Девятый справа, в одном ряду с высокомерием

Аннотация (возможен спойлер):

Древние профессии во все времена захватывали мужей простых и ученых. По нашей воле они кочевали из книги в книгу, словно снежный ком: по дороге становясь ярче и набираясь клише, до тех пор, пока нам же и не опротивели. Но разве вправе ребенок, попав на остров, пройти мимо сломанной игрушки?

[свернуть]

 

 


“И, обращаясь к камню, молвил он:
«Склонись, ибо кровью я заклинаю!»
И склонился камень пред ним, и слышал плачь
людской, но не слышал биение сердца -
человека, в сталь закованного - что темнее
и тверже было.”

 
Из записок Анариэнны – “Дни осады тирийской столицы Амбердом Презираемым”.

 

Мы лежали на влажной земле. Земле, что сегодня была мягче княжеских перин и теплее постелей кабацких девок. Удивительно светлое голубое небо, без намека на кровь, хоть, казалось, дело давно зашло за обед. Совсем не так, как в историях у костра или в балладах странствующих менестрелей.

Поле заполнялось мольбами раненых о помощи, стонами умирающих, произносимыми нараспев молитвами и отчаянно-громкими криками тех, кто искал сына, отца, брата иль товарища средь увечных тел и искореженного метала.  Этот шум служил причиной разговоров в роте о том, что “свинопасы” не умеют воевать. Что ж, как знать, скольких не досчитаемся после сегодняшней встречи со “свинопасами”.

Был средь этих звуков и другой, более близкий, не наполненный горечью, страхом или жалостью. Звук безумный, кой можно услышать в ночь Праздника Урожая у ритуальных костров нирийцев. Первобытный, животный, живой.

- Демиан, черт бы тебя побрал! Опять за свое, тупой выродок! – приподнявшись на локтях, сложно было не заметить, идущую к нашей троице семимильными шагами, бородатую, по дороге поносившую всех на свете, коренастую фигуру.  Еще сложнее было сдержать улыбку. С чем я собственно и не справился. – Валяетесь, как утром у таверны. А ты чего лыбишься, Талин?

Вопрос, адресованный мне, ясно давал понять, что ведущий 1 сегодня не в духе. Что в общем-то было странно, ибо по договоренности меж бургомистром “как-там-его”, представляющим городской совет, и нашим господином - доблестные воины свободного города Фенира обязались взять на себя заботы по уходу над ранеными, в том числе нашими, избавляя продажные, вероломные шеи от тягот и расходов, а значит - избавляя старину Хэммина от необходимости гонять простого солдата с носилками или водой сразу после боя.

- Да вот погодка хорошая. Кхм-гхк. Никак не налюбуюсь, – едва выкашлял я и кивнул в сторону Демиана, который, не придавая никакого значения нашим словам, продолжал расточать сумасбродный смех. – Чудной как обычно. Харвин не с тобой?

- Мертв, – коротко отрезал ведущий, протянув мне флягу. – Подмяли в самом начале. Нож в шее.

- Жаль. Неплохой был парень, – ответил я, про себя отмечая, что Харвин вполне мог сойти за неплохого парня лишь с ножом в шее. Этот идиот любил две вещи: выпивку и хорошую драку, что, как всем ясно, составляло не лучшую комбинацию, а после первого редко выбирал правильных партнеров для второго, чем приносил ворох неудобств.

- Даааа, – протянул старший, подергивая пальцами бороду, – Хороший бой. Вы бы вставали, пока есть ради чего. И во имя Калатэ, заткните этого кретина!

Демиан продолжал смеяться.

Стоит добавить, что под “хорошим боем” ведущий подразумевал не проявленную храбрость или значимость победы.  В наемной роте это могло значить только одно – близость добычи, а она была вокруг нас и ждала перехода в более удачливые карманы. Оставалось подняться и взять. Впрочем, было тяжелее, нежели звучит. От краткого отдыха ноги стали тяжелыми, пресекая даже мысли о движении в ближайшее время.

Как обычно, собрав силы в кулак, я поднялся и начал было приводить себя в порядок. Хэммин ушел далеко вперед. «…Обязан сносить все тяготы и лишения службы!» - в голове звучно вещал голос капитана. Быть может, я бы припомнил и более длинную речь вышедшего в отставку тирийского вояки, что уж лет как семь заправлял нашей ротой, но мое внимание привлекли звуки смачных оплеух и внезапная пропажа сопровождавшего нас смеха.

Повернув голову, все встало на свои места. Молл оказался куда расторопней меня, и приводил в чувство опьяненного боем товарища. Последний из нашей троицы успел приторочить к поясу ножны, равно как и закрепить щит в походном положении, и, поднимая обезумевшего Демиана, будто бы нарочно показывал обритый наголо череп яркому солнцу. Он не улыбался, не кривил лицо и, казалось, был напрочь лишен эмоций. По крайней мере, ничего не читалось в холодном взгляде. Из моей, вверенной Хэммину, четверки, он, пожалуй, нравился мне меньше всего.

Харвин был дрянью, но он был прост. Я понимал ход его мыслей и мог предсказать действия. Демиан - и вовсе непримечательный парень в заурядной солдатской жизни, пока не доходило до крови и стали, а до прихода в роту ходил обычным пахарем. Однако Молл – птица иного полета. Влившись в четверку последним, он не обмолвился ни словом с нами и кем-либо вообще. “Молчаливый”, или “лысый молчун” - звали его во взводе, что позже для удобства вылилось в “Молл”. Никакой инициативы, полное отсутствие желаний, рвения и интересов, хоть, признаться, приказы он исполнял с усердием и четкостью. Даже не бормотал под нос проклятия после месячного расчета, выставляя себя странным малым.

Ведущий как-то советовал не лезть к нему, чего и самому не хотелось, говорил, мол, он из почитателей Хина, принесших обет, а Харвин шутил, что Молчун просто не хочет дежурить в конном разъезде: молча начальству докладывать - не с руки. Но Харвин – дурак. Харвин мертв.

Так или иначе, это был единственный приверженец Хина в наемном войске господина, состоявшем из трех рот, и единственный, которого я видел. Гораздо большим спросом пользовался Нарош – гонец удачи – или Калатэ. Последнюю в роте признавало едва ли не семь из десяти. Мать брошенных младенцев и заблудших мужей, чье название зависело лишь от расположения селения на территории Союза Вольных Городов. По мне, так божество не хуже любого другого.

Не дожидаясь оставшихся двоих, я решил взять влево от направления ведущего, целясь на стоящее в двухстах шагах подборье. На своем пути он то вряд ли мне что-то оставил. Меньше десятка тел понадобилось, дабы понять, что бой был не таким уж и “хорошим”. С наспех сколоченного ополчения в уродливых стеганках много не взять. Едва ли половина из них была как следует экипирована. Редкие попадавшиеся мне вяземские или фенирские монеты быстро перекочевывали в худой поясной кошель. За последние можно было и отхватить, так как наши союзнички-наниматели, какими бы идиотами ни были, знали древнее правило сражений: «Своих обирают свои же». Только вот даже самые зеленые рекруты роты знали более древнее правило: «Никто не видит – никто не знает».

Сказать честно - большего и не ждал. Какой дурак пойдет в бой с полным кошелем на поясе или под сердцем, когда его можно сдать в обоз? Печалило это сильнее любовных баллад и душещипательных историй подаяние просящих, оттого, что обоз зачастую шел в общую, и с него при расчете рядовые видели мало.

А вот в бестолковых побрякушках разных форм и окрасов, висящих на шеях, недостатка не было. На рынке любого городишка находились мастера, уверяющие зевак в чудодейственных качествах сих изделий - в народе именуемых “амулетами” - зазывающие криками толпу: «И стрелу отведет, и домой проведет! Работа лучшего мага севера!» или «Травами и огнем заговоренные!» Поговаривали, что у капитана, как пить дать, есть такая вещица рабочая, правда, чтоб купить такую, нужно никак не меньше, чем пол роты на галеры заковать. Сам же я на капитане за все четыре моих сезона такой не видал, хоть и он мог свободно от лишних глаз ее под кольчугой прятать.

Окликнувший голос заставил привстать от очередного тела и оглянуться. К удивлению, ко мне спешил не кто иной, как Демиан, чьи длинные волосы цвета смолы липли ко лбу и ушам. Видно неплохо полил его водой Молчун, приводя в себя.

- Не ожидал, что ты променяешь возможность выпить на пару монет в селянских карманах, - произнес я, попутно разминая затекшую спину.

- Так ведь вино никто не отменял, – улыбнулся он и, бросив взгляд по сторонам, добавил: – Кажется Нарош скачет впереди нас. Легкая победа.

- Слишком легкая. Это меня и беспокоит. Они знали, что помимо фенирцев здесь будем мы, и имели достаточно времени, но выставили против нас горстку “свинопасов”. Их шапками можно было закидать! Оскорбление, ошибка или нечто иное?

Демиан улыбнулся еще шире:

- Так ты ничего не знаешь? – вопрос его прозвучал насмешливо, будто пытаясь меня задеть. – Да уж, плохой из тебя-то выйдет ведущий. Ты б хоть прошелся кострами перед первым построением.

Плавным взмахом руки, я пригласил товарища присоединится, хотя больше хотелось этой рукой стереть с его лица ехидную улыбочку. Поделив стороны - созданной нашим воображением - линией, мы неспешно продолжили. Демиан возобновил рассказ:

- Вчера, как мог заметить внимательный глаз, ближе к полночи, снялись двое наших капитанов с одним из взводных и тройкой ведущих. И зуб даю, что не по девочкам решили они поехать, ибо некуда. Ведущий из второго сказал, а сам он от взводного слышал, мол, разговор вести помчали и что, быть может, и воевать не придется. Ну так вот, вернулись они под утро, до подъема, их еще часовой окликнул. Ух, и обделался он, я думаю, когда понял, что двух капитанов остановить хотел, – зашелся смехом наемник.

Не найдя поддержки, он, видимо, понял, что мне не до того, и, прочистив горло, вернулся к делу:

- Тут-то внезапно и обнаружились в нашем обозе колеса негодные, да солдаты начали еле двигаться с подъема. А у фенирцев то приказ, и крови им хотелось, наверное, так они ждать и не стали.

- Допустим. Мы тогда что тут забыли?

- И сам точно не скажу, – сказал он, почесывая шею. – Может, предложили мало, не договорились с капитанами то, а может, наши решили со всех собрать по монете. Как бы там ни было, дальше ты и сам знаешь: капитаны оставили дюжину с обозом, велев медленно за фенирцами двигать, а мы, рассыпавшись, через сосны, в спину то вяземским ублюдкам и вышли. Попотеть конечно пришлось, пока начальство гнало. Свинопасы то по дороге топали, а мы через лес продирались, да и крюк немалый сделали.

- Лихо приду… - резкий вздох Демиана оборвал меня на половине, а сам он, присвистнув, направился ко мне, по дороге весело раскручивая бурого цвета мешочек.

- Гляди, чего откопал.

Запустив руку в мешок, он достал горсть какой-то травы и протянул мне. Я узнал этот запах мгновенно. Как не узнать? Мышелист – лучший друг солдата – так называлась эта травка. В небольших количествах - расслабляла и придавала сил, при чрезмерном же увлечении – награждала головокружением и жуткой тошнотой на несколько часов. Бывали случаи хуже.

- Угощайся, твой то дня два назад закончился, - подняв глаза, предложил Демиан. Другой рукой он схватил несколько листов, отправляя их прямо в рот.

Я последовал его примеру.

- Теперь понятно, почему нас не ждали. Могло быть сложнее.

- Ладно тебе, брось. Скажешь тоже, сложнее. На ихних знаменах баба в белом платье, –  хохотал наемник.

- Баба в белом платье, - передразнил его я, – но с крыльями и клинком в руках. Так что ты бы шлем не снимал, да на небо поглядывал.

Демиан вновь засмеялся.

Вернувшись к работе, не было желания продолжать разговор. Дело шло быстро, отшлифованными, заученными движениями. Народу начало прибавляться, а вместе с тем таяли шансы найти что-то стоящее. Время стало тягучим, и бесстыже тянуло спать, до тех пор, пока, перевернув очередное тело, я едва не упал назад от удивления.

На меня смотрели глаза - живые глаза. Робкие и зеленые, в которых отражалось такое же бездонное небо.

Парень, около двадцати зим. Выгоревшие на солнце, короткие волосы. Со сжатых губ сочилась кровавая пена, а пот укрывал лоб и лицо. Хриплое дыхание. Он дрожал. Быстро осмотрев тело, я обнаружил и расплывающиеся кровавое пятно. Задето легкое. Парень - нежилец. В лагере ему помогать бы не стали. Я вытащил нож из-за голенища и уложил незнакомца на спину, приподняв голову.  Закрыл его глаза и закрыл свои.

- Прости, - прошептал я.

Ответа не было.

***

Темнело. Отыскав Хэммина, мы направились вдоль расположения фенирцев к месту, где должен был стоять лагерь роты. Запах вина появлялся в самых неожиданных местах. Ведущий двинул ко взводному, сказать, что в его четверке осталось трое. Я пошел с ним. Оказалось - осталось двое, так как Молчуна переставили в другой ряд. Впрочем, далеко он не ушел: выходило, что теперь стоял прямо передо мной. Спросили о новостях, и командир поведал, что вторая рота завтра берет курс домой, к зимовке готовится, а две оставшиеся продолжат по контракту. Детали описывал мельком, однако менее интересными они от этого не становились. Второй раз за день улыбался нам Нарош верхом на гнедой кобыле и не наткнулись мы ни на кого из старших, кто послал бы нас на поле битвы сталь собирать или, что еще хуже, рыть выгребные ямы.

К моменту возвращения, Демиан успел посетить полевую кухню и взять наши пайки, чем нас несказанно обрадовал. Вдобавок, к моему удивлению, он за несколько звонких монет умудрился занять у повара небольшой котелок. Не по уставу, а что делать? Есть всем надо. Ведь пока донесешь свою мыску, половина содержимого обычно была холодной, а другая оказывалась на сапогах сослуживцев. Молл развел огонь. Мы были измученными и голодными, но в то же время счастливыми, ибо первые два чувства указывали на то, что мы живы.

У костра нас ожидал еще один человек. Худощавый и смуглый, чуть младше Хэммина. Я никак не мог вспомнить его имени, знал лишь, что он из шестого.

- …Да говорю я тебе, люди - такой же ресурс, как дерево или лошади, – поддатым голосом уверял он Демиана. – И на подсчете мы точно таком же. Скоро и четыре фута доброй стали без бумажки не в состоянии будем купить.

- Дерево, говоришь? – встрял в разговор ведущий, положив руку на плечо гостя. – То-то слыхал я, что ты сегодня, как деревянный вокруг вяземцев топтался. Видимо, практики не хватает, Кмит. А может стареешь?

Хэммин присел рядом со смуглым, я же решил вклиниться между Демианом и ведущим, прямо напротив Молчуна, которого будто и не было здесь, потому как взгляд его блуждал в языках пламени.

- Ты, если хочешь смеяться, конечно, смейся, - заявил смуглый и внезапно притих.

Он ловко выхватил ложку из рук длинноволосого юноши и, начав помешивать похлебку в котле, продолжил:

– И впрямь потрепали нашу четверку, врать не стану. Я один из нее целым и вышел. А так еще Логен в лазарете валяется, но он не один палец потерял, а шестипалым остался. Теперь уж не вояка. И ведущий мой на том же поле с ребятами лег, – повернулся он к Хэммину. – Ты его знать должен, он - ветеран из старых, храни их всех Калатэ.

На лице Демиана заиграло любопытство. Видно было, что он полностью оправился от битвы: по крайней мере, не смеялся после каждой фразы. Даже Молчун оторвался от созерцания костра, подняв брови. Демиан спросил:

- От чего ж так? Бой то легким был, и не ждали они нас вовсе.

- Оттого, что мы, как из леса выскочили, так в атаку и пошли. Ждать нас - не ждали, но и мы без строя двинули, все в лесу смешалось. Капитаны, наверняка, хотели врасплох их застать, вот строиться и не приказали, а те сволочи нас заметили, задние успели развернуться и щиты сомкнуть. Так что первые из наших, налетевшие на это недо-каре, вниз быстро падали, – Кмит собирал мыски и разливал в них горячее варево. – А потом, когда уже не разобрать где чьи, мы на ихнего командира наткнулись. И парни, рядом с ним, дело складно знали. Логен там пальцев и лишился. Так, может, и я б в земле сейчас отдыхал, если бы в суматохе добрый человек капитанчика этого сзади не продырявил.

Закончив рассказ, он сморщился, будто пролил стакан хорошего вина.

- Не повезло вам, – заключил Демиан, что было предельно ясно и без его реплики.

- Как сказать “вам”. Я ведь в живых сейчас, и запомнил, где капитанчик тот валялся, так что вернулся, кольчугу снял. Красивая такая, с пластинами вшитыми, считай, мой доход за год. Подлатаю за зиму - еще детям служить будет, – ответил смуглый, раздавая головки лука и крупные, нарезанные ломти хлеба.

- А по мне так лучшая кампания - кампания без боя, – сменил тему ведущий. – Пускай и наживы меньше, зато шкура целее. Не то, что последние сезоны. Начальство жадничать начинает.

Это был переломный момент, требующий незамедлительного вмешательства, угрожающий унылой историей до утра о том, что в его времена трава была зеленее, торгаши – более честными, а куртизанки пахли розами и сиренью с крыжовником.

- Конец сезона нам на руку, - живо вставил я. – Хорошо, что поблизости ни одной достойной наемной роты. Все, поди, к крепостям спешат и к зиме готовятся. Максимум рвань бы наняли какую-то.

Умудренный воин сразу сообразил, что за трюк я пытаюсь провернуть, но ограничился укоризненным взглядом.  Демиан, пытаясь не отрываться от похлебки, подтвердил:

- Согласен. Мне бы тоже не улыбалось стать против Леворуких или еще каких дьяволов. Например, Алой Бури. Но и капитаны то - не дураки, – с набитым ртом его неграмотная речь звучала забавнее обычного.

“Леворукие” были одним из самых малых наемных отрядов в Союзе, однако далеко не самым безобидным. Стесненный средствами, их состав был числом в одну пешую роту, да только не в количестве была их сила. Состоящий преимущественно из левшей, с небольшим вкраплением переучек, он представлял собой крайне неприятного противника и мог показать зубы превосходящему числом отряду. Как никак, подстроится под левшу всегда трудно, особенно не имея опыта, а вот им практики хватало где угодно.

- Алые ради такой мелочи через пол Союза не стали б свой зад тащить, – молвил ведущий, небрежно стряхивая с бороды хлебные крошки. – Мелкая ссора двух городов на пограничье - дело не очень уж интересное. Да и денег у вяземцев навряд ли хватило б.

Его высказывание было чистейшей правдой. Каждый наемник знал, что “Алая Буря”, чьи члены именовались “алыми” – отряд скорее политический, нежели ориентированный на прибыльность предприятия. Члены советов и правители осознавали это не хуже, но благоразумно молчали. Располагающийся на территории второго по влиятельности города Союза, Сангрэса, этот конный отряд поучаствовал во всех крупных конфликтах за последние пять лет и, что примечательно, ни в одном неугодном сангрэскому владыке. Хуже и не придумаешь: кавалерийский отряд, имеющий волшебника, под началом кровожадной женщины.

Порой наемники нарушали договор, едва узнав, кто будет их соперником.

Мы закончили трапезничать, и Молл вытянул жребий относить утварь. Приятным теплом наполнялся живот, радуя тело. По кругу пошел, взявшийся ниоткуда, бурдюк с вином, и все понимали, что одним дело не ограничится. Расслабился разум.

Неожиданно, Кмит вскочил и, обнажив нож, угрожающе вопросил в темноту:

- Вас сюда как занесло?

Проследив за его взглядом, я приметил во мраке два силуэта, чьи сине-белые фенирские подолы осветило пламя. Демиан тянулся к клинку. Хэммин привстал.

- С миром идем мы, –  человек, которому принадлежал голос, медленно приближался - выставив ладони вперед. – Хэмм, блудный ты пес! Тебя-то я и ищу.

Ведущий, казалось, тоже узнал неизвестного. Он зашагал к нему и крепко обнял, на ходу радостно смеясь.

- Отбой, парни. Это свой.

- Черт, мы пол лагеря облазили, пока вас нашли, – произнес грузный мужчина.

Удивление, связанное с тем, что они вообще попали в лагерь, неуклонно росло. Дежурные не очень-то жаловали чужаков и обычно выпроваживали неугодных гостей из расположения фразой: «Пароль?», ответ на которую отыскать было сложно, поскольку сам пароль никогда не существовал.

Наконец и я узнал говорящего. Он служил в нашей роте: из тех, кто уволился два сезона назад. Второй же явно был мне незнаком. Его неприятное на вид лицо покрывал тонкий слой грязи и дорожной пыли, а по шее ползли мелкие струпья.

Проведя фенирцев к костру, ведущий сел с ними и начал оживленную беседу с товарищем. Вернулся Молчун. Становилось явно тесновато, но все вроде бы наоборот успокоились. Матерый вояка, пришедший с сослуживцем, не забыл захватить вина. От нешуточного количества выпивки и тепла начало клонить в сон.

- Я как узнал, что бургомистр вас подписал - сразу спокойней стал. Точно Калатэ привела к нам по затерянным тропам. Божий промысел, не иначе.

- Давно пора пасть каре Божьей на князя-отцеубийцу, – поддакнул второй и сердито поджал губы, отчего лицо его сдавалось мне все менее привлекательным.

- Пусть и беспорядок в вяземской округе после того, как этот подонок на переговорах собственного князя с представителем совета умертвил, но и средь наших мало бывалых солдат. А когда про вас услыхал, так без страха в батальон вписался. Вспомнить былые дни захотелось, – проводя по голове рукой, словно проверяя присутствие залысин, проговорил бывший наемник.

- Вы то убийцы знатные, это все вчера усвоили, хоть вы и с опозданием прибыли, – вновь добавил его отталкивающий спутник.

По сей час не знаю, было то безрассудным оскорблением или неудачным комплиментом.

В глазах Хэммина гневом пылал огонь, куда ярче нашего костра. Он, видимо, углядел второе.

- Выйти в поле и убить того, кто хочет убить тебя - не то же самое, что поджидать купца в темном переулке за пять серебряников. Когда мы на привале стоим под городом, я ребятам позволяю подрабатывать, коль роте не в ущерб, но не рекомендую и сам не участвую, так что наемника и убийцу не путай, – ведущий сплюнул на землю и обратил взор прямо на мерзкое лицо незнакомца. – А если ты еще раз пасть откроешь, первое утверждение я тебе мигом на тебе же и растолкую.

Воцарилось тяжелое молчание, и можно было услышать треск сухих ветвей в сердце костра, однако дакальщик тишины не нарушил. Не ведал он, что и убийца, и наемник убивают бесплатно немногим чаще, чем никогда.

- А по поводу отцеубийцы… Поступил он опрометчиво. Убить посланника, вступая в наследство - не самое разумное начало правления, – продолжил Хэммин. – Ничего не поделать, многие сыновья не видят признания в душах отцов. В особенности калеки.

Продолжение беседы не казалось интересным, а вино вспоминалось все чаще, вынуждая деликатно покинуть товарищей. Вернувшись же, я обнаружил, что последние двое прибывших, в сине-белых одеждах, торопливо удалились, чем подняли настроение всем оставшимся, за исключением, пожалуй, ведущего. Я засыпал на ходу, поэтому бесцеремонно лег у огня. Остальные болтали и пили.

Как там пела та девушка-менестрель: «Новый бой, старый страх»?

Вспомнить никак не удавалось, пусть и знали уши мотив. А рядом кипела жизнь: искренне смеялся Демиан над метким словом, морщился Хэммин, блуждая в ему лишь известных думах, молчал Молчун.

***

“Всяк, кто решил с колдовством якшаться, как в присловьи, семь раз отмерить должен. Проклятым быть ему, и знать он обязан, что есть цена своя и у чуда. Так, чтоб смерть одному принести - нужно жизнь забрать у другого, добровольно пожертвованную.”

Святой отец Гамриил – “Богомерзкие практики, Том 2”.

Ничто не отличало ночь от предыдущей, за исключением того, что я дважды вставал, дабы отлить. На утреннем построении, иногда называемом “первым”, капитан рассуждал о том, что задача солдата - вести либо следовать, а так как мы, в его понимании, не были способны ни на что из перечисленного - крыл нас благим матом. Посвящена была данная высокопарная речь мелким ночным потасовкам, в коих уличили и членов нашей роты. Я же на всем ее протяжении пытался удержать внутри вчерашний ужин.

У фенирцев дело обстояло куда лучше. Непостижимым образом, они уже были готовы выдвигаться, к счастью, оставляя нам проводника. Путь их лежал по тракту к вяземскому городу, конкретно, к деревушке, находящейся у моста через Суприм – небольшую, тихую реку.

С таким количество людей, без осадных машин и надлежащего запаса продовольствия, подходить к укрепленному городу, готовящемуся к первому снегу, приравнивалось к самоубийству. Впрочем, этого и не требовалось. Достаточно посеять хаос и панику в окрестных землях, приправив все капелькой ненависти. В конце концов, если не можешь убить врага - заставь его пожалеть о брошенном вызове, отрубив руки: лишая торговли его земли, а поданных - чувства защищенности.

Нашим двум ротам, согласно плану, необходимо было сойти с дороги и пересечь ту же реку в десяти милях от утренней стоянки, занявшись селениями вниз по течению. Мне было жаль их обитателей, которым предстояло столько вытерпеть перед приходом и так довольно тяжелой для крестьян зимы, но я понимал, что кто-то всегда умирал ради процветания оставшихся.

Равноценный обмен.

Для наемника жизнь – игра. Иногда игра слов, а порой солнечных лучей на острие клинка. И собравшиеся здесь мужи: из Тирии, Вольных Городов, Владренской империи и прочих уголков мира, мыслили также. Кое-кто естественно подался в воины, мчась за славой, приключениями, или попросту упиваясь битвой, однако большинство продавало мечи только по той причине, что не умело или не могло делать ничего иного. Первые, кстати, редко увольнялись, гораздо чаще их имена вычеркивал ротный писарь.

Мир представлялся мне лодкой, брошенной в немилосердный морской шторм, тонущей под весом собственных пассажиров. Я выживал потому, что понял это. Усвоил правила игры. И действительно ли так ужасно, что я, человек со сталью в руке, мог решать, кто останется на борту? В чем различие с торговцем, который выбирает продавца для закупки товара, обрекая семьи его конкурентов на верный голод?

Увлекшись размышлениями, я очнулся уже в гремящем шагами войске, панибратски напевающем “Город забытых героев”.

Люди, утверждающие, что первая рота, оттого первая, что идет впереди - никогда не ходили маршем. Поглядел бы я на них в дождь, расположенных в хвосте: плетущихся за обозом по размытой дороге без смен, когда почва готова сожрать их же сапоги. Но в этот исключительный день они были бы правы. Я и впрямь шагал во втором ряду отряда, наслаждаясь видом. Погода была чудесной: солнце шутливо улыбалось нам, а ветер поглаживал, загрубелые от походной жизни, лица солдат.

Личный состав пополнили добровольцы из ушедшей домой роты, так что и в нашей четверке появилось два новичка. К сожалению, я успешно прослушал, как взводный представил их утром.

Несколько часов нам понадобилось, чтоб добраться до указанного провожатым брода. Он был узок даже для трех плотно идущих, а вода достигала колен, и эти факты значительно осложняли переправу повозкам. Приходилось перегружать их, равномерно распределяя вес, а порой и выгружать полностью. Стало ясно, что дело затянется. Перешедшим реку скомандовали привал. Собирался туман.

Один из новеньких рассказывал Хэммину о том, как на его деревню прошлой осенью напал дракон, изобилуя красочными описаниями. Для придания своим словам большего веса, он бодро жестикулировал. Ведущий лишь улыбался, подергивая бороду, ибо знал, что последних драконов перебили еще до его рождения.

Резкий свист взволновал уши, опустившись на землю стрелами. Рассказчик повалился на сидящего Хэммина. Крики смешались с отдаваемыми наспех приказами.

Чудом уцелев, я вскочил, схватив лежащий на грунте щит. Закаленные в боях солдаты пытались создать подобие строя. Прикрываясь щитом, я пятился к ним, а каждый шаг был длиною в вечность.

Неожиданно обстрел прекратился. Загремел голос взводного:

- Поднять щиты! К строю быстрее! Плотней держи! – тотчас прерванный воплями с тыла.

- Вода пылает! Капитан! Брод закипел!

В деле явно был замешан колдун. Густой туман стремительно рассеивался на глазах. Загудела земля.

Они появились из ниоткуда. Безликие всадники в алых одеждах.

Градом ударов осыпая наши порядки, клином врезаясь в строй.

В шаге от меня копье одного из них насквозь пронзило тело моего соратника, опрокинув стоящего за ним солдата. Другой наемник умудрился искусно вонзить клинок в шею лошади, заставив ее повалиться на бок. Я добил наездника одним точным ударом.

Новый залп взмыл в небо. Ему ответил вой из задних рядов полный боли и ярости. Строй сломался.

Мир охватило безумие. Следующая волна нападающих неумолимо приближалась, обнажив клинки.

Из-под земли возник Демиан со стрелой в ноге, сошедшийся с пешим противником и обменивающийся с ним градом молниеносных выпадов, награждая атакующего диким смехом.

Теперь не имели значения приказы и крики. Слышен был только лязг стали.

Я уклонился от одной из атак, принял на щит скользящий удар всадника слева от меня и, намереваясь послать взмах меча следом несущейся лошади, обнаружил два силуэта стоявшие вдалеке. Рыжеволосая девушка и ее таинственный спутник в черном плаще, скрывающий лицо под накинутым капюшоном. Он взмахнул десницей, и рукав его плаща опустился, обнажая покрытую свежими волдырями кожу.

Оружие не нашло цели. Меня начало поворачивать. Сохраняя равновесие, я отвел меч назад.

Яркой вспышкой обожгло руку ниже правого плеча. В голове, набирая обороты, раздавалась трещотка. Подгибались ноги, не в силах держать тело. Я рухнул на колени.

Передо мной стоял Молл. Он что-то крикнул. Что-то, чего я уже не мог слышать, и крик его эхом разнесся по полю битвы, заглушив остальные звуки и опрокинув сражающихся.

Я упал на сырую землю, чувствуя щекой ее холод. И тяжелые веки, что сулили вечный покой за секундную слабость.

Но закрывать глаза не было смысла.

***

Человеческие судьбы зачастую связаны прочнее, чем может представить любой из живущих. Так и достигшая кульминации, но еще не завершенная, история Талина не была бы полной в отсутствии двух незаменимых отрывков. Возможно, она и вовсе бы развернулась иначе, не пересекись у брода через Суприм с линией рыжеволосой девушки, чей грациозный контур могли наблюдать стражники, патрулирующие вяземский дворец, в одном из множества светлых окон двумя днями позже.

Боги любят смеяться не меньше нашего. Недаром они столкнули лбами столь непохожих людей на берегу той реки: наемника без роду и племени, что изо дня в день избегал гибели, неся ее за плечом, и незаконнорожденную дочь сангрэского владыки, искавшей лишь одну смерть. Действительно, оба имели единственную роднящую их черту – стремление определять собственный путь.

Холодный воздух открытого окна доставлял приятную свежесть. Даже липшая к телу от пота ночная рубашка, доходившая ей до колен, только обостряла чувства. В небольшой комнате источником света служила пляшущая под порывами ветра свеча, стоявшая на резной, мастерски сделанной тумбе по левую руку от девушки.

Обернувшись, она перевела глаза на мужчину, лежавшего на двуспальной кровати из черного дерева. Мужчину, чье безмятежное лицо приносило ей облегчение, а ледяное спокойствие придавало уверенности. В конце концов, людскому сердцу простительно влюбляться.

- Ты знаешь, как я не люблю холод, не так ли? – вопросил он недовольным тоном, привстав и приподняв подушку.

В комнате царил полумрак, однако ей и не требовался свет, чтобы знать, как он выглядит. Большая часть его туловища, так как и правая рука были плотно перевязаны. При каждом движении все отчетливей выделялись скулы, а брови едва заметно сходились. Даже находясь у окна, она слышала запах растертых трав, исходящий от повязок, который в последние годы стал ее постоянным спутником.

- Так же, как ненавидишь жару, полагаю, – тихо произнесла она, словно жалея упоительные вечерние чары, уничтоженные брошенной фразой.

Девушка прикрыла окно, бросив последний взгляд на окутанный темным одеялом город.

«Забавно. – Думала Лира. – Дар и проклятие. Наверное, цена каждой силы - грядущая слабость».

Она обернулась и направилась в сторону постели, едва не споткнувшись по дороге о стоящий горшок. Ей, мечтавшей прервать жизнь одного из самых могущественных правителей Союза, не пристало пачкаться в столь нелепых ситуациях. Впрочем, это ей не претило. На грязной улице, где она выросла, жители особо не церемонились, выливая прямо из окон содержимое ночных ваз.

«А сегодня мы спим во дворце. Пусть и в худшей его комнате».

Легкий смех слетел с губ без ее разрешения.

- Твои люди нашли этого… чародея? – низким голосом осведомился мужчина.

- Нет. Ничего. Твой собрат умело воспользовался нашим замешательством.

Она приблизилась к ложу и, присев на край, положила голову ему на грудь.

- Он мог бы стать ценным союзником, - шепнула рыжеволосая.

- Или грозным врагом, - резко прервал ее любовник. – Я бы счел за удачу известие о том, что наша встреча была лишь случайностью. Слишком высоки ставки.

- Ты думаешь, он опасен? Если он похож на тебя, то мы вряд ли погибнем от его рук, - промурлыкала Лира. – Не ревность ли говорит со мной?

Она провела ладонью по его телу, от живота до шеи. Мужчина слегка морщился от прикосновений к повязке, однако не издал ни звука.

«Не показывает боль даже мне».

Быть может, это и украшало их ночи, проведенные вместе.

- Я достаточно открыл тебе. Мы не можем убить силой. Плата за смерть - всегда чья-то жизнь. Существуют ограничения на применение таланта, – волшебник глубоко вздохнул. – Он и так может стать проблемой.

- Да уж, интересная способность. Есть догадки, каково его наказание? – разочаровано молвила Лира.

- Зависит от того, чего он просил, и бога, что дал ему силу. Вариантов не счесть.

Тишина заполняла комнату, нагло вытесняя умиротворение влюбленных. Они даже не подозревали, что дар Молчуна служил и его наказанием.

- В любом случае, он – проклят, как и я. Велика ли польза от таланта с такой ужасной платой, - пошевелил он пальцами раненной руки.

- Ты хотя бы в старости сможешь нагреть воду в бадье, – она подняла голову, обнажив белые зубы. – Странно, что я еще не слышала полную историю твоего договора.

Мужчина прикрыл глаза.

- И пока не услышишь. Поведай я все, ты бы тут же помчала обменивать жизнь на смерть своего старика, по пути загнав добрую половину лошадей Союза и раздав их прежним владельцам все наши деньги. Мы поступим иначе.

«Да я бы с удовольствием убила его прямо на аудиенции, знай, что стража не прикончит меня раньше».

Взамен она только сказала:

- Надеюсь, помех не возникнет.

Немногие мужи могут думать об отмщении сразу после любовных утех, но это и был ее козырь – она не была мужчиной. Ей вовсе не требовалось приносить громкие клятвы на могиле матери, грозиться, что скоро кара настигнет ее обидчика. Верный час назревал, и она подаст месть в ее первозданном виде.

- Меня больше беспокоят союзники, раз они так легко забыли соглашение с твоим отцом, - при очередном упоминании сангрэского властителя девушка, обнимавшая говорящего, ощутимо напряглась. – Если в нашем случае память послужит им так же, стоит иметь путь к отступлению.

Не без помощи ее батюшки сын вяземского князя узурпировал власть, что казалось довольно ироничным, ибо в тот же миг ее папаша сделал первый шаг в направлении к собственной смерти. Тяжело назвать его великим правителем. Будучи в Союзе всегда вторым, и так привыкнув к королевской власти, он более не рассуждал трезво, а увлекшись грезами, совсем позабыл, что дерево растет лишь до тех пор, пока крепки его корни. Он жаждал перемен, не думая, какое место отведено в них ему.

- Я нужна им. Мы в равной степени зависим друг от друга.

- Не забывайся, - ответил мужчина. – Двое его сыновей могли бы принять вассалитет не хуже тебя.

«Двое идиотов. Одинаково глупых и гордых: в своем нежелании признавать недостатки».

- Им далеко до моей репутации. Главное - подготовить границу. В любом случае никто не сказал, что я оставлю им жизнь.

Лидер алых опустила веки, представляя картину возмездия.

Да, она не была предвестником туч, что, сгущались, затягивая небо над Союзом.

Лира была самой бурей.

***

Он сидел в окружении незнакомцев. Столь же безликих, как и всадники в тот роковой день, пусть на них и не было шлемов. Одинокий старец в грязном балахоне с отвратительным обрубком на месте правой руки - его собственным знаком отличия.

Он искал верные слова, но они комом застревали в горле, не позволяя возобновить рассказ. Окружавшие его не желали встречаться взглядом с жалким стариком, чей взгляд был неподъемно тяжелым, а глаза слишком усталыми. Они ждали продолжения, облизывая губы, и лица их освещал танец пламени.

Седобородый старец не знал судьбу остальных. Возможно, лишь неведение и держало его на плаву.

Накопил ли Хэммин достаточно, чтоб открыть лавку с братом? Вернулся ли Демиан домой, и если ответ положителен, то забыли ли все о парнишке, чью голову он в помешательстве размозжил дорожным булыжником?

Кем был Молчун? Какова его роль в этой истории?

Сняв доспехи, наемник стал уязвимым. Он уже не тот, что был прежде. Отнюдь не тот.

Чем нанесли ему рану столь глубокую?

Людским проклятием? Правосудием божьим? Или шуткой, смысл которой он так и не сумел понять?

Он слышал смех, что раскатами заполнял мир, цепко сжимая сердце.

Никто не смеялся.

 

Примечания

  1. Ведущий – неофициальный чин в наемных ротах; ветеран кампаний, опытный воин, приглядывающий за младшими товарищами, принимавший командование в отсутствие вышестоящего командного состава.

Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 5. Оценка: 2,40 из 5)
Загрузка...