Охота на волка

Напольные часы пробили один раз. За окном давно стояла ночь, и полная луна подсвечивала выпавший вчера снег. Поместье графа N уснуло вместе с его обитателями, и только в библиотеке первого этажа можно было разглядеть тусклый свет, пробивающийся под дверью.

Графиня N сидела, утонув в огромном кресле, и смотрела на стену напротив. Там был сложен камин, и поленья зло трещали, а иногда даже стреляли искрами. Пол вокруг, отделанный коваными тонкими пластинами, слегка отсвечивал, и если встать лицом от двери, то можно было даже разглядеть рисунок, исполненный искусным кузнецом.

На камине стояли тяжёлые бронзовые статуэтки, привезённые хозяином из-за границы, по бокам на стене висело оружие — как утверждал граф, из него стреляли по французам, — а прямо над камином на деревянных колышках растянулась богатая волчья шкура.

Судя по размерам, волчара когда-то был матёрым и огромным зверем. Серый мех серебрился в пламени камина, а мёртвые глаза двумя изумрудами глядели на хозяйку поместья.

Чучельник, выделывая шкуру, требовал себе самые чистые каменья, и чтобы непременно как зелень цветом. Он придирчиво отбирал турмалины, изумруды да бериллы, выписанные из города и привезённые ювелиром, и всё твердил, что таких глаз не подобрать...

Графиня вдруг резко поднялась и шагнула вплотную к камину, совершенно не боясь, что пламя перекинется на платье. Она вскинула руку и неожиданно нежно погладила прибитую шкуру. Тонкие пальчики в перстнях зарылись в густой мех, перебирая жёсткие остевые волоски, и в сумрачном покое библиотеки послышался сдавленный вздох. Историю о том, как дед нынешнего графа завалил в одиночку волка-людоеда, знала даже самая паршивая шавка в поместье.

Тишину, кроме треска пламени, нарушило лёгкое царапанье. Затем дверь тихонько скрипнула, и в приоткрывшуюся щель просунулась голова графа.

— Графинюшка, не спишь? Пора, голубушка, пора, матушка! Сама знаешь, выедем ведь засветло!

И тут тени у кресла зашевелились, мигом обрастая плотью, и от камина выступила пара великолепных волкодавов. Лоснящаяся черная шерсть переливалась в скачущем пламени, а умные карие глаза внимательно следили за графом.

— Карай, Буран! Лежать! — шикнула графиня и величественно, что твоя королева, повернула голову на мужнин голос. — Уже иду. Вот, грелась у огня... тепла в комнатах совсем нет, вели топить больше!

— Куда ж ещё! Задохнёмся, сударыня! — так и не входя, граф замахал рукой. Крахмальные кружева ночной рубахи замелькали перед глазами. — Митька топит по-царски! На рубля три спалил, паршивец, дров, хоть я и наказывал перво-наперво горбыль пустить!

Графиня повела обнажёнными плечами и особо чмокнула губами. На звук тут же поднялись волкодавы, занимая места по бокам.

— Опять на шкуру, небось, глядела? Ничего, даст Бог, завтра добуду тебе вторую. Не хуже этой справим да повесим к тебе в малую гостиную. Либо на пол кинем, под ноженьки, чтоб не зябли...

Так и дошли до своих покоев: граф семенил впереди и разговаривал сам с собой о мелочах навроде охоты, графиня же больше молчала. У двери, приложившись к белоснежной ручке, унизанной кольцами, хозяин дождался, пока супруга скроется в своей комнате вместе с собаками, и тоже заперся у себя.

Утро началось гомоном. Гости, в обычное время с трудом выходившие к полудню, нынче же с пяти утра сбились кучками у переднего крыльца. Ждали графиню с её волкодавами.

Граф же, внимательно осмотрев все части охоты, услал вперёд свору с загонщиками в заезд, посвистел свою стаю и нетерпеливо стучал рожком о луку седла.

Наконец появилась графиня. Вначале из-за угла по одному выплыли её волкодавы: стелясь над землёй будто призраки, звери плавными скачками двигались вперёд. Затем показалась и сама: в коротком собольем тулупе, обшитом красной канвой, с откинутой на спину пелериной, в белых высоких сапожках из мягкой кожи и таких же перчатках до локтя. Широкая юбка, подбитая по низу чёрно-бурым густым мехом, была подобрана спереди до колен, вызывая шепотки, и обвисала сзади на круп лошади. Сидела хозяйка поместья в седле по-мужски неприлично, но глядела твёрдо, так что граф только всплеснул рукой, выронив рожок:

— Что ж ты, матушка?!

Графиня, не обращая внимания на оборванную возмущённую фразу, посвистела, сбивая стаю, гикнула, как мальчонка, и, дав шпоры, первой тронулась в сторону леса.

Это послужило сигналом, и со двора стали уходить конные гости. Доезжачий зорко следил за сворой гончаков, один стаёшник шёл замыкающим, борзятники, все восемь человек, держались особняком. Граф же со своими выжлецами мелькал уже у оврага, хозяйки и вовсе не было видно.

Каждый человек, каждая собака — все знали своё место, и, едва выехав за ограду поместья, люди и стая равномерно растянулись по полю и дороге, ведших к лесу. Стихли гомон и разговоры, слышны были только перекрикивание доезжачих да негромкий лай собак.

Следом медленно потянулись дрожки с невыездными гостями — в основном дамами — и с уложенными в корзины съестным и вином: после охоты в лощине у речушки намечали устроить пикник.

Охота разделилась надвое: граф повёл большую часть в загон по оврагу, графиня же с волкодавами пошла наперёд кустами через опушку. Конные растянулись в линию, образуя петлю, собаки бежали впереди легко, звериным чутьём перепрыгивая мёрзлые лужицы застывшей воды. Если глядеть издалека, то охота казалась единым живым организмом, она жила, дышала, извивалась змеёй, накатывала двумя волнами: сначала пегой собачьей, затем — конно-людской.

Вдруг левый край взвыл, заулюлюкал и пришпорил коней: увидели волка. Кряжистый серый зверь шёл валко, как на сытое брюхо, переваливаясь на лапах. Опустив голову к земле и вытянув струной хвост, волк, словно не видя и не слыша гвалта, скачками шёл в обход поля, к зарослям орешника, где начинался лес.

Граф, наконец, увидев серого, радостно присвистнул:

— Фьють, фьють! Валдай!

Он причмокнул губами и закричал, посылая лошадь в мягкий скок. Собаки, находясь много ниже конных, бежали пока вслепую, волк шёл против ветра и, несомненно, чуял чужаков. Первыми увидели борзые: высокие, изящные, длинноногие животные сорвались в сумасшедший бег, захлёбываясь лаем. Конные кинулись наперерез добыче, стараясь отсечь зверя от леса. Обгоняя их, летели собаки, волк же мерно скакал по лощине.

Напротив, с другой стороны поля, показались чёрные точки: конные не сразу поняли, что то плыли волкодавы графини. В отличие от остальной своры, эти псы шли тихо, ни взлаивая, ни рыча. Следом, почти ложась на холку лошади, стлалась графиня. Она потеряла где-то шапочку, и неубранные волосы кольцами рассыпались по спине, завиваясь сзади волной. Было видно, что волкодавы ещё далеко, и первыми волка настигнут борзые и выжловки графа.

— Гой-гой-гой! — отрывисто крикнул граф, и тут же, будто перекликаясь, закричали, понукая собак, другие охотники.

Привстав в стременах, он щёлкнул арапником и снова упал в седло, пригибаясь к шее лошади. Те выжляки, которые заметили серую, что твоя тень, фигуру, тряско идущую впереди, прибавляли ходу. Их лай менял тональность, становился грудным, и, зная своих собак, граф улыбался: теперь не упустят.

Борзые, подначиваемые стремянными, казалось, летели над землёй, играючи перемахивая через овражки или редкие поваленные деревья, что было недоступно коротконогим гончим. Теперь вся свора вытянулась стрелой, гонимая древним инстинктов: догнать, впиться в глотку, порвать в клочки. Вела стаю пегая сука, не молодая, но ещё не растерявшая прыти и умудрённая опытом не одной погони.

Охотники подгоняли собак: волк стремился к виднеющемуся чёрной полосой лесу, достигнув которого, он уйдёт наверняка. Всадники гикали, подбадривая и себя, и собак, зверь упрямыми скачками забирал влево, ещё не видя, что с той стороны наперехват летят волкодавы графини.

— Вихра, ату его! — кричал граф, свистя и бесполезно щёлкая арапником стылый воздух.

Шубка его бобровая была расстёгнута, полы развивались позади, лицо, румяное от морозца, полнилось волнением и нетерпением. Он искал глазами графиню, улюлюкал и кричал, с какой стороны лучше зайти её волкодавам, чтобы наверняка перерезать ход волку.

Вихра, вожатая стаи, вырвалась вперёд, скачками перемахивая через густые кусты орешника. Остальная стая осталась весомо позади, но сука упорно приближалась к добыче.

Лобастый зверь словно понял, что не уйдёт, и повернулся принять бой — быть может, последний. В мгновение приняв решение, волк тут же кинулся на врага: р-раз! — и сука, хромая, заскулила. Откуда-то сзади понукал хозяин: «Куси его! Взять!», Вихра снова бросилась на зверя и снова отлетела в сторону, чтобы больше не подняться, глядя мёртвыми глазами в стылое небо.

Следом налетели подоспевшие собаки из своры графа, по две, по три кидаясь на будто бы вросшего в землю волка. Тот щёлкал страшной пастью и не обращал внимания на порванное плечо.

Когда рядом с Вихрой легли ещё три легавых — остальные окружили волка, поджидая хозяев и надсаживая глотки хриплым лаем.

Зверь тоже получил передышку. Он наклонил тяжёлую седую голову к земле и, не моргая, глядел жёлтыми глазищами. Затем вдруг скакнул вперёд, разрывая собачий полукруг, и припустил в сторону спасительного леса, прихрамывая на левую лапу и оставляя красноватый след.

Через мгновение на утоптанную множеством лап полянку вылетел граф, успев увидеть мелькающий в подлеске серый хвост.

— Врёшь, не уйдёшь! — прошипел граф, посылая взмыленного коня в скок.

Уставшее животное, сделав усилие, несло седока в погоню. Граф оживился, увидев с другой стороны супругу с её волкодавами. Он поддал шпоры, радуясь, что уж эти-то зверюги своего не упустят. Послал коня в галоп: благо, выдался ровный, как нарочно, участок перед лесом. Чёрные волкодавы растянулись цепочкой, постепенно загоняя хромающего волка, впереди мелькал побитый сединой вожак: упруго ставя лапы, он через два скока подавал голос. Охота завернула в лощину. Там снег лежал дольше всего, и теперь чёрные звери на белом фоне виднелись совсем отчётливо.

Наконец, собаки окружили волка. Тот стоял, оскалив пасть, и хрипло рычал на весь мир. Шерсть зло топорщилась на холке, хвост обвис, кровь красила левое плечо в бурый цвет, но лесной житель упрямо стоял. И вдруг — по одному волкодавы снялись с места и бросились в сторону. Волк тут же метнулся в другую, исчезая в овражке. И только графу почудилось тихое «фью-ють!» — так отзывают собак.

Посрамленная охота с убытками — несколько порванных и раненых волком собак — вернулась домой. Пикник не удался, а кое-кто из гостей уехал восвояси, не прощаясь. Граф ходил смурной и раздражённый, поглядывал исподлобья на графиню, тёр лоб будто в растерянности, покрикивал на слуг, велев вместо дров топить пока горбылём. Ужин прошёл в молчании: обычно весёлые молодые барчуки теперь раскрывали рот, только чтоб положить в него ложку супа из перепёлок или кусок пирога с визигой. Спать и вовсе разошлись до полуночи, чего почти никогда не бывало.

Графу N не спалось на пуховых одеялах: и жарко, и неудобно, и сбилось комками. На душе было маетно, дремота перемежалась с бодрствованием, мерещилась оскаленная пасть волка, которая вдруг превращалась в милое личико его супруги, но с какими-то хищными, звериными чертами. Вот волк, хромая, подошёл к нему на задних лапах, затем уселся, скрестив их как восточный купец, и завыл, долго и жалобно.

Граф вздрогнул и очнулся. Вой не смолкал. Он доносился со стороны леса и казался настолько жалобным, что впору было завязывать с охотой. Встряхнув головой, чтобы прогнать наваждение, хозяин поместья, кряхтя, сполз с высокого ложа. На умывальном столике Прошка оставлял ему графинчик с разбавленным вином. Хлебнув, граф утёрся, и услышал, как хлопнула рядом дверь. Он прошёл к выходу — откуда только прыть взялась? — и выглянул из комнаты. По лестнице вниз сбегала графиня, одетая как для прогулки, только на голове была накинута шаль, укутывающая и плечи.

— Что за страсти?! — пробормотал граф.

Метнулся к секретеру, копаясь в шкатулке. Наконец, вынув пистолет и даже не проверив его готовность, граф бросился следом за супругой. На выходе накинул бобровую шубу, и ушёл со двора. Мелькнула мысль кликнуть дворовых, но тут же пропала: позор лучше не вытряхивать на людях. Вроде как светлый платок мелькнул слева, направляясь в сторону леса. Что там могло понадобиться мужней жене в полночь? Граф, то теряя из виду, то снова находя высокую тёмную фигуру, крался на почтительном расстоянии. Вой смолк, и хозяин поместья немного успокоился. Ноги стали замерзать: он догадался выйти из дому в тёплых шерстяных носках, в которых спал, да домашних вышитых тапках.

Запнувшись о какой-то камешек, граф съехал вниз на дно овражка, больно обдирая ладони о растущий на склоне кустарник. Шумел он так, что должны были сбежаться все звери в округе. Перевалившись сначала на четвереньки, граф медленно встал в полный рост, пытаясь в темноте отряхнуться. Он невидяще глядел некоторое время вперёд, пока не понял, что видит свою супругу. Та, не боясь запачкать бархатное платье и скинув шаль на землю, стояла на коленях перед нынешним волком — граф его узнал! — и что-то тому выговаривала. В руках у неё была длинная тряпка, которой она пыталась вытереть засохшую кровь.

«Вихра достала!» — с гордостью подумал граф и тут же испугался. Как такое может быть, что его трепетная, нежная графинюшка — и вдруг тут, по ночи, с волком?!

Нетвёрдой рукой хозяин поместья полез в карман за пистолетом, забыв, что тот может и не выстрелить. Стараясь дышать не так шумно, он прицелился. В темноте это особо не имело значения, но хоть куда-то попасть! Волк уставший да раненый, может, удастся выстрелить в бок, тогда есть ещё шанс.

И тут… графиня рывком кинула в сторону бесполезную тряпицу, выгнулась, как от острой боли, и, мигом обращаясь в волчицу, зарычала. Затем виновато ткнулась волку в заскорузлое от крови плечо, начала вылизывать рану.

Рука с пистолетом затряслась. Граф переводил оружие с волка на графиню и наоборот, никак не понимая, откуда у него в супругах взялась оборотниха?! Вспомнилась серебристая шкура, растянутая над камином, и особая к ней любовь графини. Хозяин-то думал, что это просто тяга к дикой красоте, а то, быть может, её какой родственник?!

Наконец приняв решение, граф прицелился в волка: сидевшая радом волчица всё же его супруга, с ней, быть может, договорится можно. И тут из логова вылезли четверо волчат. Увидев мать, они кинулись к ней, поскуливая и повизгивая. Щенки ластились, играли, пытались поймать хвост. Оборотниха порыкивала, недовольная, что её отвлекают от лечения супруга.

Граф не сдержался, вскрикнул и выронил ставший пудовым пистолет. Тот глухо щёлкнул, а человек оказался перед жёлтыми взглядами шестерых хищников. Он попятился, надеясь вскарабкаться по склону овражка, но ноги съезжали по влажной земле, а руки никак не могли ухватиться ни за один кустик.

Сзади раздалось тихое «Фью-ють!», и граф обернулся, дрожа. Волчата уже попрятались, но вместо двух пар жёлтых глаз на него смотрела целая стая. Хозяин поместья не сразу догадался, что это не оборотни, а волкодавы графини. Сама же она сидела прямо на земле, зарывшись рукой в густую шерсть на холке оборотня.

— Гы..рафинюшка! — просипел её супруг. — Душенька! Может, пойдём домой? Не место тебе тут!

Оборотень зло вскинул верхнюю губу, обнажая зубы, и зарычал. Графиня N вздохнула и коротко приказала:

— Взять!

Волкодавы смертоносными стрелами сорвались с места, заглушая рычанием вскрики бывшего хозяина.

***

В поместье N нежданно случился переполох: пропал граф. С утра, когда хозяин не вышел к завтраку, никто не обратил внимания, каждый помнил вчерашнюю неудачную охоту и то, как граф был раздражён после. Постельничего Прошку отослали к соседям по мелким делам, а больше никто не ведал о местоположении графа.

Хозяйка сидела в библиотеке, кутая ноги в овчинный тулуп. Гости, как привидения, бродили по одному, временами заворачивая на кухню и таская куски у кухарки — к слову сказать, с её полного одобрения. Они шёпотом жаловались на волчий вой ночью и сетовали, что не удалось завалить зверя.

Когда граф не вышел и к ужину, домашние забеспокоились. Обыскав поместье даже в самых его глухих закоулках, решили с утра идти на розыски. Согласились искать и не разъехавшиеся гости. Встали позже, нежели на охоту, но к десяти выехали. Графиня была без волкодавов, но кто-то всё же прихватил пару гончаков, сунув тем под нос графову рубаху.

Пробираясь по запорошенным снежком тропкам, люди тихо переговаривались. Гончаки бежали впереди, лая неизвестно на что. У небольшого оврага все встали по краю, размышляя спускаться вниз или нет. И так было понятно, что графа там нет, пока кто-то из гостей не вскрикнул.

Присыпанный снегом вперемешку с веточками и палыми листьями, под кустом валялся хозяйский халат. В свете зимнего солнца на нём бурели тёмные пятна.

И только одна графиня взирала на всё вполне беспечно и спокойно.

Со стороны леса послышался вой — но не вчерашний тоскливый, а скорее призывный. Графиня улыбнулась.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 1. Оценка: 4,00 из 5)
Загрузка...