С чего всё началось? С Шерстяного дерева?

Я заметил тонкий побег с рогаткой молодых клейких листьев, когда распахивал землю в дальнем конце участка, у скалы. Я замер перед ним на коленях, в пыли, на солнцепёке.

Не может быть.

Осторожно отвёл плети Чёртовой колючки подальше от тонкого, ещё по-детски зелёного ствола, разгрёб в стороны камни. Новая жизнь, молодая, уязвимая и упрямая, пробивалась из сухой, растрескавшейся земли навстречу солнцу.

Я встал, отряхнул руки, отряхнул колени, почесал затылок да и пошёл за Конрадом в конюшню.

- Слишком хорошо, чтобы быть правдой, - объявил Конрад после продолжительного разглядывания побега. – Сроду в нашем краю не росло Шерстяных деревьев.

Я и сам это знал. Шерстяные деревья росли… да где им вздумается. В высокогорных ущельях, непроходимых топях, сухих, безжизненных степях, тёмных лесных чащах. Как говорил мой брат Конрад, объясняя, почему не ладится семейная жизнь нашего столяра-язвенника и его пышнотелой жены, любительницы крепких настоек – нет объединяющего фактора.

Официальное название – Древо Мира – почти не использовалось, в народе дерево называли Шерстяным. Достигнув зрелости, оно круглый год давало коробочки, навроде хлопковых, но с шерстью.

Этой шерсти не было цены. Из неё изготавливали особый состав – джург, который обладал удивительной способностью усиливать свойства смесей и составов, в которые его добавляли. Медицина, промышленность, металлургия – джург любили везде.

Ткани из этой шерсти невозможно было спутать ни с чем: тонкие, гладкие, как шёлк, ослепительно-белые, мерцающие непередаваемым жемчужным светом. Стоили они баснословно дорого, мало кто мог похвастаться вещицей из шерсти дерева в своём гардеробе.

Никто не научился Шерстяные деревья разводить, ни семенами, ни черенками. Пересаживать тоже не получалось – дерево погибало. Не поддаваясь никакой логике, они вырастали в самых неожиданных местах, хаотично и очень редко.

- Да вот же, листья розовые, - мой голос дрогнул.

Конрад промолчал.

У деревьев не бывает розовых листьев. Лишь у одного – у Шерстяного - Древа Мира.

 

А может, всё началось с появления Киары?

Я ожидал казни в окружной тюрьме. Громыхнул засов, дверь тяжело отошла в сторону, и вместо привычного стража в камеру вошла дама.

Тусклый свет из крохотного зарешечённого оконца под потолком осветил длинный белый плащ, высокий острый капюшон, бледное лицо, полускрытое тёмными локонами. Стражник застыл за её спиной.

Запах пыли, солнца и смятой травы проник вместе с ней, и я неожиданно остро ощутил горечь неволи, гнев и боль, и невозможность ничего изменить. Где-то на краю сознания, сквозь бурю эмоций, проступило усталое удивление: почему именно сейчас? Притерпелся же. И буря стихла так же быстро и внезапно, как разразилась. Действительно, чего уж теперь.

Я обмяк на жёсткой скамье, прикрыл глаза, чтобы не видеть плащ и локоны, которых, быть может, совсем недавно касалось солнце. Если бы мог, я бы и не дышал, чтобы не чувствовать запахов лета и свободы.

- Встать, когда дама вошла! – рявкнул стражник.

Приказы стражников меня заботили мало, я знал, что они меня боятся. Впрочем, как и все вокруг.

Но всё-таки дама. Неловко перевалившись набок, я спустил ноги со скамьи и встал. И сразу же занял всё свободное место. Дама невольно подалась назад, стражник попятился. Я усмехнулся.

Я знал это за собой - мои габариты никуда не помещались. Приходилось поджимать плечи в лавках, чтобы не сшибать товар, в опере - чтобы не задевать соседей. Экипажи я ненавидел: голова упиралась в крышу, колени в подбородок, плечи чуть не из окон торчали. Свободно я чувствовал себя лишь в нашем поместье с его огромными залами, высокими потолками и арками. Да и сшибёшь чего – своё же. И ещё был Конрад – один из немногих, кто мог смотреть мне в глаза, не задирая голову.

Я вдруг понял, что судорожно сжимаю кулаки, и разжал пальцы.

Не отрывая от меня взгляда, дама знаками велела стражнику уйти.

- Вы уверены, леди? – пробормотал он, не получил ответа и прикрыл дверь.

- Меня зовут Киара, - сказала она и шагнула вперёд.

Я увидел капли воды, бисером рассыпанные по её капюшону, и понял, что на улице дождь, и запах пыли – это на самом деле запах дождя. Потом – внимательный взгляд тёмных глаз. Не испуганный! И тогда по-настоящему удивился – она не боялась…

От удивления пропустил момент, когда она обхватила мои запястья. Но даже если бы не пропустил, то не помешал бы, не заподозрил неладное.

Она обхватила мои запястья, и мир погрузился во тьму.

 

Я очнулся от мягкого, уютного покачивания. Лежал я тоже на чём-то мягком. Совсем невысоко в полумраке белел потолок.

Тихий шелест обнимал меня. Дождь. В мыслях мутно и лениво проплыл неясный образ, что-то связанное с дождём, я не мог вспомнить.

Потом в шуме дождя проявились другие звуки: глухой стук копыт, скрипы, чьи-то неясные возгласы. Повозка – понял я. В голове было пусто и спокойно. Я понимал, что кто-то куда-то меня везёт и что это неправильно, но мне было всё равно.

Повозка остановилась, сдвинулся в сторону полог, повеяло сыростью и прохладой. Неясная тень быстро скользнула внутрь.

- Очухался?

Голос был женским. И я вдруг вспомнил: бледная дама с умными глазами, в которых нет страха, капли дождя на плаще, запах свободы в тесной камере.

В камере. Как же меня выпустили?

- Пей.

Не по-женски уверенно и сильно она приподняла мою голову, приложила к губам крохотный пузырёк. И я понял, что не смог бы сам пошевелиться, во всём теле была страшная слабость.

- Пей, - повторила она и надавила на подбородок.

Я подумал, что вряд ли меня выкрали из тюрьмы, чтобы теперь отравить. Конрад бы помер со смеху. Он говорил: «Не понимаю, как человек, настолько не склонный к юмору, постоянно делает и говорит что-то, достойное лишь анекдота». И удивлённо качал головой. Да, Конрад точно помер бы. Если был бы жив.

Я приготовился почувствовать привычную боль, как всегда при мысли о нём, и не почувствовал ничего. Мне всё равно. Ничего не хочу.

- Пей!

Пить хочу. Ужасно хочу пить. Я приоткрыл губы, какая-то дрянь полилась в рот. Подбородок крепко держали, не было сил выплюнуть.

- Потерпи, сейчас полегчает.

Я удивился, почему она не понимает, что мне всё равно: полегчает или нет. Но всё ещё страшно хотелось пить. Я попытался сказать об этом чётко и ясно, но получился лишь хрип.

Но дама поняла. Опустила мою голову, потянулась в дальний угол повозки. Раздался хлопок открываемой бутылки, к губам приложили горлышко, придержали затылок. Вода была прохладной и свежей.

От воды ли, от дряни ли из пузырька, но действительно полегчало. Осторожно, зная, как могу пугать людей, я подтянулся на локте, взглянул на даму. В темноте было не разобрать лица.

- Там, в камере, мне показалось, что ты очень хочешь на солнце, - сказала она. – Сейчас ночь, но мы можем пересесть на козлы, если ты в силах.

- Да, - выдавил я хрипло, - я смогу.

Торопясь, путаясь руками и ногами, я рванулся наружу. Нетерпеливо отбросил полог, ночь, беззвёздная и дождливая, встретила меня.

- Эй, пропусти-ка.

Дама непочтительно пихнула меня, протискиваясь к козлам. Уселась, хлестнула лошадей. Пара неспешно тронулась, возобновились скрип и покачивание.

Дама оглянулась, кивнула на скамью:

- Садись.

Я было поднялся, пошатнулся, ухватился за деревянную спинку. Кое-как, чуть не ползком, перебрался на скамью. Сердце грохотало, я хватал воздух, стараясь дышать не слишком громко, рукавом рубашки вытер испарину на лбу.

- Магический удар, - непонятно объяснила дама. – Скоро пройдёт.

Дождь сыпался мелкой крупой, залетал под полог, оседая на горячем лице. Было темно, ни звёзд, ни луны, я не понимал, как дама умудряется править.

- Не лучше ли дождаться рассвета, леди? – спросил я. – Ночью небезопасно управлять повозкой.

Она лишь коротко глянула, не удостоив ответом.

Было понятно одно: мы за пределами города. В темноте не видно расстояний, но я чувствовал огромные пространства справа, слева, впереди и позади, и после тюремной камеры это было так необъятно, грандиозно, это было почти чудом, и всё остальное, даже смерть, почти не имело значения.

- Зачем вы меня выкрали? – спросил я. – Теперь вы в опасности.

Она повернулась ко мне. Я не мог разобрать выражения лица в темноте, но в повороте головы, во всей позе читалось удивление.

Вдруг стало светлее, сквозь короткий разрыв в тучах полная луна просияла уверенно и спокойно. Я поднял голову, дождевая пыль в этом свете искрилась, как бриллиантовая.

- Господи, - прошептал я и перевёл взгляд на спутницу.

Теперь, в лунном свете, стало видно, как она красива. Я подивился, что не заметил этого в камере. Нежная линия скул, тонкий нос, большие тёмные глаза с каймой пушистых ресниц, чётко прочерченные гордые брови.

Полные губы дрогнули, зубы влажно блеснули в улыбке. Улыбка ширилась, превращаясь почти в оскал. Я почувствовал, что волоски на руках встали дыбом.

- Я тебя не крала, я купила тебя, Рик.

Луна погасла, вновь скрытая тучами.

- Господи… - повторил я. – Как в дешёвой оперетте.

Дама расхохоталась.

- А ты умеешь пошутить, Рик. Так сразу по тебе и не скажешь.

- Вот и Конрад говорил…

- Да. Конрад… Тебя обвиняют в убийстве брата.

- Он был для меня всем, моей семьёй. Я не убивал его.

***

С тех пор, как нашли деревце, мы каждый день приходили посмотреть на него. Конрад посмеивался, что я там дневал и ночевал бы, если бы не работа в поле. Это было очень близко к правде. Я огородил дерево, а со стороны скалы поставил щит, чтобы не завалило случайными обломками.

- Конрад, я не могу поверить, вся наша жизнь изменится. Мы выплатим долги, я займусь поместьем, ты поступишь в университет.

-Не знаю, Рик. Посмотри вокруг.

Он повёл рукой, я невольно проследил взглядом. Мы стояли на балконе библиотеки, любимом месте Конрада. Я посмотрел на старую брусчатку двора, кое-где поросшую травой, нам всегда не хватало времени как следует её чистить. Направо были ворота, за ними дорога сквозь наши поля до самых белых скал. Налево – пустующие конюшни, кузница, лес.

После смерти родителей всё постепенно пришло в упадок, в нынешнем сезоне мы даже не могли нанять работников. Я скорее умер бы, чем покинул поместье. Но Конрад, умница, золотая голова, мечтал об учёбе в столице.

- Мне неспокойно, Рик. В округе творится странное. У соседей то мор скота, то неизвестные эпидемии. А наши последние две овцы окотились, приплод большой и здоровый. У всех засуха, а у нас вчера ливень был.

- Да ну? Только у нас?

- Ага. Я встретил в городе Блумста и Ворта. На их поля не упало ни капли.

- Иди ты! Врут, небось! Вечером поеду смотреть дерево, гляну на участок Блумстов.

 

За день земля высохла, но ударив по ней киркой, можно было заметить под слоем пыли влажную почву.

На участке Блумстов земля была сухой, сколько бы я ни бил. Я специально проехал вдоль границы, несколько раз спешиваясь и проверяя. Дождь прошёл как по линейке.

Я уже повернул жеребца к Белой скале, как услышал, что меня зовут. Присмотревшись, увидел всадника. Он подъехал ближе, и я узнал Рэнди Блумста.

- Привет, Рик, давно не виделись.

- Это точно, я дотемна в поле.

- Да, лютые времена. На юге округа выгорели две фермы. Дотла. Я сам день и ночь патрулирую земли, как бы не загорелись. Здесь, у скал, реже бываю, всё-таки камень, не так опасно. Стада мрут по всей округе. Вам-то хорошо, у вас нет.

- Да, куда уж лучше.

- Я не о том, ты же понимаешь. Вижу, как вам с братом тяжело, сочувствую. Да кому легко? В прошлом году прикупил соседские земли, можно сказать, выручил людей, спас от тюрьмы за долги. Я всегда готов помочь по-соседски.

Ходили слухи, что сам Рэнди их и разорил, выжег урожай. Наверное, он и наше поместье прибрал бы к рукам, но по-настоящему хороших угодий у нас мало, а скалы ему ни к чему.

- Это конец света, Рик, просто конец света. Или колдовство.

- Ты ещё вспомни ведьм из Ордена Бестрепетных Сестёр, - не сдержался я.

Рэнди посмотрел строго и скорбно, видно, эта тема у него наболела.

- Что это? – вскинулся вдруг он.

Я понял, что он увидел Шерстяное дерево. Его листья из розовых стали алыми, деревце подрастало, теперь оно было хорошо заметно издали.

Не хотел я показывать дерево никому, тем более Рэнди, но он уже пришпорил коня. Я бросился за ним.

- Не может быть!

Рэнди спешился, руки и губы его тряслись.

- Мы тоже так думаем. Может, это не оно.

- И поэтому огородили? У, хитрец! – Он погрозил мне трясущимся пальцем. – Вот удача, так удача! А, Рик? Теперь разбогатеете! Это ж надо, а? Ведь чуть бы правее и на моей земле, а?

Я смотрел на трясущегося Рэнди и понимал, что только что случилось страшное. Но я даже представить себе не мог, насколько.

***

Я пытался вспомнить имя дамы. Она как-то представилась в тюрьме, это я помнил.

- Леди, что значит, вы меня купили? Это шутка?

Она отчётливо фыркнула.

- Ты обвиняешься в убийстве пяти человек, в том числе, брата.

- Я не убивал…

Она властно взмахнула рукой и продолжила:

- Обвиняешься в причинении ущерба, в том числе – колдовством.

Я хотел было возразить, что в колдовстве уже сто лет никого не обвиняли, что всё колдовство – это бабкины выдумки и детские сказки. «В том числе – Орден Бестрепетных Сестёр», - мысленно передразнил я даму. И не стал. Суд признал меня виновным, газеты не жалели чёрных красок, моим именем пугали детей.

- Есть закон, по которому можно выкупить смертника, чтобы он до конца своих дней в рабстве искупал преступление.

- Что-то не слышал о таком.

- И неудивительно. Кому нужен преступник за большие деньги? Кто, будучи в своём уме, воспользуется этим законом?

- Но вы воспользовались, - вырвалось у меня.

Я вдруг вспомнил, как её зовут. Киара.

***

Долгие часы, дни, месяцы в темнице я размышлял, правильно ли мы с братом поступили, скрыв новость о Шерстяном дереве. Может, тогда не случилось бы того, что случилось?

Я боялся, что в поместье хлынут толпы, и от неловкости или злого умысла погубят росток. Конрад боялся, что мы ошибаемся, что у нас выросло что-то другое, похожее.

После случая с Рэнди я предложил охранять дерево. Конрад согласился, но он, святая душа, опасался лишь пожаров.

Как ни странно, ничего не происходило: никто к нам не врывался, никаких слухов не было, видимо, Рэнди не болтал. А потом он заявился с предложением.

- Рэнди Блумст предлагает продать ему земли у скал, - сообщил Конрад, приехав сменить меня в карауле.

Я восхищённо присвистнул:

- Вот это нахальство!

- Даёт хорошие деньги.

- Ты же не согласишься? – Я в тревоге посмотрел на брата. Конрад был старшим, официально поместье принадлежало ему.

- Конечно, нет. Я знаю, как ты любишь нашу землю. Ты здесь хозяин гораздо больше, чем я.

Помню, я подумал, что Конрада надо женить на практичной, здравомыслящей девушке, чтобы уравновесить романтизм моего умного и наивного брата.

Вдруг остро и горячо заболело сердце. У меня никогда ничего не болело. Я схватился за грудь и тяжело задышал ртом.

- Что?! – Конрад бросился ко мне в таком ужасе, что я и про сердце забыл.

Я покачал головой, меня и вправду стало отпускать.

Как в плохой оперетте. Я скривился, уже не от боли, а от того, что не выносил таких сцен.

 

Рэнди приезжал ещё несколько раз, уговаривал, увеличивал суммы. Через некоторое время пришёл иск из окружного суда: Рэнди Блумст заявлял о неточном межевании земель и претендовал на участок у Белой скалы.

***

Понемногу светлело небо, близился рассвет. Сквозь плотную тьму обочин протаяли чахлые кусты, далеко впереди темнела какая-то массивная стена. Мы подъехали ближе, и я понял, что это пирс для дирижаблей. Это же не…

- Куда мы едем?

Киара усмехнулась.

- Узнал?

Ещё бы не узнать. Сколько раз я встречал здесь Конрада из поездок. Я-то всегда был домоседом, а он… Конрад любил всё новое: в искусстве ли, в науке. Всё рвался на какие-то выставки, постановки, гонялся за селекционными чудо-семенами, новыми книгами.

- Поместье конфисковано, - сообщил я то, о чём Киара наверняка знала. – Вы собираетесь нарушить закон?

Она ответила медленной улыбкой, той самой, что приводила меня в дрожь. В очередной раз я подумал, что всё это один затянувшийся фарс. Я, двухметровый молодой мужик, бледнею от улыбки хрупкой девушки. Не наоборот.

- Вы не боитесь меня, леди Киара. Почему?

Она взглянула на меня почти с жалостью.

- Посмотри на свои запястья, Рик.

Я подтянул рукава, склонился, присматриваясь. Света едва хватало, чтобы увидеть нечто похожее на татуировку: окружность с оскалившейся львицей в центре.

- Орден Бестрепетных Сестёр…

Она удовлетворённо кивнула, как будто я правильно ответил урок.

- Но зачем?

- Твой магический поводок, Рик.

- Магии не существует, - пробормотал я, скорее, машинально.

- Без этой несуществующей магии никто не отдал бы ордену такого опасного преступника, как ты.

- Я вам не верю.

Киара пожала плечами.

- Доказывать на практике пока не буду. Ты не очень хорошо переносишь магию, знаешь ли.

***

По решению суда земля у Белой скалы отошла Блумсту.

Воспоминания об этом дне сохранились фрагментами, события то сжимались в точку, то растягивались, как во сне. Помню, как выскочил из зала суда, наверное, сшибая всё на пути, Конрад извинялся сзади шёпотом. Помню холодный, внимательный взгляд Рэнди Блумста. Помню, как тяжёлая, мутная ярость затопила меня. Как отпихивал брата.

- Конрад, что ты меня хватаешь?

- Пожалуйста, Рик, не трогай его!

- Да кому он нужен, ублюдок? Сам сдохнет.

- Господа, вы слышали? Это угрозы, господа.

К счастью, мы приехали верхом, заточения в тесном экипаже я не вынес бы.

Бешеная скачка остудила, к поместью я подъезжал почти успокоившись. Мы миновали светлые крашеные ворота, не сговариваясь, свернули к Белой скале.

Солнце клонилось к закату, но до темноты было ещё далеко. Дерево ярко алело. По человеческим меркам – подросток. У малышей листья нежно-розовые, у взрослых деревьев – багряные.

Конрад сел на камень, достал фляжку. Мы по очереди глотнули настойки.

Я подошёл к дереву. За неполных два месяца оно выросло мне по пояс.

- Как думаешь, скоро появятся коробочки?

- Точных данных нет, - подумав, ответил Конрад. – Известно лишь, что шерсть дают взрослые деревья, а у нашего листья ещё детские.

Я погладил плотный глянцевый лист, провёл пальцем по более тёмным рубиновым прожилкам.

- Какое же оно красивое…

Конрад улыбнулся и сказал:

- Не поносить нам бесценных шерстяных рубашек.

И так он это сказал, что было ясно – его это нисколько не огорчает.

- Конрад, это же такое чудо. Сколько их всего?

- Четырнадцать.

- Вместе с нашим?

- Да.

- Это чудо. Это как будто незаслуженное счастье, словно сказали: ты особенный, возьми. Как будто пообещали, что теперь всё будет хорошо. Это даже не деньги… - я замолчал, не зная, как выразить, то, что чувствую.

- Рик, - Конрад покачал головой. – Это была моя реплика. Ты должен был сказать, что-то вроде: я так ждал, когда появятся и созреют первые коробочки, как соберу и продам их текстильщикам, фармацевтам и металлургам. Они отольют лучшие клинки, выткут красивые и прочные ткани, приготовят редкие лекарства. Не говоря уже о том, что мы заработаем кучу денег.

- Скажешь тоже! – я ухмыльнулся. – Такая деревенщина, как я, вообще не должна знать этих тонкостей.

 

Ночью загорелся дом. Мы ни за что не потушили бы, но вмешался случай. Пожарная команда возвращалась с небольшого лесного пожара. У них даже была полная бочка воды – успели набрать в озере.

Какой-то язычок пламени, может, одну-единственную искорку, мы всё же упустили – огонь ушёл в поля. Сильный ветер погнал его к поместью Блумстов.

Пожарные спешно поехали к озеру за водой, мы с братом поскакали к соседям.

Их поместье выгорело меньше, чем за час, выгорели поля. Удивительно, но наши каким-то чудом уцелели.

Рэнди Блумст погиб в пожаре. В пожаре погиб и мой брат.

 

Вечером меня арестовали. Меня обвинили в поджоге, убийстве брата и почему-то – в убийстве судьи. Позже я узнал, что он тоже умер в ночь пожара, подавился рыбой.

Я не сопротивлялся. В стены моего дома намертво въелись запахи гари, беды и тоски. В тюрьме не будет хуже.

Мне долго объясняли, что я навёл порчу на судью - всем известно, что я промышляю колдовством, иначе откуда на моей земле дождь, в то время, когда у соседей сохнут посевы. Рэнди Блумста я поджёг, чтобы не отдавать законно принадлежащий ему участок с Шерстяным деревом, брата убил по той же причине – завладеть деревом и поместьем.

На брате я сорвался. Сломал стол, два стула и нос дознавателю. Стражники, два дюжих мужика, скрутили меня и здорово поколотили в камере. Потом привели кузнеца, и он меня заковал.

Дня через два, ночью, в камеру пробрался рыдающий кузнец.

- Господин, у меня семья, дети, позвольте вас расковать.

Я позволил. Из путаного рассказа кузнеца я понял, что оба стражника погибли в пьяной драке, а дознаватель к сломанному носу сломал ещё и ногу, поскользнулся на улице. Сам кузнец ничего против меня не имеет, он лицо подневольное. И у него дети.

Наутро вечерняя смена стражников препиралась с утренней из-за оков. Божилась, что ночью всё было нормально, а «вот вы утром и отвечайте».

Кто-то неплохо заработал на кузнеце.

Пришёл новый дознаватель, пробурчал что-то про колдовство и «гнать всех в шею» и велел унести остатки кандалов.

Кузнец скрылся из города, а никакой другой не согласился меня заковать.

***

Исподтишка, незаметно, я рассматривал Киару.

Орден Бестрепетных Сестёр – всего лишь богом забытый монастырь, хотя и окружён прорвой легенд и слухов.

Ведьма? Ну, красивая. Бесстрашная. Такое бесстрашие или от великой силы, или от малого ума.

Я не верил, что она лишила меня чувств с помощью магии. Меня могли опоить, оглушить. Знаки Ордена… Я потёр запястья. Их могли нанести потом, когда я был без сознания. Я ей для чего-то нужен, а человеком легче всего управлять запугав.

Пожалуй, она здорово выручила нового судью – тот всё затягивал с приговором. Наверное, тоже беспокоился о своих детях.

- А ведь вы не платили за меня.

Она коротко взглянула.

- Ты умеешь развеселить. - Но ни в лице её, ни во взгляде веселья не было. - Я догадываюсь, о чём ты думаешь.

- Неужели?

- Ты думаешь, что мы вдвоём, тихий предрассветный час, ничто не помешает тебе уйти.

Она не поразила меня прозорливостью, об этом подумал бы любой человек в моём положении.

Сначала я был слишком слаб, чтобы сбежать, потом выжидал подходящий момент, а теперь и сам не знал. Мы подъезжали к поместью. Я не понимал, что это значит. Но что-то дрогнуло в душе. Надежда, острое желание увидеть напоследок свою землю, родные стены. Дерево.

Может, удастся навестить могилы родителей и Конрада. Кто его провожал без меня в последний путь?..

- Тебе ничто не помешает уйти, - тихо повторила она. – Но зачем тебе уходить?

- А зачем мне оставаться?

- Я расскажу тебе одну историю. И ты сам решишь.

Она помедлила, будто собираясь с силами, и продолжила:

- В одном из миров всё сущее окружают Великие Зеркала. Они далеки и невидимы, о них никто не знает, но каждый может почувствовать. Сделает человек злое, и зло уходит странствовать по мирам. И странствует до тех пор, пока не встретит Зеркало. И тогда, отражённое могучей силой, зло возвращается обратно, к тому, кто его сотворил. Могут пройти годы и годы, прежде чем встретится Зеркало, но оно встретится обязательно, ибо мир состоит из зеркал, как улей из сот.

- А если Зеркало не встретится слишком долго, и злодей состарится и умрёт? Зло останется безнаказанным?

- Не в этой, так в следующей жизни, но к человеку вернётся всё. Да, добрые дела тоже. Жаль, что люди не понимают этого. Творить добро труднее, чем зло, любить сложнее, чем ненавидеть, но это всё равно… - она запнулась, подыскивая слово.

- Выгодно? – подсказал я.

- Да, можно и так сказать. Делать добро выгодно.

Шутка, достойная анекдота. Жаль, Конрад не слышит, ему, идеалисту, понравилась бы. Мой брат был добр, хотя и не знал, что это выгодно. Впрочем, свою выгоду он уже получил.

Я почувствовал, как тёплые пальцы накрыли мою ладонь и чуть не подскочил, настолько не ожидал сочувствия и вообще чего-то человеческого. Впервые за долгие месяцы ко мне проявили сострадание, и это было невыносимо. Я осторожно высвободил руку.

- Однажды одно из Великих Зеркал подошло близко к этому миру. Слишком близко. И люди стали получать награду или наказание сразу, лишь совершив поступок. Многие беды обрушились на них, и никто не знал, откуда такая напасть.

- Что ты несёшь! – прошипел я и одним быстрым движение перемахнул через бортик на землю.

По траве, по обильной росе я шёл, не разбирая дороги.

- Постой! – Киара остановила фургон.

Я сел в траву, уронил голову на руки.

- Ты знаешь, что я права.

- Что ты несёшь, ведьма! – хотел я крикнуть, но получилось лишь простонать.

- Пойдём со мной, я покажу.

Я поднялся, возвышаясь над Киарой, над полем, над всем этим проклятым миром.

Очень медленно она взяла мои ладони. Я позволил. Я ждал чего угодно: боли, обморока, грома небесного, но не случилось ничего.

- Значит, судью, Рэнди Блумста и остальных наказало зеркало? Хороша сказочка.

- Они сами себя наказали, к ним вернулись их злые поступки. А Зеркало и правда подошло очень близко. Предания Ордена предвещали что-то подобное. Посмотри. - Она развернула мои запястья так, что стали видны знаки Ордена. – Львица, заключённая в сферу – древний символ Великого Зеркала.

***

Я пошёл с ней. Не потому что я раб. Не потому, что поверил в сказку о Зеркалах. Я пошёл с ней, потому что она единственная верила мне.

Мы оставили фургон и отправились пешком. По словам Киары, Древо Мира – она называла Шерстяное дерево только так – круглосуточно охраняют. А нам нужно было попасть именно к нему.

Я знал скалы, как свои пять пальцев, лишь это позволило подойти незаметно.

Мы расположились в расщелине чуть выше дерева. Оно ещё оставалось в тени скалы, солнце едва поднялось над горизонтом. Даже издали было видно, что дерево подросло.

Всё, что я любил, чем жил, непостижимым образом сосредоточилось в нём одном. В долгие часы заточения я проклинал и дерево, и себя. А сейчас смотрел и не мог насмотреться. Но видел не ствол и ветви, не трепет алых листьев. А видел я нашу библиотеку, непременные вечерние посиделки, отблески заката в арке окна. Кузню, жаркий огонь горнила, уханье молота по наковальне. Вот где наши рост и сила были к месту. Нас, нелепых и неуклюжих в обществе, кузня превращала в умелых и ловких.

Наш тяжёлый труд в полях, редкие поездки в город, планы и мечты – всё сжалось в одну горячую точку в самом сердце.

- Каким боком встало Шерстяное дерево к этому вашему Зеркалу? – спросил я.

- Зеркало всего лишь отражает, оно не хорошее, не плохое. Сияют же всегда люди. Можно сказать, что дерево – это солнечный зайчик, отражённая энергия человеческой любви.

- Их выросло всего четырнадцать за все времена.

Киара кивнула.

- Не так много людей сияет достаточно ярко. А деревьев теперь семнадцать. С тех пор, как Зеркало приблизилось, выросло четыре новых побега.

Она помолчала и добавила тихо, словно через силу:

- Ты – единственный живой владелец.

Мне не требовалось напрягать воображение, чтобы представить, какая кровавая драка вспыхнула за деревья, я видел это собственными глазами. Наверное, так происходило с каждым новым деревом.

- Даже странно, что его называют Древом Мира, - сказал я.

- Кто знает. Возможно, когда-нибудь оно таким и станет.

***

Киара проводила ритуал.

- Мне нужна капля твоей крови.

- Мракобесие какое-то, - проворчал я.

- Всё в этом поганом мире завязано на крови, тебе ли не знать, - рассердилась она, даже ногой топнула.

Что-то не складывалось. Не знаю, что должно было произойти, пока что не происходило ничего. Киара нервничала.

- Я была уверена, что сработает с проводником, с тем, кто изначально послал луч.

- Так может, это не я - солнце, а Конрад. Я уверен, что он.

- Нет, - покачала она головой. – В хрустальном шаре я видела тебя.

Я вздохнул.

- Киара, мы близнецы.

Она посмотрела пустым взглядом, ритуальная чаша выскользнула из тонких пальцев, звонко запрыгала вниз по камням. Прав был Конрад, всё в моей жизни сплошной анекдот.

 

 

Мы с Киарой сидели рядом, грелись на солнышке.

- Зеркало – это ещё и грань другого мира. Ритуал должен был истончить границы миров, сделать Зеркало видимым.

- Как оно выглядит?

- Кто ж знает? Что нам вообще о нём известно? Одни легенды. Я знаю одно: это был шанс изменить мир. Сначала люди перестали бы творить зло из страха, потом это вошло бы в привычку. А там, глядишь, и поняли всю выгоду быть добрыми. И может, изменились бы навсегда. Да и тебе это могло помочь. Докажи мы существование Зеркала, с тебя сняли бы обвинения, вернули поместье.

- И что теперь?

Киара пожала плечами.

- Попробуем ещё что-нибудь. Пока Зеркало висит так близко, нельзя сдаваться.

Вдруг что-то изменилось. Сначала я не понял, что именно, как будто потемнело.

- Опять дождь будет, - сказал я.

А потом увидел бледное лицо Киары, она смотрела в небо. Я тоже посмотрел. Багровое, лиловое, серебристое сияние разлилось от края до края.

Я услышал восклицания внизу, под скалой, быстро сгруппировался, приготовившись к нападению, но охранники тоже смотрели в небо. Со стороны усадьбы скакали всадники и что-то кричали.

Я улыбнулся. Теперь нам всем придётся понять, что сила не в хитрости и жадности, а в доброте и любви.

Победит добрейший. Звучит, как шутка, достойная анекдота. Конраду бы понравилась.