Мой бог здесь

Аннотация:

Где наши обитают боги? В заоблачных златоверхих чертогах? А может, под сенью деревьев в дремучих лесах? Иль место их обитанья в неспокойных наших сердцах?

[свернуть]

 

Нет ничего хуже, чем догонять. Вот уже с месяц Алрик упорно гнал вора, как гонят на охоте лисицу. Насылал он ненастье, дабы задержать беглеца в пути. Обратившись птицей, высматривал он вора c высоты небес. Но всё напрасно. Лишь однажды Арлик сумел застать его врасплох.

Догадался Алрик, куда бежал вор, после того как свернул тот на старый тракт. Огибая топкие болота, продираясь сквозь дремучие леса, петляя по безбрежным степям, тянулся старый тракт от стольного Ярлсхофа до крепости Торве, что стояла на кордоне с болотами Бьярмии. Только в предместьях Торве, где торговые и ремесленные улицы облепили каменную цитадель, легче всего сбыть краденное. Туда и спешил вор.

Останавливался Алрик лишь для того, чтобы сменить загнанную лошадь и перехватить пару ржаных лепёшек, запив их кислым пивом. Конечно, ему ничего не стоило и самому резвым скакуном перекинуться, но зачем попусту тратить заклятия. В любом селении ему и так уступят лучшего жеребца.

До Торве оставался всего день пути. Ещё издали заметил Алрик деревушку смолокуров — десяток приземистых домов и кособокую харчевню для проезжих купцов. Он был не прочь перекусить, да и взмыленный конь нуждался в отдыхе и корыте с овсом.

Смологонные ямы чадили сизым дымом. Рядом с ямами суетилось несколько мужчин. Алрик подозвал одного из них. То был тощий как жердь дед с бесцветными глазами.

- Я мастер у здешних смолокуров. - старик неохотно поклонился. - Что за дело у тебя? Но учти, задаром я и слова не вымолвлю!

В ответ Алрику было бы достаточно, откинув полу шерстяной накидки, показать рукоять своего меча наглецу. Огненно-красным загорелись бы вырезанные на ней древние руны, означавшие, что хозяин клинка вестник богов. Однако, невежественной деревенщине ни к чему знать кто перед ним.

Перестали богов волновать земные дела. В заоблачных чертогах священного Гьордгарда предавались Высокие пирам да праздным спорам. Лишь когда назойливые людишки совали нос куда не следует, разгневанные боги отправляли вестника, дабы вразумлял он глупцов и вершил суд над строптивцами.

Однако, на сей раз Высоким отчего-то понадобилось изловить обыкновенного воришку. Вот и носился Алрик по степям да лесам, вместо того чтобы отсиживать задницу в палатах у ярла, принимая дары от каявшихся отступников.

- Есть ли чужие в деревне? - спросил Алрик, выуживая из кармана медную монету, чтобы разговорить смолокура.

- Нет, добрый господин, - подобострастно ответил старик, таращась на то, как незнакомец шарит у себя в карманах.

- Я ищу странника невысокого роста, кряжистого, с рыжими волосами, одетого в плащ, на котором заплат больше, чем прожитых тобою лет. - Алрик кинул старику медяк. - Он направлялся в Торве.

- На днях был тут какой-то торговец, но совсем не похожий на твоего странника.

Старик, спрятав монету, указал костлявым пальцем на покосившуюся харчевню.

- Перекусил он у Кайсы, да и двинул дальше по тракту в столицу. И больше никого за целый месяц, - старик поскрёб грязными ногтями затылок. - Хотя Кайса сказывала, будто вчера к ней одна нищенка напросилась на ночлег. Она, вроде, в Торве путь держит. У нашей Кайсы чересчур доброе сердце — любого прохвоста жалеет, поит да кормит без платы. За харчевней-то присматривать ей уж не с руки. Теперь почтенный купец или благочестивый пилигрим в её заведение редко заглядывают. Кому же охота угощаться в эдакой разрухе, да ещё в компании голодранцев! А побирушка та, верно, до сих пор у Кайсы околачивается.

Алрик не стал больше утруждать себя беседой с алчным стариком. Молча он повернул коня к харчевне в надежде на сочный кусок прожаренного мяса и кружку доброго эля. За спиной послышалась брань тощего деда, распекавшего своих подмастерьев:

- Чего рты разинули! А ну-ка, живо за работу, лодыри!

Вблизи перекошенная харчевня выглядела совсем худо. Завалившийся на бок дом подпёрли досками. Бревенчатые стены заплесневели. Тёс двускатной крыши порос бледно-зелёным мхом. Облезлое крыльцо, увитое плющом, осело.

Алрик спешился. Тоскливо скрипнула дверь. Сгорбленная старуха в лохмотьях с сучковатой клюкой и дорожной сумой через плечо вышла навстречу. Должно быть, та самая нищенка. Пряча лицо под капюшоном она проковыляла мимо. Алрик окликнул её. Но карга, и не подумала отозваться.

В два шага он нагнал нищенку и ухватил за шиворот. Побирушка ловко вывернулась и врезала ему клюкой под ложечку сбив дыхание. Боль клещами зажала человечье тело вестника богов. Нищенка, швырнув в лицо обездвиженного на миг противника едким порошком, бросилась прочь с прытью несвойственной дряхлым хрычовкам. Драный капюшон слетел с её головы и Алрик успел разглядеть лукавую веснушчатую рожу вора. Но обильные жгучие слёзы застилали глаза. В груди клокотал гнев. Презренный плут ускользнул прямо из его рук! Когда, наконец, высохли слёзы а дыхание стало ровным Алрик смог осмотреться. Но вора уже и след простыл.

 

Туман повис непроглядной пеленой. Лишь у самого края рва, что опоясывал городские предместья виднелись смутные очертания крутого вала. По его вершине тянулась бревенчатая стена с воротной башней. От башни ко рву вела узкая дорога, рассекавшая вал надвое.

Путник в заплатанном плаще, придерживая суму на плече, шагнул на дощатый мост, перекинутый через ров. Жалобно запели гнилые доски. Он свободно миновал ворота, не вызвав интереса у квелой стражи. Под ногами мерзко чавкала жидкая грязь.

В белесой густой мгле путник не видел город. Он его слышал. Испуганно ржали лошади. Скрипели несмазанные колёса телег. Где-то рядом, поди, в трактире под ритмичный бой барабана завывала волынка. Раскатистый перестук кузнечных молотов перемежался с надрывным криком рыночных торговцев, нахваливавших свой товар. Крепкие словца стражников, глупый бабий смех, обрывки степенных купеческих речей, фальшивые стоны попрошаек — всё это было знакомо путнику, выросшему в городских трущобах.

Его мамаша была трактирной посудомойкой. Приходя домой, она частенько напивалась и заплетающимся языком втолковывала плачущему сыну, что никого в этом мире не разжалобишь слезами. Поздно ночью являлся отец, будил заспанное чадо, и посылал в харчевню за кувшином вина, чтобы обмыть удачное дельце.

Когда сын подрос отец стал учить его своему ремеслу. День деньской слонялись они по улицам в поисках какого-нибудь состоятельного увальня, чтобы незаметно срезать у того кошелёк. Вскоре способный ученик превзошёл наставника в мудрёном умении добывать золото из беспечных толстосумов. Со спокойной совестью, если у него таковая имелась, папаша благословил сынка попытать удачи в столице.

Минуло пять лет. Коварен и жесток сделался молодой вор. В каждом разбойничьем притоне Ярлсхофа знали его имя. Знала его и городская стража, однако, ловкого плута за руку поймать задача не из лёгких, такой сухим из воды выскочит.

Но, видно, чем-то прогневал он Лойге — небесного пройдоху покровителя лиходеев. Не отвёл беду шальной бог. Угораздило связаться вору с проклятым бьярмом. Понадобилось тому обчистить волхва по имени Ульф, у которого и взять-то, кроме худой сумы было нечего. Полновесной монетой обещал расплатиться бьярм. Загорелись глаза у вора — дело плёвое, а награда щедрая. Однако, теперь это выходило боком. Стащить-то суму он стащил, да ту суму ещё в Торве надлежало доставить, где за неё бьярм рассчитаться должен.

Только Ярлсхоф скрылся из виду, как почуял вор, что враг по его пятам идёт. Всю дорогу, точно зверь, таился вор, на разные хитрости пускался, чтобы сбить со следа охотника. Чуть отрывался он от преследователя, чуть сердце ровнее биться начинало, как сызнова казалось ему, будто вот-вот настигнет его враг. Лишь благодаря плутовской смекалке да особому снадобью, что снимало усталость, добрался он до Торве.

Вор двинулся на завывания волынки. Словно клёцка в молочном супе барахтался он в тумане. Изредка на короткий миг из стылой мглы выныривали странные тени. Порой сквозь белесую взвесь проступали неясные контуры крытых соломой амбаров, купеческих лавок в два этажа, мастерских с узкими слюдяными окнами.

Вскоре стоны волынки стихли. Разило помоями и кислой капустой. Невыносимую вонь дешёвого трактира запомнил он ещё сызмальства. Давным-давно так пахла его мать. Теперь вор брёл, принюхиваясь, точно охотничий пёс, пока не наткнулся на уродливую постройку. Над её входом болталась потускневшая вывеска, на которой кособокими буквами было намалёвано: «Бездонное брюхо». У крыльца на куске холста сидел слепец, протянувший покрытую коростой руку для подаяния.

- Добрая ли весть у тебя, Вендель? - сиплым голосом заговорил слепой, вращая бельмами. Отшатнулся испугавшись вор — откуда знать калеке его имя!

Трактир оказался пуст. Ни тебе розовощёких шлюх пляшущих с толстопузыми бондами, ни раззадоренных игрой в кости хмельных вояк, ни седобородого скальда распевающего саги о храбрых конунгах. Запропастились и музыканты, чью игру он только что слышал.

Слабое пламя очага едва освещало большую трапезную с дубовыми столами. Дым уходил через дыру в потолке. На тлеющих углях запекались обмазанные глиной ежи. Над очагом сам собою вращался вертел с насаженными на него кусками говядины. Рядом притулился поставец, заставленный тарелками с гороховой похлёбкой и кувшинами с ячменным пивом. Обомлел вор. Нечисто здесь дело, колдовство — не иначе! Но уговор дороже золота. Сговорились они с бьярмом в «Бездонном брюхе» встретиться.

Набрав разной снеди вор расположился возле очага. Говорят, призраки огня страшатся. Озираясь по сторонам раскрыл он краденную суму, что лямкой успела натереть мозоль на плече. Всю дорогу порывался вор извлечь содержимое сумы. Однако, одумавшись, остерегался совать нос в чужую тайну, такое до добра никого не доводило. Сейчас же его рука, будто по собственной воле, шарила в суме.

Высыпал на стол он целый ворох свитков. Тонкий, окрашенный пурпуром пергамент был испещрён затейливо выписанными золотыми и серебряными буквами. Завороженно любовался вор искусной работой писца, незаметно для себя углубляясь в чтение.

«Однажды, выбирая из пустых вод сети свои, узрели рыбаки идущего по глади озёрной, будто посуху. Когда приблизился тот спросили его рыбаки:

- Кто ты?

- Я ветер, волнующий безбрежное море. Я солнце, согревающее бескрайнюю землю. Я Пастырь, стерегущий стадо моё, - отвечал он. - Идите за мной, и буду наставлять вас.

Бросив лодки и снасти отправились они вслед за Пастырем, торопясь на праздник в стольный город. По пути совершал он чудеса разные, отчего всё больше страждущих собирал вокруг себя. И были среди них блудницы и воры, нищие и пропойцы.

Учил он, что един бог и в нём воплотился, дабы возвестить истину заблудшим. Сулил уверовавшим в него блаженство вечное после смерти.

В канун великого праздника ученики, тревожась, говорили Пастырю:

- Не искушай черни проповедями, ибо схватят тебя за кощунственные речи и предадут казни за осквернение святого дня.

- Как предначертано, так и исполнится, - со спокойствием отвечал им Пастырь».

 

Отвратительны бьярму склизкие камни крепостных башен, постылы сумрачные своды опустевших залов. Разве не глупы люди, променявшие приволье цветущих полей и тенистую прохладу лесов на затхлые каменные мешки!

Квасир презрительно смотрел вниз на укрытый белесым пологом город. Великий чародей болот и пустошей вынужден был тесниться в сторожевой башне с единственным зарешеченным оконцем. Кабы не вражда с Высокими, ни за что не поселился бы колдун в человечьем жилище.

Злой умысел привёл Квасира в Торве. Наложил он на людей чары сонные. Будто бы неприступна, как и прежде, крепость, вроде бы занят повседневными заботами город. Несёт дозорную службу грозная стража, выпекают сдобные пироги перепачканные мукой булочники, шьют меховую одёжу подслеповатые скорняки, куют острые мечи потные кузнецы, утирая сажу с лица. Но то лишь чудится. Задремали околдованные души стражников и булочников, скорняков и кузнецов. Отныне некому возносить усердные молитвы Высоким, некому потчевать их сладостными подношениями. Истекает по капле оттого сила богов. Ржавеют мечи и копья Высоких с тех пор, как одолели они бьярмов в битве у стен священного Гьордгарда.

За бражничаньем да раздорами не доглядели Высокие за поверженными врагами. А те, затаившись на непролазных смрадных болотах, всякое чародейство постигли, над тёмной стихией земной тверди власть обрели, духов болот и чащоб себе подчинили. Скоро уж бьярмы по всему свету людей усыпят. Смолкнут тогда молитвы, опустеют алтари и падёт Гьордгард. Во второй раз не устоять ослабевшим богам.

Одно тревожило болотного чародея — свитки Ульфа. Из дальних краёв принёс тот сказание о человеке, что возомнил себя богом снизошедшим на землю. Учил он праведности и любви, велел забвению предать старых никчемных богов и почитать лишь его — истинного бога. Принял за свои слова он мучительную смерть. После ходили слухи, будто бы восстал он из мёртвых и простил обидчикам своим.

Поверил в эту нелепицу волхв. Печалью и радостью наполнилось его бесхитростное сердце. Поклялся он сохранить для людей то дивное сказание.

За полцены уступил свои пожитки Ульф и купил весь пергамент, какой смог найти и несколько бутылей с чернилами. Алхимик с соседней улицы подмешал в них золото и серебро. Долгие годы корпел волхв над рукописью, старательно записывая всё, что в странствиях слышал о новом боге.

Наконец, работа была окончена. Почти ослепший Ульф отправился к ярлу, дабы властитель приказал грамотеям переписать его свитки, чтобы разошлось сказание с гонцами по всему миру. Своенравный правитель отказал волхву. Но Ульф не отступился и вознамерился на своих ногах разнести весть об ином боге.

Понимал Квасир — в свитках тех заключена погибель бьярмам и Высоким. Понимали то и Высокие, пославшие к Ульфу вестника. Квасир же, задумав опередить их, нанял умелого вора назвавшегося Венделем. Хотел чужими руками колдун загрести жар. Пусть на Венделя из Ярлсхофа вина падёт, а он, как придёт время, свитками Высоких стращать примется. Да, вот окаянный вестник спутал карты.

 

Разгадать, где укрыться вору в незнакомом городе, не велика хитрость. Один за одним, плутая в промозглом липком тумане, объезжал Алрик трактиры и постоялые дворы. Чуял нутром — неладное творится в городе, будто не среди живых людей он, а на скудельне. Спят непробудным сном души, покинув погибшие тела, что скитаются, точно тени неприкаянно. Но ему — полубогу, которому кланяется сам ярл, какое до того дело!

Вскоре очутился он у невзрачного трактира с глупым названием. На крыльце сидел слепой прощелыга, клянчивший подаяние. Алрик спрыгнул с коня и калека, услышав его, выпучив безумные бельма, изрёк:

- Настанет час, когда палач окажется жертвой! А жертва палачом станет!

Побагровел Алрик от неслыханной дерзости и плетью огрел слепца. Толкнув дверь ногой, он ввалился в трактир.

За дубовым столом, обложившись свитками, устроился вор! Потянулся вестник к мечу, но свело нежданно могучую руку судорогой. Тело скрутило и он рухнул, будто подкошенный, на замызганный пол. Ему оставалось лишь смотреть на вора, кусая в бессилье губы.

Вендель обернулся. Беспомощный неугомонный враг, даже меч из ножен выхватить не успел. Сколько голов нечестивцев мечом этим снёс он, сколько рук отрубил ворам, посмевшим украсть предназначенное богам. На витой рукояти меча сияли руны, переливаясь алыми сполохами. Много преданий о том мече ходило. Любую кольчугу им пробьёшь, любой щит в щепу изрубишь. И стар и млад знал, что меч волшебный Алрику - полубогу из Гьордгарда принадлежит.

Запылало ненавистью сердце Венделя. Будто разбойник пришёл Алрик отнять у людей слово о Пастыре. Твёрдым шагом приблизился вор к скрюченному полубогу и вынул из ножен его меч. Молнией сверкнул меч, отсекая вражью голову.

В тот миг, как голова Алрика закатилась под стол, приотворилась дверь. Сунулся было слепой попрошайка в щель. Но запустил в него пустой глиняной кружкой Вендель. Калека, точно зрячий, ловко уклонился. Кружка, ударившись о стену, разлетелась на мелкие куски.

- Значит, вот каково воровское ремесло? - слепой ощерился, обнажив гнилые зубы. - Рубить головы почём зря!

- Кто ты? - Вендель поднял меч, готовясь напасть первым.

Не ответив слепец стащил с себя ненужную больше личину, словно шкуру с подстреленного на охоте зверя. Вор в страхе отпрянул назад, разглядев того, кто стоял теперь перед ним. Высокая островерхая шляпа, длинная бурая борода, жёлтые кошачьи глаза, нос, словно клюв у орла. Поганный бьярм!

Квасир показал на свитки и промолвил:

- Вижу дело сделано! Держи — золото твоё! - он швырнул тугой кошель на стол.

- Забирай его обратно, колдун, и проваливай. Не смей касаться свитков или, клянусь, этот меч выпьет ещё крови сегодня, - пригрозил Вендель.

Руны зловеще мерцали в полутьме трактира. Квасир отступил на шаг.

- Ха! Не думай, что если одолел полубога, то сумеешь и с бьярмом сладить! Вестника заклятием хитроумным я сковал. Он и пальцем пошевелить не мог. Тебе оставалось мечом махнуть… О, теперь познаешь ты месть Высоких! Но скажи слово и я помогу тебе. Спрячу так, что вовек никому не сыскать, научу поселяться в других людях, выгоняя их души, как мгновение назад мой дух жил в нищем калеке. Опусти меч, вор!

- Плевал я на твои угрозы и посулы, Квасир!

- Вор, ты начинаешь меня забавлять. Отказываешься от золота, даже не желаешь свою шкуру спасти, и всё ради каких-то свитков.

- Не всё меряется золотом и плотью. Плоть сгниёт в земле, а золото растранжирят потомки.

- Так ты захотел стать праведником, Вендель? - Квасир зло рассмеялся. - Сходи-ка уж лучше на капище да принеси жертву Высоким. Может и сподобятся боги помочь тебе.

- Высокие равнодушны к людским бедам. Им впрок лишь наши молитвы и подношения. Но иного, настоящего бога отыскал я. Не зря страшатся его Высокие. Перестаёт верить в них человек. Потому, словно воры замыслили они похитить слово того, кто изгонит их. И вы, бьярмы ничтожны перед Пастырем.

- Разве так могуч, твой Пастырь? - ехидная улыбка ещё играла на устах Квасира.

- Когда примут его сердца людей, то не станет ему равных!

- Почему должны люди променять старых всесильных богов на жалкого Пастыря? - недоумевал колдун.

- Старые боги? - переспросил Ведель и, задумавшись на миг, продолжал. - Те, что явились из тьмы нашего страха. Они сотворены человеком. Они всего лишь сон, что исчезнет с первым криком петуха.

- Где же твой новый бог? - лик колдуна исказила отвратительная гримаса. - Он тоже сон?

- Мой бог здесь, - Вендель указал на груду свитков на столе, - и здесь! - добавил он, приложив руку к сердцу.

- Может, нам бьярмам удастся вытравить эту заразу из ваших сердец?! - в зрачках Квасира разгоралась ярость.

- Нет, - покачал головой Вендель,- вы лишь тлен греха, скопившийся в людских душах. Пастырь очистит души и вам не останется в них места.

- Мне порядком надоел твой вздор, - гневно воскликнул Квасир. - Это тебе сейчас не будет места на земле.

Колдун забубнил заклинания, закрутился волчком, окутав себя сизой мглой. Вендель отвернулся, словно за его спиной просто играл сквозняк, гонявший облако пыли. Он развернул последний свиток, и водя пальцем по строкам, принялся читать.

«Каждый шаг давался избитому Пастырю с тяжестью немыслимой. Чернь бранила его, осыпая градом камней. Стражники били палками по кровоточащей спине его. Какой-то пострел, выскочив из толпы, водрузил на голову ему венец из колючек терновника. Возопил Пастырь ослеплённый кровью, что стекала с чела его:

- За что ненавидите меня? - Но хохотала в ответ ему чернь. - Прощаю вам дела ваши, ибо зло обуяло вас, сокрыв свет истины!

Подвесили его на большое ветвистое древо, привязав руки и ноги жёстким вервием, и оставили умирать истерзанного...

На следующий день привела дева учеников его к тому древу. Не увидев мёртвого, возроптали ученики. Мол, сняли Пастыря злодеи и предали тело поруганию. Отвечала на то им дева, будто явился ей учитель живым и сказал, что восстал из мёртвых. Но сомневались они, говоря, пока не увидим его — не уверуем. В тот же миг на облаке небесном спустился к ним Пастырь, облачённый в царскую порфиру. Обняв одного за одним их всех, спросил он:

- Теперь веруете, что воскрес я после смерти моей?

- Веруем! - отвечали поражённые ученики.

- Пусть теперь каждый из вас возьмёт посох и отправится благовестить воскрешение моё.

Взяли посохи они, и пошли в разные концы мира. И во всякой захолустной деревне, во всяком шумном городе возвещали они, что нет больше смерти, но настала жизнь вечная».

 

Дочитав Вендель поднял глаза и огляделся вокруг. Раскрасневшиеся девки неистово кружились в весёлом танце, заглушая смехом звонкую лютню. Обрюзгшие бонды задорно притопывали в такт бойкому барабану. Подгулявшие стражники беззлобно бранились, играя в кости. Дряхлый скальд урчал себе под нос сагу о смелых мореходах, нашедших счастливые острова.

Высокие и бьярмы казались теперь Венделю лишь жутким кошмаром, что иногда является среди ночи, пугая спящий разум. Он аккуратно уложил свитки в суму, одним глотком допил пиво и вышел на улицу.

Светило яркое солнце. Птицы заливались ликующей песней весны. Друг за другом гонялись неугомонные вездесущие мальчишки. Благодушный пекарь раздавал им румяные булки. Вендель откинул капюшон своего плаща и вдохнул полной грудью. Пахло свежим хлебом.

За городом его рыжую шевелюру растрепал игривый ветерок. Молодые, едва зазеленевшие деревца, кланялись ему, будто доброму другу. Петляя средь холмов и ложбин уносилась в даль его отныне вечная спутница — дорога.

 

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 3. Оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...