Владыка Вод


 

Давно, ох, давно не открывались огромные, в позеленевших медных переплетах книги, хранившие историю долины Зедан. Историю столь богатую, что вмещали ее пятьдесят томов. Сто лет назад в долине стоял большой красивый город Зедан-Ал, Жемчужина пустыни, процветающий, как и все Шаирское царство. Через город тянулись наезженные торговые пути, связывающие знойные края Шаира с таинственными северными землями, где, как говорят, снег не тает даже летом. То было золотое время… Но после смерти султана Шадука семь его жадных сыновей развязали междоусобную войну, и некогда могущественное царство, поделенное на неравные части, постепенно пришло в упадок. Не избежал этой участи и Зедан-Ал: от былого великолепия не осталось и следа, кроме старинной мечети да книг в медных переплетах, чудом уцелевших в водовороте перемен. Только они и напоминали местным жителям и редким гостям о том, что крошечный городок был когда-то велик и богат. Летопись больше не велась, и лежали старинные книги в подвале мечети, запертые на ключ…

Почему же вновь увидели свет пожелтевшие пергаментные страницы? Почему начищены до блеска серебряные застежки? Почему имам и староста по очереди, напрягая зрение, силятся разобрать узоры старинной вязи?..

Да потому, что Сулех-Айлат отчего-то разгневался на людей и лишил их своей милости.

Не только дорогими товарами и искусными мастерами был славен Зедан-Ал. Стоял он на берегу озера такой красоты, что во всех знойных краях подобного не отыскать. По легенде, Отец Неба забыл на земле Зедан драгоценную резную чашу с хрустально-чистой водой, которая потом стала озером – таким огромным, что султанский флот по нему три раза провести можно. Ходили слухи, что где-то под берегом есть тайный ход, ведущий в подземную пещеру, и там из озера вытекает река и течет, говорят, до самого океана. Потому озеро такое огромное, потому вода в нем не убывает, и никакая засуха ему не страшна – питает его своими живительными струями сам Океан. Вот за такую красоту, за мощь и величие и прозвали жители долины озеро Сулех-Айлат – Владыка Вод.

Никогда не обижал хозяин озера своих соседей, вдоволь всем было и рыбы, и чистой воды, а люди старались без нужды не беспокоить грозного владыку. Однако в этот год пришла беда. Весной стало озеро выходить из берегов, и местные речушки, впадавшие в него, взбухли, вспенились, понеслись на возделанные поля. Перепугались жители долины – сроду такого не случалось, чтобы в Сулех-Айлате вода прибывала! Да и откуда взяться той воде? Если бы от дождей обильных, так ведь не было их! Ни капли не пролилось! А озеро то утихнет, то опять разливается, берега высокие захлестывает… Уже до города доходит вода, по улицам хоть в лодках плавай, урожай того и гляди погибнет, сгниет на корню!..

«Видно, гневается на нас за что-то Владыка Вод», - решили люди. Собрались всем городом на совет. Никто из стариков не смог припомнить ничего подобного. Вот и пришлось открывать старые книги.

Семь дней, семь ночей просидели имам и староста над событиями давних лет, пытаясь истолковать хоть что-нибудь как ключ к спасению. Однако напрасным оказался их труд: ни единой записи не нашлось, что помогла бы пролить свет на приключившуюся с долиной беду. Вот уже и последний том изучен, последняя запись в нем сделана пятьдесят лет назад, дальше лишь чистые страницы… Совсем приуныли старики. Собрались уже закрывать книгу, как вдруг окружило ее голубоватое сияние, и на чистом листе проступили строки на неведомом языке. Горели слова сапфировым огнем, будто грозная заповедь пророка.

Испугались имам и староста, на колени упали. Поняли они, что это Владыка Вод волю свою объявил. Да только как ее понять, если языка такого до сих пор не встречалось им, хоть и учены они были гораздо?

Сообщили народу Зедан-Ала о явленном чуде, стали вместе решать, как быть и что делать. И тут кто-то предложил позвать Хасана Айма-хана, молодого вельможу, недавно прибывшего в городок.

Прозвание Айма-хан - «Золотое перо» – тот получил не случайно. Лучшего поэта и писателя не видало Шаирское царство со времен султана Хамуда, деда злосчастного Шадука. Не было того, о чем не мог сказать в звучных строфах или плавном повествовании молодой поэт; говорили даже, что словом может он зачаровать кого угодно. В Зедан-Але он появился всего две недели тому, с малой свитой, с благодарностью занял один из предложенных ему жителями пустующих домов и более не показывался. Шептались, что Айма-хан попал в опалу при дворе: будто он отказался от подаренной ему султаном наложницы, открыто заявив, что собирается жениться на одной из своих рабынь, уроженке холодных северных земель, а силой, мол, любовь не берут и подачек ему не надо. Как дерзкому сразу не отрубили голову – осталось тайной. Очевидно, дар слова не подвел Хасана и здесь, но из столицы его выслали. Надолго ли – неизвестно, почему именно в Зедан-Ал – тоже. Но сейчас он был здесь, и только он мог помочь прочесть неведомое послание.

* * *

..Крутится веретено, вьется в умелых пальцах послушная нить…

- Бабушка, а бабушка?

- Чего тебе, внучок?

- Скажи, куда делась Живинка? – Темноволосый мальчик пытливо смотрит старухе в глаза.

- Увезли твою Живинку люди недобрые, вороны черные, медноклювые, за синее море, в знойные земли.

- За что, бабушка? Она никому ничего дурного не сделала!

Старуха вздыхает, откладывает веретено, гладит внука по непослушным кудрям.

- Откупился староста Живинкой от ворога иноземного, чтобы не трогал нас, не чинил разора. Не увидишь ты ее боле, Светлячок…

Мальчик упрямо сжимает губы:

- Я пойду искать ее, бабушка! И найду, будь она хоть в подземном царстве!

- Не добраться тебе до земель южных без крыльев, Светлячок… Вот коли вырастут у тебя белые крылья, тогда вернешь свою подругу…

- Как у Буян-богатыря, бабушка? Когда вызволил он девицу Криницу из неволи?

- Как у него, внучок-Светлячок… Мал ты еще, вот подрастешь, глядишь, и крылья появятся…

* * *

Хасан не чинился, явился сразу же и попросил показать ему книгу. Пробежал глазами по строчкам, задумчиво нахмурился – и вдруг побледнел как смерть, пошатнулся… Ему бросились на помощь, но юноша отстранился и твердым голосом прочел написанное, хоть и бледнел с каждым словом все больше:

«Не расти деревцу северному в песках, не цвести подснежнику в пустыне. Коли не вернется все на круги своя, быть долине Зедан частью Великого озера. Пусть дева с лицом белее снега и солнечными волосами придет через три дня на северный берег, и пусть будут на ней лишь украшения из Туаренской сокровищницы. И тогда все исполнится».

Прочел все это Айма-хан, закрыл лицо и ушел в свой дом. Никак люди в толк взять не могли, отчего так опечалился он, узнав повеление Владыки Вод. И рассказали слуги Хасана, что белолицая дева с волосами ярче солнца и есть та рабыня, на которой вопреки всем законам хотел жениться поэт. Попала она к нему в дом лет десять тому, еще ребенком: купил ее отец Хасана у торговца, промышлявшего в северных морях. Прежнее ее имя слишком сложно и непривычно, и звали ее все Джиан-ка. Нрава девушка была тихого, слова поперек никому не сказала, а руки у нее оказались золотые, все умела: и готовить, и вышивать, и танцовщицы лучше поискать надо. Может, еще и потому разгневался султан на Хасана, что не пожелал тот отдать ему столь искусную плясунью. И вот теперь ее все равно придется отдать: Владыка Вод захотел жертву – впервые за всю историю долины. Иначе как жертвой это назвать было нельзя.

* * *

Не все сокровища Зедан-Ала были утрачены. После смерти султана Шадука его верные слуги, исполняя последнюю волю повелителя, перевезли в Зедан-Ал Туаренскую сокровищницу – вместилище драгоценностей правящей династии – и спрятали ее под берегом озера. Мудр был Шадук: понимал он, что вражда сыновей из-за сокровищ породит беду для страны стократ худшую, нежели из-за власти, ибо многие предметы обладали магической силой. По легенде, первый владыка Шаира получил эти сокровища в дар от самого Владыки Вод, и потому корабли шаирцев славились быстроходностью и удачей в торговых делах, что покровительствовал им Сулех-Айлат. И вот пришло время вернуть дар. Гадали люди: неужели так разгневался Владыка на потомков Шадука, что собрался лишить их и последней надежды на возрождение былой силы?

* * *

… Хлопают под ветром белоснежные крылья, поскрипывают деревянные чудо-птицы, покачиваются на синих волнах…

- Что стоишь, рот разинул? – Смуглый чернявый парень насмешливо смотрит на чужака. – Корабля никогда не видел?

- Ко-рабля? – Юноша растерянно поворачивается к нему. – Так вот как называются эти диковинные птицы…

- Птицы? Ты с ума рехнулся? Птицы в небе летают, а корабли по морю плавают, и создали их люди, а не Отец Неба! Хотя, может, ты и прав… - Чернявый задумывается. – Пожалуй, он и впрямь похож на птицу, особенно когда от пиратов удирать приходится… Тут уж или ты, или тебя…

Но Светлячок не слушает его, он весь поглощен одной-единственной мыслью: «Крылья… белые крылья…»

«Не добраться тебе до земель южных без крыльев, Светлячок… Вот коли вырастут у тебя белые крылья, тогда вернешь свою подругу…»

- Скажи, ты из южных земель? – вдруг спрашивает он.

- Из самого Шаира! – гордо говорит чернявый. – Мы под покровительством султана Рахнида, да продлит Отец Неба его дни и да сократит дни его врагов! Слышь, чужак, хочешь с нами? Нам люди на корабле всегда нужны!

- Как называется ваш ко-рабль? – невпопад спрашивает юноша.

- «Да-анвар».

- Что это значит?

- По-вашему? Дай подумать… Жука знаешь? Который в темноте светится?

- Светлячок?

- Он самый!

Вот и крылья, вот и дорога… Лети!..

* * *

Три дня пролетели, как один миг, и вот на рассвете четвертого на берегу Сулех-Айлата собрался весь город. Пришел Хасан, весь в черном, будто уже оплакал и похоронил свою любовь; пришли имам и староста, пришли все, кто мог ходить, а тех, кто не мог, принесли на руках, ибо понимали люди: решается судьба Зедан-Ала. И когда собрались все, поднял руку староста – и тихо стало на берегу, так тихо, словно вымерло все в одночасье. И в этой тишине расступились слуги Хасана, и вышла вперед девушка в белом платье, белокожая и золотоволосая. Словно солнце спустилось на землю и вышило своими лучами-нитями золотой портрет на белом полотне – так прекрасна была она. В молчании стояли люди, а девушка остановилась на краю берега, склонила голову, будто прислушиваясь к чему-то, и сбросила платье с плеч. Но никто не заметил ее наготы, ибо горели на ней самоцветными огнями украшения Туаренской сокровищницы.

Не выплавлял этих цепочек и браслетов ювелир, не касался камней искусным резцом гранильщик, не вдевали в уши сверкающие серьги красавицы – ни один человек до сего дня не осмеливался не то что надеть, а и прикоснуться к этим драгоценностям, кроме правителя… но будто для этой северной девы созданы были они. И она начала танцевать.

Так колышутся золотые колосья на поле, так цветы подставляют свои венчики солнечным лучам, так летит птица, раскинув крылья навстречу воздушным потокам, так полощется на ветру шелковый шарф – никогда не доводилось людям видеть подобного танца. Будто не смертная была сейчас перед ними, но богиня; и смотрели они завороженно, и даже Хасан забыл о своем горе. А девушка, кружась в танце, подходила все ближе и ближе к воде, и вдруг, коснувшись ее ногой будто нечаянно, застыла в изломанном движении.

Медленно-медленно выпрямилась она, и от ее ног побежали по воде круги – все шире, шире… вот уже все озеро взволновалось, заходили волны, как перед штормом, вздыбились длинногривыми конями, всплеснули чаячьими крыльями – и поднялась из глубин всем волнам волна, едва ли не выше городской мечети. Искристо-голубая, окаймленная белой пеной, вздымалась она все выше… и показался в сверкающих брызгах корабль с оборванными парусами. Схлынула вода с палубы, и увидели люди, что к мачте привязан темноволосый юноша. Мертвый или только в беспамятстве?..

Замерла волна посреди озера и обрушилась самоцветной горой, так что вынесло таинственный корабль прямо к берегу, на светлый песок. И тут юноша открыл глаза. Непонимающе огляделся, потом пошевелился – и путы упали к его ногам, будто только этого и ждали. Ахнула Джиан-ка, едва увидела его лицо – он же, встретившись с ней взглядом, застыл, как заколдованный, потом спрыгнул в воду и пошел к ней, протягивая руки. Остановился на мелководье и позвал:

- Живинка!

Бросилась девушка к нему, подхватил он ее на руки и понес на корабль. В молчании смотрели люди, как взошли они на борт, как развернулся корабль и поплыл прочь, а потом расступились перед ним волны, и пропал он в пучине. Вновь спокойным и гладким, как зеркало, стало озеро, и подумали многие: «Уж не привиделось ли?»

Долго не расходились люди, однако более не произошло ничего необычного. Вернулось озеро в свои берега, не угрожала городу беда. Вскоре у воды остался лишь один Хасан. Стоял он, глядя вдаль, и что-то шептал. Лишь вечером возвратился он домой, а наутро исчез. Искали его всем городом, но безуспешно. Решили люди, что молодой поэт бросился в озеро, не вынеся разлуки с любимой…

* * *

…- Ой, не гляди на меня, не терзай меня,

Знаю я, срок вышел наш…

Ой, да обними меня, поцелуй меня,

Да лети ты птицей, да по ветру…

- Почему ты поешь, госпожа?

Женщина вздрагивает и поднимает голову. Перед ней стоит высокий юноша в одежде, расшитой серебряными узорами. Лицо смуглое, с высокими скулами, черноволос, черноглаз, и говорит хоть и правильно, да не как местные…

- Потому что душа просит, - отвечает она, помедлив. – Да и рыбу чистить веселее.

Юноша внимательно смотрит на корзину, в которой серебрится свежепойманная рыба, потом оглядывается на безлюдный в этот ранний час причал.

- Куда путь держишь, чужеземец? – осмелев, спрашивает рыбачка.

- В селение Голубых камней. Скажи, госпожа, как мне найти его?

- Иди туда, где восходит солнце, держись берега и выйдешь прямо к селению. Доброго пути, чужеземец!

- Благодарю тебя, госпожа. Прощай!

Женщина долго смотрит вслед незнакомцу. Потом вздыхает и снова склоняется над корзиной. И не видит, как тот медленно тает в воздухе, словно призрак, растворяется в утренней дымке, словно и не было его…