Шагая по мосту

«Добро пожаловать в Королевство «Восторг»» - радушно гласила надпись на разномастном билборде, стоящем на краю мостовой дорожки напротив Западного Порта Небесных Кораблей, расположившегося на самом краю летучего острова.

Столь смелое название даже для Королевства действительно имело заслуженное место быть – сложно сказать, что в этих видах не вызывало у меня восторг. Королевство находилось в самом глазу грозного урагана, и являло собой архипелаг из семи островов, парящих в небе рядом друг с другом, соединенных дорожками подвесных стеклянных мостов. А какого же восторга стоил один только дождь: его «капли» – нечто вроде жидкого света. Падая вниз теплыми огоньками, они были чуть быстрее чем снег, который, к слову, тут редко увидишь. Впрочем, здесь частенько по ночам даже на темноту не наткнешься.

Вновь прибыв сюда отдохнуть, я обратил внимание, что местный народ до ужаса боится темноты. Настолько, что если сегодня не идет дождь, они запирают все окна и даже двери с наступлением вечера, будто чего-то боятся. Странно, но я всегда хотел, и так же всегда забывал спросить жителей, зачем они это делают.

Задумавшись над чем-то своим, я считал капли вязкого света, медленно стекающие по широкому панорамному окну уютной гостиной, что располагалась на верхушке самой высокой башни центрального города, которому я пока не дал имя, хоть его и давно выпрашивали местные. Тем временем, пока я упрекал себя за леность, солнце все ближе подбиралось к границе Урагана, а дождь потихоньку прекращался. Я неторопливо слез с низкого подоконника и осмотрелся: посреди просторной комнаты на персидском ковре стояли два мягких, приятных на вид кресла, подвинутых к журнальному столику, на котором в свете пламени камина поблескивала парочка винных бокалов – надо полагать, в этот раз вечер обещал быть уютным. Мой взор упал на какое-то движение слева: на всю стену красовалась пестрая картина, абсолютно повторяющая обстановку комнаты, в том числе и мое «отражение» настолько точно, что если бы не золотистые рамки и его перебегающие краски – я бы продолжал думать, что это зеркало, и, хоть это и выглядело немного жутковато, стоит признать, что свою долю простора этот холст успешно вносил в комнату. В конце концов, я приземлился в кресло с облегчением, словно устал с долгой дороги, хотя, как и всегда, я даже не помнил, как и когда сюда попал – просто я здесь уже был, точно самую вечность.

Коварный сон неумолимо подступал к бастиону моей бодрости, бессовестно воспользовавшись уютным креслом и тихими старыми песнями, которые сквозь едва различимый фоновый шум хрипел радиоприемник. Рассматривая языки пламени в камине, я взял со столика пустой бокал, чтобы выпить чего-нибудь бодрящего и хорошенько расслабиться. Оказавшись в моих руках, бокал тотчас замерцал чудными искорками – они поднимались по нему от руки, и маленьким игристым водопадом прыгали на стеклянное донышко. Искры были терпко-красными, с голубой сердцевиной – мое любимое сочетание цветов было ярким и контрастным, и, что самое главное, невероятно вкусным. Вкус, к слову, удачно сочетал в себе дерзость и воздушную легкость, они словно растекались по всему телу приятным теплом вместе с добротой и радостью – именно то, чего мне так не хватало.

– «Дружба влюбленных» - редкий напиток, не каждому выпадает удача испробовать его, – от неожиданности я чуть не выронил бокал, встрепенулся и стал рассматривать источник звука. – Впрочем, даже увидеть его считается добрым знаком, не то, что выпить, – невозмутимо продолжило существо, нагло рассевшееся в кресле напротив, которое я к тому моменту успел хорошо разглядеть. На первый взгляд я бы даже не назвал это существом – обычный человек в кожаных латах с кинжалом за поясом, каждый день таких видишь… Если бы не одно, даже несколько «но» - секунду назад его вообще здесь не было, на вид он был полупрозрачным, причем не как призрак, вовсе нет, он был чем-то более осязаемым, и в то же время непостижимым. От него лучилось мерцающее золотыми проблесками лазурное сияние, веющее надежностью и свободой, что, почему-то, успокаивало и расслабляло.

– Кто ты? – я наконец спустил с цепей голодное любопытство. – Что ты, и что ты тут делаешь?

– У меня нет имени, но таких как я обычно называют «Хранителями». Пришел помочь твоему городу не разорваться по швам, и, надо отдать тебе должное, у нас мало времени – говорил он будто о погоде. – Видишь ли, каждый раз, когда ты навещаешь этот город, твои темные мысли ему бесконтрольно и совершенно бестактно угрожают, – он встал, подошел к окну, и резко захлопнул тяжелые шторы, дождь за которыми уже давно погас.

– Чего? – такого потока неадекватной, на первый взгляд, информации я никак не ожидал, потому вопросительно нахмурился. – Объясни нормально – откуда ты вообще взялся тут, в чем заключается эта «угроза»? – Мой собеседник взял себе бокал и терпеливо вернулся обратно в кресло, явно готовясь к небольшому рассказу – не могу сказать, что это предвкушение меня не обрадовало. Тем временем, бокал его непременно наполнился искрами высоты птичьего полета в сентябрьском небе.

– «Свобода невольника», – ответил он, предугадав мой вопрос, – почти никогда не видел ее в бокалах людей, – он говорил, вдумчиво вглядываясь в свой напиток. – Хотя, должен признать, они к этому очень стремятся, но в чей бокал не глянь – везде лишь пародия на этот шедевр. Видел когда-нибудь «ложь», что разбавляет их дух? – Я мотнул головой, а он продолжил невозмутимо говорить, будто мы старые друзья, собравшиеся на самый необычный чай. – Вот смотришь на эти искры, и видишь их яркими, как солнце, так и манящими своими теплом и уютом, но стоит отвести взгляд немного в сторону, как ты краем глаза замечаешь, что изнутри они мерцают чернотой, да такой, что поражает, как эту мерзость люди вообще пьют, – Хранитель покачал головой и отпил немного «чая». – Представь себе, иллюзия выбора остается всеми любимым лакомством и по сей день, сам иногда все еще удивляюсь...

– Интересно, но все же?.. – Я уставил на него внимательный вопросительный взгляд, дескать, мне действительно интересно, но не совсем это.

– Ладно, начнем с самого начала… Тебе стоит знать, что у всех реальностей есть свои Хранители, особенно это касается реальностей, которые живут в каждом человеке. Хранитель – по сути своей внутренний свет, истинное его предназначение в том, чтобы оберегать неподготовленные души от их собственной сути. Она есть у каждого, и рано или поздно, спустя сто, тысячу или тысячи лет человек осознает свою суть, и в этот момент он становится способен ей противостоять самостоятельно, без своего Хранителя… Понимаешь ли, каждая суть стремится к самоуничтожению, и чем больше она раскрывается, тем сложнее ее сдерживать, и тем сильнее личность становится, если одолевает ее. Когда приходит осознание, человек без всякого на то выбора объявляет войну самому себе, для каждого эта война выглядит по-разному, поэтому не могу тебе дать точного описания, но скажу только одно – рано или поздно одна из сторон побеждает, и либо ты сам становишься светом для себя и других, либо остаешься рабом темных мыслей и желаний, возвращаясь к «точке отсчета». К сожалению, битва не равная, и второй вариант происходит куда более чаще, ничего не поделаешь. Я задернул шторы лишь для того чтобы твоя суть не застала тебя врасплох.

– Кажется, я понимаю, о чем ты говоришь, – я тщательно старался переварить услышанное и попытаться хоть в какой-то мере осознать, что мне предстоит в ближайшее время.

– В любом случае, я рассказал уже достаточно, и курс истории не входил в мои планы, пусть даже и краткий. Думаю, мне пора идти.

– То есть? Разве ты мне не поможешь? И даже свое оружие не оставишь?

– Хранители не расстаются со своим оружием до самой смерти, иначе они будут бесполезны, а твое оружие само тебя найдет, и чтобы не случилось, помни: истинный свет рождается во тьме, – с этими словами он встал, поставив бокал на столик, подошел ко мне и положил руку на плечо… Последнее, что я услышал перед тем как заснуть – пожелание удачи.

Сквозь сон я слышал зов. Этот зов был лишь моим коротким именем, от чего я проснулся. В окружающей меня комнате что-то изменилось. Во-первых, судя по тому, что в камине тлели угольки, проспал я довольно долго, во-вторых приемник перестал играть песни, но фоновый шум по-прежнему был отчетливо слышен, и, как мне показалось, чей-то голос произнес мое имя именно оттуда. В свете оставшихся в комнате свечей на столике возле бокала поблескивала мизерикордия, до боли напоминающая ту, что была за поясом у моего Хранителя, но ведь он сказал, что не расстанется с ней... До самой смерти. Я нервно сглотнул, отбросив эту мысль, и мое внимание тут же обратилось на холст, что висел напротив: дверь в углу позади меня, изображенная на нем, была приоткрытой, хотя я точно помнил, что закрывал за собой.

Готовый ко всему, я встал, подобрал кинжал за пояс, развернулся к выходу и... Дверь-то закрыта. При этом рисованное «отражение» до сих пор меня обманывало, хотя мой двойник мне подчинялся, в отличии от последнего случая с зеркалом – и на том спасибо, авось картины добрее будут. Я решил было вернуться в кресло и понаблюдать – одновременно со мной краски в картине поспешили перебежать на кресло и вновь собраться в мое изображение. Стоило мне присесть, веки тут же стали медленно смыкаться, надо отдать мне должное – я держался стойко, возможно потому что где-то в глубине души предчувствовал нечто зловещее в этом сне… Безучастно вглядываясь в неподвижную картину, я обратил внимание, что в комнате постепенно становилось темнее, и, в конце концов, мне показалось какое-то изменение в темноте за дверью – будто краски стали еще чернее чем были. Оглянувшись и убедившись, что она по-прежнему закрыта, я снова уставился на картину: – за дверью «темнота» была уже нездорово-черного цвета, я бы скорее поверил, что это была пустота, нежели мрак, но, возможно, это просто недавно (или давно?) выпитый алкоголь и детские страхи сказывались – примерно так я себя успокаивал, однако все мои опасения сиюсекундно рухнули: от порога по слегка размытому ковру пошли вязкие темные струйки, мелкими капельками выступая из холста, они обращались в слова и какие-то мелкие неразличимые надписи, и перерастая в какое-то подобие щупалец… Щупалец!?

В этот момент я не выдержал, взял стеклянный бокал и кинул в дверь, где по моим расчетам сейчас должен был находиться отраженный нарушитель спокойствия, и, на удивление, с прямым попаданием, сопровожденным звоном разбившегося стекла, вязкие щупальца скрылись с картины туда, откуда пришли, обидчиво захлопнув за собой дверь. Я с облегчением вздохнул, присев на подлокотник – если это и есть моя битва, то как-то всё слишком гладко, да и не страшно вообще… Ну, правда же не страшно…

Дверь сорвалась с петель и разлетелась в краски о стену, стекая с холста: сразу несколько темных, длинных «рук» ворвались в нарисованную комнату, хватая и очерняя краской все что попало: мебель, стены, мое отражение... Физически я ничего не ощущал, мог лишь только оцепенело наблюдать, пока свет в картине не погас – моментально и неожиданно, будто его просто выключили. На ужин моей фантазии достались лишь перемежающиеся темные краски бесформенных силуэтов – там явно шла жестокая борьба. Я старался не прислушиваться к рок-концерту, который любезно устроили миллионы мурашек по всему телу – он и впрямь дал бы фору даже восьмидесятым. Однако, долго мне его слушать не пришлось – в один миг все прекратилось, в отраженной комнате зажглось несколько свечей: вся картина, в том числе и мое отражение повторяло реальное положение и было настолько невредимым, насколько можно выглядеть невредимым человеку, душу которого только что жадно обглодали. Этот факт выдавали только потемневшие цвета моего лица да отрешенный взгляд, в котором отсутствовали всякие эмоции, чувства и разум. Стало больно и неприятно смотреть на это…

Я не ощущал больше никакого страха и лишь смотрел в печальные глаза – вот, что оставили моему двойнику: еще бы, вряд ли отрицательные чувства такие же сладкие и теплые, как все положительные – конечно, никому их не захочется съесть… Неужели придется смириться? Я подошел к холсту и приложил руку, как бы извиняясь перед своим отражением, и тут же отпрянул – в какой-то момент я словно услышал его мысли – это были крики о помощи, животный ужас, нестерпимая боль, и все в одном флаконе…

От моей ладони на картине остался черный след, устремившийся вниз несколькими струйками. Я стал с опаской пятиться от нее, но в отличии от меня двойник так не поступил. Вместо этого его лицо вдруг исказилось ненавистью: в одну секунду он замахнулся и со всей дури ударил в мою сторону – холст дрогнул, а мне стало ясно, что все это время оно меня так же видело… След, тем временем, растекался все сильнее, а затем прогремел еще один удар – на этот раз холст надорвался, изливая черные краски словно кровь.

Теперь уже полностью отдавшись инстинктам я метнулся к двери – мне было плевать, что я найду за ней, лишь бы подальше отсюда! Но не тут-то было – я бежал невероятно медленно, как в любом из своих вязких кошмаров, конечно же, как и там, это играло на руку только моему врагу. Спустя пару секунд меня нагнал треск разорвавшегося холста, и тяжелые шаги – сердце окончательно ушло в пятки. Я слышал утробное нечеловеческое рычание, хрипы и стоны страждущего. Схватившись за ручку, я затылком почувствовал гневное дыхание, почувствовал, как за мои плечи ухватилась тьма, и, собрав все силы в рывок, прыгнул в неизвестность, резко захлопнув за собой дверь, которая обещала продержаться секунд пять.

***

Стремглав бежал я в тусклом сыром лабиринте, казалось, целую вечность. Я исступленно бился в клетке собственного сознания, терзаемый своими темными мыслями, которые сочились из всех углов – их норы были разбросаны по всем закоулкам моего разума. Меня хоть и предупреждали о том, что эта «битва» будет несколько отличаться от славных рыцарских турниров, но чтобы настолько… Все это время я лишь бежал без остановки, и силы постепенно покидали меня – так вот, значит, как оно выглядит – когда ты проигрывающая сторона гражданской войны в собственной голове.

Так пролетело несколько лет, и наконец настал момент, отличившийся от прежней обыденности: впервые по пути в этих сточных каналах разума я столкнулся с лестницей, ведущей наверх: радость загорелась в самых далеких и еще не тронутых темными мыслями уголках моей души, предвкушая шанс изменить ход войны. Поднявшись по лестнице я открыл тяжелую корабельную дверь – благо за годы этой погони я оторвался секунд на двадцать вперед, которые, как я надеялся, не зря потратил. Захлопнув за собой дверь, я обрадовался – наконец-то светлый коридор, не тронутый тьмой, но во вторую же секунду заметил, как через несколько метров он заканчивается тупиком.

Я безнадежно сполз по стене в угол, полностью подавленный отдался усталости, и наконец смирился со своим поражением. Мне оставалось только наблюдать, как какая-то особо сильная и настойчивая из этих темных тварей пытается выбить дверь – плевать, иди уже быстрей и сожри меня в конце концов… Никакого желания бороться не было – эти мысли сочились отовсюду, неотъемлемая часть меня. Даже ранить их простым кинжалом было невозможно, они неосязаемы, а как превратить это оружие в такое же, вероятно, эффективное, как у Хранителя, я за это время не догадался – что ж, мои проблемы. Тем временем дверь с грохотом упала на пол, подняв столбы каменной пыли: я привстал, наблюдая, как тьма медленно подползает – она больше не гналась, нет, напротив, она шла очень медленно, растягивая слова, наслаждаясь каждой секундой своего триумфа. По белым стенам подкрадывались склизкие вязкие буквы, постепенно обретая форму жадных пальцев и рук: «смысла нет», «правда – отчаяние», «время – убийца», «будущее – лишь сожаление», «горе – непреодолимо» «любовь – без ответа» … Все это было простой и бессмысленной издёвкой над самим собой: навстречу мне вышло то самое отражение, вернее то, что от него осталось: уже не человек – тварь, медленно подкрадывалась на четвереньках, осторожно держась во тьме, пустые глазницы были наполнены горькими слезами страданий, в зубах она пережевывала искры последней надежды, которые тускнели в чреве монстра, что смотрело на меня с одновременными яростью и мольбой.

Я смотрел в эти глаза и понимал: ему не нужна была моя душа, ему нужно было сострадание, его нужно было принять таким, какое оно есть. Передо мной полз на четвереньках плод моих страхов и предрассудков, эгоизма, само воплощение моей сути. Я медленно опустился на колени перед ним, протянул левую руку, чтобы погладить по голове, но стоило мне прикоснуться, как меня окутали те же ощущения и мысли, что в первый раз, когда коснулся холста, только в этот раз я не одернул руку. Оно стало постепенно менять облик, уменьшаться и превращаться. В конце концов передо мной стояла уменьшенная копия моего отражения в виде невинного ребенка, глаза которого были все так же пусты, печальны, было в них что-то доброе, что заставляло меня сострадать и верить, что здесь и сейчас все изменится к лучшему. Он взялся за руку, которая гладила его, и я увидел зловещую тень, мелькнувшую в его глазах, почувствовал, как из меня вытягивают последние силы, и вот уже на грани – еще несколько секунд, и война будет окончена.

– Ты проиграл, – бросил я ему в лицо, спустя секунду мерцающий серебристыми искрами кинжал оказался в самом сердце моей темной Сути. Мрак вокруг меня начал растворяться, лабиринт пошел трещинами: я слышал, как рушатся его стены, складываясь подобно домино… Раздался оглушительный взрыв, и все исчезло из моей головы, не было никаких мыслей, никакой боли, будто я просто спал и не видел никакого сна – наконец-то все было кончено.

«Истинный свет рождается во тьме» – а ведь и впрямь забыл эту мысль.

***

Я совершил первый самый облегченный в жизни выдох, глотнул свежий воздух и открыл глаза: в небе надо мной сияли миллионы звезд, которых не увидишь в обычной реальности, да и таких созвездий там не было – это другие звезды, их свет был искренним. И все же, ничего не может быть лучше пробуждения в шелесте теплого океанского прибоя.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 2. Оценка: 4,00 из 5)
Загрузка...