На длани урочища Шушмор

Он подобрал девчонку на окраине Москвы. Сначала подумал, что это невысокий парень, но стоило ему радушно распахнуть, перегнувшись через сидение, заедающую дверцу служебной колымаги, как в салон заглянуло бледное девичье лицо.

- Куда путь держишь, шеф? – осведомилась она осипшим голосом.

- Во Владимир, - сконфуженно отозвался он.

- До Шатуры подкинешь?

Озадаченный водила почесал короткостриженую макушку и кивнул. Девчонка влезла в салон, скинула с головы глубокий капюшон, а с плеч на колени - потрёпанный ранец, похожий на те, с которыми рыбаки ходят на промысел. Она щёлкнула ремнём безопасности. Волга тронулась с места.

Над трассой  висел туман, оседающий на стекле мелкой вуалью. Сентябрь стылой рукой уже оббивал с деревьев редкие пока листочки и сыпал прохладные утренние дожди.

Девчонка молча пялилась на дорогу сквозь лобовое стекло и мельтешение дворников. Балагурило радио, но как-то не к месту.

- Меня Вадим зовут, - неловко начал водитель, в дороге предстояло провести больше двух часов.

Ему недавно сровнялось тридцать четыре, по долгу службы он часто мотался по родимой стороне, нередко подбирая на обочинах голосующих путников. Он был симпатичен, говорлив и обаятелен. Порой ему везло, и попутчицы одаривали его милостями.

- Ольга, - неприветливо отозвалась девчонка, бросив на него лишь мимолетный тяжёлый взгляд.

- Княжеское имя, - пробасил Вадим, входя в поворот.

Краем глаза он заметил, что девчонка, на вид ей было лет двадцать, ухмыльнулась, но в ответ лишь промолчала.

В салоне с ней было неуютно, хотя во внешности Ольги ничего не вызывало антипатии. Гладкие каштановые волосы, стянутые в тугой хвост на макушке, блёклое лицо с совершенно средними чертами. Весь её облик был каким-то неуловимым, незапоминающимся.

Водила приглушил чирикающую на все лады магнитолу, настроенную на популярную волну, да крепче сжал руль. Молчание гнело его, и он пожалел, что остановился подобрать эту смурную девчонку.

***

Оля с трудом подавила желание помассировать виски. В ушах порой противно пищало, а желудок – сжимался, грозя приступом тошноты.

Она в сотый раз помянула недобрым словом своего дядьку, сгинувшего без вести  семь лет назад в тайге неподалёку от Магадана. Именно Клим научил её ремеслу Проводника. Вернее, начал учить.

Ольга помнила утро своего десятого дня рождения  так ярко, будто он был не позднее, чем вчера. В ту солнечную августовскую субботу она проснулась в восемь утра. И сразу же заорала, свалившись с кровати, над которой неприкаянно висело что-то бесформенно-белёсое, напоминающее полупрозрачное перламутровое облачко. От её крика оно дёрнулось, ощетинилось подобием шипов. Со стола в голосящую Олю полетели мелкие дикие яблочки. Плоды глухо барабанили о ковёр, покуда она старалась ущемиться в узкое пространство меж полом и кроватью.

Дядя Клим вошёл в комнату, когда яблочный град уже прекратился, и наступило пугающее затишье. Он рассмеялся, вытащил упирающуюся племянницу из-под кровати, отряхнул от пыли и паутины.

- Не ори ты так. Он, в целом, безобидный.

- Ага, - она потёрла ушибленное плечо. – Кто это вообще? Почему я его вижу?

Облачко медленно парило из угла комнаты к окну и обратно.

В тот день дядька рассказал ей про Призвание Проводника. В их роду этот дар передавался с незапамятных времён и состоял в том, что владеющий им мог проводить из Людского мира в Изнанку различные сущности, порождённые множеством потусторонних миров, из которых и состояла Изнанка.

- Почему мы должны кого-то куда-то водить? – спросила Оля тогда, боязливо косясь на незваного гостя, апатично левитирующего под потолком.

- В мирах не должен нарушаться баланс. У всего своё место и свой час. Но не все и не всегда могут управиться сами, помогаем мы, - непонятно ответил дядька.

Тогда Ольга не рискнула задать новый вопрос, ибо брови Клима сошлись на широкой переносице – это значило, что лучше спросить позже, а сейчас есть дела важнее. Он уже укладывал рюкзак, с которым частенько отлучался из дому в лес. Правда, теперь в него утрамбовывались странные мешочки, которые Оля видела впервые, и извлекались они из каких-то неприметных тайничков, щедро растыканных по всей комнате. Незваный гость терпеливо висел у люстры, став почти прозрачным. Ольге же казалось, что она до сих пор не проснулась, что каждый взмах её ресниц может развеять это странное видение. В школе учительница рассказывала им про миражи, и Оле думалось, что это, наверное, он и есть.  Но картинка не спешила растворяться, существо до сих пор болталось под потолком неприкаянным куском потусторонней ваты.

Мираж не растаял, когда они с дядькой нырнули под сень величественного леса, начинавшегося почти за самым домом. Не исчез и тогда, когда вошли в круг из старых, покрытых коркой лишайника и мха валунов. Девочке вдруг стало жутко, захотелось выбежать из леса, но непослушные ноги, будто примагнитились к почве, утопая в траве. Клим, заприметив её мандраж, взял маленькую ручку в свою тёплую ладонь, стиснул крепко, и сказал:

- Это место силы. Здесь тебе нечего бояться, со временем ты научишься управляться со своим даром, познаешь многие тайны миров. А пока – смотри. И внимательно.

Дождавшись, пока племянница кивнёт головой, он отпустил её пальцы и принялся споро расшнуровывать ранец. Существо же зависло над центром круга, перестало переливаться ракушечным перламутром, будто набрякло, увеличилось.

Оля во все глаза смотрела на то, как дядька вытащил из ранца несколько разномастных мешочков, но после непродолжительных раздумий в руки он взял только один. Развязав тканевую горловину, он высыпал наземь какие-то щепки. Девчонка, потакая своему любопытству, сделала несколько шагов валунам и вгляделась в примятую зелень травы. То, что сначала показалось кусками сосновой коры, оказалось деревянными костяшками со странными незнакомыми буквами на грубо обработанной поверхности. Позже Ольга узнает, что угловатые закорючки – это руны, и несут они смысл поистине сакральный.

Тем временем, дядя Клим вышел в центр древнего круга и стал прямо под статичным облаком существа. Он сосредоточенно замер, и Оля поняла: началось. Деревяшки, испещрённые символами, взмыли в воздух, выстраиваясь в продолговатую прямоугольную рамку. Знаки наполнились белым сиянием и, ярко полыхнув на считаные доли секунды, ровно  засветились. А сама рама вдруг затянулась чем-то вроде полупрозрачной кисеи.

Ольга с замершим где-то у горла сердцем наблюдала за тем,  как дядька в приглашающем жесте развёл руки в стороны и сделался таким же полупрозрачным, как пространство в раме. Существо же и вовсе потеряло всякую форму, превратилось в тонкую ленту тумана и, быстро просочившись в рамку, исчезло, словно его здесь никогда и не было.

Костяшки задрожали, нацарапанные значки потускнели, а вскоре, и вовсе погаснув, распались и с глухим стуком попадали вниз. Дядя снова обрёл вполне обыкновенный свой вид, но взгляд его глаз на мгновение показался незнакомым, замершим и холодным. Отмерев, он принялся деловито собирать деревянные кости в их холщёвую обитель. Вопреки своему обыкновению, Клим был неразговорчив и чрезмерно суров. Собирался он быстро, в полном молчании вывел Ольгу из лесу. Она, несмотря на то, что была лишь слегка напуганным и растерянным ребёнком, понимала: время задавать вопросы настанет чуть позже.

И первые ответы девочка получила вечером того же самого странного дня рождения. Помнится, дядька тогда отставил от себя алюминиевую кружку и принялся говорить:

- Сегодня ко мне пришло слабое существо. Построить ход в Изнанку для него не стоило больших затрат. Но есть и другие создания. Они опаснее, хитрее и никогда не приходят сами, а зовут. Возможно, однажды ты услышишь Зов, ему сложно противится и просто нужно быть готовой. Призвание Проводника – дело непростое, но я обучу тебя всему, что знаю сам, и ты превзойдёшь меня.

- Превзойду? – Оля цепко выхватила лишь это слово, обещающее нечто особое.

Клим многозначительно усмехнулся, и лучики морщинок собрались в уголках его потеплевших глаз.

- Да, в тебе заложено много сил. Ты сможешь больше, чем я.

***

Этот поганый Зов она услышала, сидя на тоскливо-нудной паре в универе, спустя семь лет после исчезновения Клима. То, что это и есть он, Ольга поняла сразу же. Сложно было свернуть возникшую ни с того, ни с сего резкую головную боль, сконцентрировавшуюся прямо в центре лба, будто туда приложили раскалённый уголь, на просто плохое самочувствие. В глазах у неё тогда потемнело, а в ушах сначала загудело страшно, и постепенно это гул всё больше походил на неразборчивый монотонный речитатив.

Нутро сжалось в узел, и накатила паника. Оля едва заставила себя дышать ровнее, глубже.  Когда незнакомый приступ поутих, она едва докричалась до преподавателя, засыпающего под собственное бормотание над пожелтевшим от времени конспектом, и попросилась выйти. Препод отпустил с неудовольствием, ведь до конца пары оставалась совсем ничего.

Девушка скатилась по скрипучим деревянным ступенькам с верхотуры лекционки. Вывалившись за дверь, она поспешила в туалет. Там её скрутило ещё раз, и даже ладони, смоченные водой, не могли отвлечь от ощущения, что ей куда-то нужно. Теперь пульсировало не только в центре лба, но и в висках. Тянуло уйти прочь из здания университета.

Боль отпускала медленно, неохотно, а желание куда-то идти – нет. Оля вышла из туалета, даже не взглянув в мутноватое зеркало. Она знала, что бледна, что глаза лихорадочно блестят, и её, вдобавок ко всему, немного поколачивает, как от температурного озноба.

Уже прозвучал звонок, и девушку вынесло во двор с потоком студентов. В календаре значилось, что сегодня пятница, и эта пара у многих в расписании была последней. Рядом кто-то восторженно обсуждал планы на выходные, а Ольга по инерции переставляла ноги, стараясь не растянуться посреди асфальта от накатившей слабости. И если кто-то знал, что завтра проснётся с похмельем, то она осознавала: завтра её ждёт дорога.

Оля привыкла к тому, что иногда видит белёсые силуэты, неприкаянно тянущиеся за ней, как привязанные. Ей ничего не стоило соорудить на быструю руку косоватый ход в Изнанку прямо на пустыре или в подворотне. Она смирилась с тем, что Клим исчез, оставив ей в наследство мешочек с рунами и скудные знания о собственной природе, которые никак не помогали в жизни. Наоборот, отвлекали и глухо раздражали. И, если мимо  перламутрового безмолвного облачка она могла пройти спокойно, зная, что оно исчезнет в неизвестном направлении само через сутки-другие её равнодушия, то с новой напастью такой номер явно не пройдёт.

Оставалось выяснить, куда тянет её этот самый Зов. Дома, на книжной полке среди разномастной литературы, в основном художественного толку, лежал сборник географических карт родины-матушки. Ольга и сама не помнила, зачем прихватила его из дома пропавшего дядьки в то её четырнадцатое лето. Уже много позже, листая его от иррациональной скуки, она обнаружила необычные значки и поняла: так дядька отмечал места силы.

Субботнее октябрьское утро застало Олю, собранной по-походному,  у дороги. Ей нужно было попасть в место, зовущееся урочищем Шушмор.

***

Монотонный пейзаж и бормотание радио убаюкивали. Ольга противилась дремоте, вязкой и болезненно пухнущей под веками. Она чуяла, что скоро уже доберутся, ибо Зов почти угомонился, перестал терзать её разум и тело.

Из-за очередного поворота шоссе вывернулся непримечательный вид:  всё та же стена смешенного леса, серая лента дороги, уводящая вдаль. Но в серёдке что-то оборвалось, заставив заозираться по сторонам. Виски снова взорвались мгновенной, но оглушающей болью.

- Стой, - приказала Ольга опешившему водиле.

Тот, интуитивно уловивший нечто грозное, страшное в её голосе, вдарил по тормозам, вильнув к обочине. Машина дёрнулась, как спесивый мерин, и остановилась рывком.

- Спасибо, - обронила девушка, бросив на торпеду пару купюр.

Вадим смотрел на неё абсолютно диким взглядом, в котором читалось многое. Например, облегчение от того, что она покидает замкнутое пространство его автомобиля, иррациональный испуг и простое замешательство. Оля хлопнула дверцей и обошла Волгу сзади. Машина тронулась с места, оставляя в воздухе запах бензина. Она дождалась, пока чёрный кузов скроется из виду, и, спустившись с обочины, зашла под сень побитых желтизной крон. Стрелка внутреннего компаса затрепетала, указывая направление. Внезапно Ольгу пронзило странное ощущение, будто кто-то невидимый взял и натянул леску, один конец которой петлёй лассо охватил двенадцатую пару её рёбер, а потом резко дёрнул за свой край. Девушку повело в сторону, она сделала неверный шаг, зацепилась носком крепких походных ботинок за сучок, и чуть не упала в спутанную высокую траву. Странное чувство чуть поотпустило, впрочем, не развеявшись полностью, оставшись саднящим осадком где-то под лёгкими.

Она закрыла глаза, вслушиваясь в шелест и шорохи, какими по обыкновению был наполнен лес, вдохнула прохладный влажный воздух, успокаиваясь. Ей были неведомы те ощущения, что снежным комом свалились на неё, но девушка знала, что обязана повиноваться и идти. Что зовёт существо сильное. Такая мысль пугала, но иного выхода не было.

Девушка поправила лямки рюкзака и со вздохом углубилась в лес, который через сотни три шагов стал постепенно превращаться в дебри. Пролазить сквозь кустарник, не ориентируясь ни на какие, даже звериные, тропы стало труднее. Ветви упрямо цеплялись за одежду, ноги все чаще утопали в пластах валежника. Дорогу, то и дело, преграждал плотный сухостой, который приходилось огибать по дуге. Складывалось впечатление, что существо насмехается над ней, специально ведя по самым трудным местам.

Подустав и выбившись из сил, Ольга опустилась на трухлявое бревно, лежащее в буйно разросшемся мху, так и манящее отдохнуть на нём, перевести дух,  и только потом продолжить путь. Лет в тринадцать, когда дядя учил её всем хитростям ориентирования в тайге, она бы посмеялась над нынешней собой, запыхавшейся так быстро. Но то было давно. Семь лет, безвылазно проведённые в Москве, сделали своё чёрное дело, приучив её ноги к асфальтированным тротуарам. Теперь она, подрастратившая выучку и сноровку, чувствовала себя слегка потерянной среди высящихся древесных стволов. Углубляться дальше было страшновато, но невидимая глазу леска уныло тянула продолжать начатое.

Оля поднялась с поваленного дерева, отряхнула брюки от налипшего мусора. Сумела сделать лишь пару шагов, прежде чем в глазах потемнело, да так, что пришлось опереться левой рукой о гладкий ствол осины. Темнота навалилась разом, неожиданно поглощая все звуки и запахи, Ольгу будто макнули во мрак, набитый стерильной ватой.

Когда она пришла в себя, то первое, что ощутила  - трещины еловой коры под подушечками пальцев. Неверяще задрала голову и увидела над собой хвойные разлапистые шатры. Это был совершенно не тот лес, что пару мгновений назад. А под ногами виднелась совсем узкая, едва заметная тропка, больше похожая на путеводную ниточку, нежели на полноценную дорожку. Поражённая Ольга заозиралась, но позади неё высились искривлённые ели, а сама она оказалась очень далеко от того места, где сошла с шоссе.

Рядом с ботинком девушки внезапно зашуршала высокая, нетронутая ещё осенней ржой трава, и на тропинку выполз уж. Ольга отшатнулась – она недолюбливала ползучих гадов, а этот был ещё и подозрительно здоровым. Блестящее, как застывающий битум, чешуйчатое тело змеи было в обхвате толще Олиного запястья. Похоже, здесь следует смотреть под ноги в разы внимательнее.

Аккуратно ступая по тропке, она двинулась вперёд, меж корявых высоких деревьев, повинуясь треклятому Зову. По бокам от дорожки высились папоротники, тоже превосходящие по размерам своих обычных собратьев.

«Что же это за странное такое урочище?» - досадливо подумалось Ольге, когда той под ноги опять вывернулась змея, на сей раз гадюка. Она отступила на шаг назад, пережидая пока серо-коричневая гадина исчезнет в папоротниках, и двинулась дальше, совсем не ощущая энтузиазма.

Почва под ногами становилась влажнее, начинала мягко и едва заметно пружинить под подошвами обуви. Воздух постепенно наполнился гниловатым душком. Оля уже не сомневалась, что где-то поблизости топкое место. Перспектива увязнуть в болоте не радовала от слова «совсем».

Но не успела девушка впасть в уныние, как папоротники и низковатые уже ели расступились, выпуская её на большую поляну. Ольге подумалось, что она похожа на ладонь древнего Бога, держащего на ней странную полусферу. Похоже, каменную, хотя большая её  часть скрывалась муравой и низкими кустикам, и судить было сложно. Вокруг сооружения равномерно располагались остатки столбов, испещрённых неизвестными Ольге символами, значительно затёртыми временем.

Ощущение натянутой лески исчезло, и девушка машинально потёрла ладонью под рёбрами. Она на месте. Но кроме странного, навевающего дурные предчувствия сооружения, здесь больше не наблюдалось никого и ничего.

Виски взорвались чудовищной болью именно в тот момент, когда Оля решилась-таки осмотреть поляну. Да так, что девушка невольно обхватила голову руками, и почувствовала, как на губы закапала из носу кровь.

«Я звал не тебя», - внезапно прорезалось в мозгу сквозь мутную пелену боли.

Ольга оглянулась, размазала тыльной стороной ладони красное по губам и подбородку, запрокинула голову, и выдала вслух недовольное:

- А кого ждал-то? И кто ты сам? Покажись.

В голове раздался ехидный лающий смешок. Ольга скривилась. Боль практически ушла, но ощущение чужеродного присутствия в собственной головушке пугало и раздражало одновременно.

Из-за каменной полусферы выдвинулось тёмное вытянутое пятно. Оно заскользило меж остатков столбов. Оля забыла про кровящий нос – к ней шёл на двух задних лапах, нелепо развесив передние длинные, волк. Какой-то неправильный, будто изломанный, со всклокоченной чёрной шерстью. Но в его каре-золотистых глазах сиял сильный разум. Именно этот момент удержал Ольгу от поспешного бегства.  Она прекрасно понимала, что это существо лишь кажется нелепо сложенным, гипертрофировано-неловким. Что стоит потерять бдительность или сделать что-то не так, и от неё останутся лишь клочки плоти, разбросанные по поляне.

Оля, подобравшаяся, как кошка перед прыжком, во все глаза смотрела на приближающийся пугающий до дрожи в поджилках силуэт. Во взбудораженном мозгу вдруг выплыл кусочек воспоминаний из тех времён, где Клим ещё обучал её премудростям Проводника. Она помнила растрёпанные блокноты и книжицы, страницы которых были усеяны плотным  широким подчерком дядьки. А кое-где даже попадались картинки. Их-то, будучи девчонкой, Ольга и полюбила разглядывать.

- Волколак, - поражённо прошептала она, выуживая из памяти дядькин рисунок с подписью.

«Верно», - произнёс голос в голове, отдаваясь последними отзвуками боли в висках. Кровь угомонилась, и Оля брезгливо старалась оттереть её, начинающую подсыхать корочкой, с подбородка и из-под носа. Волколак уже стоял неподалёку, впрочем, тактично соблюдая дистанцию. Он вдруг измученно вздохнул и, сначала опустившись на четыре лапы, улёгся в мягкую перину мха, став похожим на обычную огромную дворнягу.

«Попросил бы обойтись без таких сравнений», - ворчливо прошелестело в мозгу, и Ольга скривилась. Ментальное вмешательство приносило буквально физический дискомфорт. Хотя девушка осознавала, что иного выхода и не предусмотрено: волчья пасть не приспособлена издавать звуки  человеческой речи.

«Я ожидал, что на зов придёт Клим», - этот голос описать было сложно, он будто не имел окраски, просто проявлялся, как собственные мысли, но неумолимо носящие чужой дух, чужой ход.

- Мой дядя пропал в тайге семь лет назад, - максимально безэмоционально бросила Ольга.

Она скинула рюкзак на землю, следом полетела куртка, на которую девушка уселась по-турецки. Теперь глаза волколака были практически на одном уровне с её. Зрительный контакт немного сглаживал чувство нереальности происходящего.

- Ты хорошо знал моего дядю, но о его пропаже не слышал, - задумчиво начала она, стараясь не заглядывать в тёмно-золотистые глаза дольше пары секунд.

Они гипнотизировали, сбивая с привычного потока мыслей, утягивали в молчаливое подсознание.

«Я знал многих твоих предков по мужской линии, и удивлён, что дар выбрал девчонку», - ей показалось, что она расслышала непринуждённую насмешку. Но умело пропустила её мимо ушей.

- Долго живёшь, значит. И времени у тебя много, - с ленцой, стараясь перекрыть глухое раздражение, проговорила Ольга. – Я такими ресурсами, к сожалению, не располагаю. Говори, что за дело?

«Мир меняется».

Оля едва сдержалась, чтоб не закатить глаза. Происходящее стало смахивать на плохенький фэнтези-фильм.

- И что ж произошло-то такого? – фыркнула она.

«Зря ты так. Это началось уже давно», - кажется, волколак слегка оскорбился.

- Почему тогда только сейчас объявился? – резонно озадачилась девушка, разглядывая свои коротко обкромсанные ногти.

«Ибо беспокоить стало лишь сейчас, когда я лишился возможности обретать человеческий облик».

Оля вскинула взгляд, тут же сталкиваясь с ответным, тёмным и звериным. Она знала не так уж много об устройстве Изнанки, не пройдя весь курс дядькиного обучения, но даже её вдруг всколыхнула такая новость.

«Изменился баланс, наша энергия то ли уходит, то ли каким-то образом запирается. Грядут большие перемены, а Проводников становится всё меньше».

В звериных глазах проскользнул огонёк беспокойства. Ольга покачала головой:

- Я не Проводник.

«В тебе есть Дар, и он силён. Ты сама выбрала день своего рождения, и пришла в этот мир под удачным знаком. Клим был очень горд тем, что именно ты продолжишь его дело, хотя и переживал за то, что уродилась девчонкой».

Слова, шелестящим эхом пронёсшиеся в её разуме, всколыхнули застарелую боль утраты. Мать, конечно, любила Ольгу, но зачастую не понимала. А вот дядя всегда умел найти нужный подход, нужные слова. Оля помнила, сколько радости было, когда она на целое лето уезжала в глушь к нему в гости. И как ревела, возвращаясь в Москву к первому сентября, будто её отрывали от самой сути.

- Что я должна делать? – упавшим голосом поинтересовалась она, понимая, что в этот раз с темы не съехать, не закрыть глаза.

«Для начала мне нужно пробраться в Москву», - отозвался волколак.

Ольга в удивлении выгнула брови и уставилась зверю в глаза. Там не читалось издёвки или насмешки.

- Я уже вижу заголовки газет: «Шок! Чернобыльский волк замечен за МКАДом!», - устало отшутилась Оля, растягивая губы в усмешке.

«Зря зубоскалишь. Проводники - хранилища энергии, из которой соткана Изнанка. Ты притягиваешь её, как магнит железные опилки.  Я смогу, подпитываясь от твоих запасов, пользоваться примитивной магией, ибо сам теперь лишён такой способности, застряв в этой недоформе.  Буду отводить от себя глаза прохожих», - ответил зверь, и, кажется, его слова были пропитаны нравоучительной интонацией.

Ольга в задумчивости потёрла подбородок.

- А у меня самой хватит-то этой энергии?

«Ты даже не представляешь, насколько сильна. Помнишь, как легко тебе  давалось тебе строительство первых порталов. Даже Клим удивлялся».

- Хорошо, а после того, как уладишь свои столичные дела, куда? – Оля не хотела в который раз сегодняшний день хоть ненадолго погружаться в воспоминания.

«Ты сберегла записи Клима?», - спросил волколак, сверкнув радужками, будто выплавленными из золота.

- Частично они в Москве, но большинство в его сторожке остались, - припомнила Ольга. – Мы год назад там были. Село рядом совсем запустело, а уж до дома лесника и вовсе никому дела нет. Живиться там нечем, мы всё ценное деревенским раздали.

«В его книгах просто обязан быть ключ, кого и где искать. Он не мог пропасть просто так», - заключило существо и поднялось с моховой подстилки, обозначая, что беседа подошла к своему логическому финалу.

Зверь двинулся прочь от странного капища. Опирающийся на все четыре конечности, похожие на нечто среднее между человеческими руками-ногами и мощными лапами волка, он выглядел не так странно, нежели шатающееся почти двухметровое чудище. Ольга оглянулась на капище, будто ища на поверхности каменного купола более подробные инструкции к дальнейшим действиям.  В траве, совсем рядом с её стопами, снова скользнуло гибкое змеиное тело, блеснувшее тусклой медью.

- Что ж такое? – пробормотала она себе под нос.

«Есть миф, что дьявол позавидовал богу, который сотворил человека, решил сам сварганить нечто подобное. И вытесал он из дерева существо, ставшее волком. А из стружек получились разные гады: змеи, ящерицы», - как-то заговорщически прозвучал в голове голос, и Ольге подумалось, что она уже начала привыкать к этому явлению.

- Правда, что ли? - усмехнулась она, и решила оставить детальный осмотр сего странного места на потом.

«Может, и правда», - эхом пронеслось в голове.

***

До станции, вернее просто бетонной остановки с покосившимся жестяным прямоугольником скудного расписания пригородных электричек, их подбросил разбитной шофер на потрёпанном жизнью грузовичке. Зверь удобно расположился в крытом кузове, неожиданно ловко и быстро заскочив туда, пока Ольга паковалась в кабину тарахтящего чуда советского автопрома.

А вот электричку пришлось ждать около двух часов. Волколак растянулся на бетонном полу, и, прикрыв глаза, кажется, чутко дремал, часто вскидывая острые уши. Ольга словила себя на желании их потрогать. Она всегда хотела завести большую грозную собаку, но тесная родительская двушка не предоставляла для этого никакой возможности.

Зверь, явно расслышав её мысли, повернул голову, окинул долгим взглядом, в котором без труда читалась концентрированная ирония. Ольга смутилась, но вида не подала, хоть эти уловки и были бесполезны: существо легко читало её на многих уровнях.

К остановке стали подтягиваться какие-то запоздалые грибники с скудными «уловами» в пластиковых ведерцах, такие же последние дачники. Ольга с удивлением осознала, что до транспорта осталось не больше тридцати минут. Люди проходили рядом с ней, занимали ближние скамейки абсолютно спокойно, не замечая огромной серо-бурой фигуры у ног девушки с недовольным лицом. Волколак не врал – он мастерски отводил от себя взгляды, а вместе с ними – нежелательное внимание.

Когда короткий, всего вагона на четыре, состав прибыл к станции и немногочисленный народ, хлынув внутрь железного чрева, быстро распределился по местам, Ольга плюхнулась у окна. За ним в скором времени замелькал частокол берёз и елей, перемежающийся открытыми пространствами убранных полей. Девушка прислонилась лбом к стеклу, зверь разлёгся рядом, у ног, заняв собой всё свободное пространство между двумя лавками. Голову он уложил на сидение. Видимо, вести себя по-собачьи в этом теле было проще.

На Ольгу напало медитативно-дремотное настроение. Она отстранённо и лениво рассуждала о свалившемся на голову волколаке, о непонятных происшествиях, но больше всего, о Климе. Призрачная надежда на то, что он не погиб где-то в лесной чащобе или бездонной трясине, разворошила в её сердце застарелую боль утраты. Поэтому теперь тяжело и поминутно вздыхалось, а на грудину, казалось, взгромоздили огромный булыжник. Мысль о том, что ей придётся ворошить его записи, вглядываясь в знакомый наклон буков, будила печаль. Зверь иногда бросал на неё мимолётные взгляды, но не беспокоил комментариями.

Электричка мерно подпрыгивала и опускалась на полотне из шпал и рельсов, укачивая тревожные мысли.

- А я тебе толкую: люди пропадают, в старину – аж целыми обозами. Хан там, говорят, недобрый помер, да половину своего войска за собою утянул. Так и схоронили среди трясин, на месте капища языческого. С тех пор урочище это нехорошее стало. Жуть, одним словом, - с запалом протараторил мужской скрипучий голос.

Ольга обернулась – наискосок от неё, на другом ряду сидушек расположилась пара потасканного вида граждан. Сухенький, в потёртом кепарике мужичок, видимо, и был автором тирады, привлёкшей девичье внимание. Его тучноватый сосед, обставившийся вёдрами и узлами, в задумчивости поскрёб заросший сизой щетиной подбородок и выдал:

- Моя тёща всю жизнь прожила в тех местах, пока не померла на восьмом десятке от старости и злобы. Так ничего такого она отродясь не видывала. Ты, Палыч, больше слушай россказни, ещё и не такое узнаешь.

Названный Палычем оскорблённо засопел.

- Не может столько народу ошибаться.

- Нет там ничего, - остался непреклонен мужик с баулами и уставился в окно.

«Да уж, нет там ничего. Кроме капища, змей и волколака», - устало подумала Ольга, и смачно зевнула, игнорируя пристальный взгляд звериных пронзительных глаз.

Вскоре сон и усталость сморили её окончательно.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 1. Оценка: 1,00 из 5)
Загрузка...