Мелодия камней или Песня о ручном волшебнике

Лерими заблудилась в дубовом лесу.

Сложно было представить, насколько деревья стары: они росли тут до нее,  до того, как появилась сама мысль о ней. Рядом не осталось ни глупой лохматой собачки, ни подруг, ни конюха. Все растворились в высоком и волнистом шепоте листьев. Слишком быстро стемнело.

Словно рассыпали горсть крупных, неровных жемчужин: голос. Лерими с надеждой обратила лицо к непроницаемым, темным стволам.

На темных лугах небесных

Пасется серебряный конь,

Искрятся далекие звезды

Да льют свой холодный огонь.

– Эй! – чуть хрипло после долгого молчания позвала Лерими и ускорила шаги.  О, боги! Только бы не тишина! Тук-тук. Что это? Сердце? Да от этого грохота можно оглохнуть, разбудить медведей, волков или грифов! Ей повсюду мерещились подвижные тени, треск веток, глухое рычание.

«Пусть голос звучит», – мысленно попросила Лерими дубы и зажмурилась, прислушиваясь.

Манят беспрестанно преданья

Да сказки старинных дорог,

И, звездный свет отражая,

Блестит обнаженный клинок.

– Пожалуйста! – закричала Лерими прямо в зловещий сумрак. – Где вы?

Она подобрала тяжелый подол платья, расшитый голубыми и золотыми нитями. Тугие косы в ее прическе расплелись, щеки раскраснелись. Лерими побежала, утопая каблуками шелковых туфель в стрекочущем подлеске. Едва переводя дух, она выскочила в мерцающий круг света и прижала ладонь к черному, невероятно большому дереву.

– Помогите, – мольба упала в траву едва слышно, подобно листку.

У маленького костерка кто-то сидел. Еще утром Лерими с легкостью согласилась бы, что бросаться к незнакомым кострам в глухом лесу – не самая лучшая идея. Но жестко, как плащ, напитавшийся влагой и очутившийся на морозе, на ее плечи легла ночь, и темнота оказалась страшнее неизвестности.

Фигура у костра встала на дыбы, загребла воздух изломанной когтистой лапой и Лерими взвизгнула от ужаса, но не смогла сделать и шагу назад. Чудовище! Языки костерка взметнулись вверх и Лерими выдохнула. Громада бесформенных линий оказалась шерстяным плащом, а страшная лапа – грифом лютни.

– Добро пожаловать, – удивленно сказал музыкант.

Лерими чуть не рассмеялась от облегчения. Всего-то бродячий музыкант! Должно быть, как раз идет в замок, к барону, петь песни о серых, словно вода в озере, дамских глазах. Она аккуратно разметала подол платья по траве, подогнув колени в книксене.

«Достаточно было просто кивнуть!» – одернула она себя.

– Горицвет, колокольчики, земляника, – тихо произнесла Лерими, оправдываясь. – А потом – только птицы и никаких больше голосов.

– Понимаю, – серьезно кивнул музыкант.

Он положил лютню подальше от огня  и отбросил с лица капюшон: жесткий шлем волос с проседью, забранных в хвост, два предгрозовых неба под легким изломом бровей, и бледные, высохшие герберы – лепестки губ. Лицо – совсем молодое.

«Ужасные глупости воображаю», – Лерими тут же отругала себя за герберы. Лепестки изогнулись в улыбке и остались там, где были.

Музыкант взял в руки глиняную чашку, бросил в нее горсть цветов из мешочка на поясе, наполнил кипящей над огнем водой из почерневшего котелка, протянул ей.  Лерими подошла осторожно и, приняв  чашку в обе ладони, вдохнула тепло и сладость.

– Меня зовут Яренд, – сказал музыкант.

– А меня – Лерими.  Очень приятно.

Яренд, оставшись без чашки, спрятал пустые ладони под плащ и сел у огня.

– Что ты знаешь о волшебниках? – помолчав, спросил он.

Лерими не знала ничего.

– Они есть, – произнесла она неуверенно. – Где-то, в этом мире. А еще… Волшебники умеют делать такое, чего не умеют делать другие люди.

– И как ты относишься к волшебникам? – осторожно спросил музыкант.

– Никак, – призналась Лерими. – Я никогда не знала ни одного волшебника лично.

Яренд кивнул и перестал смотреть на Лерими, но она уже не могла остановиться.

– Волшебники – не такие, как все. Они… они… умеют творить чудеса. Люди боятся чудес, не понимают их, но волшебники…  Искры, огни, далекие страны! Если бы я встретила настоящего волшебника… Я… Ни за что бы его не выдала! Никому!

Яренд опять спокойно взглянул на Лерими, а она только крепче сжала остывающую чашку.

– Сыграй, – попросила она, лишь бы что-то сказать.

Музыкант послушно протянул руку за инструментом, удобно устроил лютню у груди. Дробные прикосновения пальцев к струнам заставили Лерими вздрогнуть – десятки, сотни звуков запрыгали вокруг нее и вокруг костра. Музыка брызнула сверкающими осколками стекла, золотом брошенных о камень колец, едва слышным стрекотом крылышек стрекозы.

Дорога сильнее запретов,

Прекрасней родимой земли.

Над нами – бескрайнее небо

И звезды сияют вдали.

Лерими приоткрыла рот и села, где стояла, прямо в траву. Она смотрела сквозь огонь на тонкие тени, которые отбрасывали танцующие на грифе пальцы, на сходящиеся и расходящиеся линии губ. Она смотрела и смотрела до тех пор, пока не увидела – у лютни не было струн.

Музыка прекратилась, песня закончилась.

– Я – волшебник, –  сказал Яренд.

***

– О, это было ужасно! – искренне призналась Лерими.

Шелк, муслин, кружева, вздохи, драгоценные бусины в косах, тонкие запястья с голубыми ручейками вен – все это оттеснило, отодвинуло музыканта подальше от Лерими. Девушки делали большие глаза, охали, кружились вокруг.

– Слава богам, вы целы, маленькая леди, – тяжелые шаги конюха сотрясали траву. Лошади склонили к земле заплетенные гривы.

– Он спас меня! – восхищенно чирикнула Лерими и ее возглас подхватила пестрая стайка голосов:

– Спас! Музыкант спас маленькую госпожу! Наград! Похвал!

***

Часы дороги пролетели со скоростью песни.

В замке барона пировали. Высокие своды терялись в темноте,  пламя ревело за кованым экраном камина, шкуры лежали на полу, оленьи рога висели на стенах. Лерими все смотрела и смотрела из-за высокого дубового стола на лютню и все равно видела серебряные паутинки струн. Словно они всегда были.

Яренд сидел на маленьком табурете посреди зала.  Его пальцы легко и привычно отплясывали над гладким деревом инструмента.

Сорвалось с руки и упало в землю

Гематитовое кольцо.

Проросло вороненым деревом,

С человечьим в листве лицом.

На музыканте был новый плащ, гладкий, темно-синий, с узкой ленточкой серебряной вышивки, мягкие сапоги, чистая рубашка и целые, без единой заплатки, штаны. Барон, отец Лерими, статный и властный в подбитом шерстью дублете, был скор на расправу с врагами и щедр к друзьям. Лерими благодарно поглядывала на отца и с огромным удовольствием ловила его снисходительные, домашние улыбки. Рядом сидела мать – прямая, строгая, с чуть обозначенными треугольниками теней под глазами. Ее тяжелое серое платье с высоким воротником обтекало иссушенное тело подобно живому камню.

И корнями свивалось в кружево,

А в ветвях – скорпионий яд.

Не срубить никаким оружием,

Отвести невозможно взгляд.

Лерими вздрогнула и ощутила пугающую тяжесть в кистях рук. На миг показалось, что потолок превратился в тучи, шкуры зверей зашевелились на полу, под рогами на стенах загорелись глаза. Лерими украдкой огляделась. Все улыбались и слушали песню: и отец, и мать, и слуги, и пестрый букет подруг, в обрамлении лент, цветов и кораллов. Даже маленькая лохматая собачка, играющая под столом, замерла, подняла уши и слушала голос.

И подземные злые звери

Подрывали его во тьме.

Столько лет беловато-серая

Прорастала их шерсть в траве.

Нет, ничего не прекратилось. Семейный зал для пиров ходил ходуном. Выли убитые звери, фаршированная цапля на столе открывала и закрывала клюв, скрежетали зубами в углах голодные замковые крысы. Лерими вскочила, умоляюще глядя на музыканта.

«Прекрати! Мне страшно!» – хотела крикнуть она, но не смогла даже моргнуть.

И подрыли, свалили дерево,

Утопили в реке лицо.

Из воды мне достали бережно

Гематитовое кольцо.

Песня закончилась и все оборотили лица к вскочившей с места, взволнованной Лерими. Она растерянно обвела взглядом присутствующих, мучительно ощущая внимание. Улыбнувшись, она быстро, словно бабочка крыльями, захлопала кончиками пальцев одной руки по ладони другой.

Ее поддержали. Дробный перестук хлопков водопадом бросился под ноги Яренда. Он легко склонил голову, убрал лютню. Лерими быстро уселась обратно на стул, силясь спрятаться за кубками и блюдами. Тяжесть в кистях исчезла, она посмотрела на руки и с ужасом увидела на безымянном пальце правой руки тонкое и блестящее черное кольцо.

***

– Уже завтра, – тоскливо сказала Лерими и провела ладонью по жестким, прямым волосам.

Яренд зажмурился, словно кот.

– Тебе правда все равно? – спросил он. – Все равно, кто я?

– Конечно, – Лерими коснулась широким рукавом его руки. – Но, признаюсь, твоя песня ужасно напугала меня.

– Не знал, как еще передать тебе подарок, – слегка виновато улыбнулся музыкант.

Лерими поправила кольцо на пальце. Лунная тень очертила ее лицо.

– Когда я был ребенком, – неожиданно сказал Яренд. – Я играл с детьми во фруктовом саду. Одной девочке очень нравились одуванчики, и я случайно превратил в них все цветы, которые нас окружали. Это было очень красиво, но больше меня не отпускали гулять с другими детьми.

– Всего лишь цветы, ты не сделал ничего дурного.

Яренд смотрел в сторону.

– А однажды зимой, на ярмарке, мне купили леденец – серебряную снежинку на длинной палочке. Я не решался его съесть, шел и размахивал леденцом в такт шагам. Незнакомая женщина сказала: «Прямо волшебник». Мать резко одернула ее и завела меня поскорее в суконную лавку, словно у нее были там дела.

– Но ведь ты и правда волшебник. Не уезжай,  – попросила Лерими.

– Так нужно, – он встал. – Я должен завершить свои дела, получить настоящий посох из белого граба, а потом – вернуться к тебе. У тебя теперь есть мое кольцо на память – его никто кроме тебя не увидит. И вот кое-что еще…

Он потянулся кончиками пальцев к открытому окну и в его ладонь упал камень. Самый обычный камень, который можно найти на любой дороге.

Яренд протянул его Лерими.

– Что это?

– Музыка.

Лерими спрятала камень между двух ладоней и поднесла к виску.

– Я слышу! – воскликнула она, вслушиваясь в тонкую, ажурную мелодию.

Она разжала ладони и звук оборвался.

– Мне все равно, что ты – волшебник, – сказала она, помолчав, а потом встала на цыпочки – и поцеловала.

***

– Почему ты не ешь?

– Не хочу, мама.

– Лерими, если затянуть корсет еще чуть туже – ты начнешь падать в обмороки. Это дурно скажется на цвете твоего лица. Что случилось? Это все музыкант? Он чем-то обидел тебя? Позволил себе… Неприличную песню?

– Мама, а что если бы я встретила волшебника?

– О, боги! Где ты только узнала такие слова? Это Виорика тебе сказала? Завтра же отправлю эту девицу к родителям – пусть сидит в своем разваливающемся поместье!

– Нет! Что ты! Виорика тут совершенно не при чем! Просто… Я правда встретила волшебника.

– Вот и забудь о встрече. Никому о ней больше не говори, ни дай боги узнает отец. Волшебники – это обманщики, подлецы. Ошибки природы. Их сердца сгорают в черном колдовском пламени, а вместо того им дается возможность творить разные страшные вещи. Самое ужасное – когда волшебник получает колдовской посох. Тогда он точно перестает быть человеком. Самые опасные волшебники могут становиться невидимыми и приходить в покои молодых дев, могут оборачиваться в лесных чудовищ, общаться с мертвецами…

Лерими вздрогнула, вспомнив о шевелящихся шкурах на пиру.

– Я полюбила волшебника, мама…

– Забудь, – голос просвистел сталью ножа, срезающий стебель тюльпана.

– Хорошо, мама.

– Когда я была молода, – произнесла женщина с тяжелыми веками. – Одна моя подруга сбежала из-под венца с придворным волшебником. Они были счастливы несколько лет, а затем – он разлюбил ее. Понимаешь? И оставил одну. Как думаешь, хоть один барон, граф или герцог, оставит жену одну, если разлюбит? У любой баронессы будут слуги, у графини – драгоценности, у герцогини – замки. А жены волшебников остаются ни с чем.

– И что случилось с твоей подругой потом?

– Ничего. Она прожила всю жизнь одна в родительском замке. А потом заболела и умерла. Этот твой волшебник – музыкант? Ведь так?

Лерими промолчала. Мать отвернулась к окну и прищурилась – ей больно было смотреть на солнце. Далеко внизу, во дворе, лаяли собаки.

В груди у Лерими текло небо.

***

Едва закончились дожди – покатились колеса карет и повозок. Размытые дороги все еще походили на черные болота, припорошенные грязно-серой прошлогодней травой. Острые лезвия осоки торчали пучками, словно копья утонувших в грязи войск. Двери для прислуги скрипнули и отворились. Музыкант поднялся по серым ступеням, а под ногами его хрустнули присохшие друг к другу кости – вишневые и сливовые.

Кричала утка, и стучал топор. В этом замке волшебник был впервые. Сегодня герцог с Вепрем на гербе женился.

Яренд тихо перебирал струны, напевая без слов, когда в убранный розами и лилиями зал вошла невеста. Все радостно закричали, и он поднял глаза – она шла прямая и тонкая, не замечая колебаний чьего-то дурно надломившегося сопрано. Бриллиантовая диадема в высокой прическе, тяжелое парчовое платье, маленькие туфельки вышитые горным хрусталем. И черное кольцо на правой руке.

Его голос дрогнул и порвался, струной упал к ее ногам.

– Лерими, – позвал Яренд антрацитовым шепотом. Она обернулась и застыла – глаза медленно наполнились прозрачным ужасом, побелели щеки.

«Спой мне», – попросила она одними губами.

Вернись ко мне! Слышишь?

Это звучит музыка,

В наших телах музыка,

Похожая на рассвет.

Гости пили и ели, много говорили и смеялись. Лерими сидела, прикованная к своему высокому стулу взглядами, а в ушах ее  стояла густая звенящая тишина.

Сердце твое – звоночек,

Звенит от любого ветра,

Дрожит в немыслимой робости

Шепотом -

Обо мне.

Счастливый герцог, высокий, с прямым профилем, с жесткими вороненными усами, в черном бархате и соболях, мокро поцеловал ее.

Знает ли твоя стая

Где у тебя сердце,

Какие бывают песни,

Какие бывают сны?

Руки Яренда дрожали. Лерими покачала головой и скользнула рукой в складки платья, издалека показала ему, что помнит – в ее ладони был камень, оплетенный деликатной серебряной сетью.

Вернись ко мне! Небо

Мои заполняет легкие!

Брось свою стаю, птица,

Приди в дорогие руки

И больше не сожалей.

Волшебник резко, жестко ударил по струнам и все, кто был в зале – упали на столы без чувств.

– Я не могу, – прошептала Лерими и подняла руку с тяжелым обручальным браслетом. – Я не в силах больше к тебе прийти.

Только хуже кошмаров,

Дурного сна –

Постоянные голоса,

Сотни лет назад

Отзвучавшие.

***

Ветер выл, словно волк, потерявший свою волчицу, норовил выбить ставни хвостом.

– Открой! Открой мне!

Яренд, не вставая, взмахнул кистью руки и дверь отворилась. Он даже не успел охнуть от удивления – в крохотную коморку на дешевом постоялом дворе ворвалась Лерими. Она была хороша в расписанном вручную фетровом платье, с фибулой в виде птицы из голубой эмали и бронзы, в бежевых перчатках до локтей.

Она доверчиво обняла волшебника, ни на миг не сомневаясь в ответных объятиях. Яренд сдержанно пожал ее плечи.

– Ты такая потеря, с которой смириться нельзя, – воскликнула Лерими, обращая к нему лицо.

Волшебник отступил. Краем глаза Лерими увидела высокий резной посох из белого дерева, прислоненный к стене.

– Ты получил его, – восхищенно произнесла она и попросила душераздирающим шепотом: «Забери меня».

– Я не могу. Не стану этого делать. Я могу сделать тысячу шагов тебе навстречу – и ни одного вослед.

– Но я ведь здесь! Я сполна ощущаю горечь своей утраты. Разве ты не рад меня видеть?

– Мне тепло, – глухо сказал волшебник. – И больно. И все равно.

– Я попрошу у него свободы, – горячо зашептала Лерими. – Видишь – я бездетна. Я попрошу.

Яренд невесело улыбнулся.

– Теперь? Ты слышишь свои слова? «Я сломана и ни на что не годна. Возьми меня, волшебник?» Что ж, я возьму. Но мое волшебство не способно сделать так, что твоего герцога не станет.

– Я справлюсь с этим… Как-нибудь… Яренд! Я изо всех сил старалась отпустить тебя – как весну.  И не могу отпустить никак!

– Хорошо, – медленно проговорил он. – Останься на ночь. Тебе нельзя уезжать одной в такую непогоду.

Лерими выдохнула и опустилась в выцветшее кресло.

– Спасибо тебе.

Они долго сидели в молчании у камина.

– Почему ты не прикоснешься ко мне? – не выдержала Лерими.

– Я позволил тебе остаться – это все, что я сегодня могу сделать для тебя.

Он накинул на плечи плащ, тот самый, синий, с серебряным шитьем, и вышел.

Лерими молчала, уставившись в пламя. Она ощущала, как из глаз и груди вытекает свет, оставляя ее пустой – в одиночестве. Ее взгляд медленно плыл по комнате. Лютня. Гриф, когда-то напугавший ее, высокая талия, пышные линии бедер инструмента. Струн не было. Лерими встала и подняла лютню.

«Колдовской, ненормальный кусок дерева! Как она может петь? Это все… Из-за нее… Из-за музыки».

Лерими до боли сжала гриф, плечи ее затряслись и, неожиданно, ее охватила ярость. Разбить, уничтожить! Она покрепче ухватилась за инструмент и силой, с наслаждением опустила дутое, гладкое брюхо на спинку кровати. Она услышала треск и покраснела от удовольствия. А теперь – в огонь! В огонь эту отвратительную, ужасную вещь! Затем Лерими достала из глубокого кармана зачарованный камень и бросила его в камин тоже. Комната наполнилась страшным, нечеловеческим визгом. Лерими отшатнулась, не смея отвести глаз от того, как стремительно, в одно мгновение прогорает лютня и затихает крик.

За ее спиной скрипнула дверь. Лерими радостно улыбнулась, но тут же улыбка слетела с ее губ. Страшные, грозовые глаза волшебника пригвоздили ее к месту и не дали пошевелиться. Задрожало кресло, кровать заходила ходуном, огонь погас, но Лерими все равно видела Яренда в свете загоревшегося белым посоха.

– Ты… – проговорил он тихо, словно задыхался. – Упала в цене.

– Любимый… Я только хотела…

– Отобрать мой мир? Посадить на цепь ручного волшебника? Лишить меня голоса?

– Прости! Но ведь в мире тысячи инструментов! Я прикажу изготовить для тебя любой, из лучшего дерева!.. Струны из золота!

– Вон.

– Яренд?

– Ты слышала. Вон.

Губы Лерими задрожали, но она не всхлипнула, слеза не скатилась по щеке, пальцы не сжали судорожно ткани платья.

– Вон.

– Прости меня.

– Имей гордость Лерими. Я ждал тебя. Я верил тебе. Я признался, кто я такой. Для того чтобы твоя мать прогнала меня с собаками со двора? Чтобы я пел на твоей свадьбе? Чтобы я взял тебя, еще не остывшую после объятий другого мужчины? А теперь я повторю тебе в последний раз, маленькая леди, – вон.

– Я не знала. О собаках.

Волшебник не произнес больше ни слова. Уничтоженная, в темноте, посреди грохота мебели, едва смея дышать, Лерими оцепенело смотрела перед собой, а затем молча развернулась и вышла.

В глазах – чужие глаза,

Волчья преданность и гроза

Под пеплом жестких волос.

Вот таким ты навеки врос

В мои внутренние небеса.

***

Яренд прищурился и посмотрел вверх. Солнце. Он попробовал ногой песок – рыхлые комочки прилипли к ноге бурой гадостью, а сапог тут же уткнулся в твердость. Песок и камни. Он укусил пересохшие губы так, что треснула корочка запекшейся крови. Отвел с лица липкую сетку волос.

Не прошло и часа, после того, как ушла Лерими, – и его схватили. Против собак, самострелов, мечей и факелов – что он мог со своим посохом, тонким, изящным инструментом? А затем – недели сырой темницы, жажда, темнота и тишина.

Волшебник вздохнул и посмотрел на трибуны. Она сидела там и смотрела на свои руки. Герцогиня, прекрасная в алом шелке, всхлипывала, пожимая плечами. Или делала вид, что всхлипывала. И тоже кусала губы. Он помнил  – пряно-кислые на вкус, как печеные яблоки.

За высоким резным ограждением толпилась публика. Лица были настолько серьезны, словно все пришли засвидетельствовать казнь, а не сплетничать о том, как герцогиня сбежала с проходимцем волшебником. Какая прелесть – шпионы герцога нашли беглецов всего за одну ночь!

На высоких трибунах реял стяг с ощетинившимся Вепрем. Зверь дрожал, словно не мог дождаться, когда Яренда вывернет кровью на песок или им вырвет кого-нибудь еще. Сам герцог держит Лерими за локоть, на его груди  Вепрь склонился перед королевской Химерой.

Волшебник отвернулся, глубоко вздохнул и попробовал тетиву. Всего девять стрел – достаточно, чтобы умереть с честью. Преступник должен защищаться и протянуть хотя бы несколько минут – иначе, в чем удовольствие?

Яренд еще раз попробовал ногой песок и влажными ладонями сжал лук. Наконец, он заставил свои глаза смотреть ясно и сообразил, почему песок перекатывается и подпрыгивает сам собой. Двухметровый вепрь тяжело переступал раздвоенными копытцами, так и норовил лечь, покататься на спине. Вместо этого зверь слепо повел тяжелой мордой с маленькими, загноившимися глазами.

Зверю нужно всего лишь убить, растерзать волшебника,  чтобы, наконец, увели из-под солнцепека и дали помоев на завтрак. А невдалеке за чудовищем – золотистая, львиноголовая химера с обрезанными кожистыми крыльями и скорпионьим хвостом. Жало на хвосте подрагивало – зверь был раздражен и голоден. Огромная, благородная тварь. По глазам Яренда было видно – он ожидал приближения химеры, почти жаждал, ведь тогда – на кусочки и быстро.

Пальцы герцога подняли маленький подбородок – одно движение – и заставил Лерими смотреть. Ее сердце сжалось от оглушительного рева химеры и медных труб. Она вздрогнула, как загнанное животное, когда Яренда насильно втолкнули в загон.

– Волшебник, – сплюнул глашатай, – Приговорен к смертной казни через публичное растерзание гербовыми зверями Химеры и Вепря!..

Яренд больше ничего не слышал. Пора было кончать и трубы, и крики. Волшебник набрал в грудь побольше воздуха, вытолкнул его вместе с криком. Стрела ударила по руке – полетела, ударилась о морду вепря и отскочила, даже не оцарапав. Чудовище гортанно рыкнуло и взрыло клыками целый водопад песка. Вепрь качнулся, наклонил голову и тяжело побрел вперед.

Лерими истошно, пронзительно закричала. Волшебник натянул лук изо всех сил и прицелился. Стрела хлестнула по руке еще раз, Яренд отскочил в сторону, словно кто-то пытался сбить его с ног – но рядом никого не было.

Вторая стрела вошла вместе с древком в плечо химере. По широкой, тяжелой лапе скатилась крупная, спелая капля крови. Химера яростно рявкнула и кинулась на тяжко бредущего мимо вепря, словно он был во всем виноват. Визг, рык, взбитый пополам с кровью песок, мелькающие раздвоенные копыта. Голова вепря непослушно дернулась на разорванных сухожилиях.

Толпа оглушительно замолкла.

Химера деловито впилась когтями в лохматую тушу, затем мягко спрыгнула на нетронутый песок и развернулась, чтобы уйти и лечь в остатке тени.

Третья стрела, выпущенная трясущимися руками волшебника, настигла зверя, но лишь оцарапала бедро. Химера тут же круто развернулась, вздыбилась, занесла над спиной ужасный хвост и молча кинулась на Яренда, раскрыв влажную, горящую пасть с ярко-алым языком.

Выстрел, другой, третий. Стрелы попадали прямо в пасть. Зверь судорожно дернулся, захлопнул челюсти, мотнул головой, а затем осел и злобно, глухо зарычал. Волшебник и чудище смотрели друг другу в глаза.

– Зачем ты здесь? – сказал Яренд золотой химере.

Она молча раскрыла пасть, в горле затрепыхались стрелы. Челюсти захлопнулись, сломав древки.

Яренд опустил руки, подошел ближе, встал на колени.

– Заканчивай, – сказали камни голосом химеры. – Я покажу, как нужно проигрывать.

Волшебник кивнул, твердой рукой натянул тетиву. Стрела взвизгнула и влетела в горящее красное горло. Еще раз. И еще. И еще.

Львиная голова медленно рухнула на лапы. Химера опустила хвост, сложила изувеченные крылья на спине и завалилась на бок.

Волшебник уронил лук, оглянулся на трибуны, где Лерими рвалась из рук мужа. Серые глаза полны слез, губы белы, на руке – черный росчерк кольца. Он не посмотрел на нее в последний раз, в стотысячный раз шепчущую: «Прости!»

Любой оставшийся в живых после встречи с гербовыми зверями мог уйти свободно, какое бы преступление не совершил. Дрожащей рукой Яренд накинул на голову капюшон и отвернулся.

А любовь твоя – круги на воде,

Стылый след,

Бредущего к последнему краю.

Ах, была ли?

Или это меня уже нет?


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 5. Оценка: 3,80 из 5)
Загрузка...