Тринадцатый Кровавый

1

Берадерс на своей повозке пробирался сквозь лесную чащу. Солнце давно скрылось за деревьями, а в Грангар нужно было успеть до утра, чтобы попасть к началу Великого Спора. Берадерс надеялся не только посмотреть спор Слагуата и Нируата, но и продать кое-что из овощей и выпечки голодному люду. Грангар, или по-простецки — столица, находился далековато от их деревушки, поэтому Берадерс, хлестая старую лошадь, нудил: «Давай, проклятая, пропадут пирожки! Давай, проклятая, пропадут пирожки!». Наконец, сидящий позади Аморис не выдержал:

— Послушай, Бер, ведь быстрее от твоего заклинания она все равно не пойдет, а?

— Много ты понимаешь в заклинаниях, как я посмотрю, — проворчал Берадерс.

— Не больше, чем твоя старая ведьма! — захохотал Аморис, и, увернувшись от кнута Берадерса, спрыгнул с повозки.

— Эй, Бер, твои мысли — прекрасный Слагуат или храбрый Нируат? — Через некоторое время спросил он, вышагивая рядом.

— Хех, прекрасный! Слагуат никчемны в управлении! Вот, помню, лет пятнадцать назад, когда они победили, что в итоге? Повыходили замуж за Нируат, и в конечном итоге он оказался у власти. Вообще, я считаю, женщины не должны править страной. Нируат на долгие века! — вдохновенно крикнул Берадерс.

— Ээээх, на долгие века! — Передразнил его Аморис. — В чьи эпохи был расцвет государства? Когда правил Слагуат! В чью эпоху были Кровавые походы? Когда у власти находился Нируат! Не понимаешь, а болтаешь!

— Ну, видимо, поэтому и разделили честь по чести, — пошел на примирение Берадерс. — каждый по пять лет в Верховном совете Норринда.

— Только у Барагуата почему-то семь лет, — недовольно буркнул Аморис.

— Чшшш! — Бер испуганно заозирался, словно кто-то в лесной глуши пристально следил за ними. — С ума сошел? Что говоришь!

— Да кто нас тут слышит?

Берадерс снова замахнулся кнутом, но в этот раз Аморис как будто не заметил. Примерившись, он запрыгнул на повозку. Немного времени спустя он прервал вновь возобновившиеся понукания Бера:

— Отчего ж так?

— Что?

— Ну, семь лет.

— Ну дык! Барагуат! Жрецы! Они и в Споре не участвуют, если ты не заметил.

— Да… Нируат со Слагуатом бьются, а эти — хоп! Через каждые десять лет их черед. Как-то не справедливо, что ли…

— Ну уж! Еще служители богов не бились на потеху толпе посреди арены! У них так-то одна ночь осталась… Кончилось их семилетие. Дальше будет лучше… И все, не задавай больше таких вопросов! Давай, проклятая, пропадут пирожки!

2

Ирида нервничала. Служанки облачали в доспехи, стальные груди которых были гораздо больше ее, пристегивали сзади белый плащ, а Ирида как будто и не замечала. Иделла с поклоном подала меч. До выхода на арену было чуть более получаса.

Своего соперника, Арлена, Ирида знала достаточно давно. Это был сильный и искусный воин. Да еще и очень красивый, и раньше Ирида считала его потенциальным кандидатом в мужья. Но не судьба…

Да, она много тренировалась. Да, ее выбрали, потому что она сильнее всех слагуаток в бою на мечах. Но как женщина может противостоять мужчине, как бы мастерски она не рубилась? Ирида погнала прочь плохие мысли. Она — лучшая представительница Слагуата. И она справится. Впереди их пятилетие!

Служанки неловко замерли. Из полутьмы появилась женщина в белых одеждах, перетянутых в талии золотой цепочкой. Это была Аверин, мать Ириды.

— Я же велела никого не пускать! — Крикнула Ирида вглубь коридора.

— Но это ваша матушка, — донесся до нее виноватый бас охранника.

— Мама, даже не смей больше уговаривать меня! Я выйду на Спор!

— Ирида, прошу… — Аверин сложила руки перед грудью. — Я лишь посмотрю…

— Смотри, — смилостивилась Ирида. — Но не слова об отказе! — Прибавила она грозно.

Аверин вытерла слезы, бежавшие по щекам.

Пристегнув меч, Ирида осторожно отодвинула штору. Адская жара, царившая в Грангаре в это время года, отнюдь не была помехой для зрителей. Деревянные трибуны арены были набиты людьми всех сортов, которые сгорали от нетерпения, орали, махали руками, а некоторые, заспорив, кто будет править в Норринде следующие пять лет, уже дрались. Внутри арены по песку уныло бродили львы. Ирида была уверена, что жрецы не кормили их несколько дней, чтобы они были еще злее. По углам арены высились статуи Четырех Богов, каждый из которых держал в руке меч, направленный в центр арены. Стоящие у двух противоположных входов чаши на высоких каменных треногах уже горели ярко-фиолетовым пламенем, а значит, скоро начало.

3

Арлен, в отличие от своей соперницы, был задумчиво спокоен. Львы его не пугали, Ирида — тем более. Ей нипочем не выстоять против лучшего меча Нируата.

Шторка колыхнулась и за ней показалось прыщавое лицо молодого оруженосца.

— Господин, ваш меч.

Арлен, не взглянув на парня, рассеяно протянул руку.

— Тот, который просил?

— Да… На лице оруженосца отразилось благоговение. — Он.

Арлен наполовину вытащил меч из ножен. Клинок переливался изумрудным блеском. Немного полюбовавшись, воин вложил его обратно. Утер пот с лица.

— Уф, ну и жара…

— Прикажете принести вина?

— Не надо... Слушай, вот что…м-м-м… она ведь женщина. Красивая женщина.

— Ээээ… ну да, в Слагуате мужчин не бывает. — Оруженосец сначала ухмыльнулся, но потом испугался, не слишком ли дерзко он ответил господину.

— А значит, биться с ней, как-то и не с руки? — Арлен словно не заметил колкости помощника.

На секунду лицо оруженосца приняло непонимающий вид, но потом просияло.

— Не-е-ет! За Нируат!

— Эх…— отвернулся Арлен. Сомнительно протянул в пустоту: — за Нируат…

В его голове созрел безумный план. Женщин он никогда не убивал и не убьет. Он просто бросит свой меч к ее ногам. Пусть правят… Но что за такое нарушение священного обычая с ним сделает Нируат? Скорее всего, казнят. Или изгонят на Юг, в пустыню.

В это время из-за шторы показался отец Арлена.

— Ты как, готов, сынок?

— Готов, отец. — Арлен отвел глаза в сторону.

— Послушай меня, — отец тронул его за руку. — Я знаю, что тебя тревожит. Поверь мне, знаю. Но чтобы ты не удумал, знай: на Великом Споре должен быть кто-то убит. Всегда кто-то будет убит.

— Отец…

— Нет, нет, слушай! — Он словно видел душу Арлена насквозь. — Либо ты убьешь ее, либо убьют тебя… но после. Поэтому прошу тебя: обойдись без глупостей.

Арлен отвернулся. На арене медленно застучали барабаны.

 

4

В это самое время Гибрайд сидел на почетном месте — в ложе в первых рядах на золоченом кресле с резными ручками. Он и сам когда-то входил в Нируат, но впоследствии покинул его, и теперь с нетерпением ожидал Великого Спора. Прислуга подносила ему различные напитки, обмахивали большущими веерами, так что чувствовал он себя комфортно.

Отец Гибрайда, представитель обедневшего рода, героически погиб во времена Одиннадцатого Кровавого похода на Юг, который собрали для усмирения дикарей, опустошавших приграничные городки. За героическую гибель в награду его семье было предоставлено место в Нируате, которое занял малолетний сын. Нируат набирался из знати, аристократии и прославленных воинов, поэтому повзрослевший Гибрайд чувствовал себя в кресле советника лишним, что послужило одной из главных причин ухода.

Застучали барабаны. Медленно, потом все быстрее и быстрее. Гибрайд выпрямился в кресле. Начинается!

В разных концах арены поднялись ворота. В левых появился представитель Нируата с красным плащом, в противоположных — Слагуата с белым. Оба, согласно обычаю, опустились на колено, воткнув мечи в песок. Толпа взревела, приветствуя участников схватки. Львы все так же уныло бродили по краям арены, и Гибрайд только сейчас заметил, что они пристегнуты под гривой цепями, ведущих куда-то под трибуну. Он даже присвистнул от удивления. Такого еще не бывало, обычно львы являются полноценными участниками Спора.

Ирида и Арлен медленно пошли по кругу, останавливаясь у каждого из Четырех Богов. Закончив, они вернулись к воротам.

Люд неожиданно затих. В центре арены стоял невесть откуда взявшийся Первый Жрец в черном балахоне с капюшоном, скрывающим лицо. Львы, поджав хвосты, попятились. Жрец распростер руки. Сделав круговой жест, он пригласил к центру арены тех, кому сегодня предстояло либо добиться права управлять Норриндом в следующие пять лет, либо умереть.

5

Ирида, увидев жест Первого Жреца, зашагала к черному кругу, обозначающей ее место. Соперник медленно и с явной неохотой подошел к своему знаку.

Жрец вновь раскинул руки, точно указывая на лица соперников. Фиолетовое пламя в чашах взорвалось и огромным столпом устремилось к небу. Из-под капюшона жреца раздался бас, громогласно раскатившийся по арене:

— Рыцари и дамы, крестьяне и торгаши, слуги и оруженосцы! Прежде чем объявить Великий Спор, хочу обратиться ко всем вам. Издревле наши предки чтили Четырех Богов. Четыре бога — четыре столпа веры. Теперь же, когда кончается наше семилетие…

— Семь лет страданий! — Выкрикнул мужской голос с трибуны справа от Ириды. Жрец медленно повернул голову в ту сторону и едва заметно кивнул. Тут же стражники попытались схватить какого-то забулдыгу, но толпа яростно стала на его защиту.

— Проваливайте!

— Прислужники грабителей!

Выкрики переросли в потасовку. Жрец жестом остановил бушующую волну и продолжил:

— В давнее время Четыре Бога сошлись в битве на небесах. Не выявив победителя и не разделив власть над людьми, создали они по своему образу слуг своих — нас. —Жрец едва заметно поклонился.

Арлен подозрительно огляделся. Что-то здесь было не так. Бросив взгляд на Ириду, он заметил, как она постукивает пальцами по эфесу меча. Нервничает перед боем или тоже заметила неладное?

Жрец, не замечая возрастающего напряжения у бойцов, продолжал:

— Не время, не время сейчас делить то, что не поделили Боги. Ибо темное будущее ждет нас!

— Как раз сегодня темное время закончится! — Крикнул все тот же голос. Толпа одобрительно загудела. Гибрайд хмыкнул. Барагуат всю жизнь был ненавистен простому люду.

Жрец, словно не выдержав, сделал три быстрых шага в сторону трибун и исчез. Как по мановению руки гомон на арене превратился в давящую тишину.

6

Гибрайд привстал с кресла. Первый Жрец должен бросить золотую корону на песок в знак начала Спора, но никак не просто исчезнуть с арены.

Ирида и Арлен, стоящие в центре, недоуменно оглядывались по сторонам, не понимая что происходит. Это и был знак начала битвы?

Неожиданно с верхних трибун через бортик перевесился лучник в черном плаще. Наложив стрелу на тетиву, он, почти не целясь, вогнал ее Арлену под лопатку. Брови нируатца прыгнули вверх. Он медленно опустился на колени, покачался и, словно приняв решение, упал лицом в песок. Второй лучник появился с противоположной стороны, позади Ириды, и со свистом пустил стрелу прямо ей под шлем. Она дернула рукой, будто бы захотев выдернуть стальной наконечник, появившийся из ее горла. Лучник, не дав Ириде упасть, всадил в нее еще две стрелы.

Заиграл рог, и стражники, стоящие в оцеплении, кинулись на трибуны. Нируатцев, застигнутых врасплох, они ставили на колени и перерезали глотки, слагуаток стаскивали с кресел и уводили под арену. Толпа зрителей, не принадлежавших к этим сословиям, вопя, кинулась врассыпную.

Гибрайд, оголив меч, пробирался сквозь толпу к выходу. «Не покинь я Нируат — лежал бы под лавкой», — неслось в его голове. Это не просто убийство участников Великого Спора (такое случалось и раньше — подсылать тайных убийц к противнику практически стало традицией), это переворот. Расталкивая глупцов, мечущихся из стороны в сторону, Гибрайд покинул арену.

7

Берадерс и Аморис, бросив повозку, бежали к выходу. Но не успели — ворота захлопнулись, и стражники начали загонять людей обратно на трибуны. Под лавками вперемешку с мусором и объедками лежали лучшие представители Норринда, улыбаясь перерезанными глотками.

Люд, послушный как стадо, расселись рядом с телами. На арене появились четверо жрецов. Первый Жрец вышел в центр арены, встал между трупами Арлена и Ириды, раскинул руки и провозгласил:

— Отныне и вечно! Нируат и Слагуат больше не существует! В наши земли возвращается порядок, и власть, данная Богами, навсегда в руках их служителей!

Остальные жрецы воздели руки к небу.

К ним подволокли упирающегося человека. Берадерс узнал в нем крестьянина, выкрикивающего с трибуны во время речи Первого Жреца. Беднягу поставили на колени. Жрец снял капюшон и толпа, до этого в ужасе молчавшая, будто разом вздрогнула. Его лицо было ужасно. Глубокие трещины покрывали лоб, щеки и нос, словно рассохшаяся пустыня. И посреди этой пустыни горели два глаза с вертикальными зрачками.

— В богохульстве и оклевещивании святых служителей виновен, — хищно оскалился Первый Жрец, обнажив обломки зубов. Стражник, стоящий сзади пленника, занес меч и одним ударом развалил его на две половины. Жрецы вновь воздели руки в небо.

После этого ворота медленно стали открываться, но зрители казни еще долго сидели, боясь шевельнуться, хотя на арене уже не было ни стражников, ни жрецов.

 

8

— Итак, почетный караул Слагуата и Нируата перебит еще загодя, сам Нируат полностью уничтожен, Слагуат изнасилован и брошен в застенки, — барабаня пальцами по столу, сказал Элбан, из-за лени и дальности поездки пропустивший недавние события.

— Кроме того, провозглашен культ Четырех. Суды, споры, уклад жизни теперь только по Священным свиткам Четырех. Посещение храмов — обязательно. Покаяния в конце недели — обязательно, — загибал пальцы Гибрайд. — доносы среди жителей о недовольстве культом и жрецами поощряются. В застенках уже сотни человек, казнь которых состоится в это воскресенье. Что-то нужно делать, Эл! Они разрушили все!

— Я думаю, нужно собирать войско, Гиб. Пока еще не поздно, пока еще не пришли за нами. — Элбан, достаточно располневший с момента их последней встречи, азартно смотрел на Гибрайда.

— Сколько у тебя людей, Эл?

— Способных сражаться — около трехсот.

— Моих четыреста. Этого недостаточно, сам понимаешь, — Гибрайд глотнул грога, из-за жары показавшегося ему неуместным. — Кроме того, я слышал о великанах…

Элбан раскатисто захохотал.

— Брось, Гиб, бабушкины сказки! Никто никогда не видел великанов. Откуда они у этих святош? Держат их в замке в качестве прислуги? — и Элбан вновь зашелся смехом.

Гибрайд смотрел на своего старого друга и улыбался. Когда-то они вместе состояли в Нируате, но за бесконечные гуляния с женщинами и попойки Элбан был изгнан и вернулся в родовое гнездо.

— Великаны! — Элбан утер слезы.— Подумать только!— И тут же посуровел.— Вмажем этим жрецам, Гиб! Ты да я! Мы таких дел наворотим!

— Остынь, Эл. Семьсот человек против Святой гвардии — это верный разгром.

— Но Святая гвардия насчитывает лишь пятьсот человек!

— Пятьсот отборных головорезов. Поверь, Барагуат давно задумал переворот и уж натаскал эту свору как надо.

— Тролль тебя подери, Гиб! Ударим внезапно! Они не выстоят!

— Нет, так не пойдет. Мы не настолько тупы, чтобы идти напролом и обречь своих людей на верную гибель. Кроме того, тебя там не было… Жрецы — это не совсем люди, Эл. Понимаешь?

— Не люди? А кто же тогда? Звери?

— Я не знаю, кто. Но ты видел их без капюшонов? Там не лица, там… — Гибрайда передернуло от отвращения. — Я думаю, прежде чем собирать войско, нам нужно обратиться к кое-кому.

Элбан пожевал губами.

— Ну и к кому? К старому Кразусу? Да он и носа не высунет со своей скалы, пока не увидит, что наша почти взяла — и тогда он только присоединится!

— В болото Кразуса! Ты что-нибудь слышал о Багряном ордене?

— Багряный орден? Дак это ж легенда! Колдуны, присягнувшие Нируату, и так далее… Насколько я знаю, ни в одном из двенадцати Кровавых походов они не участвовали… Выдумки этот орден, Гиб.

— А вот и нет! В старых свитках из Грангарской библиотеки есть некоторые истории о Багряном ордене. Например, как к ним обратился Желтый Бенрайл, которому орден отказал, узнав о его намерении единолично сесть на трон. Также есть сведения о Вериде из Слагуата, которую колдуны не приняли, потому что она…

— Тьху, давай без вот этого занудства. Желтый, Верида… Ты что, прямиком из библиотеки приехал ко мне?

Он немного подумал.

— Мало ли, кто что написал в этих свитках тролль знает сколько лет назад…Допустим, и правда существует этот Багряный орден. Что с того? Где их найти? Согласятся ли они? Да и какая помощь от безумных старикашек, считающих себя чародеями?

— Почему бы не попытаться? Может, они дадут нам людей. У них же должна быть охрана или что-то в этом роде.

— Колдуны, которым нужна охрана, явно вызывают сомнения в своих способностях. — Элбан вновь расхохотался.

— Так ты со мной или нет? — Гибрайд встал и протянул руку через стол.

— Тролль меня утопи, конечно, с тобой! Но хоть убей, не пойму — где ты собрался их искать?

— Возможно, Повелл из Старого Урочища нам может помочь. Я слышал, ему около ста семидесяти лет.

— Тот старик, почетный мудрец Нируата? Но он же в маразме! В Нируате его держат из-за уважения и былых заслуг. То есть, держали, — поправился Элбан, вспомнив, что Нируат больше не существует.

— Да брось, милый дедок.

— Ты когда видел его в последний раз? Говорят, на Циасских играх он ходил голышом по ярмарке и вел себя так, словно он невидим!

— Ну…Он всегда был немного не в себе…

И не выдержав, оба расхохотались.

— Уф, — отсмеявшись, Элбан утер лоб. — Так когда мы посетим нашего невидимку?

— А что ждать? Как будто нам ехать на другой конец страны! Седлай и едем. Пришло время идти в Тринадцатый Кровавый поход!

9

В старом деревянном домике, крыша которого была покрыта мхом, весело трещали поленья. Жена Берадерса хлопотала у котелка, подвешенного над очагом, и охала, пока муж шепотом пересказывал ей события, произошедшие на Великом Споре.

— Завтра день покаяния, — громко сказал Берадерс.

Жена ничего не ответила, лишь молча кивнула.

— И мы идем на деревенскую площадь, — еще громче сказал Бер.

— Ты чего так кричишь?

Вместо ответа Берадерс сделал страшные глаза, коснулся уха и затем показал на окно.

— Думаешь, за нами следят? — Понизив голос, спросила Линетта.

— Сейчас за всеми подслушивают и на всех доносят, — зашептал Бер. — За каждый донос полагается вознаграждение. А если ты знал о преступных разговорах и не донес, то ты в равной степени преступник.

— Охох…— Линетта набрала в грудь побольше воздуха и почти закричала: — Конечно, дорогой муж! А в воскресенье поедем в храм!

Помолчав, она шепнула:

— Чувствую себя ужасно глупой.

Берадерс извиняюще развел руками. Почему-то ему вспомнилось, как он, будучи мальчишкой, влюбился до безумия в Линетту. Как ее силой отдали замуж за старого кузнеца. Как он был счастлив, когда беспрерывно пьющего тирана прирезали в таверне и он с чистой совестью взял в жены молодую вдову. Только они вдвоем знали, кто убил старика. «Знали, практически как сами себя», — мысленно усмехнулся Берадерс.

— Пойду к Аморису, приглашу его поесть.

На улице уже было темно. Бер медленно побрел в сторону дома Амориса. Вдруг вдалеке он заметил факелы. Решив посмотреть, кто это, он спрятался под забор. Стражники! Те самые, с Великого Спора. Бер похолодел. Уж не к нему ли?

Тем временем три стражника остановились у калитки Амориса. Спешившись, они зашли во двор. Берадерс, пригнувшись, последовал за ними. Осторожно заглянул в окно.

— Аморис Грандейл? — Громогласно спросил один из стражников.

— Да, — неуверенно промямлил хозяин.

— По донесению некоего лица вы обвиняетесь в оскорблении существующей власти, — громыхнул главный, и двое других, скрутив Амориса, потащили его к выходу. Пленник вяло отбивался, и тогда главный стражник с размаху опустил железный кулак ему на голову. Аморис обвис в руках похитителей и они бодро потащили его на улицу.

Берадерса там уже не было. Он напролом сквозь кусты прорывался к своему дому и шептал что-то невразумительное.

10

Гибрайд с Элбаном барабанили в дверь неприлично долго, пока она наконец не открылась. На пороге стоял сухой старик в драном халате. Увидев гостей, он заулыбался:

— Элбан! Гибрайд! Какими дорогами вас сюда занесло?

— Повелл, давай поговорим под крышей, — бестактно ляпнул Элбан.

— Конечно! Экий ты стал толстяк! — хохотал старый Повелл.

— Ну уж, чтоб тебя!

Но даже когда Повелл смеялся, его глаза оставались пусты. Заметив это, Гибрайд непроизвольно вздрогнул.

В доме, некогда бывшем одним из богатейших в Старом Урочище, царила полная разруха. Да и сам городок был символом страшащихся власти людей — улицы пусты, в тавернах нет обычных выпивох, и самое главное — давящая тишина, лишь изредка нарушаемая лаем собак.

Гибрайд уныло оглядывал мусор на полу, разбросанные свитки, пыльные кресла.

— А где все? Ты что, здесь один?

— Половина слуг заточена в Мешке Грешников, другая половина благоразумно сбежала, — печально развел руками Повелл.

— Об этом мы и пришли поговорить, — Гибрайд хотел было сесть в кресло, но потом передумал.

— Ты знаешь, где найти Багряный орден? — Элбан в отличие от Гибрайда уселся в кресло, подняв облако пыли.

— Ммм… Багряный? Тот самый?

— А их что, много? — Занервничал Элбан. — Конечно, тролль побери, Багряный! Не орден Землепашцев же нам нужен!

— Да, Повелл, Багряный орден. Орден колдунов. — Гибрайд недовольно покосился на Элбана. Тот, насупившись, замолчал.

Старик вздохнул.

— Вы думаете, он нам поможет? Известно о пяти обращениях Нируата в орден. Ни одно не было поддержано…

— Да, слышали. Но сейчас повод потревожить орден гораздо серьезнее. Вся знать уничтожена. Инакомыслящие в Мешках Грешников ждут казни…

— Понимаю… Я примерно представляю, где находился Багряный орден четыреста лет назад… Но я не уверен, что сейчас их так просто найти.

Повелл засуетился, распахивая шкафы, от которых сразу же отлетали дверцы, рылся в сундуках, выбрасывая оттуда тряпье. Наконец он извлек сложенный лист пергамента.

— Вот!

— Что это? Карта? — Привстал Элбан.

— Она самая. Карта Норринда. Сейчас я вам покажу, где они были… — Повелл начал разворачивать пергамент. Когда он закончил, оказалось, что карта размером с хорошее одеяло. Элбан переместился на пол.

— Сворачивай карту обратно, Повелл. — Гибрайд скрестил руки на груди. — Ты идешь с нами.

Повелл тупо поглядел на него.

— Я?

Одновременно с ним Элбан ткнул пальцем в драный халат:

— Он? Какой нам от него прок?

— О, прок есть и очень большой, Эл. — Гибрайд смотрел старику прямо в пустые глаза. — Мы с тобой не являемся ни членами, ни советниками Нируата. Формально мы не можем просить их о помощи. А вот Повелл — действительный и почетный его мудрец. Он и будет требовать исполнения присяги.

Повелл опустил глаза вниз, и сердце Гибрайда словно отпустила ледяная рука.

«Странно, что он не оказался одним из первых в списке жертв от Кардиналов»,— подумал Гиб. — « Наверное, никого не интересует двухсотлетний выживший из ума старик».

11

— Амориса схватили, — выдохнул Берадерс, ввалившись в дверь. Линнета в ужасе прижала ладонь ко рту.

— Туши очаг. Ложимся спать.

Едва они легли, раздался громкий стук в дверь. Похолодев, Берадерс подошел к двери.

— Кто?

— Гвардия стражей престола! Именем Барагуата — открывайте дверь!

Берадерс вытер взмокший лоб. Взялся за засов и медленно отодвинул его.

Дверь распахнулась, и в дом вломились четверо стражников.

— Нам нужна Линетта. — Громогласно объявил заросший бородой стражник.

— Линетта? Не я? — Опешил Берадерс.

— До тебя очередь еще не дошла, — осклабился стражник. Разглядев в полутьме Линетту, он ткнул в нее пальцем: — А ты давай, на выход!

— Но… но за что?

— Насколько нам известно, ты — второй ее муж. А это противоречит заветам Четырех Богов, которые запретили разврат среди детей своих. — Заученно протарабанил стражник. — Получен приказ об аресте распутницы. — С этими словами бородач подхватил Линетту под мышки и потащил к выходу.

Берадерс выскочил из дома.

— Что с ней будет дальше? Умоляю!

— Святой суд в это воскресенье. Приходи посмотреть, — оскалился второй стражник, показав гнилые зубы.

Берадерс опустился на колени и схватился за голову. Что такое Святой суд, он видел собственными глазами на Великом Споре.

12

— Это что, Стрела Рокгеша? — Спросил Гибрайд, указывая на огромный каменный столб, вершина которого и впрямь напоминала оперение стрелы.

— Именно она. Предлагаю тут заночевать, — Повелл, кряхтя, слез с лошади.

— Что? Что? Чья стрела? — Элбан, пропустивший начало разговора, явно заинтересовался столбом.

— Рокгеша. Сказку о великане Рокгеше разве не слышал?

— Мммм… Что-то не припоминаю, — протянул Элбан.

— Расскажу, как только разведем костер и приготовим чего-нибудь поесть, — улыбнулся Повелл.

— Так как мы движемся по Восточной дороге, следующий привал можно сделать у Вороньей скалы, — сказал Гибрайд. — У кого есть огниво?

Когда костер уже догорал, мясо было съедено, а вино выпито, Элбан спьяну решил, что путь нужно продолжать немедля, дабы скорее ударить по «дрянным святошам, тролль их скрути». Наконец он угомонился и заснул.

Гибрайду, который остался в дозоре, стало скучно, и он решил пройтись до Рокгешской стрелы, силуэт которой выделялся в свете полной луны.

Столб оказался в высоту метров тридцать. Гибрайд похлопал по нему ладонью. Камень как камень. Зайдя за Стрелу, он остановился, заметив недалеко от себя угольно-черную лошадь. Как она тут оказалась? Лошадь повернула голову в его сторону, и он разглядел на ее лбу рог. Глаза единорога горели красным.

«Сваранг», — прошептал Гибрайд.

**

Повелл не спал. Он сразу встал, как заметил мрачно возвращающегося Гибрайда.

— Ты чего, Гиб?

— Единорог. Черный. — Коротко бросил в ответ Гибрайд.

— Святые предки! Ты серьезно?

По взгляду Гибрайда Повелл понял, что сейчас не до шуток.

— Поворачиваем назад. Прямо сейчас. — Повелл наклонился к Элбану, намереваясь его разбудить, но Гибрайд оттащил его в сторону.

— Нет. Мы идем до конца.

— Сваранг — предвестник скорой и ужасной гибели! Ты же знаешь! Нам нужно бросить эту затею!

— Я прекрасно знаю, что предвещает Сваранг. Но разве весь этот поход не означает нашу гибель? Все, что мы затеяли? Тут и без Сваранга исход не особо хорош. Продолжим путь!

— Но это же безумие!

— Что? — неожиданно проснулся Элбан. Он был еще слегка пьян.

— Гибрайду явился Сваранг!

Элбан икнул.

— Кто?

— Сваранг, толстый глупец! Черный единорог с красными глазами!

Элбан протрезвел буквально на глазах.

— Тролль меня… Гиб… Ик…

— Да бросьте вы! — Закричал на них Гибрайд. — Тоже мне! Ладно Повелл, но от тебя то, Эл! Ты же не веришь во все эти сказки!

Элбан посмотрел на него как на самого тупого человека в Норринде.

— Ты великанов со Сварангом не путай. Это другое. Всем известно, что он существует…

Гибрайд закатил глаза и сел к углям. Ему было страшно, однако он решил этого не показывать.

— Если так, я продолжу путь один. Отдай карту, Повелл.

Элбан лишь громко вздохнул.

Повелл сунул карту в кожаную сумку, и Гибрайд заметил, что он улыбается.

 

**

Следующий привал путники сделали у Вороньей скалы. Элбан, громко хохоча, рассказывал о некой Иделле, которая умела что-то невообразимое по женской части. Гибрайд, слушавший в полуха, задумчиво смотрел в костер. Повелл вторил Элбану, визгливо хихикая.

Вдруг Гибрайд заметил нечто странное. В бликах костра Повелл отбрасывал три тени, а Элбан и он сам — одну. Гиб поднял глаза на Повелла. Тот продолжал хихикать, но глаза, глаза были словно давно умершие.

Гибрайд, слегка пихнув Элбана, указал ему на тени. Тот долго не мог понять, но вглядевшись, ахнул.

— Что за… — Элбан потянулся к мечу. Повелл, заметив их взгляды, оскалился.

— Это значит, что мы уже на месте, парни.

Две тени отделились и поплыли в сторону, где сидел Эл. Тот заметался и схватился за горло. Со всех сторон раздались крики, визги и конский топот. Перед тем, как на голову Гибрайда обрушилось что-то тяжелое, он увидел, что лицо Повелла трескается, будто бы превращаясь в иссушенную пустыню.

13

Вопреки сомнениям, толпу на Святой суд сгонять не пришлось. Одни пришли поддержать родственников, заточенных в Мешке Грешников, другие просто пришли поглазеть. В числе первых на трибуне сидел убитый горем Берадерс.

Арена, где совсем недавно должен был состояться Великий Спор, была пуста. На желтом песке в центре бурели крупные пятна, следы недавнего возвращения власти в руки жрецов.

— Почему не начинается суд? — Прошептал сосед Берадерса, оборванец с помятым от похмелья лицом. — Обычно так долго не задерживают.

Впрочем, замешательство продлилось недолго. Из-под трибун стражники начали выволакивать людей, расставляя их на колени по кругу арены. Каждому арестованному полагался один стражник. Берадерс силился разглядеть среди бедолаг Линетту — и наконец нашел. Ее волосы висели клочьями, губы были разбиты, на подоле грязно-серой мешковины засохло большое пятно крови. Взгляд ее был устремлен прямо перед собой. « Что они с тобой сделали», — прошептал Берадерс и прикусил губу, чтобы не заплакать.

— А жрецов по-прежнему нет, — пихнул локтем Берадерса неугомонный сосед.

Будто в ответ на его слова ворота распахнулись, и в них на лошадях въехали четыре жреца в длинных черных балахонах. Следом за ними показались гвардейцы престола. Они тащили за собой на веревках двух человек с мешками на головах. Пленники вяло перебирали ногами и спотыкались.

Жрецы взошли на высокий помост, который в центр арены вынесла кучка слуг. Трое уселись в золоченые кресла, Первый в середине остался стоять.

— Приветствую вас, дети Богов, — глухо сказал он из-под капюшона. — Сегодня мы здесь, чтобы увидеть, как воздастся отступникам, как будут помилованы невинные и как будут одарены те виновные, которые раскаялись и изменились. Братья, — обратился он к сидящим жрецам, — идите же и вопрошайте.

Жрецы спустились с помоста, главный же сел в кресло и замер как статуя.

Один из вопрошающих направился в угол, где помимо трех мужчин, стояла на коленях Линетта.

— Признаешься ли ты, сын Богов, в нарушении святых заветов? — Спросил жрец сквозь капюшон черноволосого крестьянина с разбитым лицом.

— Нет! — Крикнул он. — Не признаю! Я честно пахал землю…

Но жрец уже перешел к Линетте.

— Признаю,— не поднимая голову, сказала она.

— Раскаиваешься ли ты, дочь Богов, в нарушении заветов и своем распутстве?

— Раскаиваюсь, — так же безучастно ответила Линетта.

Жрец перешел к следующему.

**

— Все вопрошаемые дали свои ответы, — неслось с помоста. — Многие из детей Четверых остались во тьме и холоде, не признав свои грехи, но немало раскаялись и идут к свету. Но есть среди них те, которых мы не вопрошали, ибо вопрошать о раскаянии в предательстве и бунте есть не меньший грех, чем сами деяния. Раскаяние не спасет их от гнева Четверых. — Главный Кардинал указал на двух пленников, стоящих на коленях перед помостом. Гвардейцы сдернули с них мешки. Толпа на трибуне зашушукалась.

— Сии предатели — Гибрайд и Элбан. Да будут прокляты их имена во веки веков!

Пленники переглянулись.

— Похоже, конец, Гиб, — хрипло улыбнулся Элбан, лицо которого походило на кровавую кашу.

— Конец, Эл, — Гибрайд хотел тронуть его за плечо, забыв, что его руки связаны за спиной. — Крепко нам от них досталось, а?

— Да, будь они прокляты. Будьте вы прокляты, недоноски! — Крикнул Эл.

Толпа одобрительно загудела.

Гибрайд взглянул в небо, по которому плыли тяжелые облака. Умирать совсем не хотелось.

— Боги говорили: «Все, недостойные и достойные при жизни, получат свое после смерти». —Заговорил Первый Жрец. — За земные проступки будет наказан каждый, но после, после! Боги одарят раскаявшихся и наградят их светом!

После этих слов стражники развернулись и ушли под трибуну. Жрецы встали с кресел и воздели руки к небу. По всей арене вспыхнуло огромное ярко-фиолетовое пламя. Жрецы, сняв капюшоны, молча смотрели из центра бушующего ада на корчившихся, заживо сгорающих людей. Родственники осужденных выли и рвали на себе волосы, исступленно падая перед пламенем, но никто не мог помочь своим родным.

Берадерс спрыгнул с трибуны. После их свадьбы с Линеттой, они поклялись друг перед другом, что больше их никто не разлучит.

— И ничто! — Крикнул Берадерс и шагнул в пламя.

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 5. Оценка: 4,00 из 5)
Загрузка...