Тихая ночь месяца жетвара¹ укрыла Лены. Окраинная деревушка ложилась рано, до первых заутренних лучей погружаясь в мирный сон. Двенадцать дворов все как один тонули в сгустившихся сумерках. Дом Валери и Михрона, волею судьбы оказавшийся тринадцатым, стоял чуть поодаль от остальных, у самого края, с того что ближе к лесу, подмигивая в окне огоньком маленького свечного огарка. Хозяйка не могла не оставить света, ведь совсем недавно она стала матерью и во тьме вставать к маленькой колыбельке ей было бы не сподручно. Обычно при рождении дитя в дом стягивалась родня и соседи, т.е. вся небольшая деревенька. В этот же раз никто не навестил ни новорожденную, ни ее родителей. С некоторых пор семью деревенской ворожейки стали сторониться. Валери еще не успела привыкнуть к шепоткам за спиной, к взглядам, бывшим некогда родными, а теперь отдающими холодным презрением и даже ненавистью. Она не сделала им ничего дурного, наоборот всегда спешила на помощь больной скотине или внезапно захворавшему ребенку, принимала роды, усмиряла засуху и ливни. Но поменялись времена, из-за гор пришла новая вера, словно проказа, пожирая на своем пути города и села, одурманивая недалекие людские умы, внушая им отвращение и страх перед силами, бывшими в миру изначально. Двор еще вчера уважаемой ворожеи стали обходить стороной. Она не спешила бороться с наветами. Почудят и успокоятся. Дурь, ветрами надутую те же ветра и выдуют.

Молодая мать склонилась над колыбелькой, гладя маленький лобик и тихо напевая песенку на непонятном языке, мелодично то повышая, то понижая тембр. Голос матери окутает дите покоем, слова наговора защитят ее от ночных беспокойств и кошмаров. Валери отошла от колыбельки, продолжая напевать, но теперь изменив слова песни. Мелодия увеличила темп став более динамичной, и изящная, совсем не изменившаяся после недавних родов фигура ведьмы заскользила по дому. Сама собой мылась замоченная в тазу посуда, метла кружа в такт словам мела полы, тряпка сновала по полкам собирая пыль, суетилась в печи щетка вычищая в ведро копоть. Взбились пуховые подушки, отогнулся полог одеяла, готовый принять в свои объятия хозяев. А Валери все пела, опьяненная силой, струящейся сквозь ее тело. Пряди темной меди разметались по лицу и плечам, сорочка съехала, обнажив фарфоровое плечо, усыпанное огненными звездами веснушек. Ворожея обогнула кухню и, схватив плясунью-метлу, довольная собой застыла посреди комнаты. Дом блестел чистотой.

-Осторожней бы тебе быть. Темные настали времена, - Михрон каждый вечер сидел в единственном кресле, не сводя влюбленных глаз со своей черноокой красавицы. Он ловил каждое ее движение, зажигающее пламя в его крови, упивался бешеной энергетикой ее голоса, а потом хватал ее в охапку и целовал, целовал каждый сантиметр ее горячего тела, пока сон не смаривал обоих.

- Не бери в голову Михронушка. Разные приходят, и паломники, и проповедники, и юродивые. Да только не снести им столпы до них построенные. Придут да уйдут, - Валери опустилась к нему на колени, обнимая за шею. - И кресты их из века в век все те же, только по-иному выструганные.

Михрон не стал с ней спорить, только крепко прижал к себе податливое тело, вдыхая тонкий травяной аромат ее кожи.

 

Михрон ушел еще до заутренней, перед уходом чмокнув в гладкий лобик спящую малышку. Долго стоял у кроватки, любуясь крошечным чудом, мирно сопящим в две малюсеньких дырочки. Улыбнулся и поспешил за порог. Уж больно хотелось поскорей вернуться.

Растянувшееся до горизонта пшеничное поле возделывала вся деревня, после сбора деля урожай поровну на количество ртов. Земля Лены родила щедро, в тяжелые годы позволяя делиться с голодающими селениями. Михрон вошел в ниву в приподнятом настроении, любовно перебирая в пальцах ржаные колосья. В его жизни определенно произошла перемена, долгожданное чудо, но окончательное понимание того что он стал отцом еще не пришло.

- Смотри, как сияет. Мало нам было одной ведьмы, так теперь две будут кровь пить, - голоса за спиной Михрона даже не пытались приглушить. Знали, он слышит каждое слово. Но Михрон только сжал кулаки, следуя совету жены перетерпеть это время. - Надо было ее брюхатую да на вилы.

- Тише вы. Не то беды не оберемся, - одна из женщин грубо оборвала своего мужа.

Михрон глянул на них из-под кустистых бровей. Напряглись широкие скулы, а пальцы так сжались на рукояти косы, что суставы свело судорогой. Твари неблагодарные, за все, что его Валери сделала для них. Соберется завтра, да и уйдет с семьей на другое место. Что тогда будет с их деревней, поглотят ее непогода да мор, подохнет от хвори скотина, да жены их не разродятся от тугого бремени. Что ж за мракобесие в головах человеческих?

Михрон раздраженно сплюнул и продолжил работу. Он усиленно работал весь день, не сделав перерыв даже на обестьную². И несмотря на то, что к вечеру его уже трясло мелкой дрожью от услышанных мерзостей, выдержал испытание до конца. Завтра будет хуже. Но то завтра, а сейчас домой, скорее обнять свою Валери и забыть обо всем.

- Что, не отдала еще твоя ведьма свою дочь нечистому? - крикнули в след. - Или от него и зачала, когда тебя дома не было? Дите то говорят и на человека то не похоже. Рогатое, с хвостом, а вместо ног то козлиные копыта.

И тут что-то щелкнуло в груди Михрона, сломалось, давая волю злобе, что множилась в нем целый день.

- Да как вам не совестно такую гнусь собирать? - прорычал он, обернувшись.

Дюжина мужиков с косами да вилами только ухмыльнулась на его слова. Бабы часом ранее ушли по домам накрывать на стол, так что теперь вразумить разгоряченную толпу было некому.

- Отчего же гнусь? - самый рослый в толпе, Фарт сын старосты важно скрестил на груди руки. - Разве не Валерийка твоя виновата в наших несчастьях? В том, что дети наши болеют, что скот не плодится? И не она скажешь, виновата в смерти брата моего?

- Да Ремира кабан задрал на охоте. Пил твой брат без просыху, потому и помер такой смертью.

- Как бы не так. А кто к дурному склонял его душу? - брызгал слюной Фарт. - Как не приходим на поклон к твоей ведьме так она и насылает на нас беды. Разобраться бы с ней. Только она и так себя нечистому заложила, ей воздастся.

- Глупый ты, даром что сын уважаемого человека, - презренно бросил Михрон. - Все вы глупцы, коли не видите, что на самом деле творится.

Толпа взорвалась. Разгоряченные головы хотели возмездия. Немедленного, собственноручного. Будто не Михрон сдерживал себя весь день, а это мужичье, только и ждущее момента, чтобы разорвать его на части.

-Посмотри сколько нас Михрон, - вступил в разговор другой. Ведь сосед его, живет так что окна на окна смотрят, и туда же. - Ты один против нас. Выходит, правда наша.

- Скрутит правда ваши языки, - процедил сквозь зубы Михрон.

Но толпа сочла слова наговором, тем, что наводит на них его женушка и, подняв над головами инвентарь, грудью двинулась на Михрона. Он отступал, понимая, что один не справился с безумием, заполнившим человеческие головы. А когда отступать стало некуда, а впереди показался их с Валери дом, сжал косу в трясущихся руках пытаясь защититься. Ранить хотя бы двоих, заставить отступить. Не то ворвутся чего доброго в дом, да и тронут его девочек. Напугать, а после собрать семью и бежать отсюда, куда глаза глядят.

Отразил два стремительных удара, но толпа обступала его вокруг. Михрон вывернулся, отпрыгнул в сторону, едва увернувшись от летящей в плечо косы, отбил другую, и острая боль пронзила ребра. Опустил глаза, словно в замедленном времени видя, как четыре зубца вил выходят из его бока. В неверии происходящему поднял голову, успев заметить, как опускается на его грудь рожнецы³ Фарта, а в глазах того злоба, ненависть, заставляющая вдавливать орудие в тело Михрона на всю длину зубьев. Почувствовал, как сердце дернулось, совершая рваный неровный удар. Горло сдавила соленая жижа. Кровь. Фарт вырвал вилы из упавшего на колени Михрона и отступил назад, не веря, что совершил содеянное. Толпа замолчала. Несколько кос полетели на землю, и люди кинулись врассыпную. Михрон услышал надрывный крик за спиной, падая на залитую кровью землю.

Валери подбежала к нему, трясущимися руками положив голову мужа к себе на колени. Не говорила ни слова, только шарила по его телу ладонями, судорожно пытаясь остановить кровь. Губы ворожейки что-то шептали, смешивая хриплые слова со своими слезами. Но наговор не работал. Не сработало бы уже ничего. Сердце Михрона не билось.

-Да будут прокляты ваши гнилые души, - что было сил заорала она, гневно оглядывая деревню.

Давясь слезами, женщина приподняла тело мужа, силясь отнести его в дом. А сердце бешено колотилось в груди, предчувствуя, что на этом не кончится. Проклятие ведьмы слышали все, кому оно предназначалось. И они не простят ей этого.

Валери занесла тело Михрона в ограду, бережно положив его на лужайку у крыльца и в последний раз коснувшись его губ кончиками пальцев, беззвучно попрощалась. Она не успеет его похоронить. Нужно спешить. Наложила на ворота укрепляющее заклятие и побежала в дом. Бросила

посреди комнаты покрывало, в мыслях приказывая собираться в него всему, что могло пригодиться в дороге. Сама кинулась к колыбельке, бережно вынимая попискивающий сверток. И когда ворожея поместила младенца в перевязь на груди и подняла с пола связавшееся в узел покрывало, со стороны двора раздались голоса. Они приближались к дому, выкрикивая обвинения во всем, что только можно было припомнить за последние годы. В голосах этих кипела злоба, готовая смести с пути не только ее робкие защитные чары, но и всю деревню. В надвигающихся сумерках замелькали блики пламени факелов. Цель безумцев была ясна-линчевать проклятую ведьму вместе с ее выродком.

Валери попрощалась с домом, где было проведено столько чудесных дней с ее любимым и, прижимая к груди малышку, выбралась через окно заднего двора. Узел со скарбом пришлось оставить, поздно, нужно бежать что есть сил.

Ее заметили почти сразу, пустившись в погоню, улюлюкая, свистя, загоняя как животное на охоте. И Валери бежала, превозмогая свои силы, боясь споткнуться и упасть на крошечное чудо у сердца. Сзади летели камни, кто-то пустил стрелу, серым росчерком пронесшуюся у самой щеки. А еще лаяли собаки. Почему за ней не спустили их, ворожея узнать не стремилась. Не видя ничего в сумерках, просто бежала вперед, моля высшие силы позволить ей добежать до леса. Там духи природа спасут от проклятых убийц. От нее зависит не только ее жизнь, но и жизнь дочки. А толпа становилась все ближе, выпуская в погоню новые стрелы. Валери дернулась от распирающей плечо боли, но только ускорила бег, укрывая собой сверток. И когда до леса оставалось совсем немного, сердце ворожейки вздрогнуло - проклятые спустили-таки собак. Лай помчался за ней со скоростью ветра, спеша настигнуть, схватить, порвать. Ноги перестали ощущаться частью тела, она бежала, понимая, что ничего кроме силы воли ее не спасет. Сдаваться нельзя, это смерть.

Валери ворвалась в холод леса, на бегу призывая к себе на помощь всех существ и духов что мог вспомнить разгоряченный мозг. А после бежала еще долго, пока голоса и собачий лай не затихли за спиной. Смогла, спасена. Она привалилась спиной к дереву, успокаивая бешено колотящееся сердце. Это не конец. Лес не велик, ее могут ждать на выходе. Нужно поторопиться. Плечо онемело от торчащей в нем стрелы, рукав пропитался кровью. Ерунда, это заживет. Еще что-то стекало по виску. Тоже кровь. Верно какой-то камешек все же настиг ее. Сжав зубы, женщина обломила древко и откинув его в сторону, двинулась дальше. Она бродила по лесу всю ночь, вздрагивая от каждого шороха, постоянно обращаясь к защите лесных сил, останавливаясь только чтобы покормить дитя. И только когда рассвет подернул горизонт румянцем измученная женщина вышла к краю леса. Привалившись спиной к жесткой коре, окинула взглядом окрестности. Неужели засады нет? Оставили, не страшась проклятия при живой ведьме.

- Ветер, батюшка, помоги мне, - прошептала Валери, прикрыв глаза.

Он нежно коснулся ее щеки, взъерошил спутанные пряди волос, лизнул вздернутый нос. Пробрался в скрывающие ребенка тряпицы, и бережно обняв в своих потоках мать и дитя, подтолкнул Валери в сторону пригорка. Там спасение, туда иди. И женщина пошла, собрав в кулак оставшиеся силы. Поспать бы хоть часок. Ничего, осталось немного. Она знала, куда указан ей путь. И в том, что там ей помогут, не сомневалась. Дни становились короче, холодные ночи пробирали до костей. Валери не заботило ее благополучие, все силы и тепло, призванное с помощью ведовского искусства она отдавала дочке. На двоих магии уже не хватало, ворожейка слишком устала. Поднимаясь на очередной пригорок, она жадно искала взглядом заветные белые башни - цитадель верховных чародеев этих земель. Но только дымные клубы на горизонте, попеременно восстающие то на западе, то на востоке представали ее взору. Мир сошел сума, тысячами учиняя судилища над теми, кто теперь не соответствовал их новым убеждениям. Гниение разъедало людские сердца.

Валери добралась до места только к вечеру третьего дня. Почти без сна, совсем без еды, с запекшейся кровью на лице и одежде. Плечо саднило. Она пробовала пошевелить пальцами, но руку от кисти до лопатки тут же простреливало болью. Исцелить себя даже не пыталась, старалась беречь силы. Голова кружилась то ли от усталости, то ли от инфекции в ране. И потому белые шпили, выросшие перед ней словно из-под земли, поначалу приняла за мираж. Выдохнула так, словно вот- вот потеряет сознание и, забыв про все, поплелась к двери, моля чтобы ей не отказали в приюте. Она колотила в дубовое полотно на последнем издыхании выкрикивая просьбу о помощи, пока наконец не упала на колени в бессилии, содрогаясь в рыданиях.

Дверь отворил старец в длинной мантии, лицо скрывал капюшон.

- Убежища, - еле слышно произнесла Валери, протягивая к нему руки.

Старец опустился к ней, помогая подняться на ноги.

- Имя твое? - потребовал он. - В Башню магов безымянные не входят.

- Валери, - прошептала ворожейка.

- А дитя?

Маленькая дочка была не названной. Михрон не успел дать имя их малышке.

- Астрид, в честь ее бабушки, - решилась женщина.

Астрид значит страстная. Хорошее имя. Пусть носит его в честь любви своих родителей.

- Хорошо, - кивнул старец, заводя их внутрь.

Стоило двери захлопнуться за ее спиной, Валери ощутила, как изменилось пространство вокруг. Это место было огромным вместилищем, накопителем магии, разлитой по миру. Она заполняла каждый миг пространства, каждую частицу предметов и людей, находящихся внутри. Вены на висках пульсировали, сердце отбивало чечетку. Для измученной, истратившей почти все чародейки всплеск магии такой силы принять без труда было невозможно. Она захватала ртом воздух словно рыба, выброшенная на берег, видя перед глазами только темные пятна. Сознание предательски уплывало в пустоту.

Старец бережно опустил ее на софу, как нельзя кстати, стоящую прямо здесь и аккуратно достал Астрид из грязной перевязи. Девочка была прелестна. Еще слишком маленькая чтобы говорить наверняка, но в ней, как и в матери искрились силы, не столь большие, еще только зачатки, но достоянные внимания.

- Магичка? - мужчина, спускающийся по лестнице, кивнул в сторону Валери.

- Нет, мэтр. Сельская ворожея, - склонил голову старец, держа в руках малышку. - Истощила свои возможности, едва ли выживет. Но девочка здорова.

- Конечно, ведь за ее жизнь сражалась мать, - мужчина подошел к Валери, положив ладонь на ее лоб. Ему нельзя было дать определенного возраста, молод он, конечно же, не был, но и до старика ему было еще далеко. Смоляные коротко стриженые волосы, пронзительные глаза, холодные как ветер фьордов, широкие скулы, глубокие складки у орлиного носа и совершенно чистый высокий лоб. - Обработайте раны, по крайней мере, ей станет легче. Малышку необходимо помыть и накормить.

- Да мэтр, - вновь склонился старец.

- Возможно, она последняя кому мы открыли дверь, - глубокий голос мужчины скрывал недюжинную силу своего обладателя. - Заканчивайте здесь и поднимайтесь в зал совета, там есть что обсудить.

Валери отнесли в просторную комнату с высокими потоками, расписанными настоящими картинами, переодели, обработали раны дурно пахнущими составами и оставили в покое. Она спала крепко как никогда раньше, рискуя не открыть больше глаз. Не зная, что прямо за стенкой вершится совет, намеренный перекроить будущее истории.

В огромном зале, по площади сравнимом как раз с деревушкой Лены стояла жуткая какофония. Обилие наречий, различных языков, женских и мужских голосов, умудряющихся переговариваться между собой как будто все говорили на едином, заполнили пространство. Кто-то рассказывал соседу последние новости, кто-то делился соображениями по поводу происходящих в мире событий, кто-то просто вещал одно из жутких предсказаний своего народа. Здесь были и люди, и нелюди всех видов и рас, и даже духи, обретшие по случаю сбора совета осязаемый вид. Посреди зала возвышалась прозрачная стена, в полотне которой просвечивало еще одно такое же собрание, но только далеко отсюда в другом городе и возможно даже стране. А при том совете еще один совет. И таких десятки. Пришедших в Башни Магов (каждого в ту, что оказалась ближе), объединяло одно - невозможность укрыться от гонений, ползущих по землям подобно раскаленной лаве. Большинство пережили смерть своих родных, кого-то родные же и сдали на суд новой веры, а кто-то на силу вырвался из цепких лап фанатиков. Понимание, что и до Башен доберутся скоро, никого не оставляло в покое. У чародеев хватит сил отразить нападения, хватит сил сравнять с землей кипящие ненавистью города, но они не станут этого делать. Люди и нелюди испокон веков жили в равенстве между собой, пользуясь благами единого мира, и развязать войну таких масштабов значит уничтожить равновесие бытия одарившего их своей милостью. Это против законов природы, законов естества. Люди проиграют в этой войне, а те, что выживут, озлобятся и спустя лета повторят попытку.

Мэтр Биргер (тот самый мужчина, что двадцатью минутами ранее отдавал распоряжения по поводу Валери), поднял вверх руку, призывая собравшихся к порядку. Верховные чародеи в других городах последовали его примеру. Гомон смолк.

- Вчера нас покинули еще тридцать шесть наших собратьев, - начал чародей. - Волнения растут, жертвы тоже. Когда уляжется эта буря и сколько еще она унесет с собой, неизвестно. На пепелище не построить новое настоящее без призраков прошлого. Раскол, протянувшийся поперек мира, становится шире день ото дня, - шепоток прокатился по головам, кто-то кивнул на слова метра. - Совет должен принять решение уйти, забрав с собой всех, кто согласен на этот побег. Не важно, маги вы или нет, люди или нелюди, но ушедшие не смогут вернуться обратно никогда.

Переговоры в рядах стали активнее.

- Но куда мы пойдем? - гном со свежим шрамом, пересекающим лицо от уха до подбородка, вскочил с места.

- Собственно, уходить не придется, - начал было Биргер, но коллега из прозрачной завесы перебил его.

- У Верховных чародеев достанет сил отгородится от тех, кому мы неугодны нерушимой стеной. Мы разделим Абсолют на двое, навеки отделив изначальное от ереси, поглотившей умы.

- Будет стена, найдется и тот, кто захочет ее разрушить, - возражение принадлежало далекой мужской фигуре в одном из отражений.

- Мы соткем стену из сил-основ создавших сущее и обратим ее в двустороннее зеркало. Чтобы каждый из миров отражал только себя. Никому не найти такой барьер, а время сотрет память о нем.

Толпа ахнула.

- Даже мастерам не под силу обуздать магию стихий в их первоначальной сути. Вы не спасете нас, вы уничтожите бытие! - в зале возрастал гул. Возгласы недоверия летели отовсюду. - С силами природы шутки плохи. Это самоубийство!

Руки мэтров взлетели вверх, прекращая беспорядок. Толпа нехотя подчинилась.

- Мастера искусства возьмут на себя все возможные последствия. Все что обернется против нас, станет только нашим. Но иного пути нет, - Биргер медленно осмотрел зал, ожидая поддержки, но ее не было. - Не делать ничего, значит остаться ждать, когда костры охватят и наши дома, - в залах стояла тишина. - Вы должны понимать только одно - получившейся мир станет вместилищем абсолютной магии, где все скрытые до того сущности и сути выйдут наружу. Согласные жить в таком мире должны будут принять это.

Глаза некоторых опустились. Значит, магия сорвет все маски, вытащив на поверхность те качества, что определяют каждого из них. Зависть, жалость, тщеславие, сочувствие. В том мире

можно будет быть собой, но сможешь ли жить, когда каждый окружающий тебя станет таким индивидом. Это правильно, и это тяжело.

- Завтра на рассвете на всех концах света, мэтры сольют свои силы, укрывая согласных от гибели. Не готовые могут уйти, - окончил Биргер. - Принявших же решение, я прошу встать.

Долго никто не решался выразить свою волю, пока, наконец, фигуры не начали подниматься по одной. Две, три, десять. Спустя четверть часа десятки залов заполнились стоящими. Согласными оказались все.

Биргер внимательно прошелся взглядом по головам и удовлетворенно кивнул.

- Да будет так, - утвердил он.

 

В соседней комнате Валери открыла глаза. Потолочная лепнина двоилась перед ней, в глазах мелькали пятна. Не понимая, где находится, женщина дернулась, попыталась подняться. Где малышка? Мягкие руки сидящей рядом с кроватью девушки остановили ее.

-Все хорошо, Вы в Башне Магов. Ваше дитя принесут Вам, - спокойно произнесла она.

Переборов приступ тошноты Валери опустилась на подушки. Значит можно успокоиться, она смогла добраться до заветного места, теперь все будет хорошо. Прислушалась к собственным ощущениям. Со здоровьем дело плохо, внутри бушует пламя, перемешанное с холодной тьмой. И эта тьма тянет ее, окутывает в свои стальные объятья.

- Спасибо, - чуть слышно прошептали пересохшие губы.

Девушка рядом сжала ее руку в своих горячих ладонях.

- Я принесу Вам воды, - пролепетала она.

Наверное, она хотела пить, а может, и нет. Ощущения покинули ее. Ворожея лучше любого лекаря понимала, что сама довела себя до необратимого состояния. В хаосе творящихся событий никто не будет нянчиться с умирающей. Валери глотала принесенную ей воду, дивясь жадности, с которой она это делала. Потом ей принесли Астрид. Под ее щебетание она и заснула, бережно обняв маленький комочек.

Проснулась рано, будто от толчка, чувствуя себя на удивление хорошо. Поцеловала в маленький носик полусонную дочку и, надев оставленную на краю кровати чистую одежду, вместе с малышкой покинула комнату. Шестое чувство вело ее по коридорам и лестницам, безошибочно направляя во двор башни.

Из-за горизонта показалась корона рассвета, окрашивая воздушные облака пастельными красками. Мир неспешно разлеплял глаза, лениво потягивался, смахивая с ресниц последние сонные звезды, зевал легкими порывами ветра, раскрывая объятья навстречу новому дню. Воздух бодрил свежестью и прохладой. В окрестностях леса щебетали птицы. Все правильно, все должно быть именно таким. Никаких костров, никакой крови. И словно напоминая об этом, нос Валери дернулся, уловив едва ощутимый запах гари. Далековато отсюда будет до ближайшего селения и тем более до

города. Неужто подсознание так зло шутит с ней? Женщина тряхнула головой, прогоняя наваждение. Она стояла среди толпы, борясь с тревожным чувством, сдавившим ей горло в один момент. Кто-то положил ей руку на плечо, поинтересовавшись все ли в порядке. Но женщина не слышала. И вдруг воздух дрогнул, или это сердце Валери подскочило в груди, распознав причину беспокойства. Она обернулась туда, откуда тянул к ней костлявые клешни страх. Со стороны леса двигались темные силуэты, поблескивая в рассветных лучах стальными искрами. Люди, пешие и конные вооруженные и с факелами, двигались навстречу Башне. Их были сотни, и в движениях каждого твердая решимость осуществить задуманное. Толпа вокруг Валери напряглась, но убегать никто не пытался. Все только сбились кучнее, сдвинувшись к стенам Башни, словно ожидая от ее стен защиты. Однако защиту дали не стены. Семь фигур в светлых мантиях вышли вперед, став на равном отдалении друг от друга. Обнажили головы и замерли в спокойном ожидании. И темная масса народа с озлобленным криком двинулась на чародеев, приняв за смирение такое положение вещей. Черноволосый мужчина, что стоял в центре, выдвинув вперед руку и от края до края, от земли к самым небесам взмыл невидимый глазу барьер, откидывая назад нападающих. Легкий до того ветерок обратился ураганом, остервенело хватая длинные полы мантий призвавших его силу чародеев, разметав волосы, пригибая к земле древесные кроны. Дрогнула земля, нехотя подчиняясь объединенной воле мастеров, раскачивая ставшую неожиданной легкой башню, покрывая паутиной трещин белые стены. Прозрачный еще мгновенье назад барьер заискрился рунической вязью, вплетая в свое полотно силы отозвавшихся на призыв стихий. Тела семи чародеев содрогались от напряжения, лица сводило судорогой. По лбу мэтра струился пот, ясно было, что он больше прочих принимает на себя болезненную отдачу. Солнце, повисшее над горизонтом, взорвалось, вытянулось в тонкую нитку заполнив своим слепящим жаром далекую линию встречи земли и неба. Светило разделилось надвое, и мир за проведенным барьером покрылся рябью. Валери ощутила как изменился воздух, какая чистота и легкость появилась в нем, будто все лихое ушло из нового для них мироздания. Магия, струящаяся сейчас в каждой точке пространства, заполнила все ее тело, будто она не была человеком, а целиком состояла из одной только энергии изначального. И сердце бешено забилось в напряжении, рискуя не выдержать не предназначенный ей удар. Ворожея была слишком слаба для этого. И тут одна из магичек вскрикнула, схватилась за грудь и упала на одно колено. Ткань светлой мантии покрыли кровавые пятна.

- Встать! - приказал ей мэтр, даже не пытаясь вытереть кровавую струйку, стекающую из носа.

Женщина попыталась встать, но в горле ее густо заклокотало, и магичка упала наземь.

Чародеи тяжело задышали, вынужденные взять на себя дополнительные усилия. И барьер прочертила трещина. Малышка в руках Валери пронзительно закричала. Ворожея прижала ее к своей содрогающейся в напряжении груди, моля высшие силы спасти их. Но ребенок закатывался в истерике, истязая своим криком материнское сердце.

Небо резанула молния, разветвилась натрое и исчезла за горизонтом. С чистого, не подернутого облаками небосвода обрушился ливень. Руны возведенного барьера вспыхнули видные глазу последний раз, и пропали вместе с линией призванной силы. За ней не было никого, ни конных, ни пеших. Только мир, чистый, лишенный межрасовой ненависти и мести. На мгновенье стало холодно, солнце погасло, погружая Абсолют в сумрак. И на далекой линии горизонта зажглись четыре холодные точки. Взмыли ввысь, обогнули небо и озарив его ярким всполохом исчезли, возвращая спасшимся надежду. И только маленькая частица этого света опустилась к толпе, проползла между фигурами и опустилась на лоб переставшей плакать маленькой девочке. Она копошилась в объятьях матери, пытавшейся скрыть ее от всех бед, не подозревая, что больше не познает ни материнского голоса, ни прикосновений. Валери не перенесла свершившегося чародейства.

Мэтр Биргер подошел к ним шаркающей усталой походкой, с трудом осознавая, что только что произошло. Чародеи заключили четыре стихии, запечатавшие проход между мирами в элементали ⁴ и отправили их по мирозданию, в ожидании, что через века эти элементали обретут телесные формы и станут гарантом, способным вечность оберегать Абсолют от повторения темного времени. Их сила будет невероятной, всеобъемлющей, но рожденные в мире, где магия собрала все свои возможности, они встанут на его защиту. И только что какой-то из этих сущностей, а может и часть его остановил свой выбор на крошечной девочке, волей случая, оказавшейся среди многих. Нет не она сама, но в роду, что возьмет начало от ее крови когда-то появится на свет дитя великих возможностей, воплощающее собой сущность одной из стихий. И только сведенные судьбой все четыре первоосновы возымеют власть над мирами, разделенными с помощью их же сил.

- Как зовут дитя? - мэтр Биргер трепетно взял девочку в руки.

- Астрид, мэтр, - был ответ.

- Отныне девочка находится под нашей защитой, как и те, что пойдут от нее, - объявил мужчина. - Запишите ее в мои ученицы по имени матери, - Биргер сделал многозначительную паузу.

- Валери, мэтр.

- Астрид Валери, - кивнул чародей. - Да будет так.

Он передал ребенка старому Горлару, при котором впервые и прозвучало имя малышки. Сам же окинул уставшим взглядом чистую линию горизонта. Абсолют навсегда останется Абсолютом, миром, где все сущее пропитано перворожденным колдовством. А мир что остался на той стороне будет просто Землей, ведь именно земля и блага, что она родит, остались его жителям в успокоение. Да будет так.

 

1. Август (также жнівень, жнівец, житар, жетвар) — время жатвы.
2. Обесть (Обедъ) (трапеза, время принятия пищи).
3. Рожнецы - старинные деревянные вилы для сена.
4. Элементаль - мифическое существо, соответствующее одной из четырёх стихий