Но глаз никто не открывал

Я привычно щёлкнул пальцами, и с кончиков сорвался сноп жёлтых искр. Ко мне подлетел заварной чайник и послушно наклонившись, плеснул заварки на дно узорчатой чашки. Чуть не потерял при этом крышечку, но вовремя придержал. Молодец, быстро учится. Ещё один щелчок, и нож принялся нарезать желтовато-оранжевый бельгийский сыр.

Прекрасно. Обожаю магию. И пусть эти зануды говорят, что вздумается — всё это вздор. На свете есть много чудаков со странными теориями. Не будешь же обращать внимание на каждого.

В дверь постучали.

— Войдите! — крикнул я, принявшись самостоятельно намазывать масло на хлеб.

Хоть что-то надо делать самому.

На пороге появился Эммет Монтгомери. Товарищ посмотрел на меня, гордо расправив плечи.

— Ну ты как всегда, Феррерс! — кривая, насмешливая улыбка исказила рот. — Времени уже полдевятого, а ты сидишь тут, масло размазываешь. Поехали!

— Обождёт, — меланхолично ответил я, стараясь распределить масло идеально ровно, заполнив им все ложбинки, выровняв все бугорки, как маги обычно разравнивают лёд на катке перед ярмаркой. — Разве можно ехать на бал на пустой желудок?

— Так и садился бы заранее, а сейчас-то что?

— Заранее я был занят.

— Это чем же? — Эммет прищурился.

— Другими важными вещами. — безразлично парировал я, и жестом пригласил его присесть.

Эммет недовольно плюхнулся на стул и упёрся в стол локтями.

— А ведь тебе же и хуже, — ухмыльнулся он. — Интересно, а ты поторопишься, я тебе скажу...

Он таинственно замолк, выжидая, чтобы я стал умолять. И я оправдал его ожидания. Глупо, конечно, но у меня вдруг сердце ёкнуло. Если он о том, о чём я думаю...

— Скажешь что? — спросил я, пытаясь придать голосу небрежность, да без толку. Голосовые связки вдруг решили пошалить, и я сорвался на фальцет. Эммет беззастенчиво рассмеялся.

— Ну и зацепила тебя девка! А такая с виду невзрачная.

Я злобно глянул на него, но говорить ничего не стал. Отец с детства твердил, что нет ни капли достоинства в том, чтобы разрушать мужскую дружбу из-за женщины. И по мне он был прав.

— Так что, она уже вернулась? — уточнил я.

— А то, — Эммет расплылся в загадочной улыбке. — И я её уже видел даже. В дешёвом таком суконном платьице — всё как ты любишь.

Мне захотелось зарычать, подобно дворняге, защищающей хозяина от пьяного прохожего, но я сдержался. Мысленно повторяя слова отца «Не стоит оно того, не стоит. Над влюблёнными дураками все потешаются — они простая мишень для едких слов. Будь выше этого.» И я был. Дожевал хлеб с сыром, допил чай и, оправив ворот белоснежного жилета, поднялся со стула. Щёлкнув пальцами в очередной раз, я заставил грязную посуду сложиться стопкой, воспарить над столом и с торжественной медлительностью скрыться за дверью.

Я подхватил с кресла свой модно потрёпанный фрак и, перекинув его через руку, направился к двери.

 

***

Она стояла на верхних ступенях парадной лестницы и вглядывалась в ночь. Я заметил её сразу, когда карета ещё медленно подъезжала к помесью, скрипя и подскакивая на неровностях дороги. Глаза сразу выцепили её тёмный силуэт на фоне гостеприимно сияющих окон, словно были научены моментально выхватывать её образ из общей толпы.

Рядом медленно прохаживались под руку другие дамы, но с ней никто не разговаривал. Вежливо склоняли голову в знак приветствия, но не более.

Ладони, до этого спокойно лежавшие на коленях, непроизвольно сжались в кулаки. Мерзкие снобы! Слепцы не способные разглядеть настоящее чудо — нежный и чистый цветок, посреди зарослей крапивы и репейника.

Да, именно таковым я и воображал это общество. Стоит только появиться рядом, соприкоснуться делом или словом, как ожоги едких замечаний будут саднить ещё с неделю. А иные, подобно репейным колючкам, цепляются так, что уж и не отцепишь. Взять только эту мамашу Буршье с её выводком. За кого из своих дочерей она меня ещё не сватала? Да за всех успела! Не погнушалась даже разницей в 17 лет между мной и младшенькой. На каждом балу от неё спасу нет, хоть стреляйся.

Карета плавно остановилась и лакей открыл дверь, прерывая ход моих мыслей. Легко спрыгнув с подножки, я, забыв про друга, тут же поспешил к той единственной, что отнимала покой.

— Мисс Одли! — выкрикнул я, взбегая по лестнице, от чего она встрепенулась и с удивлением посмотрела на меня. — Не откажите мне в удовольствии танцевать с вами.

— Полонез? — растерянно уточнила она.

— Да что угодно, хоть бы и полонез. — пожал я плечами, глядя под ноги.

Заметив, что носы идеально начищенных туфель забрызгала весенняя грязь, я машинально щёлкнул пальцами. Грязь мигом исчезла и туфли снова заблестели. Улыбнувшись результату, я перевёл полный надежды взгляд на Мисс Одли.

Но на прекрасном лице промелькнула тень тёмных мыслей. Меж бровями пролегли две вертикальные морщинки.

— Лорд Феррерс, мне кажется вы не верно толкуете моё к вам отношение.

— Так будьте любезны, растолкуйте мне. — погорячился я. Ну отчего она всё время злится?

Аннетт нахмурила брови и отвела взгляд в сторону. Там невдалеке блестела освещаемая луной кромка леса, всё ещё мокрая после дождя.

— Будь по-вашему, растолкую. — внезапно темпераментно выпалила она, поворачиваясь ко мне. — Хоть раз вы слушали меня? Хоть раз вы обратили внимания на мои слова? Или моё лицо и фигура — исключительно всё, что заботит ваш ум?

Я опешил, пытаясь припомнить что такого важного могла она говорить. Что такого принципиального мог я пропустить, из-за чего стоило так злиться? Но мысли были непослушны. Они то и дело возвращались к брошенному ею «лицо и фигура». Да, тут было на что посмотреть, было за что пострадать. Вот и сейчас, нежные груди вздымаются от гневного дыхания. Смотрел бы и смотрел, целую вечность...

— Лорд Феррерс! Извольте смотреть мне в лицо, когда я с вами разговариваю.

В миг отведя глаза от прекрасного зрелища, я заглянул в полные загадочного гнева глаза.

— Ну что? Что я делаю не так? Где именно я вас не слушал, драгоценная мисс Одли? Аннетт...

— Не смейте фамильярничать. — гневно воскликнула она. — Аннетт я стану для вас разве что через мой остывший труп.

И выпалив это, она развернулась на каблуках, и вбежала в раскрытые настежь двери поместья. Секунду спустя, толпа поглотила её и я остался в растерянности и одиночестве, вдыхать холодный воздух весеннего вечера.

Чем я мог так расстроить её? И ведь всё было хорошо пока... Пока ботинки не почистил. Странно... Ей не понравилось что я отвлёкся? Но это же просто глупо!

— Что, спугнул свою пташку? — раздался сзади довольный голос Эммета.

Я лишь гневно взглянул на него, но ничего не ответил.

— Хватит гоняться за добычей, которая тебе не по зубам. — он сочувственно похлопал меня по плечу. — Да и к чему тебе эти танцы? Там Блумфилд и Дауман зовут в бридж.

Я посмотрел вдаль, куда ещё пару минут назад, смотрела Аннет, и понял, что любовалась она вовсе не луной. Подумать только, здесь под ногами чавкает размокшая земля, а там над лесом идёт самый настоящий снег! И ведь совсем недавно дождь прошёл... Удивительное чудо, да что в этом толку, когда на душе тоска. Я вдруг представил, как мы с милой Аннетт прохаживаемся по саду в сиянии лунного света, а на плечи нам ложатся пушистые снежинки. С трудом оторвав взгляд от прекрасного пейзажа, я тяжко вздохнул, и понуро поплёлся за другом.

 

***

Всё утро я ходил сам не свой. Подскочил в пять и долго мерил шагами комнату. Пытался отвлечь себя поэзией, но глаза лишь нервно бегали по строкам, не выцепляя ни слова. Даже пальцы не слушались, не желали выдавать ни единой искры, настолько выбила меня из колеи странная выходка мисс Одли.

Весь вечер танцевала она со всеми, кроме меня. Даже с ненавистным ей Кеннетом и то кружилась в вальсе. В вальсе! Он держал её хрупкую талию своими омерзительными длинными пальцами, бледными и холодными, как морские рыбины! А я остался не у дел. Слонялся из одного конца залы в другую как брошенный пёс. Отбивался от бесчисленного потомства мамаши Буршье, в надежде, что Аннетт всё же сменит гнев на милость.

Но она осталась непреклонна и даже не взглянула на меня за все несколько часов. И за что? Ну чем я это заслужил? Непонятно.

В бесплодных попытках понять основы её поведения, я присел за секретер. Там всегда думалось лучше, голова мигом освежалась и всякая проблема вдруг начинала казаться простой и решаемой в два счёта.

Так случилось и сейчас. Правая рука сама потянулись к перу, а левая — к бумаге. И я вывел на листе её имя красивым каллиграфическим почерком.

«Дорогая мисс Одли,

прошу простить меня за то, что вольно или невольно обидел вас. Я приношу свои самые искренние извинения. Позвольте мне доказать на практике серьёзность своих намерений, окажите мне честь первого танца на предстоящем балу в Хэддон Холле. Искренне ваш, Вильям Феррерс».

 

Потянулись дни томительного ожидания. Бал намечался на четырнадцатое апреля и до этого оставалось целых две недели, которые я не знал как пережить. Самые долгие две недели в моей жизни. Ответ от Аннетт я получил лишь восьмого числа и целую неделю мучился догадками. Слава Единому, она приняла моё приглашение и оставшееся время я со всей тщательностью готовился к балу, уделяя особенно много внимания построению нашей беседы.

 

***

Пышно украшенная зала встретила меня тяжёлым ароматом парфюма и спёртым воздухом набитого людьми помещения. Стоило переступить порог, как в уши тут же ударила какофония звуков, сплетённая из музыки, басистых голосов джентльменов и заливистого смеха дам. Картину дополнял звон бокалов — в Хэддон Холле праздновали рождение первенца.

И снова мой тренированный взор выхватил её из толпы при первом же беглом взгляде. Она стояла подле окна, прислонившись спиной к узорчатым обоям, теребила в руках платок, и тоскливо оглядывала комнату.

Неужели она ждёт меня? Неужели жаждет примирения столь же страстно как я? В душе расцвела приятная, тёплая надежда. И звуки и запахи сразу поменяли своё настроение. Теперь сладкие восточные ароматы казались загадочными, а не удушливыми, а звон бокалов и смех, дополняли музыку, делая её веселее и ярче.

Я пересёк зал, с трудом протискиваясь сквозь шумную толпу, чтобы подойти к моей возлюбленной и галантно протянуть ей руку.

— Мисс Одли, не откажите мне в удовольствии танцевать с вами полонез.

— Полонез вы уже пропустили. — холодно констатировала Аннетт, подавая руку. — сейчас будет вальс.

Сердце ёкнуло. Вальс. Значит я наконец-то смогу держать её за талию. Как прекрасно!

Зазвучали первые ноты Шопена и мы плавно вышли в центр залы. Сердце бешено стучало в груди, когда я прижимал к себе её тонкий стан. Первые круги не давали мне начать разговор. Слишком волнительным и долгожданным был момент. Но глядя в напряжённое лицо партнёрши, я понимал, что только разрешив былые недоразумения, я смогу сделать момент поистине волшебным.

— Я пришёл, не только чтобы танцевать с вами, — уверенно начал я заранее заготовленную речь. — И не только для того, чтобы извиниться.

Аннетт внимательно слушала, ловя каждое слово. Всем своим видом показывая, как важен для неё этот разговор.

— В первую очередь я хотел бы прояснить недопонимание, возникшее между нами двумя неделями ранее.

Она благосклонно кивнула.

— Понимаю, что расписываюсь в собственном скудоумии, но всё же вынужден спросить: отчего вы так разозлились на меня тем вечером?

Аннетт тяжело вздохнула, но всё же заметно расслабилась. Плечи слегка опустились, а взгляд стал нежнее.

— Магия. — коротко ответила она.

— А что же с ней не так? — игриво спросил я.

— Всё. Разве не слушали вы меня, когда я говорила о равновесии?

Я на мгновение сбился с ритма и наступил ей на ногу. Она поморщилась от боли, а я принялся извиняться, пытаясь снова попасть в ритм. Так вот кто это был! Теперь я вспомнил! Вот кто рассказывал мне тогда весь этот вздор о равновесии! И почему я не придал этому значения в первый раз? Был, видимо, слишком увлечён ею...

— Но, позвольте, дорогая, драгоценная моя Аннет, кто же вложил в вашу прекрасную головку эту антинаучную ересь? Любой стоящий маг ответит вам, что всё это не более, чем происки лягушатников.

Аннет резко остановилась так, что я запнулся о подол её платья. Прожигая взглядом насквозь, она прошипела:

— Вы! Вот такие как вы и угробят наш мир!

Грудь её снова начала аппетитно вздыматься и я разрывался на части, наслаждаясь пьянящим зрелищем и впадая в отчаяние от того, что снова разозлил её. Ах, как бы мне хотелось, чтобы она дышала глубоко и сбивчиво от волнения, от душевного трепета, но не от ярости, которую я постоянно в ней пробуждаю.

— Вы слепы и глупы. — продолжала Аннетт свою тираду, — Цепляетесь за привычный уклад, потакаете своей лени и даже не думайте о будущности следующих поколений! Вам бы только править да ублажать себя, а об урожаях вы подумали? Подумали о бедных крестьянах, которые лишаться пропитания по вашей милости?!

И тут я заметил, что зал затих. Не знаю в какой момент это случилось, но теперь никто не танцевал. Все смотрели на нас в изумлении, ожидая дальнейшего развития событий.

— Слепы вы все! — в отчаянии воскликнула Аннетт, срываясь на крик.

И оглядевшись вокруг, раскрасневшаяся от танца и слёз, она подобрала полы платья и выбежала из залы. Я рванулся за ней, но остановился на полпути. Толку догонять её теперь? После сказанного стало совершенно ясно — она больна этой идеей и не готова слышать никаких, даже самых веских аргументов. И утешить её мне не под силу. Сейчас она видит во мне только врага, монстра.

Неловко оглядевшись вокруг, я принёс гостям свои извинения, и неспешно покинул залу. Смысла оставаться на балу больше не было.

 

***

Наутро я проснулся с головной болью. В горле пересохло а всё тело пробивал озноб. Эх, не стоило вчера так бездумно опустошать свои запасы элитных вин. Мог бы пережить трагедию достойно. Да видать, всё же не мог.

Магическая мелодия дверного колокольчика отозвалась болью в виске. Я щёлкнул пальцами, чтобы входная дверь открылась и с трудом поднялся с кровати, засовывая ноги в домашние тапочки. Прошаркав так на первый этаж, и чуть не потеряв тапок на мраморной лестнице, я застыл, чтобы увидеть на пороге взволнованного Монтгомери.

— Ох, ну чего тебе? — простонал я, оседая на первую ступеньку.

— Ещё не слышал? — пытаясь отдышаться проговорил Эммет.

— Что я мог слышать, когда спал как убитый? — огрызнулся я.

— Бернарда Одли титула лишают — выдохнул Эммет. — Я как услышал об этом от Даумана, так к тебе и помчался.

От этой новости в голове сразу прояснилось, словно туман рассеялся. Она по-прежнему раскалывалась, и была тяжёлой, но способность соображать сразу вернулась.

— Как? Когда? Почему? — выпалил я сразу три вопроса.

— Не знаю, не знаю и не знаю. — раздражённо ответил Эммет. — Я тебе новость принёс, ты теперь сам с ней и разбирайся.

Я шумно выдохнул. В душе зародилось какое-то нехорошее предчувствие. Неспроста это. И не связано ли со вчерашним?

— Останешься позавтракать? — машинально предложил я, погружённый в собственные мысли.

— Ты часы видел, дружище? Уже обедать пора.

— Ну тогда пообедать. — поправился я.

— Нет. Меня ждут в Хэддон Холле.

При упоминании поместья я поморщился. Голову снова прострелило болью, словно в ответ на неприятные воспоминания. Я проводил друга и поспешил приготовить семейное похмельное варево. Покойный батюшка научил меня многому, но пока что, эта вещь оказалась для меня самой полезной.

 

***

Я вошёл в маленький, тускло освещённый холл. Все стены здесь были заставлены книжными полками. Дневной свет пробивался сквозь тяжёлые бархатные шторы, оттеняя помещение карминово-красным. Напрасно я опасался неловкой встречи с мисс Одли — гостиная была пуста.

Тяжёлой походкой из глубины коридора медленно вышел Лорд Бернард Одли. Запахнув плотнее бархатный халат, сшитый, казалось, из тех же штор, он протянул мне руку. Крепко сдавив пальцы, старик продемонстрировал отличную форму.

— Рад, что вы пришли Лорд Феррерс, присаживайтесь пожалуйста.

Я опустился в мягкое кресло, утонув в нём.

— Да только не знаю, чем вы смогли бы помочь мне. — неуверенно договорил старик.

— Ну для начала, мне бы хотелось прояснить суть проблемы. — деловито предложил я.

— Хммм.... — старик покряхтел, затем уселся в кресло напротив меня и задумался. — Не уверен, что вы поймёте...

— Отчего же не понять? Я вроде как вхожу в совет, не забыли? — отшутился я, стараясь вывести старика на разговор.

Он снова покряхтел и хмыкнул, после чего, словно приняв какое-то решение, уверенно посмотрел на меня.

— Моя дочь, Лорд Феррерс, довольно живописно обрисовала мне вашу позицию по вопросу равновесия.

Я заёрзал в кресле. Если в этом дело, то всё хуже, чем я думал. Так вот от кого Аннетт понабралась этого вздора. В таком случае он, конечно, прав — я мало чем смогу ему помочь, разве что переубедить бедного старика.

— Мисс Одли могла не правильно истолковать мои слова. — деликатно произнёс я в надежде, что старик всё же раскроет суть дела.

Одли улыбнулся какой-то снисходительной мудрой улыбкой. Эта улыбка задела за живое и я непроизвольно расправил плечи, как будто это сделает меня значительней в его глазах.

— Собственно и титула меня хотят лишить ровно по той же причине, — тяжело вздохнул Лорд Одли, — Никто не верит нам. Не верит или не хочет верить, — ещё более тяжкий вздох. — А иные и верят, да специально выставляют нас лгунами. И это ещё хуже.

Он посмотрел на меня так пристально, словно изучал саму душу, и продолжил:

— А между тем доказательства просты и видны каждому, кто согласится открыть глаза.

Я не успел остановить ухмылку. Слишком забавными показались мне слова старика. Интересно посмотреть, какие там у него «доказательства».

— Я задам тебе лишь один вопрос: ты действительно хочешь узнать правду? Она может тебе не понравиться.

Я подобрался и нахмурился. Старик настроен серьёзно и, похоже, мне действительно придётся во всё это влезть. Ну что ж. Была не была. Если всё это поможет мне заполучить расположение Аннетт... Мысли мои невольно вернулись к прекрасным серым глазам. Как было бы здорово избавить её от этой заразы.

— Пожалуй, я готов. — заверил я Лорда Одли.

— Что ж, тогда... — он впился руками в подлокотники кресла и с трудом поднялся. — Тогда пойдём, мне нужно кое-что показать тебе.

Мы прошли через тускло освещённый коридор к узкой винтовой лестнице. Местами раскрошившиеся от времени ступени были узкими и неудобными. Такие старые дома строили не особо умелые мастера, не способные даже просчитать высоту шага и ширину человеческой ступни. Хотя, быть может, виной тому была склонность экономить пространство. Хорошего отопления тогда ещё не изобрели.

Оказавшись наверху я ступил на узорчатый восточный ковёр и огляделся по сторонам. Освещённый светом масляных, а не магических лампад, кабинет казался каким-то призрачным. Здесь тоже повсюду были книги, но они перемежались со стеклянными колбами причудливых форм, странными механизмами и массой другого непонятного хлама.

Лорд Одли подошёл к высокому шкафчику красного дерева и, сняв с шеи маленький ключик, отпер его.

Я замер в нетерпении. Почему-то меня охватило волнение как перед свиданием. Мгновение спустя я понял, что интуиция меня не обманула.

Старик достал из шкафчика небольшой хрустальный шар и я уставился на него во все глаза.

— Окно? — изумлённо выдохнул я, подходя ближе.

— Оно самое. — подтвердил Лорд Одли с довольной улыбкой.

— Но ведь их... Их осталось всего... Штук семь, если не ошибаюсь?

— Восемь. — поправил Одли и нежно стёр с шара пыль бархатной тряпочкой. — Но не стоит нам отвлекаться. Главное то, что я хочу вам показать. Садитесь.

Я сел в старое скрипучее кресло, думая о том, как мало этот ветхий дом подходит обладателю такого сокровища. Шар тем временем начал медленно наполняться магией. Прикосновение Лорда Одли пробуждало его внутренние чары, и сквозь мутное стекло стали проявляться картины, становясь всё отчётливее.

— Я покажу тебе свидетельства, которые указывают на сдвиг равновесия.

Я улыбнулся, но Лорд Одли не смотрел на меня, и потому не заметил моего скептицизма.

— Юг Франции, Аквитания. — произнёс старик. — видишь снег?

— Вижу. — подтвердил я очевидное.

— А знаешь ли ты, сколько миль нужно проехать на юг, чтобы оказаться там?

И когда это он успел перейти на снисходительное отцовское «ты»? Я и не заметил. Немного смущённый этим обстоятельством, я как-то неуверенно ответил:

— Триста десять, кажется...

— К югу, Вильям. А сейчас середина апреля.

И тут я уловил суть сказанного.

— Какой снег на юге Франции в середине апреля? — воскликнул вслух, хотя не собирался.

Почувствовал себя неловко, прокашлялся и нахмурил брови.

— Смотри дальше. — хмуро приказал старик и картинка в шаре сменилась.

Шар показал нам Африканские пустыни, в которых лил дождь. Затем пробивающиеся сквозь брусчатку побеги молодых пальм в Чаттоне — одном из самых северных городов нашей страны, засуху в Папуа-Новой Гвинее и устрашающие жужжащие тучи из насекомых в Бельгии.

— Что это, как не свидетельство сдвига равновесия? — заключил старик, со вздохом опускаясь в кресло. — Мы слишком много использовали магию, слишком бездумно. А ведь это конечный ресурс. Ты ведь знаешь?

Я не стал отвечать. Слишком всё это было внезапно, слишком невероятно. Увиденное поразило меня и я долго не мог собраться с мыслями. Но ведь это может означать что угодно. Почему старик так уверенно винит в этом магию?

— Этот феномен открыл мой давний товарищ магистр Кеннинг. — продолжал Одли. — Он проводил так много магических исследований, что сдвиг равновесия проявился локально, обнаружив себя в радиусе ста метров от его лаборатории. С того момента, как Кеннинг нашёл в своём саду Африканских пустынных жуков, он начал глубже изучать феномен магии и через несколько лет пришёл к печальным выводам.

Если бы я обнаружил в своём саду Африканских жуков, подумал бы, наверное, что это чья-то глупая шутка. Но магистр Кеннинг, видимо, столь же впечатлительный, как и его друг Лорд Одли. Есть особый тип людей, привыкших всё драматизировать.

— И что же за выводы сделал ваш товарищ? — вежливо спросил я.

— Он пришёл к заключению, что магия не просто конечна, но в большой концентрации может нарушать законы природы. От погодных явлений, до законов физики. И если мы продолжим пользоваться магией так же бездумно, то однажды вполне сможем проснуться, обнаружив свои кровати парящими в воздухе.

Я не смог удержаться от смешка. Забавная картина.

— И что же в том опасного? — спросил я уже не особо скрывая сарказм.

— А то, что если равновесие будет нарушено, это повлечёт за собой массу непредсказуемых последствий! Снег в Аквитании и засуха в Папуа-Новой Гвинее наглядно доказывают как это может отразиться на нашей жизни. Снижение урожаев! Голод! Войны и разрушения! А потом, быть может, и нарушения законов физики, только подумайте!

— Хорошо. — начал я рассуждать вслух. Что бы ни было причиной этих странных явлений, они действительно могут стать серьёзной проблемой. — Но если то, что вы говорите правдиво, то почему мы не знаем об этом? Хотя бы члены совета должны знать! Но я один из них, а до сего дня считал эту теорию антинаучной и просто опасной для нашего общества.

Старик мрачно посмотрел на меня.

— К чему главам совета беспокоиться о таких пустяках? — печально произнёс он. — На их век всего хватит. И если кровати и будут летать, то эта неприятность случиться с их детьми, а то и внуками.

— Но это же...

— Бесчеловечно? Знаю. А что прикажешь делать? Свою голову не приставишь.

Я хотел сказать другое, но спорить не стал. Мы помолчали. Было тихо, только часы тикали где-то под потолком, да проснувшаяся после зимы муха билась в окно.

— И всё это время вы пытаетесь доказать миру правду? — наконец спросил я.

— Пытались. Мы с дочкой и пытались. — выдохнул Одли. — Жаль её, бедняжку. Я то ладно, старик, своё отжил, а она из-за всего этого рискует всю жизнь провести в одиночестве.

При этих словах грудь сдавило, словно меня накрыли тяжёлой могильной плитой. Я вспомнил её силуэт на парадной лестнице поместья Олдридж. Как она смотрела в даль, опираясь о каменные перила, одинокая и словно отрезанная от общества. Как лишняя деталь в часовом механизме, которая никуда не подходит. Но если деталь не подходит, значит что-то собрано неверно. Значит где-то не достаёт шестерёнки или в конструкцию закралась иная ошибка. Может ли так быть? Может ли оказаться фатальной ошибкой не принимать всерьёз увещевания семьи Одли? Ошибкой, которая может стоить нам жизней...

— И что же вы предлагаете? Вернуться к слугам? — спросил я не скрывая, что эта идея кажется мне просто нелепой.

— К слугам? О, нет, милейший, гораздо хуже. Вам это не понравится, — Одли лукаво улыбнулся — Я предлагаю вернуться к труду.

— Ха! — я покачал головой. — То есть вы предлагаете сейчас взять всё наше общество и лишить его магии? Заставить всех дам и джентльменов делать всё руками? Самим мыть посуду, перестилать постели, стирать бельё на морозе. Так что ли? Да и ваш магический шар как-то не вписывается в эту картину.

Одли лишь пожал плечами.

— Я сказал, что вам это не понравится.

— Это никому не понравится, Лорд Одли.

— Я знаю. И именно по этой причине совет никогда не допустит распространения этой информации. Вам ли не знать, что члены совета привыкли к магии больше всего и просто так от неё не откажутся. В конце концов без магии, они могут лишиться и власти.

Я умолк. По телу волной пробежались мурашки. Слишком логичным был последний довод.

— Я понимаю, что мы уже не сможем отказаться от магии совсем. — снова заговорил старик — однако нужно научиться грамотно распоряжаться ей. Оставить её для решения серьёзных вопросов, а для чистки туфель использовать обувную щётку. — лорд Одли лукаво прищурившись посмотрел на меня и спросил с печальной ухмылкой. — Ну что, вы всё ещё хотите протянуть мне руку помощи?

Я тяжело выдохнул. Поставить на кон свою репутацию? Стать таким же изгоем общества, как они? Просто ради женщины...

 

Пообещав подумать, я поднялся с кресла и мы спустились в гостиную.

А вот и неловкая встреча, которой я так боялся. Аннетт сидела в глубоком бархатном кресле, теребя в руках шёлковый платок. Казалось, она была чем-то взволнована. Я подошёл к ней и склонил голову в приветствии.

— Мисс Одли.

Она протянула руку, я поцеловал тонкие, холодные пальцы. Сердце сжалось от её взгляда. Она смотрела растерянно, словно не зная как сейчас относиться ко мне. Помогу я её отцу или нет? Если да — то я друг, а если нет... В её глазах застыла надежда и это смущало меня больше всего.

Я больше ничего ей не сказал. Подхватил с кресла пальто, и, перекинув его через руку, направился к двери. Всю дорогу до дома, под мерный цокот копыт, я обдумывал услышанное и увиденное. Окна не врут, это знает каждый образованный маг. С другой стороны кто сказал, что все эти феномены вызваны именно магией? И африканские жуки... Чёрт, это же могло быть просто чьей-то забавной шуткой. А даже если всё это и правда... Ну разве сможем мы что-то противопоставить совету? Что толку бросать свою жизнь в мясорубку системы? Ведь Одли в чём-то прав — на наш век хватит.

 

***

Я вошёл в тесную тусклую кухню и приготовился было щёлкнуть пальцами, чтобы зажечь огонь, но рука зависла в воздухе. Я застыл собираясь с мыслями. Невозможно. Невозможна сама мысль отказа от магии, и всё же... Завтра схожу за спичками, а сейчас обойдусь и без чая.

 


Оцените прочитанное:  12345 (Ещё не оценивался)
Загрузка...