Жила на свете семья необыкновенно чистокровных, необыкновенно известных и необыкновенно надменных волшебников Мэджикусов Гран-Визардов, и, как и у всех чистокровных, известных и надменных волшебников, был у этой семьи свой собственный домовой эльф¹ по прозвищу Биффи. Полное имя Биффи было Бифштекс, ибо родился он в то день, когда в доме Мэджикусов жарили бифштексы к обеду, но хозяева быстро забыли, как сами его нарекли, и стали для краткости называть своего раба просто Биффи. Забыл свое настоящее имя и сам эльф, потому что если хозяин забыл, а эльф помнит, то это – непростительная вольность со стороны эльфа.

Мать Биффи была настоящий домовик, строго и неукоснительно следовала правилам служения своим господам и тому же научила и Биффи. «Высший закон домовика – приказ хозяина», - тоненько пропищала мать в огромные уши сына перед тем, как отправиться к вечной и общей для всех хозяйке по имени Смерть. Эльф-родительница умерла, голову ее приколотили к доске в прихожей в знак безупречного служения, а Биффи стал служить Мэджикусам в ожидании того момента, когда и его застывшая физиономия украсит фамильную доску.

Биффи был усердный и проворный раб и делал все, что в его силах, чтобы угодить хозяевам, но была в нем одна черта, для хорошего эльфа вовсе непростительная: он всегда все путал. Если мистер Мэджикус Гран-Визард просил подать себе в кабинет горячего настоя сухорыльников, он мог быть уверен в том, что ему принесут и чай, и бульон, и огненный виски, но только не настой; если миссис Мэджикус Гран-Визард приказывала Биффи перестелить восточный ковер в большой зале, она могла обнаружить перестеленным все, что угодно, но только не ковер; когда маленькая мисс Мэджикус Гран-Визард в очередной раз теряла свою игрушечную волшебную палочку, ей частенько приходилось не на шутку пугаться: ведь Биффи, усердствуя в поисках, частенько приносил маленькой колдунье то горшок живых жаб, то отчаянно извивающегося цапня в полной уверенности, что нашел то, что нужно.

Мэджикусы терпели раба постольку, поскольку любили хвастать своим гуманизмом, а также потому, что, избавившись от Биффи, сделали бы себе только хуже:  у них не было второго домашнего эльфа, а нанимать прислугу, как это делают обеспеченные маглы, было бы для них унизительно. Да, Мэджикусы терпели Биффи, но за это терпение щедро вознаграждали себя… Стоило только домовику совершить малейшую оплошность, как на него тут же сыпались приказы о наказаниях. Бедный эльф, пересоливший кабаний бок, часами простаивал в кухне, выкручивая себе уши, прижигая пальцы, биясь головой о стену и отчаянно вопя, но Мэджикусы не обращали на эти вопли ни малейшего внимания: эльф провинился, он обязан себя наказать, и никаких половинных мер тут быть не может! Впрочем, частенько Биффи решал, что хозяева слишком добры к нему и отдают приказы о слишком мягких экзекуционных мерах, и тогда он наказывал себя дополнительно по собственному почину, наказывал даже за такие незначительные промахи, которых господа вовсе не заметили. В результате таких постоянных исправительных мер уши у эльфа совсем свернулись, словно две гигантские трубочки, пальцы рук и ног были вечно обмотаны тряпицами, а на голове можно было обнаружить не только шишку ума, но и множество других, самых разнообразнейших шишек; и, когда Биффи, отчаянно кося глазами, разносил на праздничных пиршествах пиво и вино, кто-нибудь из гостей, бросив рассеянный взгляд на эльфа, обязательно разражался смехом:

- Вот чучело-то!

Впрочем, и исправительным экзекуциям Биффи в доме Мэджикусов Гран-Визардов, и долготерпению самих Мэджикусов однажды пришел решительный, бесповоротный и ужасный для эльфа конец. Случилось это так.

Последнее время мистер Мэджикус Гран-Визард стал часто отлучаться из дому по вечерам, приходя поздно и неизменно в самом необыкновенном настроении. На вопросы миссис Мэджикус Гран-Визард он неизменно отвечал, что посещает собрания зельеварителей, но, как ни странно, подобный ответ миссис Мэджикус совсем не устраивал, она делалась мрачнее тучи и так суживала глаза, что бедный Биффи боялся даже взглянуть на нее. Как-то раз мистер Мэджикус заявился домой совершенно цветущий, с блаженной улыбкой на губах и черною благоухающею розою в руке. В полной истоме стянувши башмаки, волшебник швырнул и башмаки, и розу в голову Биффи, повелел поставить башмаки на полку в обувной шкаф, а розу спрятать меж бумаг в ящике письменного стола мистера Мэджикуса. Вслед за сим хозяин, уже ни на что более не пригодный, удалился в свою опочивальню, напевая что-то на редкость сентиментально-романтическое, а эльф принялся с усердием выполнять приказ хозяина. Следующее утро огласилось дикими воплями: миссис Мэджикус Гран-Визард, желая найти в обувном шкафу свои любимые туфли, нашла на полочке для мужниных башмаков черную надушенную розу. Секундою позже насмерть перепуганный и взбешенный мистер Мэджикус Гран-Визард обнаружил в ящике своего письменного стола тщательно завернутые в важные бумаги башмаки… Миссис Мэджикус вопила так, что тряслись стены огромного дома, мистер Мэджикус кричал не тише, по всем покоям вспыхивали зелеными и красными огнями заклятья, лопались стекла, рушилась мебель, в завихреньях черных мантий, словно смерчи, носились муж и жена, производя сокрушительные опустошения на своем пути, и испуганно и жалобно верещала юная мисс Мэджикус. На протяжении тринадцати часов шум в доме стоял такой, что его было слышно на многие мили окрест всем любопытствующим соседям-волшебникам. Когда же все смолкло, фамильное поместье Мэджикусов выглядело как после бомбардировки, заносчивые, надменные, безупречные Мэджикус Гран-Визарды были навеки опозорены, а Биффи был наказан самым жутким наказанием – свободой.

Держать в доме эльфа, который в любой момент может сделать так, что все ваши личные секреты станут достоянием общественности, - верх неблагоразумия, и потому, едва домовик после перенесенных телесных повреждений (над нанесением которых потрудились как Мэджикусы, так и сам Биффи) обрел способность передвигаться, мистер Мэджикус объявил ему свою волю:

- Прочь из этого дома, Биффи! – и швырнул в него носком, снятым с ноги.

Биффи попытался увернуться от ужасной одежды, с которой, по обычаю, даровалась свобода, но носок приземлился точно на шишковатую голову Биффи. Сняв с головы носок и сжимая его в руке, как ядовитую змею, бедный домовик принялся умолять хозяина не наказывать его так жестоко, но все было тщетно – перевернувшись вверх тормашками, эльф вылетел из дома, в котором родился и столько лет работал, и очутился за красивою чугунною оградой на грязной земле, по-прежнему машинально сжимая в руке носок. Грязная земля приняла горючие слезы, а ветер рассеял во все стороны рыданья несчастного эльфа. Наконец, вдоволь наплакавшись и наколотившись головой, Биффи вспомнил последний приказ своего хозяина: держаться от поместья Мэджикусов Гран-Визардов как можно дальше. Долг пересилил горе, и домовик, насквозь промокший от слез, всхлипывающий и дрожащий, кривыми пальцами обвязал носок вокруг шеи на манер галстука, неловко подпрыгнул и исчез в воздухе с тихим хлопком.

 

 

Трансгрессия принесла его на пустынный берег моря, покрытый валунами и длинными лентами засохших водорослей. Холодные волны бились о берег торжественно и печально, баюкая в кружеве пены дохлую рыбу, и пахло так, что Биффи, привыкший вдыхать лишь запахи кухни, золы и пыли, с непривычки чихнул. Тоскливый пейзаж не мог успокоить эльфа, и потому при виде моря Биффи только еще отчаяннее разрыдался, рухнув на песок и отчаянно колотясь головою. Он рыдал и колотился головой о песок, снова рыдал и снова колотился, бегал между валунов, воздевая кверху кулачки, с отчаяния бросился грудью на камни, бил себя кулаками по чему ни попадя и отчаянно, громко пищал:

- Биффи плохой эльф! Биффи самый худший эльф на свете! Биффи подвел своего хозяина!

Домовик посыпал голову песком так, что песок сыпался прямо ему в уши, сидел посреди водорослевых лент, бессмысленно раскачиваясь и жалобно, на одной ноте причитая, снова вскакивал и снова принимался бегать и кричать… Горе его было неподдельно, а грязный носок, словно предмет черной и жестокой магии, нестерпимо жег и резал шею. Но есть всему предел, даже отчаянию. Мало-помалу Биффи обессилел и, икая и потирая ручками вспухшие от слез глаза, лег под большим валуном. Усталость и мерный ропот прибоя смеживали ему глаза, и через некоторое время несчастный свободный эльф крепко заснул.

Биффи проснулся, и ужасная действительность навалилась на него с новой силой. Выставлен из дома, навеки свободен и никогда больше не вернется к  своим благородным хозяевам! Крупные, с луковицу, слезы снова потекли по сморщенному остроносому личику эльфа. Однако Биффи никогда в своей жизни не бездельничал, а рыданья, даже самые безутешные, отнюдь не относятся к категории труда – и потому на сей раз домовик вплетал свои ассонирующие жалобные писки в гармоничный плеск холодных волн не так долго, как вчера, и не так долго, как его месте стал бы горевать человек в подобном положении. Биффи не мог себе представить, как жить свободным, и решил попытаться найти себе хозяина. Эта мысль пришла эльфу в голову, когда он прижал ручку к шее, с страхом и новым всплеском слез ощупывая немилосердно терзавший его носок. Эльфу-домовику редко приходится думать самостоятельно, он живет и действует, подчиняясь приказам, и решенье свое Биффи с непривычки обдумывал так старательно и медленно, что решенье, перекатываясь с боку на бок в мозгу бывшего раба, сделалось совершенно круглым и гладким, будто морская галька, а носок, терзаемый задумчивой дрожащей ручкой, истер шею до крови.  Когда же Биффи, наконец, поднялся из тени большого валуна навстречу рассветному солнцу, он уже почти понимал, что ему нужно делать. Смахнув с носа слезы, всхлипывающий эльф подпрыгнул в воздух и трансгрессировал.²

Начались долгие, долгие дни скитаний. Эльф стучался в волшебные дома и просил разрешения у хозяев служить им, но отовсюду слышал только отказы. Сначала он пытал счастья у порога известных ему высокородных волшебников, что часто бывали на пиршествах Мэджикусов Гран-Визардов, но все высокородные маги, хорошо наслышанные о безобразном скандале у Мэджикусов, что произошел по вине домового эльфа, поступали с Биффи одинаково: сморщив аристократические носы, они давали Биффи хорошего пинка и посылали ему вслед тяжело летающие предметы. Ни одному чистокровному волшебнику не хотелось опозорить себя, взяв к себе в дом свихнутого эльфа, воровато косящего глазами и то и дело смущенно сворачивающего себе уши в трубочки, эльфа, который стряпает семейные скандалы куда лучше, чем пирожки с мясом. Перепробовав все знаменитые семьи и везде наталкиваясь на неудачу, Биффи взялся обходить дома волшебников попроще. Там реакция была другой, но тоже не положительной: хозяева домов удивленно взирали на эльфа, как на некий недоступный предмет роскоши, явившийся к ним на своих ногах, и все, один за другим, отказывали безработному свободному эльфу. Волшебники среднего круга никогда не имели рабов, с хозяйством справлялись своими силами и не желали «выставляться перед соседями», заводя домового эльфа. Кроме того, бывший раб уже по одной своей принадлежности к Мэджикусам Гран-Визардам внушал им подозрения. Впрочем, многие хозяйки, оторванные от кухни тихим, робким и настойчивым стуком у черного хода, бывали вынуждены подносить передники к глазам: до того их трогала жалкая отощавшая фигурка с носком, обвязанным вокруг шеи, и с мольбой в огромных выпученных глазах. Частенько добрые колдуньи подавали Биффи то хлеба, то теплое махровое полотенце – обмотать грудь (приближалась зима), то молока в оловянной кружке  - и неизменно вознаграждались за это истерикой домовика, в припадке благодарности целующего волшебницам ноги и колотящегося головой о дверной косяк.

Эти скромные дары, а также все, что Биффи находил в во время бесчисленных трансгрессий по лесам, горам и долам, поддерживали его жизнь, но отнюдь не давали набрать жиру, и потому, когда домовик вступил в третий круг своих скитаний и принялся просить работы у совсем уж простых и бедных волшебников, а порою и вовсе у сквибов³, он являл собою поистине плачевное зрелище. Бедные волшебники отказывали ему с такою же регулярностью, как и обеспеченные, а сквибы (среди которых частенько попадались настоящие идиоты и душевнобольные) просто удивленно таращили на эльфа глаза, не понимая, для чего эльф может пригодиться им.

Биффи обошел все волшебные дома и всех сквибов, которые только можно было обойти в Англии, но нигде для него не затеплилась надежда. Отчаяние, как дикий зверь, немилосердно грызло маленького эльфа, и носок продолжал резать шею. И тогда Биффи решился на такое, на что не решился бы ни один эльф в положении хоть чуточку более сносном, нежели его собственное: он стал молить о предоставлении работы маглов⁴. Но маглы, в чьи дома он робко стучался, вели себя так необыкновенно, что Биффи при очередном посещении магловского дома всякий раз изумлялся не на шутку. Кто-то при виде тощего, тонконогого, тонкорукого серо-зеленого эльфа с ушами, похожими на крылья летучей мыши, носом-карандашом и глазами-мячиками просто принимался визжать, споря громкостью и высотой звука с целой сотней перепуганных щенков; кто-то крестился и шептал непонятные слова; кто-то падал в обморок; кто-то опрометью кидался в дом, запирал все двери и ставни, а вслед за сим, дрожа, запирал самого себя в кладовой; а кто-то впадал в некое подобие столбняка и стоял на пороге с остекленевшим взглядом, слегка покачиваясь, еще долгое время после того, как Биффи уходил. На то, что хоть один из этих странных людей заговорит с Биффи, не было ни малейшей надежды, и, поплутав с месяц среди магловских домов (стараясь при этом не попадаться никому на глаза на улицах, чтобы не вызвать вспышек непонятного страха), домовик окончательно понял, что и от маглов ждать ему нечего.

 

 

Придавленный горестными мыслями, печально опустив уши, Биффи брел по продуваемой всеми ветрами вересковой равнине. Колючие снежинки посыпали его голову, ноги с трудом передвигались в снегу и сухой траве. Эльф замерз, был голоден и очень устал, но разбросанные по степи там и сям большие плоские межевые камни были такие холодные, что Биффи, едва садясь на камень, тут же вскакивал снова. Кругом, куда ни кинь взгляд, не было ни малейших признаков жилья, и домовик бесцельно шел, лишь бы

хоть куда-нибудь идти. Из-под грязного обтрепанного носка виднелась

тонкая шея, вокруг талии – вернее, вокруг того, что у домовиков принято

называть талией, а именно вокруг середины туловища – было обмотано видавшее махровое полотенце, серая спина сгорбилась. Биффи брел и брел вперед…  брел вперед и вперед… Снег мешал, залепляя огромные глаза, и эльф то и дело вынужден был промаргиваться, чтобы стряхнуть снежинки с глаз и век. Промаргиваясь в очередной раз, он застыл в изумлении.

Эльф увидел вдали, за пеленою валившего снега, двухэтажный дом с двумя  большими трубами, одиноко торчавший посреди равнины. Разумеется, дома там быть не могло, дом ему только кажется, рассудил про себя Биффи, но все же незаметно для самого себя прибавил шагу. Дюйм за дюймом Биффи приближался к одинокому жилью, но оно никуда не исчезало, а, наоборот, становилось все вещественнее, и вот уже можно было разглядеть буро-зеленые ставни, покачивающиеся на ветру. Радость вспыхнула было в домовике, но тут же погасла, будто ее задул ветер.

- Странный дом, - сказал сам себе Биффи, обходя здание и удивленно разглядывая его. – Этот дом очень странный! Биффи никогда не видел таких странных домов!

Дом и в самом деле был не совсем обычен. Во всяком случае, мало кому из ныне живущих удалось бы узреть что-либо подобное. Каменный Дом весь перекосился на одну сторону, как будто в этой местности много лет подряд мощный ураганный ветер дул в одном и том же направлении. Каждый камень его, когда-то серый, позеленел от плесени, ставни хлопали, будто неопрятные сломанные крылья, грозя сорваться с болтов, цветные стекла окон давно потеряли свои краски из-за облепившей их грязи, на верхушках двух черных труб красовались лохматые вороньи гнезда, тростниковая крыша давно прогнила, к большой, в бурых подтеках двери с отломанной ручкой вели щербатые ступеньки. Никакого признака сада, дорожки и калитки не было, Дом утопал в снегу и высоком бурьяне. Похоже было на то, что в Доме уже многие годы никто не живет, и все же какая-то едва уловимая магия говорила Биффи, что Дом не мертв, больше того – что он обитаем.

Все эльфы-домовики, как подчиненные домашнему хозяйству, имеют с домом тесную волшебную связь. В минуту необходимости они даже могут разговаривать с домами и понимать их язык. Биффи, как и прочие эльфы, владел искусством общения с домом. Нередко в своих прежних странствиях Биффи сомневался, стоит ли ему сейчас стучать в тот или иной дом, и, дабы принять решенье, тихо заговаривал с домом, перед которым стоял, и дом рассказывал ему всю свою подноготную: часто ли его моют и ремонтируют, часто ли тревожат посторонними шумами и тому подобное.

Вот и сейчас эльф положился на свое умение говорить с домами и, задрав большую голову кверху, тоненько крикнул, выпуская в морозный воздух облачко пара:

- Достопочтенный, уважаемый господин Дом!

Никакого отклика не последовало.

- Достопочтенный, уважаемый господин Дом!

Никакого ответа.

Биффи крикнул в третий раз, и Дом с трудом разлепил мутные бельма оконных глаз. Подслеповато прищурившись, он с подозрением оглядывал жалкую фигурку дрогнувшего на зимнем ветру эльфа.

- Кто ты такой? – со скрипом и скрежетом спросил Дом утробным голосом, доносящимся из самой глубины его недр.

- Биффи, эльф-домовик, уважаемый господин Дом!

- Эльф-домовик? Это очень хорошо, - раздумчиво скрежеща, произнес Дом. – Эльф-домовик – друг хорошего дома. Только вот я, на свою беду, эльфов-домовиков никогда не знал…

- Вы не знали, господин Дом? – осторожно спросил Биффи. – Но ведь вы – волшебный Дом, наверняка очень волшебный и почтенный!

- О да, волшебный на мою голову.

- И в ваших покоях живут чистокровные маги?

- Могу сказать так, - глубокомысленно произнес Дом, - кровь этих магов чище, чем я сам.

Сказавши так, Дом замолк и прикрыл глаза. Биффи стоял, размышляя, как бы ему поудобнее спросить Дом, и внутренне трясясь от почтительного страха и заодно от холода. Наконец он решился:

- Достопочтенный, уважаемый господин Дом, - еле слышно позвал эльф, - смеет ли Биффи спросить вас, отчего вы так…

- Отчего я так грязен? – пророкотал Дом, открывая глаза. – Оттого, что меня давно не мыли. А давно не мыли оттого, что во мне живут Лэйзи1. Я весь грязный, снизу доверху! У меня давно от мышей чешется подвал, от старой золы чихают трубы, все стены жутко болят, особенно в холодную погоду, когда промерзают насквозь, и штукатурочная кожа вся обсыпалась. Могли бы Лэйзи жить без кожи? Нет! А я живу. Я почти совсем слепой, ведь мои глаза не протирают, и незакрепленные ставни больно хлопают по ним. А как я голоден и как замерз! Как бы мне хотелось пропитаться вкусными запахами и теплом хорошо прочищенного и натопленного камина! Но этого мне не суждено, - закончил Дом таким тоном, словно сердился сам на себя, и все у него внутри загрохотало.

- Но как же, - спросил обескураженный Биффи, - как же хозяева живут в вас, господин Дом? Как они могут обходиться без тепла, без еды и жить среди пыли?

В большой голове Биффи все это совершенно не укладывалось. Он так привык выполнять тысячи тысяч дел в поместье Мэджикусов Гран-Визардов, так привык скоблить, чистить, мыть, стирать, гладить, поддерживать огонь и готовить, что просто не представлял себе, как другие волшебники в своих домах могут обходиться без таких важных дел.

- Как обходятся? – медленно переспросил Дом. – Да очень просто обходятся. Они же Лэйзи. Они лучше умрут с голоду, чем поднимутся с кроватей.

- Значит, вашим Лэйзи, господин Дом, - подал голосок эльф, все еще не разъяснивший вполне, кто такие Лэйзи., - нужен слуга, чтобы чистить вас, господин Дом, и готовить еду им самим?⁵

 

- Что до меня, то мне слуга нужен, - отозвался Дом, - но вряд ли он нужен Лэйзи.

- Ах, если бы ваши господа взяли Биффи себе! – воскликнул Биффи, и надежда, согревающая, как пламя кухонного камина, вдруг вспыхнула в нем– Биффи почистил бы вас, уважаемый господин Дом, Биффи отмыл бы ваши глаза и приготовил бы вкусной еды!

- Как это было славно! – загудел Дом. – Я стар, я нуждаюсь в уходе… Постучись же с парадного (мой черный ход давно заколочен), быть может, Лэйзи все-таки примут тебя. Ведь эльф-домовик – это очень хорошо…

Выдавши последнюю сентенцию, Дом, который, судя по всему, одолевала бессильная дрема, забылся сном, от которого его ставни захлопали сильнее прежнего. Биффи же, весь дрожа, поднялся по обледенелым ступенькам на крыльцо, и перед его глазами замаячила, качаясь на ветру, оборванная распушенная веревка, к которой когда-то привязывался колокольчик. Веревка мягко скользнула по его личику. Биффи собрался с духом и тихо, робко, осторожно постучал.

 

 

Странный Дом действительно принадлежал Лэйзи, и эта волшебная фамилия была, пожалуй, известна всему магическому миру, если не считать эльфов. Прославились же они тем, что вошли в сказку, и, вошедши, остались в ней  (а это, согласитесь, нечасто бывает). Фамилия Лэйзи знал каждый маленький ребенок в каждой семье волшебников – ведь стоило только маленькому колдуну или маленькой колдунье проявить нерадивость, не убрать на место зачарованные игрушки или чересчур задержаться утром в постели, как ему (или ей) тут же в качестве отрицательного примера преподносилась история о трех сестрах Лэйзи, что всегда оказывала на умы детей воспитательное воздействие. Биффи же этой сказки не знал по той простой причине, что эльфы, вечно занятые выполнением хозяйских приказов, сказок своим отпрыскам никогда не рассказывают, да и попросту не знают. Впрочем, история о Лентяйках – в любом случае не для домовиков.

Ибо три сестры Лэйзи, как это и следует из их фамилии, были лентяйками,  и именно этим своим качеством и прославились. Сестры чрезвычайно гордились своею принадлежностью к миру вымысла, фантазии и творчества, и, даже если бы одной из сестер вздумалось, просто любопытства ради, попробовать, что такое труд, то гордость и осознание себя героиней сказки не дало бы ей свершить ни малейшего физического усилия.

Целыми днями сестры Лэйзи, возведя томные глаза к протекающему потолку, валялись на грязных кроватях и мечтали о жареной курице и печенье. Зимой холод заставлял их с головою заворачиваться в рваные одеяла и мерно, в такт друг другу стучать зубами, летние жары обнаруживали сестер вольно раскинувшимися поверх постели и бредящими свежей водой, но ни холод, ни жара не могли заставить Лэйзи затопить камин и набрать в ведра воды из колодца. Изредка, когда особенно грыз голод и терзала жажда, девушки при помощи волшебных палочек и не без дружных препирательств устраивали жеребьевку, и тогда несчастливица, на которую упал жребий, поднималась с ложа, покачиваясь и отчаянно зевая, и брела на кухню медленной стопой. При помощи магии готовился самый простой и скудный завтрак, не требующий труда – комковатая, неперебранная овсянка и жесткие горелые овсяные лепешки. Пока само собой размалывалось зерно для лепешек и сама собой орудовала большая ложка в чугунке с кашей, несчастная Лэйзи отчаянно зевала, терла глаза белыми, изнеженными руками

да время от времени бормотала необходимые хозяйственные заклинания, вяло махая волшебной палочкой. Когда же обед давал знать, что он готов, Лэйзи поднималась, наливала волшебной палочкой воду в кувшин и заклятием отправляла всю нехитрую снедь и питье на оловянном подносе в спальню. Этим (да еще и редкими, сонными посиделками в каминной зале перед навеки остывшим камином) ограничивались для сестер все земные дела. Если бы волшебство позволяло приготовлять обед, не вставая с постели и вообще не двигаясь, Лэйзи были бы счастливы.

Сестер Лэйзи было трое: Мэри, Бетси и Тэзи. Мэри на самом деле звали Мэриэн, была она худая и длинная, как вареная лапша, по справедливости считалась самой умной и в свои двадцать пять лет пользовалась большим авторитетом у младших сестер; Бетси – Элизабэт, двадцати двух лет – радовала глаз круглыми, как у плюшки, боками и жизнерадостной смешливостью. Настоящее имя семнадцатилетней Тэзи   было Октэзия. Октэзия – имя красивое и довольно редкое для Англии, но сестрам было лень длинно тянуть «Оок – тээ – зия» и потому младшая превратилась для них просто в Тэзи. Тэзи из трех сестер была наименее ленивой и наиболее хорошенькой: со своими золотыми мягчайшими волнами волос, томными голубыми, как летнее безмятежное небо, глазами и пухлой фигуркой она напоминала июньский полдень, застывший в полуденной дреме.

Именно Тэзи и пошла к парадному ходу отворять после того после целого часу неустанного робкого стука. Дверь на ржавых петлях медленно, с скрипом раскрылась, и младшая из сестер Лэйзи предстала взорам застывшего на пороге Биффи. Тэзи куталась от холода в драную необъятных размеров сорочку, подол которой волочился по полу, и в платок сорочке под стать, некогда клетчатый, а ныне совсем посеревший от старости. Непричесанные, спутанные локоны падали на полуоборвавшиеся мятые оборки, голубые глаза были сонно полуприкрыты, словно веки опустились под тяжестью длинных ресниц, босые пальцы ног, выглядывающие из-под одежды, были совсем черные. Биффи во все глаза разглядывал удивительную колдунью, позабыв о холоде, Тэзи, в свою очередь, с ленивым недоумением разглядывала Биффи, словно не вполне понимая, что перед ней такое.

- Ты кто? – наконец протяжно поинтересовалась Тэзи.

- Биффи, эльф-домовик, о достопочтенная хозяйка Дома!

- Эльф-домовик? – повторила Тэзи, в памяти которой держались кое-какие крохи знаний о том, как живут другие волшебники. – Раб-прислужник?

- Именно так, достопочтенная хозяйка! – радостно подтвердил Биффи.

- И зачем ты пришел сюда?

- Просить работы, о хозяйка!

- Работы? – с неподдельным удивлением переспросила Тэзи, и глаза ее на миг распахнулись. – Тебе нужна работа?

- О да, благородная хозяйка, Биффи нуждается в работе так давно и так сильно!

- По-моему, - с трудом сказала Тэзи, - работа – это единственное, в чем никогда нет ни малейшей нужды. Зачем тебе работа?

- Чтобы трудиться, хозяйка!

- А зачем тебе трудиться?

- Чтобы выполнять приказы своих благородных, добрых хозяев, о хозяйка!

Подобными ответами Тэзи явно была поставлена в тупик. Она стояла на пороге, медленно  и тяжело размышляя, а Биффи воспользовался паузой, чтобы почтительно тронуть исхудалой ручкой край сорочки девушки и тоненько пропищать:

- О достопочтенная хозяйка, возьмите Биффи к себе! Биффи будет делать для вас все, что вы прикажете!

- Все, что я прикажу? – очнулась заинтересованная Тэзи. – А что я могу приказать?

- Биффи может шить, стирать, прибирать в доме, готовить вкусную еду, мыть посуду, разжигать жаркий огонь, стелить постели, посыпать полы ароматной травой, заваривать целебные настои, чистить каминные трубы, наводить порядок на чердаке, прокладывать пергаментом и присыпать лавандой одежду в шкафу, варить пиво, цедить вино, бить крыс и мышей, коптить окорока, зажигать факелы так, чтобы не коптили…

Биффи все удлинял и удлинял перечень, но до слуха Тэзи долетали лишь фразы, связанные с едой.

- Стой, - наконец сказала она. – Ты умеешь готовить еду?

- О да, достопочтенная хозяйка! Возьмите Биффи к себе!

- Значит, - принялась рассуждать Тэзи, наморщив лоб, - если мы с сестрами возьмем тебя к себе, ты будешь готовить нам еду, и нам не придется самим возиться с обедом?

- Не придется, хозяйка!

- А овсяную кашу и лепешки ты готовить умеешь?

- И овсяную кашу, хозяйка, и лепешки, и жареную курицу, и печенье, и кабаний бок с чесноком, и много других вкусных блюд!

- Неужели жареную курицу и печенье? – ахнула Тэзи, и матовые голубые глаза ее разгорелись.

- О да, Биффи умеет готовить все угодно!

- Но ведь ты, наверное, и сам много ешь, - заметила девушка, с сомнением оглядывая щупленькую фигурку эльфа, и блеск в ее глазах погас. – И тебе, наверное, нужно это… как его… жалованье, и всякие разные вещи для житья – например, кровать.

- О хозяйка, Биффи привык довольствоваться малым! Биффи съедает в день один кусок хлеба и выпивает один глоток воды, и ему совсем не нужно кровати и жалованья – только наказывайте Биффи почаще, и он будет служить очень хорошо!

- Наказывать мне лень, - зевнула Тэзи, - но если ты и вправду умеешь готовить еду и не объешь нас, то мы тебя, пожалуй, возьмем. Иди за мной, представишься сестрам.

Тэзи неохотно оторвалась головой от косяка, куда она прислонилась было в изнеможении, и пошла вглубь дома, даже не следя, следует за ней Биффи или нет. Биффи ничего другого не оставалось, кроме как самому закрыть тяжелую дверь, изо всех сил потянув ее обеими ручками и упираясь обеими ногами в высокий порог, а затем припустить за неторопливою Тэзи. Холл был очень темен, так как два круглых пыльных окна – одно прямо над парадной дверью, другое – над лестничным переходом – совсем не давали света, на полу пушистым ковром лежала пыль, ступив на которую, Биффи незамедлительно расчихался. Тэзи шла впереди, в этой полупризрачной обстановке сама похожая на призрак, с тою лишь разницей, что призраки никогда не путаются в собственных саванах, спотыкаясь на ровном месте, А Тэзи то и дело путалась и спотыкалась, не догадываясь просто взять складки одежды в руки. Наверное, именно из-за привычки младшей Лэйзи ходить так своеобразно подол пострадал больше других частей ее сорочки.

- Ужасно тяжело готовить обед, - негромко жаловалась Тэзи на ходу. – Так устаешь, что даже рука с палочкой не поднимается. Если мы тебя возьмем, то будет…

Что именно будет, она не договорила. Тэзи поднялась на второй этаж по каменной лестнице, ступени которой были покрыты извивами трещин, провела Биффи по коридору такому темному и такому же пыльному, как холл внизу, и вошла в каминную залу. Бетси, прикрытая платками, растянулась на страдающих худосочностью подушках перед каминною решеткой, словно ворох тряпья, Мэри полулежала на скамье с высокой спинкой, завернувшись в дырявое одеяло так, что из одеяла виднелся лишь кончик ее носа. Разумеется, обе сестры Биффи не заметили.

- К нам пришел эльф-домовик, - объявила Тэзи без всякого предисловия, по-прежнему даже не оглядываясь назад, чтобы удостовериться, что Биффи идет за нею. – Он будет готовить нам обед, а в оплату просит кусок хлеба в день и наказания. Наказывать его будете сами, - поспешила прибавить Тэзи.

Биффи боязливо выдвинулся вперед из-за левой ноги Тэзи. Бетси зашевелилась в своих платках, Мэриэн высунула лицо из одеяла. Некоторое время сестры молча разглядывали эльфа затуманенными от сна голубыми глазами, удивительно похожими на глаза Тэзи. Наконец Мэриэн, которая соображала побыстрее, еще немного высунулась из одеяла и спросила:

- Готовить обед? А он точно станет это делать?

- Биффи станет, благородная хозяйка! – затораторил домовик. – Биффи может и готовить, и стирать, и убирать! Биффи умеет делать дом теплым и уютным и вкусно кормить благородных хозяев! Биффи просит хозяев, чтобы они взяли Биффи к себе!

- Ты будешь готовить, стирать и убирать? – переспросила Мэриэн, и раздумье скользнуло по ее длинному лицу.  -  А ты не мог бы заниматься только приготовлением обеда? Не стирать, не убирать и не мыть посуду?

Биффи не слышал ни об одном эльфе-домовике, огранившем сферу своей деятельности кулинарией (исключение – эльфы в очень больших и очень богатых домах, где рабы, как правило, имеются в нескольких экземплярах), и знал, что законы его народца не предусматривают существование таких эльфов. Хороший, правильный эльф-домовик должен выполнять все приказы хозяев и всю, какая необходима, работу по дому – и потому Биффи вынужден был ответить:

- Биффи не мог бы, хозяйка.

- Значит, ты нам не нужен, - объявила Мэриэн.

Уши Биффи поникли, и он снова почувствовал ужасный холод. Бетси заволновалась, высвобождаясь из-под платков:

- Но ведь он будет готовить, Мэри, понимаешь, готовить обед! Нам больше не придется изнурять себя работой!

- Не только готовить, но и стирать, и убирать, - многозначительно заметила Мэри. – Вы понимаете, что это значит?

- Нет, - нестройным хором ответили сестры.

- Это значит, что наш Дом и наша одежда станут чистыми!

- Ну что с того? – удивилась Бетси, которой наконец удалось вылезти из платков и усесться в них, как в гнездышке, обняв одну из тощих подушек.

- А то, - сказала Мэри, - что тогда мы исчезнем из сказки.

Бетси и Тэзи молча, с ужасом воззрились на маленького эльфа. В самом деле, если Дом Лэйзи перестанет быть домом Лэйзи, если он станет таким же чистым и уютным, как и прочие волшебные дома, если в доме Лэйзи с утра до ночи будет трудиться хлопотливый домовик, их известности конец! И никто больше не будет рассказывать в назидание своим детям поучительную историю о сестрах-лентяйках…

- Какой ужас, - с сожалением в голосе сказала Бетси. – Мы, кажется, действительно не можем его взять.

- Биффи умеет готовить много вкусных блюд, - на одной ноте запищал опечаленный Биффи, не надеясь ни на что, - Биффи умеет готовить жареную курицу и печенье…

Голос его звучал безнадежно.

- Жареная курица, - вздохнула Бетси.

- Печенье, - мечтательно повторила Тэзи.

- И все-таки мы не можем его взять, - закончила Мэриэн. – Лучше быть голодными, чем исчезнуть из сказки.

- Но может, - робко заметила Тэзи, - можно попытаться?

- Нельзя, - отрезала Мэриэн.

- Но все же… - заволновалась Тэзи.

В голове Тэзи начала шевелиться мысль. Она шевелилась очень долго и неторопливо,иТэзи в полнейшей растерянности плюхнулась на облезлый пуфик, не зная, как облечь эту мысль в слова. Наконец слова нашлись:

- И все же работать-то будем не мы!

- И что? – спросила Мэриэн.

- А то, что мы как были лентяйками, так и останемся! Ничего не изменится!

- Но ведь Дом-то будет чистый! – возразила Мэриэн.

- Но работать-то будем не мы! – гнула свое Тэзи. – Нам не придется даже наколдовывать обед, как раньше!

- Жареная курица, Мэри, ты только подумай! – воскликнула Бетси.

- И печенье, - добавила Тэзи.

- Хорошо,- отмахнулась Мэри, которая в силу своей лени никогда не затевала длинных споров. – Эльф… как там тебя?

- Биффи, хозяйка! – с готовностью пропищал эльф.

- Биффи, будешь жить у нас. Тебе действительно нужен только кусок хлеба в день?

- Биффи довольствуется малым, хозяйка! – пискнул домовик с еще большей готовностью, радостно выпучивая глаза.

- Хорошо. Ешь свой хлеб и готовь нам обед. Но учти – если из-за тебя нас начнут забывать, ты уйдешь из Дома навсегда. А теперь иди в кухню. У меня из-за тебя голова разболелась. Я не могу так долго думать.

Биффи стоял, переминаясь с ноги на ногу, и счастливая, но несмелая улыбка обнажала его кривые зубы.

- Ну, чего тебе еще? – устало поинтересовалась Мэри.

- Хозяйка забыла дать мне наказание на этот день, - заметил Биффи дрожащим от смущения голоском.

Мэриэн зевнула.

- Прищеми себе уши каминными щипцами…

Так Биффи остался жить и работать в Странном Доме.

 

 

Воистину это была счастливая пора, хоть Биффи и не понимал, что такое счастье! Биффи трудился, трудился с раннего утра до поздней ночи, и там, где даже самого трудолюбивую хозяйку-волшебницу привело бы в отчаяние количество пыли, грязи, золы и мышей, домовик лишь усерднее чихал, но не сдавался. Странное он представлял собою зрелище в первые дни: весь покрытый пылью, словно какой-то странный двуногий зверь с серой шерстью, залезал домовик во все доступные и недоступные углы, ползал под кроватями и скамьями, забирался в каминные трубы, висел, цепляясь за переплеты окна, на самом жестоком ветру, плескался в большом чане вместе с одеждами хозяек,  тер, скреб, мыл, чистил, крутился в кухне, выполняя десятки дел одновременно, и лишь изредка отрывался от своих занятий, чтобы с торжествующим писком поймать за хвост мышь. Странный Дом медленно, но неуклонно изменялся. В нем стало просторнее и светлее, исчезли ощущение заброшенности и пустынности, из-за которых в Доме было так нереально-призрачно раньше, в каждый уголок проникли тепло и запахи стряпни. Сам Дом ощутил эти перемены: он уже не стоял посреди равнины так отрешенно и даже, казалось, немного выпрямился.

Сестры Лэйзи взирали на деятельность Биффи снисходительно-равнодушно. Все, что их интересовало в хлопотах Биффи – это приготовление еды, а еду Биффи им предоставлял в более чем достаточных количествах. Все три сестры заметно округлились и сделались гораздо более миролюбивыми, чем раньше – ведь им уже не приходилось спорить во время жеребьевки! – а голубые их глаза сделались еще более томными и сонными, нежели раньше. Лэйзи не исчезли из сказки, а больше им совершенно не о чем было беспокоиться. Они никогда не задавали Биффи вопросов, как на их месте поступила бы всякая хозяйка, нанявшая в дом слугу: не интересовались, каким образом эльф остался безработным и свободным, не спрашивали, сколько домов он обошел, прежде чем попасть к ним, не выпытывали, кто были его прежние хозяева. Сам домовик, в свою очередь, на эти темы никогда не распостранялся: если хозяева не спрашивают, хороший эльф должен молчать.

Отношение сестер к Биффи приводило его в восторг, и домовик искренне считал своих хозяек самыми справедливыми и самыми добрыми хозяйками в волшебном мире. Единственное, что огорчало его: неизобретательность Лэйзи в придумывании наказаний. Мэриэн не могла придумать ничего более оригинального, чем посоветовать домовику каждый день прищемлять себе уши каминными щипцами, а Бетси и Тэзи по непонятным рабу причинам все время пытались уклониться от объявления кары на грядущий день. Биффи считал, что он редкость дурной и неисполнительный эльф, и порою почти мечтал снова испытать на себе суровую строгость Мэджикусов Гран-Визардов. Впрочем, он не унывал, и с усердием наказывал себя вечерами в каморке за кухней по совершенно пустячным причинам: то подал хозяйкам на завтрак всего по двадцать блинчиков, и они не вполне насытились, то не домыл окно, свалившись с него… Биффи и не замечал, что недостаток наказаний, по которым он так тосковал, лишь пошел ему на пользу: Биффи не оглядывался и не трясся при звуке шагов и голоса хозяев, как раньше (правда, его нынешние хозяева мало говорили, а ходили и того меньше), и стал совершать заметно меньше ошибок.

1. Домовой эльф – раб, прислужник в богатых семьях чистокровных волшебников (см. книги Дж. К. Роулинг).
2. Трансгрессировал. Трансгрессия – невидимое перемещения в пространстве домового эльфа или волшебника; позволяет за мгновение перемещаться на очень значительные расстояния (см. Дж. К. Роулинг).
3. Сквибы – отпрыски волшебных семейств, не обладающие способностью колдовать (см. Дж. К. Роулинг).
4. Маглы – все неволшебники (см. Дж. К. Роулинг).
5. Лэйзи – ленивый (англ.)