Маленький узелок  тяжёлый и тёплый. С одного бока ярко-алая ткань поблёскивает багровыми разливами и мелкими капельками-слезинками, с другого – липкая, маслянисто-чёрная –  надменно переливается крылом ворона. Лида попыталась снять ношу с колен, опустить на пол, но едва приподняла, – застонала от боли. На ногах кожа вспыхнула огромными пурпурными пятнами. Узелок опал, и боль моментально стихла.
– Не торопись, придёт срок, он сам спадёт и отведёт куда надо!
Лида вздрогнула, обернулась. За спиной стояла девушка одного с ней возраста  и очень, очень  на неё похожа, даже редким оттенком голубых глаз.  Только вместо изящных волн  Лидиных солнечных волос у незнакомки они  напоминали слегка растрепанную седую тучку.
– Вы кто?
Девушка усмехнулась, промолчала, но Лидия с ужасом почувствовала ответ, он туманом вошёл в неё, обжигая тело стылым  дыханием.
– Это она! Она тебя сюда привела! Она старше всех живущих и живших на планете! Именно она распоряжается жизнями каждого! Это сама  великая госпожа С…
Голос пропал, не досказав последнего слова. Незнакомка приподняла руку, слегка качнула ладошкой и уплыла к маленькой рыженькой худенькой женщине, сидящей напротив Лидии. При этом вдруг ссутулилась, по-старчески зашаркала ногами, закашляла, задрожала, волосы вспыхнули бронзовым цветом древних колоколов. Женщина, увидев её, испуганно перекрестилась, схватила свой узелок, взвизгнула, пытаясь подняться, и обречённо опустилась, растерянно вглядываясь в незнакомку. Та ей что-то негромко сказала, указывая на дверь. Женщина испуганно замотала головой, замахнулась, чтобы швырнуть узелок в незнакомку, несколько раз дёрнулась, пытаясь встать, и вдруг сникла,   покорно поклонилась, сложив ладони шалашиком. Дверь, огромная бурая дверь неожиданно открылась, и два крохотных санитара в бурых халатах, стоя на ярко-голубых досках в виде крыльев и с чёрными колёсиками, выкатили обыкновенную медицинскую каталку тоже землянистого цвета. И хотя санитары были одного роста с движущимся транспортом, они ловко подкатили каталку к женщине. Та взвизгнула. Узелок в её руках засверкал, переливаясь всеми цветами радуги, прижался к груди, медленно поднимая хозяйку. Женщина заплакала, но сложила руки на груди, смиренно опустилась на каталку. Лилипуты качнули капельными ладошками, и странный транспорт  с ношей исчез за дверью! Дверь закрылась быстро с тихим шипением змеи. Как и куда они исчезли, Лидия не заметила, но карлики  появились снова, чтобы забрать мужчину с громадным шрамом, затем странного лысого старика с огромной бородой, тыквоподобную старуху, чьи груди были размером с Лидину голову каждая. За шипящую дверь они отправили ещё несколько женщин, мужчин, детей, но Лида их лиц не разглядела, так как они сидели далеко, а сизый туман в комнате позволял видеть только  силуэты или части контуров.  И каждый раз Лидия скорее чувствовала, чем видела, что таинственная незнакомка всегда обретала формы того,  к кому  подходила и отправляла  за загадочную дверь. Людей в огромном зале было  много, а места увезённых моментально занимали другие.
Но к Лиде незнакомка вернулась  довольно скоро, спокойно спросила, кивнув на багряный  пол:
– Хочешь обратно?
Лида изумилась, покосилась на узелок, обрадовано закивала.
– Можно. Сейчас будут вывозить отошедших. Их души покрыты тончайшим шёлковым алым покровом. Его поднимать нельзя. Среди всех вывезут твою мать. Ты должна её узнать и попросить прощения.
– Души? Мамашку признать! Так все, кто здесь, - души? Теперь без догадок  ясно, кто ты есть, вечная с…см…с!..
Лида презрительно осмотрела незнакомку, попыталась положить ногу на ногу, но  почувствовав новый неприятный укол от узелка, застыла, саркастически бормоча.  – Такой ценой обратно!  Хитрюга! Не зря тебя с косой рисуют ... и в капюшоне. Добренькой прикидываешься. Амплуа перепутала! Напрасно! Ошибаешься, нетленная! Души тоже думать умеют! Я и то сообразила,  зачем узелками нас  пришпилили, чтобы не разлетелись как бабочки? Сачков не хватает в небесном хозблоке  всех переловить!
– Не язви. Ты прекрасно поняла, о чём тебя просят.
– Не ехидничаю – констатирую! Думаешь, я тебя испугаюсь? Покорно смолчу? Благодарить начну, улыбаться, ходить на цыпочках и выкать?  Промахнулась, бессмертная! Издевайся дальше надо мной. Только знай,  я никогда не буду просить прощения у тётки, которая меня бросила трёхдневной малышкой?! Может, у алкашки ,  может у наркоманки из-за которой я попала в детдом! Которую всю жизнь ненавижу, презираю, проклинаю, про…про…  –  возмущённо зашипела Лида.
– Она дала тебе жизнь!
– Жизнь?! А точнее существование! Сколько я перенесла горя, боли, измывательств, унижений там, на земле, чужая в детдоме! И потом, вспомни, кому я была нужна и для чего? Ты же всё знаешь! Полагаешь, я не поняла, что этот узелок – ноша судьбы? Ноша! Он уже своим цветом любому расскажет, как я надрывалась, мучилась, выживала.
– Это нужно ради твоего будущего! И не только твоего!

– О тёткиной душонке беспокоитесь! Не старайтесь! Меня добрые люди научили быть не-бла-годар-ной! Ногами по глазам научили! Понятно!

Лида почти кричала, но её голос был не слышан даже ей, только в узелке что-то всхлипнуло и он усох почти наполовину!

– Ты не хочешь возвращаться в будущее! Но, может, захочешь увидеть мать? Хотя бы раз в жизни? Хотя бы из любопытства. Просто посмотреть на МАТЬ!
– Зачем? Чтобы плюнуть ей в… –  Лида, не договорив, отвернулась.
– Ты всегда отличалась мудростью, вдумайся, ты можешь возвратиться на землю и прожить ещё столько, сколько прожила она. По-иному  – счастливо! Достаточно узнать мать и попросить прощения. Ты  же не знаешь, почему она тебя оставила!
– Какая разница!
– Могла бы убить, абортом например, или унести сюда малюткой.  Подумай, у всех людей грехи схожие, и сила счастья в прощении. Да, в понимании и прощении! Это основа твоего будущего, и тех кому ты его подаришь, и подарят они! Мать подарила тебе будущее, а ты его хочешь безжалостно оборвать у своих будущих родных!
Лида вздрогнула, услышав последнее слово, машинально погладила узелок у живота, встала, огляделась, села, рассматривая дверь, снова встала.
– Как можно узнать того, кого никогда не видела? – усмехнулась Лидия.  –   Бред! И вообще, мы что? В один день с ней, – Лида запнулась, подбирая нужное слово, – в общем, здесь оказались?
– Даты у вас схожие, но она не хотела  твоего прихода сюда, долго мучилась там,   чтобы самой выбрать свой дальнейший путь. В общем, когда узнала, что ты умерла, последовала за тобой! Она выполнила свою миссию, дала тебе жизнь, но без тебя оставаться там… Да, не захотела! А в остальном… – пепельноволосая задумалась, – почуешь, если не почуешь – поймёшь, если не поймёшь – догадаешься, если не догадаешься – почуешь!
– Её выбрать самой?! Выбрать! А разве подобное возможно? Здесь! Нам,  смертным!
– Здесь всё возможно! И даже то, что там невозможно! Но благодаря тебе станет мыслимым и там! Да!Там!
– От твоей философии тянет мистикой! Хотя, здесь … без этого… Кстати, благовредная, если не узнаю? На атомы разложишь или тётке из не пройденных тропинок мою дорогу в ад довить дозволишь?  – огрызнулась Лида.
– Мы тебя поймём, если действительно ошибёшься. Мы  поймём, если узнаешь, но откажешься простить её. Мать. Мы хотим исправить судьбы ошибку, вернуть и подарить тебе иную жизнь. Если откажешься – тебя ждёт то, что всех в этом зале! Не более! Мстить никто не…
Лида прижалась к узелку, усмехнулась.
–  Я точно схожу с ума! В реале, смерть дарует жизнь! Получается – Смерть есть жизнь, странно! Странно, даже голоса не повысила за мою грубость. Странно, а почему ты постоянно говоришь  мне  «мы»! Ты не одна?
–  Говорю только от своего имени. Я - это и есть Мы. Вы – это и есть Я! Почему? Понять просто!
– Просто?! Не простому человеку! А нам, тривиальным, что туман, что дым!
– Простых людей не бывает. Ты однажды постигнешь, что душа человека находится не в теле, а тело  находится в душе, которую многие называют ошибочно аурой. Тебе ещё многое нужно осознать, переосмыслить, начать переубеждать других. Впрочем, любое моё слово лишнее.  Решай сама, но помни у нас осталось совсем немного времени! Карлики уже ждут! И не забывай, там Павел! Твой Павел! Он без тебя…да и не только он…
– Но как я её узнаю, тётку ненавистную? Как? Ненавистью!?
Пепельноволосая не ответила, а  исчезла так же стремительно, как и появилась. И Лида тихонечко заскулила от  тоски сплетённой из раскаленных иголок и  разрывающей душу! Память, ну, почему она не умирает вместе с человеком?  Ну, почему душа помнит больше чем тело? Лида не заметила, как мысленно вернулась в угрюмое детство, мрачную  юность,  к первым, трагическим дням взрослой жизни. Очнулась, когда  узелок  вдруг вспыхнул разгорающимся костерком и слегка задымился. По лбу, по щекам, носу поползли тёплые капельки пота. Лида машинально провела ладошкой по лицу, вздрогнула и  вскрикнула, радуясь внезапной догадке:
–  Контур, силуэт! У неё будет тот же силуэт! Или похожий! Дети похожи на родителей! Особенно девочки на своих матерей! Душа будет укрыта нежной шёлковой тканью, отображать контуры бывшего лица и тела. Как у других! Я возможно её узнаю!
Лида встала. Узелок, словно услышав её  шепот, покорно соскользнул к ногам. А Лида прикрыла глаза и несколько раз провела ладонью от затылка и до колен. Затем осмотрела зал. Опасливо подошла к серебристой блестящей картине  у двери, изображающей окно. Стояла долго, изучая в серебряном отражении силуэт своей души. Когда вернулась, узелок был тёплым, мягким  и пушистым, Лиде  показалось даже  ласковым. Да! Ласковым! Впервые за всё время она его благодарно погладила! А когда открылась дверь, она была уверена, что не ошибётся. И всё же совершенно несвоевременный  и даже смешной вопрос терзал её. Почему души возят на каталках? Они  легче лёгкого, а их…
– Правильно задумалась! Не все лёгкие! Некоторым суждено вернуться! Тем, кто искренне может прощать! Да ради будущего и будующих! Эти вот не смогут обрести крылья. Их участь  предрешена!
Пепельноволосая снова стояла за спиной Лидии, только теперь волосы её потемнели, стали  похожи на июньские кучевые облака. Она  по-хозяйски взяла Лидин узелок, а девушку легонько подтолкнула к двери. Та растерянно развела руками, шагнула, остановилась, прижала одну ладонь к глазам, другую к груди… Первым вывезли мужскую душу, затем непонятную, уродливую. Каталка с матерью была двадцать девятой.
– День моего рождения! – ахнула Лидия, радуясь своей догадке  и смело подошла к лилипутам. Оба смотрели на неё с нескрываемым удивлением.
– Поднимите покрывало!
Карлики, замерев на вдохе, не шевельнулись.
– Я хочу попросить прощения!
Карлики стояли не дыша.
– Мама, если ты меня слышишь, прости! Мама! Мама! И я тебя прощаю, мама, отзовись, мама!
– Покрывало медленно приподнялось, и перед Лидией вспыхнуло яркое оранжевое облако. Оно медленно окутало девушку. Тёплые капли вначале изредка, а затем всё чаще и чаще стали падать из облака на её лицо, плечи, руки.
– Мама, ты плачешь? – догадалась Лидия. – Не надо, что было, то было! Успокойся, давай  узнаем друг друга! Давай прост…
Последнее слово Лида не договорила. Она открыла глаза, увидела себя лежащей дома, в спальне, на кровати, в окружении догорающих свечей.

Сгорбленный Павел стоял у коричневой двери спиной к кровати, опираясь на коричневый комод, к которому были прислонены коричневые костыли. Тяжело дыша,  разговаривал с хрупкой женщиной в ярко-солнечном костюме. Траурного платка на ней не было. И хотя Лида её не разглядела, но почувствовала тепло, да тепло  давно забытого родного дыхания и голоса! Они перешёптывались, но большинство  слов Лида смогла разобрать. Павел говорил о священнике,   отпевании, о людях, которые должны быть на поминках,  а женщина тихо плакала и повторяла как заклинание: « Не торопитесь с погребением!  Я её так долго искала, едва успела найти... и вот! Отнимаете! Когда то я убила её отца, потому что он хотел убить её.  И меня отняли от неё. Теперь её от меня вы…! Если бы не жажда встречи  с ней, я бы не выжила в тюрьме! Не торопитесь… Ещё вчера я была уверена, что умру не увидев её!  Я ещё не нагляделась, не всё ей рас…! Не торопи…  Женщина рыдала!
Лида медленно поднялась, вскрикнула.
– Вы мама, вы моя мама! Мама, я узнала вас, мама, я всё поняла, мама,я простила, мама!

Она не увидела, и никто не видел, как другая женщина, очень похожая на Лиду, только с чёрными волосами, неторопливо подошла к Павлу, провела ладонью по его больной спине, по сломанным ногам, убрала  костыли, улыбнулась незнакомке в солнечных одеждах и исчезла. И никто не увидел, как плакала сама Смерть! По-детски беспомощно и призывно! Лида удивилась, глядя,  как резко выпрямился  Павел,  и устремился к ней без костылей!
– Не упади! –  прошептали её губы, а руки прижались к груди, и Лида  вдруг  услышала, чей-то беспокойный  голосок под сердцем:

– Тяк-тяк, тяк- тук, тук-тук, тяк – так,  так-тяк…