1

 

Офлуман, волшебник черных пауков, отдал за гиппо-кентавра всего восемь золотых монет. Купленное существо имело мясистое туловище гиппопотама, но голову и грудь молодого мужчины, почти что юноши.

- Не пожалеете, - сказал бывший владелец кентавра, - это весьма чистоплотный, любящий и послушный паренек.

- Послушный? – переспросил Офлуман. – Это хорошо. Непослушание у меня строго наказывается. Думаю, он это скоро узнает.

- Еще не холощеный, - продолжал бывший владелец, - хотя пора бы уже. Парень умный и хорошо обучается. Ест все. Вот, посмотрите на его зубы. Такими он даже лосиные кости разгрызает.

Гиппо-кентавр имел струящиеся белые волосы, собранные сзади в пучок, и широкие, нервные ноздри. Золотистые брови светлели на загорелом лице. Рябь мускулов перебегала под тонкой кожей его спины. Его клыки, торчавшие из-под верхней губы, словно маленькие бивни, выглядели опасным оружием.

Офлуман погладил мохнатого паука, сидевшего на его плече, затем поправил шерстяную попону на спине кентавра, достаточно широкой, чтобы везти трех или четырех человек или другую поклажу. Гиппо-кентавр мило улыбнулся, заморгал длинными ресницами.

- Не мое, конечно, дело, но хочу предупредить, - сказал бывший хозяин. – Никто из тех, кто поехал в трясину Чахли искать геометрического ангела, так и не вернулся. Не нравится мне это, совсем не нравится: столько людей едут по дороге мимо моего дома, но никто не возвращается назад.

Офлуман презрительно улыбнулся.

- Послушай, придорожный житель. Мне помощь не нужна. И предупреждать меня тоже не нужно ни о чем. А когда мне понадобится твой совет, я тебя спрошу.

- Ага, точно. Все они говорили так.

- Кто такие "они"?

- Те, у кого был дар, как и у тебя. Гордые люди, что слышали только себя самих, с тем же огнем в глазах, что у тебя: ярким, как горящий магний. А знаешь, почему никто из них не вернулся? Потому что геометрический ангел беспощаден.

Офлуман нахмурился.

- Ладно, придорожный человек. Я услышал тебя. Я об этом подумаю.

- Точно, все они так говорили, - добавил гиппо-кентавр, обдав Офлумана целым облаком теплого, квасного выдоха.

Волшебник повернулся к нему.

- А что ты можешь об этом знать, существо?

- Некоторые из тех, что направлялись в трясину Чахли, хотели меня купить, когда я еще теленком был, - сказал гиппо-кентавр. – Но купили моих братьев и сестер. А потом я никогда больше не видел ни братьев, ни сестер.

На третий день пути через болота и сырые луга, поросшие камышом, где кентавру частенько приходилось переплывать ямы стоячей черной воды или переходить вброд ручьи, Офлуман увидел зазубренные скалы, тянущиеся к небу, и вскоре он заметил первую пирамиду. Это был геометрически безупречный монолит около ста метров высотой, усеянный кучками мучительно искореженных, низких сосен. Он приказал гиппо-кентавру остановиться у горячего источника. Снял плащ и ненадолго погрузился в озерце минеральной воды, пахнущей солью и серой. Было так приятно сбросить тяжелую одежду после стольких дней пути.

Он был крупным, слегка грузным, человеком, с телом борца, настолько широким в плечах, что ноги его казались короткими. Паук все еще сидел на его оголенном плече.

- Что ты думаешь об этой пирамиде? – спросил Офлуман кентавра.

- Она выглядит сразу и невинной и страшной, - ответил кентавр. Он вышел из воды, хлюпая, оставляя глубокие четырехпальцевые следы на влажном песке, и принялся разводить огонь. – Честно, не знаю почему, но как-то страшноватенько здесь. А безопасно ли будет, если мы остановимся здесь на ночь?

- Разумеется, нет, - ответил Офлуман. – Никто не в безопасности в этом безбожном мире.

- Да, да, - кивнул гиппо-кентавр. – Немногие сейчас носят Бога в своих сердцах.

- Нет, существо. Я имел ввиду другое. Тебе стоит узнать, что бог этого мира уже давно умер, и теперь кто-то другой должен занять пустующий небесный трон. Собственно говоря, как раз поэтому мы и направляемся в трясину Чахли.

Гиппо-кентавр уставился на него в замешательстве.

- Вы говорите серьезно, хозяин? Бог бесконечен. Как может бесконечность умереть?

- Только Высочайший Разум Вселенной бесконечен, - сказал Офлуман. – Но местные боги – они смертны, хотя и не так, как ты и я.

- Но есть ли кто-нибудь, кто смог бы стать богом? Кто этот сильнейший из великих?

- Величайший волшебник из всех, конечно! Работа бога в том ведь и состоит, чтобы творить чудеса, то есть волшебство. Взгляни вон туда.

Офлуман указал на большую скалу, торчавшую неподалеку, затем, собрав свой ум и волю в пылающую точку, он заставил скалу треснуть на десяток мшистых валунов, каждый размером со слона. В следующую минуту он стер валуны в пыль, а пыль превратил тончайшую пудру из кремния.

- Я величайший из гениев, - сказал он. – Я имею силу. А также храбрость, чтобы эту силу применить. Я имею дар!

- О, боже мой! – прошептал гиппо-кентавр с расширенными от страха глазами.

Офлуман ощутил, как довольная улыбка кривит его губы. Да, ему нравилось быть страшным.

- Однажды ты будешь рассказывать каждому встречному о том времени, когда ты имел радость и честь служить мне, - сказал он кентавру.

На следующий день они увидели три одинаковые пирамиды, стоявшие в ряд, окруженные мертвым лесом, который пел под западным ветром. А еще день спустя они увидели десять: пирамиды стояли на краю пропасти, которая была так глубока и темна, что казалась бездонной. Офлуман ощутил, что спина гиппо-кентавра задрожала, когда они остановились у тонкой дорожки, вьющейся вниз.

- Нет, не пойду туда, - сказал гиппо-кентавр и шагнул назад, глядя на тропинку, почти смытую дождями.

- Пойдешь.

- Никогда в жизни, - сказал кентавр с непоколебимой уверенностью, которая сразу же заставил кровь Офлумана вскипеть.

Он изо всех сил ударил кентавра в затылок. Когда кентавр повернул голову к нему, Офлуман врезал ему, не разбирая, прямо в лицо, и бровь кентавра взорвалась, разлетаясь брызгами.

Существо оскалило огромные зубы и зарычало.

Офлуман стал душить его, одной лишь силой мысли, даже не прикасаясь к его шее.

Губы кентавра глотали воздух и, возможно, пытались что-то сказать, но вскоре стали синеть. Свет жизни покидал его глаза. Мясистые колени подогнулись.

- Видишь, что бывает, когда ты ослушался волшебника? – спросил Офлуман наконец и дал кентавру глотнуть воздуха. – Я не терплю непослушания. Ни малейшего! Только так можно добиться великих целей. Ясно? Нужно выхолостить тебя как можно скорее. А теперь вставай и иди вниз по этой тропинке.

Несколько дней спустя они достигли трясины Чахли. Это была громадная долина, настолько тихая, что Офлуман приказал кентавру стоять неподвижно: он с удивлением слушал просторную тишину, которая почти ревела в его ушах. Тысячи одинаковых пирамид простирались ровными радами у его ног. Возможно, десятки тысяч. Крутой, изрезанный склон горы Хураммед, посеребренный сверху вечными снегами, почти заслонил весь свет дня, и только последний янтарный клин солнечного света медленно перешагивал вершины пирамид, лежавшие в туманной дали, как шипастая кожа дракона.

Так много! – подумал Офлуман. – Боже мой, как их много!

Затем он поправил себя в своих мыслях, потому что бога больше не было в этом мире.

Он спешился. Ясно слыша собственное дыхание и каждый удар пульса, он приблизился к овальному валуну, форма которого была настолько геометрически безупречна, что тот никак не мог бы быть просто предметом природы. Он упал на колени и услышал, как копыта гиппо-кентавра застучали по каменистому грунту, поспешно удаляясь.

Овальный камень вздрогнул и слегка отодвинулся.

- Что ты хочешь от меня? – спросил камень строгим мужским голосом.

- Ты геометрический ангел, беспощадный повелитель трясины Чахли, не так ли?

Напряженная тишина долго дрожала в его ушах.

- Да.

- Наконец-то я нашел тебя!

- Поднимись с колен, незнакомец. Мне не нужны рабы. Мне нужны друзья, - сказал камень.

- О, я стану твоим другом! Я стану твоим вечным лучшим другом, если ты расскажешь мне, как стать богом. Если научишь меня.

- Научить тебя? У тебя разве есть дар?

- Еще какой!

Камень изменил форму и стал прозрачным восьмигранником.

- Ты уверен?

Офлуман поднялся с колен и прикоснулся к восьмиграннику. Поверхность была неожиданно мягкой и пульсирующей под его пальцами.

- Позволь мне объяснить тебе кое-что, ангел, - сказал он. – Объяснить некоторые довольно очевидные вещи. После пятнадцати лет поисков, я же нашел тебя, правда? Как бы я это сделал, если б не обладал даром?

- Возможно, ты услышал какие-нибудь старые легенды, которые люди пересказывают за столом, напившись вина.

- Да плевать мне на старые легенды! Я слушал твой зов с того самого момента, как родился на свет!

- Мой зов? Ты меня удивляешь, незнакомец. Я никогда не знал о твоем существовании, - сказал восьмигранник и превратился в сияющую желтую сферу. Сфера была такой яркой, что Офлуман ощутил слезы на глазах. – Я даже не знаю, кто ты такой.

- Я Офлуман. Люди называют меня волшебником черных пауков. Я силен и знаменит. Даже короли и императоры боятся меня. Я один могу побеждать целые армии.

- Отлично, волшебник черных пауков, отлично. Спасибо, конечно, что пришел, но я не стану тебя учить.

Офлуман чувствовал медленное тление гнева в груди. Он знал, что гнев был самым опасным зверем в его внутренних джунглях, поэтому приказал себе успокоиться. Посчитал до десяти. Посчитал еще раз. Не так уж и помогло.

- Я просто хочу, чтобы ты понял меня, ангел. Мне нужна твоя помощь. Я никуда без нее не уйду.

Четыре конечности выдвинулись из сияющей желтой сферы. Одна из них держала большую бронзовую монету. Очень старую монету.

- Если хочешь, чтобы я учил тебя, волшебник, - сказал геометрический ангел, - ты сперва должен ответить на три моих вопроса.

- Отлично! Я слушаю.

- Вопрос первый: что ты умеешь делать?

Сгустив силу мысли, Офлуман направил ее на лежащие вокруг валуны. Когда два десятка камней взлетели в воздух, он стал жонглировать ими, подбрасывая и подхватывая их у самой земли. Затем он дал камням упасть и снова посмотрел на геометрического ангела.

- Сомневаясь, что даже ты смог бы сделать что-нибудь настолько же сложное, - сказал он с гордостью.

- Да, фокусы у тебя неплохо выходят, - сказал ангел. – А как насчет серьезных вещей?

- Я умею видеть сквозь стены. Умею заставить человека подчиниться. Силой или обманом. Взгляни на моего кентавра. Он стоит не меньше восьмидесяти золотых оро, но я заплатил за него хозяину только восемь. Тот лопух так не понял, что его провели.

- Не так уж это и сложно, - сказал ангел. - Я видел волшебников посильнее, чем ты. Один из них мог соединить любые две вещи, живые или мертвые, и даже мертвое с живым. По моей просьбе он создал немало непритязательных существ. Первых гиппо-кентавров, людей с головами псов, змееголовых женщин.

Офлуман подозвал гиппо-кентавра кивком пальца. Испуганное существо приблизилось, не поднимая головы.

Волшебник начертал в воздухе магический знак, и гиппо-кентавр разделился на две части. Меньшая превратилась в голого мужчину невысокого роста, большая же стала крупным бегемотом-самцом. Мужчина заорал и стал убегать, но громадный зверь без труда догнал его, открыл пасть, схватил за ноги, подбросил в воздух и проглотил его до пояса. В следующий миг гиппо-кентавр снова стал целым.

- Да, это впечатляет, - сказал геометрический ангел. – Что-нибудь еще?

- Я могу отдавать приказы демонам.

- О, правда? Кому из них?

- Принцессе пауков.

- А, вот как! Это она? – тонкая конечность ангела указала на паука, сидящего на плече Офлумана.

- Да.

- Тогда это многое объясняет. На самом деле я не могу сказать…

- Спасибо тебе, ангел.

- Ты благодаришь меня? За что?

- За твой первый вопрос. Я готов услышать второй.

- Ты услышишь его, когда будешь готов. Через год или два. Может быть, и через десяток лет. Нам спешить некуда.

- Значит так, ангел: я буду готов завтра утром, - сказал Офлуман.

Вечером он приказал принцессе пауков явиться. Она приняла форму человека, превратившись из паука в девушку. Она стояла перед ним, большеглазая, тонкая и быстрая, словно черная молния, опустошительно прекрасная, но покрытая с головы до ног шелковистой черной шерстью. Шерсть была густой, но настолько короткой, что муаровый рисунок переливался на тонких плечах.

- Построй мне дом, где я мог бы жить! - приказал ей Офлуман.

Принцесса пауков вызвала пауков-мастеров. Те позвали мириады мелких пауков, которые укрыли землю движущимся, кипящим ковром. Они начали строить дом из древесных щепок, мелких камешков, травы и грязи, соединяя все это нитями паутины. Около полуночи они закончили стены и вылоложили камышовую крышу. Офлуман раздвинул паутину, прикрывавшую дверь, вошел и прошел по мягкому, пружинистому полу до средины комнаты. Принцесса пауков следовала за ним и несла в руке фонарь.

- Что это? – спросил ее Офлуман. – Зачем поставили здесь этот сундук?

Она поедала его обожающим взглядом.

- Чтобы ты держал в нем свои вещи, любимый. Люди любят порядок.

- У меня не так уж много вещей и я ненавижу держать их в порядке. А это что?

- Кастрюльки, чтобы готовить еду. Тарелки и глиняные миски. На каждой уникальные рисунки. Я рисовала сама. Надеюсь, тебе понравится. Они создают уют и домашний дух.

Офлуман взял в руку миску, разрисованную розами и улыбающимися котятами.

- Мне не нужен домашний дух, пока я здесь. И я не буду готовить. Я буду есть фрукты, мед и травы. Я буду жарить мясо на огне.

Он сбросил все со стола, и миски с котятами разлетелись на куски.

- Прикажи своим паукам убрать черепки, - сказал он. – А это что такое?

- Мягкая постель.

- Она слишком большая для меня.

- Мы будем спать в ней вместе, любимый.

- О чем ты только говоришь, глупая? – сказал он. – Ты же знаешь, что этого не будет никогда. Никто в здравом уме не станет спать с принцессой пауков.

Принцесса опустила глаза.

- Прикажи свои слугам создать для меня женщину из паутины и оживить ее, - сказал Офлуман. – Пусть сделают ее бесстыжей и такой же красивой, как ты, или даже лучше, только чтоб не такой волосатой. И пусть она подчиняется всем моим желаниям. Всем, понятно?

Пауки сразу же начали вить паутину. Уверенной походкой, принцесса вышла из нового дома и остановилась на пороге.

Гиппо-кентавр перестал выкапывать дикую морковь из земли и посмотрел на принцессу.

- Почему бы тебе его не бросить, чернушка? – спросил он. – Он же мразь.

- У тебя рассечена бровь, - сказала она. – Нужно бы зашить. Тоже его работа?

- Разумеется. Чья же еще?

- Он сейчас просто нервничает, - сказала принцесса. – Поверь мне, он не всегда такой.

- Ты его любишь?

- Да.

- Но он не заслужил твою любовь, - сказал кентавр и хрюкнул, словно большой боров.

- Демоны любят только раз, - ответила она и добавила несколько резких слов на вечном языке пауков.

- Пожалуйста, не делай этого, - сказал кентавр. – Не делай для него женщину из паутины.

- Почему бы мне этого не сделать?

- Ты ведь убьешь еще потом, не так ли?

- Конечно, я убью ее, - сказала принцесса пауков, и сжатая ярость сделала ее губы совсем тонкими. - Я никогда не оставляю соперниц живыми и счастливыми. Но я не собираюсь обсуждать это с каждым говорящим животным, которое я встречу.

 

 

 

2

 

 

- Шесть тысяч лет назад, когда старый бог умирал, - говорил геометрический ангел, - он создал меня и дал мне бесчисленное количество тысячелетий, чтобы найти преемника.

- Понятно, - ответил Офлуман. – Значит, так: ты же не найдешь никого лучше меня. Я видел королей, герцогов и императоров и других мерзавцев, имеющих власть. И знаешь самый большой секрет? Они все психопаты. Весь мир управляется психопатами. Я лучше их. Я намного лучше. Я разумен, я рационален и уравновешен практически всегда. Выбери меня, и я гарантирую, что в этом мире не будет так много проблем. Итак, какой же твой второй вопрос?

Геометрический ангел подбросил бронзовую монетку и поймал ее снова.

- А следующий вопрос такой: почему бог умер?

- Разве это так важно?

- Это важно.

- Я думаю…

- Да?

- Я думаю, что это сложный вопрос, и мне нужно подумать.

- Хорошо. Можешь думать до завтрашнего утра.

Вскоре Офлуман снова вызвал принцессу пауков.

- Почему бог умер? – спросил он ее. – Только не говори мне, что ты не знаешь. От этого зависит вся моя жизнь!

Она провела рукой по его светло-рыжим седеющим волосам.

- Я не знаю, любимый.

- Черт! Я так и знал!

- А можно мне предположить? – спросил гиппо-кентавр.

- Лучше держи свой рот закрытым, пока тебя не спрашивают, существо. Ты слишком мало знаешь, чтобы ответить на такой вопрос.

- Я думаю, - сказал гиппо-кентавр, - бог мог умереть от горя и разбитого сердца, потому что не смог помочь всем бедным, больным, увечным, одиноким, обделенным, печальным, покинутым друзьями, обманутым и глупым.

Довольно долго Офлуман смотрел на него, не зная, что сказать. Потом он усмехнулся.

- Не смог помочь? Ерунда. Бог не может не смочь, на то он и бог, чтобы мочь все. Впрочем, если он не может не смочь, значит, он все же может не все. Я подумаю над этим парадоксом, когда стану богом.

- Я знаю! – сказала принцесса пауков.

- Правильный ответ?

- Нет, но я могу приказать моим слугам сплести из паутины большой мозг.

- Сплести что?

- Огрооомный мозг. И он ответит на любой вопрос, который ты ему задашь!

- Тогда сделай это, моя девочка, - сказал Офлуман. – Сделай это сейчас же!

Принцесса пауков вызвала десяток пауков-мастеров. Те вызвали мириады мелких пауков, размером от макового зернышка до грецкого ореха. Те стали строить громадный мозг из паутины и воды, которую таскали из ближайшего ручья. Поздно вечером мозг был готов. Он был размером со стог соломы, но выглядел очень мокрым, очень хлюпким и очень уязвимым, слегка сплюснутым своим собственным весом. Между полушариями имелось что-то, напоминающее полоску мятой ткани. У мозга имелись глаза и уши и челюсти, так что он мог видеть, слышать и говорить. Его челюсти и уши присоединялись к пористой кости, служившей мозгу основой и опорой.

Мозг лежал на траве у дома. Офлуман обошел вокруг него, удивленный его размером и замечательной сложностью извилин. От мозга слегка несло подсыхающей кровью. Его глазные яблоки, все в красной сетке сосудов, следили за волшебником подозрительно и злобно.

- И что, ты и вправду такой умный? – спросил Офлуман.

- Мой разум проникает в человеческие души, проницает саму ткань пространства и времени, - ответил мозг.

- Ладно, тогда расскажи мне, почему старый бог умер.

- А я не собираюсь отвечать на твои вопросы, - сказал мозг, и его уши дернулись вверх. – Сначала заплати мне!

Пауки заранее выкопали яму под его нижней челюстью, чтобы мозг имел возможность говорить. Когда он говорил, капли слюны летели во все стороны. Пожалуй, воды в нем все-таки было слишком много.

- Ну что ж, это честный подход, - сказал Офлуман со снисходительной улыбкой. – И что ты хочешь в качестве оплаты?

- Хочу я большой палец твоей правой руки. Отрежь его.

- Что? Это отвратительно! Это мерзко!

- Ты узнаешь ответ, как только выполнишь мое условие.

- Зачем тебе мой палец?

- Я его съем.

- Отлично. Как насчет большого куска оленины взамен?

- Ни за что.

- А может быть, ты хочешь большой палец моего гиппо-кентавра? Или даже целую руку? Да забирай даже обе его руки!

- Этот спор бесполезен. Твой кентавр нечист. Ты совсем его не кормишь, поэтому он ест все, что найдет: лягушек, крыс, даже древесную кору.

Офлуман сжал кулаки.

- Что ж ты думаешь, мозг? Ты думаешь, я настолько глуп, что отдам тебе мой большой палец?

- По сравнению со мной, ты деревенский идиот, обпившийся до чертиков забродившим квасом.

- Ладно, пусть я такой же глупый, как ты – умный, пусть будет так. Но все-таки, кажется, у меня есть отличная идея.

Офлуман прошептал что-то принцессе пауков. Та кивнула и взглянула на одного из мастеров-пауков. Мастер-паук взмахнул передней лапой, и тысячи мелких пауков начали жалить мозг.

Вскоре мозг сдался и дал свой ответ.

- Старый бог умер от старости, - прохрипел он. – Позволь мне умереть, пожалуйста.

Принцесса пауков позволила мозгу умереть, и тот сразу же стал гнить и опадать. Вскоре он превратился в булькающую жижу молочного цвета.

- Неплохую работенку мы сегодня провернули с тобой, - сказал Офлуман принцессе.

Она глядела на него с глупой, обожающей улыбкой.

- Да. Похоже, у нас получилось.

- А где же та женщина, с которой я спал вчера? – спросил он, и ее улыбка исчезла.

- Забудь о ней, - сказала она сквозь зубы.

- Не хочу я о ней забывать. Ты сделала ее такой хорошей.

- Я ее уничтожила.

Он поцеловал принцессу, не обращая внимания на ледяной взгляд ее древних глаз. Мех на ее плечах вздрогнул, как шкура лошади, прогоняющей мух. Каждый коротенький волос на ее шее поднялся вертикально, так что он мог видеть пупырышки на ее коже.

- Жаль, - сказал он. – Ну, тогда сделай мне другую. Я так хочу. Это будет мой подарок мне для меня, - сказал он и пошел прочь, насвистывая мелодию.

 

 

3

 

- Нет, это неверный ответ, - сказал геометрический ангел.

- Что значит "неверный ответ"? Может быть, ты и сам верного ответа не знаешь, а?

- Не серди меня, волшебник, или пожалеешь, - сказал геометрический ангел и превратился в шар оранжевого пламени. Офлуман отступил от него, потому что пламя опалило его брови. – Попробуй только рассердить меня еще раз!

- Пожалуйста, дай мне еще один шанс, - взмолился Офлуман, сразу же изменив тон. Он шагнул вперед, прикрывая рукой глаза от жара. – Задай мне твой третий вопрос. Обещаю, что не подведу тебя и отвечу верно. Два хороших ответа из трех, это же тоже отличный результат, правильно? Не каждый же сможет!

- Ладно, - согласился ангел. – Тогда скажи мне, почему ты хочешь стать богом.

- И это был твой третий вопрос? Самый последний?

- Да.

- А какое это имеет значение?

- Огромное. Прежде, чем принять решение, я должен понимать твои мотивы.

- А, мотивы! Ну да, конечно! Мои мотивы прозрачны как воздух и солнечный свет: я хочу быть богом, потому что имею для этого правильный дар.

Потом он рассказал ангелу долгую историю своей жизни, рассказал так откровенно и просто, как только мог.

- Нет, - сказал геометрический ангел. – Я чувствую, что не услышал самой главной части твоей истории. Я все еще не понимаю, почему ты решил стать богом.

Офлумал по-бычьи наклонил голову и зарылся пальцами в рыжие волосы.

- Потому что я хочу этого больше всего на свете! Я бы правую руку за это отдал!

- Увы, это не ответ. Дай мне правильный ответ завтра, или я никогда не стану тебя учить.

В тот вечер Офлуман приказал принцессе пауков создать мозг еще раз.

- Ты обманул меня вчера! – закричал он мозгу.

- Успокойся, волшебник. Я не стану отвечать на твои вопросы без надлежащей оплаты, понял?

Офлуман сжал челюсти. Его сердце стучало.

- Ладно! Ты хочешь большой палец моей правой руки? Ты его получишь! Потому что я не слабак! Я отрежу его прямо сейчас, у тебя на глазах, своей собственной рукой!

- Честно, меня уже тошнит от тебя, волшебник, - ответил мозг и весь затрясся, имитируя смех. - Мне уже не нужен твой большой палец.

- А что ж тебе тогда нужно, изверг?

- Я хочу отвечать на вопросы ангела наравне с тобой. Пусть он выбирает между нами.

- О, нет! Я этого никогда не допущу!

- Что, великий волшебник так испугался честной конкуренции?

- Лучше забирай мой большой палец, мозг. Бери пока дают.

- Это уже лучше. Попроси меня еще раз.

- Ладно, я прошу тебя еще раз!

- А я не хочу твой большой палец. Я хочу твою печень и твое сердце. Я хочу есть их медленно, глядя в твои глаза и видя твою боль. Но, к сожалению, это невозможно. Ты же сразу помрешь без печени и сердца. И мы с тобой не сможем насладиться процессом. Поэтому, ладно уж, сойдет твоя правая рука, отрубленная в запястье.

- Я верно тебя понял? Ты хочешь, чтобы я отдал тебе мою руку?

- Да, да, начинай, руби ее прямо сейчас. Как только ты стаешь богом, ты создашь себе новую руку, или плавник вместо нее, или вообще все что хочешь. Дело-то для бога несложное. Ты ничего не теряешь, а получаешь все.

Офлуман молча смотрел на мозг. Он чувствовал, как приближается что-то ужасное, но не имел сил это предотвратить. Он чувствовал себя запутавшимся и беспомощным как никогда.

- Что тебе непонятно? – спросил мозг. – Ха-ха, вижу, ты наложил в штаны, могучий волшебник черных пауков. Или, выражаясь интеллигентно, ты напуган до смерти. А знаешь, почему? Потому что ты сам в себя не веришь. Ты ни капли в себя не веришь! И ты трус, а трус не может быть богом, верно?

Принцесса пауков покачала головой.

- Ни за что не соглашайся с ним! Этот кровавый клоун просто тебя подначивает.

Офлуману казалось, что он падает в бездонную яму.

- А ты лучше помолчи сейчас, - сказал он принцессе. – Решаю здесь я. И я хочу знать ответ.

- Ты сошел с ума! Не за такую цену!

- Цена невелика! У меня скоро будет новая рука!

- А что, если нет? А что, если ты никогда не станешь богом?

- Ты сомневаешься во мне? – сказал он, глядя ей прямо в лицо. Он говорил мягко, но его нервы были натянуты, как струны лютни. – Мне стыдно за тебя.

- Я не стану тебе в этом помогать! - сказала принцесса.

- Тогда можешь провалиться в преисподнюю, где тебе самое место! – заорал он и ударил ее по щеке. Ее голова дернулась в сторону. – Я не хочу больше тебя видеть! – он взял ее за подбородок. – Смотри мне в глаза, тупое волосатое чучело! Смотри мне в глаза!

Она оттолкнула его руку и отошла от него.

- Ладно, раз ты так хочешь, - сказала она, глядя в пол.

- Сделай это, если ты хочешь остаться со мной!

Принцесса пауков позвала своих мастеров. Один из мастеров откусил запястье офлумановой руки и сжал его в своих жвалах, изогнутых, словно серпы. Жгучая боль взорвалась в руке Офлумана и молотом ударила в мозг. Он закричал и закрыл глаза. Другой мастер-паук забинтовал обрубок в паутину, смоченную паучьей слюной.

- Очень много крови, - сказал он неодобрительно, - очень плохо!

Третий ужалил Офлумана в плечо и дал каплю яда, чтобы облегчить боль. Офлуман открыл глаза и увидел мозг, плывущий и дрожащий сквозь слезы боли. Все вокруг выглядело далеким, будто видимым сквозь черный тоннель.

Мозг тихо, с редкими хлюпающими звуками, жевал фиолетовую руку, и Офлуман пристально смотрел на него, пытаясь отдышаться. Он чувствовал, как мышца его сердца болезненно сжимается и разжимается в груди, пытаясь протолкнуть кровь в руку, которой больше не было. От запаха крови его тошнило.

Он откинул голову назад, и попытался сказать что-то, но лишь животный рык родился в его глотке.

- Видишь, что бывает, когда связываешься с могущественным искусственным интеллектом?

- С чем? – переспросил Офлуман.

- Со мной, бедный дурачок. Мой ум только что проник сквозь время и принес слова из будущего.

Затем мозг дал свой ответ.

- Однажды, когда ты был еще восьмилетним мальчиком, - говорил мозг, - ты встретил женщину у деревенского колодца. Ты показал ей, как ты можешь двигать перышко силой мысли. Никто другой не умел такого. Ты думал, что она будет удивлена, но ей было наплевать и на перышко, и на мальчика. Ты обиделся и рассердился. С того дня ты стал развивать свой дар, тренируя его каждый день. Скоро ты научился удивлять людей, пугать людей и заставлять их подчиняться. Твой дар становился сильнее, растекаясь в твоей душе, как чернильное пятно. Постепенно ты стал рабом своего дара. Сейчас твой дар сидит на твоей шее как уродливый кобольд и направляет тебя туда, куда хочет. А больше всего он хочет одного: расти и расти. Вот почему ты хочешь стать богом.

- Это грязная ложь, - простонал Офлуман, гладя свой обрубок. – Я не помню никакой женщины у деревенского колодца.

- Ты забыл ее. Но она была немного похожа на принцессу пауков, такая же худая, черная и волосатая, и немного похожа на твою мать. Ведь твоя мать оставила тебя, когда тебе было пять, а вскоре твой отец вернулся с войны калекой. Он начал пить, а пьяным он был очень жесток. Это он научил тебя жестокости. Ты чувствовал, что тебя предали. Ты был один во всем мире. Ты заикался и мочился в постель. Ты хотел быть кому-то нужным, но никто не нуждался в тебе. Вот тогда из темных глубин и выполз твой дар и обвился вокруг твоей души… Сейчас позволь мне умереть.

Офлуман чувствовал, что его щеки горят от стыда. Он потряс головой, будто пытаясь стряхнуть слова, которых не хотел слышать. Это не помогло, и тогда красная пена гнева снова начала подниматься в его сердце. Он шагнул вперед. Его тело было почти невесомым, как тело ангела, воздушным из-за яда, смешанного с обжигающей, жидкой болью.

- Нет, - сказал он, и удивился своему собственному плаксивому, с высокими нотами, голосу, как будто какая-то внутренняя струна была натянута слишком туго. – У тебя большие проблемы, мозг! Я не позволю тебе умереть легко после того, как ты украл мою руку!

Он ударил мозг кулаком левой руки, и в следующий момент его рука погрузилась в пористую субстанцию почти по локоть. Это было хорошо, и ему хотелось делать это снова и снова.

Большие зубы мозга застучали, и его глаза стали огромными, словно их накачали воздухом.

 

 

 

4

 

 

Близился рассвет. Офлуман сидел на крыльце, погрузившись в думы, прихлебывая из вино из глиняной бутыли. Он прижимал изуродованную руку к груди. Рука казалась неправильно согнутой, будто изломанной во многих местах. Кровь все еще подсачивалась, и каждое движение было мучительным.

- Понятно? Значит, каждый хочет богом быть, - сказал он во влажную темень, ни к кому не обращаясь, и замолчал: в горле стоял комок. Он почувствовал слезы на глазах и смахнул их рукавом. – Что, и ты тоже хочешь богом стать, существо?

Гиппо-кентавр прекратил убирать жижу, оставшуюся от мозга, взглянул на него и пожал плечами.

- Вы меня спрашиваете, хозяин?

- Да. Я же вижу, что ты больше, чем глупое животное.

- Ложитесь спать, хозяин, - сказал кентавр и покачал головой. – Поспите хотя бы немного. И пить больше не надо бы. Завтра будет важный день. Я буду держать за вас пальцы крестиком.

- Я только что задал тебе вопрос! Отвечай!

- Нет, я никогда не хотел бы быть богом. Это для меня слишком тяжелая ноша.

Офлуман смотрел на вершину горы Хураммед, уже прорисованную зубчатой оранжевой линией на черном шелке неба, поверх дрожащих листьев. Половинка луны висела белая, как мел. Он снова отхлебнул из бутыли.

- Ты думаешь, мне не нужно было сюда приходить? – спросил он.

Под утро воздух захолодел, и сейчас, говоря, он видел пар своего дыхания.

- Я думаю, - сказал гиппо-кентавр, - что у каждого из нас есть свой дар, и он как лестница, свисающая с неба. Заманчиво, и хочется по ней вскарабкаться, но мы никогда не знаем, куда эта лестница приведет. Не контролируем результат. Поэтому не вините себя. Просто ложитесь спать.

Двенадцать часов спустя, Офлуман говорил с геометрическим ангелом.

- Да, это правильный ответ, - сказал ангел. – А что случилось с твоей рукой?

Офлуман поморщился, вспоминая прошлую ночь.

- Со мной порядок, - сказал он. – Полный порядок. А теперь, ангел, ты будешь меня учить?

- Да, - сказал ангел после долгой паузы.

Что-то яркое шевельнулось в душе Офлумана. Замечательное чувство победы. Прилив сил и энергии. Он поднял кулак к небу.

- Да, но, - продолжил ангел, - сперва скажи, что ты собираешься делать, если станешь богом?

- Я хочу изменять целые миры, но не делать ничего слишком дикого при этом, вроде войн, эпидемий или потопов. Я всего лишь буду диктовать законы развития и лично вмешиваться время от времени. Я буду вмешиваться в судьбы людей и стран, если они не будут себя правильно вести. Я буду божественно справедлив в моих решениях и беспощаден к неверящим в меня. Я буду щедро вознаграждать тех, кто искренне верит.

- Я вижу, ты уже задавал себе этот вопрос.

- Миллион раз, - радость триумфа дрожала в голосе Офлумана.

- Хорошо. Но ты должен знать, что я могу развить твой дар, только используя шоковый метод. Это может быть неприятно и опасно.

Сердце Офлумана забилось чаще.

- Я готов! Никакая опасность не пугает меня!

- Так ли это? Все-таки шоковый метод.

- Испытай меня, ангел.

Наконец-то, думал он, наконец-то! Это был смертельно тяжелый труд и такая долгая дорога, но я добился, чего хотел. Я сделал так, что это случилось. Я все еще не могу в это поверить!

- Но если твой дар окажется недостаточно сильным, ты можешь потерять все, даже жизнь, - сказал геометрический ангел.

- Я не боюсь!

Геометрический ангел сфокусировал свою волю в тонкий луч психической энергии, и быстро, лишь с легким хрустом, вырезал безупречную стометровую пирамиду их укрытого лесом склона горы. Отделенная от склона, пирамида медленно взлетела, обнажив скрытые мышцы горы. Офлуман в изумлении глядел на нее. Плавной спиралью она поднялась выше, сбрасывая с боков желтые клубы мелкой пыли, потом тихо, как совиное перо, направилась к Офлуману и остановилась в точности над его головой, замершая в немыслимой тишине, поддерживаемая в воздухе лишь лучом психической энергии.

Затем камнепады побежали вниз по склону горы, словно стада желтых слонов и антилоп, преследующих друг друга. И затем – лишь объемная, отдающаяся эхом, тишина.

Он откинул голову назад, чтобы смотреть на нависающую пирамиду. Ее поверхность казалась отполированной, как хорошее стекло. Остатки горного ручья все еще сочились с ее склона. В тени пирамиды он чувствовал себя маленьким и беззащитным, будто муравей под нависающим каблуком. Он задержал дыхание. Вдруг, холодный страх перехватил его горло.

- А сейчас я ее уроню, - сказал геометрический ангел.

И он позволил пирамиде упасть.

Офлуман напрягся так сильно, что кожа треснула на его шее и его волосы задымились. Мышцы его ног дрожали. Его серый плащ развевался вокруг его плечей. Он издал восторженный, победный клич, и в следующую секунду его разум взорвался невиданной энергией и мощью. Он вышел из своего тела, стал огромным, как океан, могучим, как цунами, прекрасным, как метеорный поток. В невыразимом шоке этого мгновения, его дар развернулся и окреп.

И тяжелая пирамида остановилась в воздухе, всего лишь в метре над его головой.

Геометрический ангел глядел на него, думая, держа в пальцах бронзовую монету, тихо разговаривая сам с собой.

- Точно, точно, - шептал он, - дар у этого заморыша есть, и дар этот, кажется, силен. Но достаточно ли силен? И правильный ли это дар? Ох, пока не знаю.

Сказав это, ангел уронил монету, и она звякнула, ударившись о скалу. Звук был неожиданно громким в молчаливом, но полном эха, воздухе долины. Этот звук отвлек внимание Офлумана на мельчайшую долю секунды. Но этого было достаточно. Пирамида упала с величественным шмяком, заставив мир вздрогнуть, раздавив Офлумана, как мелкую букашку.

Долгое эхо все еще летало кругами над бесчисленными вершинами пирамид.

- Ну вот, а сейчас я понимаю, - сказал геометрический ангел, когда осела пыль. – Его дар был недостаточно силен.

Он слегка подвинул новую пирамиду влево, так, чтобы она оказалась на прямой линии с тысячами других. Сейчас пирамида радовала глаз намного больше. После этого он долго стоял в тишине.

А принцесса пауков плакала на пороге дома. Гиппо-кентавр прекратил обгрызать нежную кору молодой ивы и подошел к ней. Стал на колени, и погладил ее волосы.

- Иди прочь, - сказала она. – Я не позволю каждому куску грязи прикасаться к моим волосам!

Но он не ушел.

- Оставь меня в покое, животное, или я прикажу паукам убить тебя прямо сейчас! – сказала она, но, слыша неуверенность в ее голосе, он все еще гладил ее волосы и мягкий войлок шерсти на ее плечах.

- Все будет хорошо, - повторял он и шептал успокаивающие слова. Она просто трясла головой и продолжала плакать. Потом она взяла его руку и продолжала ее держать.

- Когда я впервые его встретила, - говорила она, глядя в пустоту перед собой, - он был очарователен, красив, и он так страдал. Он был как раненый лев. Я осталась с ним. Я хотела залечить его раны и овладеть им целиком. Я хотела, чтобы он был только моим. Я сделала свой выбор, и с тех пор я не могла его покинуть. Но он любил лишь свой дар!

Ее слезы выглядели как маленькие бриллианты на черном меху.

- Я собрал немного ягод для тебя, - сказал гиппо-кентавр. – Вот. Угощайся.

Он поднялся с коленей и пошел прочь от нее. Обернулся. Она все еще плакала, опустив лицо еще глубже в ладони.

Позже, он приблизился к золотому двадцатиграннику, в который, как он догадался, превратился геометрический ангел.

- С принцессой будет все в порядке, - сказал кентавр. – Я так думаю.

- Нет, не будет, - ответил геометрический ангел.

- Почему же?

- Потому что демоны любят только раз. Когда один из пары умирает, другой долго не живет. Принцесса умрет сегодня, еще до того, как настанет ночь. Завтра на рассвете родится новая принцесса пауков.

- Жаль, - сказал гиппо-кентавр. – Очень жаль. А зачем ты убил Офлумана?

Геометрический ангел глубоко вздохнул.

- Не я. Он сам убил себя. Ему не хватало самого главного, что нужно богу.

- И чего же? Силы? Ума? Решительности?

- Сострадания.

- Ты шутишь! Разве сострадание настолько важно?

- На самом деле, это причина, по которой я сам никогда не смогу стать богом. У меня сострадания вообще нет. Я самый строгий и беспристрастный судья. Я безжалостен, как законы геометрии. Возможно, я даже слишком строг и слишком безжалостен: за последние шесть тысяч лет я не создал ничего, кроме этих рядов бесчисленных пирамид. Но они красивы, не правда ли? Они такие ровные, и все одинаковой высоты… Впрочем, у меня в запасе вечность, чтобы выполнить данное мне задание.

- Это все так грустно.

- Да, но ведь трудно же найти подходящего кандидата! Каждый, кто приходит ко мне, это психопат, одержимый жаждой власти или своими собственными безумными идеями о том, как нужно править миром. Порой я встречаю маньяков-мессиан, которые выглядят мирными, как голуби, но на самом деле, они самые жестокие и безжалостные из всех.

- И ты их убиваешь.

- Выпалываю их, иначе они стали бы королями, революционерами или пророками.

- А можно, я спрошу? Все-таки, почему умер бог?

- Твоя догадка была почти что правильной, кентавр. Старый бог умер, потому что он напрягался слишком много. Это слишком трудная работа помогать всем бедным, больным, увечным, одиноким, обделенным, печальным, покинутым друзьями, обманутым и глупым.

- О, правда?

- Да. И умирая, он захотел, чтобы я нашел ему преемника. Кстати, ты тоже можешь попробовать. Никогда не хотел стать богом?

- Никогда в жизни. И это же невозможно. У меня ведь нет дара.

- Я уверен, что есть. Дар, что живет в твоем сердце, намного важнее, чем умение показывать магические фокусы.

Гиппо-кентавр смотрел на длинные ряды пирамид, тонущие в вечерней дымке. Геометрически идеальные, вдали голубовато-зеленоватые из-за толщи воздуха, вечные пирамиды, которые больше не казались невинными. Океан величественных могил, монументы человеческой заносчивости, гордости и глупости, неисчерпаемому потоку человеческих страданий.

Широкие ноздри гиппо-кентавра расширились еще сильнее. Он покачал головой.

- Но я же не совсем человек.

- А кто сказал, что ты должен им быть? – спросил ангел. – Старый бог тоже не был человеком.

- Правда? Кем же он был?

Геометрический ангел протянул одну из своих конечностей вперед. В ней была большая монета. Просто тонкая пластинка бронзы, покрытая зеленоватой патиной, с неизвестными символами на ней, скорее неправильной формы, чем круглая.

- Старый бог выглядел, как простая бронзовая монета.