В течение нескольких часов подряд вперемешку с обычными каплями шел дождь из лягушек и жаб. Несчастные создания обильно сыпались с грозового неба, с шелестом падали в кусты и кроны деревьев, шлепались о землю. Если при этом везло не разбиться насмерть, лягушки довольно резво пытались отпрыгнуть в сторону придорожной травы. И все же их было так много, что от копошения зеленых тел, казалось, шевелится дорога.

Канцлер Маврикий высунул голову из окошка возка и бросил укоризненный взгляд на затянутое тучами небо, откуда и низвергались земноводные.

– Все это ее пакости, – укоризненно произнес кучер, увидев голову хозяина. При этом пара лягушек отскочила от его плеч. – Ведьма!

– Не забывайся, – оборвал его строго Маврикий. – Не ведьма, а принцесса Аурика!

Возница недовольно что-то пробурчал себе под нос. Он натянул поля островерхой войлочной шляпы, так чтобы лягушки, летевшие с порывами ветра, как гигантские градины не прикасались своей отвратительной холодной, пупырчатой кожей его лица. Он сердито прикрикнул на четверку попарно запряженных лошадей, везших добротный канцлерский воз. Животные, напуганные таким явлением, пятились, перебирали ногами, мотали мордами и тревожно хрипели. Под воздействием хлыста, они неохотно двинулись вперед, давя копытами лягушачью массу, устилавшую путь. Следом подстегнули своих коней четыре кольчужных стражника, взятые в это путешествие для охраны канцлера короля Карла Великого. При этом даже эти видавшие многое на своем веку рубаки выглядели смущенными.

Канцлер задернул окошечко воза занавеской и откинулся на удобный диванчик, набитый козьей шерстью.

«Повозка покачивается на колее заброшенной лесной дороги, лягушки шлепаются о крышу, и более ни чего в этом нет волнительного», – успокаивал себя Маврикий. Он глубже завернулся в плащ отороченный шкурами горностая, стараясь подстроиться под раскачивание экипажа и задремать. Но мысли и сомнения мешали этому благоразумному решению. Неприятности, даже можно сказать беда, заставили первого министра Карла Великого пренебречь другими государственными делами и отправиться тайно в путь. Сложившееся положение требовало скорейшего разрешения. Народ, доведенный до отчаяния, мог взбунтоваться в любой момент. Но дело оказалось настолько щекотливым, что требовало неординарного решения. А во всем были виноваты они – принцессы. Их оказалось как то чересчур много. Бесчисленная родня короля, все эти герцоги и графы удивительно быстро плодились. И если в раннем возрасте число дочерей и сынов было почти одинаково, (Маврикий даже вел этому специальный счет) то со временем у сиятельных родителей отпрысков мужеского пола становилось все меньше и меньше. Опасные охоты, рыцарские турниры и наконец, войны, косили принцев и кавалеров беспощадно. Так что на всех принцесс женихов не хватало. Их бы пожалеть – бедняжек, но говоря по совести, принцессы вели себя гнусно. Им выписывали из Рима учителей танцев, из Константинополя, самой блистательной столицы мира, лучших преподавателей манер и хорошего обращения. От получаемых знаний знатные девицы слыли весьма манерными, капризными, требовали от принцев поэм, галантных ухаживаний. Простоватым и непритязательным сынам баронов не всегда обученным даже прилично читать, было сложно понять такие претензии. А что с них взять-то!? Вечно поцарапанные, с ссадинами и ожогами, с траурными полосками грязи под ногтями – они то штурмовали замки своих соседей, то сами отбивали ответные нападения. То, объединившись, общими силами шли закованной в броню конницей на алеманов или готов. Поэтому те, из знатных сынов, кто выживал, старались брать в жены девушек из простых сословий. И ухаживать проще и спеси никакой.

А что же принцессы? Становясь старыми девами – превращались в ведьм. Злобные, вздорные они повально начинали изучать магию – от их колдовства во франкском королевстве почти не стало житья. Правда, Карл Великий приказал следить за хронистами, дабы те не вносили в хроники государства этот конфуз. Не для чего потомкам знать о славных предках такие неприглядные вещи.

Ведьмы, то бишь, принцессы, призывали бури или наоборот засухи, насылали на поля саранчу, дожди из змей и лягушек, травили воду в колодцах или молниям приказывали бить по любому кто выйдет в грозу из дому. От таких безобразий с погодой крестьяне оказались доведены до крайней нужды. Из-за неурожаев, им нечем было платить налоги баронам и в королевскую казну. Священники и прислушавшиеся к ним даже предлагали создать инквизицию. «Вот еще новомодное словечко», – хмыкнул канцлер. Что это такое толком не представлял никто, а святые отцы убеждали, что если применить инквизицию, то дело выгорит. «Вот что только они имели ввиду, под словом выгорит?», – размышлял Маврикий.

Но с принцессами, пошедшими по кривой дорожке доморощенного колдовства, что-то нужно делать. Наказывать! Но как? Ведь они особы королевских кровей! И тут не должен пострадать принцип неприкосновенности власти и ее представителей. Разрешить эту неразрешимую задачу и должна была тайная поездка канцлера. Положенный для таких случаев Маврикию отряд из пятидесяти латников, он оставил в столице, дабы не привлекать к себе лишнего внимания в пути. Только четверо преданных воинов сопровождали Маврикия, при этом они не имели ни на щитах, ни на одежде гербов и знаков принадлежности к канцлерской страже. Возок для путешествия тоже имел вид не броский. Впрочем, остаться незамеченным не удалось, крестьяне удивительным образом прознавали, что мимо проезжает сам королевский канцлер и, бросая нивы, со всех полей спешили с женами и малыми детьми к дороге. Они валились на колени прямо под ноги лошадям, несмотря на окрики возницы и воинов, просили, чтобы сам канцлер вышел к ним и выслушал их жалобы на козни принцесс.

А когда Маврикий проезжал мимо Тура, пристал к нему аббат местного монастыря. Пав на колени целовал руки так рьяно, что Маврикию пришлось заложить их за спину. Аббат рыдал, валялся в дорожной пыли и молил защитить его от местной ведьмы. Выглядел он престранно, если бы Маврикий ранее не знал его лично, то сейчас решил бы, что это просто умалишенный. Черные одеяния обильно испачкано желто-белыми пятнами, волосы в склизкой жиже и в скорлупе. При этом от несчастного исходил стойкий зловонный запах.

– Что с вами, любезный! От чего пребываете в таком странном виде? – не удержался от жалости Маврикий.

– Изведет она меня! – застонал аббат. – Ополчилась ведьма проклятая! От нее все крепостные ушли, челядь бросила за злобный и несносный характер. Сколько она бед принесла: колдовство, наваждения, засухи! Как служитель церкви я более не мог терпеть ее богомерзких дел и пригрозил с амвона карой. Вот после этого она за меня и взялась...

– Да кто же она такая?! – изумился Маврикий. Кого,  кого,  а рыцарей и священников ведьмы не трогали – побаивались последствий. В основном их чернокнижие распространялась на простолюдинов.

– Принцесса здешняя, из рода Меровингов, нареченная Аурикой.

– Аурика!? – воскликнул изумленный канцлер. – Что же с вами сотворила эта женщина?

– Мученьям моим нет достойного описания. Два раза в день: до обеда и на закате на меня обрушивается, словно из пустоты, дождь из гнилых куриных яиц…

– Из гнилых яиц?! – губы Маврикия дернулись, но он смог подавить улыбку. Это не укрылось от аббата.

– И вы считаете это смешным?! – оскорблено воскликнул несчастный. – У меня одежды не успевают сушиться после стирки, я хожу постоянно в сыром и жуткая вонь преследует меня. От меня паства шарахается, монахи косятся.

– Повлияйте на нее, вы же все-таки королевский канцлер, нижайше вас прошу. Из Ватикана, в ответ на мои жалобы, пришло уже шесть булл папы римского. Но слово пастыря бессильно против ведьмы! Заступитесь, иначе не выдержать мне, – размазывая слезы по пухлым щекам, молил аббат.

Маврикий, видя, что несчастный из-за своего страха находится на гране умопомешательства, согласился заехать в замок к принцессе и замолвить словечко за аббата. Хотя не только милосердие и человеколюбие заставили его это сделать. Очень давно, лет двадцать назад, когда канцлер еще служил капитаном королевских стражников во дворце, он встречал принцессу Аурику. Ее нежное, с тонкими чертами лицо, казалось ангельски прекрасным. Его обрамляли золотистые длинные волосы, завивавшиеся на концах милыми колечками. Она был юна, очаровательна, немного взбалмошна и своенравна. В нее тайно были влюблены все воины, конюшие, ловчие королевского дворца, где она гостила со своим папенькой герцогом Теодорихом. Но что для нее любовь смердов, когда руки Аурики добивались принцы. Поэтому Маврикию по прошествии стольких лет хотелось посмотреть на ту удивительную девушку и узнать, как сложилась ее судьба. Впрочем, из слов аббата входило, что ни чего хорошего с ней не произошло, крестьяне разбежались, слуги тоже.

Еще на подъезде к замку стало видно, что он находится не в лучшем состоянии. Черепица кое-где провалилась или слетела под воздействием ветров, поэтому темные провалы зияли в остроконечных крышах сторожевых башен. На вершине крепостных стен, в швах между камнями, откуда дожди вымыли раствор, буйно зеленела сорная трава. К удивлению канцлера створы ворот оказались открыты, подвесной мост опущен через ров. Прогрохотав копытами по расшатанным доскам моста, лошади вкатили канцлерский воз на широкий двор замка. Когда Маврикий вышел наружу, одного взгляда хватило, чтобы подтвердились первые впечатления о запущенности здешних дел. Мощеный булыжником двор - щербат, по углам он зарос все той же вездесущей травой, ползучие растение вились по каменным стенам, создавая ощущение заброшенности и унылости.

– А ведь я вас сегодня ждала, Маврикий, – раздался над его головой женский голос. Канцлер вздрогнул: во-первых, от неожиданности, во-вторых, от того, что узнал тембр и интонацию принцессы Аурики! Пытаясь справиться с волнением, он быстро поднял глаза и увидел на галерее второго этажа женскую фигуру в нарядном белом платье.

Лишь по отдельным чертам ее лица, он догадался, что перед ним та юная девушка, виденная много лет назад. Но куда делись нежность овала, блеск голубых глаз! А волосы! Некогда шелковистые, волнистые – волосы теперь лежали вокруг головы как пакля. Внутренне Маврикий усмехнулся про себя: «Глупец! Ведь вопреки всякому благоразумию, по дороге сюда он надеялся встретить всю ту же Аурику, какой восхищался двадцать лет назад».

Канцлер поклонился, приветствуя принцессу.

– Вариний, прими у гостей лошадей, – распорядилась сверху хозяйка замка. С массивного каменного крыльца спустился хромоногий слуга. Маврикия поразил его взгляд: отрешенный, равнодушный, так словно тот совершенно не осознавал, что с ним происходит на самом деле.

Канцлер вошел в большой зал, где в течение нескольких веков пиршествовали предки Аурики, потомки легендарного короля Меровинга. Здесь тоже лежали следы запустения. В высоких витражных окнах местами вывались стекла. Спускавшиеся по стенам с потолка гобелены и знамена выглядели выцветшими от времени и пыли. Но каменные плиты пола были тщательно выметены, а в очаге гостеприимно пылал огонь. Больше всего удивлял накрытый празднично стол с белой накрахмаленной скатертью, с высокими хрустальными бокалами, серебряной посудой. Рядом со столом стояли высокие напольные подсвечники с зажженными свечами, ярко освещавшими место трапезы. «Неужели она и впрямь предвидела мой визит? – мелькнула удивленная мысль в голове у канцлера. – Но каким образом?».

Все тот же хромой слуга подвинул стул с высокой стрельчатой спинкой, и принцесса Аурика села за стол. Рядом опустился на стул Маврикий. Принцесса взглянула на канцлера. Тот посмотрел на нее.

«Да, в ней многое изменилось, – признал еще раз Маврикий. – Лицо как будто удлинилось и в глазах что-то стало другим». При этом канцлеру почему-то вспомнилось древнее поверье, что колдовство высасывает из человека жизнь.

– И так, мой скромный дом посетил сам королевский канцлер. Почему же вы без толстой золотой цепи с печатью и где ваш канцлерский перстень? Вы от кого-то скрываетесь? – в голосе хозяйки замка звучал сарказм. При этом она говорила так, словно они были хорошими знакомы и расстались только вчера.

Маврикий смутился от такого тона, но не подал вида.

– Я отправился в путь по частному делу, потому посчитал лишним брать с собой знаки государственной власти, – сухо ответил он. А затем сменил тему.

– Что же у вас деревни по дороге стоят пустые, без крестьян и замок, – он помедлил, подбирая слово, – сиротлив. Что за беда приключилась?

– Разбежались все. Одинокая я, нет твердой мужской руки, чтобы землями управлять, – бесстрастно заметила Аурика и подняла хрустальный бокал, чтобы слуга подлил в него красного, густого, похожего на кровь вина. Принцесса кивнула головой, и одноногий наполнил бокал Маврикию.

– Ведь вы же посватаны были за принца Гвидо, если мне не изменяет память? – уточнил гость.

– Да, это как раз происходило в те времена, когда вы служили начальником небольшого отряда при короле и никто и не мог подумать, что из вас выйдет что-то более толковое, – уколола канцлера низким происхождением принцесса. Она сделал глоток вина и добавила.– А что до принца Гвидо, то вы правы, помолвка состоялась, но он погиб на турнире от копья герцога Суассона. Ах, эти ристалища! Скольких славных дев они лишили семейного счастья. Почему вы не запретите их?

– Не в моей воле, я лишь служу по мере своих возможностей королю и баронам. А они находят в этом развлечение много пользы, – развел руками Маврикий.

– Плохо вы служите, глупый канцлер, – грустно сказала Аурика, осушила бокал и знаком потребовала слугу налить вина еще.

– А что же по смерти принца Гвидо? Вам более не представлялось хорошей партии для брака? – пропустив ее обидные слова, возобновил прежний разговор Маврикий.

– Почему? Через моих родителей посватался барон Хлотарь. Он был красив, дерзок, неукротим. Но незадолго до свадьбы восстали его вассалы, и при штурме замка голову барона с мужественным профилем размозжил камень, сброшенный вниз, – принцесса Аурика сдобрила эти слова еще одним глотком вина. – Какая жалость! Моя судьбы зависела от какого-то камня, который я никогда в жизни и не видела и вообще не имела представления о его существовании. И ведь лежит же эта дрянь сейчас где-нибудь на площадке башни и ждет своей очередной жертвы, чтобы еще одна принцесса оказалась одинокой.

– Был еще один жених – Теодогат, – продолжила уже сама Аурика, – Но этот молодой вельможа прельстился смазливой дочерью трактирщика. Говорят, она раскормила его пирогами так, что недавно на кабаньей охоте толстяк Теодогат угодил в трясину, да так и захлебнулся в болоте.

Хозяйка замка с мстительной улыбкой снова осушила бокал и продолжила:

– А потом моя молодость прошла, и появились новые достойные девицы из знатных родов, к которым стали свататься принцы. И я осталась доживать век с престарелыми родителями в этом замке. Пока не оказалась одна.

– Но ведь есть еще вдовцы, – заметил канцлер.

– Вдовцы! – усмехнулась Аурика. – Если таковой и найдется, знаете, сколько на него слетится старых дев. Да и потом наше положение обязывает, что рядом должен находиться достойный мужчина. Наша гордость и происхождение тяжелее вериг, тверже стали.

Маврикию стало стыдно. Стыдно за свое разочарование перед увядшей красотой принцессы Аурики, увы, время никого не красит, и в этом нет ничего предосудительного. И все же деликатное дело, с которым он сюда прибыл, требовало своего завершения.

– Говорят, вы замечены в колдовстве, – произнес тихо канцлер, переходя к щекотливой теме.

– Кто говорит? – губы принцессы сжались в узкую ниточку. – Аббат Фелоний, про меня гадостей наговорил?

– От чего же вы такое подумали? – попытался уйти от вопроса Маврикий.

– Вы канцлер и вряд ли станете слушать простого человека, а в округе лишь аббат имеет вес.

«С ней непросто вести разговор», – признал Маврикий.

– Ну, так, что же об обвинениях в колдовстве? – напомнил канцлер. И тут, почему-то не сдержал эмоций. Нервно забарабанил пальцами по столу и сердито произнес:

– Что же это за наваждение такое? Как не принцесса, так ведьмачит! Наговоры, напасти наводит! Сейчас вот этим и девчонки сопливые уже грешат!

– А вы по своей столичной напыщенности, ведь думаете, что мы к магии прибегаем от склочности характера? – наклонившись вперед, к лицу Маврикия, тихо произнесла Аурика. В ее глазах почудилось что-то завораживающее, притягивающее против воли, так словно сознание затягивает в черную воронку. Сердце мужчины гулко забилось в груди. Усилием воли канцлер отвел взгляд в другую сторону.

– Так зачем же тогда? – с трудом произнес Маврикий.

– Вернуть утраченное, в горячей надежде прожить то, что не прожито. Прочувствовать то, что оказалось недоступно. Недоступно по насмешке судьбы, случайности или злой воле рока, – в голосе хозяйки дворца прозвучала затаенная, загнанная в самые глубины души тоска.

– Так ради чего все-таки? – попытался допытаться до понятного для себя ответа канцлер.

– Это попытка вернуть утерянную молодость, – с печальной улыбкой ответила принцесса.

– Кому-нибудь это уже удалось? – с сомнением спросил Маврикий.

– Прикасаясь к колдовству, мы всегда что-то получаем, а что-то отдаем, – туманно объяснила Аурика. Неожиданно она засмеялась. Чересчур сильно, чересчур звонко, так что Маврикий совсем не поверил, что ей весело.

– Ну же, поухаживайте же за мной, – с вызовом воскликнула она. – Хоть вы и канцлер, но не забывайте, что я королевских кровей.

Маврикий, не дожидаясь ушедшего слуги, сам налил из серебряного кувшина вино.

– Вот и вы туда же – ведьмой меня признали. Наговорят на одинокую женщину. И так во всем одни огорчения. Недавно сватался ко мне заезжий маркиз из Италии Альварес де Пьяченцо. Обольстительный брюнет. Галантен, одежда пошита у самых дорогих итальянских портных. А у самого бриллианты фальшивые, цепь – позолоченная и звание маркиза поддельное. Обмануть хотел одинокую девушку, пожить решил за мой счет. Ведь в подвалах этого замка хранятся немалые богатства. Вот после этого и станешь ведьмой, – теперь ее голос дрожал…

Просидели они еще недолго. Первой поднялась Аурика, сославшись на начавшуюся головную боль, она пожелала гостю доброй ночи. Хозяйка замка предложила канцлеру переночевать в одной из приготовленных для него комнат, но Маврикий отказался. Каменные стены замка подавляли его, рождали ощущение тоски и необъяснимой тревоги. Несмотря на уговоры принцессы, канцлер провел ночь внутри возка, стоявшего во дворе. Здесь он, по привычки удобно расположился и проспал всю ночь.

«Да какая она ведьма, – рассуждал на следующее утро, выезжая со двора замка принцессы Аурики, канцлер. – Просто одинокая баба, которой не повезло в жизни. А аббат, по темноте своей все напридумывал». Так думалось канцлеру недолго. Где-то перед обедом, когда от замка отъехали на достаточное расстояние, небольшой отряд настигли порывы ветра. Небо покрылось низкими грозовыми тучами, вокруг все потемнело, и стал накрапывать мелкий нудный дождик. А потом произошло это. Сверху вдруг повалили град из жаб и лягушек и так несколько часов подряд. Тут то, Маврикию и вспомнился аббат. Правда, видимо на канцлера у принцессы протухших яиц уже не хватило. И то хорошо. Особого волнения, из-за этого сверхъестественного явления он пытался не допустить ни в мыслях, ни в чувствах. Былая воинская закалка научила канцлера сохранять холодность рассудка при любых обстоятельствах. Лишь одно печалило Маврикия: осознание того, что женщина, которая когда-то воспринималась им как идеал красоты, превратилась в ведьму. Впрочем, оценивая других, мы относимся к ним намного строже, чем к самим себе.

От печальных размышлений его оторвал сильный стук в стенку со стороны возницы. Канцлер подобрался к окошку и отодвинул занавеску. Снаружи вместо света дня царил сумрак, достойный ночи и завывал ветер.

– Беда, господин, – прокричал ему сквозь шум разбушевавшейся стихии возница. – Потерялись мы, лошади ни в какую не хотят с места двигаться.

– Как потерялись? – удивился Маврикий. – В лесу идет лишь одна дорога.

– Лес похоже уже кончился, вокруг нас туман, сквозь него ничего не видать и на два шага, – по голосу было слышно, что возница не на шутку напуган.

Маврикию произошедшее очень не понравилось. Он быстро вышел наружу и окунулся в плотную, клубящуюся туманную завесу. Сильный порыв ветра ударил в спину так, что он еле удержался на ногах. Держась за стенку воза, Маврикий дошел до возницы.

Неожиданно из белесой пелены выросла лошадиная морда. Канцлер отшатнулся в сторону. Оказалось это один из стражников, отъезжал от воза разведать дорогу.

– Впереди такая же белая мгла. Но различается свет, – доложил он.

– Костер? – cпросил Маврикий.

– Нет, не похоже. Что-то другое, – воин не смог объяснить точнее.

– А что это может еще быть, чурбан?! Для чего ты ездил вперед?! - разозлился возничий.

– Я заткну твою глотку …., – зарычал воин.

– Замолчите оба! - рявкнул Маврикий. Он только теперь сообразил, что ему не нравилось в происходящем: липкое ощущение страха, которое ползло по взмокшей спине. Страх мешал думать, подчинял себе разум, вползал в сознание, заставляя злиться на все вокруг. И если только поддаться ему… Маврикий усилием воли разорвал паутину панического ужаса опутывавшего мозг.

– У нас нет выбора, пойдем на этот свет, - решил твердо канцлер и уже мягче добавил. – Приготовьте оружие и молитесь.

Всегда есть выбор, но случается в жизни, когда подступает неизбежное. От него не уклониться, не отсрочить и канцлер понял, что сейчас и выпал такой миг. Он приказал вознице взять под уздцы лошадей, тянувших воз, и самому выбирать дорогу в тумане. Сам же сел на козлы и взял вожжи. В помощь вознице он отправил одного воина. Другим стражникам тоже пришлось спешиться и вести за собой напуганных коней. Они направились вперед, в ту сторону, откуда вернулся дозорный. Шли, наугад выбирая дорогу, лошади упирались, колеса воза все время натыкались на корневища деревьев или пни. Под напорами ветра шелестела павшая листва, скрипели и ныли ветви. Казалось в белой пелене, глумясь над заблудившимися людьми, носились легионы ревущих, вопящих, воющих и гогочущих демонов. Все это: звуки, порывы ветра и клубящийся туман все плотнее и плотнее затягивались вокруг Маврикия и его спутников, как смертоносная петля на горле приговоренного к смерти.

Вдруг через шум и хохот ветра, канцлер отчетливо услышал в своем сознание шепот, так словно его кто-то звал, манил к себе. Нежные, терпкие губы произносили его имя и этот тихий голос скользил по всей поверхности тумана, обволакивал все: предметы и фигуры людей. И противостоять таинственной силе казалось выше человеческих возможностей. Шепот подчинял, лишал воли, зачаровывал. Это было необъяснимо и невероятно, но так же явно, как и явственно ощущалось прикосновение ветра к лицу.

Туман стал реже, прозрачнее, уже различались странное сияние впереди, вырисовывались силуэты деревьев и кустарника. Ветер же, напротив, ревел все неистовее, яростнее, кружась так, что лошади и люди с трудом могли удержаться на ногах. А потом неожиданно стало светло. Столб синеватого холодного света падал сверху, и в центре его Маврикий увидел женскую фигуру в белом платье невесты. Она висела высоко в воздухе, а под ней извивался, клубился и стлался по земле туман, расползаясь затем по лесу. Вокруг, нее на высоте роста двух мужчин, ветер с бешенной скоростью крутил водоворот из веток, листьев и вырванной травы. Все это мешало разглядеть внешность женщины. Хотя нет, Маврикий знал, кто она и что именно она звала его через лес и туман. Но ему хотелось взглянуть в ее лицо, чтобы подтвердить свою страшную догадку.

Канцлер даже не осознал того, что соскочил с козел и, шатаясь под напором ветра, пошел вперед, прикрывая глаза руками от летящего мусора. Он прошел мимо возничего, пытавшегося его остановить своим криком. Запинался и спотыкался о корневища, но упрямо шел, пока, наконец, смог взглянуть ей в лицо. Да, это была принцесса Аурика! Та Аурика, которую он знал двадцать лет назад! Прекрасная своей юностью, свежестью губ, золотистыми волнами волос. Она вернула свою молодость!

Их взоры встретились и все очарование исчезло. Тьма, безграничная и леденящая лежала в глазах ведьмы. Алые губы Аурики исказила злая усмешка, принцесса протянула в сторону Маврикия руку, и канцлер почувствовал, как что-то холодное вошло в него, легко подняло тело вверх. И вот уже ветер вращал его вокруг принцессы. Его глаза не видели ничего кроме ее глаз, их взоры сплелись между собой, открывая друг для друга сознание. И то, что обитало в ней: морщинистое, гниющее и сладострастное сразу жадно потянуло тонкие паучьи пальцы к душе Маврикия. Оно было голодно. Безгранично и вечно голодно. Оно обречено на эту муку и только поглощение энергии очередной души давало секундное, всего лишь секундное экзальтическое освобождение от бесконечного проклятия.

Маврикий инстинктивно рванулся, но тело его не слушало, оно оставалось бездвижным. Ледяные тиски только сильнее сдавили ребра, мешали дышать, мертвенный холод подбирался к горячо бьющемуся сердцу. Гайтан, на котором висело распятье, с неистовой силой разорвало и крестик, единственное, что стояло между канцлером и душою ведьмы, слетел вниз. Пронзительный хохот вырвался из глотки Аурики, и вихрем пронесся по лесу.

– Что ты хочешь от меня?! – канцлер не мог понять, этот крик он произвел в своем разуме или непослушными омертвевшими губами.

– Ты думал, я не заметила, как исказилось разочарованием твое лицо, когда ты увидел меня во дворе замка? С какой жалостью ты всматривался в мои черты, – голос ведьмы шептал у него в голове, обволакивал мысли сладко-зеленой приторностью. – Ты ведь желал меня увидеть юной? Так насладись моей красотой! Я заплатила высокую цену, ради того, чтобы быть вечно желанной.

Облик Аурики прекрасной, нежной, обольстительной завладевал им. Когда-то затаенное восхищение этой недоступной для Маврикия женщиной, под воздействием сладкого яда, втекавшего в мысли, превращалось в неудержимое, горячее желание обладать Аурикой. Обладать ее телом, запускать пальцы в ее шелковистые волосы, прикасаться губами к ее нежной шее и скользить вниз по телу.

– Я буду твоей невестой, твоей вечной невестой, останься во мне навсегда, – шептали ее губы. Маврикий уже не видел ни леса, ни тумана, не осознавал, что тело его, зависшее в воздухе, ведьма медленно притягивает к себе. Ее безупречное лицо, манящие глаза приближались к нему, он чувствовал аромат ее тела. Аурика предстала пред ним обнаженной. В ее наготе было что-то одновременно желанное и бесстыдное. Маврикий с жадностью смотрел на белизну ее плеч, на круглые маленькие груди, увенчанные острыми темными сосками, плоский девичий живот. Она была открыта для его глаз вся, лишь только туман продолжал клубиться у самого ее лона, скрывая низ живота и ноги. Они приблизились друг к другу. Ее губы уже почти касались его вздрагивающих губ.

– Я заплатила за вечность великую цену, заплати же ее со мной и ты, – вдруг заклокотал утробный рык демона, обитавшего в ведьме.  Он уже не мог ждать, он дрожал от нестерпимого голода. Словно тысячи змей впились в тело Маврикия, причиняя неимоверную боль, разрушая сладостно-тягучее видение. Он издал вопль, его руки, ноги и голова дергались в воздухе как у паралитика. Тысячи змей ползли по его внутренностям, сплетались клубком в утробе, обвивались вокруг костей, их холодные тела скользили по горлу, касались неба, плоские змеиные головы выскальзывали из его рта. Они жгли все на своем пути огненно-горьким ядом. Демон проникал повсюду, он словно дразнил себя предстоящим неимоверно желанным удовольствием. Но главным для него было сердце: пульсирующее, живое, наполненное горячей алой кровью. В нем таился источник жизненной силы.

На грани погружения в ужас, корчась от страха и безысходности, собрав последние силы, душа Маврикия возопила к Создателю. И память, почти уже опутанную паутиной безволия, разорвали слова заученной святой молитвы. Демон, готовившийся поглотить свою жертву, взревел от ярости и боли. Его корчило и корёжило от святой молитвы, а прекрасное лицо Аурики на какой-то миг исказил уродливый лик.

Маврикий молил Создателя горячо, страстно. Сознание его обретало силу, пыталось вытеснить зло из себя. В этом противостоянии он ощутил, что в Аурике еще сохранилось что-то прежнее, человеческое. И эта тлеющая искорка почти угасшей души, молила спасти, избавить ее от того неведомого и страшного существа, с которым она когда-то слилась, отдав ему свое тело.

Неожиданно с диким визгом ведьма швырнула Маврикия прочь. Удар был болезнен, хотя падение и смягчил мягкий дерн и трава. Тут же тело Маврикия, все еще неподвластное ему, вновь взлетело в воздух и Аурика движением руки, заставила ветер раскрутить и снова бросить канцлера вниз. Ведьма не сдалась, демон, живший в ней, требовал завершения подготовленного жертвоприношения. Ведьма любыми способами старалась заставить Маврикия потерять сознание, чтобы он перестал возносить молитву.

Вихрь поднял избитого канцлера в третий раз, голова его, в кровавых синяках, уже безвольно болталась, разум затуманивался, но разбитые губы продолжали шептать молитву. В этот момент, сквозь с трудом разлепленные веки, он увидел как его воины, оправившись от первого ужаса и растерянности, бросились ему на помощь. Три всадника с копьями наперевес неслись на конях на Аурику. Она их заметила. Одной рукой ведьма на расстоянии продолжала удерживать в воздухе канцлера, а другой метнула молнию. Сине-голубая вспышка с шипением ударила в одного из нападавших. Конь перекувыркнулся через голову, а пораженный всадник вылетел из седла. Когда он оказался на земле голубоватые змейки с треском пробегали по его кольчуге. Ведьма направила руку, чтобы поразить второго воина. Тот, понимая, что ему не избежать смерти, метнул в нее копье. Аурике пришлось отшвырнуть от себя Маврикия, чтобы отклонить летящее в нее копье, так как другая ее рука выбрасывала в этот момент молнию. Этот разряд убил стражника.

Отброшенное тело Маврикия отлетело к возу, с шумом прокатившись по павшей листве. Внутри все было обожжено демоническим огнем, голова раскалывалась и пылала, вспухшие веки застилали глаза. Канцлеру очень хотелось остаться на траве и дать на какое-то время отдохновение избитым мышцам и суставам. «Но лежать нельзя. Нужно вставать, вставать», – приказывал он сам себе. Скрипя зубами, Маврикий встал на четвереньки, а потом, цепляясь за колеса и стенки воза, с трудом поднялся на ноги. Его шатало. Он обернулся назад. В живых из пяти его спутников, остались возница и два стражника. Они, окружая ведьму, пытались напасть на нее одновременно с разных сторон.

Один из воинов, увернувшись от молнии, соскочил с коня и с обнаженным мечом вбежал в туман, стлавшийся из-под зависшей воздухе Аурики. Меч уже готов был пронзить ведьму снизу вверх, как пелена вдруг пришла в движение. И от увиденного у людей волосы зашевелились на голове. Под платьем ведьмы свисая, извивался, шевелился и шипел клубок блестящих, иссиня-черных змеиных тел. Каждое из отростков заканчивалось плоской головой, с пастью усеянной острыми зубами и раздвоенным змеиным жалом.

Воин от ужаса закричал, попятился, попробовал взмахнуть мечом. Но с десяток змей молниеносно набросилось на человека, плотно обвиваясь вокруг рук, тела и шеи. Их ненасытные пасти, прорывая зубами железные кольца кольчуги, с жадность впились в плоть. Аурика исторгла из глубины своего чудовищного тела победный вой. Демон получил свою долгожданную жертву. Тело несчастного беспомощно повисло в паутине страшного спрута, а меч бесполезно валялся рядом в траве.

Последний из воинов попытался прийти на помощь товарищу, но Аурика метнула в него молнию. А в это время ее змеиные щупальца, неожиданно удлинившись, обвили ноги пытавшегося сбежать возницу. Он опрокинулся на землю и почувствовал, как его начинает медленно волочить по траве к клубку из змей. Возница вопил от ужаса, упирался, цеплялся руками за корни и траву, но это оказалось бесполезно. Все новые и новые змеиные головы, со сводящим с ума шипением, тянулись к нему.

И в этот момент демон внутри Аурики, готовившийся к очередному поглощению жизненной энергии, вдруг беспокойно зашевелился. Ведьма завертела головой, ища опасность. Ее обезумившие от кровавого пиршества глаза, встретились с решительным взором Маврикия. Он стоял на крыше воза и целился из арбалета. Лязгнул замок и болт с бешенной скоростью сорвался с тетивы.

Ведьма, предчувствуя неизбежное, пронзительно завизжала, подняла руки, чтобы отклонить смертоносный выстрел. Но оказалось поздно, болт пробил ее грудь. Рев исторгнулся из груди Аурики, дикий страшный, как будто небо раскололось на части. Она рухнула на землю, так что пошла дрожь и колебание почвы. Ветер, завывавший и круживший на месте схватки, вдруг собрался в черную вихревую воронку над ее телом, а потом, словно сорвавшись, ушел ввысь, унося демона, не имевшего больше права, пребывать в этом мире.

Тишина, которая наступила после всего происходившего безумия, казалась ошеломляющей. Шатаясь и чувствуя боль во всех членах, Маврикий подошел к месту, где лежало тело Аурики. Тонкая, желтая старческая кожа обтягивала кости черепа женщины. Провал губ, седые ломкие волосы, тонкие костлявые руки – все это напоминало ссохшуюся мумию.  Еще недавно казавшееся великолепным подвенечное платье, при близком рассмотрении оказалось давно изношенным, на пожелтевшей ткани виднелись серо-зеленые пятна гнили и тления. Это и был нынешний облик принцессы Аурики.

Канцлер вырвал из тела ведьмы болт с серебряным наконечником, освященным пред выездом у священника. Именно он и решил все дело.

Маврикий опустился на колени и вознес молитву Господу, благодаря за спасение. Пока он молился, донесся стон. Канцлер резко обернулся, пытаясь определить, какая еще опасность ожидает его.

Возничий, которого он считал мертвым, сидел на траве с ошарашенным взглядом, и дрожащими пальцами ощупывал свое лицо, плечи и тело.

– Я жив?! – сам не веря в это, воскликнул он. – Я жив! Эта тварь не успела меня сожрать! Боже, я жив!!!

* * *

Канцлерский воз двигался по старым заброшенным дорогам древней Галлии. Маврикий намеренно избегал больших многолюдных трактов. Путь он сверял по древней, ветхой карте, нанесенной на куске сухого пергамента. Маврикий не знал, поможет ли избранный им способ, но одно решил для себя твердо – с ведьмами в королевстве нужно кончать, как можно скорее. Канцлер искал встречи с одним человеком. Кто-то называл его колдуном, кто-то на манер восточных чародеев – магом, кто-то по древне-гальски продолжал величать друидом. Канцлеру короля Карла представили его как алхимика. Впрочем, в последнее время появилось множество новомодных словечек и Маврикий не очень то доверял новшествам. Но в среде фальшивомонетчиков, палачей и лекарей об алхимике Борсе ходили положительные отзывы.

Наконец в один из пасмурных дней, давно неезженая дорога вывела лошадей, тянущих канцлерский возок, к высокому холму. На его вершине росло три древних мощных дуба. Вокруг на долгие дни переходов расстилались дремучие леса. Маврикий вышел из воза наружу и огляделся. Приметы указывали на то, что это именно то место, где жил алхимик. К тому же местность, здесь явно обитаема. Травы у холма выкошены, в воздухе ощущался горьковатый запах дыма, а в склоне зиял вход в подземную пещеру.

– Жди меня здесь, – строго приказал Маврикий вознице и пошел по направлению к холму.

Коридор, вырубленный в теле холма, уходил вниз. Через определенное расстояние пылали факелы, вставленные в специальные углубления в земляных стенах.  Маврикий шел не спеша, прислушиваясь к глубокой тишине, окружавшей его. Впереди показался более яркий свет и вскоре канцлер вступил в просторный зал, освещенный множеством масляных ламп и свечей. Было видно, что своими мощным корнями, дубы, росшие на вершине холма, создали прекрасный каркас для высокого свода в главном зале жилища алхимика. В пещере оказалось на удивление уютно и сухо. Пол устлан звериными шкурами. Стены отделаны мореными дубовыми досками. Вдоль них шли шкафы с фолиантами, свитками, папирусами. Рядом располагались столы, загромождённые камнями, колбами и ретортами, вились медные змеевики. Часть помещения заполнили клетки со всяким лесным зверьем: зайцы, хорьки, бурундуки, различные птицы. В самой просторной клети сидел матерый волк. Большое место у противоположной от входа стены занимал камин, величиной не уступавший камину в замке самого Карла Великого. В каменном прокопченном чреве пылал огонь. В зале находился человек. Он стоял спиной к входу у одного из столов и видимо читал какой-то манускрипт. Незнакомец был одет в просторную одежду гальского покроя из домотканой ткани.

– Я канцлер короля франков Карла Великого, – с достоинством произнес Маврикий. – Ищу алхимики по имени Борс.

Хозяин подземного жилища резко обернулся. Он оказался старцем с седыми волосами и бородой. Невысокий, сухощавый, с внимательными выцветшими за долгую жизнь глазами, он совсем не удивился появлению чужака. Так словно путники частенько заглядывают в эту глушь.

– Борс это я, – коротко произнес он.

– Вы алхимик? – уточнил Маврикий.

– Алхимик? – переспросил Борс. – Сейчас это словцо входит в обиход, поэтому можно и так. Хотя, каждый по-разному понимает, что кроется под этим понятием. В этом и опасность всяких новых слов.

– Вы сведущи в колдовстве? – попытался уточнить Маврикий, совсем неудовлетворенный речью старика.

– Смотря, что подразумевается под колдовством? – пожал плечами Борс. – Колдовством в селениях порой называют то, что не подвластно пониманию обычных людей. Если так, то я знаю немало вещей, кажущихся непонятными и странными.

Маврикий мрачно посмотрел на собеседника. Канцлеру хотелось простых и доступных ответов, а не пространной многоречивости.

– Что же вас привело сюда вглубь лесов? – поинтересовался Борс, прерывая паузу в разговоре.

– Беда, – признался канцлер. – Я все расскажу по порядку.

– Садитесь к камину, – пригласил Борс. Алхимик подвел гостя к очагу, усадил за небольшой стол. С каминной полки старик принес два древних кубка из потемневшего серебра.

– У меня где-то хранился запечатанный кувшин с отличным старинным вином. Я его держал для таких случаев, – воскликнул гостеприимный хозяин. Он спешно подошел к одному из шкафов, полки которого были заставлены кувшинами, бутылочками из толстого зеленого, фиолетового стекла и различного размера штофами.

– Это зелье от забвения, это кажется магический напиток, это от превращений, это для превращений, – быстро перебирая сосуды и склянки, бормотал алхимик. – Где-то здесь, на этой полке я его видел. По крайней мере, лет десять назад вино стояло тут.

– Ах, вот же этот кувшин! – воскликнул Борс, бережно снимая с высокой полки искомое. – Это удивительное вино, отпробуйте.

Старик налил канцлеру в кубок из глиняного кувшина густой темно-вишневой жидкости по виду и запаху похожий на ликер. Маврикий с подозрением взглянул на предложенный напиток и внутренне про себя сотворил молитву. От забывчивого алхимика можно ожидать всякого: может перепутал по старости лет и вместо вина зелье колдовское плеснул.

– Расскажите, зачем же вы разыскали меня в этой глуши? – усаживаясь в кресло напротив, спросил хозяин. Это предложение более всего пришлось Маврикию по душе, и он подробно поведал Борсу и о том безобразии, что устроили принцессы в королевстве, и о столкновении с демоническим чудовищем, случившееся по пути сюда. Между тем сам Борс встал, заходил широкими шагами по залу, теребил бороду и что-то шептал себе под нос. «Дело-то серьезное», – доносилось иногда до Маврикия. Такой скорый подход к его обращению канцлера порадовал. А старец продолжал еще долго мерить пространство зала широкими шагами, что-то бормоча, вскрикивая или опровергая себя в споре со своими мыслями.

Вскоре от вынужденного ожидания Маврикий стал клевать носом, голова стала тяжелой, а веки предательски сомкнулись. Сколько канцлер продремал он и не знал, но крик алхимика привел его в себя.

– Я понял, понял, что нужно!

Маврикий быстро согнал с лица сонное выражение, поднялся с кресла в надежде, что алхимик поделится с ним своим решением. Но Борс его словно не замечал, глаза его горели лихорадочным огнем, от нетерпения он потирал сухие ладони.

– Мне потребуется взять из клетей ящерицу, пару летучих мышей, камень опал, магний и стружки стали. И самое главное – волосы принцессы, – старик-алхимик метался от одного шкафа к другому, собирая все перечисленное, не обращая внимания на гостя. Маврикию удалось поймать за локоть Борса и привлечь его внимание к себе.

– Что вы надумали, почтенный? Что вы собираетесь делать? – задал вопрос канцлер.

– Ах, вы еще здесь?! – удивленно воскликнул Борс. – А я думал, что вы уже уехали. Простите, я иногда погружаюсь в размышления так сильно, что не замечаю ничего вокруг.

– Вы знаете, как отвратить принцесс от колдовства? – не мог поверить Маврикий.

– Да, я придумал, – гордо воскликнул алхимик. – А теперь нужно срочно браться за дело, пока мне это интересно. Если я к этому охладею, увы, Франкскому королевству придется туго. И помогите мне донести клеть с ящерицей.

Нагрузив в руки все необходимое, старец и канцлер вышли из подземного жилища, обогнули холм. За ним располагалась открытая местность с древней мегалитической постройкой. Три громадных каменных столба возвышались над землей, а на значительном расстоянии от них, из валунов меньшего размера, выложено несколько кругов.

– Что это такое? – осматривая подозрительно местность, спросил Маврикий. По христианским верованиям считалось, что в подобных местах приносились языческие жертвоприношения и проводили колдовские ритуалы.

– Это моя обсерватория, лаборатория, устройство для перемещений во времени, и так для хозяйственных нужд и по всякой мелочи, – буркнул Борс, складывая все принесенное между тремя каменными глыбами. – Камень накапливает энергии, идущие из Земли и космоса, а они мне очень понадобятся. И еще, я тут останусь на всю ночь, а вы не смейте приближаться, иначе чего доброго вас поразит энергиями стихий, которые я начну вызывать.

Маврикий вернулся к возку. Возница готовил в котелке, подвешенном над костром, ужин. Ели они в молчании, каждый обдумывая что-то свое, а после этого легли спать. Всю ночь гром сотрясал небо и землю, вспыхивали молнии и били за холм, где возвышались каменные мегалиты.

Маврикий проснулся рано. Стояло свежее, прохладное утро, умывшись водой в ближайшем роднике, он поспешил за холм. То, что увидел канцлер, заставило его содрогнуться от ужаса. Между каменных глыб стоял громадный дракон. Такой, каким его воспевали в балладах бродячие певцы: с блестящей, отдававшей сталью чешуей, с длинным хвостом, громадными кожаными крыльями, грозно дышащий.

Первым желанием канцлера было броситься назад к возку, чтобы мчать в столицу и собирать войско для битвы с чудовищем. Но Маврикий увидал старца, он находился вблизи дракона, и тот не причинял ему вреда. Собрав все свое мужество, Маврикий подошел к Борсу. Алхимик выглядел уставшим и не выспавшимся, но очень довольным. Он сидел на шкуре, брошенной на склон холма, ел хлеб, запивая его молоком из глиняного кувшина.

– Ну как вам мое творение! – тщеславно воскликнул старик.

Ужас и страх сменились в канцлере бешенством.

– Да вы что натворили!? Разве об этом я просил! – Маврикий еле сдерживал себя, чтобы не схватить хилого алхимика за грудки и не вытрясти из него душу.

– Это как раз то, что нужно, – весело воскликнул Борс, словно не замечая ярости канцлера. – Стальная стружка придала неуязвимость чешуе ящерицы, как раз пришлись и крылья летучих мышей, а магний в зобе преобразуется в пламень! Разве же это не замечательно! Волосы же принцесс вызывают в драконе непреодолимую, непонятную для него самого тягу к девицам знатного рода.

– Это же все опять колдовство! – заорал Маврикий. – Проклятое колдовство!

– Перестаньте, какое это колдовство?! – тщеславно усмехнулся Борс. – Элементарная трансмутация, генная модификация, гигантизм и щепотка моей фантазии.

– Мне теперь целое войско баронов потребуется, чтобы победить вашего дракона! – продолжал вопить Маврикий.

Щуплый Борс смерил недоуменным взглядом дородного канцлера, с пылавшим от гнева лицом.

– Ах, да, да, вам же все надо разложить по полочкам, – вздохнул алхимик. – Живя в одиночестве, я совсем забываю про эту особенность людей. Все просто. Вы рассказали мне о демоне, поглотившем душу принцессы. И тогда я решил создать чудовище. Между Добром и Злом проходить грань и эта грань есть душа человека. Тьма увлекает, манит соблазнами, добро останавливает и предостерегает. Добро требует от нас праведности, тьма обещает вседозволенность. И при всем понимание, что добро – хорошо, а зло – приносит горе, люди, как правило, предаются слабостям. В начале – небольшим, и, на первый взгляд, вполне безобидным. Лень, страх, жадность, обман. Одна слабость прибавляется к другой, и их становится все больше. И внутри человека растет демон, искушающий его, склоняющий все к большим отступлениям от праведного пути. Он поглощает душу, заставляя человека страдать, болеть, ввергает в неудачи.

– Но многие ли поверять в это, многие ли задумаются об этом? – печально вздохнув, продолжил Борс. – Так и принцессу Аурику, сожрало порождение тьмы, которому она с легкостью отдала себя. Поэтому я и решил создать дракона. Это наглядный образ чудовища. Его облик должен помочь осознать, что зло страшно и прикосновение к нему губительно.

– Но чем это поможет той беде, с которой я к вам прибыл?! – вырвалось у Маврикия.

– Выслушайте, и я все вам объясню, – видя нетерпение в глазах канцлера, продолжил Борс. – Драконы, созданные мной, будут похищать принцесс, утаскивать в заброшенные замки или пещеры в горах и удерживать их в неволе, а скверных и гадких ведьм они просто станут пожирать. И тогда баронам, чтобы доказать свое мужество и отвагу предстоит освобождать девиц, сражаться с крылатыми огнедышащими ящерами. Им это придется по нраву!

Рассказывая, алхимик сам увлекся своей идеей, глаза его блистали, от нетерпения он размахивал в воздухе руками:

– Ну а после того, как славный рыцарь приложит столько усилий для освобождения девицы, разве он ее отпустит? Нет, он непременно женится на ней, да еще и закажет менестрелям сочинить про свой подвиг красивую песню. И те будут распевать такие баллады на пирах в замках, в трактирах и на ярмарках, в селеньях. А люди во все времена ничего так не любят как красивые истории о любви, уж поверьте мне. Ну, каково?!

Маврикий не знал, что сказать. Со слов алхимика все получалось весьма удачно, но вот как все сложиться в жизни?

Борс обернулся к дракону и, взмахнув рукой, приказал:

– Ты свободен. Лети!

Дракон издал гулкий вздох, раскинул мощные кожаные крылья и, оттолкнувшись когтистыми лапами от земли, тяжело поднялся в небо. Маврикию, вопреки всему, почему то хотелось, чтобы создание алхимика шлепнулось на землю и переломало себе шею, но у того получилось подчинить своим крыльям воздух. Ящер сделал круг над каменными столбами, над алхимиком, создавшим его, и канцлером Маврикием и, поняв, что действительно свободен, поднялся ввысь и исчез в облаках.

– А может все-таки лучше инквизиция…, – смотря в след ящеру, в раздумье пробормотал канцлер. Ему не слишком верилось, что баронам хватит сил справиться с огнедышащим чудовищем, и тот пожжет нивы и замки. Алхимик ободряюще положил ему руку на плечо и снисходительно заметил:

– Поверьте, инквизиция еще скажет свое слово. А пока дайте возможность драконам.