Невидимые дети


Старый маг как обычно повел свою ученицу глубже в чащу леса, подальше от их хижины, чтобы преподать ей очередной урок и продолжить ее обучение черной магии. Они ушли в чащу вдвоем, так как своего помощника демона Билала старик отправил в другую часть леса на охоту, только бы избавиться от его бесконечной болтовни – демон никогда не лез за словом в карман и очень любил комментировать их занятия, что мешало им обоим сосредотачиваться.

Девочка шла впереди, одетая в одну из старых мантий своего учителя, которую он к своему удивлению отыскал в хижине еще тогда, когда переданная ему на обучение малышка только-только начала ходить. С тех пор она ее практически не снимала, а магу приходилось лишь изредка менять ее размер, прибегая к небольшим магическим трюкам. Ее длинные черные волосы были распущены, девочка стягивала их холщевой лентой в хвостик лишь тогда, когда ложилась спать. Если считать по древним меркам, к которым привык Роман, так звали старого мага, рост ее был небольшим – всего лишь немногим больше полторы сотни сантиметров, или, как было принято измерять в этой части магического мира, около восьми десятков сэмов.

Она шла впереди, а старый маг следовал позади, опираясь на свой посох и наблюдая, как девочка смеряет ровными и бесшумными шажками чащу леса. Спину она держала прямо, чем ее учитель похвастаться уже давно не мог. Роман смотрел на ее спину, пробегая взглядом по блестящим черным волосам, и думал, что совсем скоро она станет женщиной.

Но ему совсем не хотелось думать о том, что последует за этим. Маг был более чем уверен, что все изменится и не в лучшую для него сторону. Ведь обычно после того как девочка, обладающая врожденной магией (он знал парочку таковых по прошлым жизням), пересекает с первой кровью рубеж детства, большая часть ее магического потенциала высвобождается, поглощая любую другую магию рядом с собой. Роману и представить было сложно, какой потенциал может быть у девочки, рожденной от чистокровного демона. А сомнений в ее происхождении у старого мага не возникало – у девочки был огромный похожий на акулью пасть рот полный множества острых зубов и большие черные глаза с красными точками зрачков. Так что едва ли ему удастся сохранить хоть толику своей магии, когда девочка станет девушкой.

Роман тряхнул головой, словно хотел сбросить с головы эти назойливые мысли. Благо они уже вышли на небольшую поляну, и можно было отвлечься на настоящее, не задаваясь безответными вопросами о будущем.

Девочка вышла на поляну, отступив от деревьев на пару шагов, и остановилась. Роман встал у ближайшего дерева, тяжело опустился на траву в тени ствола, скрестив ноги и положив на них свой посох. Старик разгладил седую бороду и привычно потер кулаком большой шрам, пересекавший его грудь от левой ключицы до верхней части правого бедра, который никогда не заживал до конца – последствие давнего поединка, из которого победителем вышел его оппонент. Девочка, не оборачиваясь к старику, подняла рукава мантии. Тонкие руки с бледной, как снег, кожей поднялись вверх. Изящные пальчики с ухоженными острыми ноготками разошлись в стороны и скривились, напряглись, как будто их хозяйка хотела вцепиться своими ногтями прямо в воздух. И она замерла.

Роман увидел, как у кончиков ее пальцев затрепетал воздух, раскаляющийся от идущей из подушечек магии. Но еще до того, как черная магия полились из скрюченных пальцев, Роман остановил ее.

- Стоп, - произнес старый маг.

Пальцы девочки медленно расслабились, руки плавно опустились вниз. Она обернулась к учителю. Иной наблюдатель не заметил бы ничего на ее уродливом лице, скорее с криком ужаса бросился бы прочь от этой поляны и от девочки, не разбирая перед собой дороги. Но старый маг хорошо изучил ее за прожитые вместе годы. Бровей на ее гладком бледном акульем лице не было, но он заметил, как она чуть приподняла их вверх, изумленно и раздраженно. Узкие вертикальные щелочки маленьких ноздрей на мгновение негодующе расширились. Уголки рта, находящиеся прямиком под мочками ушей, нетерпеливо приподнялись вверх, а тонкие губы плотно сжались, спрятав множество острых зубов. Огромные черные глаза выжидающе уставились на учителя.

- Присядь, - велел Роман, взглядом указав на траву перед собой. Девочка послушно подошла, села на расстоянии вытянутой руки напротив, скрестив ноги так же как учитель, и уставилась на старика, не произнеся ни звука. Она вообще мало говорила, предпочитая шептаться с Билалом на их родном демоническом языке. Обычно старого мага это устраивало, он не любил говорить, особенно после того памятного поединка, шрам от которого не давал ему насладиться уединением. Но сегодняшний урок он решил начать с разговора.

- Ты помнишь историю, что я рассказывал тебе, когда ты была еще маленькой? Про беса, который считал, что все люди глупы, словно черви, обитающие на дне сточных канав?

Девочка коротко кивнула.

- И в чем мораль этой истории?

Девочка с явной неохотой заговорила. Голос у нее был тихий и приятный, если она говорила спокойно, как сейчас, и не открывала свой большой рот широко. Тогда ее сладкий голос надрывался, превращаясь в нечто среднее между хрипом и рычанием.

- Мораль в том, что демон недооценивал людей. Не все из них подобны червям из канав, как он думал. Многие, но не все. Демон не хотел этого принять и поплатился за это своей жизнью.

- Верно, - старик кивнул.

- Почему вы о ней вспомнили, учитель?

- Потому, что истории важны.

Маг сделал паузу, чтобы девочка могла обдумать его слова, и продолжил.

- Истории, вне зависимости от ее рассказчика, всегда говорят больше, чем хотел сам рассказчик. Нужно лишь присмотреться. Что еще ты можешь извлечь из моего рассказа о демоне?

Девочка на минуту задумалась.

- Не знаю, - она пожала плечами. – Что люди знают способы, как убить демона?

- Знают, - маг кивнул. – А еще?

Теперь девочка думала дольше.

- Как ты считаешь, история правдива? – Подсказал старик, видя ее затруднения.

- Думаю, да, - недолго думая, ответила девочка.

- Почему ты так думаешь?

- Я знаю демонов. Не только Билала. В смысле, знакома я только с ним, но он мне много о них рассказывал. Да и сама я наполовину демон, так что имею представление о демонах.

Старик кивнул, соглашаясь с ней.

- Верно говоришь. Но эта история просто выдумка.

Лицо девочки удивленно вытянулось, сделавшись еще уродливей. Маг подавил самодовольную ухмылку и продолжил.

- Я сам сочинил ее очень давно, когда Билал только-только начал путешествовать со мной. Сочинил для того, чтобы до него дошла суть людей, в каком бы мире они не жили. Люди не так просты, как кажутся. Они не так слабы, как могут показаться. И не так глупы, как хотят казаться. Ты тоже должна уяснить это.

Девочка кивнула.

- Как ты верно подметила, в тебе есть половина демонического и половина человеческого. Значит, тебе будет проще уяснить все это, нежели Билалу. Он в свое время, как бес из моей истории, жестоко поплатился за то, что недооценивал людей. Но об этом я расскажу тебе как-нибудь в другой раз. А сейчас я расскажу тебе другую историю. Это и будет сегодняшним первым уроком для тебя.

Маг прочистил горло и неспешно заговорил, тихо, но вкрадчиво, как любящие родители рассказывают своим детям сказки на ночь. А девочка слушала так же внимательно, как послушная дочь может слушать сказку отца перед сном. Ее большие глаза раскрылись и, не мигая смотрели на учителя, внимая каждое его слово.

Давным-давно, когда дед твоего деда по демонической линии еще не пришел во тьму подземного мира, а о магии не было известно ни одной живой душе, существовало одно небольшое королевство. Однажды в этом самом королевстве жена купца родила ему двойню. Но мальчики, появившиеся на свет, не были обычными. Уже с рождения они могли по своему желанию становиться невидимыми. Но стоило их положить вместе, их способность быстро гасла, и они лишь слабо мерцали, когда пытались исчезнуть лежа в одной кроватке.

По обычаям того королевства имена давались детям только при рождении. Во время первого вскрика новорожденного родители нарекали их именем, которое принадлежало человеку всю оставшуюся жизнь. Первого мальчика успели назвать Ферном, что в тех землях означало «первый». Но после того как первого мальчика уложили в кроватку, что стояла в двух шагах от матери, он замерцал и исчез. Крик его был по-прежнему слышен, как было видно и место на одеяле, что малыш продавливал своим крохотным тельцем. Но сам он исчез. А в этот же момент на свет появился второй мальчик, которого тоже не было видно, лишь очертания младенца из крови матери. Конечно, об имени все разом забыли. Родители и тем более повитухи вспомнили об этом лишь часом позже, когда окончательно прошел шок. Но было уже поздно, и мальчик остался без имени.

Родители Ферна и его брата сначала боялись того, что происходило с мальчиками. Но потом, когда, наконец, поняли, почему их дети становятся невидимыми, просто перестали их разлучать. А со временем и вовсе привыкли к происходящему. Ведь способности их детей проявлялись все реже и реже, потому что мальчики редко отдалялись друг от друга дальше, чем на расстояние вытянутой руки.

Они были красивы и похожи друг на друга, как две капли воды. Но годы шли, а мальчики росли и взрослели, не зная о своих способностях, ведь родители тщательно скрывали это от них. Им все чаще хотелось быть порознь. Они устали проживать одну жизнь на двоих.

Особенно тяжело было, конечно же, второму близнецу, которого все так и звали – брат Ферна. Со временем он все больше стал ощущать себя тенью Ферна, нежели его братом, несмотря на его поддержку. Ферн частенько говорил, что не стал бы первым без его помощи. И он не лгал. Безымянный брат помогал Ферну считать для отца прибыли и убытки за прошедшие месяцы. Он собирал букеты, которые Ферн дарил матери в праздники. Он готовил ужины, которыми Ферн потчевал возвратившихся с очередной ярмарки родителей. Он выполнял работы по дому, за выполнение которых хвалили Ферна. Безымянный брат считал это само собой разумеющимся, проявлениями братской любви, о которых порой и просить не приходилось. А Ферн всегда хвалил его за это, даже предлагал своему безымянному брату взять себе имя, которым родители собирались назвать его при рождении, но быть Берном, «вторым», ему уже совсем не хотелось. Он хотел выйти из тени Ферна, он хотел сам отбрасывать тени. И, конечно, ему вскоре представился шанс изменить свою судьбу.

Когда мальчикам было столько же лет, как тебе сейчас, родители впервые взяли их на ярмарку, где купцы, земледелы, заводчики и ремесленники выставляли свои товары на обмен и продажу. Ферн с братом ходили меж длинных лотков заваленных множеством товаров, держась за руки и отыскивая шерсть для пряжи по просьбе матери, когда им встретилась прекрасная девушка, продававшая по мнению многих лучшую шерсть в этой части королевства. Ее звали Белла, и она сразу же приглянулась обоим братьям.

Но Ферн, оправдывая свое имя, как делал это всю свою жизнь, заговорил с девушкой первым. «Здравствуй», сказал он, «меня зовут Ферн. Могу я купить у тебя этот прекрасный моток шерсти?»

Девушка кивнула, но смотрела на другого брата. Она с первого взгляда увидела, что Ферн, как две капли воды похожий на своего брата, преподносит себя так, словно он выше по рождению, словно он хозяин жизни, а человек рядом с ним – лишь зеркало, которое приходится с собой повсюду таскать. Но они оба были очень красивы, что в глазах Беллы только увеличивало неприязнь к Ферну и симпатию к его кроткому брату.

«Я продам тебе шерсть, если скажешь, что за милого юношу ты привел ко мне за руку», ответила Белла Ферну, все так же не глядя на него. Тот был просто ошарашен, он впервые оказался на месте своего брата. Справедливости ради следует сказать, что слова поразили обоих братьев. Брату Ферна никогда не оказывали внимания, минуя самого Ферна, да еще и столь прекрасные девушки. А Белла была удивительно красива: высокая, с идеальной фигурой и прекрасными чертами лица, с длинными блестящими волосами золотистого цвета, с глазами чистого небесного оттенка, с бархатным голосом, звук которого заставляет сердца биться чаще, и, конечно же, обворожительной улыбкой, от которой любой юноша или мужчина потерял бы разум.

«Это всего лишь мой брат»,  с небрежностью ответил девушке уязвленный до глубины души ее безразличием Ферн. «И у него нет имени». Слова были правдивыми, но то, как они были произнесены, задели безымянного брата, и тогда он впервые увидел Ферна без пелены братской любви, которая бельмами слепца туманила его взор долгие годы. Горделивым и самовлюбленным предстал перед ним Ферн, вызывая лишь презрение, потому что на самом деле они ничем не отличались.

«Ты можешь звать меня Виконом. Как бессмертного черного орла из старых легенд, у которого в крыле было золотое перо. Так я сам себя называю», сказал брат Ферна Белле, выступая вперед и оттесняя Ферна назад. Он тут же почувствовал, как рука униженного брата с силой сжала его ладонь, и так же сильно сжал ее в ответ. Но Ферн молчал.

«Хорошо, Викон, а ты зови меня Беллой», сказала девушка и улыбнулась той улыбкой, после которой мужчины возгорают страстью, словно только что промасленный факел от крупной искры, и совершают подвиги и безумства только ради того, чтобы увидеть такую улыбку вновь.

Так безымянный брат взял себе имя Викон, что означало «ветер» на древнем языке, и влюбился в Беллу. Но с тех пор братья перестали ладить между собой.

Ферн, всеми любимый, всегда первый и, самое страшное, привыкший к такому положению вещей, был страшно унижен тем, что его отодвинули на второй план. Он больше не был первым, это его безумно злило, и злоба его заполняла сердце, не находя вымещения, как и ревность к Белле, посмевшей выбрать его никчемного братца, у которого даже имени не было. Ферн не отдавал себе в том отчета, но он понемногу начал копить в душе ненависть к своему брату.

Викон, увидевший в тот день собственного брата в ином свете, так же возненавидел Ферна. Возненавидел за то, что тот подменял братскую любовь, которую так чтил Викон и делал все для своего первого брата, чтобы тот оставался первым, в то время как тот пользовался его любовью в своих корыстных интересах. К тому же ему не нравилось, как Ферн смотрит на Беллу и говорит о ней, словно она какая-то вещь, доставшаяся ему по ошибке, или приз, который благородный Ферн позволил ему забрать. Однако он не позволял ненависти поглотить свою душу, в ней от любви к красавице Белле было слишком мало места.

Трещина в отношениях между братьями росла с каждым днем, пока не превратилась в пропасть, но даже потом она продолжала расти, становясь шире и глубже. Они уже не ходили рука об руку, почти не разговаривали, спали в разных комнатах, не зная о своей невидимости, которая не проявлялась с младенчества. Но родители по-прежнему не желали, чтобы они отходили друг от друга надолго, не смотря на то, что их опасения относительно необычных способностей сыновей не оправдались.

Однако вечно так продолжаться не могло. Однажды их мать рассказала о своих тревогах мужу. Она видела, что мальчики, которых так сильно любит, уже не могут находиться вместе друг с другом. Произошло то, чего она боялась с  самого их рождения – они захотели, наконец, побыть подальше друг от друга. Оно и понятно, двое парней не смогут жить, постоянно держась за руки. Отец согласился с ней, он тоже видел их разлад. Они решили, что пора бы постепенно отдалять их друг от друга, ведь им к тому моменту было уже почти шестнадцать лет – самое время для любви и поиска будущих невест. У Викона, например, уже была прекрасная девушка, в которой они оба души не чаяли. Именно она подарила им обновленного сына, который стал счастлив с ней, а это было главное для них. А за Ферном постоянно бегали девушки, так что опасаться в том, что их старший сын останется обделенным женским вниманием не приходилось. К тому же способности их сыновей не проявлялись уже много лет, и скорее всего, исчезли совсем, пока они были вместе. Пора было им жить, как обычным юношам, каковыми они и являлись. На том родители мальчиков и сговорились.

Со временем Викон, делая все то, чем занимался раньше, плюс еще некоторые обязанности, но теперь уже не передавая все лавры брату, в определенном смысле стал опорой для их семьи. Он и Белла поженились и стали жить в их поместье. Отец больше опирался на Викона, нежели на Ферна, но не потому, что не любил старшего сына, который все чаще стал проводить время в кабаках и борделях, а потому что Викон был надежнее, именно ему он собирался передать семейное поместье и сделать его своим преемником.

Ферн, услышав это известие, устроил дома большой скандал с разбиванием посуды, криками, оскорблениями и угрозами. Отец с матерью не могли его успокоить, он не внимал их доводам, равно как и разуму, ведь он был в тот вечер сильно пьян. Поэтому успокаивать старшего брата пришлось младшему. Однако появление Викона только больше разъярило Ферна, и между братьями завязалась драка. Но алкоголь в крови Ферна не позволили ему составить конкуренцию для некогда безымянного брата. Он был побит и выдворен из дома, подальше от напуганных родителей.

Оказавшись на улице, лежа в грязи с разбитым лицом, потому что уже не мог устоять на ногах, униженный и обозленный Ферн пообещал брату вернуться, отплатить за свои унижения и разом забрать все, что тот отнял у него.

Викон ответил, что ничего у него не отнимал, а в своем теперешнем положении виноват лишь сам Ферн. И еще добавил, что он не в обиде на брата, что понимает его чувства, ведь он сам долгие годы был на его месте, хотя и не опускался так низко. Викон предложил Ферну вернуться в дом, начать все с начала, не держа друг на друга обид, как и полагается братьям. Он протянул Ферну руку, чтобы помочь брату подняться, но тот лишь отмахнулся и, не сказав ни слова, ушел прочь.

Успокоив родителей, Викон отправился на поиски брата, потому что начался ужасный ливень, и Ферн мог запросто заблудиться в лесу и умереть. Он кричал до хрипоты и уходил в чащу все дальше от дома.

Но Ферн забрался в амбар и бессильно плакал, лежа на сене, словно животное из хлева, когда заметил, что, не смотря на закрываемое ладонями лицо, может видеть через них земляной пол амбара. Он в ужасе вскочил на ноги и попытался осмотреть свои руки, но не увидел их. Он оглядел себя, но по-прежнему ничего не видел. Однако, ощупывая себя, он чувствовал под руками собственное тело. Несколько минут ушло у него чтобы понять: он не исчез, только стал невидимым. А поскольку шок, холод и боль не до конца выветрили из его разума хмель, он решил воспользоваться подобным подарком судьбы, чтобы отомстить своему безымянному брату.

Пока обеспокоенный Викон безуспешно бродил по лесу, невидимый Ферн пробрался в дом, где они оба выросли. Он взял на кухне нож и пошел в комнату своих родителей. Они не спали, беспокоясь за своих сыновей. Отчасти поэтому они и не заметили подкравшегося к ним невидимого Ферна. Он убил их обоих, не дав им ни шанса закричать. Он рыдал от обиды и ругался от злости, вновь и вновь вонзая в уже мертвые тела нож. И вопрошал у мертвецов, почему они любили его безымянного брата больше, чем его, их «первого» сына? Но они уже не могли ответить ему, поэтому он решил подняться в спальню своего брата к его жене.

Белла в ту ночь тоже не спала. Она не хотела ложиться спать без своего любимого мужа, но из-за грома и шума ливня не слышала того, что происходило на первом этаже. Однако услышала, как Ферн, по-прежнему невидимый, вошел к ней в комнату. Девушка оглянулась и увидела темный силуэт, который держал в руке нож, с которого еще капала кровь. И сам силуэт был весь из крови, но в нем без труда просматривались человеческие очертания. Она в ужасе вскочила и вжалась спиной в стену, подальше от кровавого силуэта с ножом. Ферн вошел в комнату и запер за собой дверь, отрезая девушке единственный путь к бегству.

«Кто ты?», пролепетала Белла.

«Неужели ты не узнала своего любимого», поинтересовался Ферн с издёвкой. Невидимость его исчезла, потому что не имело больше смысла скрываться, и он с наслаждением наблюдал, как исказилось от ужаса прекрасное лицо девушки.

«Ферн!», воскликнула Белла, и руки ее метнулись ко рту, чтобы удержать крик ужаса.

«Почему ты выбрала его? Почему не меня? Скажи мне», спросил Ферн, приближаясь к девушке.

Белла опустила руки на живот, который еще не начал округляться, и обхватила его. Она пыталась найти ответ, который спас бы ее, уняв ярость Ферна, но не находила.

«Говори», велел Ферн, раздраженный ее молчанием, но Белла не отвечала.

«Говори!», он обошел кровать, а Белла все молчала, от страха не находя слов.

«Говори!!!», яростно взревел Ферн, одним прыжком преодолевая разделявшее их расстояние и занося над головой нож.

Старик замолчал и стал жевать нижнюю губу, наполняя пересохший рот слюной, затем громко сглотнул, чтобы смочить горло. Затем повторил все это еще несколько раз.

Девочка напротив него нетерпеливо поерзала, ожидая финала истории.

- Он убил ее? – Не удержалась она.

Старик не спешил отвечать, очевидно, слюны было мало. Он снял с пояса небольшой кожаный бурдюк для воды, откупорил его и, осторожно поднеся к губам, сделал сначала маленький глоток, а затем и несколько глотков побольше. По его седой бороде сбежала маленькая бордовая капелька – маг использовал бурдюк для вина собственного приготовления, в которое (для девочки это был не секрет) он добавлял несколько растительных ядов, которые помогали уменьшить боль в шраме на его теле. Ей оставалось лишь ждать, когда учитель утолит жажду.

Опустошив не меньше половины бурдюка, старик надежно закрыл его и вернул обратно на свой пояс. Потерев грудь, он шумно выдохнул, и губы его вскоре растянулись в облегченной улыбке – боль стала утихать. Маг взглянул в большущие глаза девочки, проверяя, готова ли она дослушать историю. Она выпрямилась, давая понять, что готова.

Старик закатил глаза, будто вспоминая, на чем остановился.

- Ферн набросился на Беллу, требуя ответа, - подсказала девочка так сдержанно, как только могла.

- Да, я помню, - отозвался маг.

- Он убил ее?

- Ферн убил девушку в приступе ярости, так и не дав ей что-либо сказать, все так. И так же, как поступил с родителями, долго кромсал тело Беллы ножом, пока не выбился из сил. Потом уставший он сел рядом с ней на пол. Какое-то время рассматривал кровь на своих руках и начал смеяться, хохотал как никогда прежде. А когда приступ смеха прошел, он поджег дом и ушел, куда глаза глядят.

- А что стало с Виконом?

- Он вернулся из леса, когда дом уже полыхал так, что нельзя было потушить. А поскольку не увидел рядом никого из своей семьи, то решил, что они все внутри. Конечно, он бросился внутрь, чтобы спасти свою жену. Но после долгих и бесполезных поисков брата в лесу он так устал, что совсем выбился из сил и сгорел в бушевавшем пожаре.

Старик вновь замолчал. Девочка задумалась.

- Куда ушел Ферн, и что с ним было потом? – Спросила она, поразмыслив.

- Никто не знает, - ответил маг. – Его больше никто не видел. Что не так уж и странно для невидимки, правда?

Мак подмигнул ученице. Девочка согласно хмыкнула и улыбнулась.

- Что ты скажешь об этой истории? – Поинтересовался старик, вновь давая своей ученице на раздумья несколько минут. – Она правдива?

Теперь девочка думала гораздо дольше. Маг не торопил ее с ответом.

- Я думаю, что не важно, правдива эта история или нет, - сказала, наконец, девочка. – Она существует, пока рассказывается. Она будет правдива, пока ее слушают. И пока хотят ее слушать, она будет правдивой. А если истории слушают и рассказывают, то из них можно извлечь для себя урок, независимо от степени их правдивости.

Старый маг довольно кивнул.

- Молодец. Теперь покажи мне, чему тебя научила черная магия.

И девочка показала, восхитив своего учителя в очередной раз.