Дикая Баба

Мой мир, в отличие от её, цикличен, поэтому рано или поздно наша любовь закончится. Я превратился в дряхлого старика, а она не подвержена времени. После моей смерти, у неё все повторится. Мне известно, что я больше никогда не увижу своих близких. Много лет назад их место в моем сердце заняла любовь к ней. Эти строки я пишу, когда летавница уходит на охоту. Если она узнает об этом, то сильно рассердится на меня. Потому что, о её существовании не должны знать смертные. Иногда, сам себе задаю вопрос, зачем мне нужно, чтобы человечество узнало о нашей любви. Ответ естественен, как утренний рассвет. Все мои старания для того, чтобы оставить частичку памяти о нас в этом мире, и остаться жить в сердцах людей после смерти. Тогда и умирать можно с улыбкой на лице. Однако, мне нужно поторапливаться. Жизнь сокращается день ото дня, и становится все более блеклой, как высохший на солнце цветок. Пока жива ещё память, нужно писать. Моя эмоциональность теряет краски, приобретает пресный вкус, словно суп, который забыли посолить. И если так будет продолжаться, то на бумаге я смогу вывести лишь хронологию событий прожитых мною лет. Чтобы добавить пряностей в блюдо прошедшей жизни, и заново ощутить мгновения, когда – то будоражащие кровь, я, то и дело, мысленно погружаюсь во времена восьмидесятилетней давности. Надежда осталась только на воспоминания.

Место, где я родился и провёл самое прекрасное время жизни, расположилось на Кубани в западных предгорьях Северного Кавказа. Окружающий мир в ту бытность был наполнен событиями более интересными по сравнению с теперешней рутиной. Улица, на которой разместился родительский дом, прямая и длинная, как взлетно-посадочная полоса небольшого аэродрома. Она состояла из полусотни частных домовладений и являлась окраиной нашего рабочего посёлка. Дальше только сосновый лес с восхитительными лужайками и ночными завываниями шакалов.

Как водится в небольших селениях, жители друг о друге знали исключительно всё, и даже больше. Наш посёлок от этого ничем не отличался. Каждый член его общества представлял собой двоякую личность. Первый вариант которой – он сам, а второй – уличный фольклор про него. Таким образом, на основе этой двусмысленности, в давние времена родилась загадочная история про казацкую семью.

***

Однажды, погожим летним утром, будучи ребёнком лет восьми от роду, я с превеликим удовольствием отправился погостить к бабушке. Проводить время у неё мне нравилось по двум причинам. Первая – бабушка восхитительно готовила, а вторая – она знала много интересных историй. И это неудивительно, ведь она являлась поселковым долгожителем, а таким людям, уж поверьте, всегда есть, что рассказать. Многие из рассказов были наполнены мистическими событиями. Как показывает мое нынешнее положение не безосновательно.

Пока бабушка пекла блины, густо смазывая их сливочным маслом и пересыпая сахаром, я напилил из старых досок целую кучу дров для бани. Доски остались от старого сарая. С блинами бабушка, как всегда мне угодила и, в свою очередь, похвалила меня за помощь по хозяйству. После обеда мы вместе поливали огород. Я подносил в вёдрах воду, а она аккуратно выливала её на грядки. Потом бабушка разрешила это делать самому. Каких только растений тут не было: и кусты зеленого гороха по соседству с клубникой, и крыжовник, отстаивающий своё место под солнцем у цепких веток малины. Всевозможные фруктовые деревья. Картофель, морковь и свекла занимали обширную площадь садового участка. Бабушка огороду придавала особое значение и всегда аккуратно ухаживала за всеми его обитателями. Проведя весь день в приятных заботах, я не заметил, как солнце на западе приблизилось к горизонту. Мы начали собираться спать. Распорядок дня у бабушки был простой и напрямую зависел от небесного светила. Ночь, когда я был ребенком, у меня ассоциировалась с опасностью. О чем сейчас я могу поспорить на никудышный остаток своей жизни.

К вечеру, ноги, впрочем, как и все тело, приятно ныли от переделанных за день дел. Мы легли на раскладном бабушкином диване, головами в разные стороны. Я пристроился поудобнее на перине, которую она всегда стелила для меня поверх жестких пружин. Перина приняла форму тела, поглотив его без остатка, словно скульптор, делающий слепок. По мышцам потекла приятная усталость. И бабушка начала свой рассказ, как она тогда сказала, основанный на реалиях послевоенных лет, происходящих в нашем поселке.

После войны с фашистской Германией в посёлок переехала казацкая семья. Купили они у местных пьяниц дом, обзавелись участком земли и стали заниматься хозяйством. Откуда чета была родом, никто не знал. С соседями на контакт они не шли и вели затворнический образ жизни. Во главе семейства был пожилой казак, который, как это заведено в семьях с патриархальным строем, вёл надлежащий контроль за домовым хозяйством и женщинами – неотъемлемой его частью. Его жена представляла собой располневшую от хозяйской жизни бабу, во всем ему следовала и никогда не перечила. А дочка, молоденькая девушка, которая своей стройной фигурой и милой внешностью привлекала внимание большинства местных парней. Казак особенно беспокоился за дочь. От молодцов не было отбоя, и отцовская ревность не могла смириться с этим. Много парней приходило свататься к юной казачке, но папаша оставался неприветлив к ним. Только себя он видел единственным мужчиной в её жизни.

На заднем дворе у них был сад. В этом саду, раскинув в стороны свои благородные тонкие ветви, росла вишня. Тело её ствола привлекало взгляд тем, что в уровень человеческого роста оно было испещрено шрамами, запекшимися по краям фруктовой смолой, словно раны.

Однажды, сельчане прослышали про странное поведение казака. Те, кто делил с казацкой семьёй межу, не раз видели, как он, захмелев от вина, выносил из дома шашку и отправлялся с ней в сад. Там, распевая боевые песни военных лет, оголенным от ножен клинком, он хлестко бил по вишне, изображая захождение на врага. Подобная слава популярности семье не добавила, и люди прекратили даже малейшие попытки с ними сойтись.

Как-то, в казацкий дом постучал юноша. Представился он вольнонаемным работником и предложил помощь по хозяйству. Мол, надо молодую жену содержать, а средств негде взять, вот и решил подработать. Казак, недолго думая, согласился. По старости лет тяжело ему одному стало за хозяйством следить. Но в свою очередь сразу предупредил парня, чтобы не вздумал смотреть в сторону дочери. Молодой человек успокоил папашу, что ему, кроме своей женушки никого не надобно. Так и стал парень работать у них при дворе. Свинарник почистит, грядки прополет, воды наносит, дров наколет, печь в бане растопит. Не руки, а золото. Казак не мог нарадоваться своему помощнику. Как раньше жил без него, сам не понимал, и настолько привык к парню, что начал относится к нему как к сыну.

В тот год, по случаю дня Пресвятой Богородицы, казаки накрыли на веранде стол. Дочь пошла гулять в сад, а казак с женой достали из погреба бутыль самогона, чтобы отметить наступление святого праздника. Жара и хмель сморили старика, и он заснул прямо за столом, а жена тем временем придремала в хате. Когда казак проснулся, солнце уже перевалило через зенит и заняло позицию, с которой в то место, где он спал, начали попадать назойливые лучи. Они и явились причиной пробуждения. Старик по привычке пошел в дом, снял со стены шашку и, как заведено, когда сильно захмелеет, отправился в сад ностальгировать по былым временам. В саду для его глаз открылась картина, которой он больше всего опасался все эти годы. Под вишней сидела дочь, его сокровище, а рядом с ней садовник. Он страстно целовал её губы. Папаша с силой протер рукой глаза, как будто в них попал песок, но то, что он увидел, не исчезло. Любовники с таким вожделением отдавались страсти, что не заметили его появления. Кровью налились глаза казака. Из лёгких вырвался дикий рёв, от которого, несмотря на жару, казалось, похолодел воздух. Отцовская ярость, словно поднявшаяся опара, переполнила чашу его терпения и разлилась всеобъемлющим бешенством. Шашка в одно мгновение вылетела из ножен и со свистом рассекла воздух. Потом ещё и ещё. Воздух как будто превратился в желе, и спустя время, рука у старика начала уставать от напряжения. Свист перемешался с тошнотворным хрустом ломаемых костей и хлюпаньем плоти. Спустя несколько минут казак выдохся. Пелена безумства начала сходить с глаз, как проявляющийся снимок на моментальной фотокарточке. И вдруг, он увидел перед собой изрубленное тело дочери. Садовника рядом уже не было. О его недавнем присутствии напоминал лишь клочок белой рубахи, оставшийся на заборе.

Весть о страшной расправе в этот же день облетела посёлок. Жители встревожились происшествием. И поползли слухи. Сначала говорили, что садовник зарубил лопатой казацкую дочь, из-за того, что она отказалась отвечать взаимностью на его любовь. Со словами: «Так не доставайся же ты ни кому!», он ударил её по голове с такой силой, что она слетела с плеч. Потом пошли разговоры, что садовник и молодая казачка в сговоре зарубили топором её отца. Якобы из-за того, что старик не давал молодым встречаться. Даже была версия, которая повествовала о том, что казак расправился с дочерью и садовником. А когда мать узнала об этом, не долго думая зарубила мужа его же шашкой. Что произошло на самом деле, так никто и не узнал. Дом, в котором жила казацкая семья на следующее утро опустел, и с той поры там никто не жил. Садовник от перенесённого испуга сделался немым и не произнёс больше ни слова.

В ночь после страшной расправы, пропал шестилетний сын плотника. Ребята, с которыми он пошёл играть, хором сказали, что последний раз видели его на окраине посёлка, где он граничит с сосновым лесом. Там они играли в прятки. Мальчик так хорошо спрятался, что найти его не могли четыре дня, а на пятый он вернулся домой. Весь бледный, как известка, с двумя зияющими ранами на шее, будто там побывали клыки волка. Примечательно было то, что они выглядели так, словно на их месте кожа просто изменила цвет с бледно-желтого на алый. Плотник попытался расспросить сынишку, что с ним приключилось, а тот как-будто воды в рот набрал. Не ответил ни слова.

На третью ночь, после возвращения мальчишки, пропала из своей кроватки дочь местного лекаря. Девочку безуспешно искали в окрестностях посёлка четыре дня. На пятый день полуторагодовалую малышку нашли. Она плавала в болоте неподалёку от того же соснового леса, лицом окунувшись в серо-коричневую жижу. Когда её вынули из воды, на шее обнаружили такие же раны, что и у плотницкого сына.

После этих случаев пошли разговоры, что сам дьявол проклял посёлок. И виной всему этому переселенцы казаки. Все якобы началось с них. Они переезжали не впервой, и везде, где бы они ни селились, происходила подобная чертовщина. На базаре говорили, что после этого случая, их видели торгаши на каком-то из хуторов, когда ездили за товаром. Казацкая семья поселилась там и продолжает вести привычный для них образ жизни. Когда торгашей спросили, на каком именно хуторе их видели, никто не смог дать вразумительного ответа.

А тем временем, дети продолжали пропадать. За сколькими замками их бы не прятали, они все равно исчезали. Словно растворялись в глубине ночи, пока их родители спали. Потом их находили либо мертвыми, либо в состоянии полной отрешенности от внешнего мира. В обоих случаях из них невозможно было вытянуть ни слова.

То тут то там, по дворам раздавался душераздирающий плачь родителей. По нему можно было определить, в чьей семье произошло очередное несчастье. В эти минуты те, кого на этот раз горе обошло стороной, испытывали неосознанное облегчение, что это случилось не с ними. Но тут же подступал комок к горлу от мысли, что их ребёнок может быть следующим, и это угнетало.

Дети перестали пропадать с наступлением осени. Начало сентября выдалось дождливым. Температура за окном была невысокая, погода промозглая и пробирающая до костей. Посёлок всё ещё жил в страхе, который подстегивало осеннее уныние. Но положение спасло внезапно наступившее бабье лето. Оно пришлось на день осеннего равноденствия. Погода на улице наладилась и впервые за долгое время во дворах послышался смех. Хорошее расположение духа у сельчан было связано не только с лучами тёплого осеннего солнца. В течение четырёх дней не пропадали дети. Прошла неделя, ситуация не изменилась. Жители посёлка вздохнули с облегчением. По ночами семейные пары стали спать спокойно и предаваться супружескому долгу, про радость которого они давно позабыли. И пришло в дома счастье.

Спустя десять дней после последнего исчезновения младенца, в посёлке приключилось загадочное происшествие. Около полуночи, стражи порядка задержали молодую женщину. Она бегала в ночной рубашке рядом с домом и душераздирающе кричала, что её мужа похитила ведьма. Сначала все подумали, что мужика увела любовница, и дамочка в сердцах поливает её проклятиями. Когда её привезли в отделение, выяснилось, что девушка-жена садовника, а её суженый, при непонятных обстоятельствах, исчез ночью из постели в чем мать родила. Женщине дали успокоительное, напоили сладким чаем и выдали плед. Когда молодая особа успокоилась, приступили к допросу. В ходе допроса она рассказала, что накануне, в десять часов вечера они с мужем отправились спать. Несмотря на его немоту, страсть к любовным утехам он не потерял, и потешась в постели, они мирно заснули. Проснулась она от странного голоса, доносившегося с потолка. Создавалось впечатление, что говорили в длинную металлическую трубу. Это был девичий голос. Открыв глаза, она не сразу поняла, что происходит. А когда присмотрелась, в полумраке под потолком увидела девушку, словно подвешенную на крюк. Голова у неё была наклонена вперёд, распущенные длинные волосы закрывали лицо и спускались на грудь. На ней был надет сарафан, а обнаженные участки тела все в продолговатых шрамах. Присмотревшись внимательнее, жена садовника узнала в ней дочь из казацкой семьи, таинственно исчезнувшей несколько месяцев назад. Казачка жалобно рассказывала, как ей грустно живётся одной в лесу. Жена садовника не сразу поняла, что к чему и протянула руку в сторону мужа, чтобы разбудить его, но, как оказалось, парень уже не спал. Он стоял около кровати, покачиваясь из стороны в сторону, напоминая вытянутую оглоблю. Руки были расслаблены и свисали с плеч, как привязанные к палке веревки. Прошло время и казачка умолкла. Затем она подняла голову. Её зрачки медленно зажглись голубыми огнями, словно кто-то медленно крутил реле выключателя, и так же медленно погасли. Потом она вытянула вперёд руки и поступательными движениями ладошек, как дирижёр перед труппой музыкантов, подняла к потолку садовника, и вместе с ним исчезла через форточку.

На этом показания женщины закончились. Естественно, в эту сомнительную историю никто не поверил, но факт, что садовник исчез, оставался. Позже грибники рассказывали, что в сосновому лесу видели влюблённую пару. Парень с девушкой были очень похожи на исчезнувшего садовника и казачку. Видели их издалека, и пара почти сразу затерялись в кустах терновника, поэтому в точности утверждать, что это были именно они, никто не мог. Одно было фактом, с момента исчезновения садовника, больше никто не пропадал и посёлок стал жить спокойной размеренной жизнью. На этом история о казацкой семье заканчивалась.

***

Я повстречался с ней на пороге своего шестнадцатилетия. В то время у моего отца был автомобиль, старая желтая «копейка». Отец на ней не ездил, потому что давно обзавелся новой машиной. Вот, я и взялся попробовать реанимировать «жигули», так сказать вдохнуть в них новую жизнь. Внешне признаков работоспособности автомобиль не подавал. Проковырялся я с «копейкой» целый день. Зарядил аккумулятор, проверил свечи, почистил карбюратор. Машину удалось завести только к вечеру. Так как, у меня водительских прав не было, я решил прогнать отцовские «жигули» по грунтовой дороге через сосновый лес, где точно не встретишь гаишников. Время подходило к десяти часам. На улице уже было темно, хоть глаз выколи. Мотор «копейки» бодро урчал. Свет фар разрезал тело ночи и желтым пятном освещал дорогу, обочины которой густо заросли терновником. Над кустами нависали высокие сосны, раскинув в стороны свои мохнатые лапы. В сумраке ночи от вида этих лап, напоминающих существ из потустороннего мира, бежали мурашки по спине в районе лопаток. Внезапно, «жигули» зачихали и, сделав несколько мощных рывков вперёд, двигатель заглох. На мгновение меня поглотила угнетающая тишина, которая повисла в воздухе немым вопросом: «Что теперь делать?». Я повернул ключ зажигания. Двигатель издал жующий звук, словно кассетный магнитофон «съел» пленку. Чтобы не разрядить аккумулятор, пришлось выключить фары. В этот момент, весь мир погрузился во мрак. Я в машине, вокруг лес, рядом ни души. Вакуум тишины, которая была вначале, постепенно превратился в какофонию загадочных звуков. В гуще ночи мне показалось, как будто что-то пролетело над дорогой между кронами деревьев. Летучая мышь, утешился я. Этих тварей много в наших краях. Несмотря на старание сохранять спокойствие, по спине опять поползли мурашки, словно под футболку заползло какое-то насекомое. Грудь сковало ознобом. В голове, как барабан, стучало сердце, проталкивая через напряженные сосуды кровь. Застрять ночью в лесу дело не из приятных. Слева от машины пронеслась чья-то тень. Что за чертовщина, промелькнуло у меня в голове. Каждым сантиметром своей кожи я чувствовал присутствие ещё кого-то, кроме меня. Наконец я решил оставить машину в лесу и идти за помощью к дому родителей, ничего больше не оставалось. Поколебавшись некоторое время, я осторожно открыл дверь и вылез из автомобиля. В лицо пахнуло тёплым летним ветром. Лес пугал своей неизвестностью. Кровь продолжала отбивать морзянкой в голове, что рядом кто-то есть. Я собрал всю свою смелость в кулак и направился в сторону дома. Шёл быстро, стараясь не смотреть по сторонам. Вдруг у меня под ногой что то хрустнуло. Не выдержав всплеска адреналина от раздавшегося треска, я побежал, что было силы, но не преодолев и пару десятков метров, споткнулся о камень и покатился кубарем по грунтовке. Спустя несколько секунд я уже лежал на спине, уставившись взглядом в небо. Ночь была ясная и небосвод будто дышал мириадами звёзд. Восстановив дыхание, я попытался встать, но не смог. Моё тело как будто налилось свинцом. Со стороны повеяло прохладой и в воздухе, откуда ни возьмись, прямо надо мной повисла она. Это была молодая девушка-летавница. На ней был надет сарафан и красные лакированные туфли из тонкой свиной кожи. Её тело, как будто, подсвечивалось в темноте. Этот свет исходил не от неё, а светилось пространство вокруг. Я хотел было вскрикнуть, но не смог, язык не слушался меня. Она ещё с минуту провисела в воздухе пристально изучая меня взглядом. Потом спустилась ко мне на дорогу и встала рядом. Зрачки в её глазах зажглись яркими голубыми огоньками, чем то напоминающими свет ультрафиолетовой лампы. Летавница вытянула руки вперёд и поступательными движениями ладошек подняла меня с земли, вопреки законам гравитации. Затем переместила меня к себе. Я ощутил её холодное дыхание, а затем прикосновение такой же ледяной руки. Она медленно наклонилась к моей шее и, как будто желая поцеловать, вонзила в неё обжигающие остротой клыки. После этого поцелуя я влюбился в неё всем сердцем.

На следующий день, когда мы прогуливались по лесу, на том месте, где стояла «копейка», я увидел отца. Он выглядел растерянно. Машина стояла так же, как я оставил её вчера. Отец покрутился вокруг автомобиля. Затем залез на водительское сиденье, повернул ключ, торчащий в замке. Двигатель никак не отозвался. Потом какое-то время изучал приборную панель. Я наблюдал за ним, забравшись на крону сосны в пятнадцати метрах от него, оставаясь незамеченным. Моя любимая была рядом. Отец вылез из машины, громко выругался и побрел по дороге в сторону дома. Пройдя метров двадцать он остановился на том месте, где я вчера упал. Его внимание привлекло что то на обочине. Он долго стоял и смотрел. Потом поднял что-то. У него в руке оказалась красная туфля. Теперь в его глазах можно было прочитать ужас. Моя спутница тут же сказала, что это её туфля. Я посмотрел ей на ноги, действительно, левая лодыжка была боса. Я снова перевёл взгляд на отца. Он стоял не шевелясь с туфлей в руке, как статуя. Так он простоял несколько минут. На сосне рядом с ним громко закаркала ворона. Этот звук словно оживил его, он замахнулся и со злостью бросил туфлю в птицу. Ворона сорвалась с ветки и улетела прочь. Он наблюдал за ней, потом, когда ворона скрылась в соснах, зловещим шёпотом произнёс: «Дикая баба вернулась!». И этот шёпот эхом пронёсся по сосновому лесу.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 4. Оценка: 3,50 из 5)
Загрузка...