Единороги резвились на зеленой лужайке под окнами дворца. Смеркалось. Близилось время вечернего дождя. Он всегда начинался с уходом солнца, как утренний с его приходом. Все животные любили дождь, кроме кошек, завезенных в древние времена кем-то из первых эфемерных. На террасе зажглись огоньки свечей, звякала посуда – рабыни накрывали столы к ужину. Кошки лежали в креслах и на подушках, разбросанных по полу, лениво наблюдая за их ловкими движениями.

Избранница отошла от окна, приближалась зудящая волна. Комната поплыла перед глазами, раскрошилась на квадраты, затем и они потускнели, канули во тьму, затягивающую и разделяющую.

***

Лифт не работал. Эля чертыхнулась и побежала по ступенькам, приподняв пакет, чтобы не разбить бутылки. День не задался с самого утра, вишенкой на торт было бы залить пивом тетрадки с контрольными работами.

Она провозилась с ключом и шагнула в теплый полумрак коридора. Кошки прибежали и дружно замяукали.

- Эля, пиво не забыла? – послышался голос Гены.

- Не волнуйся, купила, - ответила Эля, снимая куртку. Затем она достала из пакета бутылки и поставила их на журнальный стол рядом с жареной картошкой.

- Ты – золото у меня. Кошек я кормил, не верь им, - сказал Гена, не отрывая взгляд от футболистов на экране.

Эля прошла на кухню, выложила стопки тетрадок на стол и принялась жадно есть картошку прямо со сковородки, благо фигура позволяла ей такие вечерние вольности. Хрупкую Элю ученики за глаза называли Дюймовочкой, она не обижалась, не считая недостатком свой маленький рост.

«Мать убила бы меня, если бы увидела, что я ем и как», - промелькнуло у Эли в голове, и тут же прозвенел звонок.

Эля прикрыла дверь в комнату, чтобы не мешать мужу смотреть футбол, и впустила в квартиру Аделаиду.

- Мам, ты опять без звонка.

- К чему эти условности? – вскинула густо накрашенные брови Аделаида Петровна и ворвалась в квартиру стремительным домкратом, как она это называла. Кошки благоразумно разбежались по углам. У Эли в руках оказалась груда пакетов.

Мама заглянула в сковородку и ахнула:

- Эллина! Это же сплошной холестерин! Что ты ешь? Как ты живешь? А, главное, с кем? С шоферюгой.

- Мама, тише.

- И эти кошки. В однокомнатной квартире три кошки! Умо-не-по-сти-жи-мо! – по слогам отчеканила Аделаида Петровна.

Мать все говорила и говорила. Эля кивала с виноватым лицом, делая вид, что внимает каждому слову, а сама думала о тетрадках, которые не успеет проверить, а дети ведь ждут оценки за контрольные, о том, что мать слишком ярко одевается и красится для своих пятидесяти, о том, что скоро закончится футбол…

- Эллина, так ты согласна? – донесся до ее сознания вопрос.

- Согласна с чем?

- Как с чем? Я же говорю, поехать со мной в Италию, на фестиваль акварели Фабриано, поддержать меня. Я же впервые на такой уровень приглашена, - обижено сказала Аделаида.

- У меня же работа. Конец учебного года.

- Я договорилась с твоим директором, подарила ему свою «Маху».

- Голую?

- Не голую, а обнаженную. Он тебя отпустит. На неделю, - продолжала мама, прерываясь на короткие мгновения, чтобы проглотить парочку профитролей между фразами.

- А в них нет холестерина? – съязвила Эля.

Мама замерла от неожиданности, затем сказала, скорбно поджав губы цвета моркови:

- Доча, как без сладостей прожить мою горькую жизнь?

- Здравствуйте, Аделаида Петровна! Может чайку? - предложил Гена, входя на кухню.

- Нет, я побегу, поздно уже, - засобиралась мама.

- Ладно, ма. Я поеду, - сдалась Эля и даже изобразила вымученную улыбку.

Когда за Аделаидой закрылась дверь, Эля облегченно выдохнула. Вернулась к Гене, обняла его со спины.

- Давай спать, Гена. Я устала сегодня.

- Может не надо тебе репетиторство это? – спросил Гена и накрыл ладонями Элины ручки.

- Мы же на кухню новую собираем. Потом брошу, - сказала Эля и пошла в душ.

Вода веселыми струйками смывала ее усталость, сквозь журчание послышался голос Гены:

- Можно к тебе?

- Конечно, медвежонок.

Он быстро разделся и обнял жену.

- Я толстый и неуклюжий. Маме твоей не нравлюсь.

- Это не важно, - сказала Эля и поцеловала его.

- Хочешь меня?

- Всегда, - ответила Эля.

Потом они лежали в обнимку в теплой постели, за окном шуршали машины, а она думала о том, как не хочет ехать в Италию.

***

Чернокожая служанка ловко уложила длинные пряди госпожи в сложную прическу.

- А что Кан?

- Правитель спит.

- Избранница, вам так идет голубой.

Та смотрела в зеркало и улыбалась. Платье идеально облегало ее изящную фигуру.

Служанка присела и застегнула пряжки на золотых туфельках.

Избранница погладила ее по курчавым коротким волосам, улыбнулась краешком губ.

- Спасибо, милая.

- Одевать вас, госпожа, большая честь. И никто обычно не благодарит рабынь.

- Я - необычная.

- Да, госпожа. Вы – эфемерная Избранница. В вашем мире, наверное, нет рабов?

- Нет, в вашем понимании. Но большинство из нас – рабы обстоятельств или людей, которые нас любят,- сказала Избранница и пошла в спальню правителя.

Кан спал на краю огромной постели со множеством разноцветных подушек. На столе потрескивали пахучие свечи. Его черные волосы разметались по подушкам, ресницы слегка подрагивали. Она тихо села рядом. Счастье переполняло ее, счастье быть с Каном, Правителем Семи Стран.

Бесшумно возникшая служанка прошептала:

- Госпожа, паломницы пришли. Пускать?

- Пусть заходят, - кивнула Избранница.

Паломницы допускались во дворец посмотреть на спящего Правителя. Один из многих странных обычаев, которые удивляли ее поначалу.

Три старушки, бедно, но опрятно одетые, замерли в благоговейном трепете.

- Как он красив, наш Правитель! – сказала самая смелая из них, две других умиленно плакали.

- Вы прошли долгий путь, расскажите, какие разговоры вы слышали? – спросила Избранница.

- Простой народ любит нашего доброго и благородного Правителя, а вот бывалые солдаты…

- Говори, не бойся!

- Они ропщут. Жизнь без разбоя и грабежа пресна им.

Часы наполнили комнату мелодичным звоном.

- Вам пора уходить. Милость Правителя пребудет с вами, - сказала Избранница.

Старушки поспешно удалились.

Кан открыл глаза и улыбнулся:

- Ты со мной, любовь моя.

- Да, сейчас с тобой. А что будет завтра – неизвестно . Не надо было объявлять меня Избранницей. Многие недовольны твоим решением. Я же эфемерная, не смогу родить тебе наследника.

Кан обнял ее, затем опрокинул на подушки, смеясь:

- Я - Правитель что хочу, то и делаю. А наследником будет ребенок сестры. Когда-нибудь Таккана повзрослеет и сделает выбор.

Избранница хотела ему возразить, но его губы были так близко.

***

Гена назначил встречу в «Ароме» на улице Деловой. Эллина не любила это кафе. Чувствовала там себя рыбой в аквариуме. Но в аквариуме можно было курить, а Гена выбирал только такие заведения, приходилось соглашаться. Раздражал Элю микрофон, называющий имена посетителей, чтоб те могли забрать заказ. Она назло представлялась разными выдуманными персонажами, приводя в недоумение окружающих. Сегодня она назвалась Розамундой.

Зачем Гена пригласил ее сюда в «окно» между уроками было ей не понятно, но не тревожило. Неприятностей от Гены ожидать было глупо. Но когда она увидела его с дорожной сумкой, то сразу расстроилась:

- Ты же обещал в командировки не ездить!

Гена сел за стол, достал сигареты.

- Что ты мне заказала? – спросил как ни в чем не бывало.

- Твой любимый омлет со стручковой фасолью и кофе.

Гена кивнул, выпустил дым колечками и сказал:

- Заяц, нам деньги нужны. Ремонт доделать, машину тебе купить.

- Хватит нам и твоей, я умею ездить на метро, - сказала Эллина и уставилась на прохожих за окном, словно это они были в аквариуме.

- Ты не любишь спать одна, я помню. Может к маме?

- Мне скоро в Италию с ней ехать, там наобщаюсь.

Динамики прохрипели послание микрофона:

- Розамунда, ваш заказ готов.

Эля встала и пошла за ним.

***

В библиотеке было прохладно и светло, несмотря на отсутствие окон. Свет мягко струился из огромных раковин, обвивавших причудливым узором колонны, уходящие высоко в полумрак сводов. Там гнездились драконы, истинные властители библиотеки. Внизу за книгами присматривали Служители, безмолвные полупрозрачные существа. Их тонкие серые руки бережно перекладывали древние фолианты с полок на столы посетителей, которых с приходом Кана к власти стало гораздо больше.

Кан вздрогнул, когда тонкие руки Такканы обвили его шею.

- Читаешь? Не мешают тебе простолюдины, шастающие по библиотеке, словно по рынку? Мне кажется, что скоро сюда станут захаживать торговки рыбой.

- Напрасно ты так. Здесь ученые, студенты. Знания драконов должны быть доступны всем, - сказал Кан, закрывая книгу.

- Драконам принадлежат книги, которые они не читают. Смешно.

- Они сохранили их. Сохранят и наши, если мы исчезнем, - улыбнулся Кан.

- Братец, сегодня Совет.

- Я помню, сестренка.

- Ты разрешишь присутствовать на нем Глоссу?- спросила Таккана, взяла в руки книгу, полистала пожелтевшие от времени страницы.

- Разве его интересует что-то, кроме охоты?

- Я понимаю, он – бастард и закон не позволяет ему там находиться.

- Какое у тебя доброе сердце, Таккана. Ты так похожа на нашу мать, - улыбнулся Кан.

- Это «Да»?

- Да, моя дорогая. Пусть приходит, но права голоса у него нет.

- Пойду, обрадую Глосса.

Нежная улыбка исчезла с лица Такканы, как только она вышла из библиотеки. Решительной походкой она устремилась в южное крыло замка, где обитал ее брат по отцу Глосс, сильный и смелый воин.

Глосс кормил собак, бросал им куски мяса с ножа, со смехом наблюдая за их возней. Каменный пол покрывался все новыми кровавыми следами.

Таккана поморщилась, подобрав подол платья, прошла к дивану и забралась на него с ногами. Собаки бесновались, лаяли, подпрыгивали, отбирали у зазевавшихся лакомые куски. Глосс опустошил блюдо. Снял перчатки. Сел рядом с Такканой, вытянув длинные ноги в высоких сапогах. Посмотрел на сестру искоса. Спросил с деланным равнодушием:

- Разрешил?

Таккана обняла Глосса, ее слова текли, словно поток воды, сминающий все на своем пути:

- Он позволил тебе присутствовать. Но этого мало. Глосс , ты должен быть правителем, ты - настоящий сын нашего отца, решительный , как он. Не то, что Кан. Тебя поддержит армия, нам нужна война, настоящая война. И власть.

- И власть. Мы расширим границы царства. А ты будешь моей королевой, - ответил Глосс, уверенно притянул к себе Таккану, запустил руки в волосы, разрушая прическу.

Таккана, смеясь, прогибалась под его объятьями. Внезапно она оттолкнула Глосса. Собаки насторожились.

- Надо убрать Кана. Он не позволит нам быть вместе.

- Еще твоя мать.

- Королева Мать ушла от мирской жизни в монастырь, ее ничего не интересует теперь.

- Ты же волшебница, как все женщины королевской крови. Придумай какое-нибудь безнаказанное колдовство, - сказал Глосс и выпустил собак в сад.

- Магическое воздействие должно быть за пределами нашего мира, только тогда его следов не найдут, - улыбнулась Таккана.

Глосс сел рядом с ней.

- Эфемерная Избранница? Но мы потеряем статус, при дворе должен быть эфемер.

- Не до статуса, - ответила Таккана, расстегивая платье.

- И это ты говоришь? Иногда мне кажется, что ты не любишь меня, тебе всего лишь нужно стать королевой любой ценой.

Таккана села Глоссу на руки, сказала властно:

- Посмотри мне в глаза.

***

Эля стояла на галерее дворца подеста, главной достопримечательности Фабриано. Серые своды пронзали металлические конструкции, внизу на брусчатке площади с самого утра толпились туристы у фонтана Стуринельто, похожего на две шестеренки. Фонтан был окружен столбиками с цепью, словно уже совершал попытки убежать.

«Как же хочется и мне сбежать домой, в нашу маленькую уютную квартирку, пахнущую утренним кофе и Генкиным одеколоном », - подумала Эля.

Но больше всего она скучала по ночам. Только благодаря спящему рядом Гене она видела свои сны о мире, в котором была ее настоящая жизнь. Сначала она оказывалась в кромешной тьме, затем находила тихий свет золотой нити и скользила по ней до появления звуков и запахов. А затем на нее обрушивался всем своим великолепием мир Семи Царств, красочный и благополучный.

Внезапный звонок телефона испугал ее и не напрасно. Страшная новость опустошила ее. Гена в реанимации, после аварии, в чужом городе, один.

***

Таккана нашла брата в комнате Эллины. Кан сидел в одном из двух кресел у столика, где они так часто беседовали с Избранницей. Перебирал украшения, которые ей дарил, погружаясь в сладкий туман воспоминаний.

- Ты забросил все дела, - мягко сказала Таккана, усаживаясь в кресло Эли.

Кан угрюмо взглянул на нее, но промолчал.

- Эфемерные иногда исчезают, нельзя было в нее влюбляться, - продолжила Таккана, играя веером из ярких птичьих перьев.

- Сердце выбирает, - ответил правитель тихо, отложил ожерелье и закрыл лицо ладонями.

- Брат, я могла бы тебе помочь. Мне невыносимо больно видеть твои страдания.

- Ты? – очнулся Кан.

- Я талантливая, вся в мать, - усмехнулась Таккана.

- Говори.

- Душа ее проводника в раздумьях, не покинуть ли ей тело, в этом случае ты не увидишь Эллину никогда. Я не могу заставить проводника жить, но я могла бы отправить тебя в его тело. Навсегда быть с любимой рядом, ты же этого хочешь больше всего?

- Когда? – спросил Кан.

Таккана закрыла лицо веером, не в силах скрыть ликование.

- Приходи в полночь в храм богини смерти Аги, я с ней договорюсь.

***

Эля зашла в кабинет врача, стояла, растрепанная и бледная, сжимая пальцы в кулаки:

- Как он, доктор? Гена Сумароков был в коме?

Доктор, молодой веснушчатый парень, поднялся ей навстречу, мягким движением рук усадил на стул.

- Не совсем. Сопор это почти полное отсутствие сознания, но сохранены целенаправленные защитные координированные движения. Словесное обращение к нему сопровождается открыванием глаз. На сегодняшний день мы имеем нарушения памяти. При таких травмах бывает выпадение, ослабление, иногда усиление следов памяти, или, реже, нарушения качественные, выражающиеся в появлении ложных воспоминаний, в смешении реальности, прошлого, настоящего и воображаемого. Речь может быть заторможенная и бессвязная. В нашем случае больной говорит не столько бессвязно, - доктор замялся, улыбнулся неловко, и продолжил уже не столь уверенно:

- Он говорит на незнакомом языке. Зовет вас, Эллина. Единственное, что мы поняли из его слов. Интересный случай. Я хотел бы понаблюдать больного подольше, я собираю материал о таких случаях для диссертации.

- Я за вас рада, повезло с пациентом, - с несвойственной резкостью начала Эля, но слезы помешали ей говорить.

Доктор протянул ей салфетку и сказал:

- Сохранены движения в конечностях, шанс на восстановление у него есть. Чем больше он двигается, тем больше приходится мозгу контролировать и согласовываться с другими функциями и параметрами организма, его первоочередная задача прописать новые нейронные связи.

- Я хочу его видеть, - сказала Эля, бросая скомканную салфетку в сумку.

Доктор провел ее к палате, ободряюще кивнул и остался стоять на пороге.

Гена спал, спокойное выражение лица обнадеживало, забинтованная голова казалась частью маскарада или глупого розыгрыша.

Эля села на постель, взяла мужа за руку. Он открыл глаза сразу, словно ждал этого прикосновения. Улыбнулся и сказал:

- Любимая, ты здесь.

- Все будет хорошо, - как можно увереннее сказала и Эля и только после этих слов поняла, что они говорят на языке Семи Стран.

- Кан?! Как такое возможно?

- Таккана постаралась, - ответил Кан, растягивая непослушные губы в улыбке.

К ним подошел доктор, удивленно взглянул на Элю.

- Должна вас разочаровать. Мы говорим на родном языке, никаких воображаемых реальностей, - заверила его Эллина. – Я хотела бы поскорее забрать мужа в столичную клинику, не возражаете?

Доктор пожал плечами и ушел.

- Тело плохо слушается, оно очень неудобное, - сказал Кан.

- А что с Геной?

- Таккана сказала, что его душа хочет покоя.

- Он умер?

Кан промолчал, Эля уткнулась в его плечо и заплакала.

***

Глосс потоптался на пороге храма, опасаясь войти внутрь. Никто, кроме Такканы не решался в него входить. Там обитали жрецы со зловещими лицами, замкнутые в своем величии общения с богиней насильственной смерти Агой да стаи черных птиц, которых так и называли «птицы Аги». С Такканой вошел Кан, его ненавистный брат-правитель. Над ним сейчас кружили птицы Аги, хлопанье крыльев доносилось из-за полуоткрытой двери и еще едва различимое бормотание. Глосс сошел со ступенек, прислонился спиной к стволу могучего дерева, его листва мерно шумела, заглушая пугающие звуки.

Вскоре сестра в плаще с большим капюшоном выскользнула из-за тяжелой резной створки, поманила его рукой. Затем исчезла на мгновение и вновь появилась, таща за руку Кана. Вернее не Кана, а его тень. Ошарашено озираясь, следовал за Такканой совсем другой человек, сгорбленный и напуганный.

Глосс ухватил его за другую руку, и они с Такканой быстро устремились во дворец, увлекая за собой еле передвигающего ноги правителя.

Таккана напоила его снадобьем. Он забылся беспокойным сном.

- Как все прошло? – шепотом спросил Глосс.

- Можешь громко говорить, он будет спать до обеда. И язык он наш не понимает, - ответила Таккана, снимая плащ.

- Значит, у тебя все получилось. Это не Кан?

- Это Кан, который сошел с ума. Наверное, от тоски по невесте, - захохотала она.

- Теперь трон перейдет ко мне, - удовлетворенно произнес Глосс. Налил себе вина в большой синий бокал, вальяжно развалился в кресле.

- А я по-прежнему буду первой дамой при дворе, и никакие избранницы мне не помешают. Не так ли, мой дорогой? – спросила Таккана, отобрала у него бокал, пригубила вино.

Глосс вскочил и принялся жадно целовать Таккану.

- Мне никто не нужен. Только ты, - шептал он.

Таккана отстранилась и сказала:

- Великая Ага потребовала от меня жертв за услугу. Должно погибнуть насильственной смертью множество людей.

- Завтра же мы объявим о возобновлении войны с северянами. Победа мне нужна любой ценой. Не буду щадить ни своих, ни чужих.

- Слова великого мужа. Горжусь тобой, - сказала Таккана, прижавшись к Глоссу всем телом.

***

На даче было хорошо. Весна вступила в свои права безраздельно. Эля сидела на скамеечке с кошками, грелась на солнце, как и они, разве что не мурлыкала. Под цветущими деревьями бродил Кан, к нему возвращалась царственная осанка и походка правителя.

«Он красив даже в теле Гены», - подумалось Эле и впервые ей не захотелось плакать при мысли о муже.

Кан обернулся и помахал ей рукой. Все три кошки метнулись к нему, истолковав его жест по-своему. Эля рассмеялась, пошла за ними, но вдруг скрипнула калитка и явила миру Аделаиду, увешанную грудой пакетов и сумок.

- Что оккупировали мою дачу? – вместо приветствия закричала Аделаида, Эля поспешила к ней, подхватила пакеты, оглянулась на Кана.

- Не узнает Гена меня? – шепотом спросила мама. – Анечка говорит, что «привет» и «спасибо» за перевязку говорит, а больше ни слова от него не слышала.

- Спасибо, мама, за медсестру.

- Да, что там. Не чужой Генка-то, - вздохнула Аделаида.

- Ты его раньше не очень любила, - удивилась Эллина.

- То раньше.

Они пошли в дом, и Эля с ужасом подумала, что придется матери рассказать всю правду.

***

Внутренний двор, примыкающий к покоям Такканы, утопал в цветах. По дорожкам бродили молчаливые диковинные птицы с ярким опереньем, птицы помельче прятались в кустарнике, оттуда доносились их пронзительные утренние песни. Возле водоема, обрамленного мозаикой из красных и синих полупрозрачных камней, стояла обнаженная Таккана. Капли воды на ее коже поблескивали на солнце.

Она улыбалась, наблюдая за ловкими движениями рабыни, натирающими ее душистым маслом, белые пальцы уверенно скользили по смуглой коже госпожи.

- У вас тело богини.

- Оно твое, Рага, ты же знаешь, - ответила Таккана и положила руку Раги на грудь.

- А как же Глосс?

- Этот ублюдок нужен только для моих планов, тупое животное. Скоро он отправится на войну, будет беспрестанно там сражаться, а я буду править.

- На войну с кем? – замерла Рага.

- Мир с северянами не дает ему покоя, - ответила Таккана, привлекая рабыню к себе.

- Моя родина…

- Перестань, Рага. Что ты там помнишь? Ты попала во дворец ребенком. Причеши свои белые волосы, раскрась лицо и беги, танцуй для Кана.

- Правитель был всегда равнодушен к моим танцам.

- А теперь полюбит. Фруктами его корми, вином пои, болеет он. Вина много пусть пьет. Ему так надо сейчас.

***

В келье пахло сухими травами. Теомона стояла возле узкого окна и смотрела на простоволосую девушку в мокрой одежде. Дождь струился по ее лицу, смешиваясь со слезами, светлые кудри потемнели от влаги.

Младшая послушница поставила на стол тарелку с ужином.

- Весь день стоит, вы бы поговорили с ней.

- Меня не интересует мирская жизнь, ты же знаешь, - с укором напомнила Теомона.

- Не по-божески это. Может, горе у нее какое. Хотя вам, королевским особам…

Теомона хотела было поставить на место послушницу, но передумала:

- Зови, выслушаю.

Рага пришла к ней переодетая в сухой монашеский наряд, но все еще дрожащая от холода. Теомона протянула ей теплую шаль:

- Согрейся, упрямое дитя. А то у тебя зуб на зуб не попадает.

Рага бросилась на колени.

- Умоляю вмешаться, Королева Мать. Вы прекратили войну с моим народом, передали власть Кану, а теперь снова льются реки крови.

- Ты хочешь сказать, рабыня, что мой сын, мудрый и справедливый, нарушил мир?

- Все хуже, намного хуже. Ваш сын объявлен сумасшедшим, у власти Глосс.

Рага опустила глаза, добавила тихо: - И Таккана. Простите за дурные вести.

Теомона набросила шаль на плечи Раги и сказала:

- Моя дочь. Недостойна, выходит, я служить богам. Вернусь с тобой завтра во дворец, светловолосая Айя.

- Вы помните мое настоящее имя! – удивилась Рага.

- Иди спать. Я остановлю войну.

***

Весть о возращении Теомоны вмиг разнеслась по столице, Королева Мать вышла на балкон поприветствовать жителей города. Толпа радостно бурлила, девушки пришли с охапками цветов, мужчины обнимались, женщины протягивали к ней детей для благословения взглядом.

- Слово, скажи нам слово, Королева Мать.

Королева приподняла белую вуаль, явила подданным свой лик, блеснули золотом узоры на лбу и высоких скулах.

- Мое слово «Мир».

Толпа взревела:

- Слава Королеве!

Зазвучала музыка, люди запели гимны, кто-то танцевал. Слуги вынесли людям вино и сладости.

Королева переоделась в черное скромное платье и прошла в тронный зал, где ее ждал Совет. Вернее то, что от него осталось. Айю Королева держала при себе. Девушка села на ступеньку трона, готовая в любой момент выполнить любое ее желание.

Теомона обвела тяжелым взглядом советников, кивнула на пустующие кресла.

- Остальные где?

- В темнице, Королева Мать.

- Гвардейцы, поменяйте советников местами. Этих в темницу, а тех, что в ней, пригласите на Совет, он состоится через час.

Никто не проронил ни слова, запавшую тишину нарушал только топот сапог и шарканье ног старейшин.

Когда зал опустел, Теомона положила руку на голову Айи и сказала:

- Дитя мое, обойди все три храма и позови ко мне старших жриц.

На выходе из зала Айя чуть не столкнулась с Такканой. Они обожгли друг друга короткими взглядами.

Таккана остановилась перед матерью в официальной позе приветствия. Заговорила первой.

- Глоссу необходимо подкрепление. Он окружен войсками северян.

- Никакой помощи он не получит, - прервала ее Королева Мать и добавила: - Как ты могла навести колдовство на брата, Таккана?

- Я не…

- Не забывай, с кем говоришь. Сейчас придут жрицы, и все станет известно. Они не посмеют мне перечить.

Дочь упорно молчала. Гвардейцы отвели Таккану обратно в ее покои под домашний арест.

***

За Рагой следовали три дамы неопределенного возраста с татуировками среднего сословия, они прошли сквозь расступившуюся толпу придворных, непривычно молчаливую и напуганную усиленными кордонами гвардейцев.

Перед Королевой Матерью они приняли свою естественную форму, обернувшись тремя потоками энергии: ярко-зеленой, энергию жизни, роста и благополучия, темно-синей, энергию естественной смерти и завершения дел и серой, ведающей насильственной смертью, болезнями и торговыми сделками.

Теомона молча наблюдала за тем, как энергии кружились, рассыпались и, наконец, выбрав себе место у окна, сложились кольцами, словно затаившиеся змеи.

- Мне придется разрушить все три храма, если хоть одна из вас посмеет сказать мне, что вернуть к жизни Кана невозможно, - сказала Королева Мать.

Синяя энергия покрылась рябью, зеленая дрогнула и застыла.

- Я понимаю, чьей помощью воспользовалась Таккана, но вы все должны мне помочь. Иначе мы будем молиться не вашим богам. Их много, на всех людей не хватает, особенно королев, - продолжила Теомона со зловещим спокойствием.

Синяя энергия забурлила фонтаном, вылилась в форму старушонки со сморщенным личиком и синими глазами.

- Твой сын не болен, Королева Мать. Смерть не вступала в свои права. Все не так уж плохо, - сказала старушка и замерла без движения.

Зеленая энергия вылилась в образ невинной девы в простом холщовом платье.

- Его сознание в мире эфемерной Избранницы, вернуть его мы не сможем, пока он сам не захочет. И она должна его отпустить.

Энергия насильственной смерти приняла образ старика в ветхой одежде с седыми, словно припорошенными пылью волосами, такими же тусклыми и пустыми были и его глаза.

- Он сам, сам захотел. Как нам было ослушаться? Нам велено было. Велено, - засуетился старичок.

- А почему эфемерная исчезла? Не твоих рук это дело?

- Кто их знает этих эфемерных дев, приходят, уходят, на то и эфемерные.

- Делать что теперь? - крикнула Теомона, теряя терпение.

Старик пошамкал беззубым ртом, затем нехотя ответил:

- Ступай к сыну, люби его, словно он в теле. Создай сильную волну материнской любви. Нить в тот мир теперь только через того, кто занял его место. Любовь поможет. Или не поможет.

После своих слов, он завыл вдруг, словно перепуганный пес:

- Не губи, Королева Мать. Пожалей нас, служивых.

Теомона сказала:

- Теперь место жрецов Аги в тюрьме. Выделят вам там кельи для служения. И поклоняться Аге будут только узники. В храме же вашем сделаем амбар для зерна. А вы обе за мной.

Теомона в сопровождении старушки и девы с зелеными глазами пришла в опочивальню Кана. Он спал. Казалось, сейчас проснется – и узнает ее.

Королева Мать с помощью жриц совершила обряд материнской молитвы, вложив в нее всю свою любовь. Голоса женщин постепенно нарастали, сливаясь в один звук, комната наполнилась упругой энергией, а Кан мирно спал. Спал и Гена. И возле их постелей сидели матери: здесь — Теомона, а в другом мире - Аделаида, мать Эллины.

***

- Спит, Кан твой. А Генку жалко. Прям накатывает волна какая-то. И матери у него не было. Детдомовское воспитание. И с тещей не повезло. Теперь виню себя за мои придирки, - сокрушалась Аделаида.

- Он не очень обижался, - Эля положила руку матери на плечо.

- А ты кругом виновата. Обманывала Генку, а теперь и совсем…

- Моя вина была огромной, но не больше страха потерять Кана. Мне жаль Гену, но жалость моя меньше, чем радость быть с любимым здесь и навсегда, - ответила Эллина.

- Вот как заговорила, невеста правителя, прямо не узнать мою тихоню. А за что ты так любишь Кана, красота же его и богатства там остались?

- Он мудрый и справедливый, для народа добра желал… - начала было оправдываться дочь.

Аделаида продолжила вместо нее:

- А ты лишила его настоящего мужского дела, миссию мы променяли на поцелуйчики на даче.

Эля ушла на террасу. Сна не было ни в одном глазу. Она сидела, уставившись во влажную темноту. Ее окружали ночные шорохи и скрипы. Иногда вскрикивали испуганно птицы. В траве шуршали ежи.

Эллина понимала, что мать была права. Привычка всегда соглашаться с ней была второй натурой, тяготившей ее до встречи с Геной. Он стал принимать решения вместо матери, с чем так трудно было смириться Аделаиде. Теперь в Эле боролись разные чувства, согласиться с матерью, как в детстве, или поступить, как хотел бы Гена? Или Кан? Или не им решать? Тогда кому?

Утром она напрямик спросила Кана:

- Ты можешь вернуться?

- Я лишний в твоей жизни? – беззащитно улыбнулся Кан.

- Нет, ты — мое счастье. Но я хотела бы знать.

- Могу, если захочу или ты прогонишь. Пока могу. Еще десять дней и ночей. Потом наступит навсегда.

- У нас с тобой десять дней. Это немало, - Эля смахнула слезу.

- Твое слово «Возвращайся»?

- Да, мое слово. Потому что я люблю тебя, Правитель Семи Стран.

***

О казни Глосса в плену все шептались, не называя его имени, оно было под запретом Королевы Матери. Не могло быть и речи о траурных церемониях. Айя догадывалась, что об этом хочет говорить с ней Таккана, позвавшая ее впервые после возвращения матери.

Таккана сидела у стола, бледная, без украшений и узоров на лице. Перед ней стояли два бокала с вином, один синий, посуда такого цвета полагалась только особам королевской крови, и желтый, из которого обычно пила Рага.

Рабыня села за стол напротив госпожи.

- Он мертв, - сказала Таккана с ненавистью. - Он мертв. А ты предала меня, - продолжила она и подвинула бокал Айе.

- Я не предала свою родину. А тебя я никогда не любила, рабыня не может любить госпожу, мы только подчиняемся вашей воле. Я так же принадлежу Королеве Матери и Кану, почему мне не быть на их стороне? - усмехнулась Рага.

- Я тебя любила.

-Не ври себе, Таккана. Когда ты узнала о моем «предательстве», ты злилась, но ходила поступью королевы, а сейчас посмотри, на кого ты похожа? Смерть Глосса подкосила тебя, как срезанный цветок. Его ты любишь, а не меня. Благодаря тебе он погиб, и не я послала его на войну, а ты. Ты сама убила самого дорогого для тебя человека. А теперь предлагаешь мне вино с ядом. Я выпью этот бокал, а как ты будешь жить без него?

Таккана вскочила, схватила Рагу за плечи и закричала:

-Замолчи!

Потом схватила желтый бокал и опустошила его. Синий остался стоять на столе.

***

Гена вернулся, Кан исчез. Засыпая, Эля не могла смириться, отчаянно пыталась найти путь к нему. Но золотая нить, которая вела ее раньше, бесполезно болталась, оборванная на краю пустоты. Навсегда наступило.

Устав от блуждания, Эля проснулась, посмотрела на спящего рядом мужа. Его лицо озарилось улыбкой.

- Рага, Рага, - пробормотал он сквозь сон.

Теперь проводником была она.