Каменный мешок людских сердец

Тонкое лезвие истертого кинжала медленно царапало теплую каменную стену. Она еще хранила жар драконьего пламени, которое всегда сопровождало паническое бегство Хельма в безопасную утробу пещеры. Клинок затупился, а само лезвие уже почти уполовинилось - мягкий металл, предназначенный лишь для магических ритуалов, медленно проигрывал бой с базальтом. Но девушка продолжала упорно сжимать рукоять, направляя орудие на бугристый каменный свод. После очередной атаки на стену кинжал выскочил из дрожащей ладони и с противным лязганьем отлетел в сторону. Рука по инерции ударилась о препятствие, содрав едва засохшую бордовую корку с костяшек на нежной коже.

Девушка всхлипнула и в иступленном отчаянии стала бить по стене окровавленной ладонью, оставляя в ряду вырезанных на камне пляшущих символов очередной багровый развод.

- Больше эмоций, - раздался глухой язвительный голос из темного угла пещеры, - в этот раз я почти поверил, что ты отчаялась. Но последний удар был слишком наигранный, слишком показной.

Короткая усмешка источала презрение.

- Я знаю, ты можешь лучше…

- Закрой свой поганый рот! - яростно закричала в темноту растрепанная изнеможенная девушка, прервав голос на полуслове.

Спустя секунду она уже взяла себя в руки. Молча вытерла ладони о грязный плащ, рваной тряпкой валяющийся у неё под ногами, и сплюнула в сторону говорящего, будто досадуя на то, что в мгновение слабости удостоила его ответом. Подслеповато прищурившись, девушка пошарила руками по полу в полутемном пространстве пещеры и в сотый раз крепко сжала рукоять бесполезного здесь колдовского кинжала. Магия людей бессильна в логове дракона.

Прильнув своим телом к базальтовой стене пещеры, худая фигура снова с холодным остервенением принялась выводить на ней буквы. Клинок с трудом скреб поверхность неподдающегося камня. Стертая крошка редким и едва заметным потоком сочилась на пол. Если повезет, к ночи еще одно слово будет закончено.

Из глубины этого базальтового мешка понять, что прошел еще один день было непросто. Слабые отблески отраженного света из тоннеля меркли, а сама пещера из просто промозглой ямы превращалась в ледяной гроб. Будто из всего хитросплетения коридоров драконьего лабиринта Хельм специально выбрал для отступления путь к холодным горным утесам вместо возврата обратно в долину. Хуже этого варианта было бы только сразу всем забраться в драконью пасть.

Пещера, у стены которой трудилась девушка, была всего лишь сферическим расширением узкой каменной кишки, ведущей из самого сердца горы на поверхность. Что-то вроде старого ствола выработанной давным-давно шахты. Нижний ее конец был засыпан свежим обвалом, а верхний петлял куда-то дальше, принося пленникам единственное освещение, крупицы свежего воздуха и, время от времени, волны жара драконьего пламени.

- А знаешь, на что бы мне хотелось посмотреть? - спустя некоторое время спокойной продолжил голос из темноты, - я хотел бы увидеть, как выскребая последнюю линию последней буквы, лезвие бы раскололось и рассекло тебе горло. И ты свалилась бы на пол, обливаясь кровью в двух шагах от своей готовой надгробной эпитафии - результата твоих бессмысленных трепыханий.

Фигура в темноте едва заметно развела руками.

- Ничего личного, Ульрика, ты же знаешь. Но это было бы так уморительно! Вышел бы достойный финал этого нелепого зрелища, как ты уже который день скребешь без толку эту стену. Я бы, наверное, надорвал живот от смеха! - огоньки веселья мимолетно промелькнули в голосе и растаяли в сухом и душном воздухе, - Такая смерть пришлась бы мне по нраву. Я уверен, что и Он бы хохотал вместе со мной. Эта чешуйчатая тварь знает толк в иронии.

Девушка на мгновение прервала свою работу и чуть склонила усталое лицо к плечу:

- О, да. В этом вы похожи. Вы похожи во многом. Вы оба наблюдаете, вы оба терзаете меня своими издевательскими нападками, но самое главное, - ее черные и потрескавшиеся губы изогнулись в брезгливой усмешке, - вы оба мерзкие вонючие гады. И вся разница только в том, что один из этих гадов будет и дальше сидеть в норе, а второй уже очень скоро сгниет в своем темном углу.

Лезвие кинжала продолжило царапать шершавую поверхность пещеры. Голос в темноте на какое-то время умолк.

- Хорошая попытка. Но все еще слишком слабо, чтобы задеть меня. Я выбрал осознанное бездействие, потому что мне хватает смелости честно встретить судьбу. Я знаю, что отсюда нет выхода. И я не мечусь безумно по этой клетке в иллюзорных попытках создать видимость полезной деятельности, - презрительный голос выдержал паузу и продолжил уже бесстрастной интонацией. - В отличие от вас, я принимаю свою судьбу.

Хрипящий звук девичьего смеха легко принять за кашель смертельно больного.

- Так чего же ты ждешь? Выйди туда наверх вместе с Хельмом. И дай наконец этой твари сожрать тебя. Или выбросись вниз на скалы и сломай уже наконец свою поганую шею. Так твоя судьба осуществится в десять раз быстрее, а ты прекратишь отвлекать меня своими жалкими замечаниями.

- Я не собираюсь не ускорять предначертанное, ни задерживать его. Мы все равно здесь все умрем. Я лишь надеюсь, что успею дотянуть до того момента, когда все вы — и Хельм, и Олаф, и ты — Ульрика — поймете это. Я хочу увидеть в ваших глазах страх, отчаяние и безысходность. Хочу увидеть, как свет в них гаснет и как вы — такие гордые и самоуверенные еще неделю назад - теперь, словно обреченный на казнь, примете свою смерть. Как стекленеют ваши глаза, как вы превращаетесь в овец. Я уверен, что ждать осталось недолго. Вот тогда я повеселюсь перед смертью! Эти мгновения искупят мне все! Ахахаха!

Ульрика медленно обернулась к темному углу, кроша зубами горькую каменную пыль, и вытянула дрожащей рукой перед собой обрубок лезвия.

- Мразь! Прежде чем это произойдет, я заколю тебя как свинью. Выпущу тебе всю кровь, пусть бы мне пришлось зубами вцепиться тебе в горло!

Но голос в темноте все продолжал смеяться, пока не зашелся булькающим надсадным кашлем.

У заваленного прохода, который когда-то обрушился за спинами убегающих от драконьего пламени воинов, вздрогнула бесформенная куча. Медленно потягивая затекшие конечности, у стены приподнялся приземистый мужчина с широченными кряжистыми плечами. Он вяло попытался смахнуть узловатыми пальцам пыль с густой неопрятной бороды непонятного цвета и молча бросил покинутый взгляд в душное марево пещеры. У изголовья его самодельного ложа покоился боевой молот. Мужчина сжал его в руках и неспешно поднялся. Оружие было словно продолжением его тела, будто ладонь никогда и не отпускала его от себя. Бородач сделал легкий замах перед собой - размять затекшие мышцы - и изнутри его глубоко посаженных карих глаз будто промелькнула ускользающая искра жизни.

Мужчина, ни слова не говоря, повернулся к заваленному проходу и принялся медленно и осторожно разбирать руками камни. Мало какие из них поддавались, и тогда бородач обрушивал молот по выступающим, тщетно пытаясь расшатать те своим непривычным для горного дела орудием. После десятков ударов некоторые глыбы проворачивались, раскалывались или даже рассыпались в крошку, которую здоровяк медленно выгребал в центр пещеры. Там уже скопилась порядочная куча намолоченного отвала.

Она была совершенно несравнима с целой горой скальной породы, преграждающей путь в сердце горы. Но похоже, что мужчина с молотом не думал об этом. Широко расставив ноги, он снова и снова обрушивал удары на упрямые камни, загораживающие путь к спасению. Боевой молот был негодным инструментом для этого дела. Наверное с полсотни ударов спустя, очередной небольшой валун выворачивался из плотной массы и скатывался на пол для того, чтобы быть расколотым.

Никто не встал помочь здоровяку и не сказал ему ни слова. Девушка продолжала ковырять кинжалом каменные стены, а фигура в темноте замерла в холодной неподвижности и безразличии.

Вдруг из верхнего конца тоннеля раздался шум. Эхом отразился от стен звон металла по камням, быстрый топот и частое тяжелое дыхание. Мгновение спустя в пещеру со всех ног влетел, спотыкаясь и царапая локти и плечи о камни, мужчина с мечом и охапкой веток. На последнем вздохе он сделал быстрый рывок вперед и рухнул на пол, уткнувшись лицом в земляную пыль.

Ульрика немедленно кинулась к противоположной стене и спрятала лицо под плащом. Секунду спустя с громким и ревущим гулом со стороны выхода на поверхность прокатился раскаленный огненный вихрь. Стенки тоннеля погасили его жар, но языки огня исчезли только у самого входа в пещеру, как раз у того места, где девушка выскребывала на стене свои надписи. В миг воздух накалился, заставив даже бородача бросить молот, с мучительным стоном упасть на колени и спрятать лицо в покрытых кровавыми мозолями ладонях. Языки пламени уже исчезли, но камни у входа все еще источали невыносимый жар.

Все четверо людей в пещере, кашляя и хрипя, жадно ловили ртом ускользающий горячий воздух.

Спустя пару минут жар и удушье стали спадать, и мужчина на полу медленно поднялся, прижимая к груди спрятанные под собой ветки.

- О благородный и отважный Хельм! Как мудр ты и смел! - голос из темного угла пещеры еще не оправился от кашля, но это не могло остановить изливающуюся из него желчь, - Восславим нашего командира за то, что, не щадя живота своего, он принес нам топливо для костра в месте, где ежеминутно можно сгореть заживо! Эта жалкая куча веток точно согреет нас намного лучше, чем чертово драконье пламя.

Воин бросил куски древесины у дальней стены и хмуро ответил:

- Бальдр, когда солнце сядет и эту пещеру снова окутает сырой холод — ты будешь первым, кто вылезет из угла, чтобы хоть на пару минут погреть свои жалкие кости.

Из другого конца пещеры снова раздались гулкие звуки бьющего по камням молота.

- Ты ничего этим не добьешься, Олаф, - обратился к мужчине с молотом Хельм, - говорю же, ты только измотаешься до смерти. Глянь на себя — ты и так еле держишься на ногах.

Бородач даже не оглянулся. С размеренностью и монотонностью механизма он продолжал колошматить упрямые камни.

- Мы все тут еле держимся на ногах, о мудрый командир, - отозвался из своего угла Бальдр, - не трогай его. Он выбрал себе путь убиться на этих рудниках — и это его право. Его выбор дает ему хотя бы грезы о спасении, в отличие от твоих мудрых приказов, о наш командир. Вот если бы Олаф стал бессмертным, то лет через двести он, наверное, разобрал бы этот завал. А твое руководство похоронило бы нас и на закате времен.

Особенно сильный удар молота вывернул из кучи камней в тоннеле крупный булыжник и внезапно каменная масса пришла в движение. Порода слегка сдвинулась, вызвав дрожь во всей пещере, и вывернула из боковой стены толстую громадную сваю, которая до того невидимо подпирала свод.

Угольно черное от въевшейся за века грязи и копоти бревно с тупым звуком ударилось о каменный пол, подняв облако удушливой пыли. Спустя секунду все снова стихло.

- Отлично, Олаф! Так ты убьешь нас всех намного скорее, чем голод, холод или эта хитрая тварь наверху, - по пещере прокатились редкие хлопки Бальдра, - а я-то и правда думал, что ты безмозглый идиот, который надумал выбраться сквозь гору. А ты просто хотел нас всех похоронить под вторым обвалом! Снимаю шляпу, Олаф, ты чертовски умен!

За долю секунды мужчина отбросил молот и в два шага оказался около говорящего. Узловатые пальцы сомкнулись вокруг горла Бальдра и прижали его к стене. Тот отчаянно бился, булькая и тщетно пытаясь освободиться.

Напротив сцепившихся фигур, выставив перед собой худые дрожащие руки, пятилась к стене девушка. Ее остекленевший взгляд не сходил с перекошенных от ярости и боли мужских лиц. Уткнувшись затылком в камни Ульрика дрогнула и сломалась, ее ноги подогнулись, и она сползла на пол, забившись в отчаянных захлебывающихся рыданиях.

- Проклятье, немедленно прекратите! - Хельм отшвырнул меч с ветками и кинулся разнимать своих людей.

Безумным аккомпанементом к звериному рычанию Олафа и хрипам бьющегося в его руках Бальдра звучал протяжный вопль Ульрики. Отвернувшись, она прижалась щекой к острым камням и по-детски вытянула перед собой ладони с нелепо растопыренными пальцами в попытке отгородиться от клубка боли и злобы в углу пещеры.

Хельм изо всех сил вцепился в руки бородача и не сразу понял, что это вовсе не ветер в тоннеле безумно хохочет в его ушах, а что-то совершенно жуткое.

- Прекрасно! До чего же прекрасно!

Пещеру наполнял пронизывающий шипящий голос, полный гадкого удовлетворения и вожделеющей страсти. Пробирающий до озноба, до боли в костях - он казалось исходил из самих стен.

Мечущиеся фигуры замерли на своих местах. Хельм держал перед собой подобранный меч. Ульрика проглотила всхлипывания. Олаф медленно отпустил горло противника и исподлобья всматривался в темные углы пещеры. И только свалившийся на пол Бальдр, кашляя через слово, сипло ответил чернильной темноте:

- Нет-нет, тварь. Ты еще слишком рано, - тонкими мозолистыми пальцами он растирал синюшное горло, - мы еще только репетируем. Это ерунда.

- Конечно. Я это знаю, — продолжал шипящий голос, - вы можете дать намного больше боли и страданий. Намного. И мне это понравится.

Люди в каменном мешке инстинктивно сбились в кучу в центре пещеры и затравленно озирались по сторонам ошалевшими от страха и усталости глазами.

- Какое отличное приключение, правда? Вы хотели забрать мое золото? Мои сокровища? - в голосе прозвучало что-то отдаленно похожее на забаву, - Что же, а я заберу ваши души. С великой радостью я погляжу, как вы сожрете друг друга как пауки в банке. Я заберу ваши сердца - вашу человечность.

- Этому не бывать, тварь — сипло крикнул в темноту Хельм, - и ты напрасно этого ждешь!

- Правда ли, доблестный лидер? - игриво спросил дракон, - Сколько прошло дней с тех пор, как обрушился проход за вашими спинами и как я караулю вас у выхода на вершину скалы? Три? Всего жалких три дня? И посмотри на свой отряд! С этими ли людьми ты начинал свой путь сюда, о доблестный лидер? Так же они преданы тебе? Как быстро холод и голод изменили их.

Драконий голос, проникающий сквозь толщу скал силой темной магии, сочился издевательскими насмешками:

- Или же причина в другом? А может быть, их изменили последствия твоих приказов? Не благодаря ли им вы очутились тут?

Лицо Хельма превратилось в каменное изваяние. Только углы губ чуть подрагивали над стиснутыми до боли зубами.

- Но не падайте духом. Потому что в отличие от приказов вашего командира, мои советы дают действительный шанс на спасение. Я буду ждать. Я умею ждать. И нужно мне всего немного. Когда последний из вас вынесет на поверхность головы своих товарищей - я отпущу его. Потому что удовольствие от наблюдения за вашим падением будет для меня намного более приятным, чем ваша смерть.

- Этому никогда не бывать, проклятый монстр! - с остервенением крикнул Хельм во тьму перед собой, - Никто из нас никогда не опуститься до такого! Вместо этого я вырежу твое черное сердце!

Волна мерзкого и одновременно пугающего хохота прошла чернильной волной по пещере.

- Те же три дня подряд ты появляешься на скалах наверху, чтобы урвать крупицу дров для костра и найти место для спуска вниз. И те же три дня ты улепетываешь со всех ног обратно в эту нору, лишь только стоит показаться моим черным крыльям над скалой. Ты ли собрался лакомиться моим сердцем? Что можешь ты со своим мечом, кроме громких и тщеславных угроз, которые так же пусты как ваши желудки? Твое пустое бахвальство уже завело вас в западню. Но все еще можно начать сначала. Клинок не поможет победить меня, но может пригодиться для чего-то иного. Я буду ждать, не подведите меня.

Голос смолк, и в полутьме пещеры надолго воцарилась могильная тишина.

- Этого же не произойдет, правда? - Ульрика наконец слабо всхлипнула из-под своего плаща.

- Конечно же нет, милая, — буркнул Бальдр, - мы доели все что можно еще два дня назад. Ты когда-нибудь пыталась отрубить чью-то голову на пустой желудок? Особенно если этот кто-то не горит желанием подставлять шею. Силенок не хватит. Нашему рудокопу Олафу или носящемуся по скалам Хельму особенно.

- Закрой рот, Бальдр, - хмуро оборвал его мужчина с мечом.

- Он прав, - ответила Ульрика, - что бы мы не задумали, нам не хватит сил от голода. Может быть это и к лучшему.

Олаф снова вернулся к своему занятию у завала, а девушка продолжила ковырять стену лезвием.

Хельм присел на пол и стал медленно перебирать перед собой редкие ветки.

- Немного ты достал, а? - подал голос Бальдр из угла, - насколько этого хватит? На час? Сомневаюсь...

- Час тепла это все равно лучше, чем ничего, - ответил Хельм, - это поможет нам протянуть ночь.

- А знаешь в чем ирония, командир? - игриво спросил Бальдр, подтянув к себе одну из веток, - ты притащил сюда ветки варанга. В другое время я бы купил их у тебя за большие деньги. Из древесины варанга после просушки получаются самые лучшие луки — гибкие, прочные и неприхотливые. Но только горит Варанг отвратительно — чадит и источает ужасный запах. И теперь мы должны греться в его худом пламени и задыхаться от его чада. Еще одно отличное решение, командир. Ты верен себе.

Хельм сурово вырвал ветку из рук мужчины, молча сложил маленький костер посреди пещеры и стал натирать трут для распала.

Какое-то время все, кроме Бальдра, были поглощены своими делами. Время медленно текло под музыку скрипа кинжала по камню и редких тяжелых ударов молота. Но упорно гонимая прочь тишина вернулась. Мрачная и гнетущая. Ульрика в изнеможении прислонилась лбом к нацарапанным на стене буквам. Олаф прекратил ковыряться в завале и молча сидел перед грудой земли.

Внезапно в верхней части тоннеля раздался узнаваемый шорох кожистых крыльев и скрип огромных когтей по камню. Люди по привычке бросились к дальней стене пещеры, спасаясь от вала огня, который всегда следовал за этим. Но не в этот раз. С шумом поток дурно пахнущего ветра вытолкал из глубины тоннеля черную закопченную тушу кабана. Она немного прокатилась по нисходящей склону и замерла на пороге пещеры.

- Что это, черт подери? - Хельм недоверчиво приблизился к дымящейся груде мяса, настороженно поглядывая в сторону выхода на поверхность.

- Это что, кабан? - Ульрика тоже не верила своим глазам.

И только Бальдр снова зашелся хриплым хохотом. Он привалился спиной к стене и похлопывал тощий живот ладонями в безудержном веселье.

- Он кормит нас, - еле выдавил сквозь смех он, - не хочет, чтобы мы умерли от голода. Это же просто уморительно! Какая трогательная забота! Ему нужно, чтобы мы поубивали тут друг друга.

Хельм перевернул обгоревшую тушу и кивнул остальным.

- Это и правда кабан. Убит совсем недавно, - его губы дрогнули в улыбке, - у нас есть мясо.

- Нет, нет, нет, — застонала Ульрика, - мы же не будем его трогать, правда?

- О чем ты? - раздраженно отмахнулся Хельм, - У нас наконец есть еда!

- Ты что не видишь? - девушка подползла к нему на коленях, - Бальдр прав. Это только для того, чтобы продлить наши муки, озлобить еще больше. Отойди! Не тронь его.

Ульрика схватила руками Хельма, не подпуская того к туше.

- Да что с тобой? С ума что ли сошла? Мы же так и так умрем без еды!

- Нет, Хельм, нет! Пожалуйста, не надо! Мы должны придумать что-то другое!

Мужчина с силой толкнул девушку в сторону. Но та вскочила на ноги и снова кинулась к нему, вцепившись мертвой хваткой.

- А, чтоб тебя, чертова истеричка! - взъярился Хельм и оттолкнул Ульрику к стене. Потом сжал меч в руке и кинулся к ней.

Бальдр и Олаф застыли на своих местах.

Мужчина с клинком наступил коленом на горло девушки и перехватил кулаком её длинные густые волосы. Меч опустился вниз, и металл звякнул о камни. Спустя мгновение Хельм поднялся над всхлипывающей Ульрикой, сжимая в руке её отсеченные пряди. С остервенением он отшвырнул их в темный угол и вернулся к кабану. Девушка осталась одиноко всхлипывать на холодном каменном полу.

Никто не помог ей. Даже Бальдр не нашелся что сказать. Он только отвел глаза и заметил легкий угольный блеск на стене.

Притаившаяся в узкой трещине черная саламандра жадно пожирала все происходящее в пещере белесыми бусинами глаз. Слюна обильно капала из ее восторженно распахнутой пасти. Рептилия еще раз обвела людей алчным взглядом и скрылась в едва заметной щели в потолке. По пещере разнесся ускользающий противный шипящий смех.

 

Пара часов тепла у чадящего костра и жесткое полусырое мясо кабана вернули Олафу силы. В его мире ничего больше не существовало кроме серой громады камня перед ним и верного боевого молота в ладони. С нечеловеческим упорством Олаф вновь и вновь бросался на завал. Выворачивал руками поддающиеся обломки и медленно крошил остальные размеренными ударами оружия.

- Зачем? К чему это? Оставь уже свою нелепую надежду, - раздались отвратительные знакомые нашептывания в ушах кряжистого бородача.

Черная саламандра неуловимо скользила меж камней. Легкий живой блеск моргнул в глазах мужчины с молотом, когда он замахнулся вновь. Моргнул и снова пропал. Тщетно пытаться попасть по скользкой колдовской твари в едва освещаемой тьме пещеры. Нет - это никак бы не навредило их мучителю, таких надежд не питал даже несгибаемый Олаф. Но на секунду хруст твари под молотом принес бы мимолетную радость мщения.

- Ты обманываешь себя, - уши помимо желания слышали это шипение, - отступись.

Но Олаф никогда не удостаивал дракона ответом. Как глубоко бы тот не пытался проникнуть в мысли человека с молотом.

- О, я знаю! Я знаю, что за укрытие ты нашел в своей голове. В упорном труде видишь ты свое предназначение и спасение - вот в чем дело.

Мужчина вздрогнул и замер. Чешуйчатая тварь продолжала упоенно шептать. Она знала, что сегодня наконец нашла дорогу в сердце своей жертвы.

- Столько раз уже ты верил в то, что мастерство и трудолюбие будут твоими проводниками в мире людских страстей и бесконечной погони за место под солнцем. Твои мозолистые руки, покрытые печной гарью и угольной пылью, были твоим знаменем и твоим глашатаем. Всю жизнь ты пребывал в наивной вере, что нет цели достойней и почтенней чем самоотверженный труд. Тебя использовали все - а ты улыбался и гордился своей работой. Каждый вешал на тебя ярмо, а ты охотно подставлял свою мускулистую шею. И вот снова тебя с твоим мастерством привели сюда как скот на убой, как полезное выносливое животное. И даже сейчас, когда все уже сбросили маски, ты словно законченный забулдыга, встречающий вечер на дне знакомого стакана, пытаешься найти утешение в не подводившем тебя никогда прежде труде.

Недвижимым, точно бронзовая статуя, Олаф безмолвно слушал страстные шептания искусителя. С тонким мастерством тот чувствовал сомнения и неуверенность в душе своей жертвы. И тем жарче становились его неслышные никому, кроме Олафа, увещевания.

- Я хочу увидеть огонь праведной ярости в твоих глазах! Когда же поймёшь ты, что нет ни малейшего смысла в твоих жалких трепыханиях. Возвысься! Сбрось оковы раба и воздай нахлебникам за жизнь в узде. Я могу этому научить. Посмотри, насколько больше ты получишь, сменив кайло на меч. Открой эту давно известную всем, кроме тебя истину и выйди из пещеры не дающим, но берущим.

Стиснув зубы, Олаф очнулся от наваждения. Он вывернул еще один камень из завала. А потом, будто в насмешку над тварью, расколол его ударом молота в пыль.

- Глупец, здесь ты в моей власти, - засмеялась саламандра, исчезая во тьме пещеры, - Очень скоро ты вспомнишь о моих словах, когда правда сама постучится в твои глаза.

Новый удар молота отозвался звенящий болью в костях. Что-то изменилось. С мучительным стоном Олаф попытался расколоть небольшой камень, выпирающий из завала. Снова пронизывающая молния во всем теле. Чёрными руками мужчина пошарил в горсти породы, и под его пальцами промелькнуло серебристое мерцание. На ладони лежали маленькие тусклые самородки. Их перламутровый отблеск снился кузнецам в счастливых грезах.  Иридий - самый прочный и дорогой металл. Пробиваться с молотом через породу с ним - безумие. И десятка человеческих жизней на это не хватит.

Олаф только крепче схватил молот и снова с глухими стонами обрушил его на породу, сцепив зубы, выгребал из-под себя щебень и иридиевые самородки. Кости звенели каждый раз, когда новая глыба с трудом поддавалась ударам. Надолго ли хватит сил?

- Олаф, ты в порядке? - раздался вялый окрик Хельма, - может тебе лучше все-таки прекратить?

Мужчина на секунду замирает.

- У меня все хорошо, командир, - уважительным тоном ответил он, - Не тревожь меня. У меня все хорошо.

И пещера снова наполняется звуками ударов.

 

Мозоли покрыли почти каждый сантиметр ее когда-то не знавших труда белых рук. Кости ноют, а пальцы едва слушаются. Но Ульрика упорно точит стену своим полуистёршимся кинжалом. Буква к букве. Символы тянутся по стене и спускаются к каменному склону, ведущему наружу - в пасть караулящего дракона. Но не он сейчас смотрит на Ульрика из глубины темного коридора. Только две белых бусины глаз саламандры.

- Что ты делаешь, обреченная? - шипит слышный только девушке голос. - Зачем ты убиваешься у этой стены?

Ульрика с удвоенной силой налегает на рукоятку кинжала.

- Тебе-то что, тварь? - презрительно сплевывает она во мрак пещеры, - Не тревожься понапрасну, я никуда не собираюсь бежать из этой каменной могилы - у меня нет таких иллюзий. Свои последние часы я отдам другим, тем кто придет после меня.

- И как же это возможно? Что можешь ты - увядающая и умирающая - дать своим неизвестным наследникам?

- Я пишу свое последнее послание, свою предупреждение и воззвание к тем, кто придет по нашим стопам сюда снова. Они придут, я знаю. До тех пор, пока ты сеешь горе в этих землях - они будут приходить.

Черный хвост гада едва слышно шуршит по камням. Вот уже незаметная никому зубастая пасть ухмыляется в паре шагов от девушки.

- Ты не первая, кто с ужасом узнает о бессилии магии в моем логове. Не первая, кто остается один на один с неизбежной судьбой. Но ты первая, кто тратит последние крупицы своей жизни на советы будущим глупцам, которых принесет сюда жадность или безрассудство. Что за дело тебе до этих чужаков? Не разумней ли было бы облегчить свои собственные муки?

Рука с кинжалом замерла на мгновение.

- Эгоистичная самовлюбленная гадина, что ты знаешь о самопожертвовании? Что ты знаешь о людском сострадании, о жизни ради других? Ничего. И однажды это тебя погубит.

- Какая прелестная наивность и вера! - Ульрика почти уверена, что видит, как скользкий гад плотоядно облизывается в темноте, - Лицезреть твое прозрение и низвержение, видеть твою ногу на их мертвых головах будет моим величайшим лакомством!

Змей восторгается и забавляется от своей игры одновременно.

- Спустись со своих небес на землю и оглянись вокруг. Ты знаешь, кто виной твоему бедственному положению, не правда ли? Он ничего не сказали тебе о том, что магия бессильна в моем доме. Он привел вас сюда. Он сделал эту пещеру твоей могилой. И теперь он должен понести наказание. Вот что должно жечь твой разум. А что изменят твои бесполезные начертания?

Ульрика, стиснув зубы, снова скребет стену, пытаясь не смотреть на плотоядную улыбку во беспросветной тьме тоннеля.

- Меня уже ничего не спасет. А эти слова - моя молитва и мое воззвание - останутся и после меня. Слова предостережения каждому доверчивому сердцу, каждому преданному солдату и верному товарищу. Они должны знать, что главный их враг - это не зубы монстра, не драконье пламя и не сталь головорезов. Их самый опасный и смертоносный противник - это слепая вера в авторитет глупцов и самодуров, которые волей дряхлой традиции, дурного закона или даже нелепого случая гордо надевают на себя роль лидера. И пусть бы их дрянная природа была дорогой в могилу лишь для них одних. Но нет! Купаясь в лучах своей власти, они ведут на смерть людей, вверивших по доверчивости им свои жизни.

Во впалых от голода и усталости девичьих глазах вспыхивают огни голубого пламени. Без своих волос Ульрика больше прочих походит на осунувшегося каторжанина. На скованного клеткой, но несломленного пленника, который гордо бросает упреки своим угнетателям.

- Хоть боги и не слышат меня отсюда, но эта молитва, которую я оставлю после себя, найдет своего чтеца. Она призывает проклятие на каждого безответственного лидера, который завел своих людей в ловушку на погибель. Может у других людей, которые попадут сюда, будет больше шансов, больше возможностей. И мое предостережение послужит им добрую службу. Чтобы они не растратили свои силы на худые приказы надменных и бездарных командиров. И мое послание на стене наполнит их уверенностью в том, что даже в самые мрачные и безнадежные мгновения можно хранить веру, надежду и пламя в своем сердце.

Черная гадина мелькнула в лазе, подобравшись ближе. Едкая слюна капает из восторженно распахнутой пасти.

- Ты и обворожительна и смешна в этой своей нелепой цели! Какая впечатляющая вера! Но зачем тратить силы на эту мелочь, на отвлеченные иллюзии? Ты можешь использовать этот кинжал более плодотворно, - Ульрика уверена, что саламандра ухмыляется отвратительной улыбкой.

- Это не мелочь, тварь! Это моя эпитафия, моё личное проклятие. Это то, что останется от меня, когда я умру. Пока я не закончу ее, у меня осталась цель в этой жизни. Тебе не сломить человека, пока у него есть цель. Этого ты у меня не отберешь.

Горячее дыхание саламандры уже обжигает нежную кожу на шее, так близко подобрался гадкий сгусток драконьей магии.

- Очень скоро ты закончишь молитву и что тогда? Свернешься в клубок и будешь ждать смерти? Нет, ты не такова - я чувствую. Есть и лучшая цель, она тебе понравится! Смерть духа искренних и упорных - вот моя дражайшая добыча! Отбрось свою веру и обагри руки кровью тех, кто привел тебя в эту ловушку. Ублажи меня этим подарком, и ты будешь достойно вознаграждена!

Ульрика в изнеможении прислонилась к каменной стене пещеры. Кинжальный огрызок выскользнул из ее покрытых струпьями пальцев.

- Посмотри на этот контур в конце моей молитвы, тварь. Это очертания молнии, которая поразит всех предателей и отступников, которые завели друзей на гибель. Мои последние вздохи я проведу над ней, оттачивая это длинное карающее острие. Так что не надейся на скорое окончание моего труда. А даже если бы я и завершила молнию, этим кинжалом не убить теперь и крысу. Пойди прочь со своими намеками.

Но в глубине тоннеля осталась одна чернота. Саламандра исчезла, оставив Ульрику за ее отчаянным трудом.

Вдруг пещеру тряхнуло. Подземный толчок слегка привел в движение каменные стены. Олаф с дерзновенной надеждой упер глаза в завал. Маска непроницаемости вернулась на его лицо - ни единого камня не дрогнуло.

Ульрика хотела вернуться к работе. Но тихий металлический лязг привлек ее слух. Мягко шурша по земле из верхнего тоннеля к ногам девушки скатился расщепленный осколок древнего меча.

Девушка подняла его с широко раскрытыми глазами. Ладонь приятно лежала на удобной рукояти. Ульрика слегка царапнула камень осколком лезвия - на поверхности осталась глубокая полоса. Не сравнить её с кинжальными чирканьями. Минуту девушка молча держала нежданный подарок судьбы перед собой, не решаясь пустить его в ход. Но судьбы ли это подарок? И подарок ли? Теперь уже не важно.

Тонкая фигура наклонилась к каменному полу с контуром острой прямой молнии - длинной, почти с девичью руку. Но с этим осколком меча работа не займет много времени. Первая пыль слетела из-под лезвия.

 

Хельм стоял под каменным козырьком у самого выхода из тоннеля. Десятки раз за эти дни он беспокойно оглядывал открытый всем ветрам скалистый пяточек перед собой. Пустое плато не оставляло ни единой возможности спрятаться от летающей в небесах чешуйчатой смерти. Края площадки обрывались крутым каменистым склоном, покрытым чахлым кустарником и редкими деревьями. Где-то там внизу зеленела спасительная лесная чаща. Но дракон знал, что это единственный выход из пещеры. Он караулил здесь людей с упорством сторожевого пса.

Много раз, когда Хельму казалось, что гул огромных кожистых крыльев скрылся вдали, мужчина осторожно крался по кромке площадки, искал место для спуска и больше всего надеялся, что дракон не вернется. Но тот всегда был настороже. Хельм был уверен, что тварь специально дразнит его - сначала бесконечно томит мучительным и тревожным ожиданием атаки, а потом позволяет всего на несколько минут выйти из тоннеля только для того, чтобы успеть схватить несколько веток для их крохотного костра - единственный пока полезный результат этих разведывательных вылазок.

Поток воздуха прогнал пыль с плоского скального пяточка. Хельм вжался в стену, ощущая по вибрации камней как дракон спустился с небес на вершину горного утеса где-то над ним.

Мужчина сосредоточился на потоках воздуха - тварь имела обыкновение резко спустится прямо ко входу и выплюнуть в темноту каменного лаза струю раскаленного пламени, когда чувствовала, что в её глубине скрывается человек.

Хельм напряженно ждал, но дракон не сдвинулся с места. Вместо этого он, невидимый глазу, внезапно прервал свист горного ветра своим шипящим голосом.

- Зачем, воин? Зачем ты продолжаешь испытывать свою судьбу? - в речи ящера будто проскальзывали нотки сочувствия - В чем смысл твоих жалких метаний здесь?

Мужчина сжал зубы и только сильнее стиснул в ладонях свой меч.

- Они уже предали тебя. Не подчиняются твоим приказам, не слушают тебя, не чтут как должно.

Шипение усилилось, прерываясь кашляющим фырканьем. Драконий смех был противен, и Хельм продолжал хранить молчание.

- Я вижу вас всех насквозь. Все они - твои спутники - сгнили насквозь задолго до прибытия сюда. Ты не должен жалеть о них. У тебя был шанс воспитать из них послушных слуг - но ты упустил его. Потому что ты слаб и глуп. Но ты еще можешь измениться, начать все сначала.

Шипение дракона превратилось в пронизывающий ледяной поток завораживающих увещевания, которые проникали в самое сердце Хельма.

- Сделай то, что давно должен был. Убей их всех - это будет просто. И я дам тебе свободу начать все сызнова. Убей. Это лучшее, что ты можешь сделать для них. Убей. Пока они не сделали это первыми. Убей. Избавься то груза никчемных слабаков и предателей. Убей.

- Ты лжешь! Это не так, - хрипло крикнул Хельм в сторону выхода из пещеры, - я еще могу им помочь. Я еще могу заслужить их прощение.

- Глупец, все еще хочешь вернуть себе их уважение? Раскрой глаза -  у тебя никогда не было над ними власти! Ты мнил себя лидером, потому что думал, что они любили и уважали тебя? Посмотри же теперь как они содрогаются и трепещут предо мной, забыв о своей былой преданности. Как просыпаются от кошмаров и снова и снова в ужасе взирают на черный зев пещеры, который ведет ко мне. Я есть страх. Я есть сила. Поэтому я и есть власть. Прими это и выйди отсюда сильным. Их головы - твой урок на истинное могущество. Почувствуй их дрожь под своим мечом. Проникнись их трепетом, возлюби агонию их содрогающихся от ужаса сердец! И никто во всем мире не сможет стать у тебя на пути! Это власть перед которой нет преград!

Из груди воина вырвался глухой отчаянный стон. Он рассеянно замотал головой, отгоняя прочь слова черного дракона.

- Нет, не может быть, чтобы это был такой конец. С этим отрядом еще не покончено. С МОИМ отрядом еще не покончено!

- Глупый упрямец! - зашипел дракон, - Ты знаешь, во что они рано или поздно превратятся. Ты же лидер - ты не можешь уже не видеть этого. Как голодные крысы в западне они скоро начнут пожирать друг друга, едино презирая себя и ненавидя другого. Если ты любишь их, то спасешь от этого. Убей!

Губы Хельма дрожали от глубоко скрытых внутренних потоков и противоречий.

- Нет, тварь, - отрывисто бросил он невидимому противнику, - это еще не все. Пусть мы обречены, но я еще могу помочь своим людям. Я могу дать им огонь. Я могу согреть их последний раз. Я все еще могу исполнить крупицу своего долга перед отрядом. И ради этого я еще живу - я хочу последний раз увидеть искру благодарности в их глазах. Пока у меня есть эта цель тебе не совратить меня.

Кашляющий драконий смешок и вибрации в своде пещеры прервали его. Снаружи прокатились тугие волны свежего воздуха - ящер резко воспарил в небо, отталкиваясь огромными когтями от утеса, устроив настоящий камнепад. Гул падающих к основанию горы валунов прерывался только древесным треском. Спустя минуту все стихло.

Хельм осторожно, шаг за шагом, приблизился к выходу из пещеры и оглянулся по сторонам. Камнепад прошелся по правому склону горы, вырвав с корнем несколько росших там крупных стволов варанга. Густая крона одного из них лежала прямо напротив входа в пещеру.

Мужчина похолодел и бросил остекленевший взгляд в покрытое тучами небо. Очертания дракона мелькали где-то в облаках. Даже оттуда он все видит. Он не позволит найти спуск вниз. Но немного времени все же есть.

Хельм перехватил меч и устремился к ветвистой кроне упавшего дерева.

 

Густые тени пещеры плотным покрывалом лежали на его плечах. Бальдр сидел, скрестив ноги и откинувшись худой костлявой спиной на пепельные камни пещерного свода. Колючий от такой чуждой ему прежде щетины подбородок упирается в пыльный нагрудник. Глаза прикрыты. Во мраке острому взгляду охотника нет цели. Да и оружие давно стало пищей для костра.

Длинными мозолистыми пальцами Бальдр в неизбывной привычке играл с мягкими волокнами старого дырявого мешка под собой, скручивая их между собой в тесьму, переплетая в узор. Ничего не делать в ожидании неизбежной смерти оказалось сложнее, чем он думал. Мозг лихорадочно бился в тисках добровольной смиренности перед грядущей судьбой.

Взгляд Бальдра в который раз отрешенно скользнул по худой фигуре Ульрики, фанатично скоблящей лезвием по стене пещеры. И губы вновь изогнулись в презрительной усмешке.

- Нет, - прошептали они, - только не я.

- Конечно не ты, - базальтовая крошка упала на спутанные волосы охотника, - ты намного умнее их.

Черная саламандра сидела прямо над ним, сверкая острыми и неестественно огромными для рептилии зубами.

- Я и так твержу им это с самого начала, - глухо выдохнул мужчина - нельзя противиться неизбежному. Это удел трусов и глупцов.

Крохотные лапы заскребли по каменистому своду, смахивая гибким хвостом пыль с древней тверди.

- Мудрый Бальдр, я приметил тебя с самого начала. В тебе есть крупица разума, крупица понимания, - мерзкий шелестящий голос вкрадывался в уши охотника.

Мужская ладонь зачерпнула горсть черной каменной пыли и подняла ее на уровень глаз. Сквозь расслабленные пальцы на пол потек тленный ручей былого - темный и однородный.

- Конец уже близок, - откликнулся ему вслед Бальдр, - для всех… и я смело принимаю это.

Каменный мешок поглотил его серые словно утекающая сквозь пальцы пыль слова.

- Им, - мужчина кивнул на сгорбленную спину Олафа, уткнувшуюся лбом в камни Ульрику и бессильно опирающегося на меч Хельма, - им этого не дано. Они лелеют себя малодушными надеждами спастись.

Бальдр покачал головой:

- Но спасения нет.

Саламандра царапнула грязный рукав охотника и исчезла в тряпье у его ног.

- Мне отрадно твое отчаяние, хоть я и не чувствую в нем желанного страха. Ты разумно смотришь на ход вещей, но не подумал ли ты, что неверно трактуешь сигналы предначертанной тебе судьбы?

- Мой путь - единственно верный, змей, - треснутым колоколом отозвался Бальдр, - я не стану твоей добычей, но и развлекать тебя как цирковая собачка не буду. И напрасно ты пытаешься льстить мне своим вниманием.

Мужчина повернул голову к своему плечу, где из раскрытой пасти забравшейся туда саламандры алый язык мелькал в темном воздухе пещеры.

- Слишком много гордыни, мой друг, - облизнулась рептилия, - надменность ведёт тебя мимо цели. Мне жаль видеть, как единственный светлый разум настолько упоен своим беспросветным фатализмом, что не замечает очевидного.

Острые лапы саламандры впились в кожу на груди неподвижного охотника. Тонкий алеющий язык приблизился к самому лицу мужчины.

- Всегда выживает сильнейший. И твое смирение перед судьбой - это твоя сила, которая может даровать тебе могущество, - нашептывала пасть, - оставь слабых пыли и восстань на их крови. Их силы иссякли, потому что потрачены на никчемные бесполезные заботы. А твои руки еще хранят мощь воина. И это ТВОЯ заслуга, твоя судьба!

Бальдр безмолвно смотрел в крохотные по сравнению с ее пастью белесые глаза саламандры. Это был взгляд в бездну.

- Истину говорят, что ты умеешь видеть мысли, - прошуршали наконец его губы, - но не жди благодарности, змей. Это были мои мысли - не твои.

С мерзким шипящим хохотом саламандра скрылась в черной скальной трещине:

- Только твои, мудрый Бальдр, только твои - умирало эхо змеиного голоса в каменном мешке.

 

Тупая морда когтистой твари чуть подалась вперед навстречу невидимым обычному глазу токам. Это колющее напряжение в воздухе ни с чем не перепутать. Тусклые глазницы драконьего глаза жадно расширились; тонкий, свисающий из пасти раздвоенный язык почуял пленительный аромат людской боли и яростного отчаянного рывка. Сейчас! Да - сейчас! Наконец-то!

Задыхаясь от жадности и вызревшего вожделения чешуйчатая тварь кинулась ко входу в пещеру. Из темных глубин уходящего в сердце скалы лаза тонкий слух черного дракона отчетливо улавливал приводящие в восхищение яростные хрипы доведенных до черты, ласкающие ухо надсадные вопли и стоны отчаявшихся, атмосферу последнего рывка, последнего взрыва крупиц оставшихся сил.

Этого нельзя было пропустить. Только не теперь! Вызревшее, заботливо выпестованное и подготовленное лакомство! Самая ценная и самая редкая пища дракона - картина сломленных и обезумевших людей. Нет, уже не людей - зверей, скотов, животных. Выцарапывающих друг другу глаза. Вцепившихся в горло своим бывшим друзьям и товарищам. Обагряющих свои руки кровью дорогих когда-то людей ради ускользающей надежды на продолжение жизни… Или того, что от неё осталось.

Скорее же - скорее! Алчный властелин душ - как долго он этого ждал. Прямо сейчас они рубят друг друга, душат, кромсают и терзают. Этого нельзя пропустить! Любая магия, любые перевоплощения передадут лишь жалкую тень от этого пиршества!

Голова дракона на тонкой шее восторженно устремилась в глубины скалы. Он яростно царапал когтями стены пещеры, стремительно втискивая свое громоздкое тело в узкий нисходящий лаз. Отчаянные стенания и глухой рев обреченных был все ближе. Еще один поворот, еще всего несколько метров!

Пасть опьяненного близкой добычей дракона жадно распахнулась в гримасе омерзительного и злорадного восторга. Его глаза дрожали от возбуждения и предвкушения. Черный властитель был готов насладиться своим пиршеством.

Протиснуться еще немного. Вот он - последний поворот. Сейчас!

Сквозь густо парящую в воздухе пыль и черный мрак пещеры, которая должна была стать их могилой, дракон увидел их. Четверо скрюченных под неподъемной тяжестью тел - худых и изможденных. Хрипло стеная, они тащили на своих дрожащих спинах огромную черную подпору, которая когда-то удерживала свод пещеры. Могучий молот Олафа выбил её из стены, чтобы она смогла стать ложем.

Поперек этой балки, на осколок втиснутого в нее меча была насажена гибкая ветка варанга - самая длинная и прочная среди тех, которые Хельм, каждый день рискуя жизнью, приносил с поверхности. Заботливо стесанная и просушенная драконьим пламенем она едва не задевала своими концами стены узкого лаза.

К этому импровизированному древку была привязана тонкая тетива из русых женских волос. Волос Ульрики, срезанных твердой рукой Хельма и сплетенных умелыми пальцами Бальдра. Тетива была натянута и заряжена тусклой серебристой молнией.

Крупица за крупицей Олаф откладывал добытый упорным и изматывающим трудом иридий. До времени, когда покрытые порезами и ссадинами пальцы хрупкой Ульрики выскребут осколком лезвия карающую молнию с острым наконечником в базальтовом полу пещерного лаза. Когда в эту примитивную форму можно будет засыпать драгоценный иридий, и ждать, когда очередное драконье пламя, играющее с полумертвым от страха Хельмом и каждодневно лизающее его пятки, спаяет самородки в серебристую стрелу.

И сейчас этот сгусток мщения, выглядывающий из-за кривой, несуразной и разваливающейся на глазах баллисты, смело и открыто глядел прямо в черные драконьи глаза.

Тонкая худая спина Ульрики разогнулась, и импровизированная баллиста неустойчиво затряслась и задрожала в проходе. Оставшиеся носильщики исторгли из себя мучительный отчаянный стон, выравнивая станину, направляя её прямо в распахнутую перед ними пасть.

Все это заняло не более секунды.

На мгновение тусклый взгляд черных от усталости и мук глаз девушки встретился с драконьим. Ужас и неверие в одном и непотухшая и живая надежда в другом.

Твердым и уверенным движением девушка спустила тетиву.

Черное ложе подпрыгнуло на плечах мужчин, высвобождая энергию, накопленную в натянутой тетиве. Баллиста рухнула с обессиленных плеч оземь, круша в щепки под собой варанговое древко. Но это было уже не важно.

Иридиевая болванка впилась в драконью пасть, насквозь пронзая нёбо ящера.

Агонизирующая тварь отчаянно заскребла когтями, стремясь выбраться из пещеры наружу. Каменные стены заходили ходуном, грозя похоронить всех под обломками. Упираясь задними лапами в скалы вокруг пещеры, дракон наконец высвободил свою голову, но только для того, чтобы спустя секунду рухнуть бездыханной тушей на узкую площадку перед входом.

Из темного провала на поверхность поднималось четверо дрожащих фигур. Грязные и худые - они поддерживали друг друга и шаг за шагом упорно двигались к свету. Наконец появившись на скальном пяточке, они жадно глотали свежий ночной воздух, подставляя алеющему на горизонте рассвету свои бледные изможденные лица.

Первой не выдержала Ульрика. Рыдая она бросилась на шею стоящему рядом Бальдру. Теплые слезы пробивали белые дорожки на потемневших от грязи щеках. Охотник дрожащими ладонями обнимал голову девушки, покрывая поцелуями ее бледный лоб:

- Все хорошо, все уже закончилось, - шептал он, - прости меня, прости прости прости...

Хельм расправил затекшие плечи и шагнул к поверженной туше. За его спиной Олаф задумчиво почесывал бороду.

- Как ты думаешь, как вышло, что он не разглядел в наших сердцах правду? - спросил он.

Мужчина с мечом нахмурился брови, обводя взглядом тело мертвого ящера.

- Он считал, что люди злы, жестоки и самолюбивы. Думал, что у последней черты в них не остается ничего кроме ненависти и эгоизма. Поэтому и искал в душах одну только черноту. В нее он и верил до самых последних своих мгновений, - Хельм с печальной улыбкой покачал головой, - Подыграть ему было не сложно.

- Да, - хмуро откликнулся Олаф, - не сложно.

Хельм улыбнулся и отвел взгляд от утопающих в объятиях друг друга Бальдра и Ульрики. Им было тяжелее остальных.

- Олаф, какого черта ты там делаешь? - крикнул он кряжистому здоровяку, склонившемуся над драконьей пастью

- Ну, тебе достанется теперь основная слава победителя, - донесся голос Олафа, - этим двоим больше ничего кроме друг друга не надо, а мне…, - раздался чавкающий звук, и спустя мгновение довольный бородач распрямился, держа в руках увесистую иридиевую болванку.

- Ну а мне и этого хватит, - невозмутимо закончил он свою мысль.

Четверка изможденных путников осторожно спускалась по освещенному утренним солнцем каменистому склону. Новый день обещал быть очень теплым.

- Этот каменный обвал пришелся нам очень кстати, - деловито побасил бородач, - было бы чертовски неприятно портить мою стрелу, используя ее как заступ.

- Олаф! - укоризненно отозвался Хельм, - Мы только что одержали верх над самим черным бичом королевства, а ты думаешь о богатстве!

- Пфф, не смешите меня, я повешу эту стрелу в своей гостиной как трофей. Просто не хочу видеть ее подпорченной. Вот и все.

- Авторитетно заявляю, что это самое бесхитростное вранье, что я когда-либо слышал, - веско произнёс Бальдр, - он ее продаст, а все золото спустит на выпивку.

- Нет-нет, - подала голос Ульрика, - он сделает оловянную копию и ее повесит в гостиной, а уж потом все спустит на выпивку.

- Быстро же вы меня раскусили, - добродушно ответил друзьям Олаф и хитро прищурился. В воображении его ладони уже держали единственный молот в королевстве с обухом из чистого иридия.

Отряд товарищей неторопливо спускался в долину.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 16. Оценка: 4,56 из 5)
Загрузка...