День Рождения

 

Одна знаменитая графиня... нет, не так. Одна из самых известных графинь, живущая в своем имении близ большого города, каждый год устраивала прием в честь своего рождения, а после этого дня приглашенных на праздник больше никто никогда не видел. Хотя ходили слухи, что торжество может закончиться неизвестностью, а подтверждений или доказательств исчезновений не было, то слетались люди со всех государств в замок, как мухи на мед. Долгий путь проделывали они в каретах, чтобы узнать, как в нем живется, что творится за дубовыми массивными дверьми, что происходит в колокольных башнях с маленькими оконцами. Ехали и из-за грандиозности самого события, о котором твердили долгие месяцы после окончания, и из-за уверенности, что если приглашение оказалось в руках, значит и получивший его – такая же знаменитая и значимая персона, как сама графиня. Приходили письма к кому угодно: от портного до короля, ибо титул для именинницы не играл никакой роли. Ехали приглашенные еще и из любопытства узнать, сколько исполняется ей лет, потому что никто точно не мог сказать, как долго живет она на белом свете.

У горожан же, проходивших мимо графства, не меньший интерес вызывала недостроенная стена, выложенная из серо-белого камня и стоявшая нетронутой из года в год. Странным казалось то, что рабочие, продолжавшие возводить ее после завершения пиршества, заканчивали кладку через несколько дней и появлялись вновь только через год. На вопрос «как долго будут достраивать стену» они пожимали плечами и уезжали на заработки в другие городки и графства. Из-за этого одни полагали, что не хватает камней для постройки границы между городом и раскинувшимися на мили вперед полями, принадлежавшими графине,  другие, что из-за обширности  владений камня никогда и не хватит. Третьи думали, что нет смысла торопиться закончить постройку стены, ведь графиня была так молода, и времени было предостаточно. Четвертые бранили рабочих за лень и жадность – мол, думают, что мало одаривает их хозяйка, поэтому и уезжают так скоро, не желая заканчивать начатое. А злые языки поговаривали, что все добро спускалось на пиршество, и какое им дело, простым людям, до задумки столь высокопоставленной персоны – плевали вправо или лево да шли дальше своей дорогой. Так проходил каждый божий день в маленьком городке.

 

И вот в очередной день рождения, когда солнце светило так ярко и высоко, что никто не ожидал, приглашенные гости собрались перед воротами прекрасного замка загадочной графини по фамилии Пафф. Кто-то из кавалеров в нетерпении переминался с ноги на ногу, дамы стояли в самых шикарных по их мнению платьях, сшитых на заказ, усыпанных драгоценными камнями, крупицами золота и серебряной пылью. Обмахивая себя веерами из шелка, оглядывались они на детей, прыгавших по лужайке, застеленной ослепительной изумрудной травой. Малыши расстегивали и застегивали пуговички на жилеточках и пиджачках: то ли от жары, то ли от нетерпения. И только одна девочка, стоявшая поодаль от всех в розовом платье, спокойно смотрела на происходящее, дуя себе под нос и стараясь попасть струей прохладного воздуха под мокрую челку, прилипающую ко лбу.

На фоне всего ажиотажа и суеты она казалась самой задумчивой, но безмятежной. Ее мало заботило, что все нервничали. Неподвижно и долго присматривалась она к каменным изваяниям в виде драконов, единорогов и пегасов, застывших на балконах мрачного замка. Мать же не могла налюбоваться на свое дитя, заботливо придерживающее край сшитого ею платья, сидевшего на девочке как влитое. Вспоминала она, как вечерами заботливо нанизывала одну бусину на другую и пришивала тонкую нить к сетке, покрывавшей шелковую ткань. Так же неторопливо растила она дочь днями и ночами, оберегая от жестокости мира, с которой та могла столкнуться в любой момент.

Отец девочки, прижав жену к себе левой рукой, созерцал идиллию. Пока все гости шумели, обсуждая предстоящее пиршество, девочка успела обойти ровно-подстриженные кусты, погладить лепестки кустарниковых роз, герани и цветов, названия которых мужчина не знал, а если бы и знал, то выговорить не смог бы – очень уж мудрено звучали они для простого сапожника. Яблони, высаженные вдоль дороги, ведущей к замку, и не успевшие приобрести на ветвях своих наливные яблоки, укрывали его и жену от палящего солнца.

 

– Когда же уже, – молвила одна ожидающая, нетерпеливо прищелкнув языком, – неприлично заставлять гостей ждать.

Если бы сапожник не был человеком столь низкого положения, хотя и не считал это изъяном, то обязательно бы сказал, насколько безвкусно и вульгарно выглядела дама. Удивительным казался ему и тот факт, что такая богатая женщина была такой невоспитанной.

Тяжелые двери замка со скрипом раскрылись, приглашая гостей пройти внутрь, и на пороге появилась хозяйка в струящемся до пола голубом платье с огромным вырезом спереди и сзади. Ее костлявые руки с выступающими венами, как незамерзшие реки среди белых берегов, непокрытых льдом, тянулись нитями по светлой коже. До того светлой, что огромные ярко-голубые глаза казались темными на ее фоне. Длинные ресницы касались тонких бровей, а худая коленка, выступавшая из-под платья, придавала графине болезненный вид, который заставил заволноваться только сапожника – все остальные преспокойно обратили свои взоры на хозяйку загадочного имения, не желая замечать в ней изъянов.

– Доброго дня вам, дорогие гости, – тихо молвила она. – Простите, что задержалась, но, как видите, даже в такой день есть дела, не требующие отлагательств. Надеюсь, что не заставила вас ждать дольше положенного, – и, встав полубоком к собравшимся перед входом в замок, одним лишь невесомым взмахом тонкой руки она пригласила пойти за собой.

Гости друг за другом начали подниматься по каменной лестнице, как послушное стадо баранов, охая и ахая от красоты цветов, стоящих в вазах. Какая-то пожилая дама в креналиновом платье еле-еле взбиралась по ступенькам, другая особа пыталась вскарабкаться по ним на своих огромных шпильках, а толпа, идущая впереди, уже осторожно ступала по бархатной красной дорожке, лежавшей посередине коридора между темных каменных стен, увешанных портретами графини в массивных рамках. И через каждый такой портрет обязательно висел еще один с неизвестным лицом. Маленькая девочка, вошедшая в замок последней вместе со своими родителями, догадалась, что все эти люди – родственники графини Пафф, хотя схожих черт между ними не находилось. Крепко держа за руку мать, медленно шла она, внимательно рассматривая коридор и стены без окон. Звук закрывающихся за ними дверей испугал сапожника и жену так, что от скрипа они вздрогнули, вспомнив звук мела, чертящего что-нибудь на стекле, и переглянулись.

Очутившись в парадном зале, гости разом застыли в удивлении. Столпившись и наталкиваясь друг на друга, осматривали они бархатные красные гобелены с гербами, каменный пол, поблескивающий под ногами, а девочка в этот момент нечаянно наступила носком лакированной туфельки на пятку впереди стоявшего толстенького мальчика. Развернувшись, он шикнул на нее, раздувая толстые щеки, и продолжил смотреть вперед как все. Увиденное поражало глаз не только ребенка, но и любого взрослого: на потолке висела люстра, инкрустированная таким количеством бриллиантов и золота, что они могли бы затмить солнечный свет. Позолоченные стулья с изящными ножками стояли вокруг дубового длинного стола, ломившегося от яств. Посередине на подносе застыло жареное животное с яблоком во рту, очень напоминавшее издалека единорога – спиралевидная кость торчала изо лба. Всевозможное мясо, разложеное тонкими кусками на огромных блюдах, пахло так аппетитно, что если бы графиня не стояла впереди всех – гости бы ринулись к столу, даже не желая сначала присесть за него, как того требовал этикет. Рядом с каждой тарелкой стояла открытая бутылка вина и прозрачный бокал на тонкой ножке, в который могла поместиться чуть ли не половина содержимого всей бутылки. Вазы с фруктами, вымытыми и начищенными до блеска, порождали желание скорее испробовать все блюда, чтобы добраться до яблок и винограда, спиралью уложенного среди спелой клубники и нарезанных дольками абрикосов и персиков.

Гости спешно засеменили к столу, остро поглядывая друг на друга – каждому хотелось занять лучшее место поближе к хозяйке пиршества. Некоторые толкались, готовые подраться, но очень изящно обыгрывали грубые движения, превращая их в неловкость или неуклюжесть, когда замечали взгляды окружающих. Плюхнувшись на мягкий стул, толстый мальчик, не дожидаясь речи графини, уже протянул было руку к пирожному, когда мать, заметив нетерпение и не желая привлекать чрезмерное всеобщее внимание к их персонам, ударила его по тыльной стороне ладони. Мальчишка, одернув ее, обжегся о горячий серебряный котелок с бурлящей жидкостью внутри и всхлипнул от боли.

Графиня встала во главе стола, дожидаясь пока девочка с родителями займет положенные им места, которые были уже заняты теми, кто хотел поспешить вернуться домой пораньше после пиршества. Увидев растерянность на лице сапожника, она пригласила  его семейство сесть поближе, жестом показав на три свободных стула по правую сторону от нее. Гости недовольно осматривали проходящих вдоль высоких стульев родителей девочки, задерживающих начало торжества. Жена сапожника, потупив взгляд, семенила за высоким мужем, идущим с гордо поднятой головой. И как только они оба сели за стол, а девочка, забравшись на высокий стул, придвинулась ближе к обитой бархатом спинке, чтобы ножки ее не болтались, а глаза не смотрели поверх белоснежной скатерти, графиня молвила:

– Обещаю, что моя речь будет короткой, – тишина застыла в воздухе. – Но запомнится она вам до конца всей вашей жизни.

Шепоток побежал над яствами теплым дыханием всех собравшихся. Слуги встали за спинками стульев неслышно, заставив приглашенных удивиться, некоторых испугаться, обернувшись, а третьих задуматься над происходящим.

– И жить осталось не долго, – рассмеялась графиня, закинув голову назад в приступе.

– В этом зале есть все, что душе угодно. – Успокоившись, продолжила хозяйка. – Таких вкусных блюд вы не попробуете нигде, – подмигнув девочке, она вновь обратилась к сотне приглашенных.

Жадные улыбки расплылись на лицах гостей, забывших фразу, брошенную минуту назад.

– Но запомните одно – начав есть, вы больше никогда не остановитесь и умрете от переедания. Те же, кто сможет удержать себя и обуздать, получат от меня самый великий подарок – все это, – и она обвела рукой залу. – В придачу вы сохраните свою жизнь. Развлекайтесь, – небрежно бросила Пафф, повернувшись к гостям спиной, готовясь покинуть залу.

– И это все? – удивилась девочка вслух. Родители даже не успели опомниться, чтобы одернуть ребенка.

Давно забытое человеческое чувство, издалека напоминавшее интерес, озарило душу графини, и она была вынуждена посмотреть на создание, задавшее столь короткий и ясный вопрос. Впервые за долгие годы кто-то осмелился спросить у нее что-то вслух. Увидев, как юна была девочка, Пафф удивилась еще сильнее.  «Такая маленькая, и такая смелая, – подумала она. – Обычно дети такое не спрашивают и не при таких обстоятельствах».

– А нужно что-то еще? – наткнувшись на пристальный внимательный взгляд, какой редко бывает у маленьких детей, спросила хозяйка. Ребенок посмотрел на взрослую женщину, помотав головой из стороны в сторону.

– Вот и славно, – не показав виду, что смущена, графиня вышла через заднюю дверь, оставив гостей недоумевать после произнесенной ею речи и услышанного диалога. Никто так и не решился произнести ни слова. Ошарашенные, приглашенные сидели молча, и только слуги продолжали улыбаться, как ни в чем не бывало.

Кто-то из гостей, недолго думая, все-таки начал есть, желая проверить слова хозяйки. Толстый мальчик протянул руку к пирожному и засунул его целиком в свой необъятный рот, оставив половину крема на щеке. Сухощавый мужчина в очках и бабочке, призадумавшись, уткнулся взглядом в даму напротив. Та уже допивала первый бокал вина, оставив жирный след красной губной помады на тонком стекле. Медленно, но верно, каждый тянул руку к чему-то стоящему перед ним и начинал есть. Одна лишь маленькая девочка в розовом платье смотрела на все это, сморщив свой веснушчатый носик. Сапожник продолжал молчать, чувствуя, как жена держится за него одной рукой – другой она вцепилась в ребенка, а дочь спокойно поглаживала мать, понимая, что родителям совсем не хочется есть после услышанного.

Шло время, и девочка решила, что осталось еще недолго до того, как родители, поддавшись общему влиянию, протянут руки к яствам. Высвободившись из хватки матери, она встала со своего места и, заприметив на столе длинные лакричные палочки в высоком стакане, быстро принесла их.

– Ешьте, – протянув палочки напуганному сапожнику и его жене, как ни в чем не бывало, произнесла девочка. И заложив одну за щеку, принялась уплетать ее.

Родители переглянулись в страхе за себя и ребенка. Мать, заключив лицо дочери в свои ладони, произнесла:

– Мы же умрем.

В глазах девочки загорелись огоньки.

– Да ты вспомни, что бабушка говорила – от лакрицы никогда ничего не бывает, кроме пользы, особенно в лихорадку, – и она кивнула в сторону нервно-жующих пищу со стола.

Вспомнила жена сапожника, как любила свою мать и с особым уважением относилась к ее дару. Бабушка любила разговаривать с травами и растениями, всегда уходила рано в поле и возвращалась только к обеду. К знаменитой знахарке на всю округу шли люди на поклон. Но дочь не унаследовала дара матери и не понимала, как возможно запомнить такое количество трав и корней, ягод и грибов. Зато внучка схватывала все налету, чем только могла порадовать семейство.

Сапожник все еще с недоверием смотрел на лакрицу в руках своей дочери.

– Если ты в чем-то сомневаешься, то корень солодки всегда поможет, – произнесла дочь, чтобы убедить отца. Здесь ему уже было не поспорить.

Мать, поверив, взяла одну палочку себе, а вторую отдала мужу, который старался не смотреть на происходящее поодаль от него, сосредоточившись на чем-то отстраненном, как будто и не было его здесь. Родители принялись медленно разжевывать корень солодки.

Время шло. Шло медленно, тянулось. Так же медленно, как растворялся корень солодки у них во рту. Замечая краем глаза творившийся ужас, жена сапожника под утро не выдержала и выплюнула остатки лакрицы, еще крепче вцепившись в руку мужа, спрятавшись за ним и зажмурив глаза. Сапожник смотрел прямо перед собой на букет искусственных роз, красиво перевязанных синей лентой. Девочка спокойно наблюдала за развернувшимся кошмаром: гости пили и ели, словно вместо их желудков образовались черные дыры. Толстый мальчик стонал, лежа на ледяном полу, перекатываясь из стороны в сторону. И каждый, кто не мог уже осилить взятую пищу в руки, присоединялся к нему, теряя человеческий облик и становясь похожими на расплывшуюся массу, раздуваясь и растекаясь по полу.

 

Днем двери парадной залы распахнулись, и графиня, не переступая порог, увидела кучу трупов, валяющихся вокруг опустевшего стола. Только блюда и тарелки светились собравшимися воедино золотыми лучами солнца, отражавшихся от бриллиантовой люстры. Девочка, поджав под себя ноги, мирно спала, положив голову на колени матушки, а родители, стараясь не думать о пережитом, замерли в ожидании того, что будет дальше. Они даже не заметили восхода солнца после бессонной ночи потрясения, желая скорее выйти из замка и так же ровно и спокойно, как дышала их дочь.

Цокнув языком, графиня развернулась спиной к залу и мотнула головой в его сторону. Рабочие с носилками входили медленно, расползаясь по всему пространству и перекладывали трупы  на носилки, а потом выносили их вместе со слугами через боковой вход, ведущий в подземелье. Согнувшись под тяжестью того, что осталось от человеческих тел, больше похожих на бесформенные огромные куски пластилина, отталкивающие и устрашающие, рабочие возвращались до тех пор, пока не унесли всех обжор и лентяев. Через час их, эгоистичных и эгоцентричных, алчных, жадных, ненасытных, разделывали, отделяя массы мяса от костей,  сжигая его в печах. Вонь стояла несусветная. Только по ней могли сапожник с женой догадаться, что же творится под полом, на котором стоят их стулья. Оставив лишь белые гладкие кости, рабочие перемалывали их в пыль, а позже, когда пыль подсыхала, перемешивали ее с раствором, заливая в неровные формы для камней, из которых будет выложен недостающий кусок стены.

«Да, – подумала графиня, – как мало знающих и честных на этом свете людей. Мало кто может сдержаться от искуса. Еще меньше могут поддаться ему, зная, что остановятся в любой момент. – Смотря на спящую девочку, продолжала размышлять она».

Опустившись в свое кресло, она жестом подозвала родителей к себе. Медленно отодвинув стулья, чтобы не разбудить ребенка скрипом, встали они и, пройдя несколько шагов, остановились рядом с сидящей графиней. Секретарь, появившийся ниоткуда, уже протягивал ей стопку приглашений на следующий год.

– Я знаю, каким чудом вы остались живы, – молвила Пафф, – выполнив лишь часть договора. Поэтому отпускаю вас с миром и при одном условии, – не отвлекаясь на секретаря, продолжила она, – все, что творилось здесь, останется тайной.

Сапожник с женой лихорадочно закивали.

– Вы никогда не были в этом замке, вы никогда не хотели сюда попасть. Вы никогда не… Я беру с вас клятву о молчании.

Сапожник с женой замотали головами и опомнившись произнесли слова согласия такими громкими и напуганными голосами, что девочка проснулась.

– А теперь покажите мне того, кто оказался из вас таким умным, что применил закон, известный не многим – если есть искус, то рядом всегда найдется противоядие. Покажите мне того, кто оказался выше всего этого, – обводя рукой пустой стол, произнесла графиня.

Потрясенные родители ничего не могли ей ответить – страх за дочь сжался комком в их пустых желудках. Девочка медленно сползла с высокого стула, сначала опуская правую ногу на пол, потом левую, и, твердо встав на каменный пол, приблизилась к графине.

– Это я, – спокойно ответила она.

Осмотрев подошедшую с головы до пяток и ухмыльнувшись, графиня устало произнесла:

– Почему же я не удивлена…

– Потому что вы не лучше тех, кто не смог остановиться, – ответила девочка. – Вы хуже. Мы все не идеальны, но вместо того, чтобы помочь людям найти искру внутри них и вдохновить на добрые поступки, вы гасите ее, потакая слабостям, считая, что таким образом очищаете наш мир от бездушных. И тем самым показываете, как плохое способно победить хорошее, хотя знаете, что это неправда. И убеждения, что вы творите добро – ложь.

Родители не успели даже опомниться после сказанного – не так воспитывала мать дочь, не так рассказывала, как нужно разговаривать со старшими, но какое-то внутреннее чувство заставило промолчать ее. Графиня же, казалось бы, ничуть не удивленная фразой столь юного создания, лишь спокойно взглянула в светлые глаза девочки, не показав и толики сомнения в своих действиях. Не может быть все проделанное ею из года в год быть разрушено одной лишь речью маленького ребенка.

– Ты мудра не по годам, но еще слишком мала, чтобы судить, почему я так поступаю, и почему так происходит в жизни. Справедливость моих действий в том, что противоядие лежало на столе. Несправедливость этого мира – мало кто был умен, чтобы хотя бы задуматься о том, как избежать смерти. Никто из них не боялся ее, кроме твоих родителей. Никто из них не обладал стольким хладнокровием, как ты. И тебе не в чем упрекнуть меня, дитя, – закончила графиня, чеканя каждое слово ледяным тоном. – Возвращайся, когда подрастешь. Тогда и поговорим.

 

Жестом Пафф подозвала лакеев, и те проводили выживших гостей на выход.

Секретарь так и продолжил стоять рядом со стопкой приглашений в протянутой руке.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 2. Оценка: 1,50 из 5)
Загрузка...