Чёрная хворь

 

 

Джами бежал по длинному туннелю. Он слышал лязг доспехов позади, – за ним гнались. Гладкие стены излучали слабое красное мерцание, но впереди ничего кроме тьмы. Погоня приближалась, и среди шума уже можно расслышать звук тяжёлых шагов. Стены туннеля сужались, словно смыкали Джами в крепкие дружеские объятья. Он бежал уже несколько часов, а конца всё не было, и он остановился. Джами направил волю в джьоти, и яркий луч хлынул из его макушки, осветив туннель на десятки метров в оба направления. Позади он увидел стражников в стальных доспехах, а впереди ничего не изменилось, всё та же тьма. Безысходность крепко сжала пальцы на его шее, он задыхался, его охватил приступ паники, и он проснулся.

Джами взглянул в люк на потолке, на небе ещё были ночные созвездия. Он сел в кровати и сотворил короткую медитацию, чтобы настроить свой джьоти – это маленький фонарик, который рос на макушке и напоминал хвостик тыковки. Он осветил ярким светом всю комнату, так чтобы в тени не остались даже самые дальние углы, и от этого ему стало спокойно.

У Джами были длинные доходившие до колен руки, худое тонкое тело, крючковатый нос, продолговатые уши, которые вращались во все стороны и большие глаза, он был гермием. Это маленький народец, который жил на маленькой планете, где всегда было темно. День и ночь здесь определяли по движению звёзд. Были созвездия дневные и ночные. Утро начиналось, когда из-за горизонта поднималось созвездие Коровы, а ночь встречали с появлением созвездия Морского Конька.

Джами спустился в кухню, освещённую яркими неоновыми лампами, где его супруга Пани уже готовила завтрак из листьев лопуха под лунным мёдом, а за столом сидела его дочка Уна.

– Доброе утро! – бодро воскликнул Джами.

– Уна совсем не играет со своим сверчком, он же погибнет от скуки, – сказала Пани, и добавила, – доброе утро.

– Мне не интересно с ним играть, – ответила Уна.

– Сверчки сильно привязываются к гермиям, особенно к маленьким и весёлым девочкам, и потом им грустно, когда с ними не играют, – сказал Джами.

– Я, правда, не хочу с ним играть, – ответила Уна.

– Это началось после того, как мы запретили ей гулять в лесу с друзьями, – сказала Пани.

– Там интересно, – сказала Уна.

– Там темно и опасно, – возразила Пани.

– Но у нас же есть джьоти!

– Нечего бегать в тёмном лесу, мы живём в современном мире, с неоновым светом. К тому же на тебя могли напасть крылатки.

– Они живут глубоко в лесу, а на опушке их нет. И если бы они летели на свет, как говорят, то давно бы уже поселились в наших ослепительных городах.

– В городах нас охраняют стражники, – возразила Пани, и у Джами от упоминания про них пробежала дрожь по телу.

– Пани, пожалуйста, не упоминай про них за столом, – сказал он. – И не ссорьтесь, пожалуйста, так день начинать не годиться.

– Когда ты уже купишь себе лампу для чтения? – спросила Пани, обращаясь к Джами.

– Но я люблю читать при свете джьоти, – ответил он. – Как целитель говорю, что в этом нет ничего плохого.

Пани закатила глаза.

– Обещают на этой неделе подключить освещение в тоннеле, наконец-то, – сказала она. – Надоело каждый день по пути на работу два часа торчать в темноте.

– Но у нас же есть джьоти, – снова возразила Уна.

– Ах, кушай, девочка. Всем приятного аппетита.

Они поели, и Джами собрался на работу.

– Буду сегодня поздно, много больных по записи.

– Удачи, – сказала Пани.

– Уна, будь внимательнее в академии, нам присылают письма о твоей успеваемости. Последнее время у тебя низкие оценки, – Джами ожидал какой-то реакции от дочки, но та безразлично смотрела в одну точку и ковыряла свой завтрак.

Джами взял её за запястье, посчитал пульс, заглянул в глаза и внимательно осмотрел основание джьоти.

– Всё хорошо, папа, я здорова. Ты везде теперь видишь чёрную хворь, стоит только тяжко вздохнуть.

Джами на мгновение застыл и внимательно смотрел на неё.

–Ты права. В общем, пожалуйста, будь прилежной девочкой, – сказал он и вышел из дому.

Джами работал целителем во врачевательном доме. Два года назад в мире гермиев появилась новая болезнь, и назвали её чёрная хворь, потому что у больного темнели глаза и тускнел джьоти. Основные симптомы болезни, это полное отсутствие радости, сопереживания, чувства удовольствия, желания жить и безразличие к окружающему миру. На последней стадии болезни гермий обрывал всякое общение, запирался дома, увольнялся с работы, забрасывал хобби и превращался в бесчувственное существо. Его джьоти излучал тёмное свечение, а потом и вовсе гас, а глаза превращались в две чёрные бездны отчаяния.

С момента появления чёрной хвори не было ни одного случая выздоровления. Больной был опасен для себя и окружающих по нескольким причинам. Во-первых, он становился похож на лунатика, и мог своими неосознанными действиями или бездействием привести к аварии или несчастному случаю; во-вторых, до сиих пор не выяснили, как болезнь распространяется, и на тот случай если она заразна, больных держали в так называемых Светлых домах, где они были под присмотром. В таких домах использовали яркие неоновые лампы жёлтого цвета. Считалось, что это поднимает настроение и улучшает состояние больных. Речи о выздоровлении не было.

Джами доводилось бывать в одном из таких Светлых домов. Несмотря на своё название, и на то, что там неестественно ярко, это было мрачное место. Здесь находились уже не гермии, а скорее их тени, потерявшие интерес к жизни и забывшие своё прошлое. Его стоило бы называть домом теней. Учёные и целители всего мира искали лекарство от чёрной хвори, но пока никаких результатов.

На работу в город Джами добирался на трамвае, который катил вдоль освещённой дороги мимо маленьких деревушек и хуторов, островков неонового света. Он вспоминал времена своей молодости, когда гермии пользовались одними лишь джьоти. Всё было иначе, спокойно, размеренно и может даже более радостно. С изобретением неоновых ламп темп жизни ускорился, и для маленького народца, постоянно живущего во тьме, открылись неслыханные возможности. Появились новые профессии, рабочие места, направления искусства, институты и даже пророки светлого будущего. Дошло до того, что в моде появились головные уборы, что было дикостью в прежние времена, потому что спрятать джьоти значило лишить себя единственного источника света в этом мире.

В девять часов Джами уже был у себя в кабинете. Врачевательный дом по форме напоминал большой гриб. На первом этаже, в ножке гриба, была приёмная, а в шляпке размещались кабинеты для приёма больных. Целители в мире Джами использовали комплексный подход к лечению. Метод заключался в том, чтобы дать гермию рекомендации и создать необходимые условия для пробуждения жизненной энергии, скрытой в нём самом, что бы больной мог излечить себя самостоятельно. Были ещё духоведы, которые занимались изучением джьоти. До сиих пор нераскрыта тайна природы свечения маленьких фонариков на голове у гермиев.

Вместе с Джами работали ещё два целителя, один пожилой гермий, которому исполнилось сто двадцать пять лет, а второй молодой, недавно закончивший стажировку. Джами удивляло насколько разные у них подходы в лечении, и он учился у обоих. В приёмной работала пожилая сестра доброздравия, которая так любила общаться с пациентами и заглядывать в их карты, что за годы работы могла поставить диагноз не хуже любого из целителей.

Первый пациент пришёл с распухшей рукой. Он говорил, что его укусила пурпурная крылатка, но Джами отличал укус крылатки от укуса острозуба. Это маленькие пушистые существа, которых раньше держали практически в каждом доме. С появлением неоновых ламп зверьки стали агрессивными и часто кидались на своих хозяев. Из-за этого их перевели в категорию опасных животных, и запретили держать дома, не смотря на то, что вид у них был самый милый: маленькие пушистые комочки с круглыми ушками, зелёными глазками, вытянутой мордочкой и маленькими белыми усиками. Чтобы пациента не оштрафовали, в графу причина обращения в личном свитке истории болезней, Джами записал – укус пурпурной крылатки, и выписал рецепт настойки для укрепления иммунитета и упражнения для лучшей циркуляции силы в организме.

У второго пациента был алый джьоти. Цвет свечения мог многое сказать о намерениях и настроении. Во времена, когда не было неоновых ламп, гермии следили за своими мыслями, и были честными друг с другом. Когда же начали пользоваться неоновыми лампами, появилась возможность прятать свой джьоти под головными уборами, что сделало маленький народец более разобщёнными, замкнутыми и одинокими. Иногда случалось, что из-за нервных потрясений, сбоя работы энергетических потоков, недосыпания или даже переедания джьоти не менял свой цвет несколько дней, а иногда и несколько недель. Такие расстройства доставляли неудобства в общении. Алый цвет значил, что гермий лжёт. Джами задал ему пару простых вопросов, чтобы выяснить говорит ли он правду, и, убедившись, что джьоти действительно не меняет свой цвет, прописал ему купание в тёплом минеральном источнике.

Третий пациент пришёл с чёрной хворью.

– Свет вам, мастер, – сказал пациент, и присел на пень перед Джами.

– И вам так же. Что вы хотите поправить?

– Сложно сказать, мастер. Меня, на самом деле, вынудила прийти сюда моя сестра, она беспокоится из-за моего внутреннего состояния, так бы сказать.

– Из-за чего конкретно?

– Последнее время не хочу идти на работу, да и вообще хочу бросить… сменить её, вот, правда, не знаю на какую. Сестра говорит, что я забросил полёты на дисках,  а сам я и не заметил.

– Вы сами летаете?

– Сейчас нет, но раньше летал. Я играю на тотализаторе, понимаете?

– Потеряли азарт? – уточнил Джами, скрепя пером в пергаменте.

– Да, что-то в этом роде. Знаете, вялость по утрам неимоверная, совсем вставать не хочется и … – пациент приостановился, сомневаясь, говорить или нет, но потом всё-таки решился, – и сны тревожные замучили, практически каждую ночь.

Джами ощутил холодок по коже.

– А вы можете вспомнить, что из перечисленного вами появилось раньше? Это были сны?

– Нет, не думаю, оно как-то всё вместе пришло.

– Я вас понял, – сказал Джами и бегло взглянул на графу информация о пациенте: работает пилотом дирижабля, сорок шесть лет, женат, двое детей, левша.

Джами отложил свиток и начал осмотр. Пульс слабее обычного и не ровный, дыхание поверхностное, тревожное, у основания джьоти виднелось маленькое фиолетовое кольцо. Джами насторожился. Он попросил пациента зажечь джьоти как можно ярче и замерил силу и чистоту света. Показатели были низкими, а в потоке много черных пятен. Джами взял отоскоп и осмотрел глаза, – белки помутнели и появились чёрные жилки.

– Друг мой… – голос у Джами дрожал, – я вынужден вызвать стражников.

Джами ожидал возражений, удивления, возмущения, или какой-нибудь другой реакции, но пациент не шевельнулся. Ни волнения, ни испуга, просто сидел и смотрел перед собой.

– Вы понимаете зачем? По всем симптомам у вас чёрная хворь.

– Что же, мастер, если вы уверены в этом…

Джами набрал приёмную и сказал сестре:

– У пациента чёрная хворь, жми на кнопку.

Кнопка быстрого вызова стражи находилась в приёмной и была установлена для таких случаев. В течение пяти минут после нажатия в больницу ворвутся огромные стражники и заберут пациента в Светлый дом. В тяжёлых тусклых доспехах, угрюмые, молчаливые и без намёка на эмоции, они выглядели более мрачными, чем больной чёрной хворью в самой последней стадии. Каждый раз, когда Джами приходилось иметь с ними дело, страх хватал за сердце, а на душе оставалось неприятное чувство тоски. Здоровому гермию сложно выдерживать их присутствие, больным же было всё равно.

Пациента забрали без лишних разбирательств, и даже в свиток не заглянули. Бедняга не сопротивлялся, он мирно встал, посмотрел на своих спутников и пошёл вместе с ними. Такое безразличие только подтверждало диагноз Джами. Беда в том, что, даже обнаружив симптомы болезни на ранних стадиях, средств, чтобы остановить её не было.

После каждого такого случая, когда стражники скрывались за дверью, Джами подбегал к зеркалу и внимательно осматривал основание джьоти и глаза, и вспоминал свой кошмар, который повторяется уже несколько недель.

Остаток дня на приём приходили с укусами пурпурных крылаток и расстройством зрительного восприятия. Врачевательный дом, где работал Джами, обслуживал западную часть города и окраины, граничащие с огромным древним лесом, в котором водилось до десяти видов крылаток. Подвид пурпурных крылаток был размером с ладонь, они плодились в пещерах и заброшенных зданиях, укусы сводились к двум маленьким дырочкам и доставляли неприятности, только если вовремя не обработать. Куда более опасными были серые крылатки, такие огромные, что способные поднять в воздух взрослого гермия. Раньше они были главной угрозой, потому что свет джьоти привлекал их, и они целыми роями кружили над головами. Для борьбы с ними собрали отряды из гермиев, и вооружили длинными пиками и тяжёлыми непробиваемыми доспехами, – так появились стражники. С началом неоновой эры серые крылатки скрылись в отдалённых глухих местах древнего леса, подальше от городов и поселений, видимо искусственный свет был им неприятен, и этот факт только усилил веру в прогресс. Также, недалеко от города находился геотермальный источник, вырабатывающий энергию для освещения города, но бурление глубоких шахт вызвало подъём газа, который накапливался в подвальных помещениях и вызывал зрительные галлюцинации, если им долго дышать. Надо сказать, подростки не считали этот эффект недостатком, и частенько так баловались.

Джами вернулся домой поздно, но Пани всё ещё не было. Первое, на что он обратил внимание, что рюкзак Уны лежит в прихожей на том же самом месте, где и утром. Обед, приготовленный мамой в академию, остался нетронутый, а сверчок одиноко стрекотал на книжной полке в гостиной. Джами быстро поднялся в её комнату, чувствуя нарастающее волнение. Он приоткрыл дверь и увидел, что Уна сидит на кровати с подогнутыми коленками и спрятанным в руках лицом. Она никак не реагировала на приход отца.

– Уна, почему ты не пошла в академию? – аккуратно спросил Джами. В ответ молчание.

– Что-то случилось?

Джами присел рядом на кровати.

– Мне там не интересно, – тихо ответила она, не поднимая лица. – Я вырасту, устроюсь на нелюбимую работу, и остаток жизни просижу под искусственным освещением. Потеряю интерес к играм, разучусь отдыхать и буду одна. Я буду одна, и друзей у меня не будет, потому что они тоже разучатся отдыхать и потеряют интерес к играм. Как тебе удаётся изо дня в день делать одно и тоже?

– Мне нравится моя работа, – растерянно ответил Джами. – Хочешь, я прочту тебе сказку, а потом ты пойдёшь к кому-нибудь из одноклассников и узнаешь домашнее задание.

Он взял книгу с полки над кроватью и посветил своим джьоти.

– Сказки меня больше не интересуют, сказки для детей, а я скоро буду взрослой, самостоятельной и одинокой. Зачем учиться!

Уна подняла голову, и Джами увидел в свете джьоти её заплаканное лицо и помутневшие глаза с тёмными жилками. В глубине души он надеялся, что ошибается, что всё это его воображение. «Не такие уж глаза и мутные, – думал он, – И разве не может у неё просто быть плохое настроение». Но он был хорошим целителем, чтобы ошибаться, к тому же за последнее время у него побывало много больных с чёрно хворью.

Джами представил свою маленькую девочку в Светлом доме, в доме Теней, среди бездушных гермиев и угрюмых стражников, и чуть было не расплакался. Разве выдержит он муки совести, если добровольно отдаст Уну в склеп для живых. В этот момент он твёрдо решил, что не допустит этого, лучше она останется среди тех, кто её любит.

Джами обнял дочку, и стал думать, что делать дальше. Мысли накатывали словно лавина, несущаяся с горной вершины. В чувствах полный хаос. Но постепенно начала вырисовываться какая-то структура. Первым делом нужно оправдать её отсутствие в академии. Здесь ещё можно что-то придумать, но как долго в это будут верить, пока не заподозрят что-либо или пока не отчислят, – неизвестно. Второе, и самое сложное, это уговорить Пани оставить Уну дома. Его жена свято верит в прогресс, и доверяет лечению, точнее облегчению участи, которое практикуется в Светлых домах.

Внизу послышался стук входной двери – это Пани. Она тоже увидела портфель, нетронутый обед и уже быстрым шагом поднималась в спальню.

– Уна, что случилось? Ты была сегодня в академии? – спрашивала она, будучи ещё на лестнице.

Пани открыла дверь, и сразу всё поняла, но ещё раз повторила вопрос, скорее для того чтобы заполнить паузу и пустоту в душе:

– Что случилось?

– Пани, надо поговорить, – начал Джами, медленно подходя к ней.

– Ты же целитель, почему ты не вызвал стражников до сиих пор.

– Пани, послушай, давай поговорим…

– Может быть ещё не поздно, может если сделать это быстро, то всё обернётся, всё можно вылечить. Почему ты до сиих пор этого не сделал?

Она переходила на крик.

– Пани, да послушай же!

– Я немедленно вызываю стражников, – сказала Пани и побежала вниз.

Джами бросился за ней. Он отобрал у неё трубку телефона, в тот самый момент, когда она уже называла связисту их адрес.

– Не надо, Пани! Ещё никому это не помогало, никто ещё не вернулся из Светлого дома. Пойми, никто не знает, как это вылечить, остановись!

– Но Джами, это же наша маленькая девочка. Разве дети болеют, разве болеют…

Она сдерживала слёзы.

– Болеют, просто об этом мало говорят.

– Нет, нет, нет, я подозревала, я пыталась уберечь её от плохой компании и прогулок в лесу…

– Ну, всё, перестань, а то и у тебя появится... Не хватало ещё.

– Что же мы теперь будем делать?

– Будем ухаживать за ней и следить за тем, чтобы она себе не навредила, когда болезнь обострится. Будем делать всё, что в наших силах, но я не отдам нашу дочь в руки стражников.

Пани заплакала.

В молчаливом согласии Джами и Пани решили оставить Уну дома.

Дом превратился в крепость. Родители стали прятать все острые предметы, сменили замок на входной двери, и потратили все сбережения на желтые неоновые лампы. Друзьям Уны сказали, что она уехала учиться по обмену в другой город. В академии сказали, что она болеет зелёной сыпью. Но этого было не достаточно. Болезнь прогрессировала, рос риск того, что Уна навредит себе, и оставлять её одну на полный рабочий день было опасно. Чтобы обеспечить постоянный присмотр, в первую неделю болезни, Джами и Пани просили отгулы на работе, но долго так продолжаться не могло. Частое отсутствие сотрудников нигде не приветствуются, а состояние Уны только ухудшалось.

В первые дни болезни Джами выводил дочь в сад под покровом тьмы, чтобы их не заметили соседи. Они наблюдали за звёздами, но свет неоновых огней города и находившихся рядом поселений мешал увидеть ясную картинку. Вскоре Уна сопротивлялась и останавливалась у входной двери, когда отец пытался вывести её на улицу. Она бесцельно бродила по дому, а потом останавливалась на месте и могла часами смотреть в одну точку, пока её не находил кто-нибудь из родителей и не укладывал в постель. Через пять дней она перестала выходить из своей комнаты и несколько раз пыталась запереться, чтобы остаться в одиночестве. Джами пришлось снять дверь. На седьмой день Уна перестала вставать с кровати и пряталась под одеялом. Она не разговаривала, часто плакала и отказывалась от еды, но не сопротивлялась, когда её кормили с ложки. Глаза её практически полностью почернели. Они стали стеклянными и только отражение желтых неоновых ламп можно было разглядеть в них, словно смотришь в чёрное зеркало.

Джами старался пробудить в ней хоть какие-нибудь эмоции. Он десятки раз перечитывал её любимые сказки, пересматривал с ней детский альбом с фотографиями, показывал её рисунки, прокручивал диафильмы, пытался вовлечь её в какую-нибудь игру, но всё без результатов.

На девятый день сверчок погиб от тоски, – так всегда происходит, когда о них забывают те, к кому они привязались.

Пани выглядела измученной, – больно смотреть. Она часто закрывалась в ванной, чтобы Джами не видел, как она плачет. На работе напряжение росло, у каждого уже было по три-четыре прогула за полторы недели и это вызывало недовольство руководителей и лишнее внимание коллег.

Джами стал рассеянным и один раз ошибся с диагнозом. Пациент пришёл с отдышкой, а ушёл с комплексом упражнений от насморка. Через два дня он вернулся с осложнением, грозившим удалением лёгкого, но Джами смог исправить ошибку. Контроль качества просматривал свитки пациентов два раза в месяц, а значит, про оплошность узнают дней через восемь. За подобное могли лишить сана врачевателя.

Волнение и тревога Джами отражались на его мимике, жестах и привычках. Коллеги бросали подозрительные взгляды в его сторону, и задавали вопросы о внутреннем состоянии. Джами старался отвечать как можно бодрее, но это не всегда получалось.

На десятый день карантина Уны на приём к Джами снова пришёл пациент с чёрной хворью. Это было понятно, ещё только гермий переступил порог его кабинета. Беседа и осмотр окончательно подтвердили это, но Джами не стал вызывать стражников. В нём бушевали противоречия: кто дал право одним держать в заточении других, только на том основании, что одни, здоровы, а другие больны; запирать в тюрьму, хоронить заживо в братском склепе, разве это сострадательно, разве это помощь, – это просто перекладывание ответственности. Джами прописал микстуру от хвойной болячки, при которой проявляются схожие симптомы, и отпустил пациента. Отпустил, что бы тот пожил обычной жизнью, сколько позволит болезнь.

Сестра в приёмной наверняка уже держала палец на кнопке, готовая вызвать стражу, и была крайне удивлена, увидев больного уходящим из врачевательного дома.

Когда Джами уходил домой сестра спросила, как бы между прочим:

– А что, сегодня без чёрной хвори?

– Да, – спокойно ответил Джами, – Хороший день, не правда ли?

– О, конечно, дни, когда никого не забирают нынче редкость.

Джами попрощался и пожелал хорошего вечера, улыбаясь самой тёплой и дружественной улыбкой.

На следующий день он написал заявление об уходе.

Когда Пани узнала об увольнении Джами, она расплакалась.

– Ты же понимаешь, что кто-то должен был это сделать, потому что за Уной нужен постоянный присмотр. К тому же я и так накосячил, и долго там не проработал бы.

Джами собрал вещи, и ушёл, не устраивая прощальных сцен. Он и не подозревал что его угрюмое поведение, рассеянность, неожиданный уход и подозрительный случай с больным чёрной хворью, о котором рассказала сестра, бывшие коллеги приняли за симптомы чёрной хвори, и направили в его дом стражников.

Весь следующий день после увольнения Джами провёл рядом с Уной. Он читал ей сказку, когда снаружи раздался гул, и в окна ударил луч яркого света. Джами увидел зависший над домом дирижабль, с которого один за другим спускались стражники. Решение пришло мгновенно – бежать. Он взял Уну за руку, и аккуратно повёл за собой из комнаты. К счастью пока что она не сопротивлялась. Спускаясь по лестнице, Джами забежал к себе в комнату и схватил аптечку. Они сошли на первый этаж. Уна послушно следовала за отцом, не обращая никакого внимания на шум вокруг. Стражники уже стучались во входную дверь, и не получив ответа выбили её. В заднюю дверь тоже ломились. Джами оставил открытым люк под лестницей, который вёл в подвал, а сам медленно зашёл в гостиную, распахнул окно, взял дочь на руки и выпрыгнул на лужайку перед домом. Они тут же попали под яркий луч прожектора, а где-то над ними раздался громогласный призыв сдаться. Но Джами побежал прямиком к опушке древнего леса, который примыкал к их территории. Стражники пошли по ложному следу, спустившись в подвал, и этих мгновений хватило, чтобы убежать со двора.

Джами поставил Уну на ноги и повёл за собой, стараясь как можно аккуратнее пройти мимо стволов и кустарников. Постоянно цепляясь за корни, сучья и ветки, они шли медленно, в полной темноте, опасаясь зажечь джьоти, чтобы не выдать себя. Дирижабль чёрной тучей кружил у них над головой, пронзая тьму ярким лучом, но густые кроны красных деревьев надёжно укрывали беглецов. Спустя полчаса они ушли от преследования.

Отец и дочь шли без передышки уже около двух часов, углубляясь в лес, всё дальше от искусственных огней. Джами вздохнул от изумления, когда очередной раз поднял голову и увидел яркие мигающие разными огнями звёзды. Он совсем забыл, какое красивое ночное небо. У него щемило сердце от того, что Уна оставалась безучастной ко всему и не может разделить с ним восторг. Они остановились передохнуть. Сейчас Джами пожалел, что не взял чего-то съедобного вместо аптечки. Они были в дикой части леса, где нет ни единой тропы, и куда вряд ли забредал хотя бы один гермий. Заблудиться Джами не боялся, потому что хорошо ориентировался по небесным светилам, приблизительное время он тоже определил по звёздам. Уже началась ночь, потому что над горизонтом показалось созвездие Морского Конька.

Джами слегка подсветил джьоти вокруг, в надежде найти какое-нибудь укрытие для ночлега, или что-нибудь на ужин. Хотя Уна молчала и не показывала никаких эмоций, он знал, что она голодна и устала. Они были в лабиринте воздушных кораллов. Вокруг росли огромные грибы самой разной формы, от шарообразной до спиралевидной, и размерами в двое больше гермиев. Все они были вкусны и питательны, но их нужно было готовить. Лабиринт сменился стеной фиолетовых кустов, на которых росли чёрные ягодки, а с деревьев свисали оранжевые пухлые стручки, но Джами не был уверен, что их можно есть. Некоторые корни пульсировали, будто по ним качали земные соки. Наконец он заметил плодовый мох, с ромбовидными ягодками, которые можно было есть сырыми. Немного перекусив, они пошли дальше.

Как долго они будут прятаться в лесу? Будут бродить, пока их не признают пропавшими, а что потом? Может, удастся незаметно вернуться домой и жить в постоянном заточении вместе со своей маленькой Уной. Джами не верил, что чёрная хворь отступит, по крайней мере не так быстро. А там, кто знает, может учёные гермии найдут способ как с ней бороться. Что ж, если такова цена его отцовской любви, то так тому и быть, думал он. От таких мыслей о будущем легко впасть в уныние, и наступали мгновения, когда силы покидали Джами. Он боялся, что тоже поддастся болезни, и тогда они превратятся в двух скитающихся забытых всеми призраков.

Они вышли на поляну светящихся цветов, и от красоты у Джами перехватило дыхание, а страх растаял в восторге. «Ещё чувствую, ещё здоров», – думал он, и погасил свой джьоти, чтобы насладиться видом. Цветы светились разноцветными огнями, слегка покачиваясь, и казалось, будто они танцуют вальс. Джами посмотрел на Уну, но в её чёрных глазах пустота, даже светлая поляна не отражалась в них. Видеть такое мучительно больно. За всё время она даже ни разу не спросила, куда они идут и почему убегают.

Внезапно над головой пронёсся шорох крыльев, и цветы хаотично заметались в потоках воздуха, словно в панике. Через мгновения шорох повторился. Джами крепко схватил Уну за руку, и они бежали вдоль опушки в тусклом свете поляны. Над головой послышался писк. По спине пробегал холодок каждый раз, когда существа пролетали в опасной близости. Это серые крылатки, – сомнений не было. Освещать путь джьоти опасно, потому что они летят на свет, но и стоять на месте тоже нельзя. Джами и Уна забежали в густой кустарник, и притаились, вслушиваясь в темноту. На фоне звёздного неба можно было различить кружащие над ними чёрные крылатые фигуры. Несколько хищников приземлились рядом и медленно пробирались к ним через заросли. Раздался треск, и Джами закрыл собой Уну с той стороны, откуда донёсся звук. Крылатки приближались, и нужно что-то предпринять, иначе они окажутся в ловушке. Джами зажёг джьоти как можно ярче, в надежде отпугнуть или ослепить монстра хотя бы на мгновение. Перед ним из мрака появилась жуткая морда, протискивающаяся к ним через ветки. Сморщенное клыкастое рыло с двумя парами глаз, жадно нюхало воздух и хлопало большими лохматыми ушами, протягивая когтистую перепончатую лапу прямо к Джами. Он изо всех сил ударил крылатку по носу, потом схватил Уну, и побежал прочь. Он светил ярко, чтобы хорошо видеть дорогу, и заметил разлом в земле. Они прыгнули в него и покатились по крутому склону. Джами ударился джьоти об твёрдый камень, услышал треск и свет погас. Они скатились на дно огромной пещеры. Крылатки бросились за ними, пытаясь протиснуться в проход, но он был мал для них. Хищники ещё какое-то время порхали над входом, а потом улетели прочь.

Уна не издала ни звука, она послушно следовала за отцом словно кукла, не осознавая какой опасности они подвергаются. А Джами осознавал, и сердился на себя за такое безрассудство. Что он за отец такой, если рискует жизнью дочки. Нападение крылаток стало последней каплей, и он сдался, – как только они выберутся из пещеры, тут же вернутся в город.

Джами исследовал свой джьоти и нащупал небольшой, но глубокий порез. Боли не было, крови тоже, но пока он не заживёт, светиться фонарик не будет. Рану надо обработать, хорошо бы и швы наложить, но если быть осторожным осложнений не будет.

Под тусклым сиянием звёзд можно было различить хоть какие-то тени, но сейчас вокруг была непроглядная тьма. Исследовать пещеру без света было опасно. Джами пошарил руками вокруг и нашёл холодную руку Уны. Он ощупал её тело и конечности, проверяя, нет ли серьёзных ранений. Она сидела на полу, подогнув коленки.

– Уна, – обратился он к дочери, – ты можешь, пожалуйста, посветить немного, мне нужно осмотреться.

Уна молчала. Джами сжал её руку в ладони.

– Пожалуйста, Уна, посвети мне, совсем чуть-чуть.

Уна оставалась неподвижной.

– Ты понимаешь, о чём я тебя прошу?

Молчание.

– Уна, пожалуйста, посвети мне.

В ответ всё тоже молчание. Джами попросил ещё раз, потом ещё и ещё, но никакого ответа. Он говорил спокойно и ласково, но внутри ощущал отчаяние, которое постепенно сменялось гневом. Гневом на болезнь, неоновый свет, стражников, на себя, на всё вокруг.

­– Уна, посвети мне немного.

Молчание.

– Пожалуйста, совсем чуть-чуть. Ты слышишь меня?

Молчание.

– Уна…

Джами отпустил её руку, сел на каменный пол, спрятав лицо руками, и тихо заплакал. Но внезапно перед ним возникла размытая картинка, – сквозь слёзы пробивалось слабое мерцание. Он утёр глаза и увидел в темноте еле заметный, крохотный огонёк, похожий на звезду из глубокого космоса. Постепенно огонёк становился ярче, вскоре стал похож на маленькую свечу и на этом остановился.

– Ты меня слышишь, слышишь! Спасибо!

Джами поцеловал дочь в лоб.

Этого света было достаточно, чтобы немного осмотреться. Он ещё раз проверил, нет ли у Уны ранений, а потом принялся за себя. В аптечке было всё необходимое. Он достал бинт и антивоспалительный раствор, обработал рану и наложил повязку.

Пещера напоминала пасть огромного монстра, с хаотично растущими ужасными клыками, – сталактиты и сталагмиты заполняли всё пространство вокруг. Расселина находилась довольно высоко, а стена, по которой они скатились, была слишком крутой, чтобы выбраться по ней обратно. Крылатки не обладали длинной памятью и скорее всего, потеряли интерес к ускользнувшей добыче и выход был свободен, вот только как выбраться, оставалось вопросом.

Джами обошёл вокруг, насколько позволил свет, и осмотрелся. Он обшарил ближайшие стены, но другого выхода не нашёл, только осколки скал под ногами. Пещера, вероятно, была глубокой, но обследовать её желания не было. Выход находился на высоте трёх метров от земли и Джами решил выложить горку из камней, которые лежали повсюду, чтобы по ней выбраться наружу. Он носил камни, какие только мог поднять, а Уна сидела и безучастно смотрела в пустоту. Минут через десять он перетащил к стене под расселиной всё, что было в пределах слабого мерцания джьоти, но горка оставалась недостаточно высокой.

Джами нужно было больше света. Он подошёл к Уне, и вежливо попросил, чтобы она сделала джьоти чуточку ярче. В ответ молчание и никакой реакции. Он попросил ещё раз, потом ещё. С четвёртого раза его просьба была услышана, и в пещере стало светлее.

Джами продолжил носить, и груда камней росла. Через полчаса уже можно было дотянуться до края расселины, но нужно было ещё немного поработать. Он сел передохнуть, и заметил, что Уна перевела взгляд на сложенные камни. Джами обрадовался, что хоть что-то привлекло её внимание, и, забыв про усталость, продолжил работу. Он носил камни и поглядывал на Уну. Через какое-то время она медленно поворачивала голову из стороны в сторону, сопровождая отца взглядом.

– Пап, а что мы строим? – спросила она.

Это были первые слова за последние две недели. Джами чуть было не задохнулся от накатившего волнения. Услышать её голос сейчас это, как дважды присутствовать при её рождении.

– Это чтобы выбраться отсюда, – проговорил он.

– Есть хочется, – сказала она.

Джами нервно обшарил карманы, потом аптечку и нашёл иммунный леденец. Он поднёс его Уне на раскрытой ладони, словно дар богине. Она слегка скривилась, но чтобы не обидеть отца взяла его. Джами работал как одержимый, не сводя глаз с дочери, а она продолжала следить за ним. Он пытался анализировать, что происходит, но опасаясь, что логические размышления спугнут чудо, молча носил камни.

– Где мы? – спросила Уна, закончив с леденцом.

– Мы в лесу, в пещере.

– В лесу? Вы с мамой запретил мне гулять в лесу.

«К ней возвращается память!» – думал Джами и не мог поверить в происходящее.

– Тебе помочь? – спросила она, и Джами кивнул.

«Может это временная регрессия, - думал он, - может завтра, или через час чёрная хворь снова возьмёт верх, и это последние слова, которые он слышит от дочери». Джами жалел, что Пани сейчас нет рядом. Наверняка после такого временного проблеска последует глубокая стадия болезни.

Они работали вместе, пока груда камней не была настолько большой, что по ней можно было выбраться наружу. Джами поблагодарил Уну и, увидел, что её глаза снова зелёные, живые и весёлые, как у всех детей.

– Пап, что мы здесь делаем? Я не помню, как мы сюда попали. Последнее что помню… эм, – она виновато посмотрела на отца, – что я не пошла в академию, а потом словно провал какой-то. Помню страх, такой бесконечный, жуть.

Джами обнял её, по щекам у него катились слёзы.

– Это чудо! Это настоящее чудо. Ты мой маленький лучик, ты снова светишься, и это здорово… – и тут он всё понял.

Конечно же – её спас свет. Она использовала джьоти, и это пробудило в ней сознание, разогнало тьму и вернуло чувства. Все больные, попавшие в Светлый дом, оказываются в ловушке прогресса. Зачем светиться, если вокруг и так полно яркого неонового света. Все гермии оказались заложниками прогресса. Чёрная хворь явилась из внутренней тьмы, как следствие пренебрежения своим естеством, она настигает тех, кто решил, что какая-то их часть может быть ненужной.

Уну защищали от чёрной хвори её прогулки с друзьями в тёмном лесу. Это было единственным местом, где она использовала свой джьоти. Пани ездит на работу по тёмному туннелю дважды в день, и видимо этого пока хватает, чтобы сопротивляться болезни. А Джами любил читать книги перед сном при свете своего джьоти, не зря он отказался от неонового светильника.

Исцеление в нас самих, и всегда было, нужно только уметь раскрыть свою жизненную силу.

– Надо вернуться в город и рассказать всем, – Джами ошеломлённо глядел на Уну, осознавая сделанное им открытие.

– Рассказать что?

– Что нужно светиться.

 

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 4. Оценка: 4,50 из 5)
Загрузка...