Золотое макраме

 

- Последний раз я видел её здесь, - сказал темноволосый юноша, останавливаясь на перекрестке.

- Мы попрощались. Она сказала, что зайдет за хлебом. Было где-то полвосьмого вечера.

Он, и мужчина в длинном сером пальто, стояли перед большими окнами пекарни «Африканские сладости».

- И что, из чего они там хлеб пекут? – усмехнулся мужчина.

- Не знаю, я там не бывал. Недавно открылась.

Вышел посетитель, и пахнуло горячим удушливо-сладким воздухом.

- И больше вы с ней не связывались? Никаких сообщений в соцсетях? Пропущенных вызовов?

Юноша открыл было рот, чтобы сказать что-то, но тут же закрыл и покачал головой.

И правда, какое это имеет отношение к делу?

- Вы из полиции?

Мужчина криво улыбнулся.

- Можно и так сказать. Мы с вашим отцом старые друзья, - ответил он и выбросил окурок в урну.

- Что ж, если что будет, я сообщу ему. До скорого.

И он открыл тяжелую коричневую дверь. Грустно звякнул колокольчик в полупустом зале.

- Ох, эти ваши мятные прянички так хороши! Мы уже вторую неделю едим – не наедимся!

Приговаривала кудрявая полноватая дама в платочке.

- Приходите еще, - отвечал кондитер, заворачивая в пакет не только пряники, но и крендели с маком, малиновые вензели со сливочным кремом и парочку баварских кругляшей с грецким орехом. На крафтовом бумажном пакете были нарисованы длинные закрученные усы.

- Доброе утро! – обратился кондитер к вошедшему мужчине. - У нас акция по утрам. Кофе плюс булочка всего сто рублей! Выбирайте. Вот круассаны с шоколадно-ореховым кремом, свежие, только из печи. Английская слойка, попробуйте, разлетается только так. Миошь с кленовым сиропом, если вы любите простоту. А, может, вам посытнее? Планше с томатом и сыром. Турнель с ветчиной.

- Спасибо, мне вот это, - сказал мужчина и показал на круассан без начинки.

Лицо кондитера было обсыпано веснушками, как сладкие пончики шоколадной крошкой. Он был невысоким и толстым, но опрятно одет, и улыбался крупными, немного желтоватыми ровными зубами. Он взял стакан из стопочки и повернулся к кофемашине.

- У вас есть постоянные посетители? – спросил полицейский.

- А то, как же. Бабушки, мамы с детьми, все, кто живёт в этом доме, часто заходят.

- Вы всех знаете в лицо?

- Ну, кого помню, кого нет. Это дело такое. Если клиент улыбается, говорит о погоде, то, как не запомнить. Но многие хватают наш утренний набор и убегают.

- А вчера, после семи, не помните ли, заходила к вам девушка? Среднего роста, русая, в белом пальто.

Руки кондитера выполняли привычную монотонную работу без заминок, без пауз, почти на автомате, но отвечать кондитер не спешил. Закрыл крышечкой черный стакан, положил мясистой рукой в перчатке круассан в бумажный пакет и поставил возле кассового аппарата.

- Наличные? Карта?

Мужчина показал карту.

- Не помню я, к сожалению. Да и откуда бы. В семь мы закрываемся.

 

Юноша стоял возле двери своей квартиры с ключами в руках и не мог понять, что не так. Как будто он что-то забыл. Здесь, на третьем этаже, вчера он стоял также с ключами один или нет? Он вошел в квартиру. На кухне под потолком полз белый дым. В пепельнице лежала наполовину истлевшая сигарета. Чашка растворимого кофе без молока и три круглых темных следа на клеенке.

- Кто дома?

Никто не отзывался.

На холодильнике записка: “В кастрюле суп. Спасибо за булочки, очень вкусные! Осталась одна – тебе. Убегаю. Мама”.

Только Ванюша не помнил, чтобы он приносил булочки.

Может, стоило рассказать тому дядьке, что он видел?

Попрощавшись, Ваня свернул на улицу Декабристов. Оставалось пройти пару домов, он замешкался, развязывая наушники, и, сам не зная, почему, обернулся, включив плеер. Его сестра оловянным солдатиком стояла перед кондитерской с задранной наверх головой. Зеленоватым светом горел фонарь над дверью в пекарню, и лицо сестры казалось серым. Она медленно перевела взгляд на землю, развернулась, словно бескостная кукла в руках невидимого кукловода, и, неестественно быстро переставляя ноги при общей неподвижности тела, двинулась к нему. Ваня оторопел, в животе нервно запузырился страх, но сестра свернула в арку и исчезла. Ваня вернулся, но в арке были чугунные ворота, запертые на кодовый замок. Впереди белел грузовичок, серели грязные пыльные окна, и струился ручеёк по дорожной колее от зеленого бака помойки прямо к Ване под ноги.

Он подумал, что ему привиделось. Он просто долго не спал. Сессия, фенотропил, ред бул и последний экзамен снесли ему мозги. Мерещится.

Ваня включил прозрачный чайник – загорелась синяя подсветка. Открыл холодильник. Прямо перед ним лежал крафтовый пакет, свёрнутый в толстую колбаску. Достаточно было расправить, чтобы закрученные длинные усы стали видны.

 

Длинная рыжая борода была заплетена в косичку, а на голове, словно пенистое облако, сидела тканевая шапочка. Витрины натерты до блеска. Нежная мелодия джаза тянется из колонок на посетителей за гладкими круглыми столами. Хорошее место с широкими окнами и приглушенным теплым светом. Приторным запахом ванили, лязганьем и пшиканием кофемашины. Вечер, чуть меньше часа до закрытия.

Ваня разглядывает булочки, чувствуя, как где-то на подкорке всплывают воспоминания о вкусе того, что он никогда не пробовал. Сознательно не пробовал.

- И снова здравствуйте! Вам понравилась наша выпечка? Могу предложить тот же набор со скидкой. Скоро закрытие.

Ваня кивнул, едва слышно соглашаясь.

- Два кофе с собой? – спрашивает через плечо кондитер.

- Да. Нет, один.

- О, сегодня без той милой барышни?

Ваня откашлялся и спросил:

- Напомните, а когда я у вас был в последний раз? Сессия, понимаете…

- Конечно! Конечно, понимаю. Да пару дней назад, уж не помню точно. Прямо перед закрытием. Вы мне кофе по полу разлили.

- Мы вместе и ушли?

- Да, да, вместе. Картой или наличными?

 

Полицейский закончил разговор и выругался. Никаких следов девушки. Подруги в университете подтвердили, что она ушла на встречу с братом. Старушка в доме напротив вроде как видела, что в тот день двое стояли у кондитерской, но зашли они вместе, или вышли, белое было пальто у нее или синее – она сомневалась, а, значит, была бестолковым свидетелем. Кофейня-пекарня работала полгода. И владелец, он же кондитер и кассир, был чист перед законом, налоговой и репутации заслужить не успел, переехав откуда-то из глубинки России незадолго до открытия своего дела.

Она не была особенной, и пропала, как и многие пропадают, быстро и бесследно. Что он мог еще сделать? Он вздохнул и набрал номер старого приятеля.

- Алексей Михайлович?

- О, рад слышать. Минуту. Да, да, отложите это. Я буду через пару минут. Я здесь.

Полицейский рассказал всё, что узнал за последние дни.

- Подождите, брат? Я думал, что он на практике в Лосево, - голос на том конце провода стал тише.

- По его словам, он закрыл сессию и решил отпраздновать это с сестрой.

- Ничего не понимаю. Вы о ком говорите?

- Иван Алексеевич, её родной брат.

Отец девушки молчал. Было слышно, как кто-то постучался к нему в кабинет, женский торопливый голос, цоканье каблуков и снова тишина.

- Этого не может быть.

- Таня сама сказала подруге, что собирается с ним на встречу…

- Нет, не в этом смысле. У неё был брат. Ваня, но…

Полицейский сжал трубку. Мужчина на том конце провода откашлялся.

- Он умер несколько лет назад.

 

Ваня снова стоял перед дверью, но в этот раз у него не было ключей. С одежды капало, волосы прилипли ко лбу. В кармане скомканные лежали пятьдесят рублей. Когда шёл дождь? Где он был?

На двери была бумажка. Опечатано.

Ваня сорвал ее и толкнул дверь. Заперта. Начал звонить. Минута, две, но никто не открывал. Ваня забарабанил кулаками по металлу, чувствуя, как скользит кожа, как глухо отдаются удары с той стороны. Подошёл к соседней двери, где, он знал, жила старушка-соседка, и позвонил. За окном было темно, возможно, поздняя ночь, а, может раннее утро. Он вдавливал звонок со всей силы.

- Чё звонишь, урод?!

За дверью кричал заспанный мужской голос.

- А ну свалил отсюда нахер, пока полицию не вызвали!

Ваня готов был закричать в ответ словами гораздо более худшими, но услышал тонкий детский голос.

- Папа, кто там?

- Да дибил какой-то, Юль. Так, иди спать. Папа разберётся.

- Я боюсь.

- Не бойся, иди к маме.

Шуршание и быстрые шаги.

Потом приглушенно, словно мужчина говорит себе под нос:

- Да там никого нет. Уроды. Надо же посреди ночи будить.

На лестничной площадке окно, в которое светит желтый луч фонаря. Ваня стоит ровно в квадрате света, очерченном на полу.

Боясь вдохнуть, он снова подходит к своей квартире, хватает ручку и медленно опускает вниз. Замок щёлкает, дверь скользит внутрь.

В ванной горит свет и падает дорогой на коридор, пересекая его. В светлом пятне чёрные следы ботинок. Много грязных следов, словно входили по надобности, быстро отсматривали, что-то искали, не думая, что скажут хозяева.

Ваня прошел на кухню. На столе белая чашка с кофе. Три круглых следа на клеенке, а в пепельнице наполовину истлевшая сигарета. Записка висит под магнитом из Амстердама. Рядом фото-магнит дружной семьи. Папа обнимает рукой маму за плечи, мама держит папу за талию, и перед ними, в объятьях, счастливый маленький мальчик. Белоголовый, щербатый с яркими голубыми глазами, круглыми, как у совенка. А в зеркальной поверхности холодильника отражалось лицо бледное, с узкими карими глазами, крупным носом и тонкими губами.

Ваня открыл дверцу. Внутри металлическая кастрюля с красными подтеками от борща. Сжатая упаковка майонеза. Непочатая пачка сырокопченой колбасы и крафтовый пакет.

Ване был нужен только он.

Внутри хрустящей бумажной упаковки лежала слойка. Ровно то, что ею было когда-то. По белым мелким точкам разросся зеленый слой плесени.

 

Вспоминая, как мало ему понадобилось времени, чтобы найти подходящего человека, он самодовольно улыбался. Даже то, что вся её светлая суть досталась не ему, нисколько не огорчало. Он испытывал удовлетворение от хорошо выполненной работы и даже думал о ней иногда. Та девушка заходила по нескольку раз в неделю утром, видимо, перед учебой, или вечером, уже после. У неё было длинное изумрудное пальто с атласной подкладкой в мелкий цветочек. Светлые волосы, которые она любила перекидывать на одну сторону во время разговора. Прозрачные-синие глаза, как тонкий слой глазури, родинка на правой щеке и красные ноготочки. От белой, как тесто, кожи, едва уловимо шел сладкий запах духов. Он видел, как сияет счастье в её глазах. Слышал, когда она говорила по телефону, что где-то на севере города в гости её ждут родители. И был в её жизни кто-то, чей образ мог внезапно встать у неё перед глазами, и тогда золотое сияние меркло. Сначала он испек особый десерт для неё, а после и для её родителей. И когда понял, что она глубоко ушла в мир своих фантазий, вплотную приблизилась к границе безумия, позвал серую, бесплотную, вечно жаждущую тень, чтобы исполнить то, что обещал.

 

Ваня стоял перед чугунной решеткой. Три, пять, восемь. Он прошел через весь двор и открыл белую дверь. В большой комнате на полках стояли мешки с мукой и сахаром. Закрытые шкафы. Поварской костюм и прозрачный плащ от дождя висели на крючках. В конце комнаты была дверь. Только Ваня шагнул за порог, как густой мясной дух ударил ему в лицо. В полумраке на огромной плите горели красные огоньки-индикаторы и жужжала газовая конфорка под огромной кастрюлей. В высоком духовом шкафу за прозрачными дверцами освещались ряды белых рулетиков и кругляшей теста, готовых к выпечке и ждущих своего часа.

Кондитер сидел за крошечным столом у свечи. На широком носу громоздились толстые стёкла в чёрной оправе очков.

- В пламени есть что-то невероятно успокаивающее. Ты видишь огонь. Он вечен. Куда бы ни попал человек, он будет ему единственным по-настоящему верным другом.

Ваня закрыл за собой дверь и подошёл к столику.

Кондитер снял очки, аккуратно сложил и убрал на полочку вместе с небольшой книгой.

- Воспоминания заканчиваются? - спросил кондитер, поднимаясь с подсвечником в руке. Тень его широких мясистых плеч парусом легла на стену. Без поварского колпака, фартука и белоснежных манжет, кондитер выглядел обрюзгшим стариком. Даже в жесткой кудрявой бороде, по-прежнему заплетенной в косу, мелькали серебряные волосы.

- Где Таня? Что ты с ней сделал?

- О, да ты ещё в себя не пришел, - кондитер прошел через кухню и включил свет. Свечу задул и поставил на вымытую до блеска металлическую столешницу.

- Видимо, в этот раз тебя девчонка зацепила. Обычно, ты куда скорее приходишь в себя.

- Ты о чем?

Кондитер глубоко вздохнул.

- Когда один в комнате сидишь, то ловишь краем глаза тени. Они как будто двигаются сами по себе. За окном что-то мелькает, оставляя неровные очертания на стене. Или, может, свист. Иногда глубокой ночью проснёшься и все что-то злит, не даёт покоя, а что - не знаешь, пока мысли перед самой последней секундой засыпания не покинут голову. Люди слышат, как что-то свистит. Говорят, что кажется, будто кто играет на свирели. Ты недавно стал замечать вокруг себя странные вещи. Искажения, призраки. Ты словно живешь не своей жизнью. Тебя перестают замечать, словно твоя человеческая оболочка истончается, а то и вовсе исчезает.

Кондитер подошёл к плите и поднял крышку. В воде плавали куски мяса, две половинки луковицы и пучок трав, перевязанных нитью. Он вынул все, кроме мяса, и выкинул в мусорное ведро. Выключил газ и подошёл к навесному шкафчику. За бумажными коробками с солью, содой, стеклянными баночками с разноцветными порошками стоял хрустальный сосуд. В руках кондитера он казался малюсеньким пузырьком. Граненые бока выпирали под узким горлышком. Хрустальную пробку венчал шипастый шар.

Ваня отступил.

Кондитер заметил это и покачал головой, улыбаясь.

- Не бойся. Скоро ты вспомнишь. Выпей, - он протянул пузырёк Ване.

- Это, можно сказать, лекарство от чужих проблем. Пей. Боишься? Ну, смотри.

Мужчина вылил на ложку немного и положил в рот. Проглотил. Поставил пузырек на стол перед Ваней. Парень еще немного поколебался и отпил немного.

- Человеческая память вещь очень интересная, - сказал кондитер, наблюдая, как Ваня кашляет и хватается за голову.

- Она меняется. Со временем стирается плохое, ярче горят мгновения счастья, образы любимых вытягиваются, приобретают большее значение, чем было на деле, да и сама жизнь превращается в густо раскрашенный карнавал событий, выборочно расположенных на временной оси. А уж какую цену имеют эти живые, бьющиеся в черепе воспоминания. Они животворны, целебны, они дают человеческое тепло тем, кто давно его лишён. Если уметь обращаться с ними, вынимать из убогой головы, сплетать в тончайшие узоры макраме, то можно продлевать чужую жизнь или свою.

В голове словно растекался напалм. Глаза жгло. В горле скреблись маленькие крысы, которые невозможно было откашлять. Боль нарастала, и вместе с ней перед глазами проносились воспоминания о жизни. О маме и папе, чьи лица запечатлены на магнитике, о сестре, которая собирала вместе с ним конструктор, дралась с ним, поддерживала в учебе. Яркой лентой проносились школьные дни, друзья, университет, его многочисленные подработки, уроки вождения. Любовь, которую дарили близкие и которую вырывали возлюбленные. Все прокрутилось как фильм за мгновение до последних нескольких минут. Ваня словно оказался в другом месте. Больничная палата. В вену воткнут катетер, у изголовья сидит заплаканная, распухшая и сонная мама. Она что-то говорит ему, но он не слышит. Слабость во всем теле. Он закрывает глаза и в темноте звучит мужской голос:

- Да, так он умер. Мальчик, которым ты был всё это время.

Ваня стоял на коленях опустив голову. Послышалось, как чиркает спичка. Донёсся тонкий запах вспыхнувшей серы. Кондитер подошёл со свечой к Ване и склонился над ним.

- Проведи рукой.

Ваня послушно дотронулся до пламени, но не почувствовал ничего.

- Я просто помогаю таким, как ты. Тем, кто не может уйти. Вы бродите по улицам города вечно голодные. Вы ничего не чувствуете. Ни тепла, ни холода. Ни радости, ни сладости. Я вдохнул в тебя жизнь, вытащив из головы Танечки воспоминания. А быть её братом ты выбрал сам. Так случается. Тебе же нужно было кем-то быть. А тут столько любви, столько счастья. Но даже самые сильные воспоминания не живут вечно. Мы с тобой, Ванечка, в расчёте.

- Но где они? Таня, мама, папа…

Кондитер выпрямился и потянулся. Захрустели косточки, затрещала ткань рубашки. Он прошел к высокому шкафу. Внутри оказался сейф. Кондитер ввёл код и показал Ване полки с точно такими же пузырьками, но внутри каждого плавали золотые нити, свернутые в клубки.

- Когда ты пришёл ко мне, я сразу предупредил. Я сказал, что ты получишь жизнь, но ценой чужой жизни. И, сверх того, в качестве платы, приведешь мне еще двоих. Ты согласился.

Кондитер закрыл сейф.

Ваня держал раскрытую ладонь над недвижимым язычком пламени. Он молчал. Кондитер достал тарелку и вилку с ножом и вернулся к кастрюле. Он вынул большой кусок мяса и бросил в тарелку. Посыпал солью, прокрутил мельницу с перцем, и сел за стол. Нож входил в мертвую плоть легко, обнажая ветвистую сеть волокон. Ломти падали в бульон с едва слышным плеском. Кондитер с блаженной улыбкой принюхался и положил первый кусок в рот.

- Если правильно его отварить, - чавкая, сказал кондитер, - То получается нежнее, чем свежая баранина.

Он засмеялся, обнажая крепкие желтые зубы, в которых застряли кусочки мяса.

- А что, - сипло спросил Ваня, вдавливая палец в подтаявший воск. - Может, тебе еще нужны нити для макраме?

И в тишине большой холодной кухни раздался глухой смех самого старого колдуна Петербурга.

 

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 10. Оценка: 4,10 из 5)
Загрузка...