Башня в лесу

 

Каждый бродяга знает: въезжать в лес на закате — пропащее дело. Но если поворачивать поздно и обратной дороги нет, постой на опушке, задержись хоть ненадолго, отгони насущные думы и прислушайся к голосу чащи. Говорят, лес предостережет от беды.

Именно тогда Акрель заметил всадника, беспокойным возгласом дал знать остальным. Ворбин, надув красные щеки, смачно сплюнул в траву и стал всматриваться. Закутанная в черное фигура верхом на сером жеребце, словно плывя среди волнующегося желтизной верескового моря, уверенно приближалась.

— Одним больше, одним меньше, — проговорил Дон, помощник Ворбина. — Не все ли равно?

Напускное спокойствие не слишком удавалось ему — юношу выдавал бегающий взгляд и подрагивающие руки.

— Заткнись, Дон. Не понимаешь, так помалкивай.

— Что может один против четырех? — воскликнул юнец. — И с нами маг!

— Глупец, — прошипел Акрель, стискивая древко притороченного к седлу лука. — Каждая мелочь на счету, когда дорога ведет туда. — Он не показал рукой, словно боясь накликать беду. Только слегка кивнул в сторону стены деревьев. — Хотя, если подумать, четыре — нехорошее число. С ним будет пять.

— А пять, значит, хорошее? — вспылил Ворбин. — Чхать я хотел на твои чудачества! Что скажешь, чародей?

Одетый в серую мантию мужчина лет сорока равнодушно пожал плечами. Ситуация его явно не беспокоила, как не волновал, кажется, и сам лес. По всему видать, сильный колдун. Или слабоумный. Смеркается ведь.

В это время всадник добрался до опушки, натянув поводья, остановил коня шагах в пяти от телеги Ворбина. Повисла тишина.

Незнакомец был не стар и не молод, слегка худощав, насколько позволял разглядеть накинутый на плечи потрепанный дорожный плащ. На отмеченное ранними морщинами лицо беспорядочно падали длинные угольного цвета пряди. Черные, словно две пещеры, глаза неотрывно наблюдали за спутниками, и не было в этом взгляде ни приветливости, ни дружелюбия.

— Куда держишь путь, странник? — не выдержав, спросил Ворбин.

— Куда и вы. — Черноволосый пристально вглядывался в лица, перебирая одно за другим.

— Кто таков будешь? — властно спросил маг. — И не везешь ли с собой лиха? Здесь все как один порядочные люди. Худые дела нам ни к чему.

Человек в плаще пристально глянул на мага.

— Знахарь. При себе амулеты, обереги. И никакого лиха. — Чуть помолчав, добавил:

— Допрос затянулся. Солнце вот-вот сядет.

— Хорошо, будешь пятый, — разрешил волшебник, переглянувшись с остальными. Времени действительно не было. — Как зовут?

— Тровир. — Мужчина тронул коня пятками, поравнялся с остальными.

Лес возвышался над ними гордо, таинственно и зловеще. Могучие стволы, что не под силу обхватить и вшестером, вздымали раскидистые кроны к раскаленным докрасна небесам. Из-под земли беспокойно, как бы в застывшей судороге, топорщились щупальца корней. Где-то в ветвях прокричал ворон.

— В путь, — вздохнул толстощекий купец, поправляя кожаные ремни, пересекающие широкую грудь. — Да минует нас мгла.

— Да минует нас мгла, — шепотом повторили остальные. Тровир к хору не присоединился.

 

Тронулись между кряжистых дубов, среди бурого ковра из опавших листьев, в котором тонули редкие кустики рыжей осоки и мышь-травы. Встав на узкую, петляющую меж стволов дорожку, едва способную вместить повозку, выстроились цепью, насторожено глядя по сторонам. Лес казался мертвым, покинутым — кругом не копошились ни полевки, ни птицы, не пробежала ласка или хорек. Только редкие, траурно кружащие листья рассекали воздух.

И все же людей преследовало ощущение, что за ними наблюдают. Никто не проронил ни слова, опасаясь нарушить хрупкую тишину, привлечь внимание того, что, казалось, затаилось в чащобе, во тьме за деревьями, и неотрывно глядит, зыркает по сторонам, впивается взглядом недобрых желтых глаз. Шуршание колес повозки и возня копыт, ворочающих прелый опад, слышались им предательским грохотом.

Однако те, кому уже доводилось ступать под сень ночного леса, боялись и вместе с тем ждали совсем иного. Вот внезапный порыв ветра закачал дремлющие дубы, жутко затрещали вековые ветви, обрушив на тропу дождь  из листьев. Ветер то затихал, то набрасывался вновь, терзал могучих исполинов, словно и в самом деле желая разбудить от летаргии несметное древесное воинство. И лес проснулся. Меж деревьев, впиваясь в уши, прокатился надрывный, нестерпимо жуткий вопль, какой не под силу издать человеку даже под пытками. Где-то в кронах ему отозвался перепуганный птичий хор, затем все это перекрыл громогласный рев, сменившийся визгами, чавканьем и другими неописуемо мерзкими звуками.

От лица Дона, когда он повернулся к наставнику, отхлынула кровь.

— Ч-что это, во имя неба?

— Солнце село, — мрачно ответил купец. — Теперь смотри в оба, парень.

— Как же тут смотреть, когда тьмища кругом? — едва не заикаясь, пропищал юноша.

— Глаза скоро привыкнут, — успокаивающе произнес маг. — Не пугайся.

Тьма сгущалась. Тонко и жалобно прокричал сыч.

Первое потрясение отступило примерно через полчаса, когда зрение привыкло к ночи, и окружающая их тьма разбилась на десяток оттенков: от светлого, почти мышиного, до обсидианового. Первоначальный гвалт смолк так же внезапно, как нахлынул, лес словно бы заново вымер. Столь неожиданная тишина вместе с осознанием того, что в окружающей их глуши кто-то есть, вызывало еще большее напряжение, чем постоянный шум. Чаща, словно вал дыбы, натягивала нервы, прошибала потом, сдавливала горло.

Пару раз где-то вдали раздавался приглушенный вой. На таком расстоянии невозможно было сказать, кому он принадлежит, и каждый спрашивал про себя: простой волк или оборотень? Волк или... Но вслух никто не сказал ни слова.

Ехали на удивление быстро. Всего однажды метрах в десяти дорогу перебежало темноте пятно, вызвав минутную паузу и приглушенную ругань Акреля, успевшего натянуть тетиву лука.

— Наверное, лиса, — буркнул купец.

Двинулись дальше. Осматриваясь и оглядывая спутников, Ворбин не мог не заметить, что два слова, которые он произнес, стали для людей настоящей отдушиной. Оцепенение ослабло, дышалось легче. Двигаясь среди враждебной темноты, скованные собственными фобиями, они, пожалуй, медленно убивали сами себя. В этой нечеловеческой канители им не хватало самого обычного человеческого разговора.

Кружащие в голове мысли заставили Ворбина нервно улыбнуться.

— Встречаются и сквернее, — с трудом ворочая губами, сказал он, повернувшись к Акрелю. Собственный голос казался чужим.

Лучник обернулся, приподнял бровь.

— Места для прогулок, — пояснил толстяк. — Среди ночи. Лес — куда ни шло. К примеру, я б даже за шапку старшины гильдии не поперся после заката в катакомбы.

Акрель едва заметно вздрогнул и хотел выругаться, отчитать за непрошеные слова, но передумал. Смысл сказанного дошел постепенно: могло быть и хуже. Акрель улыбнулся этой мысли, через силу кивнул, задержал лошадь, чтобы поравняться с торговцем. Он тоже ощутил, как страх, подобно извивающейся склизкой змее, отступает, уползает прочь. Это всего лишь лес.

Ворбин затянул медленно, приглушенно:

— Задам, пожалуй, самый уместный вопрос в такой дороге и по таким местам. В «Вечернем Олене», было не до того.

Лучник кивнул, вспоминая трактир, двойник которого имеется в каждом городке. Трапезные с одинаковыми названиями, в которые заглядывают те, кому нужно идти в ночь; место, где можно найти попутчиков. Там не принято задавать вопросы кроме тех, что касаются пункта назначения и маршрута.

— Так вот, — продолжал купец, — что заставило тебя бросить все, включая здравый смысл и тащиться по небом забытой дороге через Ежовый лес? — Он неловко улыбнулся, как бы показывая, что шутит. — Сам-то я еду с торгов. В Лесных Ключах хорошо берут топоры и булавы. Еще лучше — арбалеты. А в Борке со дня на день будет ярмарка. Железный-то тракт ведет в обход, большой крюк, а по Волчьей тропе напрямик — первым доберусь. Есть у меня договоренность с парой тамошних мастеров. Потом можно двинуть на юг. Оружие сейчас, понимаешь, берут больше и охотнее, чем жратву да выпивку. Колбасой-то не отмашешься... Кхм.

Оба поочередно глянули в разные стороны, пытаясь рассмотреть, не прячется ли кто в кустарнике между соснами. К северной части пущи лиственные породы сменяла хвоя, из-за которой Ежовый лес и получил свое название.

— Со мной все проще, — сказал Акрель после недолгого молчания. — И сложнее. Только ты в Борке ни гу-гу, усек?

Ворбин дельно кивнул, а Дон, сидящий на возу, придвинулся ближе. Любопытство пересилило страх.

— Прошел слушок в Ключах, — произнес лучник. — Добрые люди, что приехали с севера, принесли весть. Говорят, в сторону Ключей едут Звероловы.

Толстяк выпрямился и посерьезнел. Дон округлил глаза.

— Приятного, конешно, мало, но разве это причина драпать, к тому же... в лес?..

— Они едут и по дороге на Оскол, — поморщился лучник. — Говорят, даже шарят по южной степи. Если и проскользнуть, то Волчьей тропой.

— Погоди-ка, — изменившимся тоном сказал торгаш. — А с чего-то это тебя так напугали Звероловы? Уж не...

Он заерзал на седле, стал медленно клониться в сторону от собеседника.

— Сдурел, что ли? — спохватился лучник. — Нет, конечно, нет. Я здоров!

Едущий впереди маг обернулся. Ворбин молчал, сверля Акреля взглядом.

— Все со мной в порядке! — повысив голос, повторил тот. — Я вор, обычный вор. Никакой скверны, чтоб ее, тьфу-тьфу, нет. Да клянусь я!

Не сразу, но купец успокоился, снова сел ровно. Медленно отпустил рукоять всунутой за пояс булавы.

— Ты бы понял, почему я бегу, — облегченно вздохнув, продолжил преступник, — если б хоть раз попал под гребенку. С магами при всем их занудстве и то проще договориться. А эти... Им даже не будет ничего, если убьют. Полномочия, мать их! Лучше не встречаться, зуб даю. Так спокойнее.

— Ну, ты даешь, — не сразу ответил Ворбин, окончательно успокаиваясь. — Еще бы немного и...

— Дуралей! — отмахнулся Акрель. — Я же без перчаток! Видишь? — Он повертел ладонями. — Нормальные руки. К тому же, если б я того... Разве ждал бы? Давно бы вцепился. Сам подумай, где едем. Лучше места не найти.

— Тоже верно, — признал толстяк.

Немного помолчали. Вскоре Ворбину надоело вслушиваться в монотонный топот копыт. Снова стал забирать страх.

— Эй, маг! Как бишь тебя? Гарог?

— Гарос, — не без раздражения поправил чародей.

— Скажи, мэтр, а тебя что занесло? Сюда, значит. Сидел бы в башне, за волшебной дверью. Там спокойно.

— Не все маги отсиживаются в башнях, — возразил колдун.

— По ночам — все, — резонно вставил Дон. — Ну, почти все.

— Опротивело это, — после долгого молчания заговорил Гарос. — Сколько можно? Дневные рейды, выжигание Проклятых по деревням и проселкам, кавалькада и парадные шествия по прилескам, а вечерами — распивание чаев в убежищах в надежде, что дверь окажется достаточно крепкой!

— Ваша правда, господин, — отвечал юноша. — А что вы измените? Магия, даже мне ведомо, меняется. Днем сила у вас, а ночью... — он нервно сглотнул, не окончив фразы.

— А что ночью? — с растущим раздражением произнес чародей. — Ведомо ли тебе, мальчик, что еще два года назад пиромант средних сил без особого труда мог выколдовать огненный шар размером со стог? А что сейчас? Самое большее — с котел! Понимаете, что это значит? Магические сферы движутся. Смещение продолжается. Не перебивай, купец! Я знаю, что говорю. Если мы, светлые маги, не будем бороться, то скоро ничего не сможем поделать даже при свете дня! Да самая обычная стая мертвяков разорвет нас на части в наших же башнях, а мы им даже волосы опалить не сможем! Да, чтоб вы знали: не все маги прячутся. Еще в августе Маркус из Освода смог одолеть некроманта, да притом в полнолуние, недалеко от кладбища!

— На редкость слабый попался некромант, — кисло улыбнулся лучник.

— Маркус — сильный колдун, спору нет, — сказал толстяк, — но попробовал бы он встретиться с Кааном... Только без обид, мэтр. Ночь — их время.

— Все в наших силах! — упрямо возразил Гарос. — Если победить страх, собраться с силами, сконцентрироваться — можно колдовать и ночью. Маркус уже доказал это. Надо только перестроиться.

— Все это интересно, но вы не ответили на вопрос, — глупо улыбаясь, промямлил Дон. — Или, пожалуй, ответили...

— Я здесь, чтобы бороться с нечистью, — спокойно сказал чародей. — Появись хоть одна тварь, вы увидите, на что способен светлый маг.

— Нет уж, достопочтенный, пусть лучше мы не увидим, а спокойно доберемся до города, — поспешно сказал Ворбин.

Гарос только махнул рукой, слегка сгорбившись в седле, продолжил бдение, время от времени приглушенно ворча.

— А как на счет тебя, приятель? — обернулся Акрель. — Как там тебя? Тровир?

Черноволосый, за все время пути не проронивший и слова, равнодушно глянул на лучника.

— На счет меня все просто. Путешествую.

— И только-то? — недовольно покосился Ворбин. — Мы тебе целые истории, а ты нам: «путешествую»?

— Лес не любит болтовни, господин купец, — туманно проговорил Тровир.

Они выехали на заросшую горецом и крапивой поляну. Блеклый серебристый свет, заливающий открытое пространство, не слишком улучшал видимость — луну скрывали тучи.

Слова угрюмого спутника отозвались у Ворбина беспокойным холодком, пробежавшим по спине, обернулись гусиной кожей, покрывшей тело, поднявшей дыбом волосы на руках. Ворбин привстал на стременах, переглянулся с товарищами. Дело было не только в словах Тровира. Теперь слышали уже все.

— Всадники, — констатировал Акрель посреди мертвой тишины. Вскоре звук стал отчетливо слышен: топот копыт быстро скачущих лошадей.

— В чаще не разъехаться, — бросил маг. — Лучше уж здесь.

— Я думал, в лесу нет людей, кроме нас, — затараторил Дон. — Это ж не тракт! Кто же может...

— Заткни пасть, — шикнул Акрель. Губы его сжались в тонкую линию. — Чародей прав, лучше тут. Тише.

Копытный бой нарастал, словно приближающаяся гроза. Скорчив мину сосредоточенной решимости, вор стиснул, пока еще не поднимая, лук, взялся за оперение первой стрелы. Маг восседал, расслабленно опустив правую руку. Тровир застыл каменной статуей.

Когда невидимые еще верховые приблизились достаточно, чтобы услышать голоса, маг внушительным баритоном прокричал:

— Ночные всадники! Если вы не преступники, остановите коней и назовите себя!

Цокот замедлился. Кони перешли на шаг. Акрель глубоко вздохнул, готовый в любой миг вскинуть лук.

Кажется, они не застали ездоков врасплох. Напротив, размеренный топот, а вскоре и появившиеся в темноте силуэты, спокойно, молчаливо едущие к поляне, показали, что верховые ожидали увидеть на тропе людей. Это тревожило.

В тот миг, когда напряжение достигло высшей точки, и даже Гарос — купец видел это по сжатой в кулак ладони, — готов был сорваться и выкрикнуть заклинание, всадники выехали на поляну, и лунный свет, коснувшись их, положил конец колебаниям. Акрель, так и не достав стрелы, медленно засунул лук в колчан, убрал руки от оружия. Колдун не пытался нарушить свинцово нависшей тишины и как-то весь сгорбился, растеряв уверенность. Тровир, кажется, стал еще угрюмее, чем раньше. Ворбин боялся слишком громко выдохнуть, чтобы не выдать охватившего его трепета. Ночными странниками оказались Звероловы.

Правильнее сказать, Звероловом был один из них. Остановившийся на несколько шагов впереди, властного вида, облаченный в травленую кожу с пришитыми броневыми пластинами, в отличие от остальных, в полулатах и шлемах, сжимающих длинные пики. Обычные легионеры, добровольцы из воинских подразделений, обучаемые и натаскиваемые в специальных частях, они составляли сопровождение настоящих охотников и учились у них, а если оставались в живых и хорошо проявляли себя, могли со временем сами получить великий титул. Звероловы не жаловали доспехи. Стальной панцирь сковывал, замедлял, да к тому же выдавал блеском и скрежетом. Но главное внешнее отличие составляло оружие Звероловов: притороченный к седлу двуручный меч с очень широким лезвием. Волшебники, набирая первых Звероловов для борьбы с Проклятыми, чтобы хоть как-то подсобить воинам, снабдили их зачарованным оружием. Те насколько хорошо показали себя, что впоследствии каждому Зверолову изготавливали волшебный клинок. По слухам, колдовство, которым были пронизаны те мечи, в основном состояли из уменьшающих вес заклинаний, благодаря которым Зверолов мог орудовать огромным клинком одной рукой; заостряющих и упрочняющих наговоров, а так же непереносимость порождениями черной магии. Поговаривали, что в состав клинков даже добавляли серебро — один удар грозного меча нес смерть оборотням. Как они ухитрялись проворачивать это без потери прочности и режущих свойств, оставалось загадкой для всех кузнецов Альморана. Впрочем, наверняка все дело в магии.

— Я Гилберт, Зверолов королевства, — холодным, словно лед, голосом сообщил воин. — Объявляю досмотр. — Рука, затянутая в перчатку из дубленой кожи, указала на Гароса. — Ты первый.

Маг, скорчив недовольную гримасу, все же повел себя разумно: слез с лошади и покорно подошел к всаднику. Легионеры, взяв копья наперевес, выжидающе молчали.

— Мое имя — Гарос, я чародей, посланный магистратом для борьбы с темной магией, — не дожидаясь вопросов, сказал колдун.

— Руки.

Чародей, закатав рукава до самых локтей, показал Зверолову ладони.

— Шея, грудь.

Гарос не оспаривал. Все прекрасно понимали, на чьей стороне сила. Сняв мантию, волшебник расстегнул верхние пуговицы рубашки, обнажил торс, шею.

— Чисто, — констатировал Зверолов. — В сторону. Ты, — указующий на Акреля жест. — Следующий.

Процедура повторилась. Охотник на нечисть скрупулезно и методично, почти не задавая вопросов, осмотрел руки, шею и торс вора, которому, очевидно, немалого труда стоило похоронить страх, а затем и купца со слугой. Остался лишь Тровир.

— Ко мне, — приказал всадник.

С видимостью безразличия, но медленнее, чем остальные, черноволосый мужчина подошел к воинам. Лицо его застыло мраморной маской.

— Тровир.

Зверолов раздраженно барабанил пальцами по навершию меча.

— Недоумок, стало быть?

Руки Тровира покрывали длинные плотные перчатки. Остальные, уже подходя, показывали воину ладони. Черноволосый этого не сделал.

Тровир не изменился в лице. Неторопливо поднял правую руку и, палец за пальцем, стянул перчатку. Ладонь была чиста.

— Вторая рука, — потребовал вояка изменившимся, кажется, чуть оживившимся голосом.

— Гилберт, если я верно помню? — произнес Тровир. — Давай прибегнем к более надежному способу. Есть серебряная вещица?

Всем известно, что прикосновение серебра непереносимо для того, кем овладела черная магия. Изменившаяся плоть могла появиться не только на руках, что, впрочем, случалось чаще всего, но и на шее, груди или животе. Осмотр требовал времени, в то время как касание лунного металла — всего мгновение. Ни один Проклятый не в силах вынести его, как обычный человек не в состоянии ходить по углям. Однако предпочитали проверенный, визуальный метод.

— Так что? — продолжал Тровир. — Ложка, нож, талисман —  что-нибудь из серебра?

Мрачный, словно туча, Зверолов бросил ему ртутью блеснувшую цепку. Черноволосый легко поймал вещицу, покрутил на пальцах, повернулся к остальным, демонстрируя, что чист. Ворбин отер пот со лба.

— Хорошо, — тяжелым, как наковальня, голосом сказал Зверолов, получив цепочку назад. — А теперь сними вторую перчатку.

— К чему это? — возразил брюнет. — Ты не видел? Я чист.

— Сними перчатку, — с нажимом повторил Гилберт, берясь за рукоять меча.

Легионеры, объехав Тровира с боков, приближались, наставив на него копья.

— Не валяй дурака, охотник за нечистью, — повысил голос брюнет. — Я не тот, кто тебе нужен.

Кони под седоками беспокойно заржали, загребли копытами. Только теперь Тровир проявил эмоции. Маска безразличия исчезла, сменившись отчетливой тревогой. Он стал оборачиваться, словно что-то искал.

С пронзительным звоном Гилберт обнажил огромный клинок. Лунный свет заиграл на отточенном лезвии.

— Ты выполнишь приказ или подохнешь.

Легионеры приблизились на расстояние удара копья.

И только теперь, в последний миг, черноволосый выхватил короткий обоюдоострый меч. Он увидел, как за спинами людей, в чаще мелькнула тень. В темноте зажглись два узких и красных, словно рубиновые осколки, глаза.

— Сцилла! — крикнул Тровир, бросаясь назад.

Все случилось мгновенно. Солдаты не успели среагировать. Только Зверолову достало сноровки повернуться, глянуть туда, куда смотрел знахарь. Глухо и резко, как при высвобождении пружины, ухнул воздух. Черное пятно, невероятно быстро метнувшееся из мглы, схватило одного из пикинеров. Клацнули челюсти, брызнула кровь. От легионера осталось лишь расплывающееся пятно на спине лошади. Обезумев от страха, заржали кони.

— Спешиться! — заорал Гилберт, первым прыгая оземь.

— Вниз, соскакивайте! — крикнул Тровир онемевшим от потрясения путникам.

Лошади, лишившись остатков рассудка, бросились по тропе, топча, давя все перед собой, не в силах сопротивляться жгущему изнутри ужасу. Началась суматоха.

Тровир знал, что нельзя поворачиваться спиной, поэтому видел все. Среди утопающих в тени деревьев показался горбатый загривок. До того момента положение чудища выдавало омерзительное чавканье. Во мгле снова зажглись алые огоньки.

Пикинер, прячась за спину Зверолова, пятился, едва удерживая себя от приступа истерии. Собранный и чуткий, Гилберт отступал, выставив перед собой двуручный меч. На его поясе висел запасной, полуторный клинок. Черной молнией сцилла метнулась к Зверолову. Гилберт ударил с размаху, развернув корпус. Сталь пронзительно заскрежетала о зубы чудища, но не обрубила ни одного. На мгновение сцилла застыла, зажав клинок Гилберта в пасти, и тогда все разглядели огромную, приплюснутую башку с похожими на капкан челюстями на длинной подвижной шее, тянущейся из мрака. Пасть монстра усеивали многочисленные иглоподобные зубы.

Не издав ни звука, тварь отпрянула и, вырвав меч из рук солдата, перекусила клинок пополам.

Воитель, уже не пытаясь играть в доблесть, выхватил второй меч и стал пятиться прочь от чудовища.

— За мной! — крикнул Тровир. — На южный склон, там есть башня! Укроемся в ней!

Бесшумно ступая, из тени показалось покрытое чешуей вытянутое туловище с длинным, извивающимся хвостом и загнутыми, похожими на ястребиные, когтями. Не теряя ни мига, сцилла атаковала снова, за раз отхватив половину последнего пикинера, и тут же отдернулась, зачавкала, пожирая плоть. Изуродованные останки, брызжа кровью, рухнули в траву.

Внимание твари отвлек истошно вопящий Акрель. Исторгая ругательства, он выпускал в монстра стрелу за стрелой, при этом петляя между деревьями. Чудовище метнулось, и поток проклятий прервался душераздирающим, мгновенно оборвавшимся воплем.

Зверолов замер, пытаясь побороть страх.

Прикрывая отступающих, чародей выкрикнул заклятие. Нечто, напоминающее миниатюрный смерч, сорвалось с его пальцев и ударило в чудище. Сцилла пошатнулась, отступив на несколько шагов, исторгла глухой визг и заклацала челюстями.

Похоже, Гарос рассчитывал на большее, потому что, грязно выругавшись, бросился следом за остальными.

Гилберт медлил. Беззвучно шевеля губами, он стоял и смотрел на монстра. Крепче сжал рукоять. Второй меч не был волшебным. Лоб воина покрылся крупными каплями пота, руки мелко дрожали. Впереди, возвышаясь над деревьями, медленно поднималась покачивающаяся голова чудовища. Морда развернулась к нему, парой углей сверкнули глаза. Расстояние было слишком велико для броска, и сцилла, бесшумно переставляя лапы, двинулась к нему. Гилберт вспомнил, как на его глазах стрелы отскакивали от чешуи твари, как магическая формула, ударившая в нечисть, развеялась, не в силах ее сокрушить. Сцилла двигалась. Зверолов попятился, неловко споткнулся о камень. Монстр приближался. Остатки мужества оставили его, и воин бросился следом за остальными. Он бежал наперегонки со смертью.

Преодолев лесистый склон, иссеченный ветвями деревьев и кустарника, исколотый еловыми иглами, он выбрался на кочковатую луговину. Впереди, метрах в ста, возвышалась полуразрушенная каменная твердь башни. Венчающие ее зубцы давно обсыпались, бойницы поросли травой, забились пылью и грязью, но основание еще стояло. На его глазах люди один за другим исчезали внутри.

Позади, переломившись, треснуло дерево. Ствол рухнул, цепляя соседние ветки, давя кустарник, подняв волну щепок, пыли и листьев. Гилберт, истекая потом и чувствуя обжигающую боль мышц, ускорился. Он затылком ощущал плотоядное внимание хищника.

Он мог спастись — тварь, несомненно, догнавшая бы его на открытой местности, с трудом пробиралась через густо заросший пролесок. Юркий и значительно более компактный, он сумел выиграть немного времени. Уже подбегая, Зверолов увидел, как дверь закрывается. В проходе стоял тот самый брюнет. Тровир. Гилберт не кричал, лишь на бегу поудобнее перехватил меч, готовясь прорубать себе дорогу, хотя прекрасно понимал, что не успеет сокрушить преграду. Дверь закрывалась. Тровир смотрел на него. От прохода осталась узкая щель. Позади раздался истошный, холодящий кровь визг сциллы. Гилберт и сам готов был закричать. От страха, отчаяния, бессилия. Он не хотел умирать.

Дверь не закрылась. Стремглав поднявшись по ступеням, Зверолов прыгнул, влетел в спасительный каменный мешок. Окованная железом, дверь тяжело ухнула, запечатывая проход.

Зверолов еще не успел прийти в себя, он только поднимался, медленно, как во сне, не веря, что спасен, а Тровир и купец тем временем запирали дверь, втискивали в железные проржавевшие скобы толстые жерди, вверху и внизу.

— Этого мало, — стуча зубами, простонал Ворбин.

— Несите все, что найдете, — крикнул брюнет, плотнее сажая жердь. — Ты, малец, тащи камни, доски, остатки мебели. Зверолов, очухался? Обойди башню, проверь, нет ли в стене дыр. Чего уставился? Жить хочешь? Тогда бегом!

За десять минут они свалили у двери все, что нашлось в застенке: прогнившие короба, оторванную от нужника дверь, старую кровать и все камни из обветшалой внутренней кладки, какие смогли поднять.

Снаружи раздавалось дикое, протяжное шипение, скрежетали когти, скребущие по камню. Чудище не понимало, куда делась добыча.

— Что это за страховидло? — возопил измученный купец. — Зверолов, чего молчишь?

— Сцилла, — вздохнул Гилберт, не веря, что говорит это.

— Я думал, их не бывает, — дрожащим голосом сказал Дон.

— Их очень мало, — произнес Тровир. — И в этом наше спасение. Они жрут все, что находят, включая других монстров.

— Как такое может быть? — проронил чародей, смотря на свои руки. — Сильнейший ураган, а ей нипочем...

— Сциллу не берут ни стрелы, ни мечи, — спокойно сказал Тровир. — И она крайне устойчива к магии.

— Тогда нам конец! — взвыл Ворбин. — Эта развалюха не выдержит. Гадина доберется до нас рано или поздно!

Словно в подтверждение его слов снаружи что-то тяжело ударило о дверь так, что посыпались камни, поднялась туча пыли.

Наспех восстановив баррикаду, люди принялись вслушиваться в зловещий скрежет когтей.

— Дон, тащи еще камней! — крикнул черноволосый.

— Какой смысл? — зло возразил Зверолов. — Сколько булыжников мы не навалим, сцилла развалит все и доберется до нас.

— Не успеет.

— О чем ты? — воскликнул купец.

— Уже сумерки, — пояснил Тровир. — Когда мы добрались до башни, небо серело. Сцилла не переносит дневного света. Нам надо лишь продержаться до утра.

— Откуда ты все это знаешь? — озлобился Гилберт. — Если даже я, охотник, впервые вижу такое?

Дверь снова сотряс могучий удар.

— Уже сталкивался. Однажды. Мы укрылись в пещере. Она не смогла пролезть. Караулила до самого утра. Ушла перед рассветом.

— Сталкивался, значит? — переспросил Зверолов. — Кто ты вообще такой? Он сказал вам?

— Цирюльник или как-то так, — пробурчал Дон.

— Знахарь, — поправил купец. — Говорил, продает амулеты.

— Так-так, и что же ты делаешь ночью на Волчьей тропе, знахарь, встречавший сцилл? — допытывался воин.

— По-моему, сейчас не лучшее время для расспросов, — сказал Гарос. — У нас есть проблема поважнее.

— Молчать, — холодно и жестко одернул Зверолов. — Отвечай на вопрос.

— Ехал на север, — сухо сказал Тровир.

Гилберт не спускал с него злобного взгляда.

— Вот как? А сказать тебе, почему на Волчьей тропе оказался я? Хотите знать? — Он обернулся, обвел взглядом присутствующих. — По поручению Клифа. Слышали о таком? — Слушатели кивками дали понять, что знакомы с именем знаменитого Зверолова. — Так вот, месяц тому назад Клиф столкнулся в Осколе с Проклятым. Тот оказался столь проворен, что сумел скрыться. Тогда началась облава. И вот мы здесь, Тровир, ты и я.

— Что ты несешь? — возмутился Ворбин. — Будь он зараженным, это давно бы стало ясно. К тому же, он прикасался к серебру!

— Купец прав, — подтвердил Гарос.

— В этом вся суть, — злорадно улыбнулся охотник. — Обычно Проклятые реагируют на серебро быстро и наглядно. И все же Клиф расколол его! Тот тип не только вел себя необычно и проявлял странную осведомленность в вопросах черной магии, но и отказался дать себя осмотреть. Знакомая история? Он не снял перчаток, а когда его попытались прижать, сбежал. Нам стоило большого труда найти тебя, еще сложнее — затянуть сеть, оставив всего одну лазейку.

— Волчья тропа, — выдохнул Дон.

Ворбин и Гарос медленно отступали от неподвижно стоявшего, опустившего голову Тровира.

— Хотя никогда нельзя исключать вероятность ошибки, — с издевкой продолжал Зверолов. — Возможно, Клиф просчитался, а ты убегал, не желая расставаться с жизнью, что понятно. Итак, у тебя есть возможность доказать, что все мы неправы. Можно взглянуть на твою левую руку?

Все как один обратили взора на «знахаря». Тровир поднял глаза, впился в Гилберта холодным и жестким взглядом. Рука в перчатку судорожно сжалась.

— Нет.

Гилберт злобно ухмыльнулся.

— Чего и следовало ожидать. Тогда я посмотрю сам!

Он рванулся к черноволосому, схватил за плечо, притянул к себе. И тут же, болезненно выдохнув, согнулся пополам, получив ногой в промежность. Брюнет перехватил руку Зверолова, сжимающую куртку, и вывернул, не давая тому осесть на землю. Гилберт сдавленно застонал, не в состоянии сопротивляться.

— В честном поединке мне тебя не одолеть. Значит, честная драка не нужна, — произнес Тровир. Не отпуская руки воина, он выхватил свой меч. Гладкое и по хищному острое жало клинка уперлось в горло Зверолова.

— А теперь послушай. И вы все тоже. — Тровир старался держать себя в руках, но гнев прорывался наружу. В том месте, где острие касалось кожи Гилберта, набухла и потекла вниз карминовая капля. — Клиф заимел на меня зуб, и тому есть причина, но это касается лишь меня и его. Теперь ты. Я прикоснулся к серебру и доказал, что здоров. Думаешь, я тебя дурю? Пошевели мозгами, дуболом. Будь все так, как ты обрисовал, разве упустил бы я шанс отомстить тому, кто едва не схватил меня на тропе? Твоя жизнь была в моих руках. А я тебя впустил. Знаешь, почему? Если не поможем друг другу, все передохнем!

Тровир отпустил руку воина, убрал меч от его горла, отступил. Не сразу, но Гилберт поднялся. Растерев зудящее запястье, провел рукой по шее, исподлобья поглядел на Тровира, но ничего не сказал.

И тут каждый из них до боли остро почувствовал необычайность окружающей их тишины. Чудовище не шумело и не пыталось сломать дверь. Выжившие переглянулись. В глазах друг друга они увидели отражение собственного, волнами нарастающего ужаса.

— А где...

Состоявшее из полусгнивших досок потолочное перекрытие лопнуло, точно перезревший плод, обрушив на головы людей влажную труху, кусочки досок, комья земли. Со скоростью атакующей кобры из дыры в потолке обрушилась зубастая пасть, и, схватив не успевшего договорить Дона, рванула, забрызгав людей, стены и пол кровью. Взвесь пыли с песком припорошила расплывающиеся по доскам алые пятна.

— За мной! — Тровир первым бросился в примеченный заранее угол. Что располагалось в той комнате раньше — кладовая или сокровищница, — было не важно. Значение имела лишь сама прочная в башне дверь.

Они успели забиться внутрь до того, как сцилла слезла, ворочая шершавым пузом по мусору. Помогая друг другу, навалились на дверь, затворили и заперли на засов. Внутри было темно и тесно.

— А, проклятье! — хохот, пробирающий Зверолова, был вызван истерикой. — Попали мы! Ох, попали.

— До рассвета не дотянем, нет, — бубнил толстяк. — Она дверь эту за раз высадит.

— Колдун, сможешь укрепить? — без надежды в голосе спросил брюнет.

— Не сейчас. Слишком ослаб, — тяжело дыша, сказал Гарос. — Она сходу сломила барьер, провалилась вниз. Не задержал даже на минуту. Зараза!

— Тогда отвлеки ее, — предложил Тровир. — Пошурши в траве или обрушь камень из кладки. Что угодно!

— Попробую, — пропыхтел маг. Сложив руки, он выговорил длинную формулу.

Рычание твари, копошащейся снаружи, смолкло, тяжело заскребли когти. Чудище отправилось проверять, что это шумело на поляне. Однако тварь оказалась не так глупа, вернулась практически сразу, зарычала над дверью, примериваясь для удара.

— Все, больше ничего не смогу, — бросил чародей, измождено прислоняясь к стене. — Нет сил.

Первый, не слишком еще мощный удар обрушился на дверь. Купец и маг отчаянно навалились на нее, а Зверолов и знахарь встали бок о бок, обнажив мечи. Наверху, почти у самого потолка, нависшего в трех метрах над ними, имелось окно — то ли отдушина, то ли пустота на месте выпавшего камня. Задирая головы, они видели густую сумеречную серость неба. Ночь не торопилась отступать.

— Как бы там ни было, — неохотно произнес Гилберт, — похоже, не судьба Клифу добраться до тебя. Да и мне. Помрем оба.

— Что ж, посмотрим, — жестко ответил Тровир. В темноте почти ничего не было видно, но Зверолов услышал звук расстегиваемых кожаных ножен. До того, как они оказались в каморке, Гилберт приметил, что к левому бедру знахаря пристегнут стиснутый ремешком кинжал с узким лезвием. Сейчас, в полутьме воин видел, как брюнет прислонил руку в перчатке к левому бедру.

В дверь снова ударили, сильнее, так, что купца и мага отбросило от ломающихся досок. Как могли быстро, они снова придавили шатающуюся дверь. Из уст Зверолова вырвался боевой клич. Тровир тоже закричал, злобно, неистово. Закричали и чародей с толстяком. В этом слившемся воедино вопле четырех людей было накопившееся за долгую ночь отчаяние и пережитый страх, злоба и готовность продать жизнь как можно дороже, пусть даже кусаясь и визжа, как бешеная собака. Но все эти вопли разом перекрыл другой, вовсе не злобный, а тонкий, вибрирующий, омерзительно жалобный вой сциллы.

— Смотрите! — заорал, не веря глазам, чародей.

Они обратили взоры к потолку, и тогда их лиц коснулся мягкий, по-девичьи робкий первый солнечный луч. В Ежовом лесу забрезжил рассвет.

 

Четверо людей вышли из лесной башни. Пережитые потрясения на какой-то миг сблизили их, превратили в родных братьев. Они шли вровень, не торопясь, нога в ногу, к тропе. Бояться уже было нечего. На половине подъема к лесу все разом обернулись. Приземистая и обветшалая, дряхлая и холодная, обросшая мхом, орешником и плющом, башня одиноко возвышалась на изборожденном кочками лугу.

Дорогой, пока шли к Волчьей тропе, Гилберт сказал:

— Я отправлюсь в Ключи. Доложу о бое и потере людей. Это займет время. Достаточно много.

Тровир ответил долгим взглядом, благодарно кивнул.

Достигнув дороги, четверо мужчин обменялись рукопожатиями и прощальными словами. Разные, очень разные пути предстояли каждому из них. Но прежде, чем разойтись, ступить на ожидающие их тропы, четверка выживших подняла головы к лучистому солнцу, рождающему живительное тепло ласкового, яркого, но такого короткого дня.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 4. Оценка: 3,75 из 5)
Загрузка...