Мягкий пульсирующий сгусток золота парил в пустоте, вжимаясь в неё амёбообразными псевдоподиями. Рядом, заточённые в невидимых эфирных пузырях, плескались его «собратья»: расплавы титана, молибдена и хрома. В ковше, выточенном из древнего нефрита эпохи Первого Шарда и укреплённом сетью нитей-аэров, вскипала смесь металлов с отдалённых шахт смертельно опасных Рифов. Отчасти похожая на магму, жидкость внутри своих глубин скрывала сложную изменчивую структуру.

В случайных местах вдруг возникали центры притяжения, сгустки, мгновенно превращающие пространство вокруг себя в пористый конгломерат. Также внезапно они теряли стабильность и расплавлялись, заполняя пустоты шипящей пеной.

Острый глаз мага-кузнеца мог проложить дорогу в глубины изменчивой каверны структур. Там, в своём собственном мирке нити, подобные аксонам, тянулись бочковидными присосками к энергетическим кратерам, врастая в них серпами фламма-каналов. Присоски методично расширялись и сокращались, заглатывая и высасывая энергию вторичных и третичных земных элементов – металлов. Ещё глубже, там, где кратер размером в сотую часть песчинки показался бы целым миром, первичная материя земли в столкновениях пылевых облаков рождала новые туманности. И здесь проявлялась истинная природа таланта кузнеца. Контролировать немыслимые, неподдающиеся описанию и классификации облака первичных частиц, предвидеть и предчувствовать результат их взаимной диффузии, ощущать не связи – но желание, тягу к связям внутри них, комбинировать и присутствовать сознанием на всех уровнях металла от низшего к высшему – вот в чём состояло мастерство. Вот где решалось: имеет ли право зваться магом-кузнецом.

На подставке ждала своего часа изложница в форме заготовки для клинка. Дно покрывали бугорки и объёмные руны, настолько рельефные, что, казалось, они проступят сквозь заготовку полностью, когда металл будет вылит.

Над ковшом склонился высокий эльф, обнажённый по пояс. В его глазах, пристально всматривающихся в расплав, танцевали огни. От веерообразного поля кристаллов за спиной к рукам тянулись нити силы. Над кристаллами, из разломов в воздухе вылетали плазмоиды и впитывались в формацию, окружающую пространство вокруг ковша.

Свидетель – если бы в пустынной кузне кто-то был, кроме эльфа - даже невооружённым глазом разглядел бы, что основная часть энергии защитной формации сосредоточена на чёрном камне природной формы, служащем основанием для ковша. Именно оттуда, из камня, исходил невидимый жар, который только и мог заставить расплавиться и смешаться непримиримые друг к другу компоненты. Вырвись он на свободу – и одинокая скала с устроенной на её верхушке кузней, и другие скалы на десятки миль вокруг сгорели бы, как сухая хвоя в костре.

Решётка потрескивала и гудела, впитывая всё новые порции астральной плазмы, влетающей в неё подобно фиолетовым, ощетинившимся иглами комочкам. Эльф молчал, вслушиваясь в шёпот расплава, угадывая изменение конформации. Слева и справа на уровне глаз, на обведённых светлой каймой невидимых экранах вспыхивали ряды рун и цифр, линии-волны сплетались, подсказывая параметры и изменение процесса.

Но сплав требовал истинного мастерства – предчувствия, решительности и удачи. И они пришли! Эльф ощутил эйфорию, азарт творения – когда огромное количество сил и фрагментов, подчиняясь твоей воле, складывается в нечто удивительное! Сгустки металлов, повинуясь движению руки, влились в расплав. Первоосновы земли сошлись в огненной битве, ожидая своего полководца. Оставалось породить в них новые сигма-связи, выстроить барьеры энтропии, переплести векторы схождения частиц магии и материи. Согласно древнему искусству, это могли сделать только руки мастера.

В груди зародился трепет, словно нечто великое и страшное требовало свершения. Эльф одновременно мечтал отдаться этому чувству и пытался не дать ему полностью овладеть собой. Он открыл все каналы сил, тянущихся от кристаллов, и погрузил руки в магму. Тягучий огонь принял их в себя, сжал плотно, лишил свободы движения. Нервные окончания запульсировали, пробуждая астральные органы чувств. Истинное творение началось!

Кончики пальцев дотрагивались до комков, активируя, расширяя, заполняя. Структура преображалась, металл светлел, искрился, наливался глубоким блеском. Взгляд эльфа впивался в сияние расплава, магические чувства передавали ощущения, неподвластные для описаний. Всё вырастало в борьбу, в результате которой мастер должен был стать повелителем огненной субстанции.

Он не знал, в какой момент времени что-то пошло не так. Ослабление структуры защитных кристаллов или непрогнозируемо яростное сопротивление одного из компонентов, нестабильность изомерного ядра или случайно возникший центр притяжения более высокого порядка. Так или иначе. Защитные слои вокруг кистей разлетелись искрами света, и руки охватил огонь.

Боль пробила всё естество на всех уровнях. На секунду он потерял контроль, и лишь тренированная воля продолжила таинственный танец сил, используя вытянутые чернёющие костяшки.

Он не мог кричать. Лишние звуки повлияли бы на чистоту сплава. Его руки – кожа, плоть, кости – не имели значения. Всего лишь грубая материя. Но крик – носитель силы – свёл бы на нет все старания. Ноги стали продолжением пола, закаменев от напряжения. Из горла вверх пошла желчь. В глаза словно вкололи тысячи игл. Спина и позвоночник, подобно жидкому маслу, отказывались держать тело. Рассыпающимися в пепел фалангами пальцев он создавал и сплетал векторы, рисовал орбиты феа-ионов, боролся с неподатливой структурой и с болью, невероятной болью…

И на излёте воли он понял, что победил. Металл принял его волю и покорился ему. Обгоревшими кровоточащими остатками рук эльф перевернул ковш, и в изложницу хлынул текучий, наполненный силой сплав.

***

Звонкий каменный треск прервал видение. Оно тревожило Ирлита – иногда, чаще зимой. Из чаши по наклонному витиеватому жёлобу выкатился новый кругляш и упал на плиту с особым трескучим звоном. Часы – старые даже по меркам Ирлита. Даже по меркам всей эльфийской ветви мира Якин. Часы, помнящие Первый Шард во всей его силе.

Эльф приподнялся и потянулся правой рукой к стойке. Там, в древесных изолирующих фиксаторах покоились два артефакта, зеркально повторяющих друг друга. Игрушки из серебра, трубчатые сплетения паутины и лунного света; дельты рек, затвердевшие в суставчатый монолит; чеканные, усиленные руническими вкраплениями и доведённые плавностью изгибов до механического совершенства. Протезы.

Правая культя вошла до внутреннего упора, фиксаторы защёлкнулись на предплечье. Астральные проекции пальцев влились в структуры на металле и далее по меридианам распространились в стороны, оживляя протез. Пальцы согнулись бесшумно, сжавшись в кулак. Затем осторожно взяли второй протез и надели на левую культю. Это был ритуал, объяснение которому Ирлит отказался придумывать: сначала правый, и только затем, пальцами – пусть и механическими, левый.

Раньше он ещё долго смотрел на свои новые руки, но постепенно этот утренний ступор сходил на нет. Ирлит быстро закончил сбор и проследовал в атриум-портал. Разломы пространства в виде арок вели к нескольким важным точкам. Сегодня предстояли встречи с учениками, а в полдень его ждал Ильмин. «Старый друг, - подумалось эльфу, и в груди, в непроглядной тьме что-то слабо ворохнулось. – Он бывал внимателен к моим слабостям. Его шутки порой разгоняли меланхолию, подобную той, что накатила сегодня ночью вместе с видением. Сегодня сильнее, чем обычно».

В полдень Ирлит появился в большом квадратном зале, заставленном предметами с буквально маниакальной одержимостью. Здесь лежало, висело, накренялось и съезжало, пылилось, бормотало заклинания, шелестело страницами, мерцало, осыпалось и пролезало сквозь измерения невообразимое количество непонятно чего всех размеров, форм и расцветок. Где-то в недрах этой «разбойничьей пещеры» взмахивал руками эльф в пёстром колпаке звездочёта и халате в пару к колпаку.

Ирлит с улыбкой склонил голову и издал тихий возглас, наполненный, тем не менее, глубокой силой и мелодичностью. Простой набор звуков на письме ничем бы не смог передать эльфийское приветствие. Большинство авторов сходилось на переводе: «Эльф приветствует эльфа». Разумеется, это была упрощённая форма. Само слово «эльф» звучало на эльфийском более весомо, чем даже имена Владык. Оно оставалось одним из краеугольных камней всей расы.

Ильмин ответил, чуть более громко, с добавлением собственных обертонов.

- Рад встрече, - продолжил Ильмин, переходя на всеобщий. Эльфийский язык – тем более, истинный эльфийский, на котором звучало приветствие – оставался для важных ритуалов и праздников.

- Мир меняется.

- Сегодня снег в горах, - заметил Ирлит, осматривая кашпо с алыми щупальцами, беспорядочно шарящими вокруг себя.

- Умх, - совсем не по-эльфийски хмыкнул Ильмин. Затем ленивым жестом раскрыл в воздухе ряд упорядоченных светлых рун.

- Что это? – с интересом спросил Ирлит.

- Да так, стихи одного из моих учеников. Из людей.

- Ты всё ещё тратишь время на перевод их бедных потуг?

- Ну, не будь столь суров, - эльф провернулся вокруг своей оси, широкие рукава порхнули, как крылья. – Слов так мало. Но… бывают среди них…

- Какой низкий приём, - перебил Ирлит, - втянуть меня в спор, у кого больше таланта: у поэтов или у кузнецов.

- Не знаю, не знаю, может – прочтёшь?

Ирлит хмыкнул, подражая своему другу, и пристальней взглянул на текст. Запись стихов с помощью алфавита – будь то даже древние руны – груба, здесь требуется особая магия, шифрующая текст в магическое полотно. Ирлит что-то пропел, пытаясь уловить ритм.

- Мгновение… мгновение… это… что такое?

«

…

И в взвар литой

Струил рубиновой рекой.

 

Он молот над собой вознёс,

Подобный сердцу диких звёзд…»

 

Это…

- Это то самое, - широко улыбнулся Ильмин. – Я дал задание своим ученикам: написать балладу о твоём кинжале.

Ирлит перевёл взгляд ниже.

- Ты… заинтересовал меня. «В взвар» - звучит коряво на всеобщем. Они научились примериваться к истинной стихотворной форме?

- Я их учу, - с некоторой гордостью ответил эльф-поэт.

- Так, а здесь…

«…Сплетая гексен древних сил,

Он руки в магму опустил…»

Это они откуда взяли?! Гексен не используется…

- Да знаю я, - примирительно поднял руки Ильмин. – Знаю, брат. Поэзия, метафора.

- А кашу они у тебя сапогами едят? – несколько ворчливо заметил эльф-кузнец. – И чем заканчивается?

- Руки остались целы.

- Ну, разумеется. Чушь какая…

- Они хотят увековечить твой подвиг.

– Как это похоже на людей: вместо того, чтобы попытаться увековечить самих себя, они увековечивают память о других. Какая наивность…

- Если хочешь, исправь или добавь что-то от себя – я оставлю стихи здесь, в зале.

***

Ирлит глубоко вздохнул. Встречи позади, но предстояло ещё одно, самое важное дело. Старый друг пробудил в нём дремавшую уверенность. Сегодня он решится на ещё одну попытку.

Мастер не может полноценно существовать без рук. Всё, что выходит – жалкие подобия былых шедевров. Он не мог отступить тогда – и не может сдаться теперь. Он преодолеет, преодолеет силы, запечатавшие плоть. Эльфы – величайшая раса. Эльфы стояли у истоков Хаоса, а вовсе не дракониды или кто бы то ни было ещё.

Решительно эльф-кузнец шагнул в портал. Комната, где он очутился, была, скорее, противоположностью кузнице, чем сестрой. Удобное ложе, приятное для ног покрытие пола, тёплый воздух с лёгким ароматом бодрящих трав, приглушённый свет ламп, окна в сад – вовсе не на голой скале, а в укромной долине.

Разве что группа кристаллов, выращенных в строгом порядке, роднила их. Ирлит активировал с ними связь лёгким усилием воли. Напряжение истечения маны начало повышаться. Эльф снял протезы – первым левый, затем правый, упрочив в фиксаторах – и возложил культи рук на пьедестал.

Активировались инфо-окна, но он уже знал последовательность наизусть. Позади были пробы и ошибки. Десятки, сотни… Он прилежно вёл записи, но перестал считать сами попытки. Всё это превратилось в одно большое противостояние.

Каналы силы раскрылись, плоть на концах культей лопнула, кровь наполнила воздушные формы. Вытянулись астральные проекции, формируя каркас скелета. Вернее было бы сказать – массив-прародитель. Вырастить руки – задание для начинающих магов. Но гениальный сплав наложил печати бедствия на него, прижёг и заблокировал так, что пробиться стало невозможно.

Перед постаментом огромный многомерный куб проецировал в мельчайших подробностях всё происходящее в массиве. Тончайшие нити и материя заполняли предназначенные для них объёмы согласно группам тензоров. Но наравне, подавляя и уничтожая, распространялись сгустки чернильной тьмы – войды. Одно из самых страшных явлений магии Хаоса – пустота и не-пустота одновременно. Сила отдаления, как назвал их когда-то один из величайших магов древности.

Сплав, порождённый артефактами Рифов, создал печати, содержащие активаторы войдов. И с ними боролся эльф-кузнец, отдавая все силы. Он заживо восстанавливал руки, и боль от такого созидания превосходила боль от уничтожения. Поиск решения невозможен без кровоточащей агонии. Он терпел, пытаясь сохранить ясность мыслей, сосредоточиться на противостоянии. Войды разъедали вновь созданную ткань, структура дестабилизировалась и распадалась. Вновь и вновь. Свет проникал в тьму, но это не была тьма в правильном понимании. Это был Хаос.

Ирлит издал звериный вопль-рык, говорящий о том, что и на этот раз он проиграл. Обливаясь холодным потом, он развернулся и окунул разодранные культи в прохладную заживляющую жидкость. Затем обессилено рухнул на постель…

Когда ночь высветила туманности Хаоса в небе, Ирлит очнулся. Обычно, после очередной попытки он не мог спокойно заснуть и долго бродил по собственным владениям или окрестностям эльфийского города, словно тень.

Пройдясь вдоль колоннады в саду, он неожиданно подошёл к одной из арок и переместился в общий зал стихосложения. Здесь Ирлит раскрыл стихи, которые читал днём и медленно начал напевать их, двигая правой рукой, словно ударяя молотом по заготовке.

Он прочёл их несколько десятков раз, затем остановился и помолчал.

- Сожжённые руки делают меня похожим на человека, - вдруг промолвил эльф в тишине. – Лишают совершенства.

«Я бы изменил в этих стихах кое-что».

Голос – холодный, звенящий, слышимый только Ирлитом.

Эльф с лёгким удивлением взглянул на ножны у бедра: там находился его постоянный спутник – кинжал, выкованный из прекрасного металла. Тот самый.

- Только не говори мне, что Ильмин взял в ученики и тебя.

«Вот здесь, - продолжил кинжал, -

…

Затем бестрепетно она,

Волшебной волею полна,

Воздела руки и в расплав,

Барьеры Хаоса поправ,

Их опустила…»

- Кто - «она»? – сузив глаза, спросил Ирлит.

«Я полагаю, ваша дочь, Иния. Ведь она часто помогает вам».

- Да, так вышло бы поэтичнее, - согласно кивнул эльф. – Или тебе бы хотелось, чтобы в тебя плавились не мои грубые пальцы кузнеца, а её нежные пальчики?

«Да, лучше бы это были её руки».

Эльф застыл. Где-то во тьме и холоде его груди шевельнулась тёплая волна.

«Пожалуй, я запомню эту историю именно так. Если когда-нибудь доведётся её рассказывать».

Ирлит подошёл к арочному проёму, за которым открывался вид на огоньки эльфийских крепостей и ночное небо, полное туманностей.

- Это увечье… Я стал таким похожим на людей. Иногда мне так хочется… дотронуться до тебя своими пальцами.

Лишь ночь слышала эти негромкие слова…