Сошлись по осени в Совином лесу три девушки.

- Вы кто? Откуда? Как вас звать? – спрашивает одна. – Сама я Милдред Бойл из Гэя, падчерица святого отца Эндрю Бойла по кличке Свиной хрящ, дочка попадьи Мардж.

- А я – отвечает толстушка, – Энн Тод из Свэя, дочка плотника Дадли Тода.

- А я Розмари Рок, дочка Сэма-нате-на здоровьице. Кто о нём не слыхал? Он однажды Майском празднике хороводил стоя спящий до утра. А иду я в Роуз-Гаден к тётушке Дороти. Ну и пирогов она налепит к моему приходу!  А вы, сестрички? Может, кто идёт в Крукси? Это в трёх милях.

- Ах, – обрадовалась Милдред Бойл, – Я тоже иду в Роуз-Гаден.

- И у тебя там тётушка? Не знакома ли она с моей?

- Нет, милая Рози. Там на самой окраине живёт мой двоюродный дядя Питер Бойл. Ему послали со мной свиного жира для поясницы. Совсем дядю скрутило.

-  Он, что же, в Роуз-Гаден не нашёл свиного жира?

- Да уж, Роуз-Гаден – это тебе не Гэй. Да жир-то особый. Бабулиной готовки. А то дядю ничего не берёт – хоть ты тресни. А ты, Энни, куда идёшь?

- Я-то? Так ведь в Роуз-Гаден. – шмыгнула носом Энни Тод. – Дорога-то здесь только эта и есть.

- Неужто, сестричка Энни, и у тебя там, в Роуз-Гаден, тётка или дядя?

- У меня там двоюродный кузен Эйпл Тилдрам с женой Джоан и восьмью ребятишками. Так Джоан Тилдрам, жена Эйпла, сегодня-завтра принесёт девятого. Я иду нянькой на ихних харчах... Свят! – Энни перекрестилась и вздрогнула. – Посередь лесу не след поминать тилдрамовского рёву. Эльфы трольчихи Лин и Царя огоньков положат на него глаз!

- Богородица! Мы и не заикаемся. Да, Рози? Если про что и говорить  в дороге, невинным девицам, как мы, то не про младенцев. Грех и думать о таком! – Милли перекрестилась. – Лин забрюхатела младше нас…  Помолимся. Не будем о ней.

- Не будем. Она и разродилась-то, поди, младше нашего!

- Не будем. Ах, сколько вы о ней знаете? В Роуз-Гаден-то особо не треплются. Так, урывками. Эх, услыхать бы чего новенького!

- А в Гэе и невинной девице уши прожужжат: «брюхатая Лин, пузатая Лин». Хоть исповедуйся.

- А в Свэе-то, Милдред Бойл, лучше, что ли? Он, поди, ближе к замку Уизли. В Свэе говорят «Лин-лягушка».  Хоть беги к попу бей поклоны!

- Ах, Энн Тод, давай помолимся. Эта трясогузка и с лакеями…

- Давай. И с конюшими.

- И с младшим лордом Эваном, тем, пупырчатым.

- Жуть какая! – побледнела Энн.

- Рассказывают, ей только и подавай. Как представлю, в пот бросает.

- И Лин гребла деньги. А была-то прыщастая. Волосы – солома.

- Лин была чернявой. И румяной. И делала такое, об чём у невинных девиц, как мы, понятья нет. Потому что… Ах, помолимся! Загубила свою душу.

- Свят! В Свэе-то разное болтают.

- А уж в Гэе… Помолимся. Раз ты, Рози, хочешь узнать, но, как я, ничего не знаешь, я по секрету скажу, что говорят в Гэе…  Ах, нет. Мне стыдно.

- И мне. – сказала Энн. – А что говорят в Гэе?

- Было мне 8. Родители Лин – добрые фермеры Оуэн и Брук Пены. Когда Лин сравнялось 12, они её сдали горничной в замок Уизли. И с год не знали о распутстве дочки. Только что она слала деньжищи. И нате – припёрлась в Гэй с пузом. Ясно: лорды её турнули за блуд.

- Как пить дать. Курносая-то Эли Мизер забрюхатела от конюшего лорда. Точно от конюшего. Лорд-то указал на него. Поцеловал крест. Их с Эли и окрутили. Представляете? При конях…

- Господи! Давайте помолимся.

- Давайте. Дочку-то жирдяя Хенка Торна лопоухую Бэсси Торн отдали тот же год на кухню Уизли. Её начинил повар. Точно повар. Представляете? На столе, где нарезают овощи...

- Дева Мария! Лучше б я заткнула уши.

- Я тоже. Поварята поцеловали крест. Его с Бэсси и окрутили. А задастую-то Кэт Шори тот же год отдали портному. Представляете? Вместо, чтоб кроить лордам штаны, он скидавал свои и...

- О! лучше б я закрыла глаза!

- Я тоже. Лорд указал на него. Их окрутили. А про рохлю-то Келли Кокс и однорукого дворника вы и не знаете!

- Какой грех! Помолимся. После расскажешь. А Лин притащилась в Гэй с пузом напоказ. А то б аптекарша Лиз Кёрли…  К ней ходила свинарка Эйлин Булли и веснушчатая Бэл Купер. Про них я скажу потом. Пэны посадили Лин в курятник – выколачивать имя байстрюкова отца. Да сколько их кочерыжило Лин? Трое барчуков. Ихние гости. Слуги! С неделю, как Лин принесло в Гэй, Пены пришли к священнику. Украдкой. Ночью. За утешением.

 

ИСТОРИЯ 1 – ПРО ТО, КАК ВЕДЬМА ЛИН ПЕН ПРЕДАЛА ГОСПОДНИЙ МИР

- Отче! – миссис Пен закрыла лицо руками. – Что нам делать? Лин – наш грех. Зачата-то она в пост. Но Прис. Кто возьмёт её замуж? Мы сдали Лин господам и ударили по рукам с кузнецом Уэйном Кэрби. Справили Прис приданое. А как наша кобыла воротилась, он посватал Гвэн Рой. Теперь любой парень, даже пьяница Арни только и думает, как покрыть Прис. В четверг полощем мы бельё. Налетели мальчуганы. Кричат: «Намочим платье потаскухиной сестре!» Ковырнули Присси в реку. Она из дому нос не кажет. Взяла давеча верёвку, пошла в коровник и… еле мы её с отцом вытащили из петли! Господи, Господи! Что, если и она не соблюдёт себя?

Священник задумался.

- С Прис я бы помог. Знаете моего двоюродного племянника сиротку Харви Боттелгейла? Он живёт за сараем – смотрит за огородом. Скажи-ка мне, Брук, Прис непорочна?

- Клянусь причастием! Могу показать её Мардж.

- Харви женится на Прис.

- Благослови тебя Бог!

- Приданое у неё есть?

- Мы даём за ней и деньги Лин.

- Снесите их в приход. Я раздам бедноте. Невестку священника парни не тронут. Но Лин… Ей нельзя быть рядом с Прис. Зараза прилипчива. В Крукси есть монастырь. Я дам вам письмо. Свезёте Лин туда. Будете платить за содержанье её и ребенка. Если родится живой и Лин выпростается. Одна падшая женщина в Кросшире родила младенца с двумя головами…

- Господи!

- И пригоните сёстрам двух коров.

- С радостью! Но… Можно говорить как на духу?

- Если Прис не девушка…

- Нет! Лин… – миссис Пен закрыла лицо руками, – знается с нечистью!

- То есть как?

- Ты, отец, меня знаешь. – лысый Пен вздохнул. – Стану я лгать в церкви? Сперва у нас в погребе покисло молоко. А ночевала там Лин. Как-то ночью я возьми да отправь Лин в свинарник почистить хряка Бо. Ты, отец, знаешь Бо. Раз к нему в хлев пролез пастушонок Джо, сынок пьяницы Арни. Он сунул в кормушку своего братишку Джима. Бо от Джима и костей не оставил! Нательный крест мы с Брук нашли в навозе. Теперь ангелы баюкают младенца! А наша шлюха пошла чистить Бо, и ей хоть бы что. А Бо-то два дня был не кормлен. Я его наутро нашёл в углу хлева. Бо отощал в два раза! Назавтра я послал паскудницу поглядеть, не пора ли ковать Рыжего. Ты, отец, знаешь Рыжего. Раз пастушонок Джо огрел его кочергой. Рыжий лягнул задом – Джо и отлетел в канаву. Три дня там лежал. Не знаю, что срамница делала с конём. Наутро он отощал в два раза. А назавтра, была не была, я послал ведьму помазать мазью болячку на шее быка Лу. Ты, отец, знаешь Лу. Помнишь, кривой пастушонок Джо ткнул ему в морду паклю? Лу откинул Джо в ров. Там через три дня Джо отдал Богу душу. Пусть ему в раю булки с деревьев падают прямо в рот! А на Лин не было царапины. Утром Лу дрожал как телёнок. И отощал в два раза!

-  Не лжёшь ли ты, Оуэн Пен? Только ли это происходило в вашем доме?

- Не только это! – миссис Пен закрыла лицо руками. – Раз иду я мимо курятника, где мы держим наш срам. И слышу визги, стоны. Будто нечистый…

- А не визжали ли это свиньи?

- Нет. Такие стоны! Будто нечистый…

- Враг рода человеческого пытал Лин?

- Нет. Будто…  Язык не поворачивается. Нечистый… вскарабкался на Лин и... Господи прости! Да так долго. Ни один мужчина не потянет. Вон оно кто байстрюков-то папаша!

- Тише, Брук. А не видели ли вы отметин на теле Лин?

- Отметины у ней срам сказать…

- А где были у Лин отметины? – спросила Энни. – Ай!

Она споткнулась и толкнула Милли на Рози.

- Полегче! Держись давай. – Роз подцепила Милли за рукав. – Ушиблась?

- Ах, спасибо, Рози. Немножко. Из-за Энни ты сошла с пути? Небось, намочила ноги?

- Башмак сухой. Да ты хромаешь? Ну… цепляйся за меня.

- Ах, спасибо. Это, Энни, нас карает Господь. Мы слушаем такие разговоры! Помолимся.

- Помолимся. А как бес её уломал?

- Откуда мне знать? Приходил во сне.

- Дьявол же страхолюдный как чёрт!

- Это были другие сны.

- Какие?

- Не знаю. Как в пятницу видела Шейла Кизи о кузнеце Патрике Рэде.

- Вот и я не знаю. А носатая-то Берта Пати на Майский праздник глядела такие сны про кузена Вилли, это про патлатого Вилли Пэга с поросячьей фермы, а не Вилли Снэга, который на Чистый четверг окосел. Чёрт оприходовал Лин во сне?

- Энн, Боже, я со стыда сгорю. Помолимся. Рози, а твои подруги видят такие сны?

- Не знаю я о таких делах. – смутилась Роз. – Но феи и эльфы лезут в человечьи сны. Ну, если кто им понравится. Люди после этого их призывают. Со мной пока такого не бывало.

- И со мной. Матерь Божья! Эльфы во сне тебя оприходывают как взаправду? А ты знаешь, Рози, как вызвать эльфа?

- И со мной. Ах, Энни, у меня руки вспотели со стыда! А Рози красная, как её чепец. Помолимся. Она потом скажет. Вот чёрт и огулял Лин. А Пены-то чокнулись от горя. Миссис Пен так и сказала:

-  Отче, Лин – пропащая душа. Нам с ней страшно.

- Как Лин воротилась, – вздохнул лысый Пен, – мы почуяли что-то такое. Ты, отец, знаешь нас.

- Мы поволокли стерву в церковь. Она швырякнула Оуэна как котёнка! И она всё сильней. Видать, сатана-то у нас в курятнике доделывает своё отродье. Лин носит антихриста! – она закрыла лицо руками. – Лучше б ей помереть. А Прис… Как бы нечистый не пробороновал и твою невестку. Мы на всё пойдём, чтоб спасти Прис и душу Лин до родов адского выродка.

- Если всё так, для Лин лучше уничтожение плоти, чем гибель души. Бог милосерд. Он простит её после ада и чистилища. Однако испытаем её.

Миссис Пен завыла, как волчица.

- Ты, отче, нас знаешь. – вздохнул Пен. – Испытывать Лин на людях нельзя. Ну узнают, что её буравит чёрт? Парни отбарабанят Прис у церковной ограды. Проверим Лин тайком. Старый Уизли строит церковь в Роуз-Гаден. А лучшие сосны где? Под Гэем на Цветочном холме. Там лесорубы из Свэя. Шлют лес на лодках.

- Нет лесорубов лучше, чем в Свэе – перебила Энн. – Лучший-то был Йозеф Гарклин. Метал топор вернее всех. Хоть бы нализавшись в корягу. Ни одного спора не профукал. – она шмыгнула носом. – Йози-то, он потонул в Рок-ривер. Его, говорят, снесло по реке.

- Какой страх! Прямо мороз по коже. Рози, а ты замёрзла?

- Нет, спасибо сестричка! Накинь-ка плащ. На вот.

- Ах, спасибо! Помолимся. Лысый Пэн и говорит:

- Я затемно пошлю Лин к лесорубам. С харчом. Выпивки набуровлю как в кабаке. Корзинка будет как с кирпичами. Короткий путь – мост на Цветочный холм. Дерево через обрыв. Ты его знаешь. Я скажу Лин: иди короткой дорогой. Там и будет ей испытание…

- Какое?

- За этим мы здесь. – лысый Пен вздохнул. – Надо б то дерево обмазать святым жиром церковных свечей. Сатане это смерть! Ты его знаешь. Если выродок Лин от чертей, на святом воске шлюха шваркнется в обрыв. А про труп скажем, шла в лес. Мёртвая бесовка теряет силу. От человека не отличишь. Инструмент – за дверью. Завтра полнолунье, всё видать. Нужда в воске да жире.

- Сейчас? Хоть всё и подтверждает, что Лин и силы ада…

- Крест поцелуем. Только бы спасти Присси и душу Лин!

- Воска, – говорит священник, – маловато. Я прочту заклинания от Сатаны. И если Лин низвергнется в геенну, сомнениев нет. Есть у вас тряпки замотать фонари, пока идём по деревне?

- Мы и фартуки взяли.

Наутро лысый Пэн, помолясь, послал Лин к лесорубам. Но чёрт, видать, почуял неладное. Лин-то пошла по тропке вдоль Рок-ривер. И была на месте, когда лесорубы проспались. Те смекнули, что им из Гэя прислали шлюху. И решили: пусть сперва Лин конопатит подмастерье Уолли Мэй. А то он не знал, как сажать стручок.

- Наш Уолли, пусть его ангелы на небе угощают плюшками?

- Он.

- Уолли Мэй был растением?

- Рози, нет. Не знаю я о таких делах. Стручок это…. Язык не поворачивается! Как початок, черенок, вертел, шесток, штопор, кочерыжка, молоток, рукоятка, борона, плуг, лопата… ой, лопата это не то, рог дядюшки Хорни…

- А ещё у нас в Свэе говорят…

- Ах, помолимся! У меня щёки горят. Позже скажешь. Пока Уолли возился, Лин ни с того ни с сего хвать топор – и шварк в лесоруба  Боба Чока. И разрубила Бобу башку.

- Это-то мы в Свэе слыхали. Знамо дело. У ней адская сила.

- Лин – бежать. И повредила пузо. Захлестала кровища. Она добежала до выступа и… другая навернулась бы в реку. Да перед Лин отворился берег Рок-ривер. Она ползла внутрь, не иначе, как к Хорни – царю троллей. Берег за ней и затворился. Дотудова текла кровь. Так присягнули лесорубы. Но самая жуть пошла поздней. Пены через день чуть свет пошли на Цветочный холм. Вертаются – и нарвались на покойницу старуху Корбек. Она скумекала. «Что-то ты, говорит, Брук, зелёная, как поганка. Увидала привидение?» Брук – отнекиваться. Да в лесу-то Эйлин Булли слыхала детский рёв. А Бэл Купер видала женщину. И с ней – дитё! Бэл пригляделась… Это Лин! Пенам не отвертишься. Миссис Пен говорит: «Полощу я поутру бельё. А река-то хвать у меня простыню!» Ну, говорит старуха Корбек, это на пелёнки Линину дитю. Видать, тролль Хорни позарился на ведьму с довеском. Оженился и доклепал байстрюка. Миссис Дули говорит: «Ай да Лин! Заместо Божьего суда выскочила за тролля да отхватила себе болото». А покойница Корбек: «Коли, говорит, у ей родился проклятый ажно до адского зачатия помёт, это выйдет чудище похлеще Хорни. У нас на пустоши такое, что спаси Христос. А он теперича ихний главарь». Пришёл священник: «Вы, говорит, миссис Корбек, еретичка. Наши души под охраною Господа. Ихнее есть царство небесное. А Лин себе заказала небеса». Она ведь дала троллю согласие и сняла нательный крест. Навек стала болотной поганью! В этом съела собаку покойница Корбек, а покойнице Корбек сказала её покойная бабка, а покойной бабке покойницы Корбек её покой… ой, я запуталась. Да и не только она. Вот Лин это самое и сделала. Снять нательный крест!

- Ах! – сказала Роз. – Я никогда не сниму крест. – она склонила голову.

-И я б не сняла. – перекрестилась Энн.–  А тролли могут всю ночь?

- И я. – Милли поцеловала крест. – Помолимся. Думаю, могут. Эльфы искупали Лин в росе. Надели ей венки и гирлянды. После свадебного пира тролль снял с неё фиалковый венок… гирлянду из крапивы… венок из мать-и-мачехи… И… ах, я задыхаюсь от стыда! И Лин родила духа болот. Он рос как на дрожжах. И пошло-поехало. Столько бродячих огней и не видывали. Самый большой – сынок Лин. Его звать Царь огоньков. Или Туманник. Туман-то с недавнего лезет во все щели. Страшно быть дома! Раз Тэда Сандерса занесло на болото. Тэд заревел как лось. И раз – схлопотал затрещину. Тэд бух на землю… а тропинка-то под носом! Мать велела потом Тэду снести в лес луковый пирог. Раз ночью мистер Филдстоун отлучился в лес. Не знаю зачем. Отложил мистер Филдстоун лопату и увидал паренька. А тот разлетелся дымом. А Мэри Дули припозднилась на Рок-ривер…  а в реке-то купается парень. Кругом – огоньки. Мэри, крестясь, убежала от греха. Рози, а в Роуз-Гаден я б его встретила?

- Кого? А! У нас его звать Болотный Слай. Он царь над долиной. Да-да, куда дальше Кросшира. Ага, надо всем, где пустыри, леса, болота и спускается туман. При нём поют камыши, как бы глубоко кого под ними ни зарыли. Раз девушка Бэсси Пати и парень Том Тилдрам из Роуз-Гаден почесали в лес. Не знаю зачем. Сначала Том Тилдрам гонял Бэсси Пати кругами. Потом Бэсси Пати гоняла Тома Тилдрама. Потом Бэсси Пати и Том Тилдрам уселись под лесной яблоней. И тут Тому упало лезть в крону – рвать цветок. Он дёрг ветку! А это… рука. На Тома вылупился Болотный Слай. Том – в крик. Слай выдернулся из его лапищ. Вьюном дал по ветке – и испарился. А ты, сестричка Энни?

- Эта страхолюдина в Свэе бузит не сказать как! Его звать Трясинник. Раз наша-то Эшли, это которая вторая средняя, с бородавкой, полезла в погреб за пахтаньем. Выскочила – аж икает. Там, орёт, Трясинник. Подчистую всё выпил. Три раза нас оставлял не жравши, оглоед. Коровы его любят до одури. От евонного тумана травища прёт как холера. Гарклинова Пегая под хмелём чуть не вскрыла безносого попа Джона. Поп Джон чуть её потом у Гарклинов не выцарапал на церковь. А бабуся-то Гарклин! Идёт на луг гнать Пегую. Глядь – кто Пегую гладит? Подкралась… Свят! На лицо-то сама Гарклин и есть. А трясинник – нырк под землю. Сам он, поди, как в страшном сне.

- Ни к кому он ещё в сны не совался. И вроде не урод. Так говорит тётушка Дот. Да не только она. Так много кто говорит.

-  Да, да! Мэри Дули разглядела всё-всё-всё. А ведь духи, как он, похищают девиц, как мы…  Помолимся. Интересно, есть у него невеста?

- Какая невеста? Он маленький!

- Явись он тебе, Рози, как девочкам из Гэя, которые его вызвали, ты б так не говорила.

- Вызвали?

- В среду. А что он творил…

- Чего?

- Ах, не знаю я таких дел. Но в лесу невинной девице нет проходу. Ветер дует под подол. На тебя залезают муравьи. А как щекочется трава? Это эльфы. Я в лесу сразу молюсь. Особенно вечером. А Долли Фук и Мисси Гэбел, вы их не знаете, пошли в лес. И прочли заклятье царя Огоньков…

- Заклятье?

- Да. И к Долли и Мисси… Давай ты, Рози, будешь Долли и Мисси, а я – дух болот. Стой здесь. К Долли и Мисси приблизился огонёк. Вот как я. Он вырос. И превратился в парня. Ужас, правда? Без одежды. В облачке болотного тумана. Он висел в воздухе над травой. У него были пепельные кудри. Точней лучше чёрные. Он приближался. Вот как я. А сам он худенький, прозрачный…

- Задохлик не по мне. – махнула рукой Энни Тод. – Я таких узлом завязываю. Это вам не Йозеф Гарклин.

- Но на ощупь-то он человек.

- На ощупь? – Роз оторопела.

- Да. Принц болот приблизился к Долли. Близко-близко. Как я сейчас. Она опешила. Как Рози сейчас. Он смотрел ей в глаза. Как я сейчас. Долли чувствовала его дыхание. Как Рози сейчас. Её сердце забилось. Как у Рози сейчас. Он протянул руку. Как я сейчас. И провёл по руке Долли. Вот так. У Долли пошли мурашки. Как у Рози сейчас. Потом он коснулся её волос. И… Долли убежала.

- Это…  Моя тётя Дот про такое не говорила. А как по-твоему…  Ах, у меня язык не поворачивается! А вот если б Долли не удрапала?

- Упаси Бог! Он бы унёс её далеко. Сделал женой. Меня от этого в дрожь бросает!

- А как по-твоему…  Ох, у меня язык не поворачивается! Что б Долли там делала?

- Рыдала бы по Христову миру. Помолимся. А потом бы влюбилась в него. Вот и делай теперь, чего он там хочет…

- А как по-твоему… У меня язык не поворачивается! А чего б он хотел?

- Он…. У меня самой не поворачивается! Не знаю я таких дел.

- Вот и я не знаю.

- Я тоже. – сказала Энн. – А вторая-то девочка?

- Какая?

- Мисси-то?

- А вот про неё-то Милли и не дослушала. Когда Долли ей это один-единственный разик рассказала, она затыкала уши. И зажмуривала глаза.

–  Ах, так и было. Помолимся. Я дорасскажу про Лин. Лесорубы прибежали в Гэй. Покуда все бегали на холм, Пены свели Прис в церковь. Лесорубы точь-в-точь описали Лин. Вернулись в Гэй божиться. А там Прис воет на коленках. Пены признались: Лин снюхалась с чёртом. Пены готовились её выдать. А оно ишь как… Но вторая дочка чиста. И нынче станет невесткой святого отца. Лесорубы обещали не трепать пеновское имя. Но что ведьма, скажут как на духу. Пены по-первости тряслись до икоты. Ан покойнику-то лорду стало не до них.

- Это всё Уолли Мэй! А про Лин я в Свэе всего-то и не слыхала.

- Я тоже. До Роуз-Гаден дошло разве что проклятие Лин.

Милли перекрестилась. Энни вздрогнула.  Рози склонила голову.

- Дело известное. Скажет родич ребёнку «проваливай к Лин!» – пиши пропало. Да мне такого не скажут. Ба! Вон огни Роуз-Гаден. Ах, тётушка Дот ждёт не дождётся.

- И мне не скажут. Да, Роуз-Гаден. Вон крыши. Ох, как там мой дядя?

- И мне. Ваша правда, Роуз-Гаден. Вона дворы. Эх, как там мои карапузы?

- Но путь неблизкий.

- Да, Рози. Неблизкий.

- Знамо неблизкий. В аккурат сказать про Уолли. Было мне 8. Страшный Эван – Энни передёрнуло, – ещё не прикатил. Заправляли Арчибальд и Гимлор. Покойник Уизли – чтоб ему в раю Бог удружил местечко на берегу кисельной реки! – хотел оженить Гилмора. Тот пересобачился со стариком. Ускакал из замка. Всё и случилось…

 

ИСТОРИЯ 2 – О ТОМ, КАК УОЛТЕР МЭЙ ДОСТИГ БАРСКОЙ РОСКОШИ

Барчук Арчи был как Гилмор. Пусть ангелы их катают по небу в сахарной тележке! Охапками дырявил девок в Свэе – жердей, как дочка Баркли и Хейли Уэлшей белобрысая Мод. А старику Уизли подавай мальчишек. Как лорд наплодил барчуков? Диву даюсь. Старую-то леди он запихал в Крукси. Она померла монашкой. Раз Арчи со стариком Уизли ехали по Свэю. И как раз Уолли лил в канаву помои возле хибарки Вилли Порка Жареные ноздри. А напротив Мод с костлявой маманей Уэлш шла к бородатой птичнице Мэдисон Орл. Лордам пришла охота позабавиться – окрутить Уолли с Мод. А там Арчи – пусть его Христос потчует мёдом в раю! – отъелозит Мод, а лорд – Уолли. Уэлшам  отвалили деньжищ. А сирота Уолли батрачил у лесорубов. Те за выпивку приглядывали, чтоб он не убёг. В замке кашеварили на свадьбу. Да барчук Гилмор возьми да чего-то и отмочи в Кросшире. Лорд укатил. И прислал человека сказать, что воротится с Кросишрским попом. Со свадьбой надо погодить. А харч пойдёт на попа. Но Арчи приспичило. Он нахрюкался. И на ночь глядя пополз к Уэлшам. Оно и не беда. Да лесорубам, у которых Уолли сидел в сарае с инструментом, пришла охота позабавиться. Кого по молодости охаживал Уизли, те такого наплели Уолли, что дурында нажрался вусмерть. И – за топор. Вот хохма-то! Лесорубы погоготали и на боковую. А Уолли-то с топором – к Уэлшам. Да барчук Арчи дополз туда первей. Завались он в дом, оно и не беда. Но Мод выперлась на двор. Арчи навалился на Мод и ну пихать в свинарник. Уолли это увидал. И раскокал сдуру ему черепушку.

- Ах! – сказала Милли. – У Мод не было свадьбы в замке?

- Неа. – вздохнула Энн. – Слушайте дальше. А то я одна всё видала. В Свэе-то у леса два дома и есть, наш да Уэлшев. Мать с отцом были на гулянке у бабки Грейс на её похоронах. Я убаюкала малышню. Гляжу в окно. Мать честная! Опосля из дверей выскочили Уэлши. Они сволокли Арчи на задний двор. Я слушала в щёлку. Мне, поди, Господь помог услыхать ихний план. Уэлши-то привалили Арчи к нашей сараюхе. А дед, гундосый Уэлш, завизжал: «Волоките его к Тодам. Пускай там накаплет кровь». Уэлши стали глядеть, кого порешил Уолли. Ему они, кажись, зажимали рот. Хейли Уэлш завыла:

- Нам конец! А ведь безносый поп Джон предупреждал. Грех, говорит, Уэлши. Экие деньжищи захапали, а Божьей церкви – шиш. Берегитесь, говорит, Уэлши, кары небес. Он нас сглазил!

- Мать, заткнись. Успеем донести на ведьмака. – мистер Уэлш харкнул. – Ты чего наворотил, слизь?

И Бракли Уэлш назвал Уолли словами, как не к лицу девице.

- Эй, Мод! – позвал Баркли Уэлш. – Замой у свинарника кровь. Свалить бы эту падаль паскудам Тодам. Да только Дадли, собачий хрен, жрёт на чёртовых поминках. Дома один ихний помёт. Плодятся как блохи. Кому бы его спихнуть?

Мистер Уэлш стал выражаться, как не к лицу девице.

- Жареным Ноздрям? – всхлипнула миссис Уэлш.

- Хрен тебе. Ты, что ль, попрёшь дохлятину через весь Свэй? И в колодец-то эту гниль не забьёшь! Деревенская сволота запирает его на ночь. Затащим-ка его в лес. Дед, кати тачку для коровьего дерьма. Возьми с собой это дерьмо Уолли. Пусть пособит. Гляди, чтоб не блевал на дворе.

Мистер и миссис Уэлш, видать, остались одни.

- Мы, мать, все попрём мертвечину в лес. – мистер Баркли харкнул. – И будем повязаны.

- Поутру барчука Арчи станут искать с собаками. – миссис Уэлш всхлипнула. – Его не успеть растащить зверям. Да что бы он в лесу забыл? Девок там нет. Подсунуть бы его…

- В ихний сучий Гэй!

- Там, ты говорил, у одних дочка ведьма. Знать бы, в каком доме!

- Заткни пасть. Вон старый хрыч и свинота Уолли.

Слышу, дед Уэлш сипит: «Сгибайте, сгибайте ему коленки, пока не задубел».

– Ну, куриный помёт? – сказал Уолли мистер Уэлш. – Думал, отрыжка, подкинуть  Арчи на мой двор, покудова твой хахаль тебя не впряг? А Баркли Уэлш выйдет виноватый? Фигушки, кусок коровяка! Это ты, кунявкала, будешь у Баркли Уэлша в кулаке по гроб жизни. Ежели б у Мод  байстрюк рожей выродился в Арчи… Жили б как сыр в масле! А ну? Сколько выканючил у полюбовника? Мы б и на деньги за Мод съехали из этого поноса в Роуз-Гаден. Мод тебе не жена. Мы ей там справим мужика. Где деньги? У лесорубов? Скулишь? Хрен с тобой, ослиная моча. Вверх по реке под ихнем вонючим Гэем есть поганый Цветочный холм. Там завелась ведьма. Я валил там лес. Она нас завлекала. Зарубила вонючку Боба. Мы всё донесли пердуну Уизли. Сволочём эту тухлятину туда. Мол, барчук шлялся к гейским бабам. И попался трольчихе.

- С мертвецом на пристань? – всхлипнула миссис Уэлш.

- Заткни чавкалку. Идём через дерьмовый лес. По хреновому поваленному дубу. Толкай тачку, свинота.

Тачка заскрипела. С той поры живьём Уэлшей в Свэе не видали.

Поутру из Кросшира обернулся старый лорд. С попом. Узнал, что барчук Арчи не вертался со вчерашнего. Оставил попа подметать харч, понёсся на розыски. Собаки его привели к Цветочному холму. А в обрыве-то под деревом – семья Уэлшей и Уолли. Извела-таки их Лин. Говорят, Уолли тачкой оттяпало башку. Она откатилась к Арчи, у которого голову расплющило в фарш. Лорд с горя чуть не скопытился. Ничего не стал и выяснять… Приезжий поп отпел Арчи. Говорят, к евонному туловищу в гробу приложили башку Уолли. Или брешут. От зависти. Похороны-то были шик. В склепе. Свадебное, что не слупил поп, стрескал лорд. А Уэлшевы деньжищи заграбастал безносый поп Джон. Он сказал: «Фиг вам. Не буду я задарма эту гниль закапывать на свэйском погосте. У них грехи не отпущены. Не рожна, скоты, не подавали на церковь. А я предупреждал!» Мэтью Орл, который с волосатой спиной, староста, плюнул и отвалил ему уэлшевское добро. «Смотри, говорит, батя Джон! Ежели их зароют за кладбищенской оградой, вурдалаки Уэлши тебя первого сволокут на болото». Убереги от такого Господь! – Энни поцеловала крест.

- Спаси небеса! – Милли перекрестилась.

- Только не это. – Рози сложила ладони на груди.

- А безносый поп Джон дёрнул в Роуз-Гаден. Окрутил свою косоглазую Мередит с камолым причетником. Лорд кончит новый храм, она зажирует! А Роуз-Гаден-то большой?

- Да я вас жду в гости. Поглядите.

- Рози, благодарю. – сказала Милли. – Ах, да… Есть у меня, Рози, подружка Нэнси Тирли. Благочестивая почище монашки. Исповедуется по два, нет, по три раза на дню. А какая швея и кружевница! Нет ли, у тётушки Дороти, опекай её Божьи угодники, местечка для благонравной Ненси Тирли?

- Постой…  Да третьего-то дня тётушка Дот мне и говорит: «Мне, племянница Рози, надобна швея и кружевница. Найдёшь – спасибо скажу».

- Спасибочко за приглашеньице! – сказала Энни. – Скорей бы, что ль… Живот крутит с голодухи. А моя-то подружка Сузи Кук как пить дать почище Ненси Тирли. По пять раз на дню бегает исповедаться. От неё поп запирает церковь. А как она кастрирует и забивает поросят! Не сыщется ли у тётки Дороти работёнки для Сузи Кук?

- Погоди…  Да третьего же дня тётушка и говорит: «У меня, племянница Рози, поросят девать некуда! Кто бы их кастрировал и забивал? Сыщешь – спасибо скажу». Уж места-то в Роуз-Гаден хватает. Туда подумывал умотать старый Уизли.

- А то! Пусть его на том свету великомученики потчуют бобовой похлёбкой! Он было очухался. После Арчи-то. Окрутил Гилмора. А тут… Жуть охота узнать, чего у них такое стряслось.

- Да ну? А у тёти Дороти есть подружки миссис Мэйси Фук и миссис Дейзи Тук. Миссис Фук тогда в замке забивала поросят. Миссис Тук была кружевницей. Тук и Фук донесли всё, что известно слугам. Ах, да вон фонари Роуз Гаден и нижняя Рок-ривер!

- Точно, Роуз Гаден. Шумит Рок-ривер!

- Уф!.. Роуз Гаден. Кажись, едут лодки.

- Ага, пути в аккурат на историю про Уизли.

 

ИСТОРИЯ 3 – О ТОМ, КАК ЮНЫЙ НАСЛЕДНИК УИЗЛИ НАПОЛОВИНУ ОСИРОТЕЛ

В-общем, старикан лорд Уизли женил Гилмора. На мадам Лусинде из Кросшира. Та родила сына. Папаша радовался, как царя родил. Запил в замке Уизли. Фу ты ну ты! Выполз на балкон и заорал:

- Слушайте все! Всё на этой земле принадлежит моему первенцу, здесь зачатому и рождённому. – он икнул. – Клянусь дать возлюбленному первенцу всё, что ни попросит!

Он отрубился. Прочухался. А денька через три в полнолунье на ночь глядя в замок-то стучат. Привратник отворяет... Ба!  Девушка. Юная и прекрасная – прямо хоть заваливай её сейчас в дворницкой.

- Здравствуйте, мистер привратник. –  она поклонилась,  – Я девушка Флори Нил. Нанялась в горничные к лорду Гилмору Уизли. –  она поклонилась. – Меня прислали кружевница миссис Дейзи Тук и миссис Мейси Фук со скотобойни. Я горю приступить к делу.

- Горничной? Самое время. – привратник захихикал. – Как? Флори Нил? Да ты ещё ребёнок. – привратник захихикал. – Иди по лестнице. В комнате лорда горят свечи. По соседству с миледи.

Флори не рассусоливала. Лестница тут. Комната там. Тук! Тук! Тук!

- Отец? – спрашивают из-за двери.

- Нет, я Флори Нил. Девушка. Горничная лорда Гил…

Уизли отворил дверь и затащил Флори внутрь. Пока он запирал дверь, спускал портки, Флори озиралась. Ага. Под гобеленом ход в соседнюю комнату. Дверь там запирается только с этой стороны. Тут папаша, волоча портки по полу, попрыгал к Флори, повалил её на стол. Заткнул рот. Вонзил зубы ей в грудь и…

- Божечки! – вскрикнула Энни Тод.

… брык об стенку. Румянец Флори поблек. Зрачки позеленели. Кожа побледнела и засветилась изнутри. Чёрные кудри вились по плечам. Лорд глядит – а Флори-то повисла в воздухе. Да это пацанёнок…

- Господи Христе! – запищал папаша Уизли и закрестился, как ветряная мельница. – Изыди, чёртово семя! За мои грехи искушает меня Сатана! Инкуб диавольскими чарами разжёг во мне похоть. Вовремя словом Божием отринул я сие наваждение.

- Ты людоед? – парень почесался.

- Я честной христианин! – папаша подтянул портки. – А кто ты, богомерзкая нежить и урод, лишённый Христова света и царства небесного?

- Я? Твой первенец болотный дух. Для близких Слай просто. – парнишка расшаркался, как у них там по-дворянскому. – Я на пустоши царь. Если мать не даст втык. Пришёл взять, что ты обещал. – у Слая на плече повисла плетёнка из камышей. – Знаешь, я тоже думал, что урод. Увидал меня раз лесоруб в Свэе – плюх в Рок-ривер и пустил пузыри. Думаю, плевать. Девчонка я, что ли? Потом я допёр, что зря прикинулся тогда бородавчатой скотницей с усами. И люди не шастают голышом. Ну, живые. А так я – красавчик. Раз в Гэе девчонка застала меня в реке. У неё жуть была на уме – со мной такого ещё не делали. Так я, папаша…

- Чур меня! – папаша  перекрестился и сделал шаг вправо. – Сроду я… – что-то он обмозговывал, – сроду я на болоте не якшался с бабами, бесовский ведьмак! Уизли отродясь не приближались к богопротивной топи!

- А пра-пра Гью? Его дядька Виллард макнул в трясину. Пра-пра был не промах – впился дядьке зубами в сапог. Дядьку бы засосало – да он съездил пра-пра камнем. Волки зажевали дядьку уже по дороге домой.

- Не понось имя Уизли, грязная болотная тварь! – папаша шагнул вправо.

- Да всего-то два раза я от крестьян подцепил вшей в трясине. Я овеваю их головы туманом – шлю на боковую. Купаться, папаша, я начал раньше, чем родился. Я и умер-то в Рок-ривер. В  утробе матушки Лин Пен.

- Лжёшь, срамник, не зна… Лин Пен? – папаша Уизли вздрогнул и шагнул вправо.–  Это не мой ребёнок.  Эту потас…  Твоя благонравная мать, болотное дитя, помнится, снесла ужин гостям, молодым Тивэлам. Ты, может, от Тивэлов? Лети в Тивэл-холл, могучий дух, я скажу, куда. Тивэлов было пятеро. Тивэлы сами же и заперли от нас дверь. – Уизли шагнул вправо и ухмыльнулся. – Чем докажешь, богомерзкий нехристь, что ты – моё христианское семя?

Слай скривился и показал клыки.  В зрачках у него зажглась кровь. Миг – и он стоял лицом к лицу с Уизли. Развернул затылок. Раздвинул волосы и… в Уизли покойницкими глазами впилось своё же лицо – закостеневшее и синюшное. Прошибло папашу будь здоров – аж зубы застучали. Стоило сыну спрятать эту жуть, как он заголосил:

- Силы небесные! Разрушьте сию скверну, навлекающую на меня морок и обман. Страшись Божиего лика, трясинный выродок и отродье мерзости, коему не место на земле! Распадись прахом, позорное скопище греха и разврата!

И приложил Слаю ко лбу деревянный крест.

- Ах! – вскрикнула Милли.

- Чего ты?

- Он увернулся от гадкого Гилмора?

- Тихо ты. Проваландался – шишку на лбу Гилмор ему набил, это да. А потом он взял у папаши из рук, как её, чудо-деревяшку:

- А я-то, говорит, думаю,  чего ты всё жмёшься к этому сучку. Это прошлая рука братца Седого Бук. Мы дружбаны. Я когда впервые нализался, захрапел на его ветке. Древесина у него что надо. – он потёр лоб. – Ну?

- Пощади, сынок – бухнулся на коленки папаша. – Чего угодно твоей милости?

- Младшего брата.

- В соседней комнате.

- Ишь ты дворянская морда! – плюнула Энни Тод.

- А чего? Знаешь, Слай просочился в один дом на отшибе. В Гэе, что ли…  Или Свэе? Хозяева храпят.  За стеной – люлька. Парень думает – дай гляну младенца. Не которого в крапиве нашли. Живого. Сел, таращит глаза… Чу! За спиной возня. К люльке идёт заспанная девчушка. Дочка хозяев. Слаю бы дать дёру. Да деваха: «Батюшки, говорит, эльф. Ты утащишь Эби? А то у меня пять сестёр. Только и вокшайся с ними». Эби духу болот была на дух не нужна. У него пруд пруди такого. Он успокоил сестру, что Эби не жилец. И – в трубу. Может, и у Уизли прорва детей? В-общем, Слай помчал за братом…  и почуял в замке смерть. У парня нюх. Он – вжих в комнату мадам. Так и есть. Та – на окне. С пацанёнком Уизли.

- Дух болот! – сказала мадам. – Не уноси моё безвинное дитя на гнилую топь. Не лишай его спасения и мира Христова. Утащи-ка ты лучше моего нечестивого мужа Гилмора.

- Вот и мне, леди, Гилмор не сдался. Я забираю мальца. Чего ему? Торчать в замке? Тут вонь. Морозяка. Папаша Гилмор – людоед. А дядя Эван! У меня, леди, уйма приятелей по месяцу разлагалась в навозе… Но я увидал дядю Эвана… У него вместо носа дупло. Он там филинов разводит? Крестьяне говорят, с ним нельзя есть из одной миски. Он, похоже, болеет. То ли дело болото! Братишку возьмут мистер Жаба и миссис Глотка. Они в Гэе держали аптеку. А как поели грибов, больше яды не стряпают. Жаба гонит чумовое пойло.  Я тут хватанул. У! Днём опустил на болото ночь. Развернул Рок-ривер. Эти ребята хотят ребёнка больше других вурдалаков. Ты чего ревёшь-то, леди?

- Тогда, – ревёт мадам, – моё безгрешное дитя предстанет со мною пред Господом. Тело его упокоится в склепе Уизли. А чистая душа на небесах станет ангелом!

Что ты будешь делать, а... Раз мадам влезла на окно, жди чего-то такого. Самое то здесь – улепетнуть в дымоход. Жаль бросать мальца. Да чего уж… «Тс, – говорит Слай, – леди, тс! Ухожу, ухожу». Да в комнату, как на болотном выхлопе, вкатило Гилмора. Отдай, визжит он, дура, ребёнка. Скок на окно, вцепился в мадам… И всё семейство – кроме Слая – кувырк вниз.

- Ах! – вздохнула Милли. – Умерли в один день. Вместе вошли в рай…

- Мадам-то вошла в колодец. Стала русалкой. Слай успел раздвоиться – словил братишку в миг, как у того встало сердце. Снёс на пустошь. И думал было оттуда усвистеть. Как слышит голос:

- Внучок!

Ба! Дедуля Уизли.

- Внучок, – зашамкал дед Уизли, – волочи меня на поганое болото. – дед Уизли закашлял. – Я заслужил сию кару. Порядочно мои сыны нашкодили в округе. Я за стервецов в ответе. Сидеть мне, внучок, веки вечные на болоте речным духом. Такова моя горькая доля!

- Мистер дед, сэр и пэр! – сказал Слай по-благородному, как там между знатью, разными царями. – Ты избежал своей горькой доли. В смысле я не думал чего-то тебя там волочить…  – Слай дёрнул в трубу. – А! Тебя завтра возьмёт древесный царь. Ну, тот. На кресте. Прощай!

Как дедуля Уизли обрадовался. До слёз. Ба! А тропинка-то где?..

 

ИСТОРИЯ 4, ПОСЛЕДНЯЯ – О БЕССТЫДСТВЕ БОЛОТНОЙ МЕРЗОСТИ, ЛИШЁННОЙ СПАСЕНИЯ

- Что-то здесь не то… – Рози наморщила лоб. – Где город? Не знаете? Я прям с ног валюсь. Сядем? У меня-то тут хожено-перехожено. А вы…  Впрямь вас послали в Роуз-Гаден?

- Вот те крест. Да, сядем. Мы чуть-чуть заблудились, да? Но город-то близко, да?

- Ну…  Место страх глухое. Слышите? Волки. А тебя, Энни, послали в Роуз-Гаден?

- Дай сяду. Умаялась. – Энни Тод перекрестилась. – Вот те крест. В Роуз… – она сглотнула, – то есть…  как оно вышло-то. Мать забрюхатела. Десятым. Гляжу, мои-то среднюю Крис – это наша Крис, которую покусали крысы, а не чесоточная Крис, дочка Фулеров… Ну, мои и дают Крис мою работу.  И шушукаются. Мать меня и подзывает. Затвори, говорит, дверь. Семья у нас большая. Меня самый возраст спихнуть в услуженье. Мои отхватили место. В замке. Пойдёшь, говорит, в горничные к Эвану. А коли ихняя милость Эван тебя облапает… Я, говорю, ему въеду по рогам. А она: «Это ты брось. Глядишь, он – Бог в помощь!  – сыщет, с кем тебя перехомутать. Вона от покойника Гилмора толстухе Эмили Куоксон привалила везуха, он ей откопал…». Чего, говорю? У Эвана на лице червяки. Забейте кольём – не пойду. Мать понесла чушь. Прискакал батя, мечет слюни: «Завтра я её, заразу, сам туда сволоку. Прорва такая – трескает как в топку закидывает. За неё сторожу плочено. А она выкобеливается. Лихорадка!» Батя саданул меня клюкой. Я маханула скамейкой. Вот мои и загнали меня милами в сараюху. Дверь подпёрли бочкой с брюквой. Я её плечом снесла с петли. Сижу я, шевелю мозгами. Гляжу – на полу доска. Думаю, суну в платье. Оглаушу батю по дороге. Удеру через лес к бабусе Гарклин. Ейный Йози на майском празднике в меня втюрился – поволок  в стог. Я засветила кулаком. Он и задумал жениться. Бабуся Гарклин была за. Такая, говорит, жена – мило дело переть Йози из кабака. Тут слышу – под дверью скребутся.

- Кто, говорю, там?

- Тсс! Крис. Шибко тебя отлупцевали?

- Терпеть можно. – я кой-чего сообразила. – Крис, а, Крис… Отодвинь бочонок! А? Я сразу уйду. Навсегда! Подамся к бабусе Гарклин – она обещала.

- Прямо! Батя меня подпихнёт Эвану. Наши-то раскатали губу, чтоб ты отстёгивала деньжищи…

- Я буду слать. Вот те крест! У меня всё сговорено с бабусей Гарклин. А батя-то коли сдаст кого Эвану, так Эшли. Ты тощ… стройная. Чисто леди. Эван-то, говорят, любит, чтоб как я и Эшли.

Слышу – Крис бубнит «ну, раз Эшли». И двигает бочку. Я – в лес, вдоль реки. Заблужусь ещё… Там меня сморило. Просыпаюсь – день. К бабусе Гарклин – это жди потёмок. Слышу – голоса. Гляжу из-за дерева – вы. На вид вы были ничего. Рози вообще как с церковного праздника. Я и увязалась. Бабуся Гарклин мне, по правде-то, ни рожна не обещала…  А когда Рози позвала на харч и столковалась насчёт работы! А оно вон как…

- А… твоя мать? – Милдред зыркнула на Энни. – Какую несла чушь?

- Ну её. Проваливай, говорит, к трольчихе Лин.

- Да ты проклята! – Рози присвистнула. – Но… – она почесала затылок. – Проклятья на абы кого не кидаются. Вот если б кто из нас ещё…

- Это сказки! Мы видали город. Да, Рози? Если кого засосёт – так мерзавку Энн. Её прокляла мать! А меня дура-бабка… Мать с отчимом с год как померли. Отчим причащал перед смертью старикашку Дэниэла Корбека. Схватил заразу. Но молитва дошла до Бога. Так на его похоронах сказал старикашка Корбек. За мной глядела тётя Прис. А с полгода дядя Харви… Мы ладили, когда он батрачил. До тёти Прис. Но с недавнего он стал говорить, что я прямо роза. И пялился как Тэд Сандерс, Бак Филдстоун, Стив Дули и ещё куча дылд. Мамкиной бабке Шоу это об стену горох. Я торчала в лесу да на реке. Тётя слегла. И – с копыт. После похорон стало хоть удавись. Раз я воротилась. А в сенях-то дядя! Разве, говорит, целомудренные девы шастают по темени? Знаем, говорит, знаем. Тут Бог помог – в сени выперла рожу карга Шоу: «Шлындаешь, говорит, шкура? Это какой ей догляд от дяди Харви! А чувырле кол на голове чеши! Я это чуяла про неё, паскуду, до еённого рождения. Когда дурынду Марджи охмурил собачий хрен Джош-Мордашка, – чтоб его, засранца, в аду дьяволы баграми окунали в чан с дерьмом! Опузатил жену и загнулся. Окрутим-ка, Харви, её, срамницу, с каким мужиком. С рук шалаву!» Дядя что-то забурчал. А назавтра у крыльца толклось полдеревни. Первым сватал Джайлс Дули:

- Мой, говорит, Тедди, кум Боттелгейл, не прочь захомутать Милли.

А дядя:

- Помогай Бог, свёкр Дули. Так в пятницу свадьба? Шиковать нам не с руки. Такие дела. По ангелу Прис и сороковины не прошли.

- А сколько вы, куманёк Боттелгейл, за ней отвалите чистоганом?

- Господь с тобой, свёкр Дули. У Милли и гроша нет.

- Как так? Вы, куманёк Боттелгейл, не в хрюшнике живёте.

- Так имущество-то моё, свёкр Дули. Такие дела. Постника Эндрю – пусть он на небе причащает ангелов! – трясучка в день запекла вкрутую. Без завещания. Горе-то какое, свёкр Дули! – дяденька сморкнулся в кулак. – Покойник-то, свёкр Дули, строит дом в Роуз-Гаден. Его, свёкр Дули, тамошние Бойлы протиснули в новый приход. Ай-ай-ай! О кузенах-то вы ни сном ни духом? Постник Эндрю, свёкр Дули, вбухал всё в дом в Роуз-Гаден. Удумал выдать Милли чуть не за царя. Ох, гордыня, гордыня… – дяденька покачал головой. – А Господь-то цап своего праведника – дядя потёр глаза. – Такие дела. Дом-то, свёкр Дули, до зарезу нужда спихнуть. Четыре года угрохать на достройку. Ой-ой-ой! – дядя схватился за голову. –  А покупатели? Прогорим!  – дядя схватился за сердце, – Вот я и выдаю Милли, свёкр Дули. Она красавица. Хозяйка. Знает по-писанному. Читает Библию. Кружевница. А какая…

- Эвона чего! Свиной Хрящ обул дурёху. Ну, бывай, Харви.

За Дули умотали все. От деревенских ясно чего жди – от ихних исповедей у меня всегда волосы вставали торчком. Карга Шоу дрыхла. А я мету кухню. Слышу – припёрся старикашка Корбек. Он засел с дядей в каморку, как, бывало, прихожане с отчимом.

- Покойник, – говорит, – Свиной Хрящ отмолил мою хворь. Осчастливлю-ка я его голытьбу. Женюсь.

- Мистер Корбек,– говорит дядя, – в ваши лета в монахи бы, что ли. Вы…

- Захлопнись. Я – мужик в соку. Только что бессонница. Раз я видал, как кой-кто до свету бегал в аптеку к молодчику Кёрли…  – старикашка загыгыкал. – Коли племяшке от тебя вышла дуля, ей на шише в кармане один ход. А я, опосля как помру, отпишу всё ей. Приведи её на ночь. Забористая егоза! Поле я своё унавозил. Чего б не потяпать? Всё одно бессонница.  На-ка бумаги. Читай и заверим.

Меня как огрело кувалдой. Не помню, как воротилась на кухню. Тут только оставалось со смирением уповать на Бога – молиться, кабы до сумерек старикашка Корбек загнулся. Я схватила нож… И докумекала. Растрепала волосы. Сыпанула золу из печки на лицо. Напялила тужурку карги Шоу. Порезала руку и измазала лицо кровью. Вламываюсь к дяде – шмяк на коленки! Мне, ору, было виденье. И лбом – об пол!  Дева Мария. Она сказала: «Раба божия! Ступай в Крукси в монашки»! Гляжу – старикашка Корбек хвать у дяди бумаги. «Что ж ты, говорит, погань, скрывал, что племяшка у тебя тёплая? Искушал вдовца на старости лет, чтоб хапнуть евонное добро? Выкуси!». И за порог. У меня отлегло… А дядя ухмыляется: «Хочешь в Крукси? Маманя Шоу! Милли взбрело стать монашкой.  Я с завтрего еду к сёстрам в Крукси сторговаться – чтоб не содрали за дочку попа. Я у них бывалый гость». Он до свету уехал. Я ещё в ночь решила: удеру к роузгаденским Бойлам. Но денег-то прихвачу. А ну про Бойлов брехня? С похорон я ночевала у тётки. Заставлялась сундуком. Там было шитьё и ненадёванное платье. Платье я расставила. Сшила сумку. Сунула платье, тёткины башмаки, нитки, иголки, ножницы и кружево, которое делаю сама. А деньги-то как спереть? Да ещё карга Шоу тявкала, что я ей подсуропила стирку. И с ранья выставляла Сандерсов, Филдстоунов и Дули, по своей доброте хотящих меня в работницы. Я навязалась с ней полоскать. А как пошли на реку, взяла скатерть – прыг на каргу со спины. Повалила. Скрутила лапы. Сунула  в пасть ей чулок. Сорвала еённый крестик, он серебряный, и серьги из ушей и пихнула  за щеку.  И – вброд по реке с сумкой на голове. Карга орёт: «Проваливай к Лин!» Я выкарабкалась – и в лес. Пока переодевалась, услыхала ваши голоса… Святые угодники! Неужто… – она озиралась, – день же на дворе. Мы выберемся. Малость отдохнём…  здесь… одну минуточку…  Ты, Рози, прости.  А то кабы не ты, мне б досюда не дойти… Уж бы я батрачила на твою тётю…

- Эй-эй, не заваливайся мне тут! – Рози хлопнула себя по лбу. – Голова моя гнилушка! Сейчас посвежеет. Братуха Седой Бук! Подцепи-ка деваху. Валится как сноп. А, старина?

Разом стемнело. Ветер прохватил Милдред. Её оплели голые ветки. Встал туман стеной. Вон болотные огни… Что это? Воздух колыхался, бормотал, бубнил. Различался голос Рози. Платье её тлело. Вылезли наружу плечи. Под кожей дергался огонь вроде свечного пламени за плёнкой из бычьего пузыря.

- Болотная банда! К новичкам. Спорщик Зелёный Боб, Хоб-карлик Отгрызи-подмётку, Джек Семипетельщик, Джинни-свечка Пляшущая Фонарщица! Нате вам, и Багор? А вам –  не сойти с места. Я – царь Слай… Ты на что глазеешь?

- Пресвятая Бого... – перекрестилась было Энни Тод. – Вот он где! Мой-то Йози. Как Йози-то утоп, я обревелась.  Думала, помру. А он эвона где. С крючищем. Я моего Йози признаю хоть бы и опосля трёх бочонков ячменного да такого мордобою, как аккурат на запрошлое говенье на живодёрне.

- Этот? Багор – молоток парень. Ты Багрова зазноба? А? Багор, да сватают-то хоть как?

- Я знаю, как сватают. Я согласная. Перехомутаюсь с Багром. Ладно уж. Без харчей, как в раю.

- Это можно. Но согласна ли ты, Энни Тод, снять нательный крест и остаться в моём царстве?

- Да делов-то.

- Дай я… Кхе, ты дохляков вроде меня скручиваешь узлом? Будь Ломотой-Лихорадкой. Валяй, трясина, забирай своё. Дуй, Багор, в Вересковый дол жениться. Опрокинем по черепухе? За мной не заплесневеет. Только я, ребята, эту крошку еле допёр. В дороге-то? Дребедень всякая. Кыш, кому говорю!

Милдрет смотрела, как над Энни вьётся неведомое существо. Всё на нём ползёт по швам, чернеет, съёживается. Под тлеющей юбкой болтаются тощие ноги. Оно тянется к Энн… Милдрет отвела глаза. В тумане заплясало с зудящим звуком новое болезненное желчно-жёлтое свечение. Пф! Все разлетелись. Слай сел на вывороченное корневище. Его волосы чернели над головой вроде водорослей в реке. Он вглядывался в Милдрет – аж шею вытянул.

- Дело у нас не шутка. Согласна ли ты остаться в моём царстве?

- Я, добрый царь духов, скверно говорила о твоей матушке и…

- Про бабку с дедом это лихо, да. Но мы о тебе. – его лицо дрогнуло. –  Поспеши.

- Добрый дух болот! Умоляю…  Отнеси меня в Роуз-Гаден… к родне.

- Твоя воля. Да не плачь. Родню твою я не знаю. Она у тебя там есть? Джинни-свечка усадит тебя у ратуши. Утром на тебя кто-нибудь напорется. Закопают с колоколами! Правда, Джинни, когда нашли, похоронили чего-то не очень так…

- Я не хочу…

-  Так и быть. Я уложу тебя спать на раз-два.

- И я проснусь здоровой?

-  Ещё бы! И в раю. У тебя мать там живёт?

- Я не хочу в рай.

- Там ещё какое-то место есть. А хочешь…  Бук, друган! Я проверну одну штуку. Мы о ней не шелестим, да, старик? Эй…  хочешь, я тебе приснюсь? Я пока такого не откалывал. Да ты разберёшься. Твои в раю не узнают. Я могу стать, как её, Рози. Это когда ты мне на мне показывала меня. Или каким показывала? Напомни только, какой я. А, проще раздвоиться, что я. По-другому тебе меня не коснуться. А есть в Гэе, интересно, ещё девчонки наподобие…

- Если я останусь… у меня здесь никого нет…

- Ну, держись меня. Может, кто из твоих и подгребёт. Чего б тебе такое…  Погоди-ка. Смотри!

Плечи его расправились. Лохмотья истлели. Он весь тускло светился. Под призрачной кожей, вроде кровотока вокруг мерцающего пузыря, будто вертятся стаи зеркальных рыб, багровых, жгучих, бирюзовых – то они блеснут, то шмыгают на дно…  Он всматривается. Дрогнул. Что-то блеснуло в глазу… Но вот он хлопнул в воздухе пяткой о пятку.

- Бук, приятель! Подцепи шнурок, а, брат. Вон тот, ага. Скрипи живей, сгнои меня трясина, ну? У меня завалы мелкоты. Станут драть горло. Кому охота слушать, верно? Кто это у нас, как думаешь?

Милдред выкинуло с земли. Она открыла глаза. Ой, высоко… Она не падает? Что это? Кто разговаривает? Она огляделась. Какая прелесть! Город вдали, а дома стоят перед глазами. Вверху – живые картины…  Слетать  бы поглядеть. Шепчут там? Да уж, небось, ночь… Она заметила что-то дразнящее, щекучущее, сиреневатое… Феи сеют пыльцу! Лучше стряхнуть, кто его знает… Ай, мамочки! Это сама она состоит из вихрей розового и фиолетового прозрачного песка. Всё-превсё через неё просвечивает насквозь.

- Ты как? А, барышня Болотный Морок?  – спросил взлетевший наверх Слай. – Видала Кросшир? Ого там дают храпака! –  пальцем он показывал на город, но скосил один глаз вниз, и туман заволок топь. – Трясина, – шепнул он, – забирай своё.

Но Милдред расслышала. Она кинулась вниз. Что-то ей нужно увидеть. Она носилась вслепую. Слаев туман не одолеть её нечеловеческим глазам. Муть вдруг отступила... Вот место, куда забрели они с Энни Тод. Тонким дымом она нависла над человеческой фигуркой в болоте, зажала рот прозрачными ладонями, но её стон прошёл сквозь них. Прохладная рука легла ей на плечо. Она смотрела, как затягивает землёй лицо, худые руки, пальцы с обкусанными ногтями… Всё. Как никого и не было. В небе пробивался Веспер.