Лес (2)

Знали все, что нельзя ходить в Лес. А если и захаживали туда украдкой, то уж точно не по ночам. Ночью большой Лес ждал своих гостей с тем, чтобы никогда их не выпустить, и горе тому, кто сунется в Лес, вместо того чтобы ограничиться Перелеском.

Смоляника и Травегор, по мнению жителей деревни, были и везучими неимоверно, и неудачливыми до слез, ведь жили они как раз на опушке Леса. Звал он их, манил, да только Смоляника сдерживала мужа, как могла, и сама искушению не поддавалась.

Хорошо жилось им под сенью Леса, вольготно. Скотина плодилась быстрее, чем у соседей, овощи на грядках росли не по дням, а по часам, а беременности у Смоляники проходили легко, и никто из деток не погибал.

Со временем, даже зов Леса стал для них привычным и не пугал так сильно, как вначале, когда они от родимых на лесную опушку сбежали, и свадьбу супротив их воли сыграли. Сроднились они с Лесом, и не пытались брать от него больше, чем он готов был дать. Стал им Лес добрым другом и покровителем.

Шло время. Забегали во дворе их дома ребятишки, расцвели девицы на выданье. И из всех десяти детей более всего дружны были Моряна и Бажен. Во все свои игры брат брал сестру, всеми своими тайнами с нею делился.

Бажен был большой мечтатель и все время что-то выдумывал, втягивая в свои игры всех, до кого дотянется, даже тех детей, чьи родители сторонились семейства с опушки Леса. С любовью встречал его проказы Травегор, и никогда не наказывал, хоть другим частенько и доставалось. И только Смоляника порой смотрела на сына печально-печально, а потом отворачивалась, словно и не было ничего.

И вот, в один особенно светлый, солнечный день, Бажен набегался с другими ребятами, забрался вместе с сестрой на особенно высокий стог сена, и начал, как за ним водилось, мечтать.

— А вот бы в Лес забраться, да и вынести оттуда сокровища! Дом большой поставим, волшебную корову мамке с папкой приведем, и перестанут люди Леса бояться! Он ведь совсем не злой, я же чувствую!

— Злой-то он не злой, — отвечала сестрица брату, поправляя пшеничную косу. — Да только он и не добрый. Платы требует Лес, за любые свои дары. А что если за корову волшебную, надо будет меня оставить? Оставишь?

— Да ты что! Ни в жизнь! — возмущенно воскликнул мальчишка, болтая босыми грязными ногами. — Но ведь с нас за житье-бытье на опушке ничего Лес не требует, а процветание дарит. Значит, не такой уж он и жадный?

— Лес стоял тут, когда прабабушка нашей прабабушки была молодой девицей, и бегала на свидания с первым женихом. И даже тогда ее прабабушка могла рассказать о том, как люди в Лесу пропадали, и никогда не возвращались. Он долго ждать может, может, просто с нас своей платы пока не дождался.

— Ты матушкины слова повторяешь, а своей головой не думаешь! — возмутился мальчонка так сильно, что щеки его покраснели, и веснушки стали незаметными.

— Потому что она правду говорит! Не надо нам в Лес, не вернемся мы оттуда!

— Тебе не надо — ты и не ходи, — буркнул Бажен, и соскочил со стога.

Тем же вечером впервые в жизни Моряна рассказала отцу о проделках брата. И впервые в жизни Травегор всыпал сыну розгами, положив того поперек лавки. Чтоб и мысли больше не было в Лес сунуться!

Обиделся мальчишка. И на сестру, что его предала, и на родителей, что ударили. Дождался он, пока все уснут, утащил с печи хлеб вчерашний, стряхнул с дальней яблони пару яблок, да и отправился в Лес, в платочек все это завернув и с собой захватив.

Лес встретил его совсем не так, как он ожидал. Зелень его светилась так, что темной ночью видно было почти как днем, звери кивали ему, проходя мимо и не причиняя вреда, а в воздухе летали диковинные ночные бабочки, чьи крылья переливались всеми оттенками зеленого и синего.

Листья деревьев сверкали, словно изумруды, а плоды так и манили съесть хоть кусочек. Но что-то сдерживало Бажена, не трогал он плодов, только шел босыми ногами по мягкой, словно шелк, траве, и все никак не мог закрыть рот, приоткрытый от восхищения.

Совсем не так описывала Лес матушка, и совсем не о том говорил батюшка, когда порол его розгой. Никто из них не ведал, как же здесь красиво!

Казалось, Лес пытается предстать перед мальчиком лучшим и прекраснейшим, чем вся его жизнь до того. Стоило ему устать, как ковер из шелковистой травы сам подхватил мальчика в свои объятия, и тот заснул самым сладким сном из всех, какие когда-либо у него были.

А во сне он увидел Волчицу, и хоть та и была зверем лесным, а говорила с ним голосом человеческим:

— Возвращайся к родным, человечий детеныш, или ты станешь волчонком и останешься здесь навсегда, не в силах увидеть ни сестер и братьев, ни отца с матерью. Постареют они и умрут, а ты так и останешься здесь, с нами, в гуще Леса.

— Не вернусь я к ним! — подскочил мальчик, топая ножками по траве. — Они меня… все равно они меня не понимают, и не любят. А Морянка вообще предательница, видеть ее не могу, вот!

— Зря ты так строг, — грустно сказала волчица. — Любят они тебя и ждут. Уберечь хотели всего лишь. Но коли сам ты не понимаешь этого, придется мне дать тебе шанс. Если найдет тебя сестрица до полнолуния — заберет обратно, и будете вы вспоминать об этом приключении до самой старости. А не найдет — станешь моим волчонком, и не будет у тебя иной судьбы, чем судьба Волка, живущего в Лесу.

Хотел было что-то ей ответить мальчик, да только очнулся он на травяной поляне, и понял, что говорить больше не может. Стоило ему издать хоть звук, вместо речи человеческой вырывался тоскливый волчий вой…

А Моряна, между тем, ворочалась на набитой сеном подстилке, и уснуть никак не могла. Чуяло беду ее сердце, и как ни боролся с ним разум, а встала девочка и побежала к кровати брата. И никого она там не нашла.

Расплакалась Моряна, хотела было матушку с батюшкой будить, да только поняла вдруг: в Лес отправился паршивец!

А раз отправился, значит, нельзя родимых будить, иначе не найдет его никто и никогда. Сама не знала девочка, откуда это все в голове, да только точно знала она: в Лес теперь надо. Следом.

Не взяв с собою ни крошки еды, ни воды родниковой, надела девочка платьице, мамой сшитое, да и побежала, сломя голову, в Лес.

Но встретил он ее совсем не так дружелюбно, как брата. Сквозь колючие ветви пришлось продираться Моряне, сквозь холод и мрак идти вперед. Если встречала она зверя — бросался он на нее, и бежать приходилось, что есть сил. Если висел на дереве фрукт, то обвивала его змея ядовитая, либо был он гнилой и пожухлый.

Скалились на Моряну звери, кидались на нее птицы, но девочка шла вперед и со слезами звала брата:

— Бажеееен! Бажееен! — кричала она горько, но никто не отзывался на ее крик.

Долго скиталась девочка по Лесу, и бесконечная Ночь все тянулась, поглощая ее слезы и боль, долго били и хлестали ее ветки по ногам.

Казалось, раньше она погибнет от голода и холода, чем найдет брата. Казалось, должен ее сожрать волк или медведь, или собственный страх.

Но не хотела Моряна оставлять любимого непутевого братца. Она шла вперед, несмотря на ветки. Она петляла от волков и медведей, не трогала ядовитых змей и не касалась фруктов, только слезы размазывала по щекам и шла, несмотря на все усилия Леса.

И порой встречались ей звери, что ее не трогали, только с тоской смотрели вслед человеческими глазами.

Иногда она видела зверей, что плакали совсем как люди. Иногда ее защищали одни волки от других, хоть и не видела она в них различий.

А иногда бросалась на девочку целая злая стая, и приходилось ей бежать во весь опор, да так, что грудь горела огнем, а сил плакать просто не было.

Говорили с ней Лисы человечьими голосами, и просили остановиться, прилечь на траву, и не думать про непутевого братца.

И вторили им Совы, повторяя:

— Мертв твой братец, волки его съели, назад беги, глупая!

Но не верила им Моряна и упорно шла, не слушая ни Лис и Сов, и не пугаясь Волков и Медведей. Верила девочка лишь в то, что спасать надо брата, хочет он того или нет.

Наконец, увидела девочка чудного волка, похожего на обросшего мехом человека. Смотрел он на нее через лесную чащу с такой тоской и грустью, что мигом поняла Моряна: вот он, брат ее. И бросилась ему навстречу, хоть ветки и хлестали нежную кожу, а звери рычали и рвали платье.

И может успела бы девочка забрать брата из Лесу, только коснулся недоволчонка лунный луч, и превратился он в большого волка прямо у Моряны на глазах. Расплакалась она пуще прежнего, рванулась к нему, но зло зарычал на нее новоявленный Волк.

А потом она моргнула, и оказалась на опушке Леса, в платье целом, как будто и не было ничего. А что Бажен? Сгинул Бажен. Не вернулся. Как того и хотел.

И только Смоляника стала веселее и спокойнее, и без тоски теперь смотрела на остальных своих детей. Лес взял свою плату.

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 19. Оценка: 4,63 из 5)
Загрузка...