Сокровище змеиных братьев

Бойдан весь взмок, рубаха – хоть выжимай. Безусое еще лицо и темные, отросшие до плеч вихры - мокрые, словно голову в ведро с водой окунул и не утерся.

Вспотел больше от полуденной жары и дикого напряжения, чем от махания мечом: сражаясь на бревне, особо не попрыгаешь, однако все мышцы - натянутые вожжи, чтобы после каждого замаха и принятого удара не свалиться. Падать не высоко, бревно укреплено на козлах так, что стоящему на земле по пояс будет. И перина из свежескошенной травы маняще-мягкая, душистая - аж голову кружит. Только Бойдану что в эту перину падать, что с кручи – головой вниз – едино!

Владияр, тоже босой, скользнул подошвой по гладкому обтесанному стволу вперед, к противнику. Бойдану ровесник, однако на полголовы выше, а рыжие усы и негустая бороденка уже преобразили его в зрелого мужа. Он замахнулся сверху, и Бойдан в ответ щит сразу высоко вскинул. Только удара не последовало, меч рухнул по дуге вниз и… нырнул острием под щит.

- А черная голубка предупредила бы! – куражно шепнул нападающий. Он в себе уверен, даже весел. С виду.

Лезвие, направленное в незащищенный броней живот, в самый последний миг обитая железом кромка щита отбила. Лязг заглушил бесноватые хрипы старого пса Дурака, где-то позади Бойдана до самоубийства рвущегося с веревки - спасти хозяина.

И тут бы Бойдану ударить самому… да голая нога вновь по окровавленному бревну скользнула, и он вместо точного выпада лишь нелепо мечом махнул. Порез на ноге неглубокий, даже пустяшный, но длинный, от паха почти до колена. Кровь пропитала порточину так, что сухого пятна не осталось, щедро окропила бревно, которое теперь под ногами – что маслом намазанное. Пришлось быстро отступить. Шагнул назад и ощутил: пятка в пустоте повисла – всё, край за спиной!

Боковым зрением Бойдан поймал, как высоченный, изможденный старостью до отчаянной дряхлости старик уронил спрятанный в белой бороде подбородок на сложенные одна на другую ладони, покоящиеся на торце длинного посоха. Взгляд старика упал в скошенную траву. Итог поединка ему, похоже, ясен.

Ну это мы еще поглядим! Внутри Бойдана вспыхнула ярость, обожгла. Правое плечо дернулось от желания рукавом смахнуть с бровей нависшие крупные капли. Сдержался. Цепкие опасно-спокойные глаза противника следили. Следили как из засады за добычей. Сцепив зубы, Бойдан крепче сжал черенок меча, другим кулаком - засаленную деревяшку щитовой рукояти. Взмотнул головой, стряхивая пот. Одна капля с брови скатилась по переносице в уголок глаза. А дальше… неизбежное, хотя и быстрое, движение локтем, чтобы глаза утереть.

Железо в руке Владияра, накануне отменно наточенное, взлетело так быстро, что аж вжикнуло, и высоко – на вытянутую руку. Нападающий вновь скользнул босой ступней по стволу вперед.

«Ведь убьет!» - успело мелькнуть в вихрастой темно-русой голове, а руки уже выполняли задуманное. Бойдан не утирался, только вид сделал. На самом деле, сморгнув пот, замахивался, чтобы прежде, чем меч Владияра встретится с его макушкой, успеть хлестнуть понизу, по выставленной вперед голой лодыжке.

Свой меч Бойдан накануне честно притупил, так что противник без ступни не останется. Но упадет – наверняка! Вещий Журба в прошлом воин, а ныне - ведун, травник и… крещеный христианин. Для него напрасная смерть теперь тяжелит душу, потому и велел биться на бревне, строго наказал обоим ученикам лезвия обезвредить.

Бойдан рассчитал верно, батя – десятник купца Велимута – довольно в бороду бы хмыкнул, это точно! Но, подавшись вперед и чуть присев, в тот миг, когда клин железа в его руке уже был на подлете к цели, почувствовал: нога соскользнула!

И Бойдан непременно с бревна бы свалился, да в предплечье его вцепился кто-то, с дикой силой рванул назад. А в траву навзничь полетел Владияр.

Дурак сбил хозяина и, хрипя, с бешеными выпученными глазами, дернул хозяйского обидчика к себе - перегрызть глотку, разорвать в куски.

Удар посоха по лбу сбил со старой дурной псины ярость наполовину, следующий - по носу - заставил разжать челюсти, пронзительно завизжать, заюлить.

Бойдан дрожал, кровь по руке бежала щедрой струйкой, проступала на сером груботканом рукаве бурой дорожкой. Место укуса жгло болью, но схватиться за него - значило отпустить бревно. Бревно, на котором он вдруг обнаружил себя сидящим верхом, которое сжимал коленями изо всех сил так, как понукал к галопу свою кобылу Яблочко.

Столь ошалелых глаз Бойдан не видел у Владияра никогда. Вообще ни у кого не видел. Потом оба парня дружно воззрились на старика.

Тот зажал подхрюкивающего разбитым носом, уже присмиревшего пса меж коленей, поднес близко к обессиленным старостью близоруким глазам конец веревки от ошейника и пристально в него вгляделся.

- Не надрезана, - проскрипел голосом в прежние времена грозно гудящим. – Значит, на то было хотение Божье.

Отпустил пса, который тут же кинулся в ноги Владияру – ластится, взял посох, прислонённый прежде к бревну, и заковылял вверх по пологому склону холма к распахнутым в кольце частокола воротам. Холм этот почти до подножия окружал такой густой и дикий бор, что в самый ясный день в нем было сумеречно.

- Таково твое решение, Журба?! – Владияр вскочил. Выкрик этот старику в спину был отчаянный, страшный - Бойдан голоса не узнал. – Не прячься за Божью волю! Ты же видел: я сильнее! Решил за черной птицей меня не пустить?!

Старик замер, постоял, прежде чем обернулся. Его плохо гнущиеся пальцы нервно пожимали рукоять посоха и тем выдавали еле сдерживаемый гнев.

- За черной – не пущу! Вижу, и Бог пускать не хочет. Даже наточенный меч тебе не помог! Мои уветы ты в ум не берешь и брать не желаешь! – он умолк, упреки продолжали рваться с языка, но старец лишь сердито дергал дряхлыми губами. Наконец вынес окончательный приговор. - Будет, как я прежде сказал: к братьям-змеям пойдет тот, кто на бревне остался!

И на удивление быстро заковылял к избе.

Бойдан почувствовал себя лишним в этой почти семейной перепалке. Лишним и отчасти ее виновником. Однако пульсирующие болью кровоточащие раны быстро смыли с души всякое чувство вины. Ведь убил бы, собака! Убил! Владияр словно почуял направленные на него злые думы, глянул на Бойдана.

- Жаль старика, - прошипел мстительно, - не знает, что «добрый паря» тоже к черному змеебрату собрался!

Бойдан лишь скрежетнул зубами, не нашел что возразить. Слез с бревна и похромал вслед Журбе, оставляя одной подошвой красные мазки на вялой траве. С черной голубкой эту схватку он бы выиграл целым и невредимым! В два замаха! С черной голубкой… Внезапной волной накатила слабость, захотелось поскорее лечь.

Вечером, уже перевязанный Журбой, Бойдан лежал на лавке и наблюдал, как Владияр побросал в мешок свое добро, коего оказалось немало, облачился по-воински и, не взглянув на старика, у которого руки тряслись много сильнее обычного, покинул дом. Дом, ставший ему почти отчим.

Бойдан знал: другого дома у Владияра нет. Журба подобрал его в веси, где после язвенного мора, кроме голодного, черного от грязи мальчишки в живых осталась лишь ощенившаяся сука, позволившая маленькому хозяину пить себя вместе с единственным визгливым и шабутным щенком.

А вот у Бойдана дом был, были родичи. И отец, жаждущий, словно ключевой воды в знойный полдень, величать сына витязем-змееборцем, витязем голубки. Черной. Это Бойдану шепнул сам батя, когда Журба пару весен назад заявился в дом купца Велимута. Вещий старик сказал тогда, что заприметил вихрастого парнишку со сметливыми глазами прежде, когда приходил врачевать. Видел, как отрок управляется с мечом, и сейчас явился лишь за тем, чтобы звать Бойдана в ученики.

- Раны подзаживут и на растущей луне пойдешь к норе змеебратьев, - тихо зашептал со своего лежака у печки Журба, после того, как распахнутые Владияром ворота скрипнули и Выйко, немой мелкий мужичок – ведунов холоп, вышел их закрывать. – Какого из братьев звать на бой, ты знаешь. А коли на своей шкуре хочешь попробовать то, от чего я тебя и Владияра остерегал… - грозно возвысил он голос, да вдруг, не договорив, оборвался, - а впрочем, сам мысли, сам решай… Устал я. Знай только: если черную голубку заполучишь и о том пожалеешь, против нее есть у меня оружие. Оружие верное, да только такое, что, пуская его в ход, умереть придется. – Старик умолк. – И еще, - продолжил вскоре, - прежде чем голубку добывать, сделаешь то, что я тебе сейчас накажу…

 

Тот самый! Иначе и быть не может! Задрав голову, Бойдан разглядывал старый вяз.

Могучее корявое древо макушкой было вровень с растущими поблизости стройными дубками и осинками, а вот треснутый ствол его и лысоватая крона со множеством иссохших ветвей - чудовищно широки. Будто для смеха, дряхлый гигант громоздился на небольшом, но высоком, как шишка на гладком черепе, холмике в два человеческих роста. Темные узловатые корни - и тонкие веревки, и толстенные канаты с березовый ствол - опутывали земляную «шишку» плотной причудливой вязью.

С трепетом длительного предвкушения Бойдан шагнул в черноту расселины меж корнями, так мало походившей на нору. Маленький светоч в левой руке держал перед собой как оружие, так крещеный заслонялся бы распятьем от беса. Правая ладошка нервно мусолила черенок меча у пояса. Уворачиваясь от внезапных корней, то и дело, казалось, впрыгивающих в ареал света то с боку, то сверху, быстро достиг тупика.

Все? Бойдан ожидал чего-то большего. Хотя и знал: ходы к змеям откроются, когда он с наступлением ночи ляжет здесь спать. «Не страшись этого. В хоромы этих змеев не залазит никакой зверь, никакие лесные гады не заползают. И другой человек не зайдет, пока ты там. Проснешься, увидишь два прохода: белостенный по одну руку и чернокаменный по другую, - наставлял Журба перед походом. Оказалось, свой визит к белому змеебрату старец помнил на удивление ясно. - Только не настоящее это будет пробуждение, а путешествие твоего духа, хотя разницы ты не ощутишь. В конце прохода – большая опочивальня. Там спит змей в ожидании дерзнувшего воя».

Бойдан поочередно осветил земляные, местами заплесневелые бока норы с торчащими коленками корней. Под ногой хрустнуло. Присел, посветил – кости, которые он не заметил прежде и которые ожидал здесь найти. Кости сына Журбы.

Старик справедливо, как сейчас убедился Бойдан, все эти годы полагал, что сын, вопреки отцовскому наказу, дерзнул добывать голубку черную и не вернулся потому, что с чернозмеем не совладал. Отцу ходу в эту пещеру больше не было, а разгласить путь к ней он не решился.

Темные, почти ушедшие в землю кости под соржавившейся в труху кольчугой Бойдан с почтительной неторопливостью сложил в мешок. Туда же сунул погрызенный ржой меч.

Выбрался из норы и от увиденного им действа, совершающегося в укромной вечерней тени пушистой лещины, замер. Весь грозно подобрался, вслушиваясь в мерные удары о землю.

Солнце давно кануло за лесное море, день быстро мерк. Бойдан ношу из рук выпустил, мешок с шорохом перекатываемой гальки упал к его ногам. Догорающий светоч бросил в кочку молодой зеленой травы и с грозной медлительностью опорожнил ножны.

- Все! – громко выдохнул Владияр, бросил заступ в неглубокую яму, посреди которой стоял. Судя по размерам, была это небольшая могилка. Закатанным рукавом белой рубахи утер с лица пот и потянулся к меху в двух шагах на траве. – Докапывать тебе.

Беззаботный Дурак лежал в стороне, сторожил хозяйское добро: воинскую бронь и оружие, новенькие рыжие сапоги и кучку серых тряпок - портянки. Вышедшего из земляной трещины человека старая псина сразу признала, приветливо завиляла хвостом.

- Зачем выследил? – Бойдан приблизился, удерживая на краю видимости и пса.

От меха могильный копатель оторвался не сразу. Пресыщенно-сладко гаркнул и сел на край ямы, доходивший ему до середины голени. Подтянул к себе котомку, нашарил в ней сухарь.

- Старик никогда нам не говорил, - начал он, похрустывая. - Я узнал сам. Из его многочисленных письмен. Большую часть их сделал не он, не наш Журба, а его наставник. Ходы к змеебратьям будут доступны всю эту ночь. - Владияр многозначительно умолк. - Раньше восхода на все тридцать девять лет замуруется лишь ход к побежденному змею. Если конечно победит смертный. Если нет, оба хода запечатаются сами собой с первым лучом.

Бойдан молчал.

- Раз старик так решил, ты пойдешь первым. Я - когда выйдешь, - с ложной беззаботностью забросил удочку Владияр.

Бойдан не шелохнулся, грозной настороженности не ослабил. И прочитать, и понять написанное Владияр мог аж на нескольких наречиях. Журба учил его. И грамоте, и лекарскому делу, и ведовству. Только Христово слово в рыжей буйной голове никак не приживалось. И по-воровски шарить в стариковых записях – тоже мог. А прежде ключик от заветного сундучка у Журбы на время выкрасть…

- Решай скорее, сам видишь: день на исходе, - поторопил Владияр. - Без голубки я отсюда не уйду, – наконец выдал он голосом каменную твердость своего намерения. - Хочешь подраться или миром дело решим?

У Владияра что-то на уме есть - это ясно. Но только не драка. По крайней мере, не сейчас. Это Бойдан прочел по его глазам. Неужто так просто черную голубу отдаст? Или по какой-то неведомой причине уверен, что чернозмей соперника убьет? Или… Еще раздумывая, Бойдан меч все же убрал. Желания подраться с кем-либо кроме змея, у него тоже не было.

Владияр коротко и явно с облегчением кивнул, вышагнул из ямы. Отошел недалеко, распластался на траве, закинув ногу на ногу, все еще похрустывая сухарем. Нарочно так лег: и от своего оружия дружелюбно далеко, и к копающему не угрожающе близко.

Бойдан сапог не снял, меч не отвязал, как тот ни мешался, и к лежащему спиной не поворачивался. Мысль: а не себе ли могилку копает? - не оставляла.

Однако ждать оставалось не долго. Стемнеет, и Бойдан заступ бросит, пойдет к пещере. С боем придется прорываться или нет – будет видно. Вот что сейчас было интересно: знает ли Владияр, что пока один не вышел или не умер, второму не зайти?

Земля оказалась тяжелая - глина с камнями. Совсем немного углубив могилку, Бойдан, весь взмокший, скоро распрямился.

- Да хватит уже. Костям много места не надо, - Владияр поднялся, подошел. Подобрал мех и, отпив, протянул его Бойдану. – Помиримся. И вот еще что, - заговорил тише, - если змей меня сдюжит, кому-нибудь накажи пораньше, а не через полвека меня достать.

Бойдан медленно, удивленный увиденным в глазах, кивнул. Почти уж опустошенную «братину» пива из рук Владияра принял, отхлебнул пару раз. За человеческой враждой на время и забыл куда идет: к огромному зубастому гаду, сотворенному богом или чертом каким убивать воев. Отхлебнул еще и мех отдал.

- Ты меня тоже гнить в норе не оставляй.

Теперь понимающе кивнул Владияр. И поторопил:

- Иди. Кости я сам землей укрою.

 

 

- Оружие! Где оно?! Меч, стрела… да хоть нож! Что-нибудь похожее на оружие! – Бойдан рычал от гнева, сильно чадящий светоч поднес к лицу мальчишки так близко, что опалил взъерошенную светлую челку. - Здесь есть тайник?!

- Н-нез-з… - от страха малец стал заикаться. От огня отворачивался, вжимался тощими лопатками и белобрысой макушкой в камень. Страшный взгляд его то и дело падал на плохо, наспех отертый от крови меч в руке разгневанного воина.

Бойдан обессиленно выдохнул, бесполезный допрос прекратил. Огляделся: круглая, уже чуть задымленная пещерка без входа-выхода и какой-либо дыры наружу. «Стены», на сколько достал, он уже обстучал рукоятью меча. Глянул на «пол»…

- Свети мне, - сунул в неуверенную детскую ладошку светоч и широко шагнул в черное озерцо крови вокруг убитого крылата. Раздумывая как бы ловчее его ухватить, отер ладонью губы и короткостриженую бороду.

Рыжегривый лев лежал, уткнувшись лицом в собственную кровь, раскинув величественные, сильно потрепанные в бою с человеком, золотоперые крылья. Бойдан еще раз, уже тщательнее, отер клинок о густую, лучащуюся слабым желтым светом шерсть. Вслед за движением клинка по ней перекатился золотистый бурунчик. Убрал оружие в положенное ему место у поясного ремня и ухватил крылата за заднюю лапу, рывками, натужно покряхтывая, отволок тушу к «стене».

А потом тщательно, сосредоточив все внимание на кончиках пальцев, ощупал под жидким покровом камень.

Ничего.

Да он и не слышал, чтобы в пещерах крылатов имелись тайники. Ценны эти пещеры тем, что выйти из них можно хоть за год, хоть за сто лет до того мига, как вошел. Но можно выйти и в далеком грядущем. Это если заходит в пещеру человек незнающий. А знающий имеет «ключик», который и впустит, и выпустит в нужное настоящее. Да выпустит так, что «тени» в пещере не останется, ведь при желании здесь с самим собой можно встретиться, а тогда… Что будет тогда, Бойдан так старика и не понял. Беседуя во сне с умершим ведуном, он вполне удовлетворился тем, что из настоящего, где у Бойдана родичи, други, жена есть и дочка подрастает, «ключ» его никуда не перенесет.

У крылата схрон добра сделать?.. Надежнее места не придумаешь, только вот огромный зубастый хозяин гостям не рад. Если они не хотят добровольно становиться его трапезой, конечно. Однако Журба человек был непростой, и не такое хранилище для Оружия мог придумать. Неужели Бойдан плохо ищет? Не видит того, что у него под носом - как любил журить его старик.

Отсутствию тайника было и другое объяснение - простое, очевидное и от того еще более досадное. Не визит покойного старика-наставника это был, а обычный сон… Однако и так не сходится! Крылатово-то логово на указанном месте нашел! Да и «ключик» в избе старика под той самой, подсказанной во сне половицей был. И ведь – подошел!

С досадным вздохом Бойдан распрямился и тотчас же от боли сморщился: между лопатками теперь не царапало, вонзилось что-то, исподняя рубаха в том месте к телу влажно прилипла. Хотел распоясаться, чтобы железо и подкольчужник стащить, но вместо этого заметил позади себя и на увиденное резко обернулся.

«Помочь хочет, - льдистым хрустальным перезвоном зазвучал в голове воина девичий голос, - рад, что ты пришел, хоть тебя и боится».

- Чего? – спросил Бойдан мальчишку, который вздумал подкрасться к вою со спины. В темной пещере со светочем в руке. А теперь с испуга замер столбом.

- П-перо вытащу… в кольце застряло.

«Правду говорит, угодить тебе хочет» - опять пропела сладкоголосая дева в голове Бойдана, и он без малейшего раздумья выхватил с пояса нож. Рукоятью вперед протянул чумазому мальчишке, присел на корточки спиной к нему.

Мальчик передал светоч в протянутую над плечом ладонь воина и боязливо, чуть дотрагиваясь принялся занозу выковыривать.

- А ты витязь-змееборец? – прошептал со страстным придыханием безмерного восхищения. - Витязь белой голубки?

На этот вопрос Бойдан никогда не отвечал. Отвечали его волосы, ресницы, брови, короткая бородка – все жемчужно-палевой сияющей белизны и еще такой светлой лазури глаза, что многим казались бесцветными.

- Ты правда победил белого змея? И освободил голубку из его хрустального сердца?

- А ты знаешь другой способ ее заполучить?

- И она поет в твоей голове прямо сейчас? А чего она поет?

- Что ты ленивый смерд и плохо стараешься. И что тебя надо оставить здесь, - соврал молодой воин, плечо которого подрагивало от боли.

Мальчишка на миг замер… а потом бросился орудовать ножом смелей и усердней.

- Как сюда попал? – Через пару мгновений Бойдан принял из рук мальца обломанное золотое перо с острым и твердым, словно железная игла, стержнем. - Давно здесь?

- Не зна-аю, - задумался тот, – в этой кромешной тьме дней нету. – Потом почесал пятерней затылок и спохватился. – За пару дней до того, как крылат меня в лесу сцапал, дед мне волосы остриг! До ушей на толщину пальца не доставали… - оттянул прядь над ухом, - да вот вроде и не выросли совсем. Значит, недолго.

- А чего это крылат тебя не сожрал?

- Не зна-аю, - прогнусавил и утер сопливый чумазый нос рукавом. - Велел пещеру от грязи скрести. А бывало среди приволоченных им шмотов и человечину находил…

Масло светоча почти выгорело, стало темно, удушливо-дымно. Свечение крылатовой шерсти и крыльев тоже иссякало, душа убиенного зверя постепенно отходила, чтобы через короткое время без зачатия и рождения воплотиться вновь и занять назначенное ей высшей силой место - место стража этой пещеры.

Оружие… Какое? И где ты его схоронил, Журба? Бойдан покачал головой в лад своим невеселым мыслям. Неужто придется выйти против Владияра вот так, по-человечески, с мечом и щитом? Это против князя-колдуна-то?

Владияр умудрился женится на княжне, а тесть его удачно и безболезненно скончался во сне через полгода поле свадьбы. Теперь Владияр княжит в городке Кузов. А людская молва с ненавистью добавляет к его имени: «Колдун!».

За пять лет княжения много подмял под себя он соседних весей, и управы на него до сих пор не нашлось. Против колдуна соседи собирали многочисленную дружину. Не сдюжили. Нередко бывало вызывал его кто смелый один на один. Князь не отказывался. И охотников поначалу было столько - колодец их пролитой колдуном кровью наполнить можно. В этом колодце оказалась бы кровь и дядьки, и бати Бойдана. Значит, теперь очередь его самого настала. Не было больше рядом отца, который один мог, жалеючи, сына от поединка удержать. Стенания матери, сестры, женки, стократно усиленные голубкиным поддакиванием, душу жалостью рвали в клочья. Но вот он далеко от своих баб и душе теперь ничто не мешает полниться жаждой честной мести.

Оружие… Ох, что же ты задумал, вещий старик? Размышляя, Бойдан взглядом уткнулся в мальчишку, в заточении исхудавшего, бледного до такой степени, что это было заметно, даже не смотря на слой грязи.

- Как звать?

- Первак.

- Со мной пойдешь.

Мальчишка засиял глазами, обрадованно кивнул. Бойдан еще раз оглядел полутемную пещеру, безрадостно вздохнул и выудил из-за пазухи шуршащий содержимым маленький кожаный мешочек с намалеванными смолой диковинными значками и привязанными к тесьме резными деревяшками, приложил его к «стене».

Сначала камень легонько замерцал лишь в том месте. Верхний слой его будто сделался прозрачным. А потом мерцание расползлось, под ним стал угадывался глубокий черно-бездонный проход. Воин забрал у мальчишки светоч, без удивления и опаски пошел за призрачную пелену. Зажмурившись, Первак поспешил шагнуть следом.

Весьма скоро в конце открывшегося прохода вспыхнул свет, и они вышли в жаркий и радостный летний полдень. Обернулись. Каменный бок горы за их спинами мгновенно «зарос», стал диким и непримечательным, с застарелыми плешинами мха.

Из близрастущих зарослей шиповника Бойдан достал свой заплечный мешок. На мальчишку мельком глянул и уверенно направился в чащу, угадывая одному ему ведомый путь.

Вскоре Первак начал отставать. Еле-еле перелазил через валежины, часто не успевал уклониться от ветвей, отгибаемых идущим впереди воином. В какой-то момент Бойдан понял, что идет один.

Мальчишку отыскал быстро, тот от следа не отошел, изможденный, сидел под раскидистой ольхой бледным человеческим призраком, смотрел на воина открытым взглядом раненого зверька.

«Знает, что помощи ему от тебя ждать нечего. Но надеется. Ищет чем тебя за свое вызволение отблагодарить, да не знает. Даже сил, чтоб обузой не быть, у него нету» - заколыхались хрустальные колокольчики, слышимые одному Бойдану. И вслед за этим сердце воина царапнула жалость. Щемящая и благостная одновременно. Такой не воспротивишься. Да и противиться не хотелось.

Бойдан скормил мальчишке половину припасов. Жадно, обеими руками Первак напихивал в рот ломаные сухари, а глазами уже вгрызался в кус сала - и так пока не проглотил нежевамши все, что перед ним было выложено. Набил живот и сразу заклевал носом. Взмотнул головой раз… потом другой… и повалился в траву, свернулся озябшим котенком. Чем он, спрашивается, занимался в пещере целыми днями? Видать не дрых. Видать только сейчас большой страх его отпустил.

К реке вышли уже на следующий день к вечеру. Бойдан сразу пошел проверить на месте ли лодка. Примощенное меж двух валежин и закиданное сушняком суденышко люди не нашли. Нашли звери. Деревяшки им были не надобны, а вот припасы приглянулись.

Бойдан было решил поудить рыбу, но не успел: из-за поворота реки показался водный караван. Пять небольших до отказа груженых лодок.

С караваном этим через несколько дней добрались до торгового городка, закупили припасов и дальше поплыли сами по себе. До Кузова было уж рукой подать.

В город Бойдан соваться не стал. Честный вызов Владияр бы принял. Наверное, охотно. Только уж теперь всякому известно: не одолеть колдуна в честном бою. Да и никак не одолеть. Соседи его трепетали, ужасались и ждали, что не сегодня - завтра и их землю охотный на всякую расправу Кузовский князь приберет, их самих не данниками – рабами сделает. Сговориться и вновь ударить единой силой больше не помышляли. Теперь знали: только задумают, а колдун уж про то проведает. Проведает все: кто, когда, где и что удумал. И тогда лучше собственноручно и себя, и всех родичей своих жизни лишить, потому, если не успеешь сам, а успеют княжеские люди… Много пересказов страшных расправ шепотом в уши переходило меж жителями соседних Кузовской земле селений. Оставалось людям лишь трепетать да ужасаться. И ждать, покорно ждать.

То, что Бойдан удумал, пока греб меж высоких каменных берегов Перекатной, хорошим верным замыслом не назовешь - чистое самоубийство. Но другого способа поквитаться с Владияром он, сколько умом ни жилился, не находил. Что ж, смерти Бойдан не боялся, если прежде удастся отмстить. А мстить было за что: за обман, за кровь родичей. И за кровь Журбы.

Засел Бойдан между можжевеловым кустом и большим замшелым валуном на самом краю скалистого берега. Скоро вдалеке на дороге, выныривающей из ельника к обрыву, показался отряд в десять копий. Сведения, каким-то чудом раздобытые Перваком в городе, оказались верными.

По едва уловимым приметам в первом всаднике Бойдан с трудом, но все же признал Владияра. И память об их последней встрече, о том, как Владияр с ним у змеиной норы попрощался, накатила острее, злее обычного.

По-братски уговорившись в случае поражения от змея друг друга похоронить, Бойдан поставил ногу на траву, собрался из могилы Журбиного сына вышагнуть, и тут в единый миг перед глазами все сделалось нечетким, качнулось, словно от удара по темечку. С испугом и оторопью вскинул голову, глянул в зеленые глаза. Ни усмешки, ни торжества в них не было. А от того, что было, сделалось страшно. Что за торжество, если глупая псина ожидаемо лопает кус заготовленного для нее ароматного мяса с отравой? Слишком просто и предсказуемо, чтобы радоваться. Вот что Бойдан во взгляде прочел.

Легонький, одними пальцами толчок в плечо, и он навзничь повалился в могилу. «Выходит, для себя копал» - холодом содрогнула последняя перед забытьем мысль.

Очнулся глубокой ночью. Разом, словно колодезной водой в лицо плеснули. Голова скоро стала ясной, удивительно легкой. Сонное зелье! В пиве! Больше неоткуда. Его горчинку в пенном не различить. То, что Владияра не взяло, теперь казалось очевидным - он ведь не у простого травника, у самого Журбы столько лет в учениках ходил! Может, в сухарях, которые Владияр без конца грыз, что-то прогоняющее сон было, а может, по какой неведомой причине и вовсе не брал его этот дурман.

В голос стегая себя всеми хитро загнутыми забористыми хулами, какие слыхал среди гридней, пока начальников и баб не было рядом, Бойдан бросился к норе. Мешок с костями как был – рядом со входом – так там и валялся. Нечаянно пнул его в темноте и, рубя перед собой кинжалом черноту подземного хода, быстро врезался в земляную стену.

Тьма непроглядная. Потоптался, ощупал вокруг… Нога ступила на что-то мягкое.

Мех! Наверняка тот самый!

Пустой…

Бойдан задрал голову, стал мех теребить, мять, сгоняя себе в рот поденки. Тонюсенькой, прерывающейся на капли струйкой набрался большой глоток. С таким бешеным сердцем без зелья ему сейчас не уснуть!

Хотел задрать голову еще больше, но затылок почему-то уперся… в землю. Да ведь он… лежит?! Как упал? Когда? Сильное, однако, снадобье!

Но о снадобье он тут же забыл. Потому что вдруг сообразил: светло вокруг! Свет исходил непонятно откуда, неяркий и удивительно ровный - как во сне бывает. Нора будто раздалась в размерах. По левую руку – ровно сложенный, с полукруглым сводом, длиннющий белокаменный ход. А по правую… Эта стена осталась прежней – земляной и заплесневелой. Нетронутой. Вот, значит, как! Догадка была завистливой, неприятной, словно глоток болотной тухлой жижи. Выходит, чернозмея сдюжил… Да нет, не так! Украл!

Терзаться завистливой злобой времени не было: может, уж заря нарождается! Как только Бойдан миновал коридор и ступил на такой же серовато-белый каменный пол, груда, похожая на исполинских размеров свернувшегося клубком поседевшего удава, зашевелилась. По змеиной коже пошла мелкая рябь дрожи и всё вокруг заполнил глубокий утробный рокот, отразился от голых стен большущего пустого зала.

Мысль: «Без щита!» - не испугала. Яростное чувство: «Ты мой, гад! Я тоже сдюжу! Сдюжу и суку эту найду!» - Бойдана поглотило, застучало в висках.

А вот и гадова голова: в белесой груде раскрылись и замерцали круглые желтые глаза-блюдца. Исполинский змей покачиваясь восстал. Морда его оказалась под самым сводом, тело сворачивалось и перекатывалось многими кольцами.

А вот и оно: пониже змеиной головы кожа так натянулась, что можно было на просвет разглядеть выпирающее, трепещущее хрустальное сердце. Сердце, в котором билась, рвалась наружу к новому хозяину белая голубка…

Теперь Бойдан жадно вглядывался во Владияра и едва его узнавал. Страшно высох, потемнел и постарел не на семь весен, а десятка на два.

Отряд неспешно приближался к замшелому валуну на краю обрыва, тому из них, что рядом с можжевеловым кустом. Уже всего сто с небольшим шагов разделяло затянутую в сетку железных колец грудь князя-колдуна и острие бронебойной стрелы, хвостовик которой сжимали пальцы Бойдана, а древко лука уже натужно похрустывало, изгибаясь до края прочности.

«А вдруг?!» - сердце Бойдана схватилось от злой вспышки. Отпущенная тетива с великим облегчением звонко тренькнула… И тут он понял: нет, не будет «вдруг»! В аккурат перед этим Владияр глянул не на замшелый валун, а врагу прямо в глаза.

Князь дернул коня в сторону, в седле рывком съехал набок. В следующий миг за его спиной кто-то вскрикнул, повалился в траву, всполошив весь отряд.

Глупая была надежда! Это ж не белая голубка! Черная! Она не поет хозяину сладких песен о добрых помыслах в людских головах, а бережет неумолчным шепотом о нарождающихся заговорах, о том, откуда вражеская рука ударит.

Бойдан глянул с обрыва в шумную и быструю Перекатную. Прыгнуть с такой кручи – наверняка убиться. Подумал… и сиганул вниз.

Тысячеискорная от полуденного солнца гладь бросилась навстречу красивой и верной смертью. На полпути к ней веревка затрещала и Бойдана дернуло вверх, а затем с размаху мотнуло в камень обрыва. От удара доски корзины оглушительно хрястнули, но он уже из нее выпрыгнул. С такой высоты вода приняла человека ласково, глубину в этом месте он проверил загодя.

В лодку Бойдан влез вовремя: на крутояр выскочил сам князь и его люди. Запыхавшийся от гребли Первак передал весла, сразу смекнул прикрыть гребца и себя щитом. Тяжелый заслон в его руках дрожал и качался, словно от порывов ветра.

Князевы гридни не стреляли. Один из них показал господину тряпицу. Наверняка ту, которую Бойдан примотал к стреле. Владияр на нее лишь глянул. Что означает намалеванный углем острый треугольник над горизонтальной, срывающейся с одного конца вниз линией, конечно, понял, как и коротенькую надпись: «Один будь». А вот стрелу с золотым оперением князь взял, рассматривал долго.

Наконец глянул на гребца в лодке, кивнул и покинул крутояр.

Колдуном Владияра прозвали не за черную голубку в голове. За беспрестанный остервенелый поиск всего, что имеет колдовские свойства. Найденным же, донес Первак людские сплетни, князь обычно бывал недоволен. После колдовских своих опытов приближенных ведунов люто бил. Жаждал найти что-то особенное Владияр, а особенней пещеры крылата на этом свете мало чего есть - рассудил Бойдан. И, как оказалось, не ошибся.

Миновав очередной изгиб речного русла, Бойдан погреб к берегу, который был все такой же скалистый, но уже не так высок и не слишком крут. Выбрался на отмель, сплошь усеянную огромными валунами, и сразу лодку оттолкнул.

- Уходи, - буркнул, не поднимая глаз. - Тебе лучше быть далеко, когда князь-колдун явится. Припасов тебе хватит, догребешь кое-как до…

- Нет! - Первак вцепился в край лодки, намерился вылезти. - Ты же говорил, мне надо с тобой! Говорил, сам вещий Журба предрек, что я пригодиться тебе могу!

- Уходи! - рявкнул Бойдан. Мальчишка замер, выбраться больше не пытался. Надо прогнать его, пока голуба свою песню не затянула. Иначе будет уже сложно. А то и вовсе невмоготу. – Да чего ты можешь-то? Колдуна и царапнуть не сумеешь. Умрешь зазря. Уходи, старик ошибся. Или я понял его не так. Слишком слаб ты. И мал.

- Ты же говорил... – звонкий голосок задрожал возмущением пополам со жгучей обидой.

«Предложи ему быть битым, но остаться - он останется, мига не поразмыслит. Отвержение твое для него хуже. Люб ты ему, силе твоей и воинскому умению без злобы завидует. Поверил, что…»

- Я был гораздо старше тебя, когда Журба меня взял! - перебил Бойдан голубкины трели. А сердце уж стало от сочувствия обмякать. - И сильнее! Уже умел многое. И… я передумал, ученик мне не нужен. - Отвернулся, чтобы не видеть заблестевшие глаза. Закинул щит на спину и скорее, убегая, покарабкался вверх.

Пускать мальца в расход было жаль и без голубкиных причитаний. Да и зачем? Накануне, сидя у вечернего костра, принял решение его прогнать. Для облегчения совести даже снял с пояса нож в шитых бисером ножнах. Красивых. Оляна вышивала. Если все случится, как задумал, нож ему будет уже не надобен.

Найденыш оказался сообразительным, расторопным, верным. Пускай живет. Сколько бы ему не было отмерено. Бойдан знал: отмерено было мало. Пил, ел Первак за двоих, а силы в нем не прибавлялось. Все же слишком долго пробыл он в этой проклятой пещере. Но добраться до дома и принести Олянке горькую весточку - осилит, а там его приветят, откормят. В общем, поживет еще.

Бойдан быстро влез по склону, переводя дух, встал меж чахлых елей, уцепившихся за самый край над обрывом, глянул вниз. Лодки уже не видно, шумная быстрая речка без помощи весел утянула ее за очередной свой изгиб. Он долго смотрел вниз, на черные сырые валуны. Выйдет ли, как задумал? Задумка его была проста и сложна одновременно. То, что надо прекратить тревожиться, Бойдан понимал. Тревога близка к страху поражения, а это в бою еще один враг, не союзник. И от этого дурные мысли маяли еще больше.

Наконец повернулся к небольшому пустырю, который заприметил накануне, ворочая веслами к городу. С одного края пустырь кончался обрывом над рекой, с другого - его полукругом обрамлял ельник. А на противоположной от Бойдана опушке торчал высокий и остроконечный Клык-камень.

Скоро о приближении всадника донесла глухим отзвуком каменистая земля. Владияр показался на тропе возле каменного зуба. С виду - один. Спешился около него и нарочито-неторопливой поступью сильного вышел на середину пустыря.

Из своего укрытия Бойдан шагнул навстречу. Прятаться не собирался, да и как уже убедился, бессмысленно это было. Лицо Владияра походило на потемневшую от времени деревянную маску. А вот глаза как прежде – искры. Теперь черные, не зеленые. Пальцы князя время от времени вздрагивали, словно у гусляра, дергающего невидимые струны. На костяшках правой руки - большие коросты засохших ссадин. Левая щека хранила борозды страшных царапин, совсем недавних, только начавших подживать.

- Перед смертью, - а вот голос этот Бойдан узнал, хоть теперь он звучал глуше, безжизненней. - Журба предрёк, что ты явишься. Впервые ему не поверил. Ужели от женкиного теплого бока, от родичей своих оторвешься? Ведь она поет. - Владияр постучал пальцем по виску. - Поет изо дня в день сладко, будто и счастья большего для них нету, чем около тебя быть. - То, что он усмехнулся, Бойдан понял не сразу, в черных глазах даже злого веселья не было.

- Птицы не врут! А если твоя изо дня в день шепчет, что люд твой тебя ненавидит, может, дело-то и не в птице? Живьем людей сжигаешь и свежуешь!

- Голубки не врут, - спокойно согласился Владияр, - но и правды не говорят. Всей правды. В этом и есть их обман. А старик до нас этого не донес. Хотя, может, и сам так и не осознал…

- Вину ему придумал, чтобы нож в его сердце легче вошел? – прорычал Бойдан сквозь зубы. – Журба мне во сне явился, сказал от чьей руки умер!

- А знаешь, птахи-то наши не так уж просты. Теперь злобу твою могу не только слышать. - Владияр закрыл глаза, шумно втянул носом воздух и запер его в груди, прислушиваясь к чему-то внутри себя. - Теперь могу ее чувствовать, - заговорил с шелестом долгого выдоха. - Что обманул, и черная голуба моя стала – во-о-от твоя наибольшая ко мне обида. По ночам зубами скрежещешь, когда зависть вдруг да опять куснет. – И сощурился. – А так ли уж худо тебе с твоей птахой живется?.. Молчишь. Тогда скажи мне вот что, без крови скажи, логово крылата где?

Бойдан жег врага взглядом исподлобья. Вместо ответа встал к нему вполоборота, вытянул на волю меч, прикрылся щитом. Князю с его голубкой сейчас попрыгать придется! Попотеть! Убивать противника ему не выгодно. А вот противник пришел сюда именно за этим. Ну а если мечом и впрямь не выйдет... тогда сделает что прежде задумал!

Владияр устало вздохнул, словно перед обязательной рутинной работой. С тихим шорохом опустошил ножны.

Нападать пришлось Бойдану, враг ни шага навстречу не сделал. Лишь следил за противником взглядом рыси в засаде. Щита у него не было, второго меча тоже. То, что они ему не нужны, Бойдан понял очень скоро. Теперь сам увидел, чего черная птица стоит. Увидел, и злая обида, копившаяся все эти годы, взвилась в голове вихрем.

За миг до удара меч Владияра всегда был там, где ему должно было быть, оберегая шкуру хозяина. А сам хозяин весьма скоро улучил мгновение и оголовье рукояти с разворота впечатал противнику в ухо.

Бойдану показалось, он лишь моргнул, однако… Рванулся встать… и замер: острие меча кольнуло под подбородок. Не сильно, лишь для того, чтобы обездвижить, оставить лежать на лопатках. Свой меч близко - в шаге всего… и безнадежно далеко, если чужое лезвие царапает кадык.

- Пещера. - Бойдан не ответил. - Где?

Клинок князя наточен на совесть: легчайший нажим, и в траву побежала красная змейка. «Врешь, сука! Пугаешь! Мертвый я тебе ничего не расскажу!» - пронеслось у Бойдана в голове, и тут князь скользящим внезапным движением полоснул сильнее, отстраняясь от чего-то вбок. Нож, направленный ему в ляжку слабой детской рукой, рассек воздух. Первак непременно рухнул бы на Бойдана, если бы Владияр кулаком в лоб не отбросил мальчишку навзничь в редкую чахлую траву, клочками растущую меж камней.

Пустырь стал тихим, как до вторжения людей. Журчащий говорок Перекатной и шепот ветра в кронах. Оба воина застыли в единый миг. Владияр потому, что чужое острое железо теперь лежало на его плече, касалось шеи, а Бойдан от того, что следил за каждым вдохом опасного, словно воплотившийся навий дух, врага.

Мир перед глазами чуть покачивался, Бойдан боялся свалиться, зажимал рану на ключице. «А «Оружия» твоего хватило, Журба!» - возликовал мысленно. Но в следующий миг радоваться перестал: взгляд его упал на мальчишку.

- Убил, - сказал вслух с горечью. - Бледный, в серой рубахе и серых заштопанных на коленках портках Первак лежал безжизненной человеческой тенью.

- Откуда он у тебя?

- В ученики думал взять. - Мальчишку было жаль.

- Хиловатых учеников ты себе выбираешь, - тихо и задумчиво, будто самому себе, проговорил Владияр.

- Для тебя – конечно! - огрызнулся Бойдан. – Я слыхал, твой тоже кулака князя-колдуна не выдержал, – вспомнил сплетни, принесенные из города Перваком.

- Он был плохим учеником. Подумывал вступить в сговор с теми, кто хотел учителя зарезать.

- Он подумывал, а ты – зарезал! – прошипел Бойдан.

Владияр не ответил, словно под заклятием подчинения вдруг пошел вперед, не обратив ни малейшего внимания на неглубокий порез от соскользнувшего с его плеча клинка.

Бойдан от такой перемены оторопел. Князь-колдун неспешно подошел к обрыву. Смотрел вперед, на вечернее солнце, которое уже коснулось черты окоема за противоположным лесистым берегом.

Сейчас! Пять беглых шагов, один взмах! Но Бойдан не пошевелился - такой ошеломляющей была свершившаяся с Владияром перемена.

Когда золотой диск утоп в землю наполовину, князь-колдун обернулся.

- Журба сам попросил. Не хотел дожидаться смерти в той страшной немощи, в которую напоследок впал. И он был единственным, кого я убил без ее шепота, – от этой хриплой откровенности Бойдану стало не по себе. – А остальные… Я делал с ними лишь то, что они жаждали делать со мной. Чего ты задумал перед моим приходом - знаю. Твое желание выполню. А ты выполни мое. Старик сказал, ты придешь помочь. Так помоги.

Владияр сжал челюсти как от боли, закрыл глаза… и медленно повалился назад.

Бойдан рванулся к нему и чудом не свалился следом. Из-под ноги вниз по каменистому склону побежала маленькая осыпь. Ее шороха он не услышал, звук падения стоял в ушах, а взгляд не мог оторваться от изломанного тела, размозжённой до неузнаваемости головы. Прежде думал, сам в обнимку с Владияром будет сегодня лежать там, на облизываемых Перекатной валунах. Другого способа убить черного змееборца не нашел. Только честно, в открытую схватиться и броситься вместе с врагом на верную смерть. Верную для обоих.

Над кровавым ошметком, который пару мгновений назад был человеческой головой, облачко черного тумана свивалось в птицу. Она била крыльями, рвалась взлететь всё выше, выше берега, выше макушек елей. От ее пронзительного с шипением вопля у Бойдана заложило уши, безнадежной тоской затопило душу.

А в следующий миг черная голубка взорвалась, рассыпалась далеко во все стороны видимым, но неощутимый пеплом.

Пронзительный вопль продолжал звенеть. Но уже другой - детский. Мальчишка с закрытыми глазами буйно метался в траве, бился о камни и не чувствовал боли.

Бойдан подскочил к нему, встряхнул за плечи так, что голова, как от удара, запрокинулась назад.

- Живой! – заорал радостно.

Первак разлепил глаза, крик его оборвался, но тело продолжало вздрагивать.

- Й-й-а будто на камни, с высоты… Д-до смерти! Убился! – он судорожно сглотнул. - А потом будто опять живой и смотрю на солнце, а вижу то, что третьего дня случилось! Как кулаком ей лицо в шмот мяса на кости превращаю! Она уже не царапается, не орет, только сжимает, закрывает круглое свое пузо! Бью, пока не умолкает шепот в моей голове. Шепот о том, как она меня возненавидела, страшно боится, и что сбежать надумала, и сына моего, которого носит, от меня спрятать! Вошла в сговор с моим боярином! Шепот враз кончился и сердце мое тотчас отпустило… И тут я увидел… - мальчишка шумно выдохнул – убил! Гордею мою убил! Вместе с сыном моим нерожденным! – вытер рукавом сопливый нос и со страхом зашептал: - Что, что за сон-то такой?!

Бойдан очумело наблюдал, как щеки мальчишки розовеют, как темнеют волосы и в них появляется рыжинка, как в светлых глазах проступает зеленая искра.

Имя деда, который привел Первака к логову крылата якобы целебных травок пособирать, Бойдан спрашивать не стал. Вместо этого выхватил из-за пазухи «ключ», вспорол кожаный мешочек, который впустил его в пещеру временных переходов. Вместе с сухими корешками на траву высыпалась горсть волос. Коротких, с веселым рыжим отливом…

Вот чьей «тенью» Первак оказался. Долго ж ему пришлось в узилище томиться. Хотя время там идет по-другому, и для «тени» пара десятков лет сошли за пару десятков дней.

Травы редкой целебной силы, растущие лишь около этой пещеры Бойдан с Журбой тоже ходил собирать. Как Журба его в свой дом привел пару весен назад, почти сразу и пошли. А накануне похода Журбов холоп жарко истопил баньку. По велению хозяина на славу нового ученика попарил, подстриг волосы, обрезал ногти.

К логову крылата тогда добирались несколько дней. Больше дебрями, чем дорогами. Старик ехал на осле, а все же умаялся изрядно. В жаркий полдень легли отдохнуть. На травке, поблизости от зарослей шиповника. Ведун поводил во все стороны руками - какие-то охранные чары навел, так что уснули оба: сторожить-то было незачем. А крылатовой пещеры, Журба думал, еще не достигли. Память и глаза уже начали старика изрядно подводить. Так он сказал.

Проснулся Бойдан от того, что грудь сдавило – ни вдохнуть, ни выдохнуть невозможно. Дернулся, открыл глаза… и про то, что дышать не может - забыл. Морда рыжегривого льва почти касалась лица. Из нюхающих, раздувающихся львиных ноздрей с шумом вырывался ветер. Рука Бойдана рванулась было к рукояти у пояса, но пудовая мягкая лапа, давящая на грудь человека, быстро и высоко взметнулась, отвесила тяжелую оплеуху.

Очнулся Бойдан от того, что Журба тряс за плечо, тыкал в нос что-то едуче-вонючее. Старик без умолку бубнил. Что – не разобрать, но было ясно – торопил. Вокруг - темнотища. Головня в руке старика больше дымила, чем давала света. Подземелье? Бойдан шатаясь поднялся. Влекомый за шиворот стариком, хватаясь за каменную стену, потащился к черному, странно мерцающему ходу. Перед тем, как войти в него, обернулся. Да где это он очутился? Не понял. Но в том месте, где прежде лежал без чувств, заметил какую-то белесую вытянутую кучу. Пригляделся… Походила куча на лежащего человека. Воина…

Теперь было ясно, что в доме покойного ныне ведуна где-то в тайнике гниет такой же «ключик» с его, Бойдана, волосами и ногтями. И если бы чернозмея порубал Бойдан, то наведаться к крылату за «тенью» пришлось бы Владияру. А так Бойданова «тень» продолжает страдать в заточении и таять в каком-то из «временных закоулков» пещеры. И даже не знает, что она – всего лишь запасная шкура, обреченная в скором времени раствориться, так и не увидев солнца, не дождавшись спасения. Разобрать дом старика по бревнышку, найти ключ и вызволить ее? Бессмысленно. В яви, если Бойдан не скончается раньше и поблизости от «тени», умрет еще быстрее, чем в пещере. Хотя что для нее есть благо?

- А колдун где? – Первак еще шмыгал, но уже пришел в себя, со страхом огляделся.

- Ты его победил. - Бойдан пристально всматривался в мальчишку, как смотрят на человека, о котором знают много и сокровенное, а не видели ни разу.

- Я? Колдуна-воя? – от удивления Первак шмыгать перестал.

- Ты. В общем… нет его больше. Пеплом от своей злобы рассыпался.

Мальчишка осмысливал с трудом, но верил, ведь и намека на шутку в лице воина не было.

- Я – смелый, - заверил малец. – Как Владияр-белый змееборец, что Тукурмыша с нашей земли прогнал и василиска порубил. Слыхал сказание о таком? И я белого змея одолею! Если, конечно, ты в ученики меня не передумаешь брать… - и с безумной надеждой воззрился на Бойдана.

А тот от услышанного дернулся. Нахмурился, соображая. Потом в задумчивости покивал своим мыслям, положил на плечо Перваку ладонь.

- Возьму, - сказал будто и не мальчишке, а кому-то другому.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 5. Оценка: 4,00 из 5)
Загрузка...