Армиллярная сфера

Как далеко видно! Но облака почти все, что там внизу в синей дымке, заслоняют. Когда-то снилась эта сизая дымка высоты, а внизу на дне – узкое длинное зеркало – река… Вот в разрывах меж пуха облаков, в синей глубине сверкнули монетки – озера, цепочкой, как бусики.

А сами облака сверху похожи на то, чем набито легкое тельце Лышика. Однажды шов на ножке распоролся – там просто белое и пушистое. Он тогда скорей замотал тряпочкой, потом раздобыл иголку с ниткой и зашил. Криво, но зато Лышику больше не больно. Он отвернулся, чтоб не смотреть на облака.

Тут так пусто и ярко - в этом воздушном корабле. Солнце бьет в круглые окна по другому борту, слепит, сияет на громадном золотом подносе, блестит на яблоках и винограде, горит золотым огнем в хрустальном кубке. Какие громадные яблоки, оказывается, бывают. Как из сказки про небесный сад. Мол, съешь – и счастье. Он еще глянул на яблоки: нет, в него-то точно столько счастья не влезет. Он покрепче обнял Лышика – легкие ручки и ножки и тяжелый животик - и закрыл глаза.

Хорошо, что оставили одного, в покое. Эти люди лучше, чем те, кто там далеко внизу остался. От них не воняет. Они не хватают за шиворот, не тащат, не отбирают Лышика – поэтому не страшно.

Да, нестрашно, хоть и дело необычное – везут по небу. Он - диковинка, что переходит из рук в руки. Чужие, сколько он себя помнил, (правда, по небу еще ни разу) все куда-то везли. Поживешь сколько-то – и вдруг опять будят, хватают, суют в машину, в вездеход, в повозку на санях с полной страшных углей жаровней – и опять неизвестно куда, зачем...

 

-…пусть спит, так… О. Разбудили. Доброе утро, - над ним стоял Доктор. – Есть какие-нибудь желания, ваше сиятельство?

Он издевается? Нет желаний. И вообще, лучшая защита – молчать и не поднимать глаза. И ничего не просить. Он прижал к себе Лышика и выпрямился. Съеживаться, когда страшно, тоже нельзя.

- Не поел, не попил, - Доктор оглядел поднос. – Чего ж тебе, птичьего молока? Разве тебя вообще нормально кормили? Тощий-то, а?

Чтоб куда-нибудь деть взгляд, он посмотрел за окно – ух! Земля. Близко. Твердая, блестит… То есть не земля, а мозаика. Золотая, серебряная, зеленая. Такое покрытие грунта. Красотища, как во сне. Не разглядеть, что за узоры – эх, проспал… Чего он вообще вдруг уснул?

- Ну, пойдем, - велел Доктор. – Приехали. Пойдешь? Или что?

Что «или что»? Доктор предполагает, что он дурак? Если не идти – то берут и несут. Иногда за шиворот… Он сполз с кресла, нашарил ногами пол и встал. Пошел за оглядывающимся Доктором. У выхода подошел дядька, которого он в уме прозвал «Стражником», вдруг присел и снизу заглянул в глаза. Он шарахнулся к стене, крепче прижав Лышика. Стражник выставил ладонь:

- Спокойно. Все хорошо. Мы ведь с тобой договорились: я тебя охраняю, так? Тебе нечего бояться, помнишь? И мы уже почти приехали. Еще полчаса, и все.

Этот человек, когда хозяевам замка был передан большой железный сундук с выкупом, спокойно подошел, сказал: «Ну, здравствуй» и как маленького подхватил на руки и понес в полутьму коридоров, потом наружу, на солнце, на зеленый луг за воротами замка, а там - чудо с неба: громадный, серебристый воздушный корабль. Вот этот вот. А теперь надо выйти. Наружу. И в какой-то совсем другой мир.

- Сам пойдешь? Или давай понесу? Снаружи ветер.

Что его, ветром унесет? Он пошел сам.

Солнце, небо. Синее. И ветер, да; налетел, взъерошил – и морем пахнет, совсем близким морем! Зажмурился было, потом вспомнил: а мозаика-то, и с высоты трапа жадно стал разглядывать: узоры? Нет, звери какие-то золотые, зеленые, черные; и буквы тоже, вот бы прочитать слова. Буквы он знал, но не все. Азбуки всегда теряются. Все теряется. Только Лышик всегда с ним.

Доктор хотел схватить за руку и потащить вниз, но Стражник его отстранил, что-то сказал и присел на верхнюю ступеньку. Доктор спустился к большой машине, нервно топтался: надо спешить? Трап слегка подрагивал от ветра. Он еще чуточку посмотрел на мозаичных зверей и спросил у Стражника:

- А машина внизу тоже летучая?

- Да, - какие все ж ясные, добрые глаза. – Ты ведь не боишься летать?

Когда машина мягко взлетела, волшебные звери на золотом поле и серебряный корабль ушли вправо и вниз, а за краем прорезалась синяя полоска, все шире – море!! Синее море! И они летели вдоль золотого узорчатого края, в который лениво, наискосок, катили длинные голубые волны. И в машине тоже пахло морем и солнцем. Летели к белому, далеко выдающемуся в море, высокому полуострову: дома, башни… рой сверкающих машинок над ними… А сверху бездонное синее небо и золотое низкое солнце. И никаких облаков.

Их с Лышиком везут в этот белый край – их таких грязных? Он понюхал рукав и поморщился. Вообще-то рубашка была чистой, только утром дали выстиранную, но кто их знает, чем они ее стирали и где сушили – воняла капустой. Он долго, много дней с весны прожил в замке, и не так уж плохо там было, своя комната, игрушки, няньки не злые – но там все время воняло то капустой, то вареной бараниной… Ладно, вонючий замок – дело прошлое, забыть; теперь-то что? Здесь он – зачем? Тут оставят или потом снова увезут куда-то?

Доктор тоже принюхался, поморщился и спросил:

- Так поведем? Или отмоем? Космы-то – ужас.

- Так. Князюшка ждет уже. Не будем лихо будить.

Белый полуостров превратился в город: белые дома, башни, мосты. У домов полно двориков с белыми стенами, даже на крышах, и там кипит зелень кустов и деревьев. А в одном из двориков он заметил голубую чашу с рябящей от ветра водой – это что же, чтоб купаться? Так море же – вот? На улицах и террасах – люди, машинки. Все чистенькое, как новые игрушки. Вот бы тут пожить подольше. Но так не бывает. Сколько уже было хороших мест – не настолько хороших, конечно, – хватали и опять увозили. Увезут и отсюда.

 

Через четверть часа он стоял в сияющей белой комнате с громадными окнами в синий горизонт, а Стражник держал за руку. Он засмотрелся на море, на далекие-далекие кораблики – вдруг откуда ни возьмись быстро подошел, сверкая глазами, бледный парнишка, почти мальчик - Стражник чуть поклонился. Это и есть Князюшка? Парнишка жадно оглядел его, вздрогнул и кивнул:

- Ну, да, похож - не то слово… Он и есть. Только глаза зеленые…Так, один есть. Младшего бы еще отыскать теперь… Ты, драгоценный! Может, ты знаешь, где твой младший брат?

Он отнял руку у Стражника и крепче прижал к себе Лышика.

- Ты немой, что ли? - не дождавшись ответа, проворчал Князюшка. –…Так, Доктор где? Доктор, что нужно? Лекарства, условия? – голос нервно подрагивал. - Сколько еще он будет молчать?

…Сколько захочу, - подумал он, опустив глаза. Какая, в конце концов, разница… Море сияло за окном.

- Ты тут надолго, - хмуро сказал Князюшка. – Так что лучше бы тебе выучиться разговаривать.

Он невольно усмехнулся. Зачем вообще с ними всеми разговаривать? Все равно ведь и отсюда увезут…

 

Прошел день, другой, третий. Четвертый, шестой, десятый, шестнадцатый – а дальше он сбился со счета. Он никого не видел, кроме нянек и раз в два-три дня приходившего спросить, нет ли каких пожеланий, Стражника с внимательными глазами. Стражник приносил книжки с картинками, игрушки и предлагал выйти в парк, обещал карусель и катание на пони. Он отрицательно мотал головой. Что еще за такое - «пони»?

А тут так чисто и тихо. Спокойно. Несколько огромных белых комнат, балкон и маленький мелкий бассейн - голубая чаша в белом зале с открытой аркой на балкон. Абсолютная чистота и абсолютная – только едва слышный прибой внизу – тишина. Няньки в первый день обстригли его свалявшиеся космы - волосы стали легкие, короткие. Он и сам стал чистый, в чистой легкой одежде, и Лышику и одежку, и тельце отстирал – и самого его, когда никто не видел, искупал в теплой водичке и обсушил на солнце. Теперь Лышик пах солнцем. И сам он, наверно, пах солнцем, потому что целыми днями сидел с Лышиком в обнимку на пороге двери на балкон, жарился на солнышке, смотрел на море, на небо. Иногда пускал игрушечный кораблик в бассейне. Иногда брал какую-нибудь из детских книжек и пытался разобрать буквы – совсем незнакомые. И картинки малопонятные. Няньки сперва пытались поговорить или накормить – потом отступились, словно кто-то велел оставить его в покое.

 

- Мальчики не играют в куклы, - услышал он однажды, сидя в проеме двери на балкон.

Оглянулся: сквозь голубой сумрак комнаты подходил большой мальчик в белом. Он не сразу вспомнил, кто это – ах да, Князюшка. Он остался сидеть, как сидел, даже снова повернулся к солнцу и небу.

- Вцепился в старую куклу… - сказал Князюшка над головой. - Доктор говорит, ты сумасшедший, - он потоптался и вдруг сел на пол совсем рядом: - Вряд ли, конечно, но, знаешь, дети так себя не ведут. Ты ведь уж месяц так сидишь на этом пороге. Как… Как каменный.

Он повернулся посмотреть, не притворна ли грусть, что он услышал в его голосе. Князюшка встретил взгляд и пожал плечами:

- Думаю, тебе жуть как одиноко. У тебя ж не было и нет ничего и никого, кроме этой старой куклы.

- …Ты хочешь стать для меня кем-то?

Князюшка вздрогнул. Подумав, пожал плечами:

- Ты прав. Я бы не отыскивал тебя и не потратил такую прорву денег, если б не хотел приручить тебя еще маленьким.

- Мне не нравится слово «приручить».

- Если я скажу «подружиться», ты не поверишь.

- Зачем тебе я?

- Ну, может, если я позабочусь о тебе маленьком, ты будешь считаться со мной, когда вырастешь.

- Ты считаешь меня настолько многообещающим?

- Считаю. А Доктор – дурак. Никакой ты не сумасшедший… Но… Странный, да. Вот я смотрю на тебя и вижу ребенка – а ты говоришь, как взрослый. Но говорят, Басилиски все такие…

- Кто-кто? Василиски?

- Ну, почти…

- Я – василиск?!

- Басилиски – это имя рода. И они много, что могли. Опасного – тоже.

- Был бы я опасным… Ты говоришь, я вырасту – а я не расту… Совсем. Заколдованный, говорят. Игрушка. Они потому меня все время перепродавали друг другу, что я – такой. Всегда ребенок. Разве ты не поэтому же меня купил?

- Нет. Ты не игрушка. Просто долго растешь, потому что и жить будешь долго. Куда дольше, чем все.

- Я что, не человек?

- Человек. Но другого вида, что ли… Вот как птицы, например: воробей живет три года, а альбатрос – шестьдесят лет… На самом деле лет тебе немного, семь до и три после, - то есть десять. Хотя ты выглядишь на семь. Почти не растешь. Видно, и эти нынешние три года для тебя тянулись очень долго, а уж те, что…

- Какие еще «те»? Что это еще за года «до» и «после»?

- Потом. Слушай, - Князюшка вздохнул. – Давай хоть попробуем подружиться, что ли. Знаешь, я хотел с тобой подружиться еще с тех пор, как ковырялся в песочнике…

-… «С тех пор»? Я же младше. Меня еще не было, когда ты играл в песочек.

- …Вообще-то был.

- Да ну тебя…Тебе сколько лет?

- Пятнадцать. Меня зовут Июль, а тебя?

Он съежился. Уставился в небо над морем. С именем все было плохо. Иногда казалось, что он помнит какое-то нужное сочетание звуков… Но оно всегда ускользало.

- Не хочешь говорить? И дружить не хочешь? …Нет? Ты что… Правда не помнишь?

Он мотнул головой. Стыдно, да. А что делать, если никто никогда не звал по имени? Он показал Лышика:

- Вот его я зову Лышик, Лыш. Думаю, это кусок от слова «малыш». Наверно, он у меня с тех пор, когда я сам толком не умел говорить. Но как зовут меня… - он пожал плечами. – А ты знаешь?

Князюшка Июль покусал губы, потер лоб, посмотрел на сверкающее море, зажмурился. Отодвинулся в тень и оттуда взглянул ясно и прямо:

- Ты – Басилиск. Последний Басилиск. Понял? И ты давай привыкни ко мне быстрее. И ко всему.

- Ты вообще кто такой, чтоб командовать?

- Князь.

- Пацан ты, а не князь.

- Ну и что. Мне пришлось. Один старший брат погиб из-за… - он вздрогнул, глянул испуганно, но овладел собой, помрачнел: - А другой потом отрекся от престола и уехал за море, ну, и я… Никто не думал, что я стану князем. Отец на меня никогда и не рассчитывал.

- Справляешься? – интересно, чего он так боится?

- Стараюсь, - он вздохнул. – Времени ни на что не хватает… А еще экзамены за школу надо как-то до осени сдать… И, знаешь, мне уже пора, и за дела, и за уроки... Завтра приду… А ты пока… Ну, хотя бы представь, что мы друзья.

- Зачем?

- Ты ж совсем один на свете.

- Ну и что…Это доброта или расчет?

- Я не знаю. И то, и другое. Но ты - мне нужен. Очень. Потому что ты один можешь… Ладно, потом. А! И вот что: видел ты когда-нибудь, - он нервно усмехнулся: - генеалогическое древо?

- Чего древо?

- Ясно. Слушай: любой род, любая семья – как дерево с ветками и листьями. Представил? Так вот ты… Последний лист. Кроме тебя – Басилисков больше никого нет. Так что давай я пока что буду тебя так и звать: Листик. Ну, и еще потому, что у тебя глаза не серые, как я представлял… А зеленые, как листики.

 

Он вспомнил Июля еще в полусне: почудилось, что это имя сливается со словом «лето». Он вылез из-под одеяла и босиком пошел смотреть на лето и утро над морем. Солнце уж встало, но еще – сонное, розовое. Море тихое. Из-за темных верхушек сада, густо подступающего к самому прибою, не видно узкой полоски песка – или что там, галька, ракушки? – которую лижут волны. Побегать бы там… Никак. Балкон очень высоко над садом. А выйти через дверь… Наверно, тоже никак.

 

Спустя пару часов няня принесла завтрак и безнадежно расставила чашечки и тарелочки на столе. Хотелось пить, поэтому он выпил полчашки зеленого чая. На золотой тарелочке - украшенный ягодками домик из творога. Он съел одну малинку, отошел и тут услышал:

- Почему ты не ешь еду?

Князюшка опять появился внезапно. То есть Июль. Июлю он попробовал улыбнуться:

- Мне это почти не нужно.

- Да, я слышал что-то такое о твоих предках. Потому и велел, чтоб не приставали к тебе с едой. Но, знаешь, это пугает.

- Я так понял, мои предки много кого до сих пор пугают, – он отвернулся, преодолевая страх. – И тебя. И даже меня.

- И к лучшему, - безжалостно сказал Князюшка. – Бойся. Сам себя бойся и будь осторожен… Слушай, иди сюда и посиди со мной, - он сел, схватил ложку и разгромил творожный домик. – Ты не будешь, так хоть я поем, позавтракать-то не успел… - полдомика исчезло вмиг. Он налил себе чаю, добавил молока и попил. Взглянул в упор: - Был еще младший ребенок, внебрачный, бастард, но его сто лет никто видел. Пропал. Но он и не был Басилиском, раз внебрачный. Так что ты – один. Листик. Больше нет никого.

Он посмотрел на Лышика и крепче прижал к себе:

- Почему?

- Долгая история. Колдовать меньше надо, вот почему… Дома расскажу. На месте событий. А пока… Ох, ты-то – есть, - со странной интонацией сказал Июль. – Я рад, что это правда ты. Ты живой, ты – уцелел, ты – самый что ни на есть – ты. Породу такую – не подделать… Ладно, мне пора. Физику-то я за школу сдал, но еще – биология и… А, что тебе-то до моих дел… Ладно, я пошел. Дел по горло.

- …А ты еще придешь?

Прозвучало это жалко. По-детски. Встававший было Июль снова сел и потер лоб:

- Приду, но… А ты сам-то – не хочешь пойти со мной?

- Я боюсь.

- Пойдем, хоть обвыкнешься. И люди к тебе привыкнут. А бояться их – нечего: кто ж тебя – тебя! – тронет. Это ж – ты. Ты всем так нужен, что…

- Зачем нужен? …Ну, что ты молчишь? Ага, то есть все вокруг знают, кто я и зачем, а я сам – не должен?

- Про «зачем» почти никто не знает. Про «кто» - все. Но и те, кто знает, понимает это плохо. Ну, в самом деле, как этакое принять: можно спасти династию, перекинув наследника на сто лет в будущее? Заплатив немыслимую цену за такое колдовство?

- Что такое «династия»?

- Череда монархов одного рода.

- Басилисков этих? Не сердись. Я мало слов знаю… Я листик от рода колдунов-монархов, что ли? Перекинутый на сто лет?

Июль кивнул. Он же успел перебрать в уме сотни вопросов. Посидел, закрыв глаза. И задал только один:

- Ты мне можешь прислать такую няньку, которая бы меня читать научила?

- …Сам научу. Все, пошли.

 

Через неделю он читал по слогам и научился выводить: «Л-И-С-Т-И-К», а Июль сдал экзамены по биологии и химии. Оставалась еще математика, над которой Июль ныл по вечерам – порой Стражник даже приводил учителя. Как-то к полуночи Июль намертво застрял в какой-то задаче, а учитель безжалостно сказал: «сам-сам, стыдно», и от нечего делать обратил внимание на него, Листика: две минуты позора, и с утра Стражник принес учебник математики для первого класса.

Целыми днями Июль держал его при себе в кабинете: «Уроки! Примеры! Упражнение списал?» или - «Не копайся! Догоняй! Устал? Никого не бойся! Терпи! Стой рядом!» - таскал за собой по делам:. А он таскал за собой Лышика. Поначалу ноги болели - ужас. Потом привык. Даже бегать начал. И больше есть.

Люди вокруг сначала слегка столбенели, увидев его. Июль ничего толком не объяснил, буркнул:

- Так помнят же. Портреты Басилисков во всех учебниках. Узнают.

Узнают? Он пошел и посмотрел в зеркало: да, глаза слишком зеленые. А волосы и брови – седые. Наверно, людям жутко смотреть на седого ребенка. Почему он такой?

- Колдовство, - опять ничего не объяснил Июль. Он был занят котлетками: скорей пообедать и мчаться к делам. – И не в масти дело, а в породе. Ты ж в них один в один отлит. Вот вернемся домой, сходим в Старый дворец, сам увидишь.

- Куда вернемся?

- Домой, - терпеливо повторил Июль и сунул ему коржик. – Ешь. Половинку хотя бы. Ты тощий – жуть. У моря я только летом живу. А так вообще – конечно, в Старом Городе. Когда-то он был столицей материка, но после… Короче, мой дед сумел удержать Город за собой, и полуостров тоже, и большой кусок степей. Я правлю большим княжеством. Не самым большим, но самым сильным. Тогда нам досталась столица, весь воздушный флот, крупнейшие электростанции и все такое. Армия, само собой, ведь дед был главнокомандующим. Ученые Университета, тоже само собой, за нас, куда им из столицы, – он удивленно посмотрел на опустевшую тарелку перед собой, будто не понимая, куда делись все котлетки. Придвинул блюдо с овощами, захрустел огурцом. – И мне без них – никак. Наука – главное. И деньги. И сила. И транспортная система. И…

- Ты это уже говорил. Про интра… Инфраструктуру. Ты молодец, я понял. И дед твой тоже молодец. Ты мне лучше скажи, как так стряслось, что государство размером в материк развалилось на куски. И - жутко разные куски. У кого-то вездеходы на воздушной подушке, у кого-то – ездовые олени, - он взял стакан с молоком, раздумывая, пить или нет. Пахло вкусно. Или невкусно?

- Колдуны время не поделили.

- А?

- Нам еще повезло. Ухнули бы в средневековье вместе с императором. А так только столица и осталась в собственном времени. Остальные кто как. Кто на паровозах… Кто – на оленях.

- Я не понимаю, - он отставил молоко.

- А никто не понимает, - Июль угрюмо отвернулся от еды. – Братец мой, похоже, что-то понял – потому и за море свалил… Как будто там время в порядке.

- А эти колдуны, которые все испортили, – он спрятал остаток коржика за тарелку, - почему дело поправить не могут?

- Передохли, - буркнул Июль. – Колдовство, колдовство… Проклятое это дело. Когда император исчез, они как с цепи сорвались. Мол, победитель получает все. И в Старом дворце наследников-то хвать – а нету. Только каменная статуя ребенка Басилиска как раз такого роста, как законный, старшенький, и все слуги клянутся, что это - настоящий заколдованный наследник. Это ты был, короче.

- …Да ну тебя!!

- Не ори. Я сам видел. Окаменевший – не каменный. Различить можно. По глазам, по ресницам, по пушку на коже… Дед ведь тоже сказал, что это именно ты на постаменте. Он тебя живого раньше видел. В общем, стоишь незрячий, улыбаешься, колдовать не можешь. И еще сто лет тебе стоять.

- …Это сказка!!

- Если бы. Кровища ж какая полилась из-за этой сказки! Все, все сцепились: сто лет свободы от Басилисков, всем можно в императоры! А самый крутой колдун прикинулся святым, мол, совесть нации в годину испытаний, а сам исподтишка конкурентов передушил заклятьем старости - оно время ускоряет, но как-то в минус… Я не очень понял. Конкуренты, однако, тоже что-то успели – много кто умел магией время убивать. Потому, в общем, и времена на разных территориях стали разные – пропорционально поражению.

- …Этот хитрый колдун – твой дедушка был?

- Нет, дедушка был… Реалист. На порядок хитрее. Тот еще монстр. Как же, пятиюродный внучатый племянник хрен знает какой прабабушки императора: с клыков яд капает, а глаза ласковые-ласковые. Претендент на трон, ага. Тайна государственная, как - но пришел колдуну карачун. А дед отряхнулся, выдохнул, спецслужбам и армии премию выдал и народу заявил: да к чер… Короче, от магии одни проблемы и давайте мы будем строить государство науки и технического прогресса.

- Получилось?

- Прямо тогда – нет. Все эти дрязги национальные, передел территорий, мятеж баронов, террористы-народовольцы и все такое. Кто во что горазд. Только дедушка и тут молодец оказался: с воздуха средним калибром им границы разметил и пригрозил: сидите тихонько и растите свою кукурузу. А друг друга не грызите. Мне сверху, мол, видно все. Да мы и до сих пор с беспилотников все границы патрулируем.

- Сколько лет назад это было?

- Сто десять.

- Мне десять, ты говоришь?

- Примерно. Тебе было семь, когда тебя заколдовали. На сто лет. И еще три прошло с тех пор, как ты расколдовался.

- …Думаешь, я поверю?

- А ты на себя посмотри. Разве дети бывают такие?

- Ты хочешь сказать, мне сто десять лет?

- Десять. Сто лет ты… В общем, не жил. Каменным стоял.

- …Давай лучше велим тебе еще котлеток принести.

- Листик. Не злись. До сих пор не веришь? А я играл в песочек в детском дворике Старого дворца у твоих ног… То есть у ног статуи… Постамент. Сверху мальчик с мячом, как настоящий - курточка, сандалики. Только белый, каменный. Улыбается чуточку. Ты и сейчас так улыбаешься – лишь на чуточку… А я в детстве с тобой разговаривал. А постамент до сих пор там стоит. Осенью посмотришь.

- Да-да, - он обратился к Лышику: - Понимаешь, Лышик, сто лет подряд мне на каменную голову гадили воробьи, а потом я ожил, слез и ушел.

- Вот как я принял государство, Служба Безопасности предоставила мне тайный отчет: когда и куда была вывезена статуя мальчика Басилиска. Отец распорядился: ну, на кой черт ему наследник, хоть и каменный, прежней династии, если полно своих? Он помнил, на что способны Басилиски. В легенду о тебе не верил – а точно знал, что и как произошло. Знал, что скоро оживешь. Вот и решил принять меры. Избавиться.

- Тогда почему он не уничтожил статую?

- Ха. Так каждый, кто на тебя поднимет руку, тут же сам превратится в камень.

- Легенда?

- Нет, правда.

- Я не хочу проверять.

- Мой старший брат уже проверил, - передернулся Июль. – Сам на щебенку рассыпался. Это было у матери на глазах – и она с ума сошла и тоже умерла скоро. А отец щебенку захоронил, матери мавзолей отстроил и распорядился, чтоб статую мальчика Басилиска со всей осторожностью вывезли в Чернолесье и поставили на глухой полянке в лесу. Видимо, рассчитывал, что в Чернолесье появятся окаменевшие волки.

- Ты меня пугаешь.

- Я сам боюсь. Как ты уцелел, когда ожил, кто тебя подобрал – неизвестно. Но слухи о ребенке Басилисков по баронским уделам поползли два года назад. Ты у них стал переходящим призом. Шансом не на престол – а на подгадить Княжеству. Интриги, заговоры. Но от нашей Службы не скроешься. Наблюдали: куда тебя переместили, к кому... Отец все никак не мог решить, прикончить тебя - и какой это будет ценой? - или дать государству шанс возродиться. Басилиски ведь умели управлять временем.

- … Я не умею!!

- Да ладно. Если это у тебя в крови, ты сможешь навести порядок, по крайней мере, все вернуть, как было. Мой средний брат занялся изысканиями – и нашел в секретных архивах что-то такое, что… Сбежал за море. Он всегда был трусом. А отца от бешенства хватил удар. Бац, и все. В сознание не приходил, через месяц умер. А я, самый, по его мнению, бесполезный, правлю уже год. То есть только учусь править. И… Ну, хочу, чтоб страна снова стала громадная и умная вся, и чтоб… Был ты. Человек, который живет настолько долго, что способен управлять историей. Твой отец вон пятьсот лет прожил до… До катастрофы.

- Ага. Очень это он хорошо управился: раскромсал всю историю на несчастья!

- Надо исправлять, - Июль вытащил из блюда с салатом кусок помидорины и задумчиво сжевал. - Я замучился уже с этими баронами. Хочу единое интеллектуальное пространство. Единое время. Нормальную цивилизацию. Университеты, тяжелую промышленность и научные центры. Чтоб космические корабли строить… И вообще.

 

Начались штормы. С ними пришла осень – пора в столицу. Лететь пришлось долго, на север, вглубь материка. В сумерках новая столица, выстроенная на горе, сверху показалась черной. Обсидиан, стекло и цепочки фонарей. Июль велел Стражнику, всегда и везде сопровождавшему их, посадить машину на смотровой площадке над старым городом. Темный дворец под горой оказался громадным лабиринтом с редкими желтыми огоньками в черных расщелинах. С севера дуло. Мрачной стеной рыжий закат с кроваво-фиолетовыми прожилками вставал за страшным нагромождением черных зданий, невысоких башен, глухих высоких стен.

- Я туда сейчас не пойду, - буркнул Июль и прислонился к машине. – Вот ни за что. Ну, насмотрелся? …Листик, пойдем домой.

- Я так понимаю, что мой дом – вот, - он мотнул подбородком на жуткий Старый дворец – руки были заняты Лышиком, в которого он от страха вцепился так, что ему, наверно, больно. Ослабил хватку, пристроил Лышика под мышку: - Но… Я туда - боюсь.

- Вообще-то я тоже там родился… Но из-за моих братьев все стали Старого дворца бояться. Теперь там музеи, архивы и просто запертые дворцы.

- Он такой… Большой…

- А ты еще маленький. Все, поехали, - он нежно взял его за шиворот и направил в машину.

Он неуклюже запнулся и, выронив Лышика, шлепнулся на сиденье:

- Ой!

- Не «ой», - Июль подобрал Лышика и сунул ему. – Вот. Слушай, а что он такой тяжелый?

- Так.

- …Ой, ну не хочешь, не говори! - Июль влез на сиденье рядом, сказал Стражнику: - Летим домой…- посмотрел в глаза: - Да Листик! Да что ты бледнеешь!! Подумаешь, пару секунд ты его в руках не держал! Ничего с ним не случилось!

- Он ушибся!! И испугался, когда падал!

- …Листик, это кукла.

- Нет!!

- Тряпки, наполнитель и что-то тяжелое внутри, - задумчиво сказал Июль, разглядывая Лышика. – Да не бойся, играешь – играй… Спать хочу… Завтра, если вырву часок, слетаем сюда, посмотрим…

 

Предназначенные Листику комнаты в Новом дворце оказались такими же огромными, как прежние над морем, но – черными. Пол, стены, потолок – все черное, только на потолке поблескивают редкие серебряные звездочки. И в спальне с потолка свисают странно раскрашенные полосатые или пятнистые шары.

- Планеты, - слегка обиделся Июль. – А что все черное – да чтоб как в космосе. Люблю космос.

- Так это твоя детская!

- Да, - он щелкнул кнопочкой на стене, и по всей комнате развернулись и тихонько поплыли туманности, скопления галактик, мелкие, как пыль, звездочки и серебряный корабль с парусами. – Старинные морские суда я тоже люблю.

- Я, наверно, теперь тоже люблю, - шепотом сознался он. – Спасибо…

- А я теперь в отцовских покоях, - мрачно сказал Июль. – Вон, в соседнем дворце. Там ужасно.

- Что, водятся призраки?

- Там водятся секретари, помощники министров, охрана, прислуга… Но призраки, пожалуй, тоже.

 

К полудню Июль прислал сказать, что некогда. На следующий день – тоже. И еще три дня - ни звука. Он извелся гонять планеты и космические кораблики по всем комнатам. Прочитал первый том «Сказок народов мира», прикончил учебник математики за второй класс и прорешал половину за третий.

На пятый день к ночи – слепой дождь за окном и мутные фонари – стало совсем тошно. Сунув Лышика за пазуху, он как мышка прошел по пустынному коридору, спустился по лестнице. В холле навстречу встал теперь всегда охранявший его Стражник, взглянул тепло:

- Добрый вечер. Есть пожелания?

- Хочу видеть князя. Иду к нему.

- Но…

- Иду к нему.

- Я тебя провожу, - опять этот взгляд. Везде и всегда, когда бы не встретился со Стражником – встречаешь и вдумчивый ясный взгляд. Теплый-то теплый, но, кажется, насквозь. И будто он там внутри что-то интересное видит – что? Больше никто так не смотрит. – Может, только ты сейчас ему и нужен…Надень куртку. Снаружи льет и очень холодно.

За дверями Стражник раскрыл перепончатый черный зонт, по которому оглушительно загрохотал ливень, мягко и бесцеремонно подхватил другой рукой:

- Сиди, а то ноги промочишь, - и понес сначала под высокими красивыми арками, потом через плац и наконец сквозь колоннаду парадного портика и огромные черные с золотом двери внес в залитое светом пространство гулкого холла. Сунул охране зонтик, осторожно поставил Листика на пол и повел за руку к далеким ступеням парадной лестницы: - Смелее.

Покои Июля находились на втором этаже. Стражник открыл тяжелые черные двери, сказал:

- Ступай, не бойся, ты ему сейчас очень нужен, иди все время прямо.

За порогом охватило холодное и бесчеловечное, полное нарочитой грандиозности и громадных красивых вещей пространство. Колонны, поблескивающие мозаики во всю стену, холод и полутьма, черный скользкий пол. Это не похоже на дом. Как же Июль тут живет, бедный? Он прижал Лышика покрепче и двинулся вперед. Мимо колонн, потом – чередой пустых по ночному времени приемных, комнат для аудиенций, залов для совещаний – все прямо.

Еще одна приемная. За ней – освещенный лишь служебными огоньками по углам громадный кабинет с мебелью для великанов. Пусто. Но чуть приоткрыта дверь напротив. Он прокрался мимо черной громады стола и скользнул туда – а тут светлее… И теплее… И пахнет по-другому. Июлем. Тут на столе, на стульях, на диване – книги и документы, раскрытые и закрытые, разбросанные и стопочкой, а поверх исчерканных страниц учебника по экономике – зеленое яблоко с отпечатком зубов. Даже откусить не успел? И где ж он? Пришлось миновать еще несколько мрачных комнат…

И лучше б его таким не находить: Июль, прикрывая затылок, вцепившись себе в космы, катал башку по скатерти разоренного стола среди тарелок и стаканов, дрожал и всхлипывал, иногда беспомощно пиная пяткой ножку стула. Но хоть не ревел в голос. Уйти? Одного бросить с какой-то бедой?

Он подошел и тихонько потрогал дрожащее плечо:

- Ну, что ты? Что стряслось?

Июль вскинул голову:

- …Ты?! Ой, блин… - и лицо его опять скривилось в плаче. Он спрятался в ладонях, и, сделав усилие, чтоб перестать рыдать, спросил: - Что ты тут делаешь?!

Он посадил Лышика на соседний стул, обхватил Июля обеими руками и прижался лбом к плечу:

- К тебе пришел. Не реви. Что ревешь? Скажи мне.

Июль сердито проворчал:

- Хочу – и реву. Тебе-то что?

Он легонько боднул его и отпустил, отошел:

- Я б тоже злился, если б ты меня такого застукал… Не хочешь рассказывать, ну и не надо…- взял Лышика, сел: - Я и так уж понял, как много из-за меня в твоей семье печали. Реви на здоровье.

- Спасибо, - хрюкнул Июль и, отвернувшись, вытер лицо и высморкался. – И как тебя впустили?!

- Велел… Слушай. Ты почему пропал? Ты от меня прячешься?

- Да я целыми днями работаю, чтоб… - он повернулся и взглянул прямо: - Ох, Листик, да. Прячусь. Потому что – письмо, потому что не хочу идти в Старый дворец, потому что - не знаю, что с тобой делать… И что делать вообще. А вдруг ты правда умеешь превращать людей в камень?

-…Я не знаю. Мне б наоборот уметь, из камня – в человека… Лышика расколдовать…

- Лышика?

- Сейчас… Тайна у меня есть… - он встал, отодвинул блюдо с яблоками, положил Лышика на стол, расстегнул сначала кафтанчик, а потом, обнажив шелковый животик, еще несколько пуговок на тайном кармашке – и извлек маленький белый камень, чуть посверкивающий на свету искорками кварца: - Вот. Я все думал, говорить ли тебе…

- …Да это твой мячик!!

- Какой еще мячик?!

- Ты с ним в руке стоял, когда был статуей!! – вскочил Июль. – Ты сам из точно такого же белого камня был! Да точно мячик, смотри, тут и полоски, как на мячиках рисуют, видишь?

Он прижал камешек к груди и закрыл глаза:

- Вижу. Знаю. Ну и что. Это Лышик.

- Ну… Может быть. Кто ж знает вас, Басилисков, - с сомнением сказал Июль. – А можно посмотреть? Дашь? – он нежно забрал камень теплыми руками. - Спасибо… Не дрожи. А смотри, полоски-то не простые, на них какие-то деления…

- Видел, - он все-таки открыл глаза. Не так уж и страшно смотреть на Лышика в крупных, нервных ладонях Июля. – И циферки есть, где линии пересекаются… Это колдовство.

- Это похоже на армиллярную сферу, что ли… - он медленно крутил камешек. – Вот и планеты отмечены. Похоже ведь на проекции орбит?

- …Ты у меня спрашиваешь?

Июль вздохнул:

- Тебе надо учиться… На, - он осторожно вернул круглый камешек. – Спрячь обратно. Надо подумать…

Запихнув Лышика обратно в тряпочное тельце и застегнув все пуговки, он спохватился:

- А из-за какого письма ты плакал?

Июль помрачнел. Отошел, плюхнулся на диван у стены:

- Из-за моря. Секретное. Ужасное.

Он подошел и сел рядом. Подумал и придвинулся к Июлю. Июль положил ему руку на плечи, как пару раз сделал во время долгого перелета с юга домой, и сказал:

- Теперь я тоже – последний листик… Как ты. Один. Донесли, что мой брат… Ну, что нет его больше. А в кровати его дома – куча щебенки.

- …Это что ли опять из-за меня?

- Я не знаю. Но он… Конечно, он злоумышлял против тебя. Он мне недавно ужасное письмо прислал, чтоб я не валял дурака и быстро от тебя избавился, вывез бы в степи или в космос бы запустил. Что ты опасен, что ты можешь превращать людей в камни.

- Июль… Знаешь… Я ведь многих людей боялся, когда они меня хватали и тащили, и так много я видел… нехорошего… Мог бы превращать, так щебенки было б - хоть дороги мости.

- Вот и Служба говорит, что ни одного случая не отмечено.

- …Почему он сбежал?

- Не хотел на трон. Это ж каторга. И ужасные тайны.

- Я буду тебе помогать, - он плотнее влез под руку Июля. – Раз уж мы оба теперь эти… Листики.

- Он был трус… И предатель. Но – брат, понимаешь? Задачки по физике объяснял, на велосипеде научил кататься… Я в него ревел, когда мама… К отцу-то ведь не подойдешь даже… В общем, брат. И – его нет.

- Больно, - согласился он. – А ты верил, что он когда-нибудь вернется и поможет?

- Верил. По ночам, когда еще прорва дел, а уж скоро рассвет…

Тихо постучав, в комнату вошел Стражник, оглядел их ясными спокойными глазами и спросил:

- Будут распоряжения?

- Да, завтра утром отвезешь нас в Старый дворец, ладно?… И пришли кого-нибудь прибраться.

Стражник усмехнулся, кивнул и вышел. Июль посмотрел ему вслед:

- По-моему, он приходил проверить, не обижаю ли я тебя.

 

Утром в промытом ливнем мире так сверкало холодное солнце, что казалось, ясный свет его плещет во все края и вот-вот мир переполнится. Приходилось жмуриться, чтоб разглядеть Старый дворец внизу – Стражник нарочно поднял машину повыше и теперь вел ее по неспешной дуге над Громадами древних дворцов и башен.

- Как можно было всем этим рискнуть? – задумчиво спросил Июль. – В смысле не самим дворцом, а наследием, страной, народом? На что он рассчитывал? Или просто не просчитал последствия?

- Ты про… Императора Басилиска? Июль, а вот ты сказал давно, мол, он ухнул в Средневековье – это как? И если мы все починим, он вернется обратно?

- Я не знаю. Время – такая сложная штука. Да и как починим – это не мозаику сложить… Интересно, хранитель дворца знает, где тут есть какая-нибудь обсерватория, что ли… Или хоть какая-нибудь армиллярная сфера...

Стражник глянул через плечо:

- Я знаю.

- А ты вообще много знаешь, как я погляжу, - проворчал Июль.

- Работа такая, - усмехнулся Стражник.

Подумав, он сунул Лышика Июлю и скользнул на переднее сиденье рядом со Стражником, сел к нему лицом, поджав ноги:

- Ты больше знаешь, чем знал бы по работе. И ты всегда мне помогаешь.

- Вам обоим. А как не помочь? Ты – мал, Июль – юн. Тут без опыта с княжеством-то не управиться, а вы империю восстановить захотели. Не страшно?

- Страшно. Но нужно, - сказал Июль. - Надо просто крутануть время на сто лет назад. Когда страна была нормальной.

- Ты думаешь, тут где-то спрятана машина времени?

- Надеюсь.

- Может, и есть. А может, и нет, - странно сказал Стражник

- А мне жалко эти сто лет, - он оглянулся посмотреть на новую столицу на горе - с хрустальным, черным, прекрасным Новым дворцом. – Я-то, вы говорите, каменным был, но все остальные жили, учились, изобретали… Сколько наизобретали! Лекарства, машины! Вон какой Дворец новый, а мосты, а дороги… И – новые люди, новые дети – их что, если мы крутанем время назад, не будет?

- Ты мне предлагаешь все оставить как есть?

- Ты ж меня научил читать. Научи их всех.

- …Школы в баронствах открывать?!

- Малыш дело говорит, - сказал Стражник. – Мы ж подбираем по баронствам беспризорников в наш социальный запас. Для армии, для промышленности. И нормально. Я даже больше скажу: в каждом выпуске Академии Службы двое-трое выпускников – оттуда. Отбор идет, но незначительный. Надо посерьезней. Врачей, учителей готовить. Баронских дочек - в какой-нибудь институт благородных девиц. Тогда у тебя следующее поколение баронов хоть химию от физики отличит.

- А деньги где? Мы не можем быть донорами для всего материка!

- Они заплатят, - вздохнул Стражник. – Я много там времени провел. – За контрабандные лекарства, телевизоры и детские учебники там платят огромные деньги. Люди же. И отнюдь не глупые. Все хотят жить подольше и получше. Ты только на вакцинах и азбуках заработаешь на свой космический корабль за пару лет. А если там кинотеатры построить… Геологоразведку провести, шахты открыть – пусть редкоземельными минералами платят… Хотя думай сам, конечно. Ты – князь. Но лет за сто вы их вытащите.

- Через сто лет меня не будет. А Листик… Будет.

- И что? Нельзя нам трогать время, - он перелез обратно к Июлю, приткнулся к нему, костлявому. – Мы неграмотные. Запутаем только еще хуже. Да и что мне время? Я ж почти не помню, что сто лет назад было, - он забрал Лышика. - Мне братика бы расколдовать…

 

В огромном зале под обсерваторией, которая стояла запертой неизвестно с каких времен, было темно и пыльно.

- Вот вам армиллярные сферы, секстанты и квадранты, астролябии и даже трикветрум, - сказал Стражник. – Все старые астрономические приборы. И первые оптические телескопы.

- Нехорошо, - сказал Листик, чихнув от пыли. – Тут красота. Надо прибраться. Чтоб все сияло. Каждая латунная трубочка… А смотрите, какая на стенах-то красота! - он ткнул в мозаики древних небесных атласов.

- А у меня нейтринный телескоп в горах есть,- ревниво буркнул Июль. – И радиотелескопы, два, и пять катадиоптрических.

- Сюда будут водить кадетов из твоей будущей космической академии, - улыбнулся Стражник. – Чтоб знали, какой путь прошла наука. Так, но машины времени здесь нет.

- Откуда ты знаешь?

- Я работал в Старом дворце, еще когда тебя на свете не было, - усмехнулся Стражник. – И рос тоже здесь. Тут полно тайн.

- Ты сам – какая-то тайна, - Листик подошел и взялся за его руку, как маленький. – Июль, пойдем. Я доверяю этому человеку.

- Я тоже доверяю этому человеку, - медленно подошел Июль, не отрывая от Стражника глаз. – Я был мал тогда, но помню, что ты отвечал за охрану Детского дворца. Помню твою форму, улыбку. Мы иногда еще говорили с тобой про каменного мальчика во дворике, где был мой песочник… Няньки, и мама тоже, говорили, что это настоящий мальчик, только заколдованный. Я думал, сказки, спросил у тебя – а ты сказал, что да, Император сам заколдовал сыночка, чтоб спасти будущее, и что мой каменный дружок скоро оживет… Ты казался мне добрым. А потом, когда все началось… Ты исчез, когда исчезла статуя. Вернулся примерно через год. И стал отвечать за мою охрану уже в Новом дворце. Везде меня возил. Я тебе верил. Поэтому и попросил отыскать вот его, когда стал Князем… А оказалось, ты прекрасно знаешь, где он. Что Служба в курсе. И я даже думаю… Что неслучайно его таскали по баронствам. Что Служба таким образом прятала его от моего отца и моих старших братьев.

- Ну, их безопасность впрямую зависела от его безопасности, - Стражник легонько пожал ладошку Листика. – А ты, малыш, что думаешь?

- Это ты отвозил статую в далекие леса?

- Я.

- И не бросил, а остался там ждать превращения?

- Остался. И все это происходило в тайной резиденции Басилисков, - он перевел взгляд на Июля и улыбнулся: - Такой «охотничий домик» с четырьмя подземными этажами и необходимым на все случаи жизни.

- …Папа знал? – спросил Июль, бледнея.

- Нет.

Надо смотреть на старинную астролябию, тускло мерцавшую золотом даже сквозь пушистый слой пыли. Нельзя шевельнуться или отвести взгляд. Что-то страшное подкатывает близко-близко. Кто такой Стражник? Почему он все знает? Как тихо.

Июль сказал:

- Ага… Значит, твой приоритет – Листик, а вовсе не мы…Да?

- Да.

- …Я понял, кто ты, - прошептал Июль. - А ты тоже умеешь превращать людей в камни?

- Нет. Это могут только настоящие Басилиски.

- А ты-то же не…

Стражник ласково перебил:

- Июль, малыш. Я будто слышу твои мысли, умник ты отважный. Ничего не бойся. Тебе ничего не грозит. Понимаешь? Ничего.

- Потому что я стал нужен Листику?

- Потому что ты со своими космическими игрушками - шанс для всех обрести будущее получше, чем можно было рассчитывать. И ты стал Листику братом – как я могу…

- …Но у него уже есть брат, - тоскливо сказал Июль. – Такой брат!!

- Пока еще нет, - ладонь Стражника нежно коснулась его затылка.

Усилием воли прорвав оцепенение, он подергал Стражника за руку:

- Я не понимаю. Вот мой брат - Лышик. Скажи мне немедленно, почему я не остался в домике, где четыре этажа под землей?

- Потому что мне нужно было вернуться в столицу. А тебе туда точно было нельзя при жизни прежнего князя. Я устроил тебе детскую жизнь у обязанной мне маркизы, но она была старенькой и года через полтора умерла. Это она сшила… Твою куколку, тельце для Лышика. И приучила думать, что камешек – это твой заколдованный братик. Чтоб ты камешек не потерял. И должен был быть всегда с тобой. Он важен.

- Чем?

- Он что-то вроде часов, которые определяют, когда тебе оживать.

- Но я уже ожил!

- А вдруг он понадобится снова?

- …Нет! Ни за что!!

- Ты не можешь этого знать. Мало ли: себя спасти, ребенка, друга… Выставляешь по астрономическим расчетам на армиллярной сфере, как звезды встанут в тот момент, как вернуться, и запускаешь.

- Это магия или наука? – вздрогнув, спросил Июль.

- …Да может, и у самих Басилисков не было ответа на этот вопрос.

Листик не слушал их. Смотрел в пуговки глазок Лышика:

- Значит, это – не братик…

Стражник сел перед ним на пыльный пол:

- Нет. Прости.

Июль подошел и прислонил Листика к себе:

- Я ж говорил, это - просто кукла.

- Вы… Вы неправду говорите!! – его затрясло.

- Листик, да пойми же…

- Не надо, - Стражник, перебив, даже схватил Июля за руку. – Не торопи. Он сам все поймет. Постепенно. Малыш, иди на руки. Держи крепче своего дружочка…Что мы тут пылью дышим, идем на солнце…

 

Снаружи, как ни в чем не бывало, сияло солнце и через все бескрайнее небо плыл медленный холодный ветер. Стражник нес его к машине, нес бережно-бережно. В машину сажать не стал – посадил на теплый капот:

- Отдышись.

Июль тоже залез на капот, прислонился спиной к лобовому стеклу, уставился в небо и спросил у солнца:

- И что теперь?

- Ничего, - ответил Стражник. - Думаю, все должно идти как прежде.

- Да почему?!!

- Июль, не надейся переложить на меня свою ношу. Правитель – ты. А я все равно буду рядом. Зачем всем окружающим знать, кто я? Ведь какая свистопляска начнется. Подумай, насколько большей будет моя помощь, если люди не будут знать, кто я?

- Ты можешь стать императором и начать объединять страну…

- Я ж ненастоящий Басилиск, - он облокотился о крышу. - Понимаешь, в наследнике должны сойтись две древних генетических линии, только тогда он обретет нужные способности и долголетие. А я – полукровка, моя мать была вот его нянькой, молоденькой девчушкой из провинции – которая лучше всех смогла заменить бедному малышу мать, когда та скончалась. Только у нее на руках младенец переставал орать; окреп, пошел, заговорил. Отец был признателен. Ну, а как мужчины выражают свою признательность молоденьким простолюдинкам… Кое-какой ум и долголетие я от отца унаследовал, чтоб и эти сто лет продержаться, и еще лет двести смогу прожить, наверно, а вот всякие опасные способности его рода – во мне отсутствуют. Колдовать не могу. Вообще. Совсем.

- Как ты уцелел?

- Сильные мира недооценивают нянек. Малыш, ну как ты?

- Никак, - буркнул он, сунул Лышика Июлю, встал, шатнулся и влез на крышу машины, лег там и уставился в небо. Как бы удержаться на берегу жизни и не кануть в эту синюю глубину? Повернул голову и снова встретил ясный взгляд Стражника: – А ты видел, как я превращался из камня обратно? Своими глазами видел?

- Видел.

- Это было страшно?

- Нет. Но очень, очень долго. Просто сквозь мрамор потихоньку стал проступать цвет. А потом ты еще очень долго привыкал жить. Тебя нужно было научить ходить, говорить и слушать, есть и спать… Жить. Иногда мне кажется, что ты до сих пор не привык.

 

В Детском дворике горько пахло опавшей листвой, на пригреве вдоль стены было даже тепло. На пустом постаменте тоже, легонько шевелясь под слабым ветерком, лежали листья. Один соскользнул и, кружась, медленно лег на край песочника. Шурша, Июль подошел к старым качелям, сел, чуть качнулся – листья ленивой волной отмело из-под ног. Стражник сказал Листику:

- Рассказывали, что ты сам залез на постамент.

- Повторять не собираюсь.

Легкий Лышик мягкой тряпочкой лежал за пазухой, а тяжелый круглый камень – под ладонью в кармане куртки. Он ощущал полоски, деления и отметки планет на нем, сто лет назад нанесенные рукой отца, и казалось даже, что он слышит... Эхо слов, произнесенных здесь сто лет назад? В ушах позванивало. Что-то простое и детское уходило из жизни, а на освободившееся место вместе с осенним холодком втекало неоспоримое, как атлас звездного неба, предчувствие будущего.

Июль перестал качаться, и качели постепенно остановились. Стражник смотрел куда-то поверх их с Июлем голов, поверх стен, поверх настоящего. Июль смотрел на пыльный мрамор пустого постамента, потом взглянул на него:

- Листик, ты чего?

- Я, похоже, догадался… - он поглядел на пустой постамент, вздрогнул. Справился с собой: - Как сто лет твоей жизни растянуть на тысячу.

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 4. Оценка: 3,00 из 5)
Загрузка...