Нэгде, или небытие

Нэгде, или небытие1.

 


Краткая аннотация.

Дикий мир. Радиационная Пустошь. Казалось, невозможно выжить в условиях апокалипсиса. Казалось, сказки не воплотятся в реальную жизни никогда. История, повествующая о двух героях, чьи судьбы разделены; чьи мнения изменились за неделю.

 


22 век от Рождества Христова.
США, Орегон.
 
День 1
.

 

Выстрелы. Топот сапог, дыхание. Плеск воды, словно кто-то упал в озеро. Темнота перед глазами.

- Быстрее, быстрее, Гвенет!

- Я не могу, Алрой!

Они спрятались у подножия дуба. Мальчик бегло огляделся: странных людей не видно. Казалось, они находились посреди огромного леса размером с планету.

- Что случилось?

- Я ногу… Подвернула.

Он попробовал поднять девочку. Мальчик понимал: от погони не уйти.

- Гвенет… Сама идти сможешь?

- Я попробую.

- Хорошо. Двигайся все время вперёд. Не оглядывайся. Майк рассказывал: неподалёку есть шоссе.

Как только она встала, оперлась на дерево. Крона казалась величавой, как и ее могучий хозяин. Секунда: мальчик исчез.

- Алрой! – Закричала Гвенет, но никто не ответил. Тогда продолжила идти вперёд. Отдаленно грохнули выстрелы. Поднялись в небо птицы. По щекам потекли слёзы: то ли от жалости к себе и боли, то ли от сопереживания брату.

Ей – пятнадцать. Ему – шестнадцать и шесть месяцев. Фамилию не помнили с рождения; мать умерла при родах, отец называл их только по именам. Гвенет не знала, почему у Майка каждый раз шла кровь изо рта. Она помнила его последнее возвращение домой, в старый заброшенный бункер-самостоятельное убежище на окраине Милликана. Тогда он принёс тушку кролика детям на двоих… и исчез. Его труп обнаружил Алрой недалеко, на стрельбище “Центральный Орегон”. На лице у отца оставлен след от подошвы.

Майк оборудовал старую пещеру и закрыл толстыми свинцовыми пластинами. Отец готовился; знал, что будет, и не рассчитывал на американских богов. Сделав припасы на первое время, переселил семью туда, отказавшись от неверующих друзей, чьи дома послужили им могилами. Он возвращался в прорезиненной одежде, от вида которой Алрою снились кошмары. Первое время было страшно. Потом привыкли, как привыкают тараканы к мелким невидимым частичкам, называемых страшным и непонятным словом - радиацией.

Отец рассказывал об ужасах нового мира, потому Гвенет боялась любого шороха; под каждым кустом мог оказаться странный шипастый человек в жуткой маске. Они бежали от них. Имён - неизвестно. Люди ограбили то, что создавал Майк, а потом сожгли родное убежище вместе с игрушкой – пухлым котенком по имени Гав.

Когда Гвенет остановилась у реки, не слышала ни единого звука. Алрой обязательно найдёт её. Она сняла резиновый сапог; нога значительно опухла. Опустила в холодный поток воды. Почувствовала, как боль уходит, отек стал понемногу спадать. На секунду смутил укус в шею, провела рукой.

Майк рассказывал о комарах, чьи укусы смертельны. Хотелось верить: черед ещё не пришёл. Девушка постепенно слабла. Едва смогла надеть сапог. Не знала, сколько времени провела у ручья. Гвенет легла на большой валун, буквально на секунду закрыв глаза. Сквозь сон смогла расслышать мужские слова:

- Бэкка, теперь ты не единственный хороший улов.

 

***


Тем же временем.

 

Далеко уйти не сможет. Алрой бежал по касательной к предполагаемому прямому маршруту Гвенет. Во всяком случае, он думал так; пытался верить в то, что непременно получится. Таковы подростки: до последнего надеются на свои силы.

Это - Стрелки. Не важно количество; поймав, расторгуют человека на останках мира или по частям, или живьем, продав в рабство. Ему не хотелось сталкиваться именно с ними, но неловкое движение – приманка… И те, сорвавшись с цепей подобно гончим псам, напали на след.

На каждом из них – чёрная прорезиненная одежда. На каждом из них – противогаз. Они – старый детский кошмар Алроя. Он боялся и бежал, привлекая все больше внимания. Швырялся в кусты камнями – отвлекал. Когда счётчик Гейгера пронзительно затрещал, пути назад не было. Мальчик стоял над пропастью в выжженной траве.

Алрой попытался его отключить, но его мгновенно одернули за руку.

- Щенок.

Затем удар сапогом по ребрам. Что может сделать хилый мальчик против взрослых Стрелков? Ничего.

- … Эй! Эй, я нашёл одного.

Взятый из убежища счётчик послужил в качестве орудия: Алрой замахнулся им и ударил о колено. Стрелок, немного остолбенев от наглости, схватил его за руку.

- … Этот говнюк пытается сопротивляться!

Мгновенье – отцовский «Гейгер» полетел в очаг. Потом последовал ещё удар, после которого мальчик потерял сознание.

 

***


Утро 3.

 

«Ценный улов, неправда ли?»

С этой мыслью проснулась Гвенет. Казалось, она в тюрьме за сотней прочных железных решёток. Ей стало грустно и невыносимо, отчего вновь заплакала. Без звука, но горькими слезами. Как же теперь без брата? Без Алроя?

Когда в коридоре послышались шаги, девочка зажалась в прохладный бетонный угол между стеной и кроватью. Решетка открылась, включился свет.

Свет. Лампочка, пусть даже старая – накаливания… Гвенет могла видеть лишь на картинках в старых учебниках. Странный человек со странной походкой держал не менее странную тарелку и кружку. В первой – вязкое желе, при виде которого её затошнило, а во второй – вода. Чистая.

- Ешь, это бобы. Консервы. – Пояснил тот.

Лицо незнакомца не удалось разглядеть: виноваты «зайчики» от лампочки. Такое бывало в раннем детстве, когда подолгу смотришь на свет.

- Нет.

Он поставил на тумбочку тарелку и кружку.

- Как хочешь. – И закрыл решетку.

Гвенет уснула вновь. Проснулась, когда в тарелке к желто-оранжевому желе добавились кусочки говядины, или другого мяса. Есть руками было непривычно, но ничего иного не нашлось. Облизав пальцы как смогла, она отпила из кружки. Потом ещё раз. Вода, хоть по природе не должна иметь ничего общего со вкусом, была вкусна. Ещё как: каждый глоток давал наслаждение.

Уснула. Слышала, как к ней заходил незнакомец, угостивший консервами. Потом почувствовала, что рядом с левой рукой плюхнулось что-то тёплое и мягкое. Довольно щекотливое. Через мгновенье открыла глаза. Увидев перед собой морду неизвестного зверя, побоялась закричать. А толку?

Когда тот обнюхал её и лег на грудь девочки, Гвенет больше не страшилась неизвестного. На ней лежала белая пушистая сосиска.

«Хорек?» – Подумалось ей.

Что-то пискнув на своём языке, существо взобралось на плечо, когда та встала с кровати. Решётка оказалась не заперта; мало того, её запирать нечем: ни засова, ничего служившего им.

«Получается, я сама все выдумала?» - Представив всю нелепость, она вышла босиком из камеры.

Незнакомец сидел за компьютером, что-то считая и набирая комбинации клавиш. Он посмотрел на неё: грязное домашнее платье; шея и лицо измазаны чернотой.

- Где мои сапоги?

- Они фонили, - ответил, продолжая: - Их пришлось сжечь.

- Где я?

- Нигде.

Гвенет потупила взгляд.

- … В бункере. Ты – биологический образец.

- Я – человек. – Не понимая его слов, ответила девочка.

- Биологический образец «Б-207Х.С.». Я внёс тебя в базу данных, так что это – твой дом.

- Продадите? В рабство, как странные люди?

- Зачем? Ты представляешь пока ещё не зараженную человеческую особь. А теперь расскажи мне, где ты пряталась от постядера.

- Нет. – Не поняв речь незнакомца, все равно отрицала девочка.

- Как твоё имя, фамилия?

- Гвенет. Фамилию… Не знаю.

Незнакомец взял диктофон.

 

« - Три тысячи двести восемьдесят девятый день. Биологический вид «Человек Разумный». Потенциально чистый образец. Имя: Гвенет. Номерной знак: «Б-207Х.С.»…»

 

Пока тот говорил, она осмотрелась: паутина, освещенная комната, железная дверь. Перед ней: старик; седая борода, лысина. Кожаный потрепанный плащ. На груди то, что отец называл бронежилетом. Кобура.

- Это пистолет? – Она потрогала её, та - пуста. Незнакомец поднял на неё взгляд, не прекращая записывать речь. На секунду, Гвенет почувствовала себя куклой. Старик кончил запись.

- … Что ты хотела узнать?

- Кто вы?

- Я тот, кто истребляет… - подумав, продолжил: - Убивает нечисть.

- Тех, что из сказок?

- Сказок? Да. Из сказок. Охотник.

- Значит вас можно попросить?

- Зови меня Нэ'где.

Гвенет не поняла.

- … Охотник называет своё настоящее имя только тому, кому доверяет свою жизнь.

- Настоящее имя?

- У меня много имён: Оскол, Райвер, Мэрлок... У каждого мудрого охотника – их сотни. Нэ'где – самое настоящее, давшееся мне с рождения.

- Почему так странно?

- Завет Чаш: пока последний охотник Первой Чаши не издохнет от пули, или болезней, будущим по'фестам2 – послушникам даются имена их мест рождения. Я не помнил, от того – нигде, Нэгде. Только ударение на первый слог.

- Мне страшно находится тут, Нэгде.

- Разве? Я думал, Бэкка развеет сомнения. – Он взглянул на пушистую сосиску, лежащую на плече у девочки.

- Хорек? Я читала про них.

- Не верно. Она – единственная в своём роде полярная ласка. Я нашёл в лесах Орегона. Среда обитания не свойственна ей, поэтому я вправе считать чудом поимку.

- Почему ты тогда сказал про ценный улов?

Охотник задумался.

- Потому что на Дикой земле едва встретишь не измененный организм.

- Что она ест?

- То, что найдёт. Мыши на нижних уровнях множатся с невероятной скоростью. Их популяция растёт, и нет необходимости оставлять некоторых в живых.

- Что находится на нижних уровнях бункера? Или там только мыши?

- Да… Да. Там только мыши. Страшные и огромные. Некоторые – величиной с Бэкку.

- Тогда это крысы.

- Но вид один. Грызуны.

- Каждый охотник убивает?

- Нет. Убивать без необходимости – не в наших правилах. Убивать стоит тогда, когда выхода нет: если ты столкнешься с волком, или другим опасным животным, старайся смотреть в его глаза. Они многое могут сказать, даже если это абсурдно.

- Я не верю в это.

- Твоё право.

Когда разговаривать стало не о чем, Гвенет вернулась к просьбе:

- Нэгде. Вы можете отыскать моего брата?

Она рассказала свою историю. Старик загорелся желанием, или… Его действительно обеспокоила судьба пятнадцатилетней девочки? Определённо, Гвенет видела в его бесцветных глазах искорки потухшего огня. Ей было страшно, но человек, сидящий на стуле, вовсе опровергал это своими нечастыми шутливыми репликами. Она раньше не замечала… Вместо глаз у охотника действительно белые бельма.

- Я вижу больше, чем любой обычный человек. Я не слепой. Мне зрение даровала Чаша.

- Охотники все..?

На этот вопрос старик не ответил.

Спустя неопределенный промежуток времени, он ушёл, оставив Бэкку с Гвенет. Делать нечего: жилая часть бункера была обследована быстро и неумело; светильник в комнате охотника передвинут. Девочка не запомнила точное расположение некоторых предметов.

Бэкка что-то пискнула, когда Гвенет пыталась открыть затвор бункера. Может, ей просто не хватило сил; может, вовсе послушавшись предупреждению ласки, она легла в кровать за решёткой. Кроме старых соевых батончиков и бобов с мясом, в шкафу припасов практически пусто. Она не заметила как заснула, точно также как не заметила возвращения Нэгде.

«Разве, может человек коллекционировать живых существ? Разве, в этом мире не осталось привычных животных…» - Спросила она себя. Тот иллюзорный мир картинок, что читала в детстве, совершенно не походил на реальность.

Он уходил по ночам, а возвращался с утра, записывая на диктофон слова, понятные лишь ему.

- У тебя не было лучших друзей? – Задала вопрос Гвенет.

- Там, где каждый пытается тебя съесть живьем, подобно консервам с бобами – нет друзей. Предатели – да.

- Ты нашёл Алроя?

- … Нет. – Ответил Нэгде.

- Почему?

- Потому что нет.

- Как же обещание?

Охотник взглянул на Гвенет.

- Я исполню его. Позже.

- Вы никогда… Ничего не исполнишь.

- Хватит перескакивать с «Вы» на «Ты».

- Нет.

- Иди в камеру, - рассердился Нэгде, - Иди в свою комнату.

- Найди Алроя! Найди моего брата!

Старик прикрыл лицо рукой. Потом исподлобья взглянул в маленькие бусинки – глаза Бэкки: ласка стояла пушистыми лапками на сером столе.

- Я найду его. Иди в комнату.

 

***


Ночь с 3 на 4.

 

В первой холке – выслеживание семейства бурундуков. Во второй – их поимка. Его арсенал был разнообразен: от сеток до маленьких усыпляющих дротиков. Помнил: самая сложная - на гризли. Тогда пришлось потратить очень много снотворного, гораздо больше, чем усыпить одну лошадь Пржевальского.

Во время фазы сна Нэгде мог тащить превышающий собственный вес вдвое-втрое; мог делать то, о чем не помнил. Потому уходил из бункера, а не ночевал там, рядом с девочкой. Старый охотник не был лунатиком, или его подобием: Первая Чаша определила особенности. Ночь каждый раз даровала ему сил необъяснимым образом. Не превращался в оборотня, сохранял обличие человека. С огненной душой.

Нэгде зашёл в бар отбросов. Ему требовалась информация: обещания стоит держать даже перед лицом маленькой девочки. Обстановка не радовала никогда. Он пришёл за информатором.

Грязные души изредка поднимали взгляд на огненную, и плевали на пол от зависти, наступая в своё же дерьмо. Каждый из них – алчная мразота, готовая продать, или уже продала себя и своих близких за валюту нового Дикого мира.

Верлоу – местный бармен, косил на охотника. Тот подошёл.

- О-о-о… - протянул, продолжив на одном дыхании: - Охотники обходят бар стороной. Оскол, верно?

- Я ищу информатора.

- Не знаю, кого ты ищешь, но его здесь нет.

Тогда тот сел за стойку.

- … Я могу предложить за твой топор тысячу… Душ. – Не унимался Варлоу. Старик взглянул на него.

- Тёмные, жалкие души не стоят его. Я не собираюсь разговаривать с тобой.

- Если вопрос в цене, я могу предложить огненную. – Всеми жестами тот говорил о действительности: работая в аду надо сохранять ангельское уважение к своим клиентам.

- Огненные – только у охотников. Откуда она у тебя?

- Охотники тоже умирают. Странность бытия обязывает на совершение убийства.

- Чья она?

- Если так важна – ты знаешь, что делать.

Сделка подошла к точке. Нэгде посмотрел на топор, лежащий на коленях. Конус - остриё служило не только копьем, но и продолжением D-образного лезвия. Первый колол, последний вспарывал брюхо. Когда Варлоу уже тянул руки к орудию, охотник выстрелил.

Никто не дернулся. Никто не начал жестокую резню, победитель в которой уже известен. Выстрел из револьвера шумный, звук отразился от стен бара и исчез.

- Казадор3, - донесся голос с дальнего угла, там, где стояли диваны, – Убивать бармена в моём баре – непозволительная роскошь.

Нэгде обошел барную стойку. Найдя пузырек с желтым дуновением, понял, кому принадлежала душа.

- … Хранить души в себе – удел глупцов.

Разбил. Желтое пламя взвилось в воздухе, и потянувшись к телу, пропало.

- Ты… Ты был охотником.

Смех прозвучал басом. Разговаривали лишь двое.

- Эль'Казадор Сантос. Орден Испании. Ты… старик из Завета Чаш.

- Он убил охотника.

- Он получил по заслугам. Разве, Варлоу не имел право брать чаевые в конце рабочего дня?

- Если чаевые – даже самые искореженные души. Нет. Убивать только с необходимостью в действии.

- Месть уничтожает. Заветы Чаш не изменились даже со временем, - испанец сел поудобней, но прятал лицо за треугольной шляпой, – Информатор – я.

- Мне нужен мальчик. Чистой крови.

- Собрался призывать дьявола? Ты должен найти нового бармена. С получистой душой.

Нэгде осмотрелся – в баре таких не было.

- Я приведу его. После того, как скажешь.

- Слухам верить нельзя: Стрелки караваном возвращались в Портлэнд. К центру работорговли. Зачем он тебе? – не ответил. Испанец сменил тон на более грубый, - Одним днём человек жил, ел, пил. Вторым – убит. Третьим – воскрес. Четвертым – пил. Пятым – убит. Шестым – воскрес. Седьмым - осознал и насовсем умер.

Старый охотник промолчал.

 

***


День 4.

 

В очередной раз уходя, Нэгде оставил включенным компьютер. Кроме странных записей и личного дневника, были другие, связанные с состоянием жизнеобеспечения бункера. Все отметки сводились к «90%» - цифровой надписи, значение которой Гвенет не знала. Постоянная еда в виде бобов с консервами надоела.

Она подошла к двери. Любопытство вело к незримым приключениям. То ли набравшись сил от скудной еды, то ли решившись и воспряв духом, не смотря на жалобно-умоляющий писк Бэкки, Гвенет повернула вентиль. Странно, но замки работали, а смазка ещё имелась, отчего тот поддался. Многослойная железная дверь беззвучно открылась. Впереди – лестница, уводящая в белый свет.

- Пошли? Пошли!

Гвенет позвала Бэкку. Та стояла на бетонном полу бункера, всем своим видом показывая: «Не надо туда ходить!».

- … Не бойся.

Она взяла ласку на руки. Оставив вход открытым, поднимались по лестнице: босая девочка и странно беспокоящееся полярное животное. На улице стояла ночь.

Лес. Бункер находился на окраине, как решила Гвенет. Внешне представлял погреб с обычной дверью: входящий подумал бы о высоте лестницы и не стал спускаться. Она опустила ласку; та мгновенно исчезла в траве.

Деревья доставали своими кронами до Луны. Выжженная пустошь очерчивала горизонт. С одной стороны – страшно. С другой – никогда не видела подобного, от того завораживал момент.

- Бэкка? – позвала Гвенет, - Бэкка!

Она побежала влево. Потом – вправо, в конце концов заплутав среди корней и сухих листьев. Одной находится в буреломе, кой был в шести – десяти шагах, опасно. Гвенет потеряла и дорогу, и ласку, с которой сдружилась в последние дни. Девочка вновь осмотрелась: лес больше не казался загадочным. Ошибочное представление вылилось в ещё одно смертельное приключение.

Давно отец принёс дочери книжку. Странную, страшную и пугающую сказку о путешествии по иллюзорному миру. Только сейчас не было хлебных крошек. Сказки, переливающиеся мерно в реальную жизнь являли необратимые последствия. Ей страшно; чувствовала, словно следят. Обернись, невидимые глаза исчезали. Когда села на бревно, увидела две красные точки в глубине темноты бурелома. Не взывали; просто смотрели, изучали. Гвенет не знала, сколько времени провела в лесу. От переглядок с невидимым существом её отвлекла ласка; та подлезла под ладонь девочки.

- Бэкка? – спросила практически ослабевшим голосом, - Ты пришла ко мне. Пожалуйста, выведи меня отсюда. Пожалуйста.

Она послушала её: повела чёрной бусинкой – носиком, в тот же момент сорвалась с места. Белое тельце видно в ночи. Красные глаза остались позади. Гвенет вновь бежала и ощущала себя также, впервые. Рядом нет Алроя, охотник пообещал его найти; но была «хлебная крошка», в конце концов выведшая Гвенет к неприметному бункеру. Только сейчас поняла слова Нэгде: убежище находилось нигде (настолько трудно найти его обычному человеку) и представлялось ничем, по сравнению с опасностями Дикого мира.

 

***


Ночь с 4 на 5. Утро 5.

 

- Бойся блудной крови. – Летели отголоски ведьм вслед Нэгде. Как ни прячься – бесполезно: в Портлэнде отличную душу чуяли за мили пустоши. Дикий мир соседствовал с радиацией; на Государственный Университет давно сброшена бомба, а её кратер простирался до стен Даунтауна. В недрах трудились заблудшие, потерянные в себе. Какой пофест (ученик), даже с малым умом согласился на каторгу? Завет Чаш не предполагал служению другим, или отречению от веры, что равносильно предательству. В безвыходном положении охотник убивал себя; его душа перемещалась в Храм, где хранилась вечно.

Думать как мятежник. Нэгде определённо понимал, что дав волю рукам пленников, революционная война сметет на своём пути всех. Жалкие создания порой сами не знают, на что способны лопаты и грязные умы. Город - один из них прекрасно сочетался. На улицах, среди песка и мусора, лежали высохшие тела, но не обглоданные: нет мяса. Люди работали, каждый занят своим делом.

Старик определённо знал, что в Портлэнде есть мыслители. Есть осознатели и чтящие мысли. Осторожно, плавно ступая, он приблизился к стене, за которой – котлован, ведущий в ад. Грехи тех, что оставались навечно – там не прощались. Посмотрел в щель: охрана озиралась на любое неправильное действие, отличное от других, на что пускала в ход плети. У каждого – своё на уме.

Светало. Попытки разузнать о мальчике не увенчались успехом. Охотник должен вернуться. Пройдя главные ворота, оглянулся: стражи вооружены гарпунами с лебёдкой. Одинаковые фигуры мелькали по улицам. Одинаковые фигуры убивали других, абсолютно похожих на своих убийц. Без потребности нельзя лишать жизни, но у мира правил нет. Как Завета. Без пастуха стадо застынет на мгновенье. После - распространит свой зов по разным углам. Без веры. Без надежды на сущее. Адское пламя превратит город в единый пепел. Из него появятся ростки. Слабое время дарует героев, сильное – порождает слабых.

В полдень Нэгде вошёл в Храм. Служители встречали охотника Завета благоговейно, песнями для очищения. Алтари для поклонения, приготовленные под каждую из десяти Чаш, стояли ря'дом. Старик почувствовал, что успокоение наполняло его. Это – святое место не охранялось: оно лежало в кусочках памяти культа. Когда склонился над Первой, понял: она практически полна душами.

- Бруклин умер месяц назад. – Сказал Архимандрит.

- Он был третьим.

- Остались девятый и шестой. Ты и Сейлем.

- Сейлем мертв.

Он прикоснулся к Первой Чаше. Выпустил дух охотника.

- Девятый. Береги свою душу. Ты знаешь последствия.

- Знаю.

Как только Первая Чаша наполнится, взойдет Кровавая Луна, словно по писанию. Если последний не передаст воспоминание – пойдёт прахом. Завет Чаш рухнет без неимения наследников. Так распадались многие древние культы. Успеет – откроется Печать Второй Чаши.

- Мне будет нужна помощь.

- Ты можешь обратиться когда потребуется.

Нэгде кивнул. В следующую секунду оказался рядом с бункером. Он не нуждался в обычном сне, но иногда тот необходим. Даже в звере должны быть присущие человеку потребности.

Гвенет встретила его добро: охотника смутило это.

- Бэкка уже ела?

- Я не знаю. Она пропала, когда я уснула, и вернулась, когда проснулась.

Старик посмотрел на ласку: рот был чуть приоткрыт, в маленьких глазках – вечный вопрос. Наверное, он что-то не понял. Или понял не то, что нужно.

- Душ есть на втором этаже. Тебе надо принять душ, биологический объект «Б-207Х.С.».

- Не называй меня так.

- Хорошо.

-… Гвенет. – Продолжила девочка. Нэгде сперва не понял.

- Да. Гвенет.

- Где второй этаж?

- Ниже первого.

- Странно. Я думала, что нумерация идет: «Снизу – Вверх».

- Мне так проще.

Гвенет прошла дальше своей комнаты, но не обнаружив ни двери, ни лестницы, вернулась обратно к сидящему на стуле охотнику.

- Я не умею проходить через бетонный пол. Конечно, если его не пробить.

- Дверь за продуктовым шкафом.

- Тебе так проще?

- Мне просто не нужен душ.

Помог отодвинуть заграждение. Девочка зашла, спустилась по лестнице. Последние этажи завалены хламом. Нашла душевую… и вышла. На шкафчиках с одеждой, точнее без таковой, росли сомнительно опасные споры. Но как тогда… О хорошем состоянии бункера говорить не приходилось. Или, они безопасны? Взяв палку, подпирающую сломанный выключатель, стукнула один из «коконов», на что тот распылил сотни, а может тысячи семян. Мгновенье – Гвенет поднялась обратно.

- Так вот почему ты загородил проход.

Охотник спал на стуле.

 

***


Ночь на 6.

 

Её разбудил говор. Невнятный, и такой странный, что поначалу испугалась. Рта не видно, потому сложилось двоякое ощущение, что кровавые глаза шептали, а сам звук доносился из темноты.

- Какой плохой сон, - поделилась с Бэккой, - Жаль, что животные не могут разговаривать.

Та недоуменно посмотрела.

- Животные могут говорить лучше людей. Только есть люди, не понимающие их.

Охотник поставил однообразный завтрак. Сел на кровать, к ногам девочки.

- Я знаю, сейчас не время сказок…

- Ты разбудил человека, чтобы рассказать сказку?

- … Среди сотен миров есть сон. Он блуждает от времени к времени, от пространства к пространству. В него нельзя попасть посторонним. Он лежит в памяти культа, основанного на костях Дикого мира. Создан человеком, собравших десять братьев воедино. Они были похожи по характеру; каждого связывала нить, и трудности, встречаемые на пути, походили друг на друга. Культ Десяти Чаш есть Завет – свод правил чести и достоинства. Каждый из членов обязан помогать и выполнять поставленную цель. И цель определялась по достоинствам. Первый из братьев – лекарь. Второй собирал реликвии, данные от прошлого. Третий охранял старую усыпальницу Принца Ризельдора – развалины, где найдена Первая Чаша. Четвёртый защищал Церковь Иакова – прошлое место культа. Пятый – посол к другим группам и культам; благодаря ему Завет Чаш возрос в чуждых глазах. Шестой – человек науки, слова и дела. Седьмой – кузнец, мог выковать любое оружие, благословляя его на месть. Восьмой – един с космосом и Вселенной. Девятый был добр к каждому живому существу. Десятый хранил покрова' сна.

- Все они погибли?

Нэгде улыбнулся.

- Я хочу сказать… Когда придёт время, десять братьев найдут следующего и откроют печать Второй Чаши. Они войдут в сон безобидно, но требовательно. Они обучат пофеста, и приспособят его к Дикому миру. Взамен тот должен искать следующих огненных душ.

- Только с чистым намерением можно попасть в Завет Чаш?

Кивнул.

 

***


Раннее утро с 6 на 7.

 

Уходя с закатом, он приходил с рассветом. Гвенет привыкла к разговорам, привыкла к еде, к чистой воде и железной кровати у холодных стен; серой пыльной тумбочке, грязному полу. После сказки, поставил резиновые тапочки: девочка была уверена, что те безопасны – не «фонили», как выразился охотник. Жаль не по размеру, ей приходилось постоянно шаркать и подталкивать их вперёд.

Она вновь открыла вентиль и вышла в Дикий мир. Воздух, хоть не чист, настоящим чувствовался. Ветер гнал странные чёрные облака. Гвенет замечала, что те всегда такие: что при первой неудачной прогулке, что сейчас. Эта Вселенная перед глазами девочки плакала изо дня в день от жестокого обращения своих же создателей; природа пускала ядовитые слёзы на каждого.

Небытие; сон, о котором говорил в сказке Нэгде… может, реально существовал? Она задумалась, совершенно забыв о том, где находилась. Обошла вход в убежище стороной и также углубилась в лес, но на этот раз не петляла, а придерживалась точного маршрута. Строго вправо. Бэкка вырвалась из рук; убежала в первые мгновенья. Что делать живому существу, когда хочет есть? Искать пищу. Вспоминая слова Нэгде «про мышей», девочка отступилась от намеченной исследовательской ходки и пошла по маленьким следам Бэкки. Вскоре она нашла огромные ворота.

«В таких ангарах, наверное, стояли самолёты…» - Подумалось ей. Однозначно: «железные многофуты»4 – про себя окрестила, она поднять не могла. Следы исчезали, терялись. Определено, убежище Нэгде и это место связано, но не могла понять чем, зачем и как. Что ведёт внутрь помимо естественного входа? Вентиляция. Осмотрелась. Странное избитое здание – сарайчик; какие-то трубы, ведущие явно не к цели. Сливные заслонки. Рычаги.

Обошла сооружение; казалось то – монолитное, цельное, врезанное в почву. Ничего неприметного; кроме деревьев, проросших даже через странные железные короба. Она подошла к одному, приникла ухом к стволу. Внутри – пустота, и словно, воздух. Воздух внутри. Её осенило. Ветки уходили вглубь, ветвились. Оторвав слабые, вырвала непрочную решетку: ржавые болты подвели конструкцию.

Полезла внутрь, хотя понимала чем это грозит. Уперлась ногами во что-то твердое. Жарко и тесно. Пыльно, душно - бывало, когда вентиляцию не чистят, лишь изредка меняют железные фильтры. Для ангаров подобное не предусмотрено, но “что-то твердое” говорило обратное. Кто-то зачем-то и почему-то установил дополнительную очистку воздуха. Гвенет пришлось ударить, или, скорее топнуть. Упиравшись в проросшие корни, три-четыре раза попробовала “выдавить”. С пятого, пыльная мелкая решетка – грязный фильтр хлопнула, повалившись. Девочке пришлось толкать ту вперед, чтобы не поранится об острые углы. Вскоре на пути встала ещё одна проблема… и решилась довольно скоро. Гвенет стало понятно, почему именно два компонента фильтрации: первый совсем прогнил. Конечно, подобное расположение неправильное: за неимением чистого идут изношенные; после – получистые, и самые хорошие; но установлено наоборот.

Казалось, в иллюзорном мире могло быть проще, если бы главные герои сказки не выходили из родительского дома, во всем слушаясь своих мать и отца. Порой, все имеет настолько необратимые последствия, что хочется повернуть время вспять. Порой, ключ к отгадке даётся раньше, чем сама загадка; и тот, потерявшись среди сотен других возможностей, исчезает в сне… Охотника.

Гвенет вылезла из вентиляции в тёмное помещение. Вокруг все шуршало, прыгало, выло, скреблось. Невидимые образы пугали, до того момента как нашла переключатель. Поочередно в ангаре вспыхнули лампы. Поочередно в клетках сидели живые неизмененные существа. Она видело это в живую: семейство волков, семейство медведей – гризли, лис… Птицы в клетках наверху: совы, даже синицы и ласточки. Нашлись и обычные собаки, которые почему-то не зарычали при виде чужака. Девочка посмотрела в их глаза. Испуг, смирение, беспокойство… Безопасность, уют. Тех, кого недавно поймали, пытались вырваться. Вольеры с коровами, быками. У всех была пища. У каждого потенциальные шансы на выживание.

Охотник… Нэгде собрал их всех за долгие годы. Когда подошла к уплотненным до невозможности (очень прочным и толстым) клеткам с грызунами, удивилась: все его слова – правда. Мышей действительно множество, и среди них… Знакомая белая сосиска. Бэкка тащила через кучу возившихся грызунов убитую добычу. Одно непонятно: как попала сюда? Конечно, подобно девочке – через любую дырку, щелку. В маленьких острых зубах у полярной ласки – окровавленное тельце. Когда съела, участливо посмотрела на Гвенет своими чёрными бусинками.

Сколько может сказать природа… Девочка впервые поняла Нэгде: он жил своей жизнью, исполняя свою цель и Завета Чаш. Добр к каждому существу не по глупым законам культа, а по-настоящему. Она поверила во все его слова, и сказка оказалась явью. Это самая настоящая реальность мира, этого мира. Среди сотен убийств, среди пары кровавых глаз, среди лесов и радиоактивной пустоши, среди ловушек и тьмы… Жили огненные души. Они потухая, зажигали добром другие. Бессмертное множество гнили и лжи падет перед ними, потому как не чувствуют… Присущее человеку.

Она взяла Бэкку на руки; та, словно кошка, всячески избегала этого, выкручиваясь и елозя. Приласкала; наверное, бедная пушистая белая сосиска просто хотела отдохнуть от девочки, но та не понимала всяческих намеков. Когда животное более-менее успокоилось, Гвенет прошла чуть дальше.

Кошки, рыси, собаки, пумы. Хищники сидели в клетках смиренно – привыкли. Подумала: «Действительно, Нэгде живёт этим. Собрать в одиночку… стольких, искать им пары, продолжая «чистый», неизмененный вид… и однажды, уничтожив всю нечисть, избавив Дикие земли от радиации… никому не под силу. Кроме Охотника».

Ангар казался большим. Она возвращалась к вентиляции, так и не найдя нормального выхода. Бэкка, конечно, обратную дорогу в убежище знает; на то она и полярная ласка, а не медведь-гризли. Выключить свет. Залезла в короб – вес пятнадцатилетней худой девочки выдерживала шахта.

Гвенет увидела, как поднимаются «железные многофуты». Лезть дальше по корням вверх – поднимать шум, потому осталась лежать пластом в пыльном и грязном месте. Она смогла различить человеческий силуэт, но это не Нэгде. Похоже, это вообще не человек – зверь в обличии. Слышала, как началась возня, потом – писк. Хлопок. Стихло. И пламя разгорелось вновь. Треск, лязг. Выстрелы.

 

***


Утро 7 дня.

 

- … Убив меня, ты разрушишь связь между вашим культом и Орденом Испании! Начнётся война.

Старый охотник сражался странно, неестественно. Вместо отступления – рвался под рубящий удар; там, где надо нанести решающий – давал противнику время. Эль'Казадор Сантос, как представился тот при знакомстве, пару раз ловил взгляд. Спокойный, уверенный, знающий своё дело.

- … Тебе придётся со мной считаться.

Не отвечал.

- Старик из Завета Чаш… Где твоё время? Ты… остался последним из всего культа.

Одеты оба в практически одинаковую одежду. У испанца - заряженный картечью пистолет, которым не дал воспользоваться старик. Тот не был проворным; Сантос пытался определить стратегию боя, но тщетно. Странные удары: резкие, отведенные в сторону, нежели направленные в цель. Хотя, у того тоже был пистолет, не спешил им пользоваться.

- … Зачем тебе Чистые животные? Так ты показываешь, что лучше других культов? Всех?

В бою один на один каждый выбирает своё: начиная от стиля ведения, до выпускания пара.

- … Как твоё имя? Ведь, ты его скрываешь.

Разговоры. Испанец постоянно болтал, спрашивал, выяснял, но не мог добиться никакого ответа. На то он был информатором.

- … Зачем тебе девочка? Здесь, в лесах Сейлема, у тебя есть бункер. Ты… ведешь скрытную жизнь, выходя по ночам. Сейчас утро, ты слабеешь. Так, зачем тебе девочка?

Мгновенье, охотник прыгнул. Оказался возле противника. Ни кожаная повязка, защищающая лицо; ни шляпа с металлическими вставками не помогла.

Пролилась густая Чёрная кровь.

- Я отнял у тебя столько, сколько ты отнял у меня. Уходи, твоё предсказание не сбылось. Иначе - умрешь, информатор.

- Ваш культ построен на мести. Вас погубит это. Рано или поздно.

Испанец ушёл, оставив часть себя. Кровь по лицу стекала, оставляя запах. Если его не найдут местные отродья – ему повезёт. Отрубленный нос лежал на серой земле.

Нэгде склонился над мертвым изуродованным крохотным существом. Такая безобидная, но не отступила. Защитила свой дом. Посмотрел на вентиляцию. Его что-то смутило, но не придав этому значению, ушёл, забрав тельце.

Гвенет вылезла из шахты, отряхнулась.

«Бэкки больше нет…» - Подумала, увидев кровь на стене. Животные в клетках беспокоились.

Нэгде не появлялся до вечера. Этого времени хватило на раскаяние. Вошёл, сел на стул. Гвенет вышла из камеры – комнаты. Встала перед ним; он сидел полубоком, о чем-то думая.

- Я была там, - начала рассказ девочка, - Я была там. За мной следили. И в первый, и во второй. Когда увидела красные глаза… в первый… Заблудилась. Бэкка вывела меня из леса домой. Он пришёл за мной – он видел меня.

Охотник посмотрел на неё.

- … Это из-за меня… напали. – Практически плача, сказала. Но перебил:

- Нет, не из-за тебя. Я расскажу тебе только правду. И то, что рассказывал до – правда.

- Даже про охотников Первой Чаши?

- Тот, кто тебя увидел через ловушку Сионистского леса – информатор из Ордена Испании. Их порядки нам чужды: они могут убивать людей во благо своим прихотям; не ради веры, как Пи'моны из Братства Пио; не ради золота и пополнения отрядов как Стрелки, а ради прихотей, - повторил он, - Захотят убить – убьют.

- Он… убил Бэкку?

- Бэкка не умерла… Частично умерла. Это сложно понять, как и реалии.

- Она во сне охотника?

- Да… Да, во сне. Ест мышей. Спит. Послушай, Гвенет: я ему был должен и отдал долг из Портлэнда в бар Сейлема.

- Какой долг?

- В виде человека. Это не столь значимо. Сейчас мне важно: ты должна встретиться с братом на нейтральной территории.

- Ты меня проведешь?

- Пригород Портлэнда - Вудсток. Старый продовольственный магазин: «Новый Сезон Маркет»5. Ты должна идти по следу, сколько бы дней это не заняло.

- А как же животные?

- У них хватит еды и воды. Не беспокойся, - он замедлил речь, добавив: - Не дай себе погаснуть.

 

***


Вечер 7 дня.

 

Вошёл в Храм. Его встретили также, как каждого из охотников. По-настоящему, спокойствие обретает человек, выполнивший своё задание, мантру, цель.

- Печать Второй Чаши открыта, – Архимандрит был обличен в белое одеяние, скорее на празднество, чем обычную службу, - Ты нашёл кого следует, Девятый.

- Мне нужна помощь.

- Конечно.

Мелодия сменилась на угнетающий тон. То возрастая, то понижаясь, она будила спящих девять братьев. Души в Первой Чаше теряли оранжево-жёлтый оттенок, постепенно превращаясь в обычную воду.

Первый - Сээтл, второй - Йорк, третий - Бруклин, четвёртый - Лас, пятый - Амбой, шестой - Сейлем, седьмой - Фирладель, восьмой и десятый – Вашинэн, Бэллинг. Перед ними стоял последний охотник.

- Умирать ради пофеста – неразумно. – Начал Десятый.

- Жертвы оправданы.

- Ты действительно уверен в выборе? Может, испугается..? – Опасался Пятый.

- Я чувствую то, на что способна.

- Да… - говорил Шестой, - Вторая Чаша не открывает Печать грязной душе.

- … Я хочу попросить прощения перед вами. Мне нужна помощь.

- Воссоединение? – догадался Третий, - Принц Ризельдор явно сомневался бы в этом.

- Мир и космос – едины, братья! – беседовал Восьмой, - Я думаю, Девятый выдержит.

- Его выбор. Его право, - Четвёртый оперся на трость, - Если нужна помощь – Первая Чаша обязывает помочь брату своему.

Мгновенье – песнопения стихли. Все десять поочередно подняли руки. Исчезли.

По пальцам пробежал холод. Огонь в глазах воспылал с новой силой, привычной, привыкшей; родной. Утерянной. Каждый из них – его нить. Плети сознания обвязывали единый организм.

- Иллюзионная тьма – в равной степени от Мира6.

Лишь Первая Чаша стояла с обычной водой. Нэгде возвращался из сна Охотника.

 

***


Ночь с 7 дня на 8.

 

Стрелки – проклятые личности. Они наёмничествовали; убивали, забирали в рабство людей. Они похищали лучших, воспитывали и делали подобных себе. Если новобранец сопротивлялся – его зашвыривали неделю рыть землю в радиационном заражении. На месте старого Университета – залежи золота. Казалось, им нет конца: изможденные странные люди долбили, вырывая тоннель все глубже.

Он попал сюда после разговора с незнакомцем в плаще. Тот говорил о сестре – Гвенет, она – жива; ждёт в Вудстоке – обещание встретить её казалось наивным. Алрой действительно подчинился стрелкам. Когда его выпороли плетью по спине, в первые дни отказался от сопротивления. Они учили быть солдатом без умысла на совесть; учили стрелять, учили поджигать. Вначале особо отличившись меткостью, он спал в корпусе новобранцев Даунтауна, а не под самодельным настилом из досок.

Их имена по-прежнему неизвестны ему, но лица – узнавал. Странность заключалась в другом: прибывшим запрещалось контактировать с другими людьми. На улицах Портлэнда – отряды, уши – они могли знать все; видеть каждое и ощущать любое. За это Алрой поплатился. За разговор.

В полночь, ежедневно со стены Даунтауна велись уроки от священника. Его голос, слова заставляли работать, интенсивнее бить кирками землю. Ту вывозили тачками, промывали, находили крупицы золота. Длилась речь долго.

Женщина упала. Удар плетью, рассекая кожу. С трудом и злобой она поднялась. Упал старик. Свист. Больше не встал. Его погрузили на тачку, увезли.

- Смотритель! Смотритель! – Алрой позвал во тьме надзирателя. Когда тот подошёл, не дожидаясь первых слов: - Я понял! Я раскаялся!

Удар плетью по лицу. Глаза не задело – повезло. За свои практически семнадцать лет - слишком много ужаса, за неделю мальчик чувствовал, сколь не легко обычным людям. Он видел, как безногий, упиравшись деревяшками – протезами в колёса тачки, вёз землю. Как слепой портил кирку; правда, больше не наблюдал того в живых. Стрелки сидели за стенами. Они пировали. Это начало.

Спать разрешалось только тем, кто выполнил свою норму – шесть тачек за каждый час. За пять непрерывной работы никто не мог, поэтому Алрой не спал уже сутки.

- … Я видел… знаю. Один уборщик покончил со взводом Стрелков в походе… Он хотел стать частью отряда. Очень хотел. Они сказали ему стирать и убирать за ними дерьмо голыми руками. Неделю, не моясь. Его кожа покрылась язвами, волдырями. Когда срок истёк, они сказали: «Посмотри на себя, чумной. Ты заразишь отряд. Ни один из нас не пошёл на это. Так что – проваливай». На следующий день все убиты. Уборщик пропал…

Волей не волей, мальчику приходилось слушать беседы. Все – подобного рода. Пока говорить разрешалось. Среди стариков, женщин, выводков – одиночка Алрой. Смена близилась к концу, когда на рассвете услышали выстрелы. После – стихло. Так продолжался час. Два. Постреляют – перерыв.

Четыре врат по сторонам света. Четыре входа. Четыре выхода. Портлэнд – защищённая крепость. До рассвета оставалось пару часов, когда в отместку выстрелили. Слышно, перестрелка усиливалась.

- Пленники второго залежника7 подняли бунт! – Крикнули в яме. Выстрел – один труп.

- … Они не золото ищут! Они заливают бетоном ямы! Вместе с трупами! Они строят..! – Второй потенциальный закончил кричать, когда скосила очередь. Алрой лег на землю. Надзиратель пропал.

Перебороть страх. Поднялся. Смотритель нашёлся с воткнутой в голову киркой. Откуда в людях столько злобы? Бежать. Прочь из города, скрываясь по тёмным переулкам. Ото всюду стреляли, свистели пули. Страшно не столько погибать, сколько умереть, не увидев сестру.

Когда Алрой был у ворот, те оказались заперты. В силу невнимательности, мальчик пропустил главное – механизм открытия. В одиночку – не справится, потому по лестнице взбираться пришлось дольше, чем бегать по переулкам и прячась от Стрелков.

Казалось, его застанут врасплох. Казалось, там должен умереть просто от трёх стражей, но никого нет. Кроме незнакомца в плаще, шляпе. Из его груди торчал крюк, привязанный к лебедке. По рукам бежала кровь; не лилась, медленно стекала ручейком. Увидев его, кивнул на труп стража, повисшего на катушке.

Пояс. Там в ножнах лежал нож. Витиеватый канат поддался с трудом, распускаясь по одной нитке. Когда перерезал, незнакомец вложил в его руку револьвер. И спрыгнув вниз, исчез. Алрой ничего не понял. Тела не осталось, словно прыгнул призрак и растворился. Путь заказан за ворота на свободу из Портлэнда – города работорговли, города Стрелков.

Мальчик, не выпустив из руки пистолет, перелез и сорвался. Вопреки всем ожиданиям – не пострадал. Рядом лежал окровавленный крюк.

Он смотрел отчужденно. Он не знал где юг, восток, запад и север. Через двое суток Алрой встретил Гвенет. Как завещал незнакомец.

Примечания

  1. Оригинальное название рассказа: «Negde or nothingness». Написан на русском языке в иностранном стиле. Прим.авт.
  2. Пофест, пофеста, пофесты. Послушник, послушники - так назывались ученики Завета Чаш. Прим.авт.
  3. Оригинальное название: «Cazador». Егерь, охотник; исп.яз. Прим.авт.
  4. Образовано от ”Много” и “Фу'т”, количественное значение. «Much-Foot», англ.яз. Обозначение здесь (в тексте) - тяжелые створы ангара. Прим.авт.
  5. Оригинальное название: «New Seasons Market Woodstock». Прим.авт.
  6. Оригинальная фраза: «Illusion Darkness - equally of the World». Англ.перев. Прим.авт.
  7. Залежник. Залежи золота, в точности – место. Так называлось место, подобное Университету. Земля, грунтовые породы, содержащее золото. Прим.авт.

Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 1. Оценка: 4,00 из 5)
Загрузка...