Лицо с изнанки


 

 

Сегодня, девятого февраля, прошло сорок дней со смерти Альбины. Вадим приехал на кладбище один, прямо на служебной машине, и торопливо шагал теперь по центральной дорожке, считая ряды: двадцать первый, двадцать второй. Продрогший в офисном костюме и тонком пальто, он то и дело отвлекался, чтобы поудобнее перехватить букет из дюжины белых роз, подуть на озябшие руки и снова спрятать их в карманы. И, кажется, сбился: в двадцать третьем ряду, слева, чуть в глубине, нужной могилы не обнаружилось.

– Алечка, да где же ты? – растерялся Вадим.

Он достал мобильник и попытался сориентироваться по навигатору. Текущее местоположение определилось не сразу, да и карта не отличалась подробностью, но стало примерно ясно, как выйти на правильный участок, не возвращаясь лишний раз к центру.

То и дело сверяясь с телефоном, Вадим брел по кладбищу и не узнавал местность в густеющих сумерках. Дорожки занесло. Белесые холмы могил казались неотличимыми друг от друга. Но Аля должна была быть где-то здесь, совсем близко! Он начал смахивать снег с памятников, сначала аккуратно, руками, потом побыстрее и прямо букетом. Нет, никаких ассоциаций это имя не вызывало, нет, этот портрет он не видел, нет, мимо этой скульптуры он никогда не проходил. А тут что? Вадим присел на скамейку, наклонился и всмотрелся в фотографию. Истершаяся, в потеках и пятнах, она была уже не черно-белой, а размыто-серой, словно отображала не лицо человека, а его тень. Уверенный теперь, что могила жены находилась всего в десятке метров отсюда, Вадим поднялся и шагнул в сугроб.

 

Та тень, он вспомнил ее. Приехав на кладбище на девятый день вместе с родителями и сестрой Альбины, чувствуя себя несведущим и ненужным в развитой ими сосредоточенно-ритуальной суете, разбитым, одновременно слишком трезвым и слишком пьяным, он повалился в снег рядом с той самой скамейкой. Ему было плохо. Одиноко так, что хотелось выть. А фотография – странная, старая, серая, сразу же привлекла внимание. Или, скорее, отвлекла на миг от всего остального.

– Альки больше нет, – зачем-то сказал тогда Вадим, обращаясь к ней.

– Но она есть, – возразила тень.

– Нет же. Вон там – ее могила. Там лежит ее тело.

– А разве можно положить в могилу душу?

Нельзя.

Он совсем забыл, что хотел додумать эту мысль. Забыл – а сегодня, на сороковой день, вспомнил.

– Так где она? – бросил он через плечо.

– Где-то, – раздалось сзади.

Покачав головой, Вадим продолжил путь.

 

***

 

В темном, неуютном баре на окраине города подавали горячий шоколад. Для того, кто долго блуждал зимой снаружи, этот факт перевешивал и то, что цена у напитка была запредельной, и то, что публика в заведении больше напоминала сброд сатанистов, чем респектабельных жителей спального района. Тем не менее, худенькая татуированная блондинка-бармен улыбнулась Вадиму и предложила посушить его обувь и пальто, на что тот с радостью согласился.

Девчонка, подхватив вещи и добавленную к ним мелкую купюру, унеслась в подсобку, а за стойкой ее сменил лысый бугай в футболке с надписью «Otherside».

– Налить тебе чего-нибудь покрепче? – спросил он. – Ты выглядишь так, будто тебе не повредит стаканчик коньяка.

Вадим подставил кружку. Бармен щедро плеснул алкоголя прямо в шоколад, но от денег отказался:

– За счет заведения. Расскажи лучше, чего такой серый аж весь.

– Сорок дней назад потерял жену.

– Сочувствую, брат. Что, болела?

– Нет. Сорвалась со скалы, пролетела шестьдесят метров отвесно вниз и ударилась о камни головой. Покатались, называется, на лыжах на Новый год.

Бугай присвистнул и подлил в кружку еще коньяка.

– Сегодня на кладбище, что ли, ездил?

– Да, – кивнул Вадим. – И там со мной уже во второй раз говорила тень. О том, что Алька не в могиле, а «где-то». Точнее, не она, а ее душа. Сам не верю, что это рассказываю, просто... Никто же не знает точно, что происходит с нами после смерти. И я подумал: а вдруг есть шанс, что есть вариант, что можно... А, забудь. Бред это все.

– Послушай, брат, – бугай наклонился вперед и понизил голос. – Это не бред. У реального мира есть изнанка, и та тень наверняка пролезла сюда оттуда. А твоя жена – провалилась отсюда туда. Понимаешь?

– Нет. Как это, провалилась? Куда?

– Так, на изнанку же! А как – да как угодно. Ты можешь – оп! – и оказаться там, просто сев не в тот автобус. Открыв дверь, которую до сих пор не замечал. Упав откуда-то с высоты – почему бы и нет? И ты можешь не понять сперва, что очутился на изнанке, и даже вернуться в обычную реальность, вообще не догнав, что побывал в другой. А можешь не попасть туда никогда. А можешь застрять там навечно. Сечешь, к чему я?

Вадим помотал головой и потер ладонью усталые глаза.

– Я сейчас, – сказал он и слез с табурета.

 

В мужском туалете курила давешняя девчонка. Завидев Вадима, она протянула ему пачку, но тот отказался:

– С меня довольно всякой ерунды.

– Это просто табак.

– Ну да. А изнанка – просто такая другая реальность.

– Ты не знаешь, как устроен мир, в котором живешь? – спросила девчонка, округлив глаза.

– И эта туда же. Слушай, ты мне нравишься, поэтому давай так: ты расскажешь мне свою версию, а я сделаю вид, что принял ее к сведению?

– Договорились. Давным-давно…

Громко расхохотавшись, Вадим потрепал мелкую по щеке и собрался было скрыться в кабинке, как блондинка с удивительной для такого щуплого человечка силой схватила его за локоть и развернула к себе.

– Я расскажу. А ты, будь добр, послушай.

Она отконвоировала его внутрь бара, к столику в самом темном углу. Пододвинула прихваченный со стойки недопитый шоколад, села напротив и начала:

– Давным-давно, Земля была миром совершенно других существ, да и просто другим миром. Реальность и ее изнанку разделяла всего-навсего тонюсенькая перегородка. А в ней было множество дверей.

– Очуметь.

– Не перебивай, а? Просто представь себе эдакий домик: вот вышел ты за дверь – а снаружи кипит жизнь. Потом зашел внутрь – и там, в тишине и покое, можешь изучать всякие тайные науки и секреты волшебства. Да, волшебства, и нет, тебе не послышалось! – девчонка на миг закатила глаза, потом вздохнула. – Но однажды, на Земле появились люди и, как обычно, все испортили. Уже тогда они жили, как мы сейчас: быстро и жадно, не заботясь о последствиях. Они заполняли собой всю реальность, вытесняя на изнанку остальных. И как ты считаешь, что произошло дальше?

– Просвети меня.

– Да, все просто. Среди людей постепенно рождалось все меньше волшебников. А на изнанке существа, отрезанные от жизни, превращались в кровожадных монстров. Поэтому люди испугались и забаррикадировали двери с этой стороны, укрепили перегородку. И вот, две половинки одного целого оказались отделены друг от друга. Та реальность, что тебе знакома. И та, с которой ты соприкоснулся сквозь трещину в стене.

Девчонка потянулась через стол к Вадиму и больно ткнула его в плечо:

– Вот так.

– И что это значит? – он резко отвел ее руку, раздраженный непрошенным контактом.

– А ничего. Ты не единственный и не избранный. Просто укрепления иногда рушатся, а запертые двери – открываются. И не бойся, нам не грозит атака доисторических монстров. По крайней мере, никто из тех, кто побывал на той стороне и вернулся обратно, не заметил там ни одной живой души.

– Уговорила, не буду бояться. Что они тогда видели?

– По-разному, – пожала плечами блондинка. – Но все сходятся на том, что изнанка серая и полная теней. И еще, что безумие – нормально, а здравомыслие – бесполезно.

– Надо же. А что насчет тех, кто не вернулся?

– Их похитил дракон. Запер в самой высокой башне, а потом съел!

– Точно. Дракон. И как я не догадался?

Блондинка вздохнула:

– Вот ты не веришь, а один храбрый рыцарь даже успел спасти свою принцессу от верной гибели. Но это было очень и очень давно.

– Читал про них, – кивнул Вадим. Допил шоколад и встал из-за стола.

 

***

 

Потоптавшись у машины, Вадим все-таки не рискнул садиться за руль. Вызвал такси, а сам зашагал вдоль дороги: десяток метров в одну сторону, десяток в другую. Холодно не было, скорее, ему не стоялось на месте от мельтешащих в голове мыслей о странных фантазиях странных людей и о том, что все это он, наверное, завтра же забыл бы, отмел, как полную ахинею – если бы не тень, которая ему совершенно точно не привиделась. И если бы не Альбина.

Когда у обочины притормозила битая белая «Волга», Вадим еще не пришел для себя к однозначному выводу. Наверное, следовало просто дождаться утра.

– Наличных нет, – предупредил он водителя. – Кредитку примешь?

Тот кивнул, и такси плавно покатило по незнакомому району.

По дороге Вадим смотрел в окно, глубоко дыша и стараясь фиксировать взгляд на крупных и неподвижных предметах: зданиях, фонарных столбах. Почему-то за рулем его не укачивало никогда, а стоило сесть к кому-то пассажиром, особенно назад, как тут же голова шла кругом, к горлу подступала тошнота, а по телу разливалась слабость. Говорить не хотелось, читать с мобильника – только усугублять. Оставалось только вглядываться в темноту, снова и снова пытаясь найти привязку.

– Встань тут, – попросил Вадим. – Надо на минутку, свежего воздуха глотнуть.

Водитель что-то проворчал, но припарковался у обочины. А Вадим направился к выходящей на проспект многоэтажке, по стене которой передвигалась отчетливая тень, похожая на дракона, и, чувствуя себя полным идиотом, прошептал:

– Альбина… у тебя?

– Зачем тени дракона принцесса? – ответил низкий, вибрирующий голос.

– Если есть тень дракона, то где-то есть и сам дракон.

– Дракон живет среди теней и дает тень душам живых.

Вадим не уловил смысла высказывания, но с уверенностью произнес:

– Туда-то мне и нужно.

Рядом скрипнула дверь, из подъезда многоэтажки выскользнула кошка и заторопилась по своим кошачьим делам.

– Стой! – крикнул Вадим.

Он успел придержать дверь прежде, чем та захлопнулась. Заглянул внутрь – и в свете еле тлеющей люминесцентной лампы увидел контуры лифта, лестничную площадку и ступени, уходящие вверх. Обернулся на ночной город и такси, за которое не заплатил.

– Подождет. Вернусь – рассчитаюсь, – решил Вадим и переступил порог.

 

Кнопки вызова лифта нигде не было, поэтому пришлось подниматься по лестнице. На каждом этаже взгляду открывалась одна и та же картина: ни квартир, ни почтовых ящиков, ни даже граффити или мусора, а только ступени, ведущие вниз, и ступени, ведущие вверх. Они сводили с ума своей монотонностью, но Вадим не сдавался, ведь чем выше он взбирался, тем ближе становилась вершина, и, казалось, вот-вот, всего один пролет, всего один этаж, и он сумеет, он придет, он достигнет… чего-то. Потому что чего-то же он должен был достигнуть на этой самой вершине?

Но лестница не кончалась. А ноги уже тряслись от нагрузки, сердце выстукивало бешеный ритм, а частое, хриплое дыхание причудливо отражалось от стен и эхом разносилось в пустоте.

– Да сколько же тут этажей?

Вадим сел прямо на ступеньку и привалился плечом к перилам. Он не понимал, что за глупые фокусы проделывал с ним дом, но бездумно карабкаться ввысь осточертело: в конце-то концов, не в небоскреб же он попал!

«Безумие – нормально», – припомнились слова блондинки из бара. Может, действительно стоило попробовать что-то нестандартное. Например, что будет, если вместо того, чтобы идти вверх, двинуться по лестнице вниз? Но всего один пролет – и впереди показалась входная дверь. Вадим выглянул наружу и убедился: знакомое такси ждало его на улице.

А не получится ли пройти сквозь стену? Но простучав и даже попинав случайно выбранные участки, Вадим не добился ничего. Тогда он походил спиной вперед, вприпрыжку и на четвереньках, громко продекламировал начальные строфы «Лукоморья» и станцевал дурацкий танец, потом посидел немного на полу, старательно кося глаза и даже пуская слюни. А устав кривить лицо, принялся травить анекдоты.

– Тук-тук, – громко и с выражением произнес он.

– Кто там? – отозвался потусторонний голос.

– Твою мать! – Вадим выругался и вскочил на ноги. Не переставая озираться по сторонам, вытер о штаны мгновенно вспотевшие ладони.

– Куда тебе?

– Куда-то. Где драконы.

Дом дрогнул, а у Вадима потемнело в глазах, заложило уши. Спустя несколько секунд, створки лифта распахнулись. Снаружи было прохладно, и пахло пеплом.

 

***

 

Блондинка не соврала: все здесь казалось серым и кишело тенями. Некоторые из них по форме напоминали людей, некоторые – диковинных животных, а некоторые постоянно менялись, то и дело расплывались мутными пятнами и возникали уже в новом обличье. Вот закружилась в танце крошечная фея, вот расправил крылья пегас, а рядом с ним еще один, а вот похожий на скалу гигант погнался за лисицей с множеством хвостов. На его пути возникла худощавая фигура в развевающемся плаще, в ладони которой сформировался темный шар. Тень зверька метнулась за новоявленного защитника, покрутилась у его ног и ускакала куда-то дальше. Гигант сделал сальто и распался на дюжину карликов, которые взялись за руки и стали водить хоровод. Фигура в плаще вылепила из шарика тринадцатого и подтолкнула к товарищам, а сама вытянулась и сплющилась, сложилась в лодку оригами и поплыла на холодный свет мигающего вдали маяка.

 

Вадим не знал, сколько времени он наблюдал этот театр теней. Может, прошло несколько минут, а может, все два часа. Он просто лежал на спине и смотрел вверх. Что еще ему оставалось делать? Он находился на вершине одинокой каменной башни. Вокруг была пустота. Внизу – густой слой облаков, сквозь которые не просвечивало ни кусочка земли. И только в небе происходило хоть что-то, что цепляло глаз.

Апатия наступила не сразу. Когда Вадим вышел из лифта, он был полон энергии и идей: заговаривал с тенями, исследовал каменную кладку, даже чуть не сорвался вниз, пока пытался спуститься по наружной стене, смастерив канат из одежды. Ему нужна была самая высокая башня! Но как узнать, которая башня являлась самой высокой, если во всей округе не имелось больше ни одной? А ведь изнанка наверняка простиралась намного дальше, чем видимый горизонт. Кроме того, здешняя безумная логика могла подразумевать любой выверт: ведь, например, шахта – это же тоже такая башня, только внутрь земли, а не наружу. Или, все-таки, нет?

Рассеянно, Вадим приподнял полы расстегнутого пальто и помахал ими: ему захотелось уметь летать, как тени. Он перевернул бы всю изнанку в поисках своей принцессы и сразился бы с самым коварным, самым злым драконом. Вот только летать он не умел, да и сражаться – не очень. Он уронил руки, потом подкатился к краю крыши и уставился вниз. Но нет, сдаваться пока тоже было рановато.

– Ну давай, соображай же, – прошипел он, снова откинулся на спину и заметил, что вдали все еще мигал маяк. – Да ладно. Не может такого быть.

Вадим достал телефон, открыл приложение-фонарик и стал повторять за маяком: три короткие вспышки, три длинные, три короткие. Он успел послать несколько серий в разные стороны прежде, чем аккумулятор сел. Теперь оставалось только ждать.

 

– Эй, четырехглазый, – от нечего делать, Вадим окликнул тень очкастого гнома в огромном колпаке. Тот крутился неподалеку: не шел на контакт, но, в отличие от остальных, хотя бы проявлял что-то сродни любопытству. – Я отправил сигнал бедствия.

Гном задергался.

– Не подскажешь, какой маршрут здесь ходит? А то мне надо к самой высокой башне, желательно, без пересадок. Кстати, о них. Если за мной придет лодка, мне можно будет в нее сесть, или я провалюсь сквозь дно? А еще, у меня наличных нет. Ваш Харон кредитки принимает?

Но гном не отвечал, продолжая нарезать круги вокруг башни, часто оглядываясь, то и дело меняя направление.

– Да что ты разнервничался? Вон, смотри, едут уже спасатели.

Вадим пододвинулся к резко зависшей в воздухе тени и пальцем показал на приближающуюся лодку. Гном тоненько пискнул, натянул колпак до самых пят и мелко задрожал. Не просидев так и минуты, высвободился, стремглав кинулся на пол и распластался в нелепой позе, наверное, притворяясь мертвым.

– Боишься? – спросил Вадим и приоткрыл карман пальто. – Иди, забирайся сюда.

Тень мигом юркнула внутрь и притихла.

Лодка оригами, едва достигнув башни, превратилась в фигуру в плаще.

– Плата, – загробным голосом произнесла она и протянула костлявую руку.

Молча, Вадим вложил в нее «Визу».

– Плата, – повторила фигура.

За «Визой» последовала «Мастеркард». За «Мастеркардом» – ключи от машины. Потом – ключи от квартиры. Разряженный телефон. Часы. Перьевая ручка. И в последнюю очередь – обручальное кольцо.

Только тогда ладонь фигуры сомкнулась, а сама она сложилась в лодку. Вадим тронул носком туфли корпус, чтобы убедиться, что тот материален, и затем, судорожно цепляясь то за край крыши, то за бортик, устроился поближе к корме.

– Мне к самой высокой башне, пожалуйста, – сказал он.

И услышал противный, свистящий смех.

– Слушайте, я все понимаю, но я заплатил за проезд. Так будьте добры, доставьте меня туда, куда мне нужно.

Смех стих, и лодка тронулась.

 

***

 

Они плыли и плыли по морю из облаков, под серым небом, в окружении множества теней. Через некоторое время Вадим задремал, закутавшись в пальто, и проснулся только тогда, когда они пристали к крыше каменной башни, неотличимой от той, где начался путь.

– Приехали? Надо же, как меня вырубило.

Слова остались без ответа: лодка отчалила, стоило вялому ото сна пассажиру покинуть ее. Вадим с минуту задумчиво смотрел ей вслед, а потом, спохватившись, забегал по крыше, замахал руками и заорал:

– Эй! Где тут вход? Как мне внутрь попасть?

Но лодка не то что не вернулась, даже не накренилась в его сторону.

– Вот, черт.

Вадим сел на пол и шумно выдохнул. С одной стороны, он лишился всех ценных вещей и при этом очутился не в лучшем положении, чем раньше. С другой, даже если Харон надул его и привез на ту же самую башню, то, по крайней мере, теперь можно было исходить из того, что она – искомая, и уже целенаправленно пробиваться внутрь. С третьей, все могло оказаться еще хуже, но в настолько пессимистичный вариант Вадим предпочел не углубляться.

Он заглянул в карман пальто:

– Вылезай, четырехглазый. Все чисто.

Гном опасливо выглянул наружу, а потом выбрался из укрытия целиком.

– Спа-спасибо, – пропищал он.

– О чем речь. Почему ты испугался того типа?

– Он по-по-полицейский.

– А ты что, преступник?

– Нет! – гном затряс головой. – Честный ди-дилер.

Зыркнув по сторонам, тень изобразила витиеватый жест и расстелила на полу ковер. На нем были разложены предметы, назначение которых Вадим затруднялся определить.

– Ты соб-собрался би-би-биться с драконом го-голыми руками? Забудь! Те-тебе нужен меч!

– Дело говоришь.

– Новая мо-мо-модель! Одноручная, ле-легкая, острая, как бритва!

Гном торжественно, как какую-то реликвию, поднял странный гибрид шила и водяного пистолета и протянул Вадиму.

– Это разве оружие? – фыркнул тот, взвесил в руке «меч» и для пробы взмахнул им. – Дракон же огромный! И броня у него толстенная, так?

– Так.

– Ну и как мне этой фигулькой его продырявить? И как им вообще управлять?

– Ин-интуитивно!

Тогда Вадим, недолго думая, взял и пальнул вверх, как из пистолета. А спустя мгновение, на крышу шлепнулся труп лисицы с множеством хвостов.

– Ой, – пискнул гном, тут же свернул свой ковер и нырнул в карман пальто.

– Ой, – вторил ему Вадим, глядя, как тринадцать карликов разомкнули хоровод и ринулись к башне.

 

Он вскинул меч и прицелился. Самый резвый противник, издав громкое «пуф!», разлетелся на мелкие клочки в воздухе. Вторым залпом разорвало еще одного. Третий выстрел ушел «в молоко», зато следующий случайно получился дуплетом. И Вадим, уже специально зажав спуск, заставил меч выдать ослепительно-красный росчерк, поразивший сразу шестерых врагов.

– Да! – крикнул он, перехватил оружие половчее и в считанные секунды разделался с оставшейся тройкой. – Четырехглазый, беру свои слова обратно. Отличный меч!

Но гном не ответил. Зато лисица подняла голову, подмигнула Вадиму и одним грациозным движением спрыгнула с крыши, напоследок взмахнув хвостами и подняв целый вихрь обрывков теней. Этот вихрь кружился и кружился, никак не желая опадать. Наоборот, он рос, уплотнялся, принимал более отчетливую форму – пока не превратился в похожего на скалу гиганта, сжимающего в ладони темный шар.

Вадим выругался и выстрелил, еще раз, и еще. Но «пуф!», способный моментально порвать в клочья тень карлика, применительно к гиганту, становился жалким «пшиком», а грозные красные росчерки только слегка царапали грубую на вид, матово-серую кожу. Не прекращая орудовать мечом, используя доступное пространство крыши, Вадим принялся бегать, подпрыгивать, изворачиваться так, чтобы попасть твари в уязвимое место. Ведь у нее должно было быть уязвимое место! Глаза? Шея? Пятка? Три выстрела. Три росчерка. Три выстрела.

Увы, вся эта суета не причиняла гиганту заметного урона, зато донельзя выводила его из себя. Он ревел, топал ногами и беспорядочно молотил руками в воздухе, как будто бился в истерике. Раз за разом пытался схватить Вадима, промахивался и пытался снова. Иногда он медленно заносил кулак и так же медленно, но с такой силой, что, кажется, сотрясалась даже далекая земля внизу, обрушивал его на башню. Уворачиваться не составляло труда: ударная волна сбивала Вадима с ног, да и только, и уже через пару мгновений он снова кружил с мечом, посылая серии выстрелов и росчерков в разные стороны и припевая:

– Порхай как бабочка, жаль как пчела!

Противник же продолжал истошно орать в ответ, припадочно дергаясь и неуклюже колотя кулаком по крыше.

Пока не проломил ее.

 

– Алька, – одними губами произнес Вадим, когда увидел зияющую дыру совсем рядом с собой. Оттуда вырывался настоящий жар, и запах гари, и глухой рокот и другой звук, от которого закололо в груди. Женский плач.

А гигант уже медленно заносил другую руку – ту, что с шаром. И Вадим понял: стоило заклинанию попасть внутрь башни, и от Альбины не останется ничего. Ни здесь, ни где-либо.

– Прости, четырехглазый, иначе не успеть, – выдохнул он.

Вытащив из кармана упирающуюся тень, он что есть силы швырнул ее в воздух. Гном, оказавшийся между истеричным гигантом и только что причалившим Хароном, сделал правильный выбор и нырнул под развевающийся плащ полицейского. А последнему стоило лишь смерить взглядом того, кто больше всех походил на обидчика несчастного честного дилера – и вот уже чертова дюжина почти безобидных карликов выстроилась рядком и дружно затанцевала сиртаки.

Вадим отвернулся и сунул меч в карман. Пора было спускаться в башню.

 

***

 

В центре пещеры, куда вывел короткий лаз, стояла клетка, накрытая темным кожаным чехлом. Вокруг нее рдело кольцо из раскаленных камней, по которым то и дело пробегали языки пламени. А за пределами освещенного пятачка толпились тени, и их было столько, что они сливались в сплошной беспроглядный мрак.

– Аля? – тихонько позвал Вадим, свесился из лаза и потянулся, чтобы сдернуть чехол.

– Не трогай! Если они увидят меня без защиты, то даже огонь их не остановит.

Вадим отдернул руку. Он одновременно обрадовался, что нашел Альбину, и испугался за нее.

– Почему? Что с тобой? Как ты?

Она всхлипнула:

– Вадик, мне так страшно. У меня нет тела.

– Ты стала тенью? – уточнил он, повиснув на краю лаза. Немного раскачался, спрыгнул на пол пещеры и прильнул к клетке.

– Нет! В них больше нет жизни, а я еще полна ею. И они хотят ее выпить. Вадик, я боюсь их!

– Тихо, Алечка. Скажи, как ты оказалась здесь?

– Не знаю точно. Но он охраняет меня. Разговаривает со мной.

– Кто?

– Я.

 

В освещенный круг ступил дракон. Он был черным, но он не был тенью, он дышал огнем, но он еле дышал, его крылья, изодранные, покрытые шрамами, вряд ли еще годились для полета, а оглушительно стучащее сердце то и дело сбоило.

– Не подходи, – предупредил Вадим и загородил собой клетку. Даже вооруженный, никакого превосходства он не ощущал: дракон, пусть умирающий, возвышался над ним, внушал страх и трепет.

– Иначе что? – раздался рокочущий голос.

– Я убью тебя.

– И потом?

– Потом я заберу Альку и вернусь домой.

– Ты до сих пор не понял, как устроен этот мир?

Вадим разозлился:

– Ну просвети меня, чертова дряхлая образина! Давай, начинай уже. Давным-давно… Так, да?

Дракон хрипло кашлянул, и мощный поток раскаленного воздуха обжег Вадима, сбил его с ног. Корчась от боли, он поднял руку и выстрелил. Дракон рухнул на бок. А закричала Альбина.

– Нет, не может быть, – Вадим повернулся к клетке. – Ты ранена? Аля, скажи что-нибудь!

– Больно, Вадик, – плача, отозвалась та.

– Где больно? Как тебе помочь?

Всхлип.

– Алечка?

Вздох.

– Аля!

В отчаянии, Вадим вцепился в клетку и тряхнул ее. Он чувствовал себя беспомощным, до одури боялся, что потерял свою женщину снова, окончательно.

– У нее нет шансов, – прошелестел дракон. – У всех вас – нет шансов.

– Скажи мне, что делать! – крикнул Вадим.

– Я – последний, кто дает тень душам живых. Я умираю. Что ты сделаешь с этим?

Голос слабел с каждым словом. Круг раскаленных камней остывал и темнел. Армия теней напирала на границу света, угрожающе сгущалась, хотя, казалось бы, куда сильнее. Из клетки не доносилось ни звука, что стало особенно заметно теперь, когда сердце дракона остановилось.

 

А Вадим вдруг понял, как устроен этот мир. Вспомнил про шаткий баланс между жизнью и смертью, порядком и хаосом, светом и тьмой. Что эти противоположности не отрицали, а дополняли друг друга, не существовали и не имели смысла по отдельности. И что ничто не возникало из ниоткуда и не пропадало в никуда.

В этот раз, он направил меч на себя. Воткнул острие в вену. Не спустил крючок, а аккуратно потянул за него, заполняя резервуар кровью. Встал и провел рукой по чехлу клетки, на который дракон, оказывается, не пожалел части крыла. И вколол лекарство.

Клетка завибрировала, поднялась над полом. Чехол треснул, и изнутри пробился горячий красный свет, заставивший Вадима отпрянуть. А потом, Альбина заговорила:

– Давным-давно, когда люди закрыли двери в реальность, здесь разразилась война. Все хотели одного и того же – жизни. Но уничтожая друг друга в борьбе за нее, уничтожали и саму жизнь. А люди, тем временем, лишались волшебства. Невелика потеря, скажешь ты, ведь на смену пришел технический прогресс. Но посуди: что есть душа, как не волшебство? И что есть человек, когда у него нет души? Драконы осознали важную взаимосвязь. Только обитающие на изнанке существа, из плоти и крови, дают тень для волшебства там, и только пламя человеческих душ дает свет для жизни здесь.

И почти остывшие камни ярко вспыхнули, стена огня взметнулась ввысь, заставив полчище теней разом побледнеть и отшатнуться. Клетка разлетелась на кусочки, и вот – чудо из чудес! – новорожденная драконица распахнула крылья.

– Аля? – потрясенно спросил Вадим.

– Теперь я – новый хранитель. Благодаря тебе, у меня появилось собственное тело, а души людей снова в безопасности в моей тени, – она ударила шипастым хвостом в стену пещеры так, что камень раскололся. – А теперь, иди. Живи и будь счастлив, Вадик. Проход открыт.

– Да ты что? Разве я оставлю тебя одну? И подумай хорошенько, ты действительно такой судьбы для себя хочешь? Что ты будешь делать, когда наступит твой срок? Кто тебе поможет, если случится что?

– Прости, но ты хрупок, и тебе следует вернуться в реальность. А у меня нет выхода.

– Тогда, – Вадим шагнул к мертвому дракону и сжал в руке меч. – Я оживлю для тебя его.

Альбина покачала головой:

– Ты обновишь тело, но жизненную силу здесь черпать неоткуда: света слишком мало. Да и тот поглощают тени, и тут же растрачивают на собственное никчемное существование. Душа же дракона иссякла и стала одной из них. Я должна была занять ее место в его теле.

– Тогда ее место займу я.

С этими словами, Вадим склонился над драконом и одним росчерком перерезал себе горло. Кровь хлынула из раны. А живая душа отделилась от оболочки и замерла в раздумьях. Она могла вернуться – тогда человека удалось бы спасти. Она могла пройти через трещину в стене и переродиться в реальности. Она могла занять чужое пустующее тело и остаться на изнанке, рядом со своей парой. Наступило время решать, иначе тени давно мертвых чудовищ доберутся до лакомой непривязанной души, и даже хранитель не защитит ее здесь без новой клетки. Из части своего крыла. Но разве можно было позволить ему себя ранить, когда больше всего на свете хотелось любить и беречь его?

 

***

 

Вадим открыл глаза. Сделал жадный вздох и с наслаждением потянулся.

– Это ты? – бросилась к нему Альбина.

– Конечно, я.

Он встал во весь рост, расправил крылья и с любопытством осмотрел их.

– Вадик мой, – выдохнула Аля, придвинулась ближе и положила голову ему на плечо. – Знаешь, я так рада, что ты остался. У меня на тебя куча планов.

– Планов, значит. Например?

– Для начала, давай построим тут большой, уютный дом!

– Женщина, – хмыкнул Вадим. – Нет бы спасать человечество от нравственного разложения и вести мир к новому расцвету. А она про дом толкует.

– Да, но все, что мы можем сейчас – это просто жить. И верить, что однажды свет станет ярче, и в нем растворятся старые тени, и наступит весна, и мы подарим жизнь новым драконам. И не будем утаскивать для этого чужие души, да, Вадик?

– Конечно, Алечка, – кивнул тот, не отрывая глаз от трещины в стене. – Мы будем ждать весны.