Квинтуррис энигма


 

И пал в Океан лучезарный пламенник Солнца,

Черную ночь навлекая на многоплодящую землю.

День сокрылся противу желаний троян;

но ахейцам сладкая, всем вожделенная, мрачная ночь наступила

 

Гомер «Иллиада»

 

 

Мир, как он есть, умирает.

Об этом можно долго спорить, но уже сейчас ослепительно ярко сияет один простой факт: Мы все стоим на пороге Смерти.

И не так важно, что будет за ней: рай или ад, перерождение или забвение. Все это уже будет не с нами. С кем-то иным, неуловимо ли, кардинально – но изменившимся в самой своей сути.

Оковы гравитации слабеют. Сияющая сфера планеты заполняет собой пространство иллюминатора и атмосфера ее, словно нимб создает эфемерную границу, перетекая от золотисто-голубого к глубокому индиго, за которым – извечная чернота.

Челнок выходит на стационарную орбиту, маневровые двигатели корректируют курс. Впереди уже можно различить сложную геометрическую фигуру «Квинтурриса»1 – орбитальной станции и конечного пункта на пути Феликса де Вега, тауматурга Хрустальной Лестницы.

В соседнем кресле щелкает тумблерами пилот. Его мышцы – сухие жгуты, натягивающиеся под грубой, как наждак кожей. Черты лица рубленные, выражение – сосредоточенно-отрешенное. Взгляд сфокусирован и пуст.

Феликс прикрывает глаза. Не от усталости или апатии – он еще раз обдумывает аспекты его назначения, пытаясь представить их en masse2.

Кто-то называет «Квинтуррис» передним краем, кто-то – последним бастионом. Оба определения обоснованы. В этой войне не ведется явных битв – и одновременно вся планета является полем боя. Ее, словно погребальным саваном, укрывает Ложь. Ложь не как некий антоним гипотетической «правды». Ложь, как глобальное и всепроникающее явление, еще более повсеместное и глубинное чем гравитация. И только здесь, на высокой орбите, где резонанс человеческого эгрегора становится слабым и далеким, можно сражаться с ней на относительно равных условиях.

По этой причине людей на «Квинтуррисе» нет.

Громада станции – четыре концентрических кольца вращающихся разнонаправленно и центральное ядро – заполняет пространство иллюминатора. Челнок синхронизирует вращение с вращением стыковочного дока. Пилот действует спокойно и уверенно. Таммуз не умеет действовать иначе – хладнокровное решение сложных оперативных задач является его приоритетной чертой.

Ложь проникает в человека, постепенно покрывая его сознание особой пеленой, фильтрующей восприятие и осознание, низводя до логики причинно-следственных связей. У этого дегенерирующего воздействия всего одна цель.

Отрезать человечество от Магии.

В те времена, когда Атлантида и Пасифида еще не исчезли, вытесненные за грань материального мира, магия была основой бытия. Пять Супернальных миров проникали в материю, делая пространство многогранным, причудливым сплетением множества аспектов, которыми истинный мастер мог манипулировать, собственным Желанием непрерывно создавая мир вокруг себя. Тогда не было людей – были те, кого сейчас называют богами.

Юные боги прекрасного мира.

Легкое сотрясение корпуса обозначивает момент стыковки. Шипение шлюзовых насосов, сложная процедура выравнивания давления. Мелкими змейками шевелятся волосы – первые ощущения микрогравитации. Феликс расстегивает ремни, высвобождаясь из полетного кресла. Места в челноке почти нет – все свободное пространство максимально заполнено мягкими контейнерами с полезным грузом. Словно кейвдайвер скользя между ними, де Вега выбирается к стыковочному люку. Щелкают, размыкаясь, затворы.

– Добро пожаловать на «Квинтуррис», – сухой, слегка ироничный голос – первое, что слышит Феликс на станции.

Худощавый, невысокого роста мужчина с аккуратной шотландской бородкой встречает его в отсеке, кажущемся упоительно просторным после тесноты челнока. На нем простая футболка, леггинсы и мягкие мокасины – все форменное, снабженное специальными креплениями и карманами. Дряблые от микрогравитации мышцы едва заметны под бледной кожей, покрытой вязью ритуальных татуировок. Это Антон Ле Фэй, варлок и интерфектор станции, если Вега правильно узнал его по фотографии. На вид ему около пятидесяти. На деле – более двух веков.

За его спиной под потолком возится с приборами созданная – абсолютно безволосая, с гладкой алебастровой кожей. Она не обращает на новоприбывшего никакого внимания.

– Всегда приятно видеть новое лицо в нашей пограничной избушке.

Улыбка Ле Фэя – всего лишь еще одна морщина на лице, тонкая и змеистая.

– Несмотря на повод? – де Вега, хватаясь за поручень, освобождает проход пилоту. Таммуз неуклюже проплывает сквозь люк и направляется к выходу из отсека.

– Времена хороших поводов и благородных побуждений минули, – улыбка растворяется вместе с иронией в тоне. – Шкала морали дрейфует в пространстве, и ориентиры на ней могут быть лишь сиюминутными, месье де Вега.

– Можете называть меня Феликс, месье Ле Фэй.

– Amen3. Я провожу вас к примарху. Он очень настаивал, чтобы вы встретились с ним сразу по прибытию.

Де Вега кивает:

– Таким было и мое намерение.

Каким бы незначительным не выглядел «Квинтуриус» на фоне планеты, это – воистину циклопическая конструкция. Центральная сфера диаметром пятьдесят метров окружена четырьмя кольцами, каждое со своим направлением и скоростью вращения. Кольца и сфера физически не соединены друг с другом, как и ряд внешних технических модулей, которые вращаются вокруг «Квинтурриса» как спутники. От внешнего кольца, в котором сейчас находится де Вега до центрального ядра по прямой около шестидесяти метров, но поскольку перейти с кольца на кольцо можно только в особых «точках синхронизации», путь этот мог сильно растянуться. Что, впрочем, не всегда было проблемой для магов, постигших мистерии Пространства и Времени.

Следы воздействия пространственных манипуляций ощущаются во Внешнем кольце повсеместно. Для Феликса они видимы через близкие ему мистерии Энергий и Материи. Он видит, как неестественно расширена, мультиплицирована истинная структура материалов, как в невероятной упорядоченности и выветренности они заполняют выделенное им место. Как потоки электроэнергии, сжатого воздуха, теплоносителей и хладагентов причудливо искажаются, подчиняясь измененной геометрии внутреннего и внешнего пространства Кольца. Это истинная симфония мистерий, перпетуальная сюита, исполняемая одновременно несколькими магами в идеальном аккорде.

Отталкиваясь от страховочных поручней, Вега и Ле Фэй плывут по отсекам. Внешнее кольцо занимали склады, периферийная машинерия, а так же жилые отсеки Созданных. «Чернорабочие» станции они заменяли пятерке магов необходимый технический персонал. Созданные не были идеальным решением, но отвечали двум важным критериям: низкие стандарты жизнеобеспечения и невосприимчивость Ко Лжи. Последний, certo4, был решающим.

По дороге маги встретили нескольких: миниатюрных, эбеново-черных Утта, занятых калибровкой сенсорных приборов и точеную, как греческая статуя, Инанну. Последняя бросила на проплывающих короткий взгляд – управленческая функция предполагала наличие некоторой свободы воли у Созданных, хоть в их сознании это иногда проявлялось странным образом.

Ле Фэй, посмотрев на часы, останавливается у смотрового иллюминатора.

– Это стоит увидеть, Феликс, – он делает приглашающий жест. – То, из-за чего мы здесь.

Вега чувствует в груди, между легкими шарик потустороннего холода. Оттолкнувшись, он подлетает к иллюминатору.

Крупная, примерно в полметра, цельная акриловая линза открывает вид, схожий с тем, что тауматург наблюдал в челноке – только с куда лучшим обзором. Искривленный горизонт светился сполохами Северной авроры, чистое от облаков небо открывает гипсовую шапку полярного льда. Чуть ниже – серо-голубая пустыня океана. Выше – посеребренная чернота космоса.

– Скоро, – шепчет Ле Фэй, и Феликс слышит затаенный трепет в сухой хрипотце его тона.

Над горизонтом медленно поднимается Луна – отрезанная чернотой половинка свинцовой монеты, удивительно бледная на фоне сияния планеты. В какой-то момент пространство над ней начинает трепетать, и это не похоже на оптические искажения. Глаза тауматурга отчетливо различают колебания самого пространства, материального вакуума, расчерченного слабой рябью электромагнитных волн. Распираемый изнутри, он истончается… и рваные его остатки вдруг поглощаются тем, что приходит извне.

Исполинская фигура повисает над горизонтом. Размер ее невозможно определить из-за расстояния, но будь она даже в паре километров от станции – все равно оказалась бы исполином протяженностью в десятки километров. Это – живое сплетение множества щупалец, каждое из которых – своей длины и диаметра. Одни – идеально гладкие, другие собраны из правильных многоугольников, как гекса– и октагональные сетки. Они непрерывно извиваются без видимого паттерна в амплитуде, характере и направлении. Образ изменяется, будто становясь двухмерным и в центре его, как в галактическом ядре, просыпаются слепящие квазары – это открываются глаза, одновременно слепые и всевидящие. Смотреть в них мучительно-невозможно, словно сам факт контакта отвергает суть мира…

Феликса отталкивают от иллюминатора; одновременно, активированный кем-то механизм делает напыление на внутренней стороне акрилового пластика полностью непрозрачным. Теперь, когда контакт прерван, первое слово, которое приходит в голову, чтобы описать ментальное состояние момента: «Удушье».

Отплыв ко внутренней стенке, де Вега несколько мгновений сверлит темный иллюминатор невидящим взглядом.

– Теперь вы знаете, – голос Ле Фэя звучит потусторонне, – того, с чем мы боремся. Можно сказать – в лицо.

– Значит, это был один из них? – овладев собой, Феликс смотрит на варлока твердо. – Экзарх5?

– Да, – ожидаемая ирония в голосе Ле Фэя не звучит.

Подобные манифестации стали одной из причин строительства «Квинтурриса». Маги больше ста лет наблюдали этих сущностей в верхних пределах ионосферы. Определить, как именно экзархи влияют на материальный мир (и влияют ли вообще), не удалось, но имелись непрямые доказательства, взаимосвязи между ними и Ложью. Последняя словно защищала их, окутывая слоем, тем более густым, чем более пристальным было внимание магов. Потустороння природа их была той общей точкой, на которой сошлись многие спорящие – и космическим призракам было дано имя.

Экзархи.

– С поверхности они выглядят иначе.

– Ложь воздействует на всех, – констатирует Ле Фэй. – Особенно, когда дело касается Экзархов. И в этом ее благо.

– Не готов к диспуту о благе Лжи, – Феликс мотает головой. – Особенно после такого знакомства.

* * *

Ядро станции разительно отличалось от колец – основополагающий принцип гиперарациональности здесь был сознательно отвергнут. Основное пространство ядра занимало некое подобие рощи. Свободная, она разрослась так густо, что идущие сквозь нее коммуникации почти терялись, а тропки стали узкими тоннелями в переплетенной зелени. Роща пульсировала Жизнью – во всем неудержимом буйстве этой мистерии.

Дом примарха находился в самом сердце ядра. Это именно дом – несколько смежных комнат с искусственным гравитационным полем.

Коснувшись ногами пола, де Вега невольно отмечает изящество применения мистерий Энергии – притяжение здесь имитирует планетарное, не вызывая периферийных деформаций и искажений. Он кивает Ле Фэю, получая в ответ еще одну улыбку. Они ожидают в небольшой, едва ли три на три метра, гостевой. Детали интерьера отмечены математической строгостью форм и размеров – что, учитывая личность хозяина, неудивительно.

Избрание Джона Ди, теурга и грандмастера Енохианских ключей примархом «Квинтурриса» стало резонансным событием в просветленном сообществе6. Мало кто взялся бы измерить его познания в мистериях, и еще меньшему числу пришло бы в голову ставить их под сомнение, но в то же время Ди был известен своей непредсказуемостью и резкостью суждений…

– Провос, – объект размышлений де Веги появляется в гостевой вполне традиционным способом – через дверь. Он строен, высок, с молодым, румяным лицом, контрастирующим с длинной белоснежной бородой. Роба с разрезами до локтей и середины бедер (традиционное облачение теургов) на космической станции кажется неуместным анахронизмом.

– Всеблагой примарх, – де Вега поднимается, приветствуя вошедшего церемониальным поклоном. – Большая честь лицезреть вас. Еще большая – служить под вашей рукой.

Ди, ответив формальным кивком, занимает одно из кресел, с интересом изучая тауматурга. Феликс физически ощущает, как примарх легко деконструирует множество переплетенных потоков и планов, образующих истинную сущность своего визави. Это чувство сродни тому, что испытывает подопытный под ножом вивисектора.

– Пропажа консула Марло, – примарх не тратит времени на предисловия, – приоритетная проблема, которая определит ваше пребывание и положение на «Квинтуррисе», провос. Разрешите ее, используя все необходимые средства.

Полномочия провоса в традиционном Круге просветленных достаточно широки. По сути, он является главой исполнительной власти. В широких сообществах древности это давало ему значительную свободу в выборе средств, хотя цели, в конечном итоге, всегда ставились примархом и консулами. В Кругах современных, из-за малой численности магов провосы чаще сталкивались с проблемами прямого взаимодействия с Человеком – и Ложью, его питающей. На «Квинтуррисе», где Круг естественным образом ограничивался Консулатом, а люди отсутствовали как таковые, утверждение о «всех доступных средствах» ставило Вегу в двоякое положение.

Исчезновение Кристофера Марло послужило поводом для расширения Круга «Квитурриса» и внедрения «лишнего» представителя – провоса. До сего момента присутствие «карающей длани» примарха – интерфектора Ле Фэя считалось достаточным для обеспечения порядка. Исчезновение Марло показало, поддерживать законный порядок на станции. Прежде этих виновных нужно найти. И – что более важно – найти самого пропавшего.

Краткая аудиенция прошла сухо и без планетарной куртуазности. Де Вега и Ле Фэй покинули дом примарха, снова оказавшись в безумном зеленом лабиринте. Тауматург задумчиво наблюдал, как стремительно проносятся вокруг уже привыкшие к микрогравитации насекомые, как переплывают между ветвями мелкие грызуны, как причудливо и неестественно работая крыльями перемещаются птицы.

– Вас уже мучают вопросы, Феликс, – интерфектор выплыл на открытое пространство у внешней стены, остановившись у заблокированного люка переходного шлюза. Индикатор пульсировал красным. Темп и интенсивность пульсации указывали на степень рассинхронизации шлюзов ядра и Первого кольца. – Задавайте их смело.

– Пока, скорее, уточнения, – отметил де Вега спокойно. – В своем рапорте вы утверждали, что к Кристоферу Марло было применено физическое насилие.

– Не совсем так, – качнул головой Ле Фэй. – Я рапортовал, что имелась остаточная conplexio7 между Марло и некими неизвестными мне факторами, носившая явный насильственный характер. Непрямая и хорошо скрытая…

– …что помешало вам определить ее природу и источник…

– …и создало необходимость вашего появления на станции.

– Но, вместе с тем, Круг придерживается мнения, что консул все еще жив, – отставив пикировку, заметил Вега.

– Таково мнение Кассандры Осборн. А оснований не доверять суждениям нашей prophetissa8 у Круга пока не было.

– Где я могу ее найти?

– Спросите у Инанны. Она у нас отвечает, в том числе, за координацию. Через нее можете предупредить Кассандру, что тщете встречи. Но, мне кажется, она должна уже быть в курсе.

Люк с шипением раскрывается, пропуская магов в узкую трубу шлюза. Стенки его – несколько сегментированных колец, вращающихся под медленно меняющимися углами. Даже в момент синхронизации колец шлюзу требуется гибкость сочленения. Острое ощущение тонкости стенок и зияющей пустоты за ними создает определенный дискомфорт. Тауматург, сведущий в мистериях Материи слишком явственно ощущает эту хрупкую грань – даже понимая, что конструкция стабильна и отбалансирована…

На выходе в Первое кольцо их ожидают. Созданная с кожей гладкой как пластик, как две капли похожая на ту, что Феликс встречал в стыковочном отсеке.

– Я покажу вам ваш жилой отсек, – произносит Инанна голосом, который оказывается неожиданно теплым на контрасте с внешностью манекена. – После отдыха вас хотел бы видеть консул Тэлбот

Варлок тихо смеется:

– Оставляю вас в трепетных руках нашей Галатеи. Осваивайтесь, а я вернусь к работе.

– Я думаю, у нас еще будут поводы для встречи, мсье Ле Фэй, – кивает де Вега.

– Несомненно, Феликс. Несомненно.

Отсек, который будет служить провосу одновременно спальней и кабинетом, представляет собой вмонтированное во внутреннюю стенку Первого кольца пространство объемом около шести кубических метров. Записи, которые Вега просматривал перед вылетом, показывали, что осеки консулов точно такие же. Созданным и вовсе отводились самые настоящие гробы, подогнанные под габариты их тел.

Больше всего Веге хотелось принять душ – смыть с себя «планетарную пыль». Акт символический – но Символы и есть то, что составляет истинную реальность, способную пронзить Ложь. Высшая семиотика – синтактика, семантика и прагматика общения Мага и Мира. Она своя у каждой Мистерии, у каждой Традиции…

Но сначала – встреча.

Алхимик Эдвард Тэлбот отвечал за общее техническое состояние станции, а так же – за ее Созданных. Раппорт его был скупым и почти не включал, собственно, показаний подопечных.

Когда Вега выбирается из своего отсека, приставленная к нему Инанна вместе с Уттой считывает показания каких-то приборов, подсоединив лаптоп к кабельному разъему в стене. Ни секунды простоя, максимальная эффективность в использовании времени и ресурсов.

Индивидуальное «Я» Созданных не привязано к конкретной физической оболочке. Тридцать два тела на «Квинтуррисе» – это всего четыре личности: Астарта, Инанна, Таммуз и Утта. Каждая личность управляет всеми своими телами одновременно, легко координируя их. На каждую из четверых возложены свои обязанности. Таммуз – это мускульная масса, работающая в экстремальных условиях. Пилотирование, работы в открытом космосе, в «грязных» секторах станции, et cetera. Утта – конвейерный работник, выполняющий одновременно множество рутинных операций. Инанна – координатор-ассистент, обеспечивающий слаженную работу созданных и магов. Астарта (единственная из созданных, у которой всего два тела: здесь и на планете) – куратор, планировщик и агрегатор. Почти что HAL 9000, только лишенный исполнительных полномочий.

Инанна прерывает работу, оборачиваясь к Феликсу. Сейчас они в разных плоскостях. Для тауматурга «пол» – внутренняя стенка, для Созданной – внешняя.

– Я бы хотел видеть мистера Тэлбота.

* * *

Алхимик Эдвард Тэлбот обретается в четвертом, Внешнем кольце. Там, среди гудящих компрессоров, блочных котельных и инструментальных складов этот похожий на журавля маг кажется естественной деталью интерьера. Рабочая роба давно требует стирки, короткие всклокоченные волосы слиплись от осевших на них синтетических масел, хладагентов и прочей прилипчивой органики. Небрежно подстриженная бородка – просто повод не тратить время и силы на бритье.

– Провос! – он говорит громче, чем следовало бы. – Не скажу, что рад вам. И без вас в Круге разброд.

– Мистер Тэлбот.

Ритуальный поклон в невесомости – маневр, требующий опыта. Но тауматург все-таки ухитряется воспроизвести некое его подобие.

– Мистер де Вега… Святые Небеса, до чего же мерзко звучит: «мистер де Вега».

– Можно просто Феликс.

– Чудесно. Эдвард, – алхимик протягивает руку. Его пожатие твердое. Кожа ладони покрыта мозолями и мелкими шрамами.

– Вы хотели меня видеть.

– Да, – кивает он. – Какие у тебя версии? После наших рапортов, я имею в виду.

Вот и вся светская беседа.

– Говорить о версиях, – тауматург слегка прищурился, – пока преждевременно. В материалах Круга больше вопросов, чем ответов.

– Вот как? И каких, например? – Тэлбот говорит быстро, отрывисто. Холерический темперамент часто присущ алхимикам, так же как флегматичность – теургам, меланхолия – кроанам, а сангвиника – варлокам.

– Последнее зафиксированное местонахождение Марло не указано. Равно, как и время…

– Да ты что?! – алхимик саркастически оскабливается. – Феликс, как внимательно ты изучал рапорт? Или ограничился план-конспектом? Ты знаешь, чем Кристофер занимался на «Квинтуррисе»?

– Да.

– Тогда должен понимать, что вопрос твой – совсем не вопрос. Все мы чувствуем Супернальные миры, особенно те, что тесно связанны с нашими традициями. Но только некоторые – как Крис – становятся активными психонавтами. Чтобы изучать тонкую реальность там, – он ткнул пальцем за стенку, – нужно не только иметь два «Куллинана»9 вместо тестикул, но и чертовски крепко знать свое дело. Аид или Авалон – не так и важно, если бежать ты можешь только в холодное, черное ничто.

– Between the devil and the deep blue sea10, – скупая улыбка трогает лицо де Веги.

– Точно, – кивает Тэлбот. – Марло знал, что делает. Мы ему доверяли. Нам приходилось доверять ему, потому как страховать его было с каждым разом становилось труднее.

– Почему тогда в Круг не включили еще одного спиритуалиста?

– Это что, по-твоему, отель Хилтон? Станция выдерживает ровно стольких, скольких может…

– Скорее Отель Калифорния, как я вижу.

– Остряк. Ответ на твой вопрос звучит так: «последние место и время пребывания Марло – не определены». Он спелся с Кассандрой и начал носится по временной плоскости, как бешеный. При этом, скакал из одного супернального мира в другой, изредка выныривая летучей рыбкой в нашу реальность...

– Но есть некая временная точка, после которой он исчез? В рапортах она обозначена как «точка блокировки», после которой теряется его связь с Кругом…

– О связях поговори лучше с Антоном – дернул плечом алхимик. – Если он сподобится тебе что-то рассказать. Ты, как-никак, воплощение его должностной некомпетентности.

– Тогда у меня другой вопрос, – Феликс выгнул спину, с удивлением обнаружив, что все это время провисел почти без движения. Микрогравитация имеет свои преимущества – расслабившись, мышцы уже не затекают. И понемногу атрофируются, если говорить об обратной стороне.

– Валяй.

– Твои созданные. Что они видели?

У Тэлбота недовольно дергается уголок рта.

– Во-первых, Феликс, они – не «мои». Кем бы ты их не считал, они primus omnium11 – не вещи.

– Я это понимаю.

– Чудесно. Во-вторых, созданные теоретически могут проникать в супернальные миры, но такие трипы плохо влияют на целостность их личностей. Даже здесь разделяющая грань вполне ощутима и последствия такого перехода сродни отключению части мозга.

– Я не спрашивал, видели ли они пропажу Марло. Я спросил, что они видели в принципе. Все, что может быть связанно с исчезновением, без привязки к временно-событийной шкале.

Алхимик задумчиво пригладил бороду.

– Попробуй расспросить их самих. Начни с Инанны. Она любознательней… эвристичней остальных.

* * *

Спустя два часа де Вега высасывает из черного термопакета суп-пюре. В кают-компании Первого кольца кроме него – только занятая какими-то мелкими проверками Инанна. Сублимированная еда, «вернувшаяся в себя» добавлением горячей воды, на удивление вкусна – Феликс ждал чего-то пресного и пластикового, но, не считая странного способа потребления, она ничем не отличается от обычной.

– Вы можете проводить меня в душевую? – спрашивает он созданную, отправляя пакет в мусоросборник.

Та поднимает на него взгляд. Глаза у нее бледно-аметистового цвета, удивительно широкие и совершенно искусственные. Мягкий пластик, покрывающий лицо, не сплошной – по линии подбородка и вдоль шеи проходят разрезы, сквозь которые видна сложная вязь искусственных мышц.

– Конечно, – живые искры энергий скользят по многочисленным трассам внутри ее тела, притягивая взгляд утонченной отлаженностью процесса. Феликс не настолько искушен в мистериях Жизни, чтобы сравнивать сложность этого искусственного тела с собственным. Но на взгляд профана, они воспринимаются… сопоставимо. С тем только отличием, что в Инанне Жизни, как таковой, нет.

– Как часто консулы едят вместе? – спрашивает он, когда они выбираются из кают-компании в смежный отсек, загруженный так, что свободен только узкий проем посредине.

– Работа консулов не всегда поддается планированию, – в голосе звучит намек на… сочувствие? – Вдобавок, они легко увлекаются ей. Иногда, двое или трое собираются вместе – но не часто.

– Не часто?

Инанна оборачивается к нему, с грациозностью опытного астронавта перевернувшись перпендикулярно его оси:

– Вы ожидали, что я сообщу вам точный график таких встреч за последние пару недель? – спрашивает она, и бесцветные губы неуклюже-дискретно складываются в улыбку. – Тогда вам надо спросить Утту.

С удивлением де Вега чувствует, что краснеет.

– Мне нужно было понять, как вы… воспринимаете нас, – вынужденная запинка смущает его еще больше. – Прежде чем спрашивать дальше.

– Мы пришли, – Инанна влетает в небольшой отсек. Здесь несколько ниш с ширмами вместо дверей. Она снимает со стены пакет с туалетными принадлежностями. – Купание в невесомости требует привычки. Если хотите, я могу вам помочь – а вы в процессе сможете задавать свои вопросы.

– Я… проходил подготовку, – Вега испытывает смутное подозрение, что созданная над ним поиздевается. – Инанна, скажите, что вы думаете о пропаже консула Марло?

Несколько секунд Созданная смотрит на собеседника. С явным интересом.

– Это очень прямой вопрос, – она снова улыбается. – Никто, кроме мастера Тэлбота не спрашивал нас так.

– То есть? Хотите сказать, что консулы не брали у вас показаний?

– Брали. Но это больше походило на запросы поисковой системе. Примерно, как ваш предыдущий.

«Она… эвристичнее остальных»

– Хорошо, – де Вега прогоняет оцепенение. – Так что вы думаете? И что сказали об этом мастеру Тэлботу?

Инанна ненадолго задумывается.

– Кристофер Марло относился к нам… настороженно. Мы мало общались сверх рутинного процесса. Но он много спорил с мастером Тэлботом. О нас в том числе.

– В чем состоял спор?

Феликс ясно видит свои отражения в аметистовых кристаллах глаз.

– Консул Марло считал нас опасными, а отношение к нам мастера Тэлбота… вредным для миссии «Квинтурриса».

– У него были на то основания?

Инанна пожимает плечами, выдержав точно отмЕренную паузу.

– Вы, маги, создали нас. Теперь часть из вас считает, что это было ошибкой. Другая же часть уверена в том, что процесс еще далек от завершения. Но может ли мраморная статуя верно оценить восторг или разочарование своего скульптора?

«Оставляю вас в трепетных руках нашей Галатеи…»

– Хорошо, – де Вега слегка прикусывает губу, борясь с раздражением. – Последний вопрос. Вы или другие созданные причинили физический ущерб к консулу Марло?

– Нет, – ответ следует мгновенно. Но прежде чем Феликс успевает открыть рот, Инанна продолжает. – Но были очень близки к этому. Мастер же Тэлбот показал нам, что разумное молчание может быть сильнее веского слова.

* * *

Феликс ощущает слепящий взгляд экзарха. Даже сквозь укрепленный ритуалами и ключами корпус, этот взгляд обжигает внутреннее «Я» тауматурга, тревожит его, как тревожит тонкую кожу прикосновение перышка – или бритвенного острия. Когда порез настолько тонок, что проходит между нервными окончаниями.

Беседа с Инанной мало чем помогла – кроме осознания возможности бунта Созданных. Открытого бунта под покровительством Тэлбота. Марло мог быть оппонентом алхимика – и отступил, почувствовав угрозу жизни. В супернальном мире – любом – он легко скрылся бы от Созданных. Но не от глаз других консулов Круга…

Еще не было разговора с Кассандрой Осборн. Кроаны были не той категорией, с которой стоило полагаться на базовую логику. Мистерия Времени накладывала свои отпечатки и многие ее адепты существовали как бы «протяженными» во времени, с сознанием, одновременно воспринимающим не только момент настоящего, но и будущее и прошлое. Не как свершившиеся события, но как изменяемые, происходящие в их бесконечном, безумном «сейчас».

Кассандра Осборн может подождать.

Ведь станция, построенная для магических экспериментов, содержит достаточно мест, соответствующе этой цели оборудованных. Бортовые мануалы описывали модули, предназначенные для различных мистерий и традиций, но разобраться в них «на лету» было не просто. Впрочем, сейчас Вега не замышлял ничего сверхмасштабного – потому модуль «Аргиропея» счел вполне подходящим.

Модуль занимал большой сегмент Третьего кольца. Полный электромагнитных излучателей, волновых передатчиков, вакуумизаторов, он ощутимо дышал мистериями Энергий.

Тауматургия – традиция ближайшая к «классической» магии, хотя спиритуалисты и теурги могут это оспаривать. Пускай. Рунная тайнопись, тайный язык атлантов, гримуары исинного знания – все это в первую очередь исходило от тауматургов.

Первая аксиома традиции: «Сложность не в том, чтобы сотворить заклинание, а в том, чтобы верно его построить». Магия подобна трепетной девственнице, и лишь долгими и умелыми ласками можно добиться ее отклика. Во всех иных случаях акт любви грозит обратиться актом насилия.

Перед Феликсом – раскрытый блокнот. Старый, с потрепанной обложкой и пожелтевшими краями страниц. На тонком шнуре плавает почти сточенный карандаш, весь в паутине символов.

«Что я желаю узнать?» – строчка выходит слегка неровной. Писать в невесомости не просто.

«Точное место и время исчезновения Кристофера Марло»

«Какие мистерии потребуется?»

«Пространство – соотношение Марло с «Квинтуррисом», Время – ось ординат для его перемещений, Дух – маркер Марло в Супернальных мирах».

«Mysteria maior 12

Здесь де Вега задумывается. Пространство – хороший вариант, но эта мистерия, как и Время, тауматургу известна слабо.

«Дух. Марло исчез в тонкой реальности».

«Инструментарий?»

Записав эту строку, Федикс задумывается. Чего-то не хватает. Хорошее колдовство всегда основано на сильных сторонах мага, а не на вспомогательных познаниях. Мистерии энергий и материи – вот соль тауматургии. Но как их применить сейчас?

«Энергии – индикатор возмущения при переходах» – рука словно сама выводит эти слова. Де Вега подлетает к одной из приборных стоек, снимает закрепленный на ней ручной сканер полей. Он станет и отправной точкой и связующим звеном между супернальной и материальной реальностями. Как раз то, чего ни один из консулов не сделал.

Если верить рапортам, конечно.

Финальные приготовления. На отдельной странице карандаш выводит три длинных ряда рун, больше сотни знаков – и ни одного повторяющегося. Губы беззвучно произносят слова, стоящие за каждым, ритмика речи выверена с движениями руки. Бумага теплеет, а оставленные грифелем полосы из серых становятся ртутно-серебряными. Изменяется тон и интенсивность шума в работе окружающих приборов. Волны Энергий мягким вортексом начинают вихриться вокруг. Отсюда, подобно кругам от брошенного в воду камня, они расходятся в стороны, распространяясь одновременно в шести измерениях. На безвременное мгновение реальность становится многомерной, обретая свою истинную сущность – и проекция экзарха в пустоте реагирует. Это нельзя назвать недовольством. Едва ли эти существа способны на столь простую эмоциональную реакцию. Это – не просто реакция. Это – вмешательство.

Волны разбегаются, соприкасаясь с узлами возмущений, отражаясь от них и возвращаясь назад. Показатели сканера меняются с невообразимой скоростью, табло отображает хаотичный многопоточный вал данных, обычному человеку показавшийся полным безумием. Но Вега – не человек. Он настроен на этот поток, он легко расчленяет и анализирует его.

Ритуал длится не более пяти минут.

Тауматург обессиленно повисает в пространстве модуля, истощенный экстремальным напряжением. Мысли в голове замедляются, перетекая, как густой силикогель. Он узнал больше чем хотел. И одновременно – меньше. Теперь нужен отдых. Потом – время прямого действия.

* * *

Внимательный взгляд ясных голубых глаз Джона Ди нелегко выдержать. Де Вега выдерживает.

– Если смотреть со стороны мотиваций, то консул Марло не уходИл в супернальные миры. Он уходил из мира материального. Уходил оттуда, где находился под непрерывным воздействием одновременно нескольких магов круга.

– Вы распознали характер воздействия и его источники?

– Опосредованно, но точно. Я…

Примарх делает короткий жест и Феликс умолкает.

– Это, – голос Ди удивительно спокоен, – меня не интересует. Найдите Марло. Определение виновных, как и привлечение их к ответственности – задачи второстепенные.

– Я вас понял, – церемониальный поклон. – Примарх?

– Не смею задерживать, провос.

* * *

Антон Ле Фэй в кают-компании Второго кольца пьет эспрессо. В невесомости это особое удовольствие – специальная чашечка каплевидного сечения, что-то похожее на микро-молочник, сферу с вытянутым прямым носиком.

– Феликс! – он улыбается. – Инанна предупредила, что вы меня ищете… Решил совместить приятное с полезным… Как вы? Встречались с Кассандрой?

– Нет.

– Напрасно. Она, конечно, не самый простой в общении субъект, но кому, как не ей…

-– Интерфектор, – с легким нажимом прерывает его де Вега, вкладывая сразу несколько смысловых слоев в обращение. Ле Фэй меняет выражение лица – благодушие на иронию.

– Вижу, вы продвинулись в своем расследовании. И решили призвать меня к ответу.

– Слишком просто, мсье. Я здесь не для этого…

– Само собой. Особенно после прямого запрета примарха… – варлок сделал осторожный глоток, слегка прижмурившись от удовольствия. – Не удивляйтесь, новости в нашей маленькой общине распространяются быстро. Прежде чем мы продолжим, позвольте пару замечаний.

Феликс кивает. Он намеренно передает инициативу собеседнику. Больше информации – больше уязвимостей.

– Оценивая происходящее, примите один простой факт – это не борьба за власть. Мы здесь для другого.

«Ради великой цели».

– Патетика вполне уместна. Вы смотрели в глаза Экзарха, и чувствуете его взгляд даже сейчас – через многочисленные слои магической защиты. Да, между магами станции идет скрытое противостояние. Борьба идей. Оказавшись здесь, изучая, экспериментируя, моделируя – в итоге все мы встали на разные пути. Каждый видит ситуацию под своим углом – но ведь для того консулат и составляется из магов разных традиций! Потому примарх и осадил вас… возможно, грубо. Он ожидал, что такой простой факт должен быть понятен вам априори…

– Априорное знание – опасная штука, интерфектор. Мое говорит мне, что в идеологической борьбе участники быстро становятся неразборчивы в средствах. Вы воздействовали на разум Марло. Очень тонко воздействовали. Но Марло вас разгадал. Возмущение Энергий при его переходах между реальностями так же не укрылось от Тэлбота…

– …и он так же начал свое, непрямое воздействие. С которым вам разобраться было проще, чем с моим. Предвосхищая вопрос: я склонял Марло на свою сторону. Наши взгляды были близки, нужно было только дать ему взглянуть на проблему… иначе. Я обострял его сознание, вскрывая действия Тэлбота, его основного соперника.

– Алхимик, напротив, уходил в глухую защиту. Почему?

– Ну же, Феликс, слишком просто для прямого вопроса. Тэлбот – радикал. Для него ослепленное Ложью человечество – главный инструмент Экзархов. Оно не оправдало себя. И должно быть заменено. Он возомнил себя (а заодно и всех просветленных) – Новым Прометеем. И намерен заняться массовым производством своих чудовищ Франкенштейна, которыми надеется постепенно заменить человечество. Пусть не полностью, но установить соотношение достаточное, чтобы ослабить Ложь и вынудить экзархов убраться туда, откуда они пришли.

– Марло полагал такую философию ошибочной?

– Как и все мы, каждый по-своему. Марло видел созданных ущербной поделкой, забавными уродцами, а идею Тэлбота – способом превратить мир в глобальный цирк уродов. Со всеми вытекающими последствиями.

– Марло видел или вы помогали ему видеть? – Феликс подлетев к раздатчику воды, наполнил пакет с соком.

– Я обращал его внимание на ключевые факты. И, как вы верно сказали, делал это очень мягко и contra13 усилий других консулов, включая его самого.

– Грубо, месье Ле Фэй. – Вега взбалтывает пакет с соком, осторожно отпивает. Несколько мелких бордовых капелек отлетают от клапана. – Если Марло изначально был против идей Тэлбота, вам не нужно было ничего «заострять». Вам нужно было создать контраст и развернуть его в свою сторону.

– Fortasse14, – варлок подергивает плечом. – Позиция Кристофера к тому располагала. Он был чистый эволюционист, низводивший нашу роль до пассивных наблюдателей. И все же, он принимал Экзархов и Ложь как неизбежную данность, с которой надо учиться жить. В этом мы с ним совпадали.

– Только вы – абсолютный волюнтарист. Что уже ставит вас на разные полюса.

– Полюса, – улыбка разрезает лицо Ле Фэя глубокой морщиной, – всегда лежат в одной плоскости. Просто на разных концах ее. Где же еще искать союзника, как не в своей плоскости?

* * *

Таммуз, угловатый, перевитый мышцами, сверлит де Вегу долгим взглядом. Провос влетает в модуль с центрифугами, где идет какой-то эксперимент Тэлбота. Таммуз отслеживает течение эксперимента.

В один миг переключив все внимание на случайного гостя.

Феликс останавливается перед ним.

– Я ищу Кассандру Осборн.

Пауза.

– Мастресс Осборн ожидает вас в Куполе Второго кольца.

– Благодарю.

Покидая модуль, Феликс чувствует спиной тяжесть чужого взглядА.

«Может ли статуя верно оценить восторг или разочарование своего скульптора?»

Запутавшиеся дети. Когда нет Марло – кому быть фокусом их страхов?

* * *

Купола – это литые акриловые полусферы, созданные для работы внешними манипуляторами станции. Места с идеальным обзором. И острым ощущением грани между тобой и пустотой.

Феликс читал, что консулы часто релаксируют здесь. Величественность проплывающей внизу планеты, скоротечность закатов и восходов, длящихся всего несколько ослепительно коротких секунд. Непроницаемый экран на время манифестаций экзархов.

Кассандра Осборн, похожая на взъерошенную птицу, ожидает гостя. Ее спутанные черные волосы чернильной кляксой висят вокруг головы, высушенное лицо похоже на лезвие топора. Эбеновые пуговицы глаз кажутся матовыми.

Феликс опускается в пространство купола. Взгляд отчаянно цепляется за потертости и царапины на акрил-пластике – единственный способ убедить себя, что это не нырок в космос.

– Вы избегаете встреч со мной? – он старается говорить спокойно.

– Я? Почему тогда вы здесь? Ищете кого-то другого?

– Да, – парирует де Вега. – Кристофера Марло.

– Поиск это сонаправленное движение двух и более сущностей. Такое определение понравилось бы Джону. Для него истина не может существовать вовне математики. А кто движется сонаправленно вам, провос? Уж точно не Крис. Да и остальные больше стараются столкнуть с пути…

– И вы?

– Снова этот вопрос. Я – лишь мультисущность, распределенная в многомерной матрице вселенных. С какой именно «я» вы говорите сейчас? С той, что уже выслушала вас и дала ответ? Той, что через плечо вашей матери заглядывала в вашу колыбель? Или той, что не запомнит вас, потому что вы уже сотню раз встречались с ней? Что если каждый раз вы были разной прозрачности – тем менее плотным, чем меньше была вероятность совершенных вами действий?

– Прекрасный монолог, – Феликс трогает ладонью холодный пластик. – И декорации воистину величественны. Но у меня к вам вопрос... Насколько хозяйка фатумов сама верит в неизбежность судьбы?

– Каждая судьба – это комбайн вероятностей. Каждая вероятность –равнодействующая приложенных усилий. В этом нагромождении – каков фактор самой точки приложения? В какой момент конструкция обретает прочность, большую, чем ее изначальный фундамент?

– Вы говорите о Марло, а не о себе.

– Я говорю о чем-то большем, чем все мы, провос. Но слова мои не имеют решающего значения. Крис и я – мы были союзниками. Хоть не абсолютным, но его путь ближе всего был к моему.

– Путь пассивного изменения?

– Скорей – неотвратимости. Он не видел всей картины. А я… не хотела ее показывать. Ведь ему нужна была помощь – хоть он прямо и не просил ее.

– Где он?

– Не знаю. Я помогла ему, но не шла за ним. Не решилась.

Де Вега взявшись за поручень выталкивает себя сквозь люк.

– Я услышал вас, кроана.

– Искренне на это надеюсь, провос.

* * *

– Только не говори, что сейчас нацепишь на нос пенсне и станешь театрально обличать убийцу, – в гостевой примарха Тэлбот откидывается в кресле, вытянув ноги почти в центр комнаты.

– Убийцу того, кто не убит? Это стезя Кассандры, – Ле Фэй усаживается рядом с Тэлботом к явному неудовольствию последнего.

Осборн делает церемониальный поклон, примарх отвечает согласно протоколу. Вега терпеливо ожидает, пока все рассядутся. Здесь же двое созданных: Инанна и Астарта. В стеклянно блестящих глазах Инанны – любопытство.

Феликс делает шаг вперед, становясь в общий круг.

– Примарх. Благородные консулы. Вынужден сообщить, что расследование завершается по причине моей некомпетентности. Привлечение более подходящего специалиста, которому я передам все промежуточные результаты, позволит продолжить его.

– Смело, – хмыкает Тэлбот.

– Промежуточные результаты? – одновременно с ним подает голос Ле Фэй. – Я бы ознакомился.

– Это не желательно и даже вредно для целостности миссии «Квинтурриса».

– Джон? – варлок разворачивается к Ди, сидящему с непроницаемым лицом. – Формально, он в твоем подчинении.

Примарх отвечает не сразу.

– Вы затеваете тонкую игру, провос, – голос его звучит мягко, почти сочувственно. – Одновременно против четырех магов.

– Пяти, всеблагой примарх. Но слово «против» здесь не совсем уместно.

– Как угодно. Изложите ваши результаты для принятия решения. Здесь. Сейчас.

Феликс вздыхает, сдерживая кашель.

Маг видит мир иначе. Маг чувствует незримые сплетения мистерий, читает знаки в каждом аспекте окружающей действительности. Мир – это код. Невероятно сложный, но вместе с тем наполненный множеством закономерностей и связей. Понимать и интерпретировать их – Вот что на самом деле означает быть магом.

– Маги «Квинтурриса», каждый следуя собственному пониманию общей миссии, выработали ряд гипотез. Противоречия в этих гипотезах привели к конфликту и, как следствие, к исчезновению консула Марло. Не выдвигая обвинений, я изложу суть случившегося. Посредством Астарты, она станет известна и на планете.

Две наиболее активные позиции были заняты Антоном Ле Фэем, и Эдвардом Тэлботом. Последний видел в Созданных ультимативный инструмент борьбы с Ложью, а своей миссией – интеграцию их в человеческое сообщество. Перед Тэлботом стояла давняя и неразрешенная пока проблема. Эффект Зловещей долины – психосоматическим следствие искажения Ложью образа созданных. Марло считал путь Тэлбота принципиально неверным. Их споры заставили Инанну и, возможно, остальных искать корни конфликта. О личностном развитии подопечных Тэлбота пусть рассуждают специалисты. Я же выяснил, что вариант физического устранения Марло стал опциональным итогом, поскольку позиция консула несла им прямую угрозу.

Тэлбот хлопнул себя по бедрам:

– Убийца – дворецкий! Так и знал! Зачем вообще…

– Я не закончил. Опция устранения была обусловлена не только конфликтом, но и прямым воздействием Антона Ле Фэя на сознание Марло. Агрессивная же позиция последнего была сигналом о помощи. Эскалируя конфликт Тэлбот-Марло, Ле Фэй пытался склонить последнего к сотрудничеству. Ему нужен был спиритуалист чтобы осуществить то, на что Хрустальной лестницей установлен строжайший запрет.

– Формально, «Квинтуррис» стоит над базовыми законами Хрустальной лестницы. Мы не на планете, Феликс, – варлок улыбался свободно, но напряженность в нем ощущалась ясно. – Как и вы в поиске Марло, так и мы обязаны решить проблему. Любым Доступным способом. Контакт с экзархами – способ довольно очевидный. А капитуляция – не единственный возможный результат такого контакта.

– Марло, видимо, вашей позиции не разделял. Может потому, что сталкивался с Экзархами там, где вам не доводилось. Намеренно обостряя конфликт с Тэлботом, он пытался привлечь внимание – и не только вашего Круга, но и магов планеты, тех, кто работал с вами. Но Тэлбот, защищаясь, стал фильтровать эти сигналы.

– Заявление Громкое, – алхимик пригладил бороду. – Доказательства?

– Мой ритуал, отследивший энергетические искажения относительно сущности Марло. Вы, мастер, вычищали пакеты, упоминающие ваш конфликт, из передач Астарты. С помощью Инанны, которая была вашим осознанным союзником.

– Это тоже нельзя трактовать как прямой вред миссии, – бросает Ле Фэй.

– Я никого не обвиняю, – Феликс внимательно следит за реакцией примарха, но прочитать ее невозможно. – Факт: в результате Марло оказался зажат между двумя оппонентами – и решил обратиться к третьему. Это и был момент его исчезновения.

Кристофер Марло доверял консулу Осборн не больше, чем прочим. Потому намеревался изменить ход их совместного ритуала. Осборн тоже понимала это. Она внесла свои встречные коррективы… но в итоге, результат удивил обоих.

– Для кроаны удивление, – медленно произносит Кассандра, – редкое удовольствие. Я читала результат вполне ясно. И понимала, что не в силах ни изменить его, ни умыть руки. Ведь провос, выстроив в целом правильную цепочку, не учел еще одного участника.

– Экзархам Марло нужен живым и активным, – вмешивается Ле Фэй.

Тэлбот смеется:

– Мы и на микрон не понимаем, что нужно экзархам. А Марло…

– Марло стоит на пути непротивления, – Кассандра грустно улыбается. – Как и я.

– Это очень разное непротивление, мастресс, – оскабливается алхимик. – Твое, в отличии от Криса – чистое пораженчество, вера в собственное бессилие. Ты ведь даже не знаешь, видишь ли ты истинную паутину реальностей или ту, что тебе хотят показать…

– Если их сил хватает, чтобы настолько исказить мое видение – значит, они уже не блефуют.

Примарх поднимает руку и спор мгновенно затихает. Короткий кивок в сторону де Веги – и провос продолжает:

– Распутать вязь того ритуала мне не удалось. Но я понял: Марло заключен во временную петлю, в пространственно-временной карман, в котором совершает цикличный набор действий. Для него это своего рода тюрьма. Или временный изолятор, если хотите. Из которого я не могу его выпустить самостоятельно. Прибегать же к помощи консулов, учитывая их мотивации, считаю невозможным.

Голубые глаза Джона Ди кажутся бездонными. Не проронив ни слова, он следит за Вегой с вниманием энтомолога к таракану в лабиринте.

– У вас есть координаты петли Марло? – его голос звучит отрешенно.

– Нет. Даже имея возможность их получить, я бы не стал этого делать.

Феликс устало прикрывает веки.

Мир – это код. Ложь – система шифрования кода. Многоуровневая и разветвленная. Ее многогранность и всенаправленность создает парадоксальную реальность, в которой вынуждены существовать маги. Способность преодолевать парадокс, как иммунный механизм Лжи – высшая добродетель просветленного сообщества.

Как и всякая высшая добродетель – недостижимая.

Даже имея возможность их получить, я Бы не стал этого делать.

Потому что одна роль в этой пьесе остается для меня нераскрытой.

Джон Ди.

(?)