед с попыткой хотя бы зацепить человека – от первых двух атак он увернулся, а последнюю встретил контрударом. Сталь запела, вибрации разошлись по ледяному воздуху.

Мизрив продолжал отступать, иногда оглядываясь назад, где склон становился круче, переходя в овраг. Когда-то там протекал ручей, а теперь скапливался сухостой и останки омертвевшей древесины. Некоторые деревяшки торчали в стороны, будто колья. Дойдя до самого края площадки, мужчина встал в оборонительную позицию.

«Ублюдок зажал меня, - понял он, когда под пятой осыпался снег. – Мне конец, если ничего не придумаю».

Фомор уже чувствовал себя победителем. Он ходил из стороны в сторону перед Мизом, поигрывал топорами и даже в глазах его уже было больше злорадства, чем открытого гнева.

«Ну же, думай!» - мысленно ударил себя мужчина.

- За'аш кардур тана баа'вар та! – победоносно крикнул фомор, прежде чем перейти в последнюю атаку.

Когда лезвия топоров были уже над Мизривом, в его голове не было плана. Сработал инстинкт, свойственный каждому живому существу, которое сражается за жизнь и загнано в угол: если умирать, то только на последнем издыхании и вместе с врагом. Он поднырнул под топоры, врезался в грудь фомора, пропустил руку с секирой под одной его подмышкой, а другой схватился за верхнюю часть древка, оказавшегося прямо за спиной рогача – тот попал в стальные объятия. В иной ситуации этот прием был бы чистой глупостью и самоубийством, но сейчас здоровяк, оказавшись на краю обрыва, не успел вовремя остановиться, и вес охотника увлек его вниз.

Несколько мгновений они падали вместе – га-фомор и человек, сцепившиеся в схватке на выживание. Мизрив слышал его дыхание прямо у себя над ухом и чувствовал его смрад. А затем сильный удар о дерево заставил их расстаться, покатившись кубарем в разные стороны.

Когда он пришел в себя, его кружило и бросало из стороны в сторону. В сапогах, за шиворотом, в штанах – везде был клятый снег. Очень неудобно думать и действовать, когда чувствуешь, как морозится твое драгоценное мужское хозяйство. Но пришлось, ведь ситуация, казалось, не может быть паршивее.

Секиры не было, зато он ясно разглядел, как восстающее чудовище подымает свой топор, отряхиваясь от налипшего на плащ снега. Охотник хотел было сделать шаг в сторону, но ногу прострелила острая боль, и он упал на колено, скрипя зубами. Сквозь распоротую штанину проступала кровь. Фомор, поднявшийся в нескольких шагах от него, встряхнул головой, словно потревоженный буйвол, и обратил свой взгляд на человека. Черные горизонтальные зрачки сверкнули недобрым огнем, и лезвие топора начало подниматься. Мизрив опустил обе руки к ногам, будто бы пытаясь унять боль.

«Сейчас. Сейчас он это сделает».

Здоровяк повернул корпус, размахнулся и метнул. Орудие засвистело в воздухе, летя прямо в цель. Треск – и оно уже торчит в основании дерева, - Мизрив, уклонившись, упал на снег. Не успел гургун моргнуть, как охотник перекатился, превзмогая дичайшую боль, вскочил на ноги и махнул рукой – серая тень как будто выскочила из его ладони и влетела прямо в глаз фомору. Тот взвыл от боли громче, чем любой древний монстр. Он попытался схватиться за нож, достать его из пробитой надбровной дуги и только нащупал рукоять, как в эту же секунду появившийся сбоку Мизрив сделал выпад вперед и махнул ещё одним выхваченным из сапога ножом. Он рассек бычью шею.

В конце концов, опыт научил его никогда не ограничиваться только одним оружием, а всего лишь двумя и подавно.

Кровь брызнула багровыми каплями на лицо, одежду и темную бороду, разливаясь по снегу рубиновыми пятнами. Они походили на маковые цветы, что внезапно и так бесцеремонно распустились среди белых роз.

Фомор уже не ревел – этого не позволяла разорванная трахея. Он упал на снег и взялся великанскими руками за рану, стараясь остановить боль, вцепился так, будто душит сам себя. А кровь всё текла и текла. И вот это уже были не маковые цветы, а красная река. И она выходила из гафа вместе с жизненной силой.

Конец. Оба это понимали. Из последних сил фомор поднял свои черные глаза на заклятого недруга. В них читалось только одно послание, понятное любому, кто видел умирающих воинов: «Давай. Закончи это».

Но получил лишь смачный плевок в морду.

- Подыхай сам, порождение Бездны – процедил мужчина. – Я на сегодня всё.

Фомор умер довольно быстро, пострадав незаслуженно мало. Просто упал мордой в снег и перестал двигаться. Несколько секунд в его глазах был какой-то свет, а затем и тот угас. «Жаль, - думал Мизрив, собирая разбросанные орудия и вещи по всему полю боя, - в следующий раз они так просто не отделаются».

Так и порешив, он заковылял наверх.

Сейчас были и другие проблемы: кончались походные припасы, на исходе был провиант. Дичь стало нелегко достать, в зимнее-то время, а свежевать трупы этих двоих не было времени. Эта пара гургунов была лишь одной из множества, что рыскали по всем окрестностям в его поисках.

Изначально охотник хотел обработать рану как надо, но понял, что у него не осталось ничего, чем это можно было сделать. Пришлось обойтись простой повязкой, слепо надеясь, что он не подхватил заразу. Быстро собираясь в путь, он смотрел на запад. Он надеялся, что сегодня будет последний рывок.

«Смогу ли я дойти? Хотя, есть ли у меня выбор… »

Выбора не было. Понимая это, Мизрив изможденно вздохнул и выругался. Он устал. Ему нужны сон и отдых. Желательно, чтобы в теплой кровати. А ещё нужна выпивка. И девки – много настоящих человеческих девок, а не… не того, чем он жил в последнее время.

Завернув обратно трофейную секиру, убрав меч в ножны и закинув на плечи походный рюкзак, закидав снегом остатки костра, на который он приманил фоморов, странник отправился в путь, полный решимости закончить это долгое путешествие.

Он оглянулся, стоя на пути к перевалу. Вокруг были живописные леса и высокие горы – такой вид открывался, куда ни посмотри и сколько бы ты ни прошел. Единственные пейзажи, которые ему давалось видеть последний год. Складывалось ощущение, что он уже начинает забывать, как выглядит степь, как выглядят зеленые равнины. В нескольких пассах на север расстилалось Туманное море, но оно было холодным, как сердце проститутки.

Как бы ни были тут красивы закаты, хороши виды и чист воздух, Мизрив чувствовал всё больше отвращения с каждым разом, как только останавливался и взирал на окружение. Наверное, поэтому он практически перестал это делать, находясь в пути. Последние месяцы он видел перед собой только снег.

Да и на что тут смотреть… Черные леса и мертвенно-серые горы. Единственное, что окружает тебя, куда ни посмотри, и сколько бы ты ни прошел.

Охотник на фоморов, покряхтывая от боли, шел вперед. На запад.

 

****

 

Звякнул колокольчик, над дверью, знаменуя приход очередного посетителя. Вместе с ним в душное помещение на короткий миг ворвался порыв ледяного воздуха.

- Дверь закрывай! Холодно! – провыл какой-то тучный пьяница, сидевший ближе всех ко входу.

Эльдвиг Эргард отряхнул с белого меха снег и молча поднял глаза на говорившего. Толстяк, оторвавшись от кружки, испуганно вздрогнул.

- Ой… это… простите, ваша милость.

Молодой русоволосый мужчина с серьезным взглядом синих глаз и мрачным, неприветливым лицом не ответил ему, молча пройдя мимо. Выцветший, некогда белый плащ ниспадал с его плеч, закрывая почти всё тело, однако сквозь тонкую щель между подбитыми мехом краями был отлично виден стальной доспех. По изгибу мантии в районе левого бедра можно было приметить, что посетитель вооружен – рукоять упиралась в накидку. На серебристой пряжке была выведена гравировка «II».

Каблуки кованых сапог глухо стучали по старым доскам таверны, пока он шел к барной стойке. Шел с видом завсегдатая данного заведения, который знает тут едва ли не каждую плошку и стул, однако признать в нём пьяницу мог только последний дурак.

Дверь опять отворилась, опять впуская холод, но на этот раз никто не сказал ни слова. Вошли ещё двое в белых плащах. На этот раз на их головах красовались крепкие имперские шлемы со всё той же гравировкой «II» на боку, а пряжки были медными. Лица у этих были попроще и почеловечнее, чем у их ротмистра.

- Ну и пурга, - выдохнул Ульген. – Лютая какая-то погодка сегодня. А ведь до хладозвона ещё седьмица.

- Не всяк месяц хладозвон, что холоден, - стряхивая снег с плеч, ответил его напарник среднего роста с круглым гладкощеким лицом. – Я же говорил тебе, что такое теплое лето было к сильным морозам. Не прогадал, как видишь.

- Ну ладно тебе, Ян, угадать и я могу.

Пара протопала до стойки, где уже сидел их командир и заняла места рядом.

- Три кружки нодленбургского, пожалуйста, - сказал Ульген хозяину.

Когда трактирщик-соммиец принес выпивку в больших деревянных кружках, Эргард, в отличие от подчиненных, не сразу схватился за свою порцию. Слишком уж он был погружен в свои мысли, глядя в сторону камина, где трещали и свистели свежие дрова.

Пять лет со смерти отца. Он не сразу вспомнил об этом, да и вряд ли вспомнил бы, если бы не мать – она-то хорошо запомнила и дату, и даже время суток, в которое всё случилось, и прочие подробности, которые, на первый взгляд, никак не были связаны с трагедией: как горели свечи, во что были одеты присутствующие, что происходило за окном. Она почему-то всегда хорошо запоминала обстоятельства чужих смертей, и сама называла это своим «проклятым даром».

Эльдвиг же не помнил абсолютно ничего. Отец ведь ему даже прощальных слов не смог сказать – их ему передали те, кто успел застать старого солдата в ещё разумном состоянии.

«Будь верен клятве», - вот и всё, что сказал умирающий родитель.

По-другому быть и не могло. Такова судьба всех наследников Второго Безымянного, потомков мятежников и предателей. За сохраненные знамена и жизни их прадеды обещали встать на верную службу здесь, в Соммии, на Восточном валу. Прежние цвета легиона остались на всё тех же знаменах, а сами легионеры в знак позора приняли белые, бесцветные одеяния. Иронично, учитывая, что с того момента легион служил в самой холодной провинции Фелдана.

Но самым важным стал договор о крови – каждый из них обязывался отдавать своих сыновей для продолжения службы во Втором. А те, в свою очередь, должны были отдавать своих. А те – своих… И так, пока очередной император не смилостивится и не решит, что Безымянный легион искупил свою вину. А этого в ближайшем будущем не предвиделось.

Да и зачем, если подумать? Легче оставить их служить здесь, под стенами укреплений, за которыми были Гиблый берег, горы Фараммара и дикие земли. А также старейшие враги людского рода…

- Ротмистр, ты пить-то будешь? – толкнул его под локоть Ульген.

- Не наглей, - пробормотал Эльдвиг, берясь за кружку.

Клятва предков – это всё, что ему осталось. Его наследие и его судьба, его долг. Раз так выпало, значит он исполнит его до конца и не пойдет против своего предназначения.

Ротмистр приложился к кружке и сделал большой глоток.

- Тут слух пошел, мол, скоро опять за стену пойдем. Вы что-нибудь о таком знаете? - поинтересовался Ян, наклонившись к нему поближе. – А то, если на рога идти, то хочется быть готовым заранее.

- Мне таких приказов не поступало, - ответил ротмистр, утирая перчаткой губы. – Но в штабе обеспокоены странной активностью фоморов. Разведотряд Кельна обнаружил сразу несколько гафских групп, которые прочесывали окрестности Синеглавой горы и вдоль реки Малой. Обычно они не заходят так далеко.

- Что, неужто Потоп намечается? - обеспокоенно предположил Ян.

- Какой ещё Потоп? - фыркнул Ульген. – Последний из них даже деды наши не застали, а ведь тогда фоморов было побольше, чем теперь. После наших походов, да и того, что варгийцы организовали, этим тварям сейчас не до нашествий, им бы выжить. Так что, если откуда ждать Потоп, так это от их западных родственничков, за рекой Тода. Но то уже не наши проблемы.

- Вот как припрутся сюда рогатые, так и посмотрим, какие они «не наши».

- А ты не каркай, толстый. Пей давай.

- Да я пью… подожди, ты опять?..

- Успокойтесь, - строгим голосом приказал Эльдвиг. – Дайте хоть немного тишины.

Легионеры исполнили приказ, хотя Ульген позволил себе перед этим небольшой комментарий:

- Да как будто в этих местах нам тишины не хватает…

Так они и сидели какое-то время, слушая, как в камине трещат дрова, за окнами воет метель, а местные пьянчуги вокруг них тихонько разговаривают, покашливая и устало сопя. Идиллия.

Вот только здесь, в северных краях, идиллиям не суждено длиться долго.

Ульген и Ян к тому моменту уже допивали по третьей кружке, хотя Эргард только начинал вторую. Стоило ему взяться за свеженалитое пиво, как дверь в очередной раз открылась – резко, внезапно, треснувшись об стену.

- Ой-и, ой-и! – замахал руками трактирщик, ругаясь на соммийском. – Мита тэ'эт?! Ты сто творис? За'акрывай!

В помещение вошел ещё один легионер в белом. Тяжело дыша, он снял с лица шарф и поднял забрало, показав молодое, ещё не знающее ни морщин, ни шрамов лицо.

Ульген скривился:

- Это что, Мартен? Какого…

- Во имя Светоносного, Марти, уйди, - громко произнес Ян, супясь. – Сколько можно? Как ты ни появишься, сплошные дурные вести. Не видишь, мы тут отдыхаем?

Мартен может и нашел бы, что ответить старшим по званию, но сейчас он был чем-то чересчур возбужен. Сержант стремительно прошагал к Эльдвигу.

- Господин ротмистр, разрешите? – он стукнул каблуками и вытянулся по струнке.

- Разрешаю, - безразлично ответил тот, потирая веки. – Только быстро. Я в увольнительном, не хочу тратить время зря.

- Простите, господин ротмистр, но ваш увольнительный придется отложить.

От таких заявлений со стороны какого-то зауряда Эльдвиг даже выпрямился на стуле и посмотрел несчастному посыльному в его чернявые глаза.

- Сильно сказано. По чьему приказу?

- По приказу оберста Эрмана ден Ватта, командующего гарнизоном…

- Да знаем мы, кто такой этот Ватт, ты нас за кретинов держишь? - разозлился Ульген.

- Простите, господа, я всего лишь докладываю по форме.

- Да ты эту форму за…

- Ульген! - приказным, отрезвляющим тоном выпалил Эльдвиг, да так, что несколько посетителей тут же проснулись.

Лейтенант выставил ладони перед собой и закивал.

- Понял, понял.

Ротмистр снова повернулся к Мартену.

- Так что там за дело?

- Похоже, они захватили фомора.

- Захватили? – вытаращил глаза Ян. – Я даже не знаю, что сначала спрашивать: как или какого хрена? Кому тут нужен живой фомор? Наша задача – рубить их в капусту, а не в заложники брать.

- Там… всё не совсем ясно, - озадаченно нахмурился Мартен.

Глядя на его озадаченное лицо, Эльдвиг вздохнул и встал.

- Ясно, - он кивнул Симе, оставляя на стойке горсть монет. – В том числе за то, что тут осталось. Пусть кто-нибудь за меня выпьет. Ян, Ульген, подъем! Долг зовет.

- Мы что, действительно прямо сейчас туда попремся? - недовольно пробасил Ульген.

- Быстро!

- Понял, понял…

Через несколько минут они уже выехали из деревни в сторону форта Змеиный Щит, где был расквартирован их полк. Дикий поток льда и снега хлестал по доспехам, ветер свистел в ушах, а лошади еле поддерживали необходимую скорость из-за наметенных сугробов. Казалось, сама природа была против того, чтобы офицеры возвращались к своим обязанностям.

Мартен, ехавший рядом с Эргардом, всё это время не оставлял попыток перекричать метель и объяснить, что же произошло:

- Я был в сторожке, когда это случилось. Писал невесте в Интину – она остановилась там на неделю, прежде чем приедет сюда. Так вот, внезапно ворвался какой-то егерь и заорал: «Фоморы!» Мы все тут же всполошились, похватали оружие, выскочили во двор и на укрепления. Сам господин оберст вышел на стену. Поднялись, смотрим, а там никого. Достали того егеря, толкаем, спрашиваем: «Где?» А он говорит: «Не знаю, только что тут фигура в мехах была, да с оружием за спиной. Пальнули из арбалетов – исчез». Мы хотели его уже отправить сугробы расчищать в наказание, да вдруг один часовой кричит, что видит нечто среди деревьев. Эрман послал за подзорной трубой, а когда принесли, смотрит в неё и говорит, мол, да, есть там что-то. То ли прячется под елью, то ли просто сидит, но точно кто-то есть. Он, правда, сказал, что для фомора это маловато, да и рогов не видно, что странно. Отправили группу разведчиков и те, немного погодя, дали сигнал факелами, что добрались до места нужного. Последнее, что я успел увидеть – это как они волокут его. А дальше господин оберст послал меня за вами, да как можно скорее. Говорит: «Я бы кого помельче званием отправил, да только ты самый шустрый и исполнительный», - эти слова зауряд произнес с неприкрытой гордостью. – Так что вот, господин ротмистр. Такие дела.

«Время удивительных историй, - изможденно подумал Эльдвиг. – Фомор-одиночка, который прятался за деревьями, а его взяли и убили одним арбалетом? Тогда это точно ма-фомор какой-нибудь, гафский раб. Они-то помельче и послабее. Хотя, если так подумать, егерь попал в него с немалого расстояния, а ведь опушка находится в тридцати гердах от стены. Выходит, фигура была достаточно крупной, чтобы прицелиться. Что-то тут не сходится. Фоморы не настолько тупы».

Он знал, о чём рассуждает. Ему четырежды доводилось встречаться с этими тварями лицом к лицу. За десять лет службы такое количество могло показаться ничтожным, но на всех своих заданиях за стеной ротмистр и его люди так или иначе ставили свою жизнь под угрозу. Опыт и знания говорили ему: хуже фомора чудовищ не существует.

Драконы были редки и неразумны. Чащобцы, в существовании некоторых некоторые даже сомневались, обитали только в наиболее глухих частях крупных лесов. Тролли не представляли существенной угрозы, пока ты сам этого от них не добьешься. А в утбурдов, о которых снова стали ходить слухи, принесенные переселенцами с юга, он не верил.

Фоморы же сочетали в себе всё, чего недоставало этим бестиям. Они были абсолютно реальны, их было много, они были разумны и за последние столетия даже научились кузнечному ремеслу; они представляли большую угрозу и, более того, хотели воплотить её.

Первые Фоморские Потопы случались в древние времена, когда народ сидов или альвов, как их называли здесь, в Фелданской империи, ещё не превратился в жалкое подобие самого себя. Дважды их цивилизации грозила гибель и дважды сиды едва отбивались от смертоносных рогатых варваров. Из того, что знал Эльдвиг, пестрокожие сами накликали на себя беду со стороны копытных дикарей, но разве теперь это было важно? Ведь когда пришли времена людского владычества, рогачи ничуть не убавили своей агрессии. И после всех утрат и самых тяжких поражений они продолжали восстанавливаться и возвращаться вновь, в чём им помогали неуемная плодовитость и искренняя ненависть к цивилизованным расам, что согнали их в бесплодные земли. Этот маховик ненависти уже ничто не могло остановить.

Вскоре среди метели стали видны очертания Восточного вала, простиравшегося от края до края. Если бы не метель, стену высотой в четырнадцать локтей они бы увидели и за пасс. Ещё раньше в пелене проявился их пункт назначения – форт Змеиный Щит. Крепостица квадратной формы, пристроенная к основной стене. И служба верная, и дом родной.

Когда четверка всадников уже подъезжала к форту, Мартен неожиданно поднял руку вверх.

- Стойте! К нам кто-то приближается.

Эльдвиг присмотрелся. И правда, от ворот в их сторону спешно бежал легионер с алебардой в руке, едва не спотыкаясь.

- Вот это да, нас уже встречают? – хохотнул Ульген.

- Вперёд! – скомандовал Эльдвиг, не дожидаясь, пока солдат доберется до них первым.

Как только они поравнялись, стражник остановился, тяжело дыша ртом и, извинившись, уперся рукой в коня Мартена, чем вызвал у того недружелюбное, возмущенное ржание.

- Господин ротмистр… лейтенанты, сержант… Скорее, там… там такое!

- Что? Что случилось?

- Он устроил такой переполох, ваше благородие, такое!

- Кто устроил? Фомор?!

Солдат поднял удивленные глаза на Мартена, как будто не понимал, о чём тот говорит.

- П-простите, какой фомор?

- Которого егеря притащил в крепость, разумеется!

- Какой фомор?! – повторил солдат уже резче, махая руками. – Никакой это не фомор, это безумец какой-то! Чокнутый безумец! Он же вот-вот ротмистра Кельна… этот помешанный маньяк…

Поняв, что дальше выслушивать красочные описания от легионера бессмысленно и слишком затратно по времени, Эльдвиг ударил поводьями, срывая с места своего жеребца в сторону ворот. Спустя пару мгновений то же сделали и его спутники.

- Отворяй! – рявкнул он ещё одному караульному, как только оказался достаточно близко ко входу.

Влетев во двор через щель между створками, едва достаточную для того, чтобы могла пройти лошадь, он почти сразу остановил скакуна, освободил ноги от стремян и выскочил из седла. Оказавшись на земле, Эльдвиг тут же повернулся в сторону внутреннего двора и понял, что успел вовремя.

Мало было сказать, что в форте царило оживление. Скорее это походило на встревоженный улей, куда заполз незваный гость-шершень. Наружу высыпали все, кто только мог, включая нескольких женщин и детей – некоторым солдатам позволялось жить в гарнизоне со своими семьями. Вся эта толпа расположилась вдоль стен, подальше от середины двора, где происходило самое интересное.

Оберст Эрман ден Ватт, уже давно не молодой, за последние годы поседевший комендант форта стоял бок о бок с несколькими легионерами, вооруженными копьями, алебардами и пиками, направленными внутрь образованного ими круга. Стоял он, держа в левой руке меч, а правой активно размахивая.

- Последний раз повторяю: отпусти его! – сорванный голос звучал так, будто кто-то чистил ржавую кастрюлю булавой. – Если я досчитаю до десяти, а ты не отпустишь Кельна, я лично отсеку тебе голову!

Эльдвиг наконец-то пробился к командующему и вгляделся туда, куда было приковано всё внимание обитателей крепости.

Стражник не обманул: это и вправду был никакой не фомор, а самый настоящий человек. Высокий, крепко сложенный, одетый в одни штаны из шкуры какого-то животного и меховые сапоги. На запястьях болтались куски разорванной веревки, которая, видимо, должна была его сдерживать. В правой руке он держал меч, а левой прижимал к себе ротмистра Дитмара Кельна, который наполовину уже сполз на землю.

Лицом у чужака было неприятное: крупный нос со следами переломов, кустистые черные брови да такие же черные, будто сама Бездна, волосы и неаккуратная борода. На висках поблескивала проседь. Настороженно прищуренные, темные глаза его смотрели на окружающих даже не со злобой, а с каким-то брезгливым презрением.

Отсутствие верхней одежды, скорее всего, объяснялось тем, что пленника пытались досмотреть, но потом что-то пошло не так. В любом случае, взглянув на его могучую фигуру один раз, Эльдвиг примерно понял, что же случилось.

Дитмар выглядел плоховато: нос разбит, кровь течет ручьем, левый глаз заплыл синяком, взмокшие волосы распластались по лицу, частично окрасившись в красный. Нападавший держал его, зажав голову локтем, словно мелкого воришку, попавшегося на краже. Обычно гордому и статному ротмистру едва хватало сил криво-косо держаться на ногах да цепляться ручищу, которая грозила его придушить.

Хотя сейчас сослуживца ему было немного жалко, Кельн, на самом деле, никогда не нравился Эльдвигу. Сумасбродный авантюрист без капли осторожности и здравомыслия – так бы он описал своего коллегу и равного себе по званию офицера. Здесь и сейчас Эргард готов был поставить свои шпоры и жалование всей второй роты на то, что в таком положении Кельн оказался, самолично кинувшись в атаку на пришельца. Что ж, возможно, это послужит ему уроком. Если выживет, конечно.

- Итак, я считаю, - заявил Эрман. – Раз! Два! Три!..

Черноволосый даже бровью не повел, продолжая держать заложника в стальной хватке, от которой Дитмар временами сдавленно кашлял.

- Четыре! Пять! Шесть! – ден Ватт продолжал считать, но с каждым счетом голос его звучал всё менее уверенно. - Семь! Восемь! Девять!..

Прежде чем был дан последний счет, Эльдвиг, подошел к оберсту и взял его за плечо. Бестактно с точки зрения дисциплины, но в их ситуации нельзя было по-другому.

- Какого!.. – комендант обернулся, едва не проехавшись клинком по лицу своего подопечного. - … А, это ты, наконец. Посмотри только, что тут у нас творится! Вытащили этого гада из леса, перевязали, хотели в лазарет оттащить, а он вскочил и давай наших раскидывать. Четверых на землю отправил, ублюдок!

- Ваше превосходительство, прошу прощения, но, мне кажется, вам лучше отойти.

- Что? Вот уж нет, я ему за своих людей самолично рожу поломаю!

- Ваше превосходительство, - как можно мягче сказал Эльдвиг. – У вас же меч в левой руке, а вы…

- Предлагаешь мне сражаться этим?! – огрызнулся Эрман подняв правую руку. Вместо кисти там была железная длань. Протез.

- Я прошу вас предоставить это дело мне. Вы же не просто так меня вызвали, правильно?

- Когда я посылал за тобой Мартена, ситуация была совершенно иная. А сейчас…

- Мне кажется, он не знает языка.

Эрман вопросительно посмотрел на него.

- О чём ты?

- Не особо-то он реагирует на ваши угрозы. Он что-нибудь говорил до этого?

- Только какой-то бессвязный бред. Хотя… - командующий вдруг задумчиво нахмурился. – Если задуматься, что-то показалось мне похожим на слова из терриала, но в какой-то дикой манере. Думаешь, этот парень приперся к нам аж с той стороны Фараммара?

- Не знаю, но возможно. Если у него и правда такой серьезный акцент, как вы говорите, он может быть варгийцем. Я хочу предложить следующее…

Чужак внимательно следил за разговором двух легионеров в белом. В таком же ожидании находился весь двор: люди позади них обеспокоенно переговаривались, солдаты в кольце переминались с ноги на ногу, арбалетчики, только что расположившиеся по галереям наверху, не спешили брать нарушителя спокойствия на прицел, понимая, что разрешение ситуации затянулось.

- Уверен, что справишься? Я и сам терриал знаю, но не думаю, что с этим безумцем даже на нём можно спокойно поговорить.

- Уверен, господин оберст, - кивнул Эргард. – Моя мать из Эсседии, а в этой части империи до сих пор в ходу больше восточное наречие, нежели имперское. Она меня хорошо обучила.

Эрман несколько минут стоял, ещё сомневаясь. В конце концов он выругался и неловким движением убрал меч в ножны, висевшие почему-то слева, будто оберст надеялся, что в один прекрасный день правая рука внезапно вырастет.

- Ладно. Только поосторожней с ним. Он совсем буйный.

Эльдвиг кивнул и отдал честь старшему по званию, приложив правый кулак к сердцу, вытягивая локоть вперед. Он ценил доверия коменданта.

Ден Ватт отошел в сторону, пропуская его в круг. Пройдя несколько шагов, Эльдвиг остановился на расстоянии, которое ему показалось достаточным, чтобы незнакомец не принял поспешных решений. Ротмистр откинул плащ, показывая, что тоже вооружен, но руки положил не на рукоять, а убрал назад. Таким образом командир второй роты рассчитывал создать ощущение диалога на равных, но без демонстрации агрессии.

- Здравствуй, - он старался выговаривать каждое слово правильно, четко и понятно. – Ты меня понимаешь?

До того каменное лицо здоровяка неожиданно переменилось, когда его исказила зловещая ухмылка.

- Ну наконец-то. Хоть кто-то тут нормальную речь знает.

Эргард не сразу понял, что говорит его собеседник. Акцент и правда был отвратительным.

- Ты явно не местный. Из Варгии?

- Можно и так сказать, - ответил черноволосый и почему-то сплюнул.

- Как ты сюда попал?

- Ногами, - ответ был лаконичным и коротким, как выстрел арбалета на близком расстоянии.

- А если точнее? – попробовал ещё раз Эльдвиг, приподняв бровь.

- А если точнее, то какая, мать твою, разница? – фыркнул чужак. – Пришел я из-за гор или из-за самого Туманного моря, тебе-то дело какое? Я хотел просто пройти через эту проклятую стену, а твои молодчики мне вот чем ответили, - он поднял правую руку.

Только сейчас Эльдвиг заметил на плече у мужчины перевязку, обагренную кровью. Выходит, именно туда угодил один из болтов, которые выпустили егеря.

- Я мотаюсь по долбаному Гиблобережью уже Тьма знает сколько, только добрался до людей, как и вы пытаетесь меня грохнуть! Я в беспамятство уже провалился от усталости, а прихожу в себя, и все мои вещи куда-то дели, меня повязали и засунули в какую-то клетку. Как тебе такое, а? А как высвободился, так тут подлетает этот баран и давай своей игрушкой махать, - он кивнул на Кельна.

Эргард внезапно заметил, что ротмситр третьей роты смотрит на него как-то странно, с непонятным значением.

«Прошу, только ничего не выкидывай», - подумал Эльдвиг. Он не знал, дойдет ли до сослуживца смысл ответного взгляда.

- Послушай, я понимаю, что всё сложилось скверно, - легионер снова поднял глаза. – Но ты тоже наломал дров, когда покалечил наших людей.

- Тюремщиков-то ваших? – хмыкнул черноволосый. – И пусть. Я никому не позволю засунуть себя в клетку.

- Неужели так трудно было потерпеть?

- Ты. Не поймешь, - процедил бородач.

Эти три слова ясно обозначили границы их разговора.

- Сделаем так, - Эльдвиг сложил руки на груди. – Ты сейчас отпустишь моего… друга. Затем мы отдаем тебе все твои дорогие вещи. А потом мы поговорим. Устраивает?

- Нет, не устраивает, - отрезал чужак. – Во-первых, это вы сначала принесете мне весь мой скарб, а уж потом я отпущу этого парнишку. А во-вторых, у меня нет абсолютно никакого желания ни о чём с вами разговаривать. Наговорился уже, чтоб их…

Эльдвиг покачал головой.

- Так мы ни к какому договору не придем.

- А он и не нужен. Просто… Ай, урод!

Здоровяк дернулся в сторону, выпуская Дитмара, и резко отскочил назад. Поначалу Эргард даже не понял, что случилось и лишь потом увидел на руке черноволосого след от очень сильного укуса.

«Бездна тебя побери, Кельн!»

Всё вокруг моментально пришло в напряжение: арбалетчики спохватились и навели орудия на центр двора, толпа заголосила, а несколько легионеров, оказавшихся ближе всего к нарушителю границы, метнулись вперед в попытке схватить его. В следующие пару мгновений двое из них лежали на снегу. Ещё через два удара сердца счет дошел до троих.

Эльдвиг никогда не видел, чтобы кто-то двигался так быстро. И ведь противостоял он не кому-нибудь, а легионерам Фелданской империи. Это была не солдатня из провинциальных баталий, а тренированные бойцы, настоящие воины. Но этот непомерно ловкий и подвижный здоровяк разделался с тремя из них, как с беспомощными котятами за какие-то мгновения.

Сверху щелкнули несколько арбалетов. Черноволосый перекатился, уворачиваясь, а затем встал и поднял меч вверх, защищаясь от алебарды очередного легионера.

Из толпы внезапно выскочила ещё одна фигура в белом: Эльдвиг узнал сержанта третьей роты Леона Дерза. Тот был вполне разумным парнем, хорошим солдатом и командиром. Но, видимо, сейчас всё складывалось так, что даже он не мог не совершить ошибки, рванувшись в самую гущу.

- Стой! – только и успел крикнуть Эргард, едва осознав, что только и сам допустил промах.

Услышав его возглас, чужак обернулся сделал единственное, что мог успеть против только схватившегося за меч Леона: махнул наотмашь, возможно, даже не намереваясь нанести сколько-то значимый вред противнику. Но Леон не успел парировать удар или уйти от него: клинок рассек ему шею, легионер схватился за горло и почти сразу упал.

Кто-то из женщин рядом закричал. Сам здоровяк, увидев, что натворил, как будто бы впал в ступор. А Эльдвиг наоборот, тут же пришел в действие.

Он прыгнул вперед, навстречу оторопевшему преступнику, но не стал доставать меч. Вместо этого он схватился за древко ближайшей алебарды, упавшей в снег рядом с черным, и, вложив всю силу в это действие, подсек его. Когда же тот попытался встать, Эльдвиг отвесил всё тем же древком ему по лицу. Затем он быстрым движением избавился от алебарды, двумя руками сорвал вместе с ремнем меч в ножнах и нанес ещё не успевшему прийти в себя противнику последний удар навершием рукояти. Яблоко угодило в край лба рядом с виском.

Соверши он подобный маневр раньше, возможно, ничего бы и не вышло. Но сейчас всё сложилось так, что уставший, по собственным словам, чужак, истратив последние силы на защиту от численно превосходящих врагов, вдобавок выбитый из равновесия незапланированным убийством и долгим напряжением, потерял бдительность. Это и сыграло на руку ротмистру второй роты.

Когда нарушитель обмяк и повалился наземь без сознания, Эльдвиг бросил последний взгляд, преисполненный надежды в сторону пострадавшего сержанта. Но с ним уже всё было решено: сержант Леон Дерза смотрел в серое небо широко раскрытыми глазами, лежа на красном от крови снегу.

 

****

- Мы не можем так поступить! – Кельн что есть силы ударил по столу кулаком. – Он убил Дерза, а теперь вы предлагаете это?

- Я согласен, - подал голос лейтенант третьей роты Ледвиг по прозвищу Синий. – Это недопустимо. Он должен понести наказание.

- И он понесет его, - ответил Ян. – Именно в такой форме. Нам надо быть умнее и…

Синий вспыхнул.

- Умнее? Погиб один из моих людей! Что может быть умнее, чем просто отрубить этому ублюдку голову?

- Тихо!

В зале повисла гробовая тишина. Было слышно только скрип скамей, на которых сидели офицеры да шумы, исходившие из двора. День за окном был хороший, солнечный: спустя три дня плотных снегопадов и метелей наконец-то распогодилось.

Эрман ден Ватт устало потер глаза и налил себе ещё один стакан бренди. У однорукого коменданта давно были проблемы с алкоголем, но он, похоже, не спешил их решать.

- В общем, я решил прислушаться к предложенному плану. Если судить трезво, в случившемся виноваты мы все. Поэтому нужно найти такое решение, которое будет справедливым.

С места встал Генберт Гус из первой роты.

- Господин оберст, простите меня, но истинная справедливость – это кровь за кровь. И я, вместе с остальными офицерами считаю, что мы совершим большую ошибку, пойдя против этого закона.

- С остальными? – хмыкнул Ульген, скрестив руки на груди. – Что-то мне кажется, что ты ошибся в счетах, Гус. Мы уже голосовали. Итог: пять на пять и три в сторонке.

- Так, довольно споров, - прервал его рассуждения Эрман и повернулся к Генберту. – А для некоторых напоминаю, что единственный закон в этом форте – я.

Гус опустил взгляд.

- Простите, ваше превосходительство…

Эрман залпом опрокинул в себя стакан и тут же налил новый.

- Я понимаю, что это решения некоторым из вас не нравится. Точно то же самое будет и со всеми остальными в этой крепости. Но на последствия мы будем смотреть уже спустя время. Если что-то пойдет не так, то я лично сделаю всё, чтобы виновные понесли наказание.

- Виновные? – поднял бровь Кельн. – Кого вы имеете в виду, кроме этого варвара?

- Тех, кто и предложил мне такое решение, поручившись за нашего… гостя.

Тиль из Нодленбурга, ротмистр первой роты, хмыкнул.

- Хотелось бы знать, кто это вообще был.

- Я.

Все лица за столом тут же обратились к одному единственному человеку.

- Эльдвиг? – вытаращился Кельн. – Ты… ты серьезно?

- А тебя что-то смущает? – сухо ответил Эргард.

Тот помолчал и опустил голову.

- Я… я был о тебе иного мнения.

- Сочувствую.

- Просто скажи, зачем?!

- Тихо! – тут же вмешался Эрман. – Я сказал, без споров!

- Прошу прощения, господин оберст. Но я всё же позволю себе ответить на вопрос ротмистра Кельна.

Он многозначительно посмотрел на Дитмара. Тот ответил озлобленным взглядом.

- Ну давай. Убеди меня. Всех нас.

 

****

- И что, так они и согласились? – усмехнулся Мизрив, сидя посреди камеры.

- По правде говоря, мне кажется, я вогнал их в ещё большие сомнения. Наверное, не стоило пересказывать твои истории из жизни на Гиблом берегу дословно.

«Да уж, не стоило, - думал Эльдвиг. – Правду о том, что такое жить в одиночестве в одном из самых диких и невыносимых мест мира. О том, что человек способен год выживать среди чудовищ, воюя с ними в одиночку. И питаясь их же плотью. Как до такого вообще можно додуматься?»

- И что, так просто меня отсюда не отпустят? – поинтересовался Миз, хитро глядя на собеседника.

Эльдвиг скрестил руки на груди. Прямо как тогда, во дворе.

- Думаешь сбежать? Ну хорошо. А куда ты пойдешь? О тебе отныне вся округа знает, вплоть до порта Сарехью. Куда бы ты ни шел – мы о тебе услышим. Но ты ведь не хочешь провести ещё год, прячась уже от людей?

Мизрив улыбнулся ещё шире.

- А ты, сукин сын, всё предусмотрел.

- Разумеется, - холодно ответил Эльдвиг, разворачиваясь к выходу из камеры. – Завтра мы выступаем в поход. И ты идешь со мной. Отныне я за тебя отвечаю, понял?

- Понял… как там тебя? Эрвиг?

- Эльдвиг Эргард.

- Первый вариант мне нравится больше. Буду звать тебя Эрри.

Ротмистр поморщился. Эрри? Что ещё за крестьянское имечко?

- Не советую тебе меня злить, варгиец.

Тот в ответ расхохотался. Смех этот совсем не нравился Эльдвигу. Было в нём что-то дикое, первобытное.

- Ладно тебе, не дуйся, Эрри. Кстати, спасибо.

- За что ещё?

Мизрив развел руками.

- За всё. Ты ведь мужик умный, я смотрю. Первым нормально заговорил со мной, да ещё и на равных. Мог отправить меня к Творцу ещё там, отомстив за соратника, но не стал. И это, не говоря о том, что тебе удалось меня повалить, о-хо-хо! Это даже не всем клятым фоморам удавалось. Таких я уважаю. Но верь мне, я ещё поквитаюсь с тобой в дружеском поединке.

- Дружеском?

- Да, дружеском. Я разве не сказал? – охотник снова хохотнул. – Мне кажется, это начало хорошей дружбы.

Эльдвиг поскорее вышел из тюремного подземелья.

Дружбы? Вот ещё. Он бы предпочел к таким безумцам не приближаться и на пасс. Но проблема заключалась в том, что сейчас он служит империи и сделает всё, чтобы защитить её, выполняя долг, данный ему по крови. Он защитит себя, жителей Змеиного щита и всех, кто за стоит за его спиной.

Иногда для того, чтобы выжить, псам разного рода и чистоты крови приходиться сбиваться в стаи. А чтобы выжить в борьбе с ужасными монстрами, нужно подружиться с тем, кто сумел пойти дальше. Кто стал ещё хуже них.