В последний раз тряхнуло, отгремело, приложило плечом о горячий металл, до глухого звона впечаталось в затылок. Уши заложило тишиной. Времени страдать, радоваться, осознавать – не было.

Гéрен Гранн полз, цеплялся, соскальзывал, полз дальше, соскальзывал, цеплялся, полз. В голове молотом об наковальню билась мысль: вот сейчас, в сей же миг из повреждённого констрента рванётся накопленная сжатая мощь, и потерпевшую крушение воздушную шлюпку разнесёт в клочья. Вместе с ней – самого Гранна и тех, кто летел с ним. Об этих людях Гранн не думал. Ему слишком хотелось жить.

Гранн мешком вывалился из разбитого иллюминатора шлюпки, нажив ещё несколько ссадин. Неважных ссадин. Если бы голова не гудела, он бы выбрался быстрее. Земля – нет, не земля, зелёное месиво с чем-то цветастым, тошнотворным, движущимся – пьяно гуляла и путалась под ногами, обрастала корнями, корягами, камнями. Но он бежал. Как мог, конечно. Возможно, со стороны это и не бег был вовсе.

Вдруг стало легко. Легко, как пузырьку в бокале игристого агрианского, Гранн даже удивиться успел, не сразу понял, когда рухнул и покатился под откос.

Гранн лежал на чём-то мягком и колючем, и сил встать он не имел совершенно. Даже небо увидеть не мог – его закрывали густые, невозможно высокие кроны.

Полыхнуло. Раздался оглушительный сухой треск. По воздуху пронёсся вихрь синих искр, после которых мир виделся чётче и резче даже подёрнутым дымкой глазам Гранна. Когда ему было лет десять, вспомнил он, на центральной площади Мериáла устанавливали памятник героям Восьмилетней. Двухсотмодумный гранитный обелиск вознёсся в воздух от одного движения руки левитара Цéпаза, и тогда по площади разлилась та же болезненная синева, от которой слезились глаза. Левитар Цепаз – самый сильный из живущих, так сколько же энергии кроется в констренте обычной шлюпки…

Что, если выжил только Гранн?

Как же раскалывается голова…

Сверху посыпались листья и какой-то еще мелкий мусор. Гранн закашлялся, судорожно перевернулся на живот, и его вывернуло.

 

***

Áррия с замиранием сердца пошевелилась. Слава Деи, ничего не сломано. Кажется. Руки-ноги, по крайней мере, целы. Чуть-чуть ныла грудная клетка, кожу саднило от царапин, побаливали глаза и уши – а вот надо было зажмуриться и уши зажать, а ещё пригнуться вовремя… Ну и одежда, да. И юбка, и пиджак прочно потеряли надежду на светлое будущее. Нет, не об этом надо думать.

Как же всё произошло? Шлюпка уже снижалась, когда что-то в ней отказало – или её кто-то подбил? Нет, об этом тоже не стоит. И момент падения лучше не вспоминать. В любом случае, Аррия чудом осталась невредима и даже смогла пролезть в аварийный люк, хотя пришлось кого-то отпихивать ногами. Она знала, что потерпевшие крушения воздушные суда всегда взрываются, и успела отбежать. До неё долетели мелкие осколки, но это ничего.

Выжила определённо она одна. Огромная чёрная проплешина в лесу  – это же в тропический лес какой-то они попали, так? – красноречиво говорила о том, что все, кому не повезло остаться внутри, мертвы. На слабый укол совести Аррия и внимания не обратила: её, между прочим, семья ждёт домой. У тех людей тоже есть семьи, но это их семьи, она их не знает. Может, ей вообще стоит перейти в фатеанство и с отрешённым видом заявлять, что на всё промысел Судьбы. Не виновата она. Суждено было ей выжить, а попутчикам – умереть. Аррия представила себе собственное длинное лицо с комически надменным выражением на первой полосе газеты. Заголовок: «Единственная выжившая в ужасной трагедии призывает чтить Судьбу!» Ну или как-то так. Заголовки она придумывать не мастер, не журналист же, право слово.

Аррия рвано рассмеялась, но быстро прекратила – смех отзывался неприятным чувством в груди. Нет, единственной выжившей ей быть не подходит, как же ей выбираться тогда? Джунгли вокруг, лианы, ядовитые насекомые наверняка, все дела. Вряд ли их шлюпка единственной достигла земли, кто-то ведь ещё спасся со взорвавшегося Фýгите. На Фугите были десятки шлюпок и тысячи людей… надо найти их, точно надо!

Исполненная решимости, Аррия встала на ноги, опершись на ствол дерева и чуть не угодив ладонью в дорожку ярко-красных муравьёв. Сил она, однако, не рассчитала и плюхнулась обратно.

Ладно. Потихоньку…

Именно тогда она увидела между деревьев перепачканного молодого человека в драном пальто и со спутанным гнездом грязно-русых волос.

Один есть.

 

***

Ещё одна зарубка готова. Гранн убрал перочинный нож в карман и размял пальцы. Резать кору оказалось сложнее, чем думалось.

Компаса, конечно, не имелось ни у него, ни у спутницы – но идти куда-то надо было. Идти, поочерёдно крича дежурные «На помощь!» и «Есть кто живой?», и делать зарубки по пути, чтобы не ходить кругами. Гранн надеялся, что это поможет.

Итак, Фугите, трёхсотмодумная в длину махина и гордость пассажирского левифлота Ренции, вмещавшая две с половиной тысячи душ, взорвалась на полпути в Элривию. Гранн успел попасть на шлюпку по чистой случайности, и по той же случайности эту шлюпку не задело последним, самым мощным взрывом. Почти не задело. Теперь он и неизвестная девица с лихорадочными глазами пытаются найти кого-то ещё в этом странном лесу. Гранн был начитан о тропической фауне и полагал, что насекомых должно быть больше. Птиц тоже. Но в лесу звенела неестественная тишина, которую прорезал только треск растительного мусора под их ногами. По иным корням и стволам шествовали колонны красных муравьёв – и всё. Ещё кое-где с лиан свисали пульсирующие фиолетовые цветы, трогать которые не хотелось.

- Чшшш, я что-то слышу, - прошипела девица. Гранн от неожиданности вздрогнул, но прислушался.

И правда что.

Гранн как сумасшедший ринулся вперед, напролом, хотя тело ломило нещадно, и раскалывалась голова.

Людей было пятеро, нет, шестеро. Крепко сбитая дама определённо за сорок. Широкоплечий детина с честным лицом. Пожилой господин в идеальном костюме и с осанкой, достойной левитара. Дёрганый небритый тип с блуждающим взглядом. Низенький серенький человечек, которому впору пришлась бы главная роль в комической пьесе о маленьких людях. И женщина, которую Гранн заметил не сразу – сутулая, с неприятным тяжёлым подбородком и волосами соломой, неопределённого возраста, в мешковатой одежде. Все шестеро расположились на кое-как расчищенной лесной прогалине и не выглядели всерьёз пострадавшими.

- Я вижу, вам пришлось довольно нелегко, - кивнула головой плотная дама. Голос её внушал уважение и дышал авторитетом насквозь. – Полагаю, вы воспользовались одной из шлюпок.

- Именно так, - сипло выдохнул Гранн.

- Присоединяйтесь, - она широким жестом указала на землю, будто на званый ужин пригласила, и потеряла интерес к ним двоим. – Возвращаемся к стратегии, дамы и господа. Искренне надеюсь, что вы согласитесь с тем, что поспешных решений принимать не следует. Всем нам дóлжно оправиться от полученного шока и, в случае иных из нас, физических травм. У меня имеется некоторое количество антисептика, который я всегда ношу с собой, однако чем-то бóльшим я помочь не в силах. Когда ток левиты через моё тело возобновится в полной мере, что, полагаю, произойдёт через полсуток, я смогу подняться в воздух и разведать местность с высоты птичьего полёта, чтобы понять, в какую сторону стоит двигаться и двигаться ли в принципе.

Подняться в воздух? Так она левитар, причём прославленная левитар Церéлли, других на борту Фугите в этот злополучный рейс не было. Гранн представлял её себе по-другому: одно из влиятельнейших лиц Ренции в ней не выдавало ничего, кроме властного тона.

- Напоминаю: когда выяснится, что Фугите не прибыла в Элривианский левипорт, за нами будет выслана спасательная экспедиция, и нахождение вдали от обломков корабля усложнит поиски. Но до этого времени нам следует дожить. Настоятельно рекомендую начать поиски съедобных плодов, также необходимо следить за обстановкой: в этой местности должна водиться опасная фауна, хотя я, признаться, до сих пор не видела здесь ничего живого. Если нет возражений, приступим к распределению ролей, и да смилостивится над нами Судьба.

 

***

Аррия сидела, поджав ноги и обхватив себя за плечи, и болтала с Нóрбаном. Норбан был невзрачным, низкорослым, но сущей душечкой, в отличие от Гранна, который даже именем её не поинтересовался. Поодаль от них сидел чопорный старик Квéнтилл, на страже стоял статный, но не слишком мозговитый Рáбир. Остальные во главе с Церелли отправились искать съестное. Аррия присоединилась бы к ним, но ей стало нехорошо, и её оставили стеречь те немногие пожитки, что у них имелись. Квентилл ни за что бы не стал заниматься таким плебейским делом, как сбор еды, а у Норбана пошаливало слабое сердце – особенно после того, что случилось с ними в последние часы.

- Мы вообще не поняли бы, что значат эти звуки, а лар Церелли тут же сообразила, - голос Норбана был тихий-тихий, но вполне себе приятный. – Из рамы окна тут же болты повыскакивали – то есть не сами они повыскакивали, это лар Церелли их вытащила. И тут как подхватит, как понесёт! Потом лар Церелли рассказала, что она вместе с нами всеми и воздух из каюты-ресторана вынесла, потому что наверху сильно холоднее, и давление… представляете, как нужно быстро уметь соображать! О патрица Аррия, правда же, левитары замечательные люди?

Аррия не любила, когда её называли патрицей, слишком уж старомодно. И зачем он использует обращение «лар», когда Церелли тут даже нет? Любопытно, если заговорить с ним о том наверняка уголовном типчике, как там его, Скриб, кажется – он тоже будет отзываться о нём «патриц Скриб»?

Всего этого она не озвучила – грудная клетка всё больше и больше давала о себе знать, и говорить было больно. Правда, если дышать не очень глубоко, то всё вполне терпимо. Поэтому она просто кивнула.

- Когда мы висели уже в воздухе, так громыхнуло, я уж боялся, что оглохну, - покачал головой Норбан. – Но она нас спустила с такой высоты, и ничего! Никто не пострадал. Правда, сердце моё что-то, - он цокнул языком. – Как тут не уверовать в Судьбу, если я просто хотел поближе взглянуть на именитую лар Церелли и едва нашёл в себе силу духа подойти к ней, а получил спасение… Патрица Аррия, с Вами всё хорошо? Вы бледны!

Ребро прошила острая болезненная вспышка. Аррия только и смогла, что схватиться за бок и нечленораздельно вскрикнуть. Голос Норбана доносился как из тумана: казалось, он сначала звал врача, а потом запоздало вспомнил, что врачей в их скромной команде выживших не случилось. Пелена боли поглотила все звуки.

 

***

Герен Гранн вертел в руках небольшую рыжеватую дыню. Разрезать её он не спешил: то предыдущее, что они приняли за специфический фрукт, оказалось гнездом ос, однотонно-красных, как вездесущие здесь муравьи. Щетинистое лицо и узловатые руки Скриба покрывали вздувающиеся волдыри. На носу Церелли тоже красовался один такой. Ей было нипочём, а Скриб методично и отвратительно чесался.

Ничего съедобного они пока не нашли.

В дыне ос не обнаружилось – только прозрачная мякоть с прожилками, от её вида Гранн сглотнул слюну. Осторожно взял в рот кусочек и тут же выплюнул: горечь немилосердная.

Скриб подвывал и грязно ругался. Его добивали укусы и разыгравшийся голод.

Немая – так они окрестили не произнёсшую ни слова странную женщину – ползала по траве, что-то выискивая. Каждый раз, когда Гранн на неё смотрел, тут же хотелось отвести взгляд. Как от уличных попрошаек. Как от обитателей сумасшедшего дома в час прогулки, прилипших к ограде, тянущих руки или глазеющих, не моргая.

- Не время отчаиваться, Судьбе угодно было, чтобы мы выжили. Значит, здесь есть средство к существованию, и мы его найдём.

Да что Вы, лар Церелли, говорите.

- Так было угодно не Судьбе, а Вам, милейшая, - неожиданно для себя грубо сказал Гранн, проверяя на прочность стебель лианы. Камень, а не стебель.

- Мне ничего не было угодно. Я всего лишь спасла тех, кто находился рядом со мной, в том количестве, которое я могла поднять в воздух, ни более, ни менее.

- Так зачем вообще что-то делать? Судьба сама всем распорядится за тебя, плыви по течению и радуйся.

- Вы неверно понимаете суть фатеанства, - в голосе такая сталь звучала, что, не будь Гранн взбешён и отчаян, он бы раз навек зарёкся ей перечить. Церелли умела говорить. – Судьба может благословить кого угодно, но благословения единого недостаточно. Следует действовать и пользоваться всем, что у Вас есть. Я в этом случае – не что иное, как инструмент Судьбы. Ей было угодно, чтобы эти люди могли спастись – и я спасла их. Так же, как ей угодно было, чтобы Вашу шлюпку не поглотил взрыв констрентов Фугите.

Гранн хотел возразить, что, раз уж и крушение Фугите – проделки Судьбы, то стоит ли такую сущность чтить, но их прервали – резким треском стволов, шумом сминаемых древесных крон.

Существо он бы не смог описать. Оно было сплетением конечностей, оно было мачтами и такелажем старинных, ещё морских судов, оно было триумфом металла судов воздушных, современных, оснащённых констрентами. И всё же оно было мерзки живым, похожие на снасти отростки извивались, то, что сначала казалось болтами и шестерёнками, пузыристо надувалось.

Оно казалось ожившим бредом, хотя и в бреду невозможно представить нечто столь детальное, величественное, отвратительное и, возможно, извращённо прекрасное…

Существо было красным целиком. Существо ломало стволы и рвало лианы.

Существо двигалось к ним.

Скриб заверещал и бросился бежать напролом сквозь кусты и сплетения лиан.

- Стой, ублюдок! – заорала Церелли. Растеряла напыщенность. – Там же наш лагерь!

И бросилась вслед за ним. Немая – за ней.

Долю секунды Гранн хотел отступать в другую сторону. Существо настигнет их, но его, Гранна, не найдёт.

А если оно выберет жертвой именно его, не их?

Гранн побежал со всеми.

 

***

Квентилл досадливо поморщился. Мало того, что он опоздал на назначенную встречу. Мало того, что он застрял в лесу, где толком не видать солнца, а воздух влажен до того, что сложно дышать. Мало того, что поблизости нельзя было найти ни удобств, ни лекарств, ничего. Масла в огонь подливали люди.

Непривлекательная девчонка продолжала ныть, клерк продолжал вокруг неё носиться, охранник стоял столбом.

Измельчал плебс, измельчал. Разучился контролировать эмоции, разучился быть полезным ближним своим без лишнего шума. Сам Квентилл, вероятно, и мог бы чем-то помочь, но смысла не видел. Он достаточно принёс пользы за свою жизнь, не то, что иные.

Если на то пошло, измельчали даже левитары. Куда исчезли те всемогущие, недостижимые идеалы людей, на которых в далёкой юности равнялся Руф Квентилл? Где те, что повергали толпы в благоговение своим триумфом над прочими человеческими существами и над самой природой?

Церелли, в отличие от девчонки, охранника и клерка, полезной быть умела, но для левитара этого мало. Стоило ей растратить силу – и без неё она уже совершенно как простая смертная, неспособная внушить нечто большее, чем пустое плебейское почтение к статусу. Ещё и адепт новомодного фатеанства, религии для слабых, недостойной левитаров.

Девчонка, задыхаясь, бормотала, что ей сложно говорить – так молчала бы. И клерк молчал бы. Очевидно же, что сломала ребро. И, очевидно, в полевых условиях вправить его никак.

В довершение ко всему из чащи, крича и треща ветками, чересчур поспешно ретировались охотнички за едой. Видимо, еда предпочла охотиться на них. Ничего, Квентилл, несмотря на свои годы, не пренебрегал тренировками и мог спастись бегством от хищного животного даже по пересечённой местности… вот только животным эту тварь не назовёшь. Сердце ухнуло и заколотилось быстрее, но в шок впадать нельзя было никак. Квентилл прикинул, куда направляются беглецы и где, следовательно, стоит ждать тварь. Сообразил, в какую сторону лучше отступать, и рванул с места, не забывая правильно дышать. Клерк и девчонка пусть разбираются сами, всё равно без квалифицированной медицинской помощи она не жилец.

Квентилл не предугадал, что вся честнáя компания кинется за ним. Судя по женскому крику не страха, а боли – девчонку прихватили с собой. Дурачьё. Треск сминаемых стволов приближался.

- Я умру! Умру! Умру!

- Бегите врассыпную, слышите?!

- Ос… оставьте меня…

- Гранн, ублюдок, ты куда? Мы же тащим её вместе!

- Мне жить охота!

- Я один не унесу!

- Бросай её!

- Я не мо… ааааа! Аррия, прости!

Треск стих. Квентилл, тяжело дыша, обернулся, хотя, скорее всего, следовало бежать дальше, и…

- Не хочууу! – визг был почти нечеловеческим в своей агонии. Даже его, Квентилла, пробрало до мурашек.

Красная тварь высотой в половину здешних деревьев-гигантов склонилась над распластанной на мху девчонкой и поглощала её, начиная с ног. Клерк, видимо, всё-таки предпочёл не выбрасывать собственную жизнь вместе с ней. Сейчас он стоял, закрыв рот ладонями, прерывисто и сипло вдыхая, не в силах пошевелиться, как и они все.

Пламя вышнее, надо бежать. Квентилл вёл не самую мирную жизнь и видал грязные смерти, но вот такую, от твари, которую невозможно вообразить здоровому уму – впервые.

Первой оправилась бессловесная сумасшедшая, приложила палец к губам, развернулась и кинулась прочь.

Оставалось надеяться, что тварь удовольствуется единственной жертвой.

 

***

Гранн лежал, опершись затылком на шершавый ствол давно упавшего дерева. Высоко наверху сплетался узор из листьев и лиан, на одной из них мерно покачивался пульсирующий цветок. Будь это обычный лес, даже не тропический, у него за шиворотом давно гуляли бы насекомые. Здешних красных муравьёв он не видел, ос тоже, а больше ползать и летать некому.

- Вместе мы бы её дотащили! Вы чудовище похуже… похуже того!

У Гранна не было сил отвечать на прерывистые, визгливые претензии Норбана. Коротышка оказался не лучше и тоже оставил девицу умирать. Если бы не вынужденная жертва, мог не выжить никто.

Гранн молчал. Норбан схватил его за грудки и продолжил что-то орать. Гранн зарядил ему в челюсть.

- Господа, вражда сейчас ни к чему не приведёт. Если вы не желаете работать вместе…

Хватка Норбана ослабла, Гранн упал обратно, его горло сдавило что-то незримое, перекрывая воздух. Коротышка тоже захрипел. Над ними высилась левитар Церелли со странно покрасневшим лицом.

Горло отпустило.

- Моя сила начинает восстанавливаться, поэтому настоятельно предлагаю вам всем повиноваться. В том, что уже случилось, бесполезно искать чью-либо вину, но последующие инциденты следует предотвратить.

- Прошу прощения, лар Церелли, - сказал Грант. Невольно ощупал шею. Коротышка пробормотал нечто похожее.

Церелли повернулась на каблуках и приблизилась к Скрибу. Тот мерно и беззвучно покачивался, опустив лицо, вцепившись руками в волосы. Больше не хныкал и не орал.

- Что с Вами?

Скриб не услышал.

- Вам нужна помощь?

Нет ответа.

Пальцы Скриба разжались сами, подбородок поднялся тоже сам. То есть стараниями Церелли, наверно, стала бы она марать об него руки.  И если бы Гранн не видел то существо из кошмаров и гибель Аррии, если бы был уверен, что происходящее с ним – правда, он бы ужаснулся. А так он просто отметил, что от укусов ос лицо Скриба превратилось в месиво, что покрасневшие глаза смотрят бессмысленно, что раздутые губы шепчут что-то беззвучное.

Церелли отступила на шаг и пробормотала:

- Он же горит весь… Полагаю, ни у кого нет с собой жаропонижающего? Противоядия?

Молчание.

- Не советую подходить к патрицу Скрибу, пока он… не оправится. Болезни, передающиеся через укусы насекомых, заразны.

То есть пока не помрёт, да. И заразны болезни от мух и москитов, а не жала ос, но не то чтобы Грант жаждал приближаться к этому типу. Смысл в чём? В милосердии? Он же, Скриб этот, даже не соображает больше.

Немая раздала всем какие-то орехи – оказывается, она умудрилась их набрать до рандеву с чудовищем. Когда Рабир, сдвинув брови, посмотрел на неё, она съела два таких сама. Церелли произнесла небольшую хвалебную речь. Норбан накинулся на орехи со звериным голодом. Скриб к еде не притронулся. Квентилл сухо поблагодарил и съел не сразу, наблюдал за реакцией остальных.

Орехи вряд ли были очень вкусными, но изголодавшемуся желудку Гранна показались хлебом вышним. Ещё сильнее захотелось пить. Он в компании Норбана и Немой отправился искать воду – Церелли отговорилась плохим самочувствием. Да, её же тоже ужалила оса, пусть и один раз. Ручеёк нашла, как и орехи, опять сумасшедшая. Сумасшедшая ли?

Когда они вернулись, Скриб уже умер. Его не стали накрывать или закапывать: нечем было. Просто оттащили дальше в кусты и собрались на ночлег. На каких-то корягах, чтобы не простыть на холодной земле, с графиком дежурства, чтобы не пропустить то существо или… ещё кого-нибудь.

Гранн лёг спать, и последняя мысль его в тот день стала надеждой на то, что живот сводит от съеденных на пустой желудок орехов, а не от возможного яда в них.

 

***

Квентилл проснулся от властного окрика. Чтобы собрать мысли воедино, чтобы пошевелить задеревеневшим телом, ему пришлось ещё немного полежать.

В бок впечатался чей-то ботинок. Немыслимо.

Квентилл открыл глаза: над ним нависала пренеприятная физиономия охранника. Раньше на ней читалась только тупая услужливость, теперь – высокомерие и презрение.

Это к нему-то.

- Вставай, старик! Смена верхов.

Ещё пинок. Квентилл, кашляя и потирая ушибленный бок, поднялся.

- Все встали? Чудненько. Коротко о главном. Левитарша наша сдохла, теперь главный я, Эгнац Рабир. Правила устанавливаю тоже я. Сюсюкаться, как левитарша, не буду. Идём искать выход. Ждать никого не будем. Кто хочет сдохнуть, если сердчишко слабое или кто старпёр – милости прошу сдохнуть!

Квентилл осоловело огляделся по сторонам. Сутулый парнишка-молокосос, который намедни беспрестанно наглел, сидел тише мыши. Клерк сжался в испуганный комок. Немая глядела куда-то отсутствующим взглядом – вряд ли понимала, что происходит.

Тело Церелли никто не позаботился даже унести. Погибла она не по естественным причинам, не от яда неведомых ос, с которыми, если верить мальчишке, они столкнулись до встречи с чудовищем: единственный след от укуса на заострившемся носу не выглядел воспалённым, тогда как тот небритый вечером выглядел как пламя вышнее ведает что. А вот на шее виднелись следы.

Квентилл знавал таких людей. Дай им только возможность доказать своё превосходство, пусть это и бессмысленно – они докажут. Задушат во сне самого полезного члена группы только потому, что она негласный предводитель – и потому что левитар, сверхчеловек, объект поклонения. Это же так воодушевляет, что вы. Самое мерзкое, что в перспективе такие люди угрозы не представляют – самоустраняются, как правило, от собственной же глупости. Вот только за очень короткое первое время нагадить могут непоправимо. Потому что непредсказуемы.

Что ж, значит, такой возможности этому Эгнацу Рабиру он не даст. Не стоило поворачивать к нему, Квентиллу, спину, ох, не стоило. Он запустил руку под испорченный не лучшим ночлегом пиджак, якобы ушибленный бок растереть – и обомлел.

Карманного гиралера не было. Как не было и ножа за поясом, и ножа в сапоге.

Люди в возрасте спят чутко – почему же он, Квентилл, столь досадное исключение?

- Чего, старикашка, косточки ноют? – ухмыльнулся, обернувшись, Эгнац Рабир. – Или это ищешь?

В левой руке Рабир подкидывал гиралер. Его, Квентилла, гиралер, с миниконстрентом, по последнему слову ещё не вышедшего на официальный рынок оружия. Никаких пуль, патронов, никакой перезарядки – только синяя искра и мгновенная бесшумная смерть. Миниконстрента хватит на тысячи выстрелов.

Безмозглое истеричное ничтожество не заслуживает даже прикасаться к этому совершенству. Квентилл сжал кулаки, но пускать их в ход не стал. Сноровка у него уже не та, что прежде. Зазнавшаяся дрянь вышибет ему мозги прежде, чем он нанесёт удар.

Позже. Всё позже, главное – дожить.

- Ну что, патрицы демократы, возражений нет? Принято единогласно? Чудненько. Пустимся в путь уже совсем скоро, а мы с патрицей пока – как там у вас, важненьких-благородных говорят? – уединимся.

Эгнац Рабир схватил за предплечье Немую и потащил в кусты.

Мерзость.

 

***

Они шли весь день. Останавливались только чтобы срывать орехи, которые тогда впервые нашла Немая, и набрать воды, пили и ели на ходу. Гранн порой поддерживал Норбана – хоть он и косился неприязненно, но дышал тяжело, хватался за сердце и помощь потому принимал. Иногда помогал идти Квентиллу: тот кашлял и к середине дня захромал. Гранну отчаянно хотелось быть полезным. Возможно, потому что он оставил умирать тогда Аррию. Возможно, потому что даже не попытался вправить мозги Эгнацу Рабиру. Он бы и Немой чем-нибудь помог, но Рабир её ни на шаг от себя не отпускал. Орехи не собирали только они двое.

Может, и к лучшему, что Аррии нет, подумал Гранн. Будь она жива, туго пришлось бы ей: уж она точно привлекательнее, чем Немая, и Рабиру приглянулась бы больше.

Немая не противилась особенно, но Рабиру не противился никто. Сначала главной себя называла левитар, теперь человек с гиралером. Люди – животные, и правит ими грубая сила, подумал Гранн, стараясь не поддаваться панике. Днём ранее он не мог ещё осознать происшедшее в полной мере, всю первую половину дня сегодняшнего он был слишком испуган, чтобы думать о чём-то, кроме гиралера в руке Рабира. Бояться он устал. Этим воспользовались другие мысли.

Они находились посреди неизвестного леса со смертоносными осами и шестимодумным кошмаром, который валит деревья и глотает людей. На орехах и воде долго не продержаться. Знают ли там, снаружи, где их искать? Даже если знают, они под руководством Рабира слишком далеко ушли от обломков Фугите… а остались они вообще, эти обломки? Церелли перед сном объявила, что их они и будут искать сегодня. А вышло вот как.

- Почему Вы ничего не делаете? – прошипел ему в ухо Норбан.

- Как и ты, - эту шарманку Гранн слышал весь день. Будто ему своих угрызений совести недостаточно.

- Посмотрите на меня, что я могу против него?

- Я тоже на бога войны не похож. И на самоубийцу.

- А решить дело словами? Эгнац так же напуган, как и мы, просто у него… реакция такая…

Вот это номер. Гранн думал, это он тут молодой максималист.

- Решай сам, если хочешь. Он невменяем, и у него гиралер.

Гранна резко тряхнули за плечо.

- А ну прекратили шушукаться! – гаркнул Рабир и толкнул их обоих вперёд. – Жить надоело?

- Вот именно что не надоело! – воскликнул Норбан. – Патриц Рабир, Вы сами лишаете себя шанса спастись! Одумайтесь и послушайте совета покойной лар Церелли! Она намеревалась подняться в небо и найти выход сверху, и, раз её с нами нет, давайте придумаем способ хотя бы забраться на дерево!

Рабир остановился. Гранн едва не кожей ощущал его усмешку и боялся обернуться, боялся пошевелиться.

- Давай, коротышка, говори ещё.

- Патриц Рабир, Вы думаете, я Вас не понимаю? Нам всем очень тяжело, все мы можем совершать… необдуманные поступки! Но не поздно исправить то, что сделал! Ну, что-то поздно, лар Церелли мы больше не вернём, но мы можем продолжить работать так же слаженно, как и с ней! Пусть её смерть окажется не напрасной! Пусть жертвы патрицы Аррии и патрица Скриба окажутся не напрасными!

- Э, левитарша сдохла не зазря, коротышка. Выпустить бы в тебя сейчас заряд гиралера, хорошая пушка, не то, что старик-хозяин. Но ты же не хочешь быть бесполезным, да?

Внутри Гранна всё похолодело. Он как молитву твердил про себя: меня нет, меня нет, тебя разозлил только Норбан, Норбан не со мной, я ему не пособник…

- Не хочу, - голос Норбана дрогнул. Тоже понимает, что сейчас будет. Даже он понимает.

- Принеси мне цветочков.

Что.

- Да вон тех, фиолетовых, не абы каких. Давай-давай, вперёд.

Норбан на негнущихся ногах подошёл к свисавшей почти до земли лиане, на которую показал Рабир. Цветы пульсировали, бились, как сердца, тускло тлели в лесном полумраке. Норбан потянул к соцветию руку, но срывать не спешил.

- Знаешь, я передумал. Не приноси их мне. Съешь сразу.

Съесть?!

Пальцы Норбана дрожали.

Щёлкнул гиралер в руке Рабира.

Норбан сорвал цветок. Один.

Лиловая слизь мгновенно потекла вверх по его руке и облепила с ног до головы – ну не было в том цветке столько жидкости, не могло быть. Норбан открыл рот, но из него тут же пророс пучок таких же цветов. Глазницы, нос, пальцы – цветы лезли отовсюду. Гранн не знал, сколько прошло времени, всего несколько мгновений, наверное. На месте, где только что стоял Норбан, лежал  скомканный, пропитанный слизью ворох одежды и пульсирующих лиловых цветов.

С опаской Гранн обернулся на Рабира. Тот ухмылялся.

- Мы нашли то, что нужно, - сказал он. – Вперёд, патрицы. Или кто-то ещё цветочков захотел?

Уж лучше он, Гранн, получит заряд гиралера в затылок. Гуманнее как-то будет.

 

***

Квентилл проснулся разбитым, с кислым привкусом во рту, и снова – от тычка в бок. Более милосердного, чем вчера. Разлепил тяжёлые веки и увидел перед собой не Рабира – Немую.

Немая протягивала ему два ножа и гиралер.

- Владелец твой разжалобился? – вышло так сипло, что почти не слышно. На слове «владелец» уродливое лицо перекосило ещё больше.

Вот теперь он разглядел плохо стёртые следы крови на одном из ножей. Поднялся с трудом и увидел: над зарезанным Эгнацем Рабиром стоял парнишка и с кислой миной разглядывал.

А он, однако, не так плох. Что Квентилл и сообщил вслух, пусть и неохотно.

- Я что, похож на того, кто бы с ним спал?! – вдруг взъярился парнишка. – Это вот она.

Квентилл перевёл удивлённо взгляд на Немую. Та кивнула.

Вот как, поплатился за то, что с бабой спутался, как банально. Впрочем, Эгнаца Рабира он не жалел. Совсем. Только не отблагодарить Немую хотелось за своевременное спасение, а оказаться от неё подальше. Странная она, странная и страшная даже. Не сопротивляться человеку весь день, изображать послушную куклу, чтобы потом, когда он ослабит бдительность, хладнокровно зарезать – уметь надо. Квентилл не раз имел дело с опасными женщинами, но не с такими.

На одном из её длинных оборванных рукавов виднелась кровь. Значит, произошла схватка?

Немая оттащила тело Эгнаца Рабира подальше, а потом они втроём просто молча сидели на корнях особенно толстого дерева. Ели орехи, от которых тошнило уже, но ничего более съедобного они не нашли. Пили воду из самодельных фляг – только сам Квентилл из фляги настоящей, в которой раньше хранился крепкий аккевит.

- Что искал Рабир? Что-то связанное с теми… цветами. И сказал, что нашёл это, - наконец подал голос парнишка.

Цветы, точно. А Квентилл думал было, что ему причудилось, а клерка Эгнац Рабир просто гиралером прикончил.

- О, очевидно же, что именно он организовал крушение Фугите и всё, что случилось потом, чтобы исследовать растения-людоеды, - пожал плечами Квентилл.

Гранн смерил его ядовитым взглядом. Не оценил шутку. Не смешно ему.

Молодёжь. Никакого почтения.

- Подозреваю, что мы никогда не узнаем. А жаль, он, видимо, был осведомлён о чём-то. Девочка, ты не могла его связать, а не убивать сразу?

Немая не среагировала никак. Ну да. Верёвок у них не имелось.

- Итак, раз уж я остался во главе нашей поредевшей компании, - Квентилл прокашлялся. – Мы идём назад, к возможным обломкам Фугите. Хоть Церелли была паршивым левитаром, но тактику выбрала верную.

- Пламени с два я пойду туда, где этот монстр, - скривился парнишка. – И вообще – почему именно ты во главе? Потому что важный такой? Или потому что у тебя гиралер? Или, может, ты вообще втайне левитар?!

На «ты», значит? У парня явно крыша едет. Не хочет слушать голоса рассудка – и пусть. Тварь вряд ли сидит на том же месте и ждёт их возвращения, и её сложно не заметить, если быть бдительным. Да и выбора другого у них нет, если уж на то пошло. Блуждать по лесу без направления?

- Я тебя не держу, мальчик, - спокойно сказал Квентилл.

- Прекрасно. Рад был познакомиться, - встал рывком, достал перочинный нож (Квентилл немного напрягся, вдруг напасть вздумает, чего доброго), со всей силы ударил по ближайшему стволу – знак такой, что ли? – и пошёл вперёд. Куда глаза глядят, очевидно. Туда ему и дорога.

- Что ж, девочка, и нам пора, - Квентилл с кряхтением поднялся и обернулся на Немую. Та покачала головой, подобрала изорванные юбки и направилась ещё куда-то. У Квентилла промелькнула глупая мысль, что вот сейчас она обернётся: следуй, мол, за мной, - и выведет куда надо. Так же, как она находила съедобные орехи и ручьи с водой.

Не обернулась.

А жаль, помощь ему бы понадобилась…

Квентилл ножом кое-как отпилил, кое-как доломал ветку с дерева пониже и, опираясь на неё, побрёл назад.

Ему зарубок не требовалось: раньше они прошли тут, как коровье стадо, и следы их ещё не заросли.

 

Так разошлись пути троих выживших в крушении воздушного лайнера Фугите – и их истины.

 

Истина Герена Гранна

Гранна мучила жажда.

Орехи находить он научился, но не воду, а от орехов горло горело ещё сильнее. Жар солнца почти не доставал до земли, воздух был влажным и душным, но пить хотелось всё равно.

Вчерашние альтруистические побуждения куда-то испарились. Полезным он хотел быть, как же. Ему бы самому себе быть полезным, это хотя бы выжить поможет. Немой помощь не нужна. Квентилл помощи не заслуживает. Но сожаления – некоторые из них – остались.

Гранн не знал, куда направлялся. Жалел, что оставил компаньонов: Немая точно нашла бы ещё воды. Жалел, что вообще взошёл на борт Фугите. Понимал, что скоро ему конец, но это перестало волновать спустя несколько однообразных часов.

К вечеру полил дождь. Гранн запрокинул голову, раскрыл рот. Блаженство. Провёл руками по заросшему щетиной лицу, стирая грязь последних трёх дней. Открыл глаза и увидел, что деревья начинали редеть. С новыми силами – откуда только взялись – он ринулся дальше, дальше, вперёд, чувствуя, как к прелому запаху мокрой листвы примешивается незнакомый, волнующий, солёный…

Море оказалось таким, каким он его себе представлял. Мощным, серым – чуть темнее неба, с пенными гривами.

А ещё вдалеке, если смотреть вдоль каменного берега, можно было разглядеть силуэт чего-то рукотворного, какой-то постройки. Уже глубокой ночью Гранн добрался до неё и свалился прямо на пороге рыбацкой хижины.

А спустя три дня, когда прибыл корабль, забиравший улов рыбаков: невиданных доселе рыб, засушенных морских звёзд для украшения богатых гостиных, раковины, за которыми ныряла младшая из них, тонкая, как стебелёк, юная, темнокожая, - на его борту стоял новый пассажир. Он не собирался вспоминать ад, через который прошёл в Мёртвом лесу – так его звали рыбаки, и Гранн не мог не согласиться. Но позже, когда боль, омерзение и страх пройдут, забудутся, тогда он напишет книгу, толстую, обо всех выпавших на его долю испытаниях и даже больше. И обязательно прославится.

 

Истина Руфа Квентилла

На путь, который их компания в бытность свою именно компанией потратила чуть больше дня, Квентиллу понадобилось два. За это время с неба не упало ни капли, и, если бы он не наткнулся на ручей, один из тех, где они набирали раньше воду, ему пришлось бы худо. То есть хуже, чем и так уже было.

Не в его годы переживать подобное. Не в его годы и не в его положении, значимом, когда он уже вырвал у жизни то, в чём он нуждался и то, что хотел. О том, что будет, если его не найдут, он не думал.

Его нашли, когда он даже не успел ещё отчаяться совсем. Ну и зрелище, должно быть, он представлял собой: растрепавшаяся борода, сальные волосы, заскорузлая одежда, наверняка не одна новая морщина. Но спасатели обрадовались и ему. Говорили, что он – единственный выживший, кого они смогли отыскать в этом бескрайнем лесу. Говорили, что он верно поступил, не уходя никуда: лес простирался на многие и многие киломодумы, поблизости не было ни единого человеческого поселения, и найти его, Квентилла, стало бы просто невозможно.

Лес, как выяснилось, находился на острове, который технически принадлежал Элривии, но пользы эта территория стране не приносила. В лесу нечего добывать. Лес невозможно свести, выжечь, засеять землю злаками. В лесу обитает тварь, пожирающая всех. Право слово, патриц, вам несказанно повезло. Судьба вас хранила.

И здесь эти вездесущие фатеане, чтоб их пламенем вышним да по макушке. Две сумасшедшие бабы это были, а не судьба.

Немую так и не нашли. Парнишку тоже.

Квентилл особой жалости к ним не питал. Он очень устал и хотел, чтобы всё скорее закончилось. Тогда будут снова вечера с сигарой и камином, письма от тех, кто остался в далёком прошлом, льстивые наследнички. Та жизнь, которая ему была нужна. Та жизнь, которую он заслужил. Хватит с него потрясений.

 

Истина Немой

Немая бросила на землю обломки констрент-браслета, который до вчерашней ночи впивался ей в запястье, и с силой раздавила. Больше она его не наденет.

Немая терпеть не могла левитаров. Не умершую Церелли, а левитаров вообще. Ими становились лишь те, чей ток левиты через тело был достаточно силён, чтобы поднимать в воздух обелиски и с корнями выворачивать деревья. Не всем из способных так повезло. Только единицам.

Немой ещё в детстве нацепили констрент-браслет, обязали раз в пятьдесят дней сдавать заполненный констрент и вставлять новый – ей и ещё тысячам других, кому не повезло иметь способность, но быть слабее. Браслет наполнялся энергией левиты через кровь и заполнял ею констрент. Потом констренты шли на производство, двигатели воздушных и обычных кораблей, оружие… На деньги, выручаемые за них, можно жить, не работая – вот только воспользоваться левитой самому, пока браслет на руке, невозможно. Если снять его, выдрать с мясом, тогда сможешь уподобиться левитару, разве что слабее, но ненадолго: наказание за подобное своеволие – пожизненное заключение. Кого-то устраивала обеспеченная жизнь без хлопот, кто-то отчаянно хотел менять мир усилием мысли и не мог смириться с собственным бессилием.

Оказалось, Немая из вторых.

Надо же, какими наивными были её два последних спутника. Ни мгновения не сомневались, что она незаметно вытащила у Рабира нож и легко зарезала во сне. О нет. Тогда она разбила констрент-браслет о ствол дерева и задушила Рабира с безопасного расстояния, даже сама подивилась, как легко послушалась её левита, хотя ни разу в жизни до того не прибегала к ней. И только после она обшарила труп, вытащила оружие и ножом перепилила горло. Не сразу, это не было так просто. Может, она что-то неправильно делала. Но, в конечном счёте, это неважно. Церелли могла раздавить Рабира, как мушку, даже в истощённом после полёта состоянии, но он застал её врасплох. А та, кого окрестили Немой, справилась с ним и даже не открыла никому своей настоящей природы. И не откроет впредь, если будет осторожна.

Немая взобралась на дерево. Вышло у неё это тоже не сразу: она не могла разом поднять своё тело в воздух, но оттолкнуться от другого ствола, пригнуть поближе ветку, схватиться за лиану – вполне.

Судорожно цепляясь за ветви, она оглядела неподвижное зелёное море листьев. В той стороне, откуда она пришла, но намного дальше, виднелись очертания чего-то красного и уродливого. То самое создание, от которого они бежали. А в другой стороне – конец леса. И дым жилищ.

Жаль, компаса у неё не было. Но она дошла и без компаса.

 

Истина Леса

Он склонился над двумя безмятежно спящими, провёл рукой по их лицам. Впервые за долгое, долгое время кто-то иной, со свежими снами, прочие давно уже истлели.

Всего два человеческих существа дошли до него, а ведь спустилось с небес их восьмеро. Одно из них даже хотело его найти, шло по цветам и тащило за собой остальных, думало, что цветы приведут к нему. Глупое, глупое существо. Оно не знало, что цветы – это тоже он. И осы, и муравьи, и создание, имени которому нет у людей, только «чудовище, монстр, тварь» - всё это он и есть. И даже сам лес – тоже он. Но существо так и не узнало, что ошибалось, что нашло то, что искало, сразу же, как ступило на эту землю. Зачем оно его так жаждало? Он так этого и не узнает. Но это ничего. Он привык к тайнам. Ему не жаль тех, кто не дошёл – некоторых убил он сам. Будь он всегда собой – таким, как сейчас, – он бы этого не сделал, он бы и их тоже забрал, уложил спать и смотрел бы их сны.

Когда он был цветами, он жаждал поглощать, превращать чуждую материю в себя, особенно если материя жила и дышала.

Когда он был осами, он просто уничтожал тех, кто нарушал его покой. Был похож на настоящих насекомых, которых видел во снах людей.

Когда он был Тварью, он хотел впитывать вкус агонии, цвет страха, аромат исчезающей жизни – и строить себя из воспоминаний того, кого он только что поглотил. Потому Тварь и была безликой, безымянной: когда у тебя слишком много имён, единственного имени нет, да и не нужно оно тому, кто не мыслит сам.

А когда он был собой, он хотел видеть чужие сны. Но кто же он сам – благо ли, кара ли вышняя или инструмент Судьбы?

Он ловил человеческих существ так, что они и не замечали этого. Касался пальцами их висков, шептал в ухо ни на одном из известных им языков – и тела их, теперь лишь недвижные оболочки, обмякали в его руках. А сознания продолжали путь, не зная, что их реальность стала сном.

Так и выглядело его окно во внешний мир – тот мир, чьей частью он отчаянно жаждал стать и не мог, ведь там, где заканчивались деревья, заканчивался и он сам. Люди попадались ему редко, и каждый видел свою картину мира, всего один сорванный с дерева лист, а он пытался по этим листьям представить себе и крону, и ветви, и ствол.

Он прислушался к мерному дыханию и позволил чужим галлюцинациям захватить себя. Он мог жить в двух снах сразу, это же так просто. Он являлся одновременно и цветами, и осами, и лесом, и собой – что такого в том, чтобы быть ещё и двумя людьми впридачу?

Оба человека думали, что выбрались из леса. Их истины успели уже разойтись далеко друг от друга, ведь каждому лес казался чем-то своим, ведь каждый придумал свой способ спастись из его хватки.

Было ещё и третье человеческое существо, и оно покинуло лес на самом деле. Он не успел это существо поймать. И это существо тоже жило в своей реальности.

Три истины, которые противоречат друг другу. И лишь одна из них верна. Но какая?

Не на все вопросы в этом мире есть точный ответ. Их могут знать лишь Вышний или Судьба – но знают ли?