Метель

Вечер выдался тихим и спокойным. Свет молодой луны отражался от поверхности сугробов, делая их похожими на мертвенно-бледное зеркало. Пастух не торопил коня. Сегодня днем солнце пригрело снежную кору, а к концу дня прихватил мороз, и он боялся, что скакун порежет ноги об твердую кромку наста. Следов пропавшей коровы не было видно. Он шумно выдохнул белое облака пара, которое частично осело каплями на шарфе, повязанном чуть выше его подбородка.

Ему было не впервой ездить ночью по степи. С малых лет отец научил его обращаться с лошадью, пасти скот и находить дорогу в степи. Он знал изгиб каждой тропки, протоптанной овцами, каждый пригорок или ямку. В этот раз он отмахал пару десятков километров и все еще знал, где находится его дом. Отец учил его никогда не доверять ночью огням. Они и сейчас были рассыпаны по всему горизонту, на всех четырех сторонах. «Хочешь найти дорогу, смотри под ноги» - так он запомнил слова отца.

За размышлениями пастух не заметил, как ночь заметно потемнела. Небо заволокли тяжелые тучи, и, спустя полчаса, сорвался снег. По спинам сугробов заструились первые белые змейки. Он слегка поторопил коня, который чувствуя настроение хозяина, шел совсем уж лениво.  Тем временем ветер настойчиво усиливался, луна пропала за черной стеной туч – начиналась настоящая вьюга.

Пастух плотнее закутался в тулуп из овечьей шкуры. Снег бил ему в глаза, таял на лице, отчего, спустя некоторое время, оно сильно обветрилось. Он как можно сильнее стянул шнурки шапки-ушанки на подбородке, и теперь совсем не видел дороги. О пропавшей корове на сегодня можно было забыть. Теперь самой главной проблемой для него стал поиск ночлега. Вдобавок ко всему конь начал упрямиться. Ему совсем не хотелось идти мордой на снег, поэтому он отчаянно крутил головой, приседал на задние ноги и пару раз крутанулся вокруг себя. Со стыдом и отчаянием пастух вдруг понял, что понятия не имеет куда едет и где находится.

Но все же опытный степняк быстро пришел в себя. Еще раз глубоко вздохнул, вспомнил слова отца и решил просто ехать прямо. Он развернул коня в обратную сторону, чтобы ветер дул им спину. Ехать стало легче, да и животное пошло намного охотнее.

Время пересекло полуночную черту, а он все ехал и ехал. Холод давно пробрался под овечий тулуп, и как ядовитый паук заполз в его сапоги. Пастуха било крупной дрожью. Конь тоже изрядно устал, и все чаще спотыкался, не успевая вовремя вытащить ноги из дыры в снегу. А вьюга все продолжалась.

«На всю ночь» - подумал пастух, и эта мысль его совсем не радовала. Все, что он смог разглядеть в черно-сизой тьме никак не помогало ему в поиске пути. Все холмы и пригорки были незнакомыми. И в тот момент, когда конь вдруг встал на месте, опустив голову, пастух увидел впереди свет.

Сначала это было похоже на мимолетную вспышку, он даже потряс головой, отгоняя от себя морок. Но потом вдалеке уверено замерцал желтый огонек. От него веяло теплом, пастух представил вареную баранину, густой горячий чай и вмиг приободрился. Усталость как рукой сняло. Он стал подгонять коня, но тот вдруг заартачился и ни в какую не хотел трогаться с места. Со злости пастух ударил его плеткой промеж ушей, и только тогда скакун неохотно пошел.

Прошло около часа, когда он добрался, наконец, к источнику огня. Это был маленький, чуть заваленный набок дом, занесенный снегом настолько, что входной двери не было видно. Пастух спешился и подошел к нему. Он завел коня в небольшой ветхий сарай без двери, который был пристроен к дому, и привязал повод к какой-то перекладине. Стены сарая были обмазаны глиной с соломой, поэтому внутри было тепло, несмотря на то, что в двери задувал ветер. К тому же под ногами у него знакомо хрустнула куча сена. Конь не останется голодным.

Оставив скакуна на привязи, пастух пошел к самому дому. Ему пришлось немного поработать руками, чтобы откопать погребенную под сугробом дверь.  «Старый снег» - с удивлением подумал он, - «Плотный, осевший». Последний снегопад был четыре дня назад. Неужели внутри никого нет?

Освободив вход в дом, пастух постучал. Там стояла тишина, но сквозь широкие щели в двери струился свет. Тогда пастух постучал настойчивее.

В доме послышались шаги.

- Кого там принесло? – проскрежетал неприятный старческий голос.

- Я заблудился, - ответил пастух, - Впустите погреться. Уеду, как рассветет.

За дверью послышался второй голос, более тихий. О чем они переговаривались, пастух разобрать не смог.

- А как ты нашел наш дом?

- Да не знаю я, - он стал терять терпение, - Говорю же, заблудился. Вы впустите или нет?

Снова раздалось невнятное бормотание, но вслед за ним скрипнул засов и дверь медленно отворилась.

В просвете показалось половина морщинистого лица старухи, седовласой и с выцветшими зрачками. Она была одета в длинное платье до пола, скрывающее ее ноги, а на плечах висела шерстяная шаль, которая не скрывала отвратительного вида горб. Губы старухи были похожи на засохшую кожуру от яблока.

- Ты один?

- Я коня в сарай завел, иначе замерзнет за ночь. Ругаться не будете?

Старуха насупила кустистые брови.

- Ну а чего ругаться, раз ты уже завел. Мы гостей не принимаем, но, если ты решишь войти непрошенным, сними сапоги.

Пастух разулся.  Старуха жестом приказала ему следовать за собой, и, не дожидаясь, ушла в другую комнату. Дом внутри был довольно уютным. На стенах висели ковры, везде царил порядок. Из другой комнаты раздался голос старухи:

- Мы тут есть собираемся. Тебя за стол не приглашаем, но и выгонять не будем.

Пастуху казалось, что голод скрутил его желудок в тугой канат, так что, невзирая на негостеприимные слова, он вошел в комнату и сел за стол. Кроме старухи в комнате ужинали трое мужчин. Один бородатый, огромного роста и с коряжистыми широкими ладонями. Его лица почти не было видно за буйной растительностью, которую он видимо давно уже не расчесывал. Мужчина ел громко, с хлюпаньем пил чай из глиняной пиалы, и с особым наслаждением высасывал мозг из косточки. Рядом с ним сидел второй, рыжеватый и худощавый. Он ел аккуратно, тщательно обгрызая куски, словно боясь испачкать руки. Глаза второго смотрели пристально и пронзительно. Третий сидел рядом со старухой. Он был старше остальных, коротко постриженные волосы переливались сединой. У этого был заостренный большой нос и маленькие прищуренные глаза.

Пастух не сразу заметил, что в углу комнаты, на низком табурете сидит девочка. На вид ей было лет десять, только вот она была совсем худая. Закутанная в какой-то бесформенный балахон, она быстро ела из алюминиевой плошки, не поднимая головы.

- Ну, так ты это…. Меж буграми проехал что ли? – нарушил тишину обросший верзила.

Пастух словно вышел из ступора, принялся за еду и покачал головой в ответ.

- Не знаю никаких бугров. Заблудился, ехал, куда глаза глядят. Смотрю, огонек горит. Ну, думаю, замерзну, если добрые люди не приютят на ночь. Вот так к вам и попал. А вы тут все вместе живете?

Седой ответил осипшим голосом:

- Живем. И гостей особо не жалуем.

Но его прервала горбатая старуха:

- Фу, разворчались тоже. Пришел, так пришел. На метель выгонять тоже не дело. Слышь, гость незваный, я тебе в дальней комнате постелю, спать ляжешь там. Как рассветет, езжай своей дорогой.

Пастух кивнул. Ему было все равно, на чем спать. В доме было тепло, на столе стояла вкусная еда. Вокруг большой чаши, полной вареного мяса с квадратными клецками, располагались тарелки с кровяной колбасой, порезанной аккуратными кружочками, жареной печенью с луком, овечьим сыром, горячим хлебом и пиалы с душистым чаем. Он попробовал все, наелся до отвала и решил идти спать.

Старуха, сильно прихрамывая на обе ноги, отвела его в дальнюю комнату. Пастух увидел большую железную кровать, покрытую тремя матрасами и шерстяным одеялом. Только он лег, как сладкий сон тут же поглотил его.

***

Проснулся он от того, что кто-то сильно тряс его за плечо. В комнате было темно, пастух не мог ничего разглядеть, но чувствовал холодное прикосновение руки даже сквозь шерстяное одеяло. Он привстал. У самого его уха просвистел низкий шепот.

- Бегите отсюда как можно скорее. Прямо сейчас, ждать больше нельзя.

Голос был дрожащим от страха, и детским. Он сразу вспомнил маленькую худую девочку, которая ужинала отдельно ото всех в углу комнаты.

- Чего ты мелкая? – спросонья пробурчал пастух, - Дай поспать.

- Если вы сейчас же не уйдете, так не проснетесь вовсе. В плохое место вас занесла нелегкая.

- Да ты объясни толком! – не выдержал пастух, - Чем оно плохое?

Девочка затараторила вполголоса, то и дело оборачиваясь на дверь:

- Бабка моя, она не бабка вовсе. И человеком то ее назвать не получится. Она живет в этом доме много лет, и ни один заблудившийся путник от нее не уходил. А братцы старшие – лютые степные звери: волк, шакал и беркут. Так еще дедушки дома нет. Метель за окном не простая, то он в степь вышел, путников до смерти морозить.

- Да ну тебя, - махнул рукой пастух, - Сказок страшных наслушалась что ли?

- Если мне не верите, так сами увидите, да только поздно уже будет. Я вам совет дам: окажетесь рядом с бабкой, приподнимите край ее подола.

С этими словами девочка выбежала из комнаты. Пастух снова лег, но сон как рукой сняло. В его ушах все звучал голос ночной гостьи, который повторял: «Плохое место… Плохое место». В конце концов, он решил не дожидаться рассвета, и трогаться в путь.

Одевшись, он потихоньку вышел из комнаты. Во всем доме горел свет, но никого не было видно. Пастух прошел мимо комнаты, где они ужинали, и тут перед ним выросла фигура лохматого верзилы.

- Ты куда это собрался? Метель еще не закончилась.

- Я поеду, - холодея, проговорил пастух, - Благодарю вас за кров и еду. До рассвета совсем немного осталось. Я бы попрощался, да будить вас не хотел.

- А мы не спим, - раздался за его спиной резкий голос старухи, - Что, гость дорогой, выспался?

- Выспался, бабушка. Теперь в два счета дорогу домой найду.

Старуха, хромая, обошла его и встала рядом с лохматым.

- Дай я тебе хоть еды соберу. Вдруг метель не закончится.

- Вот за это спасибо, - нарочито весело сказал он в ответ, - Еда в любую непогоду согреет и приободрит.

Тут пастух, словно невзначай, приподнял подол старухи и оторопел: ноги бабки были вывернуты в обратную сторону. Она же сделала вид, что не заметила этого.

- Ну, пойдем со мной на кухню, сынок, - неожиданно добродушно пропела она, - Я тебя еще и накормлю в дорогу.

Ноги пастуха отказывались подчиняться. Ватной походкой он прошел за старухой, лихорадочно размышляя на ходу, как бы спасти свою голову. А зловещее нечто в образе бабки весело трещало о том, как оно его угостит самой вкусной едой на свете. Когда они зашли в комнату, пастух увидел, что стол опять был накрыт. Вся еда, которую он вчера съел, вновь появилась на своем прежнем месте. А у задернутого шторой окна, на стуле сидел большой черный беркут. Пастух попятился назад, но тут за спиной раздалось глухое утробное рычание. Верзила в образе волка преградил ему дорогу.

- Поздно дергаться, милый. Мы тебя угощали, а теперь и ты нас угостишь. Внучка-то, опять, поди, будила, спасти пыталась. Добрая она у нас, золотое сердце. Ни дать, ни взять - зайчик.

Большой лохматый черный волк, протяжно завыл, завизжал под столом большеголовый шакал. Беркут на стуле беспокойно забил крыльями. Только девочки не было видно.

- Ты погоди, - снова заговорила старуха, - Дождемся хозяина дома, а потом уже и пировать начнем. А вот и он, слышишь?

Пастух слышал. Тяжелые шаги раздались у входа в дом, затем с глухим ударом открылась дверь. С диким свистом внутрь врывался ветер, занося с собой снег. Хозяин пришел. Раздался вой, не сравнимый с каким-либо другим звуком, в котором пастуху послышался безжизненный низкий голос.

- Да, да, - ответила старуха, - Только тебя и ждали, господин.

И вдруг запела:

«В собачьей шали, метель плясала,

Да выйди смертный, с ней спляши.

Белеют степи, белеет небо,

Нет ни одной живой души!»

В этот момент с жутким треском разбилось занавешенное окно. Старуха попятилась от неожиданности, беркут перелетел в другой конец комнаты, лишь пастух узнал торчащие из окна круп и ноги своего скакуна. Словно кошка прыгнул он почти через всю комнату и схватился за хвост коня. Могучими движениями тела животное вырвало его из смертельной ловушки и понесло прочь от проклятого дома. В последний миг пастух услышал, словно принесенный ветром голос маленькой девочки.

- Я отпускаю твою лошадь, дальше сам. Держись между курганов.

- Поехали со мной! – крикнул он в пустоту.

- Не могу. Я ведь тоже совсем не человек.

Конь словно по приказу остановился, стал испуганно бить копытами, но у пастуха не было времени его успокаивать. В тот момент, когда он вскочил на него, он увидел, как из дома в его сторону мчатся четверо.  Быстрее всех, спиной вперед мчалась зловещая старуха, взметая столбы мелкого снега.

Пастух что есть силы бил пятками по бокам лошади, ему казалось, что его вот-вот нагонят. Беркут два раза падал с небес ему на плечи, пытаясь стащить на землю, но оба раза он смог отбиться. А когда расстояние между ними почти окончательно сократилось, из предрассветной дымки выплыли два черных горба-кургана. Как только конь стрелой пролетел между ними, холмы растворились в тумане, словно их никогда и не было. Погоня отстала, а где-то вдалеке, за плотной пеленой облаков вставало ленивое зимнее солнце.

Пастух безжалостно гнал коня, ему казалось, что ужасная семья все еще гонится за ним. Он постоянно смотрел на небо, пытаясь подгадать момент, когда черный беркут вновь попытается сбросить его. Все тело пастуха сотрясала дрожь, но совсем не от холода.

Дорогу он нашел быстро и к вечеру уже был дома. Потерянная корова сама пришла этим утром. Пастух расседлал коня, завел его в теплый сарай, щедро насыпал ему овса, обнял взмыленное животное за шею и простоял так почти час. Никто не смог бы разглядеть на широкой мокрой груди скакуна маленькие влажные пятна, что остались от слез пастуха. Плакал он не за себя. За себя он этого делать не умел. Плакал степняк за маленькую девочку, которая осталась в том страшном доме, среди исчадий кошмаров, обреченная вновь и вновь прибирать этот дом, после ночного шабаша.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 4. Оценка: 4,25 из 5)
Загрузка...