1

Моя пра-пра-пра-пра-пра-пра-бабушка неплохо выглядела для своих трёхсот двадцати лет. Водопад серебристых волос стекал почти к самым ее лодыжкам, и выглядели волосы тяжелыми, будто настоящее серебро. Носила она струящееся черное платье, подвязанное черно-желтым пояском. И все бы хорошо, но, как и все старые привидения, слишком уж увлекалась она выращиванием цветов.

В тот день я сидела на пороге, глядя на мою много раз пра- бабушку, когда увидала Филиппу, поднимающуюся по тропинке.

- Эй, - окликнула я ее. – Привет! Новости есть?

Она пригвоздила меня своим типичным неодобрительным взглядом. Она всегда считала меня лентяйкой, просто потому, что я могла греться на солнышке, дрыгая ногами, тогда как все приличные люди работали в поле, распевая заунывные крестьянские песни.

- Дэлвин где? – спросила она.

Дэлвин это мой брат. Тем летом ему исполнилось двадцать. Сильный как вол и столь же безмозглый, он был десятью годами старше меня.

- Как только ты можешь спать с таким тупицей? – спросила я и удивилась, заметив, как вспыхнуло ее широкое загорелое лицо. – О, прости, я ж не знала, что это секрет. Обещаю никому не рассказывать.

- На самом деле, новость есть, хитрая Лера, - сказала она.

- О чем?

- О твоем отце. Ему не позволили пройти сквозь заставу. Сегодняшний голубь принес эту весть.

Услышав это, бабушка перестала ласкать цветы, распрямила спину, подошла к Филиппе и с тревогой заглянула в ее глаза. Филиппа даже не моргнула. Большинству людей не дано видеть духов или привидений.

 

 

2

По правде говоря, я таки немного  лентяйка. Поэтому я позволила себе погреться на солнышке еще чуток, а потом поднялась и отправилась к храму, где мне приходилась помогать с уборкой и выполнять всякую подсобную работу. К счастью, до храма было всего минут двадцать пешего пути, и каменистая тропка бежала вниз.

Храм был большим  и высоким, так что наводить там порядок нормальным людским способом я не могла. Приходилось использовать волшебство. Хранитель храма, Аллардикус Слепец, научил меня правильным заклинаниям. Был он слепым стариком, да еще и хромал, но в храме двигался быстро и уверенно, словно зрячий.

Я произнесла заклинание, и мириады духов стали слетаться, готовые протирать тонкую мраморную резьбу от пыли, мести полы, гонять мух и выносить мусор. Я ругала тех духов, что были не так усердны, для их же собственной пользы. Если б Аллардикус Слепец узнал, что они плохо работали, он бы прогнал их, не раздумывая. Духи тихо зудели, роясь вокруг.

Я заметила, что солнце уже покатилось к горизонту, вспомнила отца, и сердце будто кольнуло. Я не увижу его еще один день. Ну, это к лучшему, подумала я, необходимость самостоятельно заботиться о себе укрепит мой характер.

- Вижу, что ты грустишь о чем-то, Лера, - сказал Аллардикус.

- Об отце, - ответила я. – Его не пропустили через заставу.

- Ерунда. Однажды, сорок пять лет назад, меня тоже не пропустили через заставу. Пришлось провести лишнюю ночь под стеной оазиса, считая звезды, страдая от жажды и молясь, и на утро сияющий демон впустил меня.

- Так вы не всегда были слепым? – спросила я.

- Ты права, девочка.

- Как вы потеряли глаза?

- Их выковырял бывший хранитель храма.

- Кошмар! Но почему?

- Он был просто старым дураком, который не понимал здравых аргументов, - сказал Аллардикус и отвернулся, чтобы уйти, но я попросила его подождать.

- Никто не любит меня, - сказала я, - потому что у меня нет сил, чтобы работать в поле. Поэтому я хочу навсегда остаться в храме.

- Это значит, что ты должна дать клятву богам.

- Само собой, - сказала я. – Как положено.

- Но это ведь навсегда, - сказал он. – Клятву богам нарушить нельзя. У тебя никогда не будет семьи, детей, не будет собственного дома. Подумай. Когда-нибудь ты можешь горько пожалеть о своем решении.

- Не думаю, что найду кого-то, кто захочет жениться на мне, - сказала я. – Я слишком слаба, чтобы заботиться о детях и доме. Хочу остаться в храме навсегда.

- Отлично, - сказал он. – Мне точно нужен помощник. Повторяй слова клятвы за мной.

И он начал произносить слова.

 

 

3

Той ночью храм принял четырех гостей: мужчину и трех женщин. После недолгого разговора с ними, Аллардикус махнул мне рукой, чтобы я шла за ним.

- Сейчас ты принадлежишь богам, - сказал он. – Так что теперь будешь помогать мне не только с уборкой.

Мы поднялись длинной лестницей на чердак. Я увидела два окна слева и за ними кусок черепичной крыши, так что мы оказались очень высоко. Аллардикус отпер дверь большим ключом. Ржавые петли противно скрипнули. Мы вошли, и я разинула рот от удивления. Чердачная комната была громадной. Я не видела стен.

- Это волшебная комната, - сказал Аллардикус. – Изнутри она в тысячу раз больше, чем снаружи. Но мы поднялись сюда не для того, чтобы стоять и глазеть. Нас ждет работа. Видишь те четыре дерева?

Я поглядела на него с подозрением.

- Без глаз, - сказала я, - вы никак не можете видеть их.

- Они не материальны, - ответил он. – Для того чтобы видеть духовные вещи, глаза не нужны.

Я закрыла глаза, чтобы проверить. Естественно, я ничего не увидела, совсем ничего.

- Открой свое сердце, - сказал Аллардикус, - и повторяй мантру "Приди".

Я послушалась, открыла сердце так широко, как только могла, и стала повторять, "приди, приди, приди". Не сразу, но я увидела  их. Как ни странно, я видела деревья и с закрытыми глазами, даже лучше, чем с открытыми. Они вроде как светились в темноте.

Аллардикус взял с полки тяжелые бронзовые ножницы.

- Деревья, которые ты видишь, это и не деревья вовсе. Это души тех людей, что спят сейчас внизу. Люди пришли сюда, чтобы помолиться богам и чтобы боги сделали их души чище. Но я открою тебе секрет. Боги слишком заняты, чтобы очищать людские души. Они этим не занимаются. Этим занимаюсь я.

И он начал  подстригать ветки на деревьях.

- Откуда вам известно, какие ветки срезать?

- О, я срезаю те, что слишком длинные, кривые, или просто выглядят странно. Некоторые – слишком темного цвета, как эта, видишь? Тёмное хорошим не бывает. Каждый раз, когда я срезаю ветку, темное, странное или нездоровое желание пропадает в душе спящего. Когда наши гости проснутся завтра, они почувствуют себя освобождёнными от грехов и грешных стремлений.

- Интересно-то как! – сказала я. – А можно, и я что-нибудь маленькое отрежу?

Аллардикус улыбнулся.  - Это всего лишь чердак. Ты еще не видела наш подвал.

 

 

4

Филиппа имела почтовых голубей, так что она первой узнавала любые новости. На следующий день она сказала, что сияющий демон не пропустил отца снова. Она выглядела обеспокоенной, но не настолько, чтобы упустить шанс пойти и потискаться с моим старшим братиком.

Следующим вечером храм принял лишь одного гостя. Гость имел основательный, мясистый нос и щеки в фиолетовых прожилках. Я была уверена, что он хорошо знал Аллардикуса, потому что они смеялись и что-то пили вместе.

Вверху, на чердаке, Аллардикус дал мне садовые ножницы, и я сама срезала все ненужные ветки, кроме одной, особенно кривой и почти черной. Мне не хватило сил.

- Не могу отрезать, - сказала я.

- Попробуй еще раз.

Я попробовала еще раз, и ничего не вышло.

- Мои руки слишком слабы, - сказала я. – Когда мне было четыре, я потерялась и  оказалась на фабричном кладбище. Там было много цветных змей. Я выбрала белую и попробовала покормить ее хлебом, но она меня укусила. Я выжила, но змеиный яд навсегда сделал мое тело слабым. Вот почему я не могу работать в поле или в доме, и  никто не захочет жениться на мне.

- Ладно, давай ножницы мне, - сказал Аллардикус, но ветка оказалась слишком прочной и для его рук.

- И что же нам делать? – спросила я.

- Пойдем в подвал, конечно. Но сначала я должен завязать тебе глаза.

- Зачем?

Он рассмеялся. – Не могу же я их выковырять!

- А зачем их выковыривать? – не унималась я.

- В храме, - сказал он, - есть волшебные вещи, которые видеть нельзя. Взять демона, что охраняет подвал, к примеру. Всякий, кто взглянет в его глаза, мгновенно обратится в камень.

Он завязал мне глаза и повел меня вниз по ступеням.

- Демон прямо перед тобой, - сказал он.

- Можно потрогать?

- Я бы не советовал. Твоя рука отсохнет в ту же секунду. У меня есть лучшая идея.

Затем мой нос ощутил странный запах, похожий на аромат ванили. – Это что такое? – спросила я.

- Зеленый порошок спокойствия. Если я посыплю демона им, демон станет более покладист. Сейчас положи твои руки сюда и помоги мне тянуть.

Я сделала то, о чем он просил, и через минутку он снял повязку с моих глаз. Передо мною стояла статуя ростом с человека. Две свечи в каменных подсвечниках дрожали справа и слева.

- Эти свечи волшебные, - сказал Аллардикус. – никто не может их задуть.

- Но статуя стоит задом наперед!

- В этом и вся суть, - сказал он. – Вначале я посыпал демона порошком, потом взял этот рычаг и прикрепил его к пьедесталу. Мы вместе потянули за рычаг, поворачивая демона  лицом к стене. Пусть теперь глядит в стену сколько хочет. Стена же не станет от его взгляда более каменной.

Я огляделась. В слабом, мерцающем свете свечей, между двумя рядами колонн, я увидела с десяток каменных человеческих фигур, в основном мужских. Похоже, то были  фигуры неудачливых злоумышленников, обращенных в камень.

 

 

5

Повернув ржавый ключ, Аллардикус отпер дверь. Мне снова показалось, что комната была без стен, но потолок в ней точно имелся, и с потолка свешивался длинный пук корней.

- Это корни его души, - объяснил Аллардикус. – Один из корней начал гнить. Мы выдернем его, и зловредная ветка засохнет и отомрет сама собой.

- А как мы найдем правильный корень?

- Он намного теплее или холоднее других. Горячие корни ведут к мерзким желаниям плоти, тогда как холодные означают  стремление к смерти.

- Да кто же будет стремиться к смерти? – удивилась я.

- Смерть носит маски, - ответил Аллардикус. – Порой она прячется за маской удовольствия, успеха, или даже любви.

Мы нашли корень, который был холоднее других, и выдернули его. Затем мы повернули демона как надо, поднялись по ступеням, и нашли нашего гостя лежащим на полу без  сознания. Его основательный нос стал голубым, а прожилки на щеках почти исчезли.

- Выглядит он подозрительно мертвым, - заметила я.

- Это из-за того, что мы с ним сделали. Теперь он будет три дня блуждать между жизнью и смертью. Потом откроет глаза и будет как новенький.

- А что, если он все-таки умрет?

- Ха! – ответил Аллардикус. – Такого никогда не бывало.

 

 

6

На следующее утро бабушка сидела со мной на скамейке у крыльца и качала ногами.

- Почему демон не впускает отца? – спросила я.

- Может быть, отец твой принес с собой что-то недозволенное.

- Например?

- Например, золото. Или запрещенные книги. Или зеленый порошок спокойствия. Или еще что-нибудь.

- А что такое зеленый порошок спокойствия? – спросила я.

- Если щепотку того порошка бросишь в чашу с элем и выпьешь, вначале сердце твое опустеет смертным покоем, затем услышишь ты чудесные песни, идущие с небес, а потом разум твой покинет тебя. В конце концов, упадёшь и проспишь целый день беспробудным сном.

Когда Филиппа, наконец, появилась, сердце мое заныло. Плохая весть была будто написана на ее лице.

- Но это же третий день! - сказала я.

Если демон не впустил тебя и на третий день, это значило, что он не пустит тебя никогда.

- Мне так жаль, - сказала она.

Всего одна дорога связывала оазис с миром, и охранялась она сияющим демоном, поставленным тысячи лет назад. Он выпускал каждого, но не пускал плохих людей обратно. Потому-то все люди в оазисе были не то чтобы хорошими или святыми, но, по крайней мере, сносными. Плохие люди жили в дальних городах за песчаной пустыней. Там они убивали, грабили, насиловали друг друга. Имея множество писаных законов, они судили друг друга в судах и вешали друг друга на площадях по воскресеньям, но никто из них не мог проникнуть сюда, в оазис.

- Но отец ведь хороший! – сказала я. – Демон должен останавливать только плохих!

Филиппа пожала плечами. - Каждый может испортиться.

- Мы должны сделать что-нибудь! – сказала я ей.

- Прости, хитрая Лера, но здесь ничего не поделать.

- Ерунда! Мы придумаем что-то! – сказала я бабушке.

- Никто и ничто не может изменить решение демона, - ответила она.

 

 

7

Поэтому я направилась в храм, чтобы спросить совета у Аллардикуса Слепца. Все же он был мудрейшим из тех, кого я знала. Я нашла его сидящим на валуне, на том, что перед главным входом в храм. Глаза его глядели в пустоту. Улыбался он так спокойно, что я сразу поняла, что дело здесь не чисто. И пах он вроде-бы ванилью. Я протрясла его за ногу, потом ущипнула посильнее, но он только улыбался. Тогда я ударила его камнем по большому пальцу левой руки, ударила посильнее.

Он перестал улыбаться, и лицо его стало странным.

- Давай войдем, Лера, - сказал он.

Мы вошли в храм, и он запер дверь за собой.

- Зачем вы заперли дверь? – спросила я.

Он улыбнулся самой жуткой улыбкой, которой может улыбаться человек. Потом взял мою руку и поцеловал. Фу!

- Ты дала твою клятву богам, Лера, - сказал он. – Сейчас ты принадлежишь храму. Ты будущая его хранительница.

- Великая честь, - сказала я. – Но теперь вы должны помочь мне спасти отца.

- Нет, - ответил он. – Теперь я выковыряю твои глаза. Хранитель храма должен быть слепым.

Он наклонился ко мне и рассмеялся.

- У меня есть специальная серебряная ложечка для выковыривания глаз, - продолжил он. – Я держу ее в уксусе, так что она стерильна.

- Пошел  ты к черту! – сказала я и ударила его по голове камнем, который до сих пор держала в руке. Он упал, но сразу же поднялся снова.

- Ты никуда не убежишь, - сказал он. – Дверь заперта!

Я подумала, что, может быть, он и прав, но попытаться стоило, поэтому я попыталась убежать от него, вопя, как сумасшедшая. Естественно, никто не услышал и никто не пришел на помощь. В конце концов, я спряталась от него в одной из дальних комнат и заперла хлипкую дверь на засов. Он продолжал дубасить в дверь снаружи.

- Вы просто выпили зеленого порошка! – сказала я ему – А теперь ваш разум покинул вас.

- Я никогда не чувствовал себя лучше чем сейчас, - ответил он и пробил дыру в двери, смеясь.

Как только его рука сунулась внутрь и стала тянуть засов, я ударила ее камнем. Рука исчезла. Затем все стало тихо. Я приоткрыла дверь и увидела, что он лежит на полу и спит беспробудным сном.

- Отлично! – сказала я себе. – Кто же поможет мне теперь спасти отца?

 

 

8

Но не могла же я оставить его просто валяться на полу. Я оттащила его вниз, в главный зал, потом поднялась на чердак. Все мое тело ныло от боли. Колени дрожали, и я даже присела на ступеньки. Отдышавшись, я снова встала, отперла дверь ключом Аллардикуса, взяла бронзовые ножницы, и начала обрезать ветки на древе его души. О да, работы было не мало. Лишние ветки не срезались десятилетиями! Но не могла же я оставить его в таком состоянии, бегающим за детьми и пытающимся выковырять им глаза. Это было бы неблагодарностью с моей стороны. Он  так много хорошего для меня сделал.

Мне удалось срезать все, что выглядело неправильным, все, кроме одной длинной и уродливой ветки. Так что теперь я должна была отправиться еще и в подвал. Я так устала, что почти сползла по лестнице вниз, в главный зал, где лежал Аллардикус. Там я потеряла сознание, и, похоже, надолго. Когда я пришла в себя, то почувствовала себя настолько лучше, что даже подумывала о том, чтобы стукнуть его камнем по голове, на всякий случай, чтобы он не проснулся и не погнался за мною снова. Но потом я решила, что это не обязательно. Я просто взяла мешочек с зеленым порошком из его кармана, связала ему руки и ноги веревкой, завязала себе глаза с помощью носка и направилась вниз, в подвал.

Там я поняла, что не помню, где стоял демон, охраняющий дверь.

- Бабушка, - спросила я, - ты здесь, со мной?

- Я всегда с тобой, если не высаживаю цветы, - ответил призрак.

- Ты видишь демона?

- Конечно.

- Тогда веди меня.

Она привела меня к демону. Я посыпала его порошком, прикрепила рычаг к пьедесталу и начала тянуть.

Но как я ни старалась, демон даже не шелохнулся. Он был слишком тяжелым для моих слабых рук.

 

 

9

Тогда я вернулась домой и попросила брата помочь.

- Ты сильный как бык, - сказала я. – Для тебя это дело – раз плюнуть.

Он отодвинул в сторону миску с гороховым киселем.

- А с чего это ты захотела помочь старому дураку?

- Не хочу я, чтоб он бегал вокруг, стараясь выковырять мои глаза, - сказала я. – Это неправильное  поведение для уважаемого пожилого мужчины, который, вдобавок, хромает. Как только мы поможем ему, мы возьмем твоего коня и отправимся спасать отца. Время-то поджимает. Спешить надо!

- Мы не можем спасти отца, - сказал Дэлвин.

- Можем. Пока не знаю как, но можем.

- Я никуда не собираюсь ехать, - сказал он. – Никто не может спорить с решением демона, поэтому считай, что отец уже мертв.

- Но он жив!

- Умрет через несколько дней. Папаша сделал что-то ужасное там, снаружи, так что он сам виноват, что его не впускают. Зато сейчас я хозяин дома и всей земли.

- О, я знала, что ты глуп, но не знала, что настолько, - сказала я. – Это все Филиппа, да?

- Теперь, когда я хозяин всего дома и всей земли, я собираюсь на ней жениться.

- Но ты можешь спать с нею и без этого.

- Конечно, могу, но я ведь приличный человек. Особенно теперь, когда у меня дом и земля.

- С меня достаточно! – сказала я. – Я еду спасать отца сама.

- Никуда ты не  едешь, моя маленькая хитрая сестричка. С этого дня я в доме хозяин и я буду говорить, что можно делать и что нельзя!

Он взял меня за плечо, и я укусила его за руку. Потом я лягнула его в  колено, но он даже не заметил. Он отнес меня в овощной погреб, бросил меня на земляной пол, дал мне медленный, почти задумчивый пинок, не то чтобы меня обидеть, а только для самоуважения, и запер дверь снаружи.

- Завтрак принесу утром, - сказал он напоследок.

 

 

10

- Бабушка, ты мне поможешь? – я просила у темноты.

- Нет, - ответила бабушка, и по ее голосу я поняла, что сейчас она в своем "цветочном" настроении. – Но думаю, я могу вырастить здесь ночные цветы.

Слишком стара она стала, даже для привидения. Привидения редко сохранялись дольше двух с половиной столетий. Обычно дело происходит так: время проплывает мимо, и все меньше волнует их мир живых. Все больше думают они о цветах да о цветах. Когда приходит их пора, они не просто исчезают, а превращаются в пчел или бабочек, порхающих над цветами.

- Какой цветок пахнет хуже всех? – спросила я ее.

- Ароз пурпурный, - сказала она, - пахнет хуже, чем гниющий труп.

- Сможешь вырастить мне с десяток таких здесь?

- С превеликим удовольствием.

Я влезла в пустую бочку из-под соленых огурцов и надвинула крышку, пока бабушка колдовала, выращивая пурпурные арозы. Вскоре их запах смешался с землистым запахом погреба. Да, пахли они неописуемо!

Прошло долгое время, пока Дэлвин соизволил подойти к двери.

- Лера, с тобой все в порядке? – спросил он.

- Нет, - сказала я из бочки. – Умираю я. Думаю, что гангрена.

- А что такое гангрена? Фу, ну и вонь!

- Это когда человек гниет заживо. Можешь понюхать.

- Это чушь, Лера, - сказал он. – Я не настолько глуп. Тебе меня не провести.

- Послушай меня, Дэлвин. Похоронишь то, что останется от меня, у холмов Кагги, где упокоена наша  матушка.

Конечно, он мне не поверил, но вонь была знатная, так что он открыл дверь, чтоб посмотреть, что происходит. Он не видел меня, а я перестала отвечать на его вопросы, поэтому он зажег свечу, и стал спускаться вниз. Там у нас целых шестьдесят пять ступенек. Выглядывая из-под крышки, я видела его, но отблеск свечи мерцал все дальше и глубже, и наконец, совсем исчез.

Я выбралась из бочки. Дверь была открыта. Подняв с пола кусок кирпича, я нацарапала на стене "идиот!". Он все еще не появился. Я собрала пурпурные арозы в букет и ушла, не став его дожидаться.

 

 

11

Я все еще надеялась помочь Аллардикусу, который спал как бревно в главном зале. У меня не было ни малейшей мысли, как это сделать, так что я решила начать дело, не думая. Но потом я взглянула на букет пурпурных арозов в своей руке.

Рискованно, конечно, но попробовать стоило.

С тех пор как я посыпала демона порошком, прошло уж часа три, и я не знала, спокоен ли он до сих пор, или уже начал беситься как Аллардикус. Если начал, он может сделать со мной что-нибудь похуже, чем просто обратить в камень. Кроме того, я не знала, сработает ли мой трюк с цветами. И, конечно, я спешила помочь отцу. Без моей помощи жить ему оставалось всего дня три, до того, как он умрет от жажды за стеной оазиса, так что важна было каждая минута. Все же, я решила попробовать.

- Бабушка? – позвала я. Ответа не было. Бедное привидение все еще занималось своими цветами в погребе.

С повязкой из носка на глазах я ничего не видела, так что я опустилась на колени и стала ощупывать стену, чтобы найти пьедестал. Я не хотела коснуться демона, но помнила, что пьедестал был высотою примерно мне до колена. Сразу же, я стукнулась головой о каменную фигуру. Я всегда была не очень аккуратна.

- Ой, прошу  прощения, - сказала я.

- Извинения приняты, - ответила фигура. – Двигайся направо, девочка. И удачи. О, что за запах!

- Вы, что, не совсем каменный? – спросила я фигуру, но она больше не произнесла ни слова.

Когда я нашла пьедестал, я натерла рычаг лепестками пурпурных арозов и прикрепила его как положено. Цветы все еще пахли тошнотворно, хотя я уже попривыкла к их запаху. Потом я вызвала духов уборки. Некоторое время они зудели вокруг, убирая разбросанные ошметки цветов, потом схватились за рычаг, который пах просто неприлично. Они обвились вокруг него и стали тянуть. Я помогала им, в основном ободряющими словами. "Пошевеливайтесь, проклятущие!" орала я на них. "Да чтоб вы сдохли, убоищи ленивые!" Наконец, слова помогли, и пьедестал сдвинулся.

Попав внутрь, я выдернула длинный темный корень из души Аллардикуса. Корень обжигал пальцы холодом, так что означал он стремление к смерти. Потом я оставила подвал и поднялась по лестнице. Я собиралась оттащить спящего Аллардикуса от средины зала, где я бросила его, к стеночке, и укрыть его одеялом. Ему ведь предстояло бродить между жизнью и смертью целых три дня, а это долго. Можно совсем замерзнуть или штаны намочить, например.

Но, к моему удивлению, лежал он на мраморной скамье у стены. Выглядел он совсем как мертвый, поэтому я знала, что он не заполз на скамью сам. Кто-то был в главном зале в мое отсутствие. И что бы это значило?

 

 

12

 

Когда я вышла их храма, звезды уже стали большими, и вся земля мутно светилась под ними. Сова скользнула над моей головой, молчаливая как огромная черная снежинка. Я потрогала одного из каменных ангелов, охранявших вход в храм, и в камне уже не осталось ни капли дневного тепла. Я и не думала, что пробыла в подвале так долго. Там я пару раз теряла сознание от усталости, как всегда. Похоже, надолго теряла.

Ночь была так красива и так полна света, что я даже потратила минутку или две, стоя на месте и задавая себе вопросы вроде "Кто я?" "Для чего мы живем?" или "Зачем небо такое большое?" Но времени, чтоб стоять и мечтать, на самом деле-то не было.

Поэтому я поспешила домой и вошла в конюшню, где я думала найти братова коня. Звали коня Пыльный. Был он почти черным, с пыльно-белой гривой и хвостом, а бока его казались притрушенными белой пылью. Хоть и зловреднейшее животное на свете, но он любил меня, да и я его любила. Но в ту ночь конюшня оказалась пустой. Дэлвин никогда не скакал на Пыльном по ночам. Должно быть, здесь случилось что-то неладное, пока я возилась в храме.

Подойдя к дому, я увидела, что ставни закрыты. Я постучала, готовая убежать. Постучала громче. Затарабанила. Ничего и никого. Возможно, Дэлвин где-то тискался с Филиппой, но конь ведь для этого не нужен. Конь только помеха.

Заглянула я и в свинарник, где наша Хрюха спала у целой горы свеклы. Лохань полнилась водою до краев. Это значила, что Дэлвин уехал надолго.

- Бабушка, - прошептала я. – Что мне делать? Как же я спасу отца?

Чтоб спасти отца, мне нужно было добраться до заставы, а застава была почти в дух днях конного пути.

- С конем ли, или без коня, ты не спасешь отца, - ответила бабушка. – Я уже жду его  здесь, в краю мертвых. Думаю посадить глицинию на его могиле.

- Это глупости! Скажи мне, где найти коня!

- Нигде. Разве что на фабричном кладбище. Но я с тобой туда не пойду. Духу фабрики не нравится, когда его беспокоят. И мне еще нужно посадить так много ирисов!

Поэтому мне пришлось идти самой. Фабричное кладбище это место, где когда-то стояли огромные унылые дома, и звали их фабриками. Они давали людям все, о чем их только ни попросишь. Затем, однажды, императрица Изабелла Вдохновленная приказала сравнять все фабрики с землей, и с тех пор люди полагались только на волшебство. Но духи фабрик тогда не погибли. Неспособные умереть или превратиться в пчел или бабочек, они все еще любили людей, и все еще хотели помочь. Сами собой, они производили всякие простые и полезные вещи, вроде гвоздей, подков или железных инструментов. В принципе, они были достаточно сильны, чтобы исполнить любое желание. Но проблема в том, что на самом деле, все они уж давно были крепко больны на голову.

 

 

13

Все вокруг кишело цветными змеями, поэтому я ступала очень осторожно. Наконец, я добралась до холма, точнее, огромнейшей кучи камней, битого стекла и цементных глыб. Здесь я опустилась на колени и воззвала к духу фабрики, прося его прийти. Он явился, угловатый, дырявый, просвечивающийся в лунном свете, с самое большое дерево высотой. Сделан он был из кусков старого металла, и на плечах своих имел череп слона.

- Пришла просить о помощи, гадкая девчонка? – спросил он.

- Собственно говоря, да, - ответила я. Духи фабрик терпеть не могли слова "нет". Впадали в буйство, лишь только слышали его.

- Полагаю, ты хочешь красивое платье, - сказал дух, качнув бивнями.

- Да, - ответила я, и в тот же миг черное платье появилось на траве передо мной. Я надеялась, что духу не взбредет в голову спросить что-то вроде "хочешь ли ты стать моей женой", или, того хуже, "хочешь, я превращу тебя в золотую статую"? Рано или поздно, он обязательно спросит что-то вроде этого.

- Хочешь, я устрою тебе сюрприз? – спросил он.

- Да, хочу, и хочу, чтобы этот сюрприз был конем, - сказала я коварно, но он оказался коварнее меня.

- Тогда выбирай, - сказал он, и передо мной появились три коня: красный, зеленый и голубой, уже оседланные, взнузданные, готовые к походу. - Выбирай одного. Если выберешь неверно, тебя ждет ужасная смерть. Как тебе мой сюрприз?

Я нарвала ночных цветов, сплела из них венок и положила его на голову красного коня. В ту же секунду он превратился в груду красных змей.

- Неправильный выбор, девчонка, - сказал дух. – Приготовься к смерти!

- Да это был не выбор, а всего лишь венок, - сказала я.

Я подошла к зеленому коню и поцеловала его шелковистую шею. Он сразу же превратился в кучу зеленых змей.

- Неправильный выбор, девчонка, - сказал дух. – Готовься умереть!

- Это был не выбор, а всего лишь поцелуй, - сказала я.

- Но если девушка дарит кому-то поцелуй, это означает, что она сделала выбор!

- Что, правда? – спросила я. – Я еще слишком маленькая, чтобы знать об этом.

Дух рассмеялся.

- Да ты хитрющая обманщица, - сказал он. – А знаешь, мне нужна умная жена. Хочешь…

- Ой, подожди, подожди, - перебила я его. – Пылинка в глаз попала. Теперь помоги мне влезть на этого коня, голубого. Я его выбираю. Приятно было с тобой поговорить.

- Эй! Ты забыла свое прекрасное черное платье, - сказал он, но я уже скакала прочь. Слегка кружилась голова, и сердце странно стукало в ребра изнутри.

 

 

14

Дома я взяла буханку хлеба, немножко сыра, и отправилась в путь. Я скакала все утро и весь следующий день, и люди, которых я встречала, все спрашивали меня, где это я взяла голубого коня, и почему от меня несет пурпурным арозом. Их собаки визгливо лаяли и держались от коня подальше. Коня я назвала Васильком. К счастью, в дневное время он казался больше серым, чем голубым. Я скакала весь вечер, и большую часть следующей ночи, и, наконец, я так устала, что чувствовала, что могу соскользнуть с коня, брякнуться на дорогу и сломать себе шею. Вдруг, ни с того ни с сего, Василек свернул с дороги и понесся сквозь крапиву, вверх вдоль каменистого ручья.

Когда он остановился, я увидела человека, лежавшего под кустом папоротника.

- Привет! – сказала я. – Вы кто будете?

- Я кувшинщик, - сказал он, - и я умираю.

- Все мы умрем рано или поздно, - сказала я, чтобы его приободрить. - Любое время, данное нам, есть ничто по сравнению с вечностью.

- Это точно, - согласился он. – Но я знаю миллион историй, и все они умрут вместе со мной.

Тогда я слезла с коня, чтобы послушать одну из его историй и не дать ей умереть.

- Я родился семьсот лет назад, - сказал он. – Когда я был маленьким мальчиком, лимонно-желтая змея ужалила меня в ногу. С тех пор все, что я любил или желал в мире, были лимоны. Но лимоны не растут здесь, в оазисе, поэтому я стал скитаться во внешних землях, чтобы отыскать их. Однажды я встретил  волшебника, который дал мне волшебный кувшин и волшебную коробку с лимоном внутри. Если вылить воду из того кувшина, он тотчас же наполнялся новой, сам по себе. Если вынуть лимон из коробки, внутри появлялся еще один. Но сколько бы лимонов я ни имел, мне все равно было мало. Тогда я пошел на средину пустыни и стал поливать песок водой из кувшина, который никогда не пустел. Я посадил семечки лимона, и вскоре вокруг меня шумела лимонная роща. Мой собственный оазис. Все, что я хотел, было сидеть там тихонько и чувствовать себя счастливым. Просто дышать и думать, думать и дышать. Никто мне был не нужен, но люди сразу же стали приходить. Усталые, умирающие от жажды. Я давал им воду с лимонным соком, и за это они рассказывали мне свои истории.

- А вы когда-нибудь встречали моего отца? – спросила я. – Все зовут его Пол Почтальон.

- Много раз. Дважды в год он появлялся со своей сумкой. Спокойный человек с серыми волосами. Такой вежливый, что он всегда казался мне смущенным.

- А истории? Он рассказывал вам истории?

- Да, но истории честных людей скучны. – Кувшинщик помолчал, переводя дух. – За семьсот лет люди рассказали мне ровно миллион историй, и я начал чувствовать себя немного уставшим. Волшебный укус лимонно-желтой змеи сохранял мое тело молодым, но моя  голова стала слишком тяжелой от историй. Однажды я понял, что знаю все истории в мире. Я даже знал историю о том, как снять заклятие цветной змеи.

- О, нет, - сказала я, притворяясь, что мне не интересно, - заклятие цветной змеи нельзя снять.

- Чтобы  снять это заклятье, нужно позволить змее противоположного цвета укусить тебя. Вот так все просто. Цвет противоположный лимонно-желтому это фиолетово-голубой. Но важно, что змея должна укусить тебя во вторую ночь после седьмого полнолуния года.

- Но седьмое полнолуние года сегодня, - сказала я, быстро посчитав на пальцах. – Вы должны быть укушены послезавтрашней ночью.

- Именно так, - сказал он, и нотка тоски зазвенела в его голосе, - да только не дожить мне до послезавтрашней ночи. Я умру, и все истории умрут со мной. Однажды шестнадцать разбойников пришли в мою лимонную рощу. Они сказали, что хотят проникнуть в оазис, но не знают, как им пройти мимо сияющего демона, что стоит у заставы и охраняет вход. Я знал нужную историю, и я сказал им, как пройти мимо демона. За это, они пообещали пойти на фабричное кладбище и изловить для меня фиолетово-голубую змею. Но они лгали. Все, что им было нужно – это продавать здесь зеленый порошок спокойствия. Они заплатили мне всего лишь мешочком этого порошка. Когда я стал спорить с ними, они прострелили мне живот из пистоля.

- Из чего? – переспросила я.

- Пистоль это механическая штука, которая убивает. Смотри, вот он.

Он достал вещь, которую называл пистолем, и выстрелил в моего коня.

- Василек – волшебный конь, - сказала я. – Он не ест и не пьет. Вместо ржания он ухает как филин. И убить его нельзя. Зачем вы только пробовали?

- Чтобы не дать тебе уйти. Ты должна оставаться здесь, пока я расскажу тебе столько историй, сколько смогу. Мои истории не должны умереть.

- Простите, - сказала я, - но я очень, очень спешу.

Он направил свой пистоль на меня. – Ты никуда не уйдешь!

- Ну пожалуйста! – попросила я.

- Ни за что на свете! Я скорее убью тебя, чем отпущу, - сказал он, и его лицо исказилось то ли от боли, то ли от гнева.

- Так и быть, - согласилась я.  - Останусь и послушаю пару историй.

Я смертельно устала, поэтому я сразу растянулась на траве, а он начал рассказывать. Ночь надо мной была спокойной и звездной, казалось, что все небо в светящихся дырочках, как если смотришь  на огонь сквозь дуршлаг. На этой мысли я провалилась в сон. Когда я проснулась утром, его открытые глаза были подернуты мутной пленкой смерти.

 

 

15

 

Я засыпала его мягкой землей и положила сверху два камня, отполированных водой ручья. Потом закопала шесть лимонов вокруг, надеясь, что из них вырастут деревья. Я даже пролила пару слезинок над его могилой, не потому что он заслужил, а потому что слишком одиноко это лежать в могиле, зная, что никто и слезу не уронил, вспоминая о тебе. Я взяла с собой волшебный кувшин, волшебную коробку с лимоном, пистоль и мешочек зеленого порошка. Положила все в одну из седельных сумок.

- Эх, бедолага, не думаю, что на свете бывают фиолетово-голубые змеи, - сказала бабушка.

- И я не думаю.

- Зато много черных змей. А черная тебе-то и нужна. Ты могла бы помочь себе, Лера.

- Если я сейчас вернусь на кладбище, и стану искать змею, то потеряю три дня. Отец не проживет так долго.

- Его все равно не спасешь.

- Я придумаю что-нибудь. Я хитрая.

- Никому не перехитрить сияющего демона, что охраняет заставу.

- Ерунду ты мелешь, бабуля, - заметила я, рассердившись. – Шестнадцать разбойников и кувшинщик его запросто перехитрили!

Порой бабушка становилась невыносимой. Я понимала, что возраст есть возраст, и крепко подрастеряла она свой былой ум, но иногда хотелось назвать ее нехорошим словом.

Я добралась до заставы перед самым закатом. Слезла с коня, накинула повод на столбик оградки, и уставилась на сияющего демона, что охранял вход. Выглядел он как шар голубого огня, с наш сарай величиной. Верхняя половина его была сделана из пламени, тогда как нижняя была льдом, что полнился танцующими, кипящими, играющими отблесками. Лед выглядел таким настоящим, что я даже видела крохотные пузырьки воздуха, вмерзшие в него. Демон висел в воздухе над большим камнем, похожим на мельничный жернов.

Я просто стояла, глядя на демона и на безжалостное горячее небо за стеною оазиса, никому не мешала, но вдруг два человека подошли ко мне сзади и схватили меня за руки.

- Эй, да я просто смотрю! – возмутилось было я, но они не слушали. Они отвели меня в большое здание с широкими окнами в виде арок. Люди перешептывались, глядя на меня. Внутри были какие-то печальные, официально выглядевшие люди, и много скамеек вдоль стен. Я удивилась, когда увидела моего брата и Филиппу на одной из скамеек.

- Привет, Дэлвин! – крикнула я. – Привет, Филиппа! Выглядишь ужасно.

Они не ответили.

Потом длинноносый, очень официально выглядевший старик сказал, что меня обвиняют в убийстве.

- Если вы имеете в виду кувшинщика, - сказала я, - так я не виновата. Он уже умирал, когда я его встретила.

Другой длинноносый старик обмакнул перо в чернила и записал мои слова.

- Ты обвиняешься в убийстве хранителя храма, известного как Аллардикус Слепец. Твой брат и его э… супруга обнаружили его мертвое тело.

- Это чепуха, - сказала я. – Мой брат и его шлюха знают совершенно точно, что Аллардикус был жив. Он просто выглядел как мертвый. Ему придется бродить между жизнью и  смертью еще целых три дня.

Филиппа выдвинула подбородок вперед. Ее ноздри расширились, а в голосе зазвенел металл. – Аллардикус выглядел мертвым, - сказала она. - Не дышал, а его ноги не гнулись.

- Дэлвин просто не хочет позволить мне спасти отца, - сказала я. – Если он задержит меня, то отец умрет, и Дэлвин станет хозяином дома и земли.

- Никто не может спасти твоего отца, - сказал один из длинноносых стариков. – Никто не может оспорить решение демона!

- Я попробую.

- Дайте ей миску горохового киселя и бросьте ее в темницу, - сказал другой старик. – Я вижу, здесь скрывается больше, чем просто убийство. Тем временем, кто-нибудь пусть отправляется в храм и выяснит, жив хранитель или умер.

- Но это же займет несколько дней! – закричала я.

- Конечно. Путь туда и обратно займет три дня. Надеюсь, этого достаточно, чтобы остудить твой норов в темнице.

- Но отцу не протянуть еще три дня за стеной!

Они не стали меня слушать. Я вопила и кусалась и дралась и пыталась поцарапать их печальные лица, но они просто говорили всякую чушь вроде: "Это для твоего же блага" или "Закон есть закон". Я упала на колени, но они все равно тащили  меня. Они бросили меня в подвал с малюсеньким окошком под самым потолком. Не окошко, а щель во мшистом камне. Тарелку с гороховым киселем поставили на ступенях.

 

 

16

Когда мои глаза привыкли к темноте, я увидала трех мужчин, глядящих на меня из темноты, словно крысы из норы. Один из них даже протянул руку, чтобы меня потрогать. Я посоветовала им не приближаться, потому что у меня пистоль. Они не поверили.

- Ладно, - сказала я. – По правде говоря, я оставила пистоль в седельной сумке. Но я здесь за убийство, так что лучше со мной не связывайтесь.

Они не пытались до меня дотронуться после этого. Они просто смеялись, играли в кости и отвешивали друг другу тумаки.

Ночь была темна как смола, но когда бледный свет стал проникать в окошко, я забралась повыше и выглянула. Я могла видеть сияющего демона. Слева от него торчала изгородь из металлических прутков. Василек все еще был привязан к одному из них. Но сейчас я поняла, что то были не просто прутки.

- Бабушка, - прошептала я. – А что на самом деле делает сияющий демон?

- Это самый могучий дух во всем оазисе. Он принадлежит к древней семье демонов Максвелла. Стоя у заставы, он выпускает каждого, но впускает обратно только хороших людей. Если кто-то испортится, гуляя снаружи, то ходу обратно ему уже нет. Вот поэтому люди здесь, в оазисе, в  среднем будут получше, чем где-нибудь еще. Если они чувствуют, как что-то страшное прорастает в их сердцах, они идут в храм, и боги там очищают их души.

- Ага, боги, как же! Но что, если кто-то повернет демона на сто восемьдесят градусов? – спросила я. – Что тогда? Будет ли он впускать плохих людей и выпускать всех хороших?

- Что за нелепая идея! Кто может повернуть демона?

- Кто-то точно сделал это. Мне просто нужно выбраться отсюда и  развернуть его обратно. Тогда отец сможет войти.

- В этом же и проблема, дорогая. Ты не можешь выбраться отсюда.

- Я хитрая. Придумаю что-нибудь.

В этот момент я почувствовала, как кто-то держит меня за ногу.

- Ты мне нравишься, девочка, - сказал один из мужчин снизу. – А я тебе нравлюсь? Как ты думаешь, ты могла  бы меня полюбить?

- Если честно, я никогда не задавала себе этот вопрос, - сказала я.

- Так задай сейчас.

Я закрыла глаза, открыла свое сердце так широко, как только могла, и сказала, "приди, приди, приди". Тогда я увидела древо его души. Выглядело оно жутко: наклоненное, искаженное, словно оно корчилось от боли. И совсем без листьев. Некоторые ветви были завязаны узлами, другие напоминали паучьи ноги. Мертвые животные, все в разных стадиях разложения, были подвешены на ветвях за задние лапы. Ближайшее ко мне выглядело как помесь между енотом и человеческим ребенком, и его горло было перерезано.

- Когда я смотрю на тебя, - сказала я, - меня тошнит сильнее, чем от ядовитых грибов, сваренных с гнилыми жабами.

Он широко улыбнулся. – А я не верю, что ты кого-то убила.

- Хорошо, - сказала я. – Тогда смотри.

Я спустилась, подошла к двери и стала колотить в нее кулаком.

- Я убила двадцать пять человек и хочу сознаться! – кричала я. – Я хочу показать орудие убийства и где спрятала тела!

- Глупая девчонка! – сказал мужчина. – Теперь они  точно выбросят тебя за стену, и ты умрешь там от жажды. Это худшая из всех смертей.

 

 

17

Их было четверо: два печальных, длинноносых старика и два сонных охранника с деревянными палицами. Они не боялись маленькой девочки, поэтому не связали мне руки. Я подошла к Васильку, открыла седельную сумку и показала им пистоль. Они мгновенно упали на камни, все, и охранники тоже.

- Нет, я не собираюсь стрелять в вас, - объяснила я, но они все равно отказались вставать. Тогда я взяла мешочек с зеленым порошком и посыпала их всех, чтобы успокоить. Потом я посыпала демона тем, что осталось. Надеюсь, что всем им нравится запах ванили.

- И что теперь? – спросила бабушка.

- Посмотри на эти прутья, - сказала я. – Это же не просто изгородь. Каждый из прутьев вынимается. Это рычаги. Я видела такие в храме, и знаю, как ими пользоваться.

Взяв рычаг, я прикрепила его к пьедесталу, который походил на мельничный жернов, и попробовала потянуть. Ничего не вышло. Демон был слишком тяжелым. Намного тяжелее, чем тот другой, в подвале храма. Я села на камни.

- Как жаль, что ты не можешь помочь мне, бабушка, - сказала я.

- Ну, на самом-то деле, могу.

- Ты можешь двигать тяжелые вещи?

- Да, только это забирает слишком много моих сил. А сил почти не осталось.

- Так ты мне поможешь или нет?

- Ты знаешь, - сказала она. – Надоело мне быть призраком, совсем надоело. Лучше уж поживу я счастливой пчелкой.

Я потянула за рычаг. Она потянула тоже. Я посмотрела вокруг и вдруг увидела десятки привидений, чьи лица были мне не знакомы, но в то же время не казались совсем чужими. Они вместе навалились на рычаг, и он двинулся мягко, плавно, поворачивая сияющего демона обратно, в правильную позицию. В следующую секунду бабушка превратилась в клочок желтого дыма, затем стала желтой бабочкой и полетала прочь. Все, что осталось от нее, был ее черно-желтый пояс. Я подняла его, но он тоже обратился в дым прямо в моих пальцах.

- Похоже, чтобы повернуть демона, нужна сила шестнадцати человек. Или шестнадцати не-человек, - сказал огромный бородатый призрак. – Ну, здравствуй, дите! Я твой пра-пра-пра-прадед.

- Мне так жаль! – сказала я, глядя на бабочку, все еще ясно видимую  в светлеющем небе. Потом я начала хныкать.

- Без трудностей побед не бывает, - сказал призрак. – Теперь поспеши!

Я забралась на коня, и он простучал подковами мимо демона, затем вниз, по извилистой тропе, что вела к подножию стены. Там я нашла отца. Он лежал в тени единственного  дерева на краю пустыни, без сознания, умирающий от жажды. Его рука все еще держала почтовую сумку. Голубое небо пустыни уже наливалось светом, как сияющей смертью. Я взяла кувшин, в котором не заканчивалась вода, и вылила немного на его потрескавшиеся губы. Он открыл глаза и начал пить.

 

 

18

Еще одно важное событие случилось следующей ночью, когда мы возвращались домой. Это была вторая ночь после седьмого полнолуния года.

Я нашла черное платье в одной из седельных сумок. Дух фабрики все-таки отдал его мне. Платье было таким красивым, что я не выдержала и сразу же примерила его. В тот же момент черная змея, которая была его поясом, ужалила меня в живот. Отец говорит, что я провела без сознания целых семь дней, но мне показалось, что я лишь прикрыла глаза на минутку. Когда я пришла в себя, я чувствовала, что могу свернуть горы. Я прыгала, бегала, поднимала тяжелые камни и бросала их. С тех  пор мне уж не было тяжело работать по дому или в поле, как работала Филиппа или кто угодно другой.

Кстати, о Филиппе. Она не вышла за Дэлвина. Нашла себе лучшего мужа, с домом и землей.

Пару месяцев спустя я снова пришла на фабричное кладбище. Я же не какая-то неблагодарная девчонка, так что хотела поблагодарить духа. Он рассмеялся, когда увидел меня.

- И что такого смешного? – спросила я. – Просто хотела сказать спасибо за платье и вообще за все.

- Ты думаешь, что перехитрила меня той ночью? – спросил он, и мне не очень понравился этот вопрос.

- Да, - сказала я, зная, что он не любит слова "нет", - перехитрила тебя, и ты уже не мог убить меня.

Он засмеялся громче, так, что бивни заходили  ходуном. – Ты дала свою  клятву богам, - сказал он. – С того момента ты принадлежишь им. Боги не любят, когда кто-то портит их собственность. Поэтому я не мог убить тебя, а только пугал.

Мне совсем не понравилось быть чей-то собственностью, но я решила подумать об этом позже, на досуге.

- Кто знает? – сказала я. – Боги есть боги, но тебя я все-таки перехитрила.