Ведьмина сила

Аннотация:

Еще одна интерпретация всем известной сказки.

[свернуть]

 

 

Королева не хотела умирать. Неужели, — думала она, рассеянно глядя на овец, пасущихся на склоне холма, — все обязательно должно заканчиваться именно так? Из окна ее башни овцы были похожи на маленькие комочки белой шерсти, которые ветер гоняет по траве, и так же, одну за другой, он приносил королеве воспоминания обо всех ее жизнях.

Первая казалась далекой, как звезда, но сияла ярче прочих.

 

Ее появление на свет положило конец недолгой жизни матери и надеждам отца на рождение наследника. Король был так зол, что велел вычеркнуть из казначейской книги всякие расходы на воспитание дочери, и королева училась читать и считать по обрывкам доносов, подделанных счетов и записок фрейлин, которые находила в пустых вазах, каминах, под коврами и в щелях стен. Слоняясь по дворцовым коридорам, юная королева старалась не попадаться на глаза отцу и его новой жене, но попалась на глаза своему дяде. Он с юных лет отстаивал неизменность очертаний королевских границ и теперь вернулся.

Дед королевы славился своей мудростью. О коварстве младших братьев он знал не понаслышке. Забыть об этом не давала тупая боль, поселившаяся в желудке после неосторожно выпитого вина. После того, как сыновья окончили королевскую школу, он отправил младшего далеко на юг. Там жило какое-то полудикое племя, вроде бы люди со свиными головами, но никто этого толком этого не видел. Стрелять в показавшихся на горизонте следовало раньше, чем разглядывать, сколько в них человеческого.

Вольная жизнь не требовала участия в пирах и бесконечных заседаниях совета. Брат короля был высок, крепок и загорел, как крестьянин. На смуглом лице, как два острых осколка, весело блестели глаза.

На старшего брата он смотрел без всякого почтения и вел себя вольно: плевал на этикет, рисково шутил с министрами и подмигивал фрейлинам. Фрейлины млели, молодая королева, о которой мало кто помнил, украдкой наблюдала за дядей сквозь кружева, бумажные ширмы вееров и удушливый туман пудры. Он смотрел на нее открыто, и взгляд этот следовал за ней всюду.

Ночами королева сидела на своем осыпающемся балконе, слушала доносящиеся из темного сада смешки и стоны и ждала, сама не зная чего.

Однажды над бортиком показалась чья-то голова.

— Меня ждешь? — спросил дядя.

— Ты правда видел людей со свиными головами? — невпопад пролепетала королева, радуясь, что в темноте не видно, как пылает лицо.

Он рассмеялся, легко подтянулся на руках и спрыгнул к ней. Балкон был такой крошечный, что они оказались друг к другу ближе, чем в танце. Королева слышала, как размеренно и спокойно бьется его сердце.

Он не зря провел столько лет на войне и теперь знал, куда целиться, чтобы не пришлось стрелять дважды. Королева без сопротивления отдала ему все, что имела.

Ей стало ясно, чего она ждала, и оно сказалось в тысячу раз сложнее, но и прекраснее, чем она представляла, расправляя скомканные записки фрейлин и слушая звуки в саду.

Задернув слегка пожелтевший полог королевиной кровати, они болтали до утра.

— Ты очень любишь отца? — невзначай спросил дядя, когда в саду защебетали птицы.

Вопрос застал сонную королеву врасплох. Она никогда не задумывалась над этим, так же, как ей никогда не пришло бы в голову думать, любит ли ее отец хоть как-нибудь.

 

Что до дяди, то из всех развлечений он любил только охоту, и королеве казалось естественным полюбить ее тоже. Она научилась стрелять, седлать коней и гнать добычу. Запах земли и пота, крови и дыма будоражил сильнее всякого праздника. Звук охотничьего горна стал для нее слаще музыки. Прижавшись щекой к горячей шее коня, она мчалась сквозь лес и смеялась от счастья, не замечая взглядов псарей и перешептывания слуг.

 

Король пожаловал брату замок в семи днях езды верхом, охотничьи угодья вокруг и велел убираться владеть ими.

— Возьми меня с собой! — умоляла королевна.

Они прощались на балконе. В саду сегодня не шептались. С вечера шел дождь.

Королева куталась в пропахшее потом одеяло, поджимая босые ноги и ежась от холодных капель, попадающих на шею. У нее было время подумать над вопросом дяди, и она пришла к выводу, что отец даже не заметит ее исчезновения.

— Не могу, — дядя погладил ее по голове. — Ведь ты — королевская дочь.

— Вот если бы, — невзначай сказал он, — твой отец вдруг скончался… — тут он сверкнул своими осколками и продолжил: — Я взошел бы на трон, а ты стала бы моей королевой. Мы будем править долго и счастливо, моя любовь.

— Нам не позволят, — прошептала королева. — Это кровосмесительство.

Он потрепал ее по щеке ее и ловко спрыгнул с балкона.

— Есть границы, за которые закон не переходит, — сказал дядя, глядя на королеву, точно со дна колодца.

Королева дрожала. Она только сейчас заметила, что стоит в луже. Наступала осень. Пришедшие в голову мысли казались чужими и пугали.

 

Король настороженно относился к напиткам и ко всякому блюду не притрагивался первым. Такая разумная предосторожность стоила ему трех хороших слуг, но в целом была напрасна: смерть настигла его на охоте. Потом говорили, что выражение лица у короля было удивленное, словно даже мертвым он не мог поверить в свою кончину.

Несчастье обсуждали все семь дней, что младший брат короля ехал из своего замка, чтобы взойти на трон.

— Шальная пуля! — говорили слуги, начищая паркет в королевской спальне. — Такое бывает, бывает! Некого в этом винить!

— Ну уж, некого! — ворчали псари. Они знали, зачем в королевских семьях используют охоту, но помалкивали.

— Это все он, окаянный! — брюзжали кухарки. — Совратил дитя и был таков.

Болтать им было некогда, работа кипела. Поминки и коронация требовали одинаково пышного стола.

— Да, у него на руке был знак смерти, — пугали друг друга раскрасневшиеся фрейлины, спешно нашивая на платья траурные ленты. Им до оскомины надоел старый король. Он был скрягой и забывал поручить казначею заполнить строчку «балы и развлечения».

Казначеи молча подделывали сметы на погребение, их некому было проверять.

Пажи и прочие бездельники принимали ставки на судьбу двух королев. Словом, во дворце воцарилось приятное возбуждение.

Только молодая королева целыми днями лежала на кровати, обняв колени. Разглядывая узор кружев на балдахине, она считала дни до приезда своего короля. Из-за стены глухо доносились всхлипывания вдовы. Плакала она о себе или о муже, было неясно. Королевна вдруг подумала, что не помнит ее лица.

 

Лицо это она разглядела вечером восьмого дня в темнице, куда, по приказу нового короля, ее бросили как отцеубийцу и заговорщицу, а вдову — заодно. Иногда женщины приносят приплод в самое неподходящее время.

Пажи звенели монетами и предвкушали попойку, но рано: все они были объявлены предателями короны и отправлены вслед за королевой. Рука нового короля не знала колебаний, он не привык разглядывать прежде, чем стрелять. При деле остались только кухарки, плотники да палачи, работа кипела вовсю.

К вечеру темницы переполнились.

Королеву отправили в самую дальнюю каморку, чтобы не убили раньше времени. Гвардейцы тычками толкали ее в спину, пажи мочились под ноги, фрейлины ругались, как пьяные конюхи, и рвали ей платье. Какая-то женщина плюнула королеве в лицо. Королева несмело подняла голову и вспомнила, как выглядела мачеха. Та изловчилась, просунула руку между прутьев и расцарапала ей щеку.

В каморке было темно, сыро и тесно. Пришлось согнуться почти пополам, чтобы не упираться макушкой в потолок. Королева дрожала от озноба и рыдала до икоты от ужаса, обиды и раскаяния, прижимая рукава порванного платья к глазам. Когда слезы кончились, она села на кучу грязного тряпья в углу и прижалась щекой к камню. Кожу обожгла колючая ледяная сырость.

Ни в этом дворце, ни в этом королевстве, ни за его пределами ее никто никогда не любил.

Тряпичная куча под ней зашевелилась. Рука, похожая на высохшую куриную лапу, схватила королеву за щиколотку.

 

Вторая, третья и четвертая жизнь слились в одну, полную веселья и войны, танцев и охоты, ненависти и крови. Своего второго короля она отравила через неделю после брачной ночи и стала править. Любовь больше не могла ее обмануть. Своих жертв она загоняла до смерти.

В пятой жизни она встретила мальчика. Его привели из разоренного города вместе с другими пленными знатной крови. Ноги у него были стоптаны до крови, он кутался в чей-то мундир с чужого плеча.

Но королева узнала соломенные волосы и глаза — как стекла, сквозь которые бьет резкий холодный свет. Вдох застрял в горле, она только махнула рукой, и мальчика увели, дергая за цепь, как бычка за колечко.

Ночью королева заплакала впервые с тех пор, как корчилась от позора и боли в каменном мешке, а старуха выдохнула ей в лицо запах мочи, полыни и гнилых яблок.

Зеркало показало королеве мальчика. Он дрожал, уткнувшись лицом в колени. Его дом был разграблен, а родители мертвы, и никто не собирался ему помогать. Он шмыгал носом и карябал пальцами пол. Вся ненависть вышла из королевы, как воздух из легких умирающего. Она спала без снов в мирной тишине, а поутру, порвав все приказы о казнях и войнах, покинула дворец. В этой жизни она научилась милосердию.

В шестую и седьмую жизнь королева училась править, а на восьмую почувствовала, что устала. Девятая жизнь не приносила ни радости, ни страданий. Королева наблюдала за ней будто издалека, как наблюдала сейчас за овцами на холме.

— Зеркало, Зеркало, — позвала королева.

— Что случилось? — не сразу откликнулось Зеркало.

Оно прошло с королевой через все ее жизни и тоже устало.

— Что там — дальше?

Зеркало вздохнуло. Этот вопрос утомил больше прочих.

— Ты по-прежнему ничего не видишь?

— Ничего, — отрезало Зеркало. — Придется тебе самой посмотреть. Давно пора.

Королева отвернулась к окну. Заходящее солнце позолотило траву и овечью шерсть, закатилось, оставив королевство в темноте, но эта темнота не была беспросветна.

— Зеркало, Зеркало, — снова позвала королева.

— Чего тебе опять?

— Покажи мне ту, чьему сердцу биться дольше прочих.

Неохотно, но зеркало повиновалось. Королева всмотрелась в круглое глуповатое лицо. Недостаток красоты искупала цветущая полнота юности: кожа как свежие сливки, румянец во всю щеку. Вся она — жизнь и горячая быстрая кровь — показалась королеве знакомой.

— Еще бы нет, — проворчало Зеркало. — Это же дочь короля. Твоя падчерица.

Королева со вздохом откинулась в кресле. Темное кружево облаков разошлось под серебристым острием месяца.

Королева беззвучно зашевелила губами, пальцы ее двигались, точно плели узор из невидимых нитей.

Королева звала лесника.

 

Когда подошел лесник, юная королевна сидела в саду на солнышке. Рядом стояла большая корзина, откуда она доставала яблоки и съедала их одно за другим, бросая огрызки прямо в середину пышных розовых клумб. Отец уехал с дипломатическим визитом, присматривать себе зятя, мачеха целыми днями сидела в башне. Никто не досаждал, и жилось ей просто и привольно.

— Королевна, я нашел в лесу чудного зверя.

Она обернулась. Лесник стоял спиной к солнцу, и, даже прищурившись, королевна не могла разглядеть его лица.

— Что за зверь?

Она знала лесника с детства. Он приносил королевне потерявшихся в лесу диких зверьков: пушистых глупых кроликов, умещавшихся на ладони, крошечных пищащих бельчат, скулящих лисят, онемевших от ужаса певчих птичек.

Королевна жалела и любила их всех, тем более в ответ они не требовали от нее ровно ничего, даже заботы. Об этом должен был думать слуга, приставленный к зверинцу.

Когда королевна, увлеченная новой забавой, не появлялась неделю или две, он прихватывал кого-нибудь на ужин и в целом был очень доволен своим делом. Звери не болтали, а жалованье здесь платили исправно.

Глядя на лесника, королевна подумала, что давно не проведывала своих питомцев. Кролики и лисята, должно быть, выросли, как и она сама. Лесник давно уже не приносил животных, но по привычке подходил перемолвиться словечком. Он сам был похож на зверя с желто-зелеными глазами. Когда этими глазами он смотрел на королевну, у нее в животе возникало странное чувство, словно ее щекотали изнутри. Это было и приятно, и тошно, и она смеялась, чтобы затолкать это чувство поглубже.

— Странный зверь, королевна. Диковинный зверь. Голова волка, тело барана, а лапы лисы.

Королевна приложила руку к животу, там начинало щекотать. На ветру чуть покачивались, будто кивая, розы. Она постеснялась швырнуть последний огрызок в клумбу, и он остался лежать в траве.

— Так приведи его сюда.

— Это большой зверь, королевна.

Королевна облизнула губы, кислые от яблочного сока. Отец запрещал уходить за пределы сада. Но сейчас он пировал вдали, а узкое окно высокой башни было пустым и темным.

— Он может укусить нас, — с сомнением сказала королевна.

— Он в ловушке, — лесник покачал головой. — И ему уже не выбраться.

— Это очень далеко? — спросила королевна.

 

Она спрашивала еще дважды, пока они углублялись в лес, и лесник каждый раз говорил: «Уже близко, королевна». Но путь все длился, а деревья росли все гуще и чаще, и края им не было видно. Воздух стал сырой и прохладный. Кто-то маленький и юркий пробежал по стволу. Королевна обрадовалась, увидев знакомых зверьков.

— Посмотри, — сказала она в спину леснику, чтобы сказать хоть что-нибудь, — вот как живут белки.

Лесник не обернулся. Белки поглядели на королевну блестящими глазами, но помочь ей не могли. Они продолжили путь в молчании, только под ногами тихо шуршала хвоя.

— Там, — лесник, наконец, остановился, указал вперед.

В земле чернела не слишком глубокая яма, на дне которой томился зверь. Стоял тихо, опустив голову. Сердце королевны сжалось. Лесник не обманул: зверь был чудной, не такой, как другие, но прежде, чем королевна рассмотрела все чудеса, что-то резко и сильно толкнуло ее в спину, она оступилась и полетела в ловушку к зверю.

Королевна не ушиблась. Она упала на мягкий мешок, набитый бараньей шерстью. Голова зверя откатилась в сторону — маска из папье-маше, какие мастерят к ежегодному маскараду, искусно раскрашенная под волчью морду.

Королевна не смела обернуться.

Из круглых прорезей на нее смотрели, не мигая, желто-зеленые глаза.

— Не надо, — попросила королевна, но изо рта вырвался только хрип, как если б зверь уже схватил ее за горло.

Лесник стоял у края ямы, лицо у него было пустое и дикое.

Королевна закрыла глаза и ушла в свой лес, где воздух пах сладко и нежно. Она ушла в чащу, где расцарапала до крови руки и колени, пробираясь сквозь заросли роз, а когда вышла с обратной стороны леса, открыла глаза и позвала ласково:

— Иди ко мне.

Ее ладони пахли яблоками. В ее голосе светило солнце. И зверь внутри лесника подался на этот зов, но колени его подогнулись, он издал короткий глухой рык и рухнул на дно ямы, к ногам королевны.

Наверху что-то зашуршало. Королевна подняла голову и завизжала, как попавший в капкан лисенок.

 

Преклонив колено и опустив глаза, лесник предстал перед королевой.

Королева осторожно отвернула край платка, заглянула в чашу и вздохнула.

Пальцы ее пробежались по груди лесника, скользнули по шее, крепко схватились за подбородок.

— Ты хорошо поработал, — сказала королева, заставляя его смотреть ей в глаза.

— Я счастлив служить вам, моя госпожа.

Королева покачала головой. Наклонилась и медленно слизнула со щеки лесника запекшуюся кровь. Соль и земля, пот и страх. Она притянула его к себе. Чаша звякнула об пол. Платье мокло в луже растекшейся крови.

Закрыв глаза, королева отдавалась движениям. Прекрасный любовник, даже жаль, что такой трус. Пальцы скользили по влажной горячей коже, и она на короткий миг, но возвращалась под старый кружевной полог, где, отбросив стыд, как платье, стонала в жадных требовательных руках так же просто и несдержанно, точно кухарка в ночном саду.

Если что и осталось неизменным за все ее девять жизней — слабость к мужчинам с холодными глазами и страсть к охоте. И сердце олененка от человеческого она могла отличить и с закрытыми глазами.

 

— Ты безнадежна, — сказало Зеркало, когда, прогнав лесника, королева растянулась на скомканных простынях. Она нежилась в шелке ночного ветра, приятно холодившего кожу. — И кто здесь трусит?

Королева перекатилась на бок, потянулась. В узком своде окна, как булавка в черном бархате, блестела звезда.

— Не люблю, когда ты болтаешь без спросу, — беззлобно сказала королева. — Где она сейчас?

 

Королевну волочили по земле, как мешок с песком. Платье изорвалось и испачкалось, камешки и еловые иголки ранили кожу, волосы застревали в корнях и рвались, но королевна не чувствовала боли. Она кричала всю дорогу, пока не охрипла, однако те, кто тащил ее, не обращали на вопли никакого внимания. Они порыкивали и свистели, ухали по-совиному, и так, должно быть, общались между собой.

Один нес другого в заплечном мешке, а тот, кто сидел в нем, крепко держал веревку, что крепко впивалась в щиколотки королевны.

Они приволокли ее к дому без окон и дверей и, рыча от усердия, принялись протискивать и пропихивать в какую-то щель. Королевна думала, что у нее треснут ребра и лопнут глаза, но она все-таки оказалась внутри.

Двое уродцев и усадили королевну напротив единственного крошечного оконца, вырубленного в стене, и стали ее разглядывать. Королевне не оставалось ничего другого, кроме как смотреть на них тоже.

На нее смотрели два глаза — по одному на каждом лице. Лица были черные, измазанные в земле и саже. Чем дольше королевна в них вглядывалась, тем яснее видела в них человеческие черты.

Тогда она поняла, что попала к лесным братьям, но кричать не осталось сил.

 

Лесными братьями назывались беглые каторжники и арестанты: воры и фальшивомонетчики, насильники и убийцы, а также контрабандисты, разбойники, гадальщики, бродяги и прочий сброд, — словом, всякий, кто чем-то не угодил Короне и вовремя не скрылся с глаз. Вернее, так их звали, поскольку сами они называть себя никак не могли: им вырывали языки, чтобы они не болтали и не сговаривались; их оскопляли, чтобы не плодилось дурное семя; им отрубали руки, чтобы не могли они держать оружие; и ноги, чтобы они не могли бежать, а они все равно сговаривались, замышляли и убегали.

Они проникали в свой лесной дом ужами через лаз под стеной, и всего их вползло в дом семеро.

За время в жизни в чащобе они научились ухать, свистеть, щебетать, рычать, выть, прищелкивать и шипеть. В домике стоял гвалт, как по весне — не каждый день удается раздобыть в лесу девушку.

Королевна тряслась от догадки, что уроды узнали в ней дочь человека, который сам подписал указ об отрубленных руках и вырванных языках и теперь спорят о том, с чего начать — выколоть ли ей глаза, поджечь волосы или раздеть догола и забить камнями.

Но лесные братья спорили не об этом. Они вспоминали все, что давно забыли: своих жен, дочерей, матерей и сестер тепло и ласку, поцелуи и нежность. Они ползали и рычали, размахивали своими обрубками и подбирались к королевне, кто как мог, рассматривали лицо, дергали волосы, щупали платье.

Они решили, что обрели сестру — одну на всех. Она будет только наша, наша сестра, и никто ее не обидит, никто, и никто не найдет.

Они вымазали королевне нос, щеки и лоб сажей из очага, чтобы она стала на них похожа, и устроили ей постель из листьев и валежника, дали воды из ручья, сушеной брусники и земляных червей.

А когда стемнело, эти человеческие обрубки подползли и облепили ее, легли вокруг, как котята вокруг кошки. Королевна глотала слезы, она не могла дать им ни любви, ни сострадания, даже самую малость. Она пока не умела. Сердца их разрывались от тоски, дом без дверей наполнился воем, и королевна выла тоже, вместе с ними, и в этом они были едины.

 

— Бедная девочка, — сказало Зеркало. — Они ее погубят. Она сойдет с ума в этой избушке.

Королева глядела в другое, не волшебное зеркало, и убирала волосы. Те лились черной рекой, она не спеша собирала потоки в ручейки, поднимала их к рубиновому солнцу серебряного венца.

— И все ради чего? — не унималось Зеркало. — Ты даже из башни не выходишь.

Королева смотрела на свое девятое лицо. Гладкое, сияющее, как перламутр. Она немного пощипала щеки, и они осветились румянцем.

— Ты стареешь, — заметила Королева. — У тебя портится характер. Ты начинаешь брюзжать.

Зеркало зашлось хриплым старушечьим смехом. Смеяться приходилось нечасто.

Красивая гордая женщина в зеркале спрятала лицо в ладони. Она могла обмануть все королевство, но себя она обмануть не могла. Королева чувствовала, как изнашивается изнутри тело, как стареет душа. Сколько бы жизней она ни начала, юность бывает лишь одна, и она осталась далеко позади. А впереди? Черная ледяная вода проруби. Забвение. Небытие.

Она медленно поднялась, достала из-под кровати ларец из резной кости. Здесь хранились старухины лохмотья — те самые, в которых когда-то она напуганной, босой и опозоренной бежала из дворца, не разбирая дороги.

Никем не замеченная, королева покинула дворец, не забыв прихватить в саду яблок.

 

Время для королевны остановилось. Казалось, что и дворец, и яблоневый сад, и игры в золотой мяч, и маскарады, и катания на лошадках — все это только привиделось, а она всегда сидела здесь, у крошечного прямоугольного окошечка, вырубленного в стене, и видела кругом только лес, лес и лес.

Когда в окошечке вдруг показался белый конь, а вслед за ним юноша в богатом плаще, королевна приняла их за очередное видение.

Принц только вчера улизнул от свиты и, очень довольный собой, наслаждался свободой. Он собирался заглянуть на огонек к соседнему монарху. У того подрастала дочь, и, как свидетельствовала одна половина двора, по рукам и ногам скованная родственными, дружественными и прочими связями с двором местного короля, принцесса была недурна собой. Впрочем, в этом стоило убедиться самому, без соглядатаев. В прошлом году вторая половина двора, скованная родственными и дружественными связями с другим королем, притащила принцу портрет.

— Волосы как медь! — восклицали советники.

— Королевские формы! — восхищались

— А какой разрез глаз! — шептали фрейлины.

На принца смотрела рыжая толстушка. Правый глаз у нее чуть косил, что придавало лицу плутоватое выражение. Она знала, что не останется старой девой: к медным волосам прилагались золотые шахты короля.

Теперь он собирался оценить возможную невесту сам, без сопровождающих. Но пока без сопровождающих он только плутал в лесу.

— Что за чудная избушка! — воскликнул принц. Он спешился и обошел дом по кругу, но двери так и не нашел. — В жизни не видал ничего подобного!

— Помогите, — сказал хриплый голос.

Принц даже слегка подпрыгнул от неожиданности. Из прорези в стене на него смотрели глаза, и кроме них ничего нельзя было увидеть.

— Кто вы?

— Я — королевская дочь.

Принц хмуро молчал. Он слышал, как назвавшая себя королевной шмыгнула носом.

— Меня держат в плену лесные братья. Умоляю, скачите во дворец, мой отец уже должен вернуться, — просипела королевская дочь.

— Надо же, я как раз туда и направляюсь! — воскликнул принц, обрадованный тем, что решать самому прямо сейчас не обязательно и озираясь на всякий случай. Как полагается королевичам, принц прошел всесторонний курс истории. Лесные братья фигурировали в главе «Сброд» в параграфе с неприятным названием «Те, кому нечего терять». Все, что принц там прочел, ясно говорило, что искать с ними встречи не стоит. Впрочем, там так же подчеркивалось, что вероятность этой встречи для принев совсем не большая, если только, конечно, они не будут болтаться по лесу.

— А в какой стороне дворец?

— Я не знаю, — призналась королевна. У нее не было даже колечка или ленточки, чтобы отдать принцу. Она оторвала лоскут платья и протянула в оконце.

— Покажите королю.

Принц дернул бровью и сделал вид, что разглядывает ели.

— Ладно, — сказал он, спешно седлая коня. — Если вы и правда принцесса, я за вами непременно вернусь.

— Пожалуйста, — тихо сказала принцесса, но королевич уже скрылся с глаз. Он вдруг вспомнил короткий параграф по выживанию для тех принцев, которые все-таки сунулись в лес, и решил ориентироваться по деревьям.

 

Королева подкараулила принца у ручья, где он остановился напиться и напоить коня. Еловый лес остался позади .Место выглядело мирно.

— Бабушка! — принц обрадовался, что встретил столь безобидное создание. — Что вы делаете в лесу? Говорят, здесь кишат разбойники.

Лохмотья на уродливой старухе местами истлели и болтались на тощем теле, как саван на скелете. Лицо так сморщилось, что принц не сразу отыскал на этом лице глаза.

— Собираю коренья и травы, — сказала старуха.

Принц глянул на корзинку спелых золотистых яблок, но промолчал. Должно быть, старая бабка выжила из ума, хотя голос у нее был на удивление ясный.

— Не разбойников в этом лесу надо бояться.

— А кого?

— Ведьмы! — старуха предостерегающе подняла скрюченный палец — кость, обтянутую кожей.

— Много лет она держала под гнетом эти края, пока ее не изловили и не заперли в избушке без окон и дверей в глубине леса. Избушку опечатали заклятием, но ведьма хитра. Будь осторожен, мальчик.

Принц оторопел. Ему даже жарко стало при мысли о том, какой опасности он избежал. То-то эта королевна так шмыгала носом. Сборник сочинений о коварстве ведьм занимал три полки в библиотеке и выглядел угрожающе. Принц решил, что прочтет их как-нибудь потом.

— Спасибо за совет, бабушка. А не знаете ли, в какой стороне дворец?

Королева подняла глаза к небу, где над верхушками деревьев возвышались белые башенки. Потом обернулась и махнула рукой.

— К вечеру доберешься.

 

Королева смотрела вслед принцу, пока тот не скрылся в зарослях. Бабушка. Будь она в ином своем облике, принц разговаривал бы иначе.

Молодой, здоровый, не злой, не добрый — обыкновенный принц, в будущем — обыкновенный король. Он стал бы таким, каким его хотела видеть королева. В его свите непременно нашелся бы крепкий светлоглазый молодец.

— Ненасытная старая дура, — сказало Зеркало.

Королева подхватила корзину яблок и побрела в лес.

 

Королевна увидела эти яблоки, и точно игла вонзилась ей в сердце. Она задремала и решила, что принц с белым конем ей приснился, но яблоки — прозрачные, солнечные, были ей слишком знакомы.

— Яблоки из королевского сада, — прошептала королевна.

— Моя правнучка служит там поломойкой, — проскрипела старуха.

— Спеши туда, скажи им, где меня искать, и твоя правнучка станет первой фрейлиной.

Она просунула руку с лоскутом платья в оконце. В ладонь легло яблоко. Ароматное обещание, что она скоро будет дома.

 

— Слыхали, как сегодня волки воют? — повар слегка осоловел от вина. Король был в отлучке. Королева третий день не выходила из башни. Слуги отправились в трактир. Устав от безделья, повар и кухарка устроили себе роскошный ужин, зажарив на вертеле рябчиков и жирного кролика. Они позвали горничную и конюха. Виночерпий принес вина из королевского погреба.

— Видать, сожрали кого-нибудь, — сказала кухарка, слизывая с пальца масляный крем пирожных, которые на всякий случай готовились для королевны.

— К слову, кто-нибудь видел принцессу? — спросила горничная. Она вдруг подумала, что постель королевны утром была не тронута.

Кухарка хитро прищурилась. Глаза у нее заблестели, а щеки раскраснелись. Она поманила горничную.

— Конюх видел, — сообщила она шепотом, — как она прогуливается с лесником. Только шшш!

Кухарка приложила блестящий кремовым жиром палец к губам. Горничная подмигнула конюху. Всем было хорошо и весело. В лесу надрывались волки.

 

Они вытолкали ее в лаз, разгладили волосы и украсили их цветами. Умыли ей лицо. Положили в руку горсть брусники.

Она лежала на земле исхудавшая, окоченевшая, прекрасная, совершенно мертвая.

Они не уберегли свою найденную сестру в избушке без окон и дверей, они не уберегли свою надежду. Это разбило им сердца. Они собрали осколки, всунули между корявых веток, из которых собрали носилки, и отнесли их высоко в горы, где камень скалился черной расщелиной.

 

Сидя на ветке косматой ели, королева терпеливо дожидалась, пока лесные карлики сползут с горы, помогая друг другу, кто чем мог. Те, у кого были ноги, несли тех, у кого их не было, а те, что с руками, тащили королевну в гнезде из кривых сучьев. Несколько раз они роняли свою ношу, но упорно продолжали путь, так что подъем занял у них целый день, и спускались они впотьмах, спотыкаясь, падая и скатываясь кувырком с горы.

Королева глядела на это и думала, что за все девять жизней не видела ничего более чудного.

 

Лезвие кинжала легко вспороло влажную ткань и замерло под левой грудью королевны — округлой и спелой, как молодое яблоко. Она могла бы разрезать это яблоко, вынуть горячую алую сердцевину, как делала уже много раз, проглотить ее и продлить свою жизнь.

Жизнь принцессы королева видела наперед: обыкновенный принц, рано оплывающее лицо, маленькие шалости, вечный ужас перед лесом, боязнь собак, иногда — дурные страшные сны. Балы-маскарады, король в дурацком костюме охотника танцует с дочерью соседского короля. Обиды, прощение, смирение. Три дочери — как три пирожных. Добродушные хохотливые принцессы в кружевах и тюле. Яблоневый сад на склоне лет.

Что хорошего в этой жизни? То, что все в ней будет впервые.

— Скажи что-нибудь, — попросила королева, но Зеркало молчало. Оно устало разговаривать.

Королева опустила кинжал. Наклонилась и легонько дунула в лицо королевне, как давным-давно, девять жизней назад, грязная старуха в темнице выдохнула ей в распухшее от слез лицо, передавая то ли дар, то ли проклятие — ведьмину силу, бесконечную жизнь.

Королевна дрогнула ресницами, открыла глаза, застонала.

— Что там? — жадно спросила королева. — Что ты видела?

— Я ничего не помню, — растерянно ответила королевна, трясясь всем телом. В нем было что-то чужое, новое, чего не было раньше. Она впервые видела мачеху так близко. — Как вы здесь очутились, госпожа?

— Ты ушла и заблудилась, — королева помогла ей выбраться. — Твой отец вне себя от горя.

Королевна обхватила руками плечи. Она заметно похудела, пережитое пошло ей на пользу: в ней появилось очарование тайны, недоступной ей самой.

— А вы?

— А я останусь здесь. Ступай домой и никому не говори обо мне. Ты потом поймешь, — пообещала королева.

Королевна послушно побрела к расщелине, туда, где брезжил свет. Она слишком обессилела, чтобы возражать. Ноги ее словно шли сами, мысли путались. Там мелькали какие-то карлики на брусничной поляне, кто-то рыдал в темнице, скалилась безглазая волчья морда, трубил охотничий рог, белел яблоневый цвет. Словно какая-то чужая жизнь сплелась с ее, впала, как ручеек в море, затерялась в нем, но не исчезла.

— Кто я? — шептала королевна.

— Послушай… — сказала королева.

Королевна обернулась. В непроглядной темноте пещеры слышался уставший голос.

— Внутри у тебя есть зеркало. Оно всегда показывает истинную суть вещей. Что бы ни случилось, не дай ему разбиться.

 

Королева закрыла глаза и сотворила последнее колдовство. Кривые ветви ожили, выпустили стебли, стебли набухли бутонами и шипами, расцвели розы, оплели гроб, укрыли королеву.

— Мне страшно одной, — призналась она.

— Я тут, — ответило Зеркало.— Ты же знаешь.

 

Королевна шла, как пьяная, не разбирая дороги. Сбитые в кровь ноги вели ее сами. Она почти бежала сквозь чащу, перебиралась через канавки, переходила ручьи, сворачивала на тропинки, а с тропинки на просеки. Когда она выбралась на какую-то дорогу, на нее чуть не наскочил белый конь. Она упала и сжалась от страха. Кто-то подхватил ее на руки. Ее окружили люди.

— Моя дочь! — сквозь толпу к ней проталкивался старый король. — Доченька!

 

Он вернулся домой, и, не обнаружив во дворце ни жены, ни дочери, учинил разгром. Он разгневался до того, что приказал снять замок с пыточной и начистить щипцы, ножи и шипы до блеска.

Одуревшие от пьянства и страха слуги сваливали вину друг на друга и решительно ничего не могли ответить. Кто-то вспомнил про лесника, и все побежали к его сторожке. Лесник болтался на кривом суку с лицом цвета спелой сливы. Король выругался так, что испугался даже конюх, велел седлать коней и мчать во все стороны. Слуги пришпоривали коней, про себя проклиная принцессу. Никому не хотелось отправляться в пыточную из-за глупой молодой девицы, будь она хоть трижды королевской дочерью.

Выезжая из дворца, они столкнулись со свитой принца, которая ездила взад-вперед по дороге, проверяя все трактиры и увеселительные заведения. Искать принца вы лесу им и в голову не пришло.

Узнав, что нет его и во дворце и сказав, что не видали принцессу, они помчались вместе. На пути к высокой скале на дорогу выскочил белый конь и всадник в грязном разорванном плаще.

Покружив в чаще, злой и уставший принц, наконец, добрался до дворца. В лесу он в подробностях вспомнил параграф про деревья и нашел дорогу и теперь возглавил поиски королевской дочери. Он размышлял, стоит ли говорить о странном домике в лесу, когда его конь чуть не растоптал какую-то грязную нищенку.

— В сторону! — собрался рявкнуть он, но кто-то сзади завыл: — Моя дочь!

Принц торопливо спрыгнул с коня, подхватил девушку на руки и присмотрелся. Изможденная королевна была прекрасна и совсем не похожа на остальных принцесс. Обведенные тенями глаза мерцали, как звезды. Была в ней тайна, и принц уже не мог оставить ее не разгаданной.

— Я так долго вас искал, — прошептал он.

— Не верь ему, — будто вторил какой-то незнакомый голос. Королевна оглянулась и решила, что ей просто послышалось.

Ей только предстояло научиться любить, ненавидеть и прощать. Впереди была долгая и, конечно, счастливая жизнь.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 3. Оценка: 4,67 из 5)
Загрузка...