Насквозь мокрые кроссовки казались булыжниками, привязанными к ступням. Женька Славгородский по прозвищу Гений, бывший студент художественного училища, в мрачном настроении шагал под проливным дождём к парковому павильону, который стал заброшкой ещё в прошлом веке. Город за три с лишним столетия расползся вдоль реки, перебрался через неё, оставив позади себя пустыри, лесочки, поднявшиеся на месте скверов, «благородные» и не особо развалины.

Женьке уже неделю негде было ночевать. Он задолжал серьёзным людям, и они желали получить хоть что-то, даже если бы пришлось грохнуть Женьку в назидание другим.

Впереди, в дождливом сумраке, забелел остов павильона. Время и местные варвары давно освежевали постройку. Но Гений находил в ней необъяснимую прелесть. А если учесть, что останки советского барокко служили ему укрытием от очень, очень гнусной реальности, то развалины были бесценны.

Бомжи обходили заброшку стороной. При всей неразборчивости они были весьма щепетильны в выборе ночлега. А этот парк слыл весьма негостеприимным местом. Или гостеприимным наоборот: именно в нём после таяния снегов находили больше всего «подснежников», в том числе и бродячих животных. Как будто они стягивались к павильону, чтобы умереть. Да и многих жертв насильственных преступлений обнаруживали у руин. Бомжи могли бы считать их своей вотчиной. Однако не считали. И Гению это было на руку.

Ливень стих, и ненастье внезапно кончилось, точно кто-то в гневе разметал обложные тучи. Выглянуло солнце, плеснуло на сырую землю раскалёнными докрасна лучами. Запарило. По-настоящему банная жара заставила частить Женькино сердце.

Он остановился, едва сдерживая дыхание от какой-то адовой красоты. Меж тёмных громадин тополей возникла дымка. Закат, оказавшись в ловушке арочных оконных проёмов, зажёг в них багровое пламя.

В голове закрутились мысли про кровавое зарево, про дурную славу этих мест. Но Гений сплюнул на траву и зашагал дальше. Если обоснуется у друзей в городе, сменит кроссовки на белые тапочки. В лучшем случае. А здесь он провёл пять ночей на почти целом матрасе под местами уцелевшей крышей. И ничего не случилось.

Женька распалил жаровню, когда-то кем-то оставленную в павильоне, вскипятил воду в кастрюле с оббитой эмалью. Заварил «Ролтон», извлёк из рюкзака банку пива, которую пожертвовал дружок совсем не из лучших побуждений — на тебе, только отцепись со своими проблемами.

Последний луч мигнул на стене и погас. Гений засмотрелся на угли, на сумрак за пустыми окнами.

Лапша и пиво закончились гораздо быстрее, чем этого требовали желудок и душа.

Одиночество, помноженное на бездомность, породило какое-то странное чувство, словно Женька завис над пропастью. Миг — и его кости раздробятся после падения, жуткого в своей стремительности, и удара о дно. Вообще-то вся его жизнь была таким падением.

Из тёмного угла послышался шорох. Женька не из трусливых, но вздрогнул. Швырнул на звук пустую банку. Она звонко цокнула о камень и покатилась по полу. Здесь никого и ничего нет. И быть не может. Под ложечкой шевельнулось что-то холодное: а вдруг?.. Но расклад таков: боишься -- иди к заимодавцам в лапы. Остаёшься – не бойся.

Однако пора на боковую. Гений отложил думы и переживания на утро одного из следующих дней и завалился спать. Сразу отключиться не удалось. Сквозь дрёму привиделось нечто странное.

На арочных окнах колыхался тюль. Откуда здесь занавески? А они всё надувались пузырём и опадали, словно чей-то вдох-выдох.

«Нет, это не ветер», - решил Женька.

Кто же дышит из непроглядной ночи прямо в его убежище?

Прозвищем Женьку наградили не зря. Воображение, которое не смогли обуздать преподаватели художественного училища, и страсть к копанию во внутренностях мира тотчас создали образ Гигантского Рыла. Вот сейчас язык, мокрый от слюны и разящий зловонием, отодвинет тюль, вползёт в павильон, подберётся к Гению и зацепит его. Женька налипнет на синюшные сосочки и тёмные бороздки, побарахтается и затихнет, позволив утянуть себя в пасть.

Женькина челюсть задрожала, а изо рта вырвалось «ава-ва-ва». Но он прекрасно помнил, что если ему явится кто-то вроде Тупого Долбака, Безликой, Кошачьей Морды, то нужно просто «отпустить» воображаемое, как бы отодвинуть его от себя и представить, как пугающая картинка тает, растворяется, исчезает.

Гений так и поступил. И призрачное Гигантское Рыло покинуло его голову. Исчезли и тюлевые занавески. Ночь стала ночью, а Женька — бесприютным, безработным, загнанным бедолагой. Но при ясной башке и без глюков перед глазами.

Однако снаружи павильона кто-то был! Гений знал это так же точно, как то, что неплохо бы затаиться, а не испытывать судьбу на предмет получения премии Дарвина*. Но все Женькины поступки были противоположны знаниям.

Он тихонько поднялся и в одних носках, стараясь не зацепить крупный мусор, направился к пустому проёму. Остановился возле обломанного мраморного подоконника.

Так и есть — пока что невидимого посетителя заброшки выдало шумное дыхание и странные звуки вроде всхлипов. «По ходу, девчонка», - решил Гений.

И что теперь делать? С голодухи в Женькином паху было так же грустно, как и в желудке. Так что вариант «согреем друг друга этой ночью», скорее всего, отпадал. А вот быть застигнутым вместе с гостьей её преследователями — более реально.

Он значительно кашлянул.

Под окном ахнули и заскулили.

Точно, девчонка.

Женька перегнулся через остатки подоконника.

Луна фонтанировала анемичным светом, который, долетая до земли, рассеивался, тускнел и превращался в чернила. Но Женька разглядел два колечка на руках незнакомки, которыми она прикрывала голову.

- Эй, не боись, - негромко сказал Гений, и девчонка вздрогнула. - Давай сюда, здесь никого, кроме меня.

Он сам не понял, почему предложил влезть в окно, хотя можно было спокойно войти либо в пустой дверной проём, либо в дыру развалившейся стенной кладки.

А девица оказалась лёгкой на подъём — мгновенно подскочила, подошла к окну, поставила босую ногу на выступ, уцепилась за руины. Через миг перед Гением предстала её мордашка. Очень даже симпатичная, кабы в свете луны её губы не были черны, а вокруг глаз не залегали такие же тени.

Женька поглядел на хрупкие ключицы, костлявые руки, ввалившиеся щёки незнакомки и окончательно решил, что он сегодня точно обойдётся без секса. И вообще проявит великодушие — места для ночёвки много, и запасная бутылка воды имеется.

Он подхватил девчонку под мышки, помог взобраться на подоконник. Она была холодной и скользкой, как рыба. Когда завернулся подол, обнажились голубовато-жёлтые бёдра с тёмными следами пальцев.

«Чёрт, её не так давно хорошенько отодрали. Только жертвы изнасилования мне здесь не хватало», - подумал Гений и сразу же пошёл к своему матрасу, незаметно вытирая руки о штаны. Не то чтобы он был брезгливым ненавистником жертв половых преступлений, но вот поди ж ты — недавнее сочувствие к девахе сразу улетучилось.

Девчонка слезла с обломков и робко пристроилась под ними же. Обхватила руками предплечья и затряслась.

- Пить хочешь? - сурово спросил Женька.

Незнакомка, уткнув острый подбородок в грудину, еле заметно кивнула.

Гений достал бутылку, хотел уже бросить её девчонке, но раздумал, налил воды в сто раз использованный пластиковый стакан, поставил возле несчастной и снова уселся на хозяйское место.

Она взяла стакан и чуть было не выплеснула половину — её рука просто ходила ходуном. Но напилась, пролила совсем немного. Её светлое платье, не по погоде лёгкое, порозовело на груди.

Здорово же беднягу отделали! Поди, зубы выбили, ублюдки... Женька устыдился собственной жалости и вдруг вспомнил про неприкосновенный запас — банку сардин и упаковку сухарей, которые были им зарыты в первую же ночёвку под горой мусора в самом сухом углу павильона. Вообще-то он запретил себе даже думать о спрятанной еде, потому что впереди маячили не меньшие лишения, а совсем наоборот. И ещё побег в соседнюю область, который откладывать нельзя. Может, предложить девахе поесть? И, удивляясь собственной доброте, Гений спросил:

- Как зовут-то? Пожуёшь немного?

Девчонка вскинула на него взгляд, испуганно вытаращилась, положила руку на шею и просипела:

- Маша...

Женька потопал к тайнику, вытащил банку, открыл и, положив на сухарик сардинку, подал Маше.

Она поднесла угощение к губам и застыла, потом очень осторожно стала кусать сухарь, мусолить еду во рту, и сердце Гения снова пронзили жалость и стыд за себя. Знал ведь, каково есть твёрдое, когда во рту свежие раны. Он даже зажмурился, чтобы вдруг не прослезиться. Ну и сволочи те, кто поиздевался над девчонкой! Как ей помочь-то? В больницу нужно.

И тут Гению пришла мысль о справедливом возмездии насильникам, что было очень странным: он сам не признавал никакой нравственности и «победу добра» считал самой большой ложью, до которой за века моралфажества докатилось человечество. Всякие там дружба-любовь-благородство заканчиваются тогда, когда перед индивидом встаёт задача сохранения собственной шкуры. А миром правит выгода.

Женька отправился думать на свой матрас.

И проснулся утром.

Маши уже не было. Под мраморными обломками, где она сидела, чернели, облепленные мухами, остатки угощения.

Запланированный побег в соседнюю область придётся отложить. Нужно узнать всё про эту Машу. Она ведь вернётся. Не днём, ночью. Без Гения ей никуда. На него одна надежда.

Вот что за бред лезет в его голову? На что ему девчонка-подранок? Как и, главное, чем он поможет Маше? У самого проблем не меньше. Базара нет, жалко деваху. Но ведь она какая-то мутная. Точно вода в луже. Взяла и сбежала, не попрощавшись.

А вдруг девчонка вроде Кошачьей Морды или Тупого с Безликой? Просто глюк, картинка в его мозгу, травленном всем, что можно было достать бывшему студенту художки.

Гений покосился на мусор у подоконника. Нет, Маша ему не привиделась. Эх, пожевать ещё сухарика на дорожку да двинуть в народ. То есть знакомых возле «точек» поискать — тех, которые не сдадут и помогут. Разжиться бы деньжатами, на худой конец, продуктами.

Женька присел на корточки возле тайника. Вот зараза! Спёрла сухари!

Но присмотрелся к вывернутой куче и обомлел: среди буро-рыжего месива переливались поделочные камни.

Пальцы Гения заскользили по их поверхности, вызнавая текстуру материала, ощущая его скрытые свойства. Голова заработала чётко и ясно, как в моменты вдохновения. А душа то замирала, то воспаряла, откликаясь на каждый перелив света в сколах и неровностях.

Женька разом позабыл обо всех проблемах и стал думать. Вовсе не о «чудесатом» обращении сухарей в камни и не о том, была ли подмена делом рук Ночной Маши. Гений полностью вытеснил Женьку и рассуждал: вот этот камень станет геммой с изображением Кошачьей Морды. Два круглых вкрапления золотисто-зелёного цвета с чёрными поперечными трещинками — точь-в-точь глаза. И так же светятся в полумраке угла павильона. Уши можно вытесать.

Ба! А этот можно почти не обрабатывать! Он прямоугольный, как проём двери. Вырезать силуэт Безликой по светлому пятну, да и всё. Оно как раз нужной формы.

Отправив на задворки сознания весь мир, Гений стал колдовать на будущей Кошачьей Мордой. Как ни странно, камень легко поддался подручным средствам, которые Женька выбрал среди мусора.

Он не замечал ни времени, ни голодных спазмов многострадального желудка. Минуты и часы, предметы - камень, лом металла и кирпичи - слились и завертелись в безумии творчества. Гений очнулся, когда оранжевый, как апельсин, закат лизнул стену развалин и оживил кошачьи глаза.

Да, это была она — Морда, когда-то чуть не до смерти напугавшая его в съёмной комнате.

Несколько месяцев назад Гений оказался в ветхом, загаженном жилище со стойким запахом мочи и помоев только потому, что владелица никому не могла его сдать. Вот и пришлось ей отдать ключи Женьке за половинную предоплату. Он прекрасно знал, что не заплатит остаток. Да и хозяйка, похоже, догадывалась, но была вынуждена рискнуть.

В первое же утро он проснулся весь в клочьях шерсти. А на потолке, стенах темнели отпечатки кошачьих лап. Кроссовки пришлось выбросить, хоть и жалко было. Хорошо, что в ту пору у него имелись туфли.

Но и им пришёл конец. Более того, в коробке чая обнаружились зловонные катышки. Женька поклялся выследить тварь и содрать с неё шкуру.

По уверениям соседей, в подъезде котов не было. А форточку Женька держал закрытой, несмотря на въевшуюся в стены вонь. Он не стал тушить свет, прилёг на раздолбанный диван и погрузился в ожидание, потягивая косячок.

Казалось, только на миг смежил веки. А когда открыл глаза, некоторое время не мог вздохнуть от страха.

Морда покачивалась на уровне груди, зрачки пульсировали, из пасти раздавалось шипение.

У Женьки ещё два дня болело горло после крика, которым он разбудил не только соседей, но и весь двор из четырёх домов.

Соседи — пожилая пара — успокаивали его, мол, хозяйкина тётка всего-то две недели пролежала, пока они не приехали с дачи и не вскрыли дверь из-за запаха. А тварь сразу убежала, её и не искал никто. Ну не может же только из-за этих событий мерещиться всякая чертовщина?

Но Женька по глазам соседей видел, что знали они намного больше. Или, наоборот, не знали, что у одинокой бабки есть родственница. Поди, польстились на лишние квадратные метры.

Морда ещё трижды пугала его, но выручала, видимо, тапочка, за которую инстинктивно хватался Женька. Всякий раз Морда прижимала уши и стремительно исчезала...

И как только ему удалось справиться без приводного станка? Положим, абразива в павильоне было предостаточно. Но что заменило вращение диска? Вообще-то неважно.

Гений залюбовался работой. Насладиться ею в полной мере помешало заурчавшее брюхо. Нужны денежки. Не попытаться ли продать вещичку? А что – чем Морда не товар?

Так он и сделал. Вытащил из рюкзака маскировку — оранжевый жилет дорожной обслуги, мятую кепку. Лучший способ отвлечь чужое внимание от своего лица — спецодежда. А потом резво потопал на «пятак», стихийную барахолку на окраине, полностью уверенный в том, что сегодня ему ничто не угрожает.

Горделивый кураж туманил голову, ноги быстро переносили через свалки, а руки бережно сжимали гемму.

Однако на «пятаке» было безлюдно. Ветер, снова нахлебавшийся небесной влаги, предвещал ненастье, швырял пустые пакеты, сёк лицо мелкими дождинками.

Женька нашёл в кустах пустой ящик, уселся, положил на колени Кошачью Морду. Зелёные с янтарным отливом глаза слабо флюорисцировали, зрачки ритмично сужались и расширялись.

- Ой какая кошечка! - раздался капризный голосок. - Хочу-хочу...

Женька даже не поднял головы.

- Сколько просишь за гемму? - спросил почти знакомый бас.

Женька, видимо, обалдел, потому что зло брякнул:

- Тонну зелени.

Ну какой идиот купит вещицу, красная цена которой — пятьсот рублей, по сотне за каждый час работы? И трижды идиот столько заломит за безделушку. Женьку раздирали потребность в деньгах и желание оставить Морду себе.

Он не услышал, о чём сначала шушукались, а потом в крик спорили двое поздних покупателей; не подумал, откуда они здесь взялись в такой час. Да что там, он словно бы пребывал совершенно в другом мире.

Машинально принял пачку купюр, небрежно сунул её во внутренний карман ветровки и долго не мог расстаться с Мордой, пока девичья рука, сверкнув кольцами и браслетами, не выхватила её из онемевших Женькиных пальцев.

И лишь проводив пустым взглядом отъезжавшую машину, понял, с кем имел дело. Вот уж воистину неисповедимы пути Господни!

Спонсор художки, по должности — Председатель попечительского совета училища, «владелец заводов, газет, пароходов» почти всей области, господин Криволапов приобрёл гемму у бывшего студента, выгнанного по его инициативе за маленькую шалость, почти невинный арт-моб, на горе весельчакам попавший в городские новости.

Во что можно превратить ягодицы? Гений постарался и представил филейную часть однокурсницы ядрышками грецкого ореха, которые так похожи на полушария головного мозга. Неожиданно удостоился признания, потому что бабочки и медузы всем надоели. И всё бы ничего, кабы Женькина модель не оказалась родственницей самого Криволапова. И завертелось... Отделался пятьюдесятью часами общественных работ, штрафом и отчислением из училища. Перешёл на нелегальное положение, которое принесло свои проблемы.

Однако с деньгами жизнь выглядела совсем по-другому.

Долгами и началом новой жизни Гений займётся завтра, а сейчас главное — найти Ночную Машу, помочь девахе...

Да что ж он врёт самому себе? Самое главное — поработать с другими камнями, вновь ощутить, как материал струит в руки поистине волшебную силу, а пальцы, в свою очередь, отдают ему идею, образ, душу. И получается... Получается то, что можно выгодно сбыть. Ну как если бы он из этих камешков выложил лестницу, по которой можно выбраться из заброшек, прекратить игру в прятки с заимодавцами.

Маша, Маша-которая-приходит-ночью... Она ведь его судьба. А что? Женька — такой же подранок, как и она. Дико странный для нормальных, нет, лучше сказать — обычных людей. Бездомный, лишний везде, даже под родительской крышей: отец выгнал, когда Женька отказался идти учиться в мореходку или торговать вместе с ним на рынке. А заступиться было некому, мама поехала в соседнюю область за товаром и пропала, когда сын ещё пешком под стол ходил. Жизнь здорово над Гением надругалась. И ещё добавила, когда он попытался огрызнуться в ответ. Но вместе с Ночной Машей они смогут... Всё смогут.

Что именно, Женька додумать не успел, потому что рванул, как оглашенный, к павильону.

Стемнело. Но разве это беда, коли у него теперь в полную силу проявились способности творца? То ли ещё будет!

Но по закону подлости, который почему-то преследовал именно Гения, объявились не новые возможности, а Безликая.

Возникла прямо перед ним, медленно поворачиваясь вокруг незримой оси в лиловом сумраке.

Женьке было недосуг напрягать душевные силы и отправлять призрак в адовы дали за пределами реального мира. Он просто ринулся вперёд в надежде, что не имеющая лица бестелесна, как и прежде. И просчитался. Потому что ткнулся прямо в деревянно-твёрдую, спрессованную временем и чужими пространствами грудь.

Женька отскочил, как ошпаренный. Ладно, погоди!.. Исчезнешь как миленькая, а сейчас просто некогда.

Гений торопливо зашагал дальше. Главное — не оглядываться. Не видеть, не воспринимать, не пускать в голову... Вот и всё, что нужно для избавления.

Безликая преследовала его с детства. Ему являлся смутный силуэт в темноте родительской квартиры, как правило, когда он оставался один. Женьке никто не поверил: ни отец, ни мачеха, ни дед. А вот бабка, пошушукавшись с соседками, решила пригласить батюшку: дескать, нужно освятить квартиру. Но не успела, потому что велела Женьке позвать её, когда он снова что-то увидит.

Женька позвал. Бабка вошла в комнату, направилась к кроватке, оглядывая углы детской. Но та, что была прямо за спиной, положила руку ей на плечо.

Бабка обернулась, захрипела и осела на пол. Её похоронили. А потом был переезд. И годы молчания: Женька быстро уяснил, что довериться окружающим нельзя. Если глючишь под кайфом — ты свой, а если просто видишь — долбанутый отщепенец.

Гения, упрямо шагавшего вперёд, к павильону, ощутимо потянуло назад. Как если б давешняя его фантазия — Гигантское рыло — решило наполнить инфернальные лёгкие, и Женьку, как пылинку, стало втягивать в жерло. Но при этом движения воздуха не ощущалось.

«А фиг тебе! Не поверну!» - решил он и ещё упрямее устремился к цели. Однако щёки обожгло болью — это Безликая догнала его и попыталась впиться ногтями в его лицо.

«Не поверну!» - взревел Гений и побежал.

Он понёсся к павильону, как к спасению, единственному пристанищу, надежде или мечте. Ведь там его ждёт Маша. Ночная Маша. Сегодня он хорошо заработал. Завтра попытается ещё добыть денег. А потом они - Женька и Маша - вместе уедут туда, где их никто не достанет.

Но развалины встретили его ночной сыростью и затхлой пустотой.

Гений был разочарован. Даже почувствовал себя обкраденным, как если бы кто-то похитил его главную ценность. А заодно наплевал в тайничок, где она хранилась.

Тайник! Камни! Женька кинулся к схрону, сломал ноготь, расшвыривая мусор , и долго не мог поверить глазам, оглаживая трясшимися руками свои сокровища.

Он не разжёг жаровню — готовить всё равно нечего, да и воды почти не осталось, – вцепился в будущую Безликую. Э нет, в Ночную Машу! Это ничего, что одна исчезла. У него будет другая.

От камня шла энергия, вызывала зуд в руках, сосущую жажду под ложечкой и жар в голове. Гений не глядя взял какую-то подвернувшуюся железку. И понеслось...

К утру глаза Ночной Маши стали такими же, как белёсо-голубоватый туман в оконном проёме. Её тело в глубине камня казалась распятым.

«Такое не продаётся», - решил для себя Гений и улёгся на матрас, чтобы под утренний птичий гам и атаку солнечных лучей смотреть и смотреть на Машу-которая-приходит-ночью.

В бытность первокурсником училища Гений услышал фразу, что, мол, каждое произведение художника — это его несовершённый поступок, выход вовне тайных желаний и потребностей. Полюбить, защитить, воскресить. Или убить. Вот за что принять гемму и инталию*, которые родились в темноте и одиночестве? Что он когда-то не сделал, несмотря на безудержное влечение?..

Кто-то грубо и зло пнул его в бок. Женька очнулся и поднял ещё затуманенный размышлениями взгляд.

Полиция!

И как он не услышал шум подъехавшей ментовозки, переговоры по рации, шаги?

Гений повернулся на живот, сунул инталию в дыру матраса одним движением кисти руки.

В отделении перед ним разложили снимки трупов. Женька вздрогнул: уж очень они напомнили Ночную Машу. В фотографиях было что-то, будоражившее воображение. Может быть, контраст жизни, знакомой и предсказуемой, как времена года, и смерти, таинственной, оплаченной жуткими страданиями жертв, и всё же разной, как и души, которые убийца выпустил на волю.

Видя Женькину реакцию на снимки, следак вцепился в него, точно клещ.

За погружённость в свои мысли Гений был бит конвоем в кабинете и во время помещения в изолятор временного содержания.

Как выяснилось, менты замели по городу всех не вызывавших доверия лиц. Общественность взбунтовалась, посыпались жалобы в разные инстанции: ну сколько можно терпеть бездействие полиции в поимке маньяка, который за два года лишил жизни пять девушек?

Женька прекрасно понимал, что именно из задержанных выберут подозреваемого, быстренько сделают обвиняемым, потом осуждённым. Только вот кого? Он самая подходящая кандидатура — вон как физиономия расцарапана. Чёртова Безликая. Ну не рассказывать же про неё? Или рассказывать?.. В психушке, конечно, не слаще. Да и незачем облегчать работу операм. Пусть ищут, к примеру, агрессивную бомжиху, которая не поделила с ним места для сбора бутылок. Эти бичихи все психованные, уж кто-то наверняка подрался за свою территорию. Пусть докажут, что не с ним.

То, что следователь копал сугубо под него, Женька понял по быстро сократившемуся количеству задержанных. Пошли третьи сутки. Сегодня или предъявят обвинение, или выпустят.

Не сделали ни того, ни другого. Продлили задержание до получения результатов экспертизы. У первой жертвы нашли содранную кожу под ногтями. Напрасно Женька орал в кабинете следователя, что царапины получил только вчера, а девчонку грохнули полгода назад, и других отметин на его морде и теле не было и нет.

То, что подозреваемый, который всех устраивает, найден, Гений понял, когда из семи задержанных в камере изолятора остался только он.

Страшили не суд и пожизненное заключение. Настоящим кошмаром были мысли о том, что он больше не коснётся камня, не передаст ему свои несовершённые поступки, недодуманные мысли и непрожитую жизнь. Не сделает явным для мира то, что открыто ему одному. Не увидит Машу-которая-приходит-ночью.

А через сутки Женька ужаснулся своей наивности. Его так отмудохали по окончании этапа в следственный изолятор, что сразу позабылись и камни, и Маша. Ещё и предупредили: если сознаешься сейчас, то попадёшь в простую камеру, а не в пресс-хату. И здоровье сохранишь, и чистосердечное зачтётся.

Но Гений протупил из-за дикой боли: один из конвоиров до хруста костей наступил каблуком на пальцы, и раздробленная кисть посылала такие сигналы в мозг, что, казалось, его тоже расплющили.

А после, когда привели в бокс приёмника и два старших инспектора приступили к «оформлению», стало вообще ни до чего.

Потому что Женька внезапно превратился из объекта для работы берцев и дубинок в простого зрителя. Что произошло, он не понял. Только увидел, как на бетонном полу скорчилось чьё-то тело. Неизвестный прижимал к животу окровавленную руку. Голова пачкала всё вокруг красным, изо рта вырывался вой. Джинсы почти съехали с тощего зада, на них растеклось пятно.

Женька, поддерживая раздавленную кисть, кое-как поднялся, отошёл подальше, опёрся на стену.

Что происходит-то? Кого окучивают менты? Почему отвязались от него самого?

Вой стих, тело на полу перестало дёргаться.

- Рановато отдыхать прилёг, - разочарованно сказал один инспектор.

Другой пнул тело в бок. «Отдыхавший» не прореагировал. Тогда его перевернули на спину.

И Женька с удивлением признал в избитом Тупого Долбака.

Во дела! Удивление от нежданной встречи было таковым, что перестала мозжить покалеченная кисть.

Тупой Долбак когда-то проживал на одной лестничной клетке с Женькой. Звался Гошей Мясниковым, но почётного погоняла «Мясо» не заслужил. Ибо учился во вспомогательной школе, был радостно-добр и покладист, жалел не только животных, но и поломанные игрушки. В тринадцать лет был рад повозиться в песочнице с малышнёй, но этого не допускали бдительные мамаши и бабки: кто знает, что на уме у дурачка?

Тупой погиб под колёсами грузовика, но изредка являлся Гению, причём не ночью, а днём. Стоял какое-то время рядом, улыбаясь по-дурацки, потом исчезал в том пространстве, где, наверное, полно таких же, как он. После его визитов Женька, как правило, ощущал приливы вдохновения.

Открылась дверь, в бокс сунулась инспекторша с бланками:

- Лёша, ты не везде расписался.

Амбалистый Лёша махнул рукой: неси, мол, сюда.

Инспекторша вошла, а Женька тихонько выскользнул в коридор. Сердце тотчас словно ухнуло в живот -- навстречу попались два сотрудника СИЗО. Но прошли мимо, точно не заметили его, такого красавца — с разбитой рожей, без ремня и шнурков, окровавленной рукой у груди. В гудящей от боли и напряжения голове мелькнула мысль — а не стал ли Гений кем-то вроде Морды, Долбака или Безликой? Тогда вполне логична замена тел, чудесный побег.

Но ведь побег-то ещё не удался? А вот когда Женька окажется на воле, тогда и подумает о том, что да как.

Жирный мужик в застеклённой комнатёнке, уставившийся в документы, даже не глянул на него. Но решётчатая дверь на волю была закрытой. Женька ткнул два раза в большую кнопку. Электронный замок не сработал.

Что делать-то? Очень кстати появился сотрудник, перемолвился с мужиком через переговорное устройство и подошёл к двери, наступив Женьке на носок кроссовки. Гений, весь в ожидании, даже не поморщился.

Ура, получилось! Пока массивная решётка медленно ехала на место, Женька пристроился за спиной сотрудника и выбрался из клетки. Лихая удача, близкое избавление, видно, вскружили Гению голову. Иначе почему он врезал кулаком по спине мужика? Почти двухметровый дядечка резко обернулся, вытаращился куда-то повыше Женькиной макушки, скривился, как от изжоги.

А Гению стало и смешно, и грустно. Пугать народ, конечно, здорово, но ведь теперь не осталось сомнений в том, что «невидимость» не спроста. Бытие в виде какого-то привидения — совсем не то, что настоящая жизнь. Хотя, конечно, лучше, чем пресс-хата, суд и отсидка.

Толстая стальная дверь с гуканьем открылась, и Женька вышел под закатные лучи, поливавшие заасфальтированный двор печальной кладбищенской позолотой.

Наверное, было бы очень легко миновать контрольно-пропускной пункт, но дожидаться выходящих с территории СИЗО Женька не захотел. Просто подлез под шлагбаум.

Куда теперь? Ноги сами понесли по обочине шоссе. Изолятор располагался за городской чертой, и топать предстояло порядочно. В голову полезли мысли, да такие тягостные, что не пришлось насладиться свободой. Да и надолго ли она? А если навсегда, тоже не радует. Гению отчаянно захотелось в прежний мир, со стойкими причинно-следственными связями и порядками. Пусть в нём были Морда, Безликая и Долбак, но ведь это ж только глюки в его голове.

Тупой... Он каким-то образом подменил собой Женьку, занял его место в реальности. Так случалось и раньше, при жизни Тупого. На Долбака дворовая шпана вешала все свои похождения — от мелкого воровства до порчи имущества особо зловредных соседей. Стоило только указать на него и сказать: «Это Гошка сделал. Ты ведь крутой, Гошка, да?» И Долбак радостно кивал головой: «Да, да!»

Тупому бы сторониться хулиганистых сверстников, но какая-то сила притягивала улыбчивого придурка к тем, кто рад был над ним издеваться.

Гений даже остановился от внезапной мысли: тогда судьба словно бы испытывала их чистейшей добротой и ангельским всепрощением. Женька тут же поправил сам себя — тупой добротой и тупым всепрощением. Увы, никто не выдержал этого испытания. И сам Гений оказался причастным к смерти Долбака.

В то время Женьке позарез нужно было напакостить соседке, которая постоянно стучала на него отцу и мачехе. Доносчица очень кстати повесила выстиранное бельё. А неподалёку была превосходная лужа с радужными следами бензина. В голову пришла светлая мысль: прихватить «на дело» Тупого, а потом быстренько смыться, сказав ему: «Жди здесь. Жвачку принесу». Ответчиком станет Гошка, соседка увидит не месть, а преступление. Но будет жестоко и обидно наказана! До жевательных резинок Долбак был большой охотник, но они ему были запрещены из-за того, что он не умел не только выдувать пузыри, но и смачно чавкать. И как можно подавиться жвачкой? Мать Тупого однажды объясняла людям, явившимся на разборки, что у её сына рефлексы какие-то не такие...

Но всё пошло не по плану. Тупой, увидев, как чистейшие, с синевой, простыни погружаются в асфальтово-бурую гущу, вдруг стал грозить пальцем и причитать: «Ай-яй-яй!» Поумнел, что ли... Долбак.

Интуиция подсказала Женьке, что нужно смываться, и поскорее. Он едва успел крикнуть Тупому, чтобы ждал здесь. Помчался со двора так, что засвистело в ушах. А через некоторое время услышал тяжёлый, неровный топот за спиной. Эх!..

Широко открыв рот с высунутым лопатой языком, запрокидывая голову, следом нёсся Долбак и всё грозил пальцем Женьке.

Ну и дела! С него станется не подтвердить, как ожидалось, что бельё испачкал он. Может даже указать на Женьку. А взрослые уже просекли, кто стоит за безотказным идиотом. И тогда прощай не только новый велосипед, но и нормальная, то есть уличная, жизнь. А уж что с ним сделает скорый на расправу отец...

Женька стремглав ринулся через широкую проезжую часть.

Секунды спустя услышал пронзительный гудок, оборвавшийся глухим ударом. Всё... На него никто и никогда не донесёт.

Сегодня Тупой спас его. Зачем? Разве мертвяки не мстят тем, из-за кого пострадали? Или вместе с призраками в жизнь людей приходит что-то утраченное в незапамятные времена? К примеру, магия и чудеса. Только люди видят в них что-то ужасное, угрожающее им. Долбаки несчастные пугаются и гонят прочь именно то, чего страстно желали.

Впереди замаячили жилые кварталы. Надо же, сам не заметил, как дочапал. Как раз к ментам в лапы!

Женька пересёк шоссе и через кусты ломанулся влево, к близкой реке и безлюдью покинутых городом мест. В заброшке-недострое какого-то гаражного кооператива приметил следы жизнедеятельности: сооружённое из досок и картона убежище, накрытое полиэтиленовой плёнкой, и костровище. Сразу и одновременно захотелось есть и курить. Да так сильно, что руки-ноги затряслись.

Гений плюнул на то, что территория чужая и вместо помощи можно здорово огрести от постоянных обитателей, и направился к укрытию.

Возле костровища валялись смятые сигаретные пачки, пустые бутылки, стояло ведро с мутной водой. Из-под плёнки и досок раздавался энергичный храп.

Такой сон грех тревожить, но уж очень подвело живот. И душа прямо зашлась в муке при виде бычков. Поэтому Гений попинал доску и позвал: «Эй, брат, откликнись!»

Громовые раскаты как обрубило, плёнка зашевелилась, и на божий свет высунулась башка в бейсболке.

Брат-бомж на четвереньках неторопливо выбрался, уселся на землю, сдвинул бейсболку и почесал потный красный рубец на лбу и только потом хрипло произнёс:

- Чего надо-то?

- Закурить не найдётся? Ещё пожрать бы... - попросил Женька.

Он обрадовался тому, что вновь обрёл телесность. Иначе бы бомж его не услышал. А если ещё и поделится чем-нибудь, так вообще будет полный кайф.

Но бомж не спешил помочь. Задрав голову, долго рассматривал Женьку из-под козырька, запускал пальцы за пазуху стильной, но грязной рубашки, хмыкал, сплёвывал тягучую слюну на землю. Женька терпеливо ждал.

Наконец бомж высказался:

- Чужой ты... вали отсюда.

- Свой я, свой! - чуть ли не закричал Женька.

- Цыть! - вдруг рявкнул бомж. - Повозражай мне ещё! Да у меня весь город вот здесь... - Он сжал кургузые пальцы в кулаки. - Нет такой шеи, которая бы перед Криволаповым не согнулась!

Женька похолодел. Всё ясно, дядя чокнутый. От таких лучше держаться подальше. Кто знает, что у съехавшего с катушек на уме.

- А господин Криволапов недавно у меня гемму купил... - обронил куда-то в сторону других недостроенных гаражей Женька, разворачиваясь, чтобы слинять по-тихому и без потерь для собственного организма.

- Хм... - раздалось ему в затылок. - Эту что ли?

Гений стремительно обернулся.

На бомжовой широкой ладони мягко сияла Кошачья Морда. Зеленоватые глаза отливали янтарём. На остроконечных ушках дрожали солнечные зайчики.

- Морда!.. - счастливо выдохнул Женька и потянулся к своей поделке — коснуться ещё раз.

Бомж подскочил, вместо геммы в его руке оказался пистолет, рукоятка которого полетела к Женькиному лицу. А потом белый свет сменился тьмой.

Гений пришёл в себя на земле с ощущением того, что по мозгам пронёсся табун скакунов. Лоб жгла открытая рана, на щеках и носу подсыхала кровь.

- Верни всё назад, ублюдок, а то я тебе твой же камешек вместо третьего глаза вставлю, - прогрохотало над ним из тёмной тучи, заслонившей солнце.

Потом обрушился ливень затхлой воды, Женьку встряхнули, усадили, и темень снова отгородила его от мира.

Зато к вечеру после нескольких отключек, утоления жажды и упоительного перекура Гений узнал о всех чудесах, которые случились с всесильным Криволаповым.

«Хозяин» города купил своей новой подружке, особенно сладкой по малолетству, понравившуюся вещицу. Красотуля так увлеклась произведением неизвестного мастера, что на целый вечер оставила Криволапова в покое. И ночью на своё место службы — в постель — не пожаловала. Когда он, разозлённый непорядком, ввалился в её спальню, то увидел на тумбочке гемму. Морда вроде бы ехидно моргнула и беззвучно мявкнула.

Тут же раздался звонок: красотуля позвонила, по её словам, из киностудии в Москве и попросила срочно отослать ей забытую в спешке гемму.

Криволапова чуть не порвало от злости, и он разбил трубку о пол. Но после ещё одних переговоров по другому телефону всё же узнал, что камешек не простой, умеет исполнять сокровенные желания. Криволапов не захотел экспериментировать, просто подумал: а не пошёл бы весь мир, включая город, красотулю и камень, к чертям – надоели, сил нет. Ему бы только ощутить полную свободу и никого — вообще никого — не видеть. И вот он здесь четвёртые сутки. Никого не видит. Кроме Женьки, конечно. А поскольку не дурак, то уверен: это всё гемма. Увы, она исполняет только одно желание. Все попытки двинуть в город и попытаться доказать, что он — это он, оказались неудачными. Но даже если повезёт, есть кое-какие препятствия. Во-первых, общественное мнение, которое вряд ли одобрит его демарш - «из князи в грязи». Во-вторых, любой из заместителей, даже секретарь или начальник охраны, могут сделать так, что объявившийся хозяин снова исчезнет. Только навсегда. Уж слишком много претендентов на его место. И на деньги тоже. А положиться не на кого. Нет, улетев В Африку на самолёте, до дома пешком не доберёшься. Нужно вернуться тем же путём, то есть этой... как её... магией, что ли.

- Точно! - подхватился Гений. - Я срочно бабла хотел поднять — и доллары сами в руку упали!

Голова вновь взорвалась болью, но Женьке было всё равно.

А вот глаза Криволапова недобро полыхнули в закатном свете.

- А расскажи-ка мне всё, - вкрадчиво попросил он.

Так Женька и поступил. Взахлёб поведал о Маше, Морде, Тупом, Безликой. На что рассчитывал? Наверное, видел в Криволапове того, кто посочувствует, разделит, поможет... хотя бы своим присутствием. И очень удивился, когда мощная ручища сжала его отощавшую от лишений шею.

- Вот ты-то мне и нужен, придурок, - прошипел, брызгая слюной Криволапов. - Из-за таких ненормальных долбаков всё в жизни наперекосяк идёт. Ты сейчас смастеришь что-то похожее на чёртову гемму. И всё вернёшь. Иначе... думаю, сам знаешь.

- У меня ещё инталия есть... в матрасе от ментов запрятал, - еле выговорил Гений, отдышавшись от железного захвата.

Криволапов резво встал и поднял за ворот Женьку:

- Веди!

Под утро они оказались на заросшей аллее заброшенного парка. Чуть разбавленная близким рассветом темнота небес подчёркивала безжизненную белизну руин павильона.

Сердце Гения сжалось: какими недолгими были моменты настоящего счастья, когда он мог творить на пике безумного упоения, грани реальностей и собственных сил! И какая разница, что он, бездомный и нищий, работал в проклятом месте? Главное — он создал чудо из деталей тёмной изнанки мира. Как жестоко и резко оборвала судьба его радость!

К счастью, тщательного обыска места, где полиция настигла Женьку, не случилось. И он, отряхивая с камня матрасную набивку, вновь поднёс камень к лицу.

- Дай сюда! - властно распорядился Криволапов.

Гений глянул на него: глаза «хозяина» города и полуоткрытый рот показались тёмными провалами, жадными до трепетного чуда в руке создателя. Потянуло холодом, и Женька вздрогнул — уж очень по ощущениям Криволапов напомнил Гигантское Рыло, которое привиделось четыре ночи назад.

Что, вот так просто отдать ему Машу-которая-приходит-ночью? А попробуй-ка не отдай «хозяину», который в прошлом веке был полным отморозком, начинал с бандитских разборок из-за киосков на рынке, грабежей и рэкета, а потом стал по факту владельцем всей области.

- Сейчас, - тихо и робко вымолвил Гений, отыскивая в мусоре любую железяку, лишь бы потяжелее. - Сейчас, шлифану немного. Не успел закончить.

Криволапов, уже протянувший руку за камнем, опустил её и стал настороженно наблюдать, как Женька, несмотря на боль в изуродованных пальцах, быстрыми и точными движениями принялся обрабатывать поверхность инталии. Минут через пять до него дошло, и «хозяин» свирепо заорал:

- Ты что делаешь, гад? Мразь, ублюдок, долбак несчастный! Прекрати, озолочу!.. Не перестанешь — убью!

Время споткнулось о Женькину решимость уничтожить своё произведение и чудо, на которое оно, возможно, способно. Мгновения стали нескончаемыми, чтобы палец Криволапова не нажал на спусковой крючок пистолета. Чтобы под взмахом железа осыпалась в мусор полупрозрачная искристая пыль — Женькино несбывшееся счастье, необретённая свобода. А может, непрожитая жизнь. И вместе с ней — другие миры, иные реальности, через которые странные призрачные сущности стремятся передать живым свой неземной опыт. Отдать в дар магию. Уж лучше тлен, чем власть Кривых лап, которые загребут, обменяют на зелень и обратно, воспользуются, растранжирят или обратят в свой кураж.

Минуты проникали в бедовую голову Гения, принимали форму мыслей и оборачивались уверенностью: вместе с рельефом он уничтожает вовсе не чудо и магию, а Криволапова или кого похуже в самом себе, становится чистой гладкой поверхностью, которую никогда не поздно изменить. Завтра, если оно случится, это завтра, Гений вернёт не только себя, но и всё позабытое, утраченное, не понятое человечеством!

Гений оторвался от работы. Он был один в павильоне.

Куда подевался «хозяин»? Хотя какая разница...

Ослепительные солнечные лучи создавали иллюзию бесконечного сиявшего пространства. Но без трагического падения и одиночества, которые ему здесь почудились несколько суток назад. Наоборот, Гений чувствовал, что его поддерживают в парящем полёте.

 

*Премия Дарвина — виртуальная награда за самую глупую смерть или лишение себя возможности иметь потомство, тем самым потенциально улучшить генофонд человечества.

*Инталия – вид геммы, выполненный в технике углублённого рельефа.