Ну и метель нынче выдалась! Такой ещё не было за всю зиму. Буянит уже два часа кряду и всё не может успокоиться. Не успели расчистить вчерашний снег – как с утра всё завалило опять. Ветер воет, шатает ставни, ухает – пугает. А то вдруг особенно сильный порыв зацепится за берёзу под окном Груни, да как разозлится. И так извернётся и этак, а освободиться не может – и давай дёргать, сильнее и сильнее, даже ветки трещат.

На улице холодно, промозгло, а в избе тепло и уютно. Светло горит лампа на столе, перед кроватью с толстой периной и горкой подушек. Тихо теплится лампадка перед ликом спасителя. Ровный свет лампадки пробегает легкими, нежными тонами по иконам.

Аграфена сидит у окна чай из блюдца прихлюпывает вприкуску и рассеяно смотрит на метель. Скучно ей. Не знает чем занять себя. А она так хохотать любит, часто и не по делу хихикает. Весь день, бывало, хохочет, а чего хохочет - и сама не знает. Милое и доброе существо... Девица нежная вся, кудрявенькая, глаза синенькие, живые, будто два солнечных зайчика на дне озерном. Только сейчас не весело ей что-то, тоскливо.

В доме тишина, слышно только как огонь потрескивает в печи, да как ветер завывает. Бабушка Устинья прикорнула на лавке у стола. Рядом с ней кошка спит, свернувшись клубочком.

Груня поставила блюдце, взяла лучину, и подошла с ней к столу. Бабушка лежит головой к красному углу, низко, по самые глаза, повязанная платком, сейчас съехавшим набок. Из-под платка на морщинистый лоб и лицо выбились прядки седых волос. Левая рука - худая, с синими узлами вен - бессильно лежит на груди, медленно вздымающейся от её тяжелого дыхания.

- Бабушка, - тихо позвала ее девушка. ... - Бабушка, - чуть громче позвала она. - А? - очнулась та, и обернулась к девушке. – Чего рыбонька? – спросила старушка зевая. Кошка сонно щурилась рядышком.

- Бабушка, бабунчик… - говорит Аграфена и смотрит своими ясными глазами прямо на старушку. – Бабулечка, родная, пусти меня к Раяне. Она давеча в гости с ночевой звала.

- Ах, Груня, окстись! – говорит бабушка, всплескивая руками, – О чем ты меня спрашиваешь, ясная моя! Да я тебя и за порог не пущу. Погляди в окошко, какая метель разыгралась, то ли ещё к ночи-то будет!

– Бабушка, – говорит опять молодица, упрямо вскинув кудрявую головушку, – пусти меня туда, тоскливо дома.

- Вишь, заладила, пусти да пусти! – проворчала недовольно бабушка, поправляя съехавший набок платок.

- Баба! Милая, родная, ну … ну до их избы ведь рукой подать! Неужто запугала тебя метель и холод? Чего ж тут бояться?– тихо да ласково говорит Аграфена.

Слушает старушка, жалко внучку, но только одно она чувствует, что на душе у неё тяжело становится, от мысли отпустить Груню.

- На улицу собралась! - прытка добре; слышишь, погода какая, замерзнуть, небось, хочется... – сердито проговорила бабушка, удобно усаживаясь на лавке. Тут и кошка, мурлыча, прыгнула ей на колени. – Ну и настырная ты! – сказала старушка, посматривая на внучку, которая во все это время так же неподвижно стояла подле лавочки, изредка лишь завистливо поглядывая на уличное окно.

- Ну чего ты? Чего ты Аграфена? Чего глядишь так печально?

- Баба, пусти к Раяне ночевать! - жалобно отозвались Груня, и, понурив голову, уселась рядом со старушкой.

Бабушка глубоко, прерывисто вздохнула и проговорила: - Что ж теперь поделаешь-то с тобой упрямица? Она встала, сбросив кошку с колен, и суетливо подошла к окну, прислушалась к реву бури, которая сердито завывала на улице. Видно было, что она очень боялась отпускать внучку. Не поворачиваясь к Груне, она перекрестилась и прошептала: «Ладно, ступай, ступай!»

Радостный крик Груни, был единственным ответом. Девушка, ожидавшая, вероятно, бабушкиного разрешения, торопливо вскочила, напялила валенки и укуталась в тёплый бабушкин пуховый платок.

- Бабунчик, подай мне полушубок, он, кажись, на лавке под образами – озорно улыбаясь, сказала Аграфена.

- Касатушка моя, только не смей долго шляться по улице!- задребезжала старушка, поднося полушубок Груне, которая уже открыла дверь в сени. – Проходи быстрей, не пускай холод в избу!

Аграфена быстро выскочила за двери и, пройдя сенями, открыла засов и вышла на крыльцо.

Вьюга разыгралась ещё сильней. Из-за сплошной стены снега не видно даже соседских домов.

Открыв калитку, вышла Аграфена на улицу и остановилась в изумлении. Посреди свиста и завывания ветра, ей послышались стоны, сначала певучие и как будто терявшиеся в отдалении за гумнами, то отрывчатые, пронзительные, раздававшиеся у самых ворот. Груне вспомнилось, как бабушка рассказывала ей, что если прислушиваться чутким ухом к реву метели, то можно услышать, как шишига, или ведьма, или ещё какая нечистая сила свадьбу играет.

До дома Раяны было рукой подать, поэтому хоть и были уже сумерки, Аграфена гнала страшные мысли прочь. Утопая в сугробах, девушка боязливо оглядывалась по сторонам. Студеный ветер проникал до костей ознобом, снежные хлопья залипали её очи, шипящие вихри то и дело пытались опрокинуть молодицу в снежный намёт.

Бедные деревенские лачужки, казалось, замерли от страха и холода, они тесно прижались друг к дружке, укутались доверху снежным покровом, прилегли на бок и трепетно ждут очередного лютого вихря.

Гул, рёв и смятение заполнили окрестность.

Пробираясь сквозь метель, Груня думала о том, как же тепло и уютно сейчас в избёнках. Там - шумная ватага ребятишек озорно прыгает, и звонко распевают песенки. Родители же молча, но весело глядят на деток, на семейную радость! В другой избе крики и хохот раздаются еще громче. Двери наглухо заперты; окно на улицу закрыто тряпицей. Слышно только хохот, визг, шушуканье, писк, не прерывающиеся ни на минуту. В третьей избе ребятишки собрались вокруг старого дедушки, который рассказывает сказки. Дети слушают, раскрыв рты, не пропуская ни одного движения рассказчика. Скоро все пойдут спать, взберутся на тёплые печи, их совсем не заботит лютая метель за окном.

Не до того, впрочем, было сейчас Аграфене, чтобы заглядывать в окна. Отчаяние вдруг завладело её душой. Тяжело было переставлять ноги в сугробах. Валенки то и дело загребали снег. Девушка поправила замёрзшей рукой платок и медленно опустилась в сугроб, затем перекрестилась. Сильный порыв ветра между тем лихо пронёсся мимо и все как-будто на минуту стихло.... Вдруг Груня услышала знакомый лай... «Это же Марыська!» - девушка вскочила и побежала на слух... Немного погодя перед ней замаячили приветливые огоньки заветной избы. Весело виляя хвостиком, её встретила маленькая рыжая собачка у калитки.

- Марысюшка, золотце! – нежно произнесла Груня, опускаясь на коленки. Марыся восторженно принялась лизать ей лицо и руки, а потом упала на спину - подставляя пушистый животик, и доверчиво прикрыла глазки. Вдруг дверь в сени шумно распахнулась и из неё показалась голова молодой девушки.

- Груня!? Ты ли это? А? – крикнула она, напряжённо вглядываясь в метель.

- Раяна! Да, я! Ставь скорей самовар, закоченела совсем! – отозвалась Аграфена. Поднялась с колен и пошла к крыльцу. Марыська увязалась следом.

- Ох, подружка спасибо тебе, что понаведалась, - сказала Раяна, хватая Груню за руку, давай-ка заходи скорее! Кыш Марыська! – крикнула Раяна и захлопнула дверь на крыльцо. Девушки вошли в сени. Сквозь щели этих сеней, сколоченных из досок, не только проходил свободно ветер, но даже залетал в изобилии снег. Раяна взяла лампу, стоявшую на пустой бочке и сказала:

- А я уже чаяла, дорогуша, что ты из-за метели-то не зайдешь ко мне; выходила за ворота, смотрю: погода совсем испортилась; нет, думаю, не придёшь ты ко мне на посиделки ...

- И-и-и... с чего ж не бывать? уж коли пообещала, стало быть приду, - отвечала скороговоркою Аграфена.

- То-то, зайди в избу, Груша,- отогрейся. Рука-то у тебя заледенела совсем!

- Спасибо тебе, - отвечала Груня.

Раяна отворила дверь, и обе вошли в избу.

В избе жарко как на печке; там, за столом, покрытым скатёркой, обложенным ложками и пирожками, сидели четыре девушки. На самом видном месте, рядом с самоваром, бросались прежде всего в глаза дочери мельника Глаша и Даша, обе пухлые, обе красные, как очищенные свеколки. Подле них, по правую руку, сидела дочка старосты Евдокия. Долговязая, бледная, с вострым обточенным носом и длинной русой косой; жар в избе, казалось, иссушил её как щепку. Возле дочки старосты сидела совсем юная девица маленького ростику, но живая и вертлявая, то щупавшая поминутно скатёрку на столе, то дергавшая себя за кончики золотистой косички; карие глаза её щурились постоянно. По левую руку от дочерей мельника, уселась Раяна, хозяйка дома, снимая с себя полушубок - рыжая, голубоглазая красавица, вся в веснушках, правда плечистая как мужик.

Весёлый говор, хохот, восклицания, раздававшиеся вокруг стола, смолкли на минуту, когда вошли Груня и Раяна.

- Милости просим, милости просим, проходи к столу Груша, угощайся, милости просим, вот и самовар скипел; сказала Евдокия, приветливо улыбаясь.

Поздоровавшись с девушками, Груня вернулась в сени и стряхнула снег с полушубка, платка и валенок. Зашла обратно, и сев за стол рядом с Раяной окинула взглядом всех девиц, сидящих рядом. Они пили чай из блюдечек, закусывая пирогами да баранками.

- Скучно, - произнесла вдруг Евдокия, убирая косу на пояс. - Зачем ты нас позвала Раяна? – спросила она, скрестив руки на груди. – Ты ж вчерась говорила, что тятя с матушкой твои в соседнюю деревню с ночевой поедут? –

- Дак уехали они ещё с утречка, а уж вернутся когда не ведомо, погода-то вон какая выдалась!

- Я ведь думала и парни приедут, и будет с кем поплясать, да в горелки поиграть! – не унималась Евдокия. Она капризно надула губки, лизнула чай из блюдца, ковырнула пирожок: - Ну!? Девки! Хочу я поплясать! - не унималась она и выразительно смотрела на Раяну.

- Кхе-кхе, — аж поперхнулась маленькая девица, сидящая подле дочки старосты. – Полно те! Знамо ли дело плясать, да с парнями играть в пост-то!?

- Ох, дурёха! Да какая ж разница, Нюра! – воскликнула возмущённая Евдокия. – Всю неделю хожу из избы в избу на вечёрки, вчера вон плясали, аж до первых петухов у Агафьи Демьяновой! Парни из Сосновки приезжали. Ну скажи Глаша? Весело ж было?

- Весело! Не то слово! А парнишка-то какой с Сосновки приезжал… И здоров, и росл, что хмелина в весну! – принялась тараторить раскрасневшаяся дочка мельника, украдкой поглядывая на сестру Дарью: – Он и пряничками угостил и плясал со мной, видать глаз положил. А по весне к тяте свататься обещал приехать…

- Да не галди ты, рассказываешь тут небылицы! - перебила её Даша, смешно хмуря брови. – Раскудахталась!

- А ты не встревай! Вот расскажу тяте. Как ты во вторник у Катерины на вечёрах пригубила! – закричала возмущённая Глаша! От злости она так надула щеки, что, казалось, могла лопнуть от злости.

- Да я тебя…! – Дарья вскочила было отвесить сестре подзатыльник, как вдруг Евдокия сердито крикнула им: - Уймитесь, уймитесь! Аль ум совсем потеряли?

Девушки присмирели и продолжили, как ни в чём не бывало попивать чаёк.

- Ну а ты Груня, чего на вечёрках-то тебя не видно было давно? – уже спокойно спросила Евдокия, изящно повернувшись к Аграфене.

- Дак я бы рада, да бабушка хворала… - жуя пирожок, проговорила Груня.

- Ну, вот…говорю же, не простые они – дни поста, для всех…- тихо промолвила Нюра.

- Нет, вы посмотрите на неё! Вот ведь заладила! А что прикажешь нам, как бабам старым прясть сидеть?! Ты просто людей чураешься, словно собак паршивых, ни с кем слова не промолвишь, ни в пляску, ни в песни...

- Евдокиюшка, ну полно те! Напала на девку! – вступилась за Дуню хозяйка дома. - Давайте хоть в карты поиграем, и то веселее будет!

Девушки хором согласились, а Нюра, готовая разреветься, замолчала и принялась в окно глядеть. Метель ревела по-прежнему, снежные хлопья, валившие со всех сторон, усиливали темноту и без того уже мрачных сумерек.

Девушки засуетились вокруг стола: кто посуду убирать кинулся, кто крошки сметать. А потом уселись в кружок, и давай в карты играть.

- Нюрочка, иди с нами играть, хватит дуться! – ласково сказала Раяна.

- Грех-то какой…- тихо ответила Дуня. – Я лучше прялку твою возьму.

Евдокия презрительно фыркнула и сказала: - Ну, точно, как старая ворчливая бабка!

Нюра ничего ей не сказала в ответ. Она крепко сжала свои губы, взяла прялку и начала прясть.

Играют девушки и рассказывают друг другу бывальщинки.

- Ох, не добрая история со мной приключилась подруженьки - проговорила Груня. - Слышите, как буря гудит... Ох, вот так-то, как шла я сейчас к тебе Раяна… иду, вдруг, отколе ни возьмись, замело меня совсем и зги не видно; куда идти, думаю, и сама не знаю; стою я и слышу, кто-то словно стонет... да жалостливо так...

- Ох и скучно девки… - неожиданно прервала её Евдокия. – Да хоть бы чёрт нам парней принёс!

Груня замолкла. Девушки согласно закивали, побросав карты и только Нюра, сидя в уголочке с прялкой перекрестилась.

- И в правду надоело играть… - в голос сказали сестрички. – Где ж сейчас парней-то найти…- добавила Даша.

- Так сыграли-то всего несколько раз…- не успела сказать Груня, как вдруг Марыська на дворе залилась громким лаем. Девушки замерли, прислушиваясь. Раяна подбежала к окошечку. Лай неожиданно замолк, но девушка все еще стояла и всматривалась в темень за окном. Вскоре различила она толпу, которая направлялась прямо к ее избе, а потом послышались голоса, хохот и звон колокольчиков.

- Кто там, дорогуша? – спросила Евдокия, подбегая к девушке. Она облокотилась о плечо Раяны, стараясь разглядеть хоть что-то. Не успела хозяюшка и рта раскрыть, как где-то на крыльце закричал басовитый голос: - Ребят, никак здесь посиделки! Огонь в окошке горел! – Раяна, никак не могла понять, кто заявился к ним на ночь, гладя, да в такую метель.

- Полно тебе… Тсс! тише, ни гугу; смотри вон кто-то глядит на нас! – произнёс другой мужской голос, совсем рядом, где-то под окошком.

- Девушки, касатушки...! Ну, чего вы не отпираете дверь-то? Чего жмётесь друг к дружке, чего? Не бойтесь, мы вас не съедим! – закричал уже знакомый басовитый голос, - открывайте, мы вам пряничков сладких принесли...

- Вот дак да! Раянка! Открывай иди скорей, это парнишки с Сосновки приехали! – засуетилась заметно повеселевшая Евдокия. Остальные девицы тоже подхватили, защебетали, кинулись волосы причёсывать, да прихорашиваться. Одна только Нюра сидит в уголке белее снега, вся трясётся.

- Что вы! Что вы! Не открывайте! Разве ж добрые там люди! – сказала она, дрожащим голоском. Но её никто даже слышать не хотел. Раяна торопливо накинула платок на плечи, и собралась было выйти в сени, как вдруг двери в избу с грохотом открылись и двое парней завалились в дом.

Один из них сделал шаг вперед и вдруг залился громким хохотом.

- Э! Так это вот кто! Здравствуйте, девицы! - произнес он басом, снимая обеими руками шапку и кланяясь Раяне чуть не в ноги. Девушки, прятавшиеся друг за дружкою, подняли головы и заулыбались. Парень был рослый малый, с простым лицом, большим носом. Глаза, сиявшие диковатым блеском, придавали ему выразительность. Одеты гости были небрежно, в старые потёртые тулупы и поношенные валенки.

- Ой, не уж-то я забыла двери запереть…? – произнесла задумчиво хозяйка дома и встрепенулась: — А чего это мы здесь стоим?! Гости дорогие, милости просим! Проходите, рассказывайте, откуда приехали, как зовут вас?! – раскланиваясь, сказала Раяна.

- Зовут зовуткой, а величают уткой! – ответил второй паренёк, улыбаясь своими крупными красными губами. Девушки не смогли сдержаться, почти одновременно прыснув со смеху.

В чертах лица гостя читались басурманские корни: длинный нос с горбинкой, большие неподвижные глаза навыкате и покатый лоб. Его чёрные, как смоль волосы небрежно торчали в разные стороны из-под шапки. Парень всё стоял, улыбался и глядел на Раяну.

Хозяйка дома кинулась помогать, пытаясь спрятать ладошками свои зардевшиеся щёчки. – Скидывайте тулупчики-то, жарко печку нынче растопили. – Промолвила она. Не успели гости и тулупы расстегнуть, как Раяна уже стащила их с плеч и аккуратно положила на сундук, где лежали и другие шубы.

- Девоньки, так это ж парни с соседней деревни, с Сосновки приехали, они и у Агафьи на вечёрках были. – Всплеснув руками, воскликнула Евдокия. – А как звать и не помню уж…

- Вот спасибо хозяюшка! Угодила! – весело проговорил высокий парень. – Харитоном меня звать, а его Егором. Как вечер-то коротаете девоньки?

- Так вот в карты играем... – нарочито слащавым тоном произнесла Евдокия, усаживаясь за стол. Девушки последовали её примеру, исподтишка разглядывая пришедших гостей. Только Нюра не тронулась с места; она опустила побелевшее лицо свое и принялась перебирать край передника.

- Ну а ты что ж сидишь одна-одинёшенька? – спросил Егор Нюру. Она уже было собралась ответить, как вдруг, не дав ей, вымолвить ни слова, свои пять копеек вставила Евдокия.

- Да что ж вы стали около порога гости дорогие. Присаживайтесь рядышком! Вон вам Раяна и чайку заварила уже, небось, замёрзли с дороги?

- Вот спасибо касатушка! – весело отозвался Харитон, садясь за стол рядом с Евдокией. Второй гость сел между Глашей и Дарьей.

Согрев самовар, и поставив угощенье на стол, хозяйка дома села на лавку к подвинувшейся подруге Аграфене.

- Ты чего же сидишь?? - вдруг громко обратился Харитон к другу. Тот вопросительно поднял глаза.

- Мы же девкам гостинцы принесли, нешто забыл? Посмотри, какие красавицы: прямо цветочки степные, не чета сосновским!

Егор, подошел к сундуку и достал из-под тулупа небольшой свёрток. Развернув тряпицу, он подошёл к девчатам.

- Эх, красавицы, отложите свои картишки, принимайте угощения, пряники сладкие! - Смущенные девчата переглядывались, подставляя ладошки. Не каждый день приходится принимать угощения.

Егор, раскладывал пряники в подолы притихших девчат. Девчата, жеманясь, принимали подарки.

Егор оделил девчат, сидящих за столом, и подошёл к Нюре. Побелевшая и того больше девушка испуганно посмотрела на него снизу вверх широко открытыми глазами и отстранила его руку.

Егор поднял глаза, прищурившись. Он улыбнулся, взял рукой её за подбородок и спросил, вглядываясь в её испуганные глаза: — Ты боишься?

– Нет… Я… я этих пряников наелась уже, чай не бедная… – Тихим дрожащим голосом произнесла она и крепко сжала пальцы на прялке.

- Иш ты, цаца какая! – весело добавил Егор. Потом достал из кармана конфет и положил рядом с ней на лавку. Нюра даже не шелохнулась.

- Егорушка, полно тебе её уговаривать, поди сюда, давай с нами играть! – весело оклинула парня Раяна. – Вон Харитон уж играет!

Широко улыбаясь, Егор подошёл к столу и уселся на свободное место между Глашей и Дашей.

Так не один час уж прошёл, как в карты они играют, громко хохочут и развеселыми голосами болтают. Меж тем чувствовалось, что наступил самый глубокий час ночи. А буря всё не утихала, она бушевала всё неистовей. Густой и пестрый шум голосов, гул ветра за окном, постукивание прялки - всё это слилось воедино.

Раскладывая карты, Харитон рассказывал смешные небылицы, а девчата, словно по команде, нарочито громко хохотали и рахваливали рассказчика по окончании каждой байки.

В самый разгар игры у Груни нечаянно из рук карта выпала.

- Нуу, неуклюжая! Ну что хоть за карта-то выпала? – весело спросила Глаша, не отрываясь от игры, её пухленькое личико искрились от смеха.

Охая, Аграфена полезла за картой под стол. Но вдруг, совершенно неожиданно Егор схватил ее за запястье и слегка потянул на себя, не давая двинуться с места – девушка испуганно дёрнулась; парень крепче стиснул пальцы. Его ладошка была такой ледяной, что до боли обожгла нежную ручку Груни. От боли, страха и неожиданности она закрыла глаза, но Егор легонько тряхнул ее, и девушка взглянула на него.

- Не поднимай, примета плохая. – Спокойным тоном сказал он, выпуская её руку. Лишь только Груня заметила, как при этом зловеще сверкнули его тёмные глаза.

- Ну чего ты застыла-то как деревянная! - махала перед её глазами картами Раяна. - Я задумалась… - практически шёпотом ответила Аграфена, осторожно покосившись на Егора. К её крайнему изумлению он, как ни в чём не бывало, продолжил игру и улыбался. Никто даже внимания не обратил на его поступок.

- Задумалась она…! – ухмыльнулась хозяйка дома. – Доставай карту, и делу край. Твой ход ведь!

Груня торопливо отступила от стола, потирая при этом больное место, но, заметив, что парень наблюдает за ней, опустила руку. Глаза его грозно блеснули, и у нее перехватило дыхание.

- Груша! – недовольно воскликнула Раяна. – Тебя одну дожидаемся!

И действительно, ребята замолчали и уставились на Груню. Только разрумянившаяся Евдокия сердито фыркала, обмахиваясь картами, словно веером.

Девушке ничего не оставалось, как достать с пола карту, будь она не ладна! Гоня прочь плохие мысли, Аграфена, кряхтя, полезла под стол, неловко задев рукой стоящие рядом валенки Егора. Валенки наклонились и упали на бок. Девушка быстро обернулась, чтоб поправить их обратно, но тут же отскочила как ошпаренная, больно ударившись затылком о стол. Вместо ног у парня были копыта лошадиные! Груня оцепенела от страха, зажмурилась и лихорадочно шептала: «Мне привиделось…привиделось…» Затем медленно открыла глаза и замерла в ужасе: видение не исчезало...

- Касатушка! Не уснула ли ты там ненароком? – громкий бас Харитона заставил девушку выйти из оцепенения.

- Ну, право Груша, чего ты там делаешь? Тебе ходить уж надо! – сердито промолвила Евдокия, нетерпеливо топая ножкой.

Вся белая, Аграфена вылезла из-под стола, прижимая дрожащими руками к груди карту. Она боялась даже глянуть в сторону Егора, усаживаясь обратно на лавку.

- Ходи давай, капуша! – озорно и беззаботно сказала Раяна, подталкивая её кулачком в плечо. – Ну!

Ледяной ужас сковал всё тело Груни, не позволяя сдвинуться с места. Сердце бешено колотилось. Страх её был так силён, что в пору кричать; она и не знала, что может быть так жутко, и в отчаянии спрашивала себя, что же теперь делать? Стараясь унять тряску в руках, она продолжила игру.

- Ты чего это милая? Погрустнела что ли? - неожиданно спросил её Харитон постукивая пальцами по столу.

- Да что-то голову обнесло, выйду-ка в сенки, подышу может и полегчает. – Тихо ответила она дрожащим голоском. – Раян, может со мной сходишь? Одной-то скучно…- добавила она, поглядев на хозяйку умоляющим взглядом.

- Чай не дитятко! Груша! – сердито воскликнула Раяна, бросив на подругу недовольный взгляд. Ей совсем не хотелось никуда выходить и оставлять гостей. - Позови вон Нюру с собой.

Груня глянула на Анну, забившуюся с прялкой в уголок у печки, и негромко спросила. – Аннушка, пойдёшь?

Та кивнула, быстро вскочила на ноги, напялила кое-как валенки, и торопливо подошла к сундуку за полушубком.

- Зачем вам шубы-то? Ненадолго ж пошли! – сказал Егор, с недоброй улыбкой, поглядывая на девушек. Глаза его горели словно зловещие звёзды.

Внутри у Груни всё похолодело, и дрожь пробежала по телу, застряв в руках, не прекращая биться в кончиках пальцев…

- И вправду Нюр! Давай платки накинем только, в сенях постоим и обратно в избу. – Сказала она, силясь не подать виду, насколько она напугана.

Аграфена накинула свой пуховый платок и на подкашивающихся ногах подошла к двери, схватилась за ручку, и не оборачиваясь сказала. – Ну, Нюта, чего стоишь-то, пошли!

Анна взяла платок и быстро выскочила в двери следом за Груней. В сенях было темно настолько, что глаза можно было и не открывать.

- Стой, Груша…я ж не вижу ничего! Пойду за лучиной в избу! – сказала Нюра, шаря в темноте вокруг себя руками.

Аграфена вдруг схватила её за руку и потянула из сеней: – Тише ты! Почти шёпотом сказала она. - Пойдем! Ну, не стой же столбом! Идём на улицу!

Нюра взвизгнула от неожиданности. Но покорно двинулась за Груней. Тихо отворив дверь, девушки вышли на улицу. Кругом была кромешная темнота. Метель всё не унималась, врываясь поминутно в деревню, злобно завывала, метаясь из конца в конец улицы; глухая ночь царствовала повсюду; изредка лишь, проникая темень, сквозь снежную завесу, мелькали кое-где, как искорки, огоньки дальних избушек.

Крепко держа Нюру за руку, Аграфена бежала к калитке, пока не запнулась обо что-то и не полетела кубарем в снег, чуть не повалив за собой подругу.

- Да что ж ты как ошпаренная? Чего чураешься?! – тихо спросила Анна дрожащим голосом, плохо скрывая всё нарастающий страх.

- Беда Нюра! Беда! Что делать не знаю…! - в отчаянии прошептала Груня. Она не мог их сдержать. ... Слезы градом покатились из ее глаз, и сквозь рыдания она с трудом произнесла ... – Нечисть за нами пришла…Чертей к себе пустили…Нюра! Что делать Нюра?! Что? …. -молвила она срывающимся голосом. Безудержные слёзы, падавшие ей на руки, замерзая, кололи пальцы.

У Анны сердце застучало от страха, пригвоздившего ее к месту, и она замерла как вкопанная, посмотрев на Груню округлившимися от ужаса глазами. Затем обхватила голову руками и сказала.

- Я ведь знала, не доброе дело затеяли в пост и всё равно попёрлась… Боже спаси и сохрани души наши грешные… - Она перекрестилась и добавила. – Что ты видела?

- Копыта! Лошадиные копыта вместо ног! Ой, Нюра, погибель это наша…. – всхлипывая, проговорила Аграфена.

Анна стояла неподвижно и только глаза её до боли расширились от ужаса, а сердце зашлось в таком бешеном ритме, что могло в любую секунду выпрыгнуть из груди или просто разорваться.

- Поднимайся! Бежать надо! Не оглядываясь бежать отсюда! – сказала Анна, заставляя себя держаться храбро, но голос у нее все равно предательски задрожал.

- Куда, дурёха? Разве ж спрячешься от них? – промолвила Аграфена, опустив голову.

- До твоей избы рукой подать, туда побежим, спрячемся - Сказала Нюра, помогая подруге подняться из сугроба. – И останется лишь на Господа уповать…

Не медля больше ни секунды, девушки выскочили за калитку и повернувшись лицом к ветру, бросилась бежать во всю прыть к дому Аграфены.

Но вдруг Груня резко остановилась, дёрнула Нюру за руку и крикнула ей: - А как же Раяна, Евдокия и Даша с Глашей? Надо и им сказать Нюра! А не то ведь сгинут…

- Не спастись им … да и не пойдут… не сегодня нечистый душу их совратил… Сами головы свои загубили… - ответила ей Анна, закрывая лицо от ветра.

- Да что же это!? – в отчаянии воскликнула Аграфена и снова разрыдалась, уткнувшись лицом в плечо подруги. Нюра ласково гладила её по голове, а затем тихо сказала: - Не время сейчас оплакивать их, бежать надо…

Утирая на ходу горячие слёзы, девушки побежали. Но не достигли они и половины дороги, как вдруг буря, смолкнувшая на время, снова ударила всей своей силой; все помутилось вокруг, и подруги наши не успели сделать одного шагу, как уже увидели себя окруженными со всех сторон вихрем.

- Держись, не падай! - крикнула Нюра, сгибаясь в три погибели и становясь спиною к ветру.

Вдруг в стороне, за метелью, послышались чьи-то прерывающиеся, замирающие стоны... В эту самую минуту буря рванула сильнее, вихрь пронесся мимо, и в мутных волнах снега, между сугробами, показалась страшная фигура с распростертыми вперед руками.

- Не гляди туда! – что есть сил, прокричала Анна, - Беги! Беги!

Девушки бежали по сугробам. Студёный ветер сорвал платки и гнал им в лицо целое море снегу!

- Только бы добраться до избы — шептала Груня, едва переводя дыхание. – Только бы добраться…

Затерянные посреди сугробов, по колена в снегу, девушки тщетно озирались по сторонам. Они силились подать голос, но всё напрасно: крик застывал на губах и не достигал ни до чьего слуха. Грозный рёв бури заглушал всё вокруг. За метелью трудно было различить избушки. Ужас и отчаяние заполнили души девушек. Замёрзшие, с обнажёнными головами и замирающим сердцем, они упорно шагали, борясь с лютой метелью.

- Нюра, смотри! Вон огонёк мелькнул в окошке! Это моя изба ведь! – крикнула Аграфена, указывая трясущимся пальцем прямо перед собой. – Бабушка лучинку жжёт.... Видишь!?

- Да вижу… Храни Господь твою бабушку…, не спится ей, чувствует видать беду… - тихо отозвалась Анна. – Добрались таки…

Добежав до ворот дома, еле дыша от страха, они заметили, что, действительно, в окне мелькал огонек. Аграфена, не ожидавшая застать бабушку на ногах, поспешила в избу, крепко держа за руку Нюру. Старушка уже давно сидела настороже, прислушиваясь к малейшему шуму и шороху. Чуткий слух не обманул ее. Заслышав знакомые шаги, она суетливо поправила платок на голове, взяла лучину и, прежде чем девушки успели пройти двор, стояла уж в сенях.

- Ох, родная моя, случилось чего? - произнесла она, выбегая на крылечко и заслоняя дрожащею ладонью лучинку. – Я ведь ждала-ждала; время, думаю, не доброе, не случилось ли чего, помилуй бог...

Свет лучины осветил девушек, старушка взглянула на них и ахнула.

- Где ж шубейки-то? Ой, батюшки…заледенели ж девчата…. Ну-ка быстро в избу!

- Бабушка помоги! – крикнула Груня, и обе девушки, тяжко топая, бросились в темноту сеней.

- Чего вы как ошпаренные?! Аграфена!

- Черти к Раяне на вечёрки явились... – тихо, почти шёпотом, сказала Анна, растирая заледеневшие руки.

Старушка, ничего не сказав, молча, подтолкнула девушек к двери в избу. А затем, улучив минуту, когда они, войдя в дом, замешкались у порога, снимая застывшие валенки, взяла лучину в левую руку, глянула на улицу и, сотворила крестное знамение. После этого она вошла в избу.

- Много грозных ночей повидала я за свою жизнь, много вьюг и непогод вынесла седая голова моя, но такой ночи я никогда еще не видывала. – Произнесла бабушка, хлопнув дверью и оставляя весь холод в сенях.

- Бабуля! Родная! Они и за нами явятся?! Да? – дрожащим голосом, полным страха спросила Аграфена.

- Живо на печку полезайте! – строго велела старушка, даже не глянув на Груню.

Нюра послушно забралась на тёплую печку. Аграфена хотела было что-то сказать, как вдруг кошка до этого мирно дремавшая на лавке, вскочила, вздыбилась и зашипела. Крадучись она подошла к двери, глядя куда-то в пустоту остекленевшими глазами.

- Мурка, поди сюда, кис-кис-кис, ну чего ты!? – сказала лаково Груша, пытаясь взять кошку на руки. Та неожиданно развернулась к девушке, да как вцепится Аграфене в руку и давай рвать! Она кусала, царапала и только подскочившая на помощь бабушка, оторвёт её от одной внучкиной руки - она в другую вцепится, в ноги, в бедра..., до куда могла допрыгнуть и достать... Аграфена, растерянная и испуганная, повалилась на пол и зашлась рыданиями. С трудом старушка сумела-таки схватить Мурку за холку. Кошка извивалась, фыркала, сглатывая слюну. Бабушка открыла дверь, собираясь выкинуть кошку в сени, и обомлела. Из темноты на неё смотрели ярко-красные глазища, сияющие и завораживающие. Ледяной ветер ворвался в избу, завывая. Послышалось рычание и скрежет когтей по стенам и полу. Кошка вырвалась из старушкиных рук и, едва слышно зашипев, забилась за печку. Бабушка смотрела на красные глаза, пытаясь отвернуться, но ничего не получалось. Взгляд притягивал, и она не могла ему противиться. А скрежет когтей всё приближался….

- Деточка, Грунечка, встань, перекрести меня скорее и не смотри туда. - Из сеней донёсся глухой голос, который Аграфена слушала, стараясь не смотреть вглубь темноты. Судорожно сглотнув, и трясясь от страха, она встала на ноги и перекрестила старушку. Внезапно послышался жуткий вой и алые пылающие глаза исчезли.

Бабушка тут же отступила от распахнутых дверей и, развернувшись, что было сил, бросилась к печи, потащив за собой внучку. Забравшись на печку, старушка принялась неистово молиться, прижимая к себе обеих девушек. Нюра и Груня напряженно всматривались в пугающую темноту сеней. Из открытой двери в избу валил морозный воздух, но тут же растворялся в тепле. Вдруг девушки услышали приближающиеся тяжёлые шаги в сенях и вскоре в дверях показались две фигуры, но разглядеть их в полумраке было очень трудно.

- Ну что, звали-звали, мы к вам пришли, а вы убежать надумали… - эти слова эхом разносилось по дому, заставляя дрожать от страха. Дверь за ними с грохотом захлопнулась.

По спине Аграфены мурашки прошлись и затряслись губы. От страха она словно приросла к печке. Нюра же, насмелившись, уж было, рот открыла, ответить что-то незнакомцам хотела, как вдруг бабушка прижала её к своему плечу ещё крепче, шепнув на ухо: - Молчи…нельзя с нечистым говорить…. Затем закрыла глаза и продолжила молиться.

— Замолчи старуха!.. — раздался дикий нечеловеческий крик. И в этот же миг из тени выползло нечто жуткое. Два существа с длинными руками, пальцы которых были усеяны огромными черными когтями, с противным желтоватым мехом, и длинными вытянутыми мордами, поднялись на козлиные ноги, и, цокая копытами, направились к печи, туда, где затаились их жертвы. Девушки судорожно отползли от края печи, боясь дышать.

- Да воскреснет Бог, и расточатся врази его, и да бежат от Лица его, ненавидящии его… - читала бабушка молитву вполголоса, тщательно выговаривая каждое слово.

Существа тихо зашипели, немного отшатнувшись. Сверкнув кроваво-алыми глазищами они опустились на четвереньки и опустили свои жуткие морды вниз. Их острые чёрные рога слегка загнутые кверху, зловеще блестели. Черти водили мордой по полу, гулко рыча, стараясь заглушить звук молитвы.

Вдруг один из них быстро попятился назад и пригнулся к полу, злобно сверкая кровавыми глазами. Из его ноздрей били чёрные струи дыма. Затем он рванул вперед, напрыгнув на печку, но наткнулся на невидимое препятствие и с грохотом рухнул вниз, проломив лавку. Чёрт в ярости завопил, после чего, горбясь, встал на свои козлиные ноги и с ненавистью уставился в испуганные глаза старушки.

- … тако да погибнут беси от лица любящих Бога… - всё неистовей молилась бабушка, закрыв собой Груню с Нюрой.

Злобно зарычав, нечистый сделал ложный выпад вперед, клацнув челюстью, после чего на шаг отошел назад, выгнув костлявую чёрную спину, оголяя клыки. Второй бес сидел неподвижно на четвереньках, постукивая огромными когтями по деревянному полу. Из приоткрытой пасти стекала слюна. Его тихое рычание заставляло сердце биться в пятках. Затем он резко поднял свою страшную голову и где-то минуты две, замерев, смотрел на Груню, выглядывающую из-за старушкиного плеча, будто бы что-то просчитывал. Облизнувшись, нечистый довольно улыбнулся, оголяя ровный ряд клыков, после чего снова глянул на перепуганную девушку.

И вдруг, как по команде, оба беса отступили в полумрак волоча за собой длинные чёрные хвосты. Входная дверь громко хлопнула, и удаляющийся цокот копыт гулко рассыпался дробью в сенях. Еще немного и дом погрузился в тишину, давящую на слух тишину, которая разрушалась тяжелым дыханием и стуком сердец, который казался таким громким, что бил по ушам. Бабушка замерла, настороженно прислушиваясь. Было тихо; слышалось только завывание ветра за окном. Она пыталась утешиться предположением, что черти, или кто бы они ни были, ушли.

- Бабушка Устинья… - тихо сказала Нюра. – Всё ли это?

- Ой, не знаю детонька, ой, не знаю… - сказала старушка, вытирая платочком капли пота, выступившие на её морщинистом лбу.

- Почему не тронули они нас…? – испуганно озираясь по сторонам, спросила Аграфена.

- Да потому что печка-матушка бережёт нас. – Ответила бабушка, ласково поглаживая тёплый печкин бок, — вот она, родимая, всех нас и греет и кормит, и лечит, и от нечистого защитит.

Прошли мучительные минуты, прежде чем старушка решилась слезть с лежанки и оглядеться, все еще настороженно прислушиваясь. Она бесшумно подошла к двери, заперла её на засов, и уж было развернулась обратно идти, как вдруг раздались тихие стуки, которые становились всё сильнее и сильнее. От ударов, дверь предательски задрожала, чуть не срываясь с петель. Не оборачиваясь и быстро крестясь, бабушка взобралась обратно на печь.

Вдруг раздался ещё один мощный удар. Кто бы ни стоял сейчас за дверью, он всеми силами стремился попасть внутрь. Потом девушки отчётливо услышали жалобные стоны; вслед затем прозвучал чей-то голос:

- Груня… спаси меня…подруженька дорогая, открой дверь впусти меня! А не то сгину….

- Раяна?! – одновременно и удивлённо, и радостно воскликнула Аграфена. Глаза её округлились, и неровно дыша, она сказала: - Ты ли это касатушка?! Живая!!!

- Я! Раяна! Открой дверь Груша, гонятся черти за мной! Спаси… - жалобно говорил женский голос. – Ну же! Быстрее! Они совсем близко!

Груня рванула с печки и быстро побежала к двери, забыв о страхе.

- Стой! Аграфена! Вернись немедля обратно! Не Раяна это вовсе! Бесы обмануть тебя хотят! – закричала перепуганная бабушка. – Не смей открывать засов!

Но не тут-то было! Аграфена, и слышать ничего не хотела, желая спасти подругу. Трясущимися руками она отпёрла засов и отступила на шаг от двери.

Дверь тихо заскрипела и Груня увидела приближающуюся огромную фигуру, которая неожиданно бросилась вперёд, после чего раздалось тихое полушипение или полурычание, показывающее страшную правду - это не Раяна пришла.

Резкое движение когтистой руки и девушка полетела в стену, ударившись о неё спиной. Через мгновение нечистый из темноты схватил Аграфену за ноги и притянул к себе. Он навис над лицом бедной девушки, раскрыв свою пасть, усеянную острыми клыками, а большие алые глаза с узким зрачком, смотрели ей прямо в глаза. Его когтистая лапа больно царапала бок, впиваясь когтями в нежную плоть. Слюна капала на лицо, а козлиные ноги придавили Груню к полу, лишая возможности пошевелиться и сделать хоть что-то, чтобы спастись.

Груня громко вскрикнула, ощущая, как острые когти впиваются в тело. Она судорожно дышит. Её сердце готово разорваться, ударяясь о рёбра, словно птица о клетку, которая хочет вырваться на волю, и в груди рождается громкий вопль, сотрясая избу.

А бес улыбается и вонзает свои острые когти всё глубже. Старушка кричит с печки срывающимся голосом: - Изыди нечистый!!!

А чёрт даже ухом не повёл.

- Страх…ммм… вот что делает вас такими вкусными. – Произнёс противный скрипучий голос из полумрака. А затем показался и второй бес. Он подполз к жертве, схватил её за голову своей огромной когтистой рукой, грубо прижав к полу, и низко опустил морду. Своим длинным языком он слизал кровь, капли которой запачкали пол. Затем облизнувшись, чёрт довольно улыбнулся.

Бесы настолько были увлечены своей несчастной жертвой, что не заметили, как к ним подбежала старушка. Она бросилась на колени у головы Груни и быстрым движением что-то положила в её раскрытую ладонь. Девушка лежала зажмурившись. На её бледном личике застыло неописуемое выражение нечеловеческого страха.

- Оставьте её! Оставьте! – жалобно закричала бабушка. Её старое тело раскачивалось на дрожащих ногах. Она опустила голову на грудь, сотрясаясь от рыданий.

Неожиданно черти замерли и уставились на свёрточек, вложенный в ладонь Аграфены, словно парализованные, оцепенело, застыв на месте.

Старушка, воспользовавшись их замешательством, наклонилась к уху внучки и прошептала: - Милая, держи поясок крепко, он хранить тебя будет!

Не успела она, и договорить, как огромная чёрная рука тут же сбивает её с ног одним движением, а бес резко поднимается на все четыре конечности и нависает над старушкой.

- …Я выну из тебя душу и заберу с собой! – злобно прошипел он,

раскрыв свою клыкастую пасть.

Вдруг избу сотряс яростный крик второго беса.

- Тварь… Девяностый псалом на поясе дала ей! – вопил он, пытаясь достать кусочек ткани из Груниной руки. За этим последовал глухой удар, потрясший комнату. Чёрта отбросило к стене. Его когтистая рука дымилась и шипела, а бес ревел от боли.

Нечистый, нависший над бабушкой, уставился на неё злобным испепеляющим взглядом. Он раскрыл свою клыкастую пасть, склонившись над несчастной старушкой. Спустя мгновение из её рта потянулся белесый туман прямо в пасть существа. Тело её начало слабеть, будто бы из него высасывают все жизненные силы. Но бабушка не думает в эту минуту как высвободиться из этого капкана, она радуется, что девушек бесы погубить не смогут. Жадно глотая воздух, она собрала последние силы и крикнула:

- Аня, сиди смирно на печке!

Нюра молча забилась в уголок печки и закрыла опухшее от слёз лицо ладошками.

- Грунечка…внучка…, не выпускай пояс! Храни вас Бог….- она хотела повернуть голову в сторону Аграфены, но тело её больше не слушалось. Старушка ощутила потерю чего-то важного - без чего человек лишь кукла, пустое существо.

А бес торжествовал, наслаждаясь муками своей жертвы Его глаза горели ярким адским пламенем.

- Ты пойдёшь со мной… - прорычал он с ненавистью.

Из бабушки полились тихие всхлипы.

- Я не боюсь... но их тебе не видать… - прошептала она одними губами.

Чёрт, облизнув свою пасть, ухмыльнулся и продолжил вытягивать из старушки белесый туман – её душу.

Теряя последние силы, бабушка краем глаза увидела рядом внучку. Груня лежала на животе, беспомощно протягивая к ней руку.

Чёрт схватил неподвижное тело старушки и притянул к себе. Бабушка еле дышала, пытаясь помолиться, но мысли её путались, словно нити, разошедшиеся по швам. Она теряла сознание, глядя в пасть беса и в его безумные красные глаза, силясь зажмуриться перед беспамятством, чтобы не видеть, как потеряется среди душ грешников её жизнь, как нечистый огласит преисподнюю своим довольным и каркающим смехом. Тело несчастной уже холодело, а память постепенно проваливалась в бездну неизвестности, как вдруг чёрт неожиданно отпрыгнул назад с яростным удивлённым рёвом, сбив с ног второго беса. Они оба замерли напряжённо вслушиваясь.

- Ку-ка-ре-ку! Ку-ка-ре-ку! – неожиданно раздалось заливистое пение петуха на улице.

Черти быстро подскочили, забегали из стороны в сторону, то и дело, толкая друг друга.

- Неееет!!! – истошно вопили они. А потом стали растворяться в воздухе, а над их рогатыми головами то и дело вспыхивали россыпи искр. Повисев секунду в воздухе и пронзив на прощание Груню злобным взглядом, черти растворились.

- Если бы не старуха… - прокатился эхом омерзительно скрипучий голос и растаял в полумраке.

Нюра осторожно спустилась с печки, испуганно оглядываясь по сторонам. Убедившись, что бесы исчезли, она быстро подбежала к неподвижно лежащему телу старушки, наклонила голову и прижала ухо к её груди.

- Живая…- облегчённо вздохнула она и перекрестилась. Услышав рядом стоны Груни, девушка подползла к ней, перевернула на спину и ласково провела рукой по её кудрявым волосам.

- Нюра…что бесов прогнало? – слабым голоском спросила Аграфена.

- Бог установил ангелам на небе петь, а петухам на земле. Петушиный крик прогнал бесовское отродье. – Ответила Анна, помогая Груне сесть. Та испуганно глянула на лежащую рядом бабушку.

- Всё обошлось милая, жива она, только слабая очень. – Улыбнувшись, сказала Нюра. – Смотри, буря утихла, и рассвет уж брезжит. – Добавила она, глянув в окно.

С трудом уложив бабушку на лежанку, Нюра подсунула ей подушку под голову, накрыла лоскутным одеялом. Затем помогла Груне замотать бок чистым рушником и уложила её на лавку. Она прислушивалась к тяжёлому прерывистому дыханию раненой девушки. Груня изредка стонала, тихо, как малый ребёнок, и поскрипывала во сне зубами. Сидя подле подруги Нюра и не заметила, как провалилась в глубокий сладкий сон.

Проснулась девушка далеко за полдень. Солнце разгулялось, и в просторной комнате всюду зияли голубые квадраты чистого неба. Оно было таким ярким, что как-то по-весеннему заливало избу, и в полосах света летали редкие пылинки.

Аграфена рядышком тихо застонала, зашевелилась и попыталась сесть. Острая боль в боку оборвала попытки двигаться.

- Лежи-ка, прыткая больно, - послышалось над головой. Она увидела лицо улыбающейся Нюры.

Бок ныл, и мозжило плечо, жгло ребра. Груня облизала сухие губы. Левая рука шевелиться не желала.  Груша поглядела на бабушку - та лежала не двигаясь. На мгновение девушка испугалась, что старушка умерла. Но Анна поспешила её успокоить.

- Всё хорошо с ней, спит себе мирно. – Сказала Нюра, подойдя к изголовью. В руках у неё темнела деревянная плошка с водой. Она подсунула ладонь Груне под голову, приподняла. - Пей.

Аграфена взяла плошку здоровой рукой и начала торопливо глотать.

Потом сунула заботливой подруге опустевшую посудинку и откинулась на подушку. Её немного лихорадило.

Вдруг на улице заорал женский голос. Груня со стоном перевернулась на бок.

- Устинья! Эээй! Ты дома?

Девушки услышали, как забарабанили по ставням, и в окне показалось пухлое румяное лицо не молодой женщины.

- Это ж я! Ефросинья – соседка твоя!

- Вот заноза! Отстань... - промычала Аграфена, кутаясь в тёплую шаль.

- Устинья! Ты дома! Беда Устинья! Ой, что приключилась, что приключилось! – вновь послышался суетливый женский голос из сеней, а затем дверь отворилась и в дом вошла тучная пожилая женщина.

- Спите что ли? – удивлённо спросила она, глядя на спящую бабушку. Нюра тихо опустилась на лавку рядом с подругой, не зная, что и сказать.

- Батюшки! Ух, страх-то какой! - охая от холода и ежась, сказала соседка. – Домовой, что ль у вас тут повеселился? Чего ж раскидано-то всё…? Двери в сени настежь, печка не топлена до сих пор! Устинья!

- Ой, не кричи тёть Фрося! Голова трещит! – раздражённо сказала Груня, с трудом усаживаясь на лавке. – Не буди бабушку, хворает она! Давай рассказывай, что приключилось-то?!

Соседка со свистом втянула воздух и заморгала. Иней на её ресницах растаял и потек по пухлым щекам пресными слезами. Баба зажмурилась, еще раз моргнула, ослеплённая ярким солнцем на улице, и, наконец, увидела Груню с Нюрой. Глаза у нее были мутные и зеленые, как болотная трава.

«А то ведь не отстанешь…» - подумала Аграфена. Ефросинья Полякова была самой известной сплетницей в деревне. Тараторила она всегда безумолку, несла всем околесицу. « Что у кого случилось - как ...где…когда»

- Ой, девчата, что приключилось, что приключилось! Раяна Федотова давеча на вечёрки внучку мою Катерину зазывала, так не зря не пошла она. Все кто был у неё на посиделках, сгинули! Ой, Царствие им Небесное! – видя округлившиеся глаза девушек, Ефросинья быстро продолжила тараторить дальше. – Так вот, иду я с утрясь по воду, вижу у Раянкиной избы-то народу видимо-невидимо! Пол деревни собралось, все плачут, рыдают! Думаю, что это такое, по какому-такому поводу. Ну и зашла во двор-то…, а там…кровищи! И, прям в снегу тела бездыханные изувеченные лежат… Раяна там, старостина дочка, да мельника двойняшки. Лицом вниз, а на спине срезана ремнями кожа…. Молоденькие ведь совсем были, девчата…. Что за ирод такое злодейство мог сделать!? – громко спросила Фрося, утирая подолом скатившуюся слезу.

Груня и Нюра быстро переглянулись, но промолчали.

- Так ведь и собаку ихнюю не пожалел, лежала рядышком с перебитой хребтиной…. Ой, что делается…Я вон до сих пор вся трясусь от страха! Старостиха во дворе около дочери сидит, качается и воет, воет…не вернуть Евдокию-то, не вернуть…

Девушек вдруг передернуло, словно ледяной ветер с улицы ворвался в дом. Склянки на столе задребезжали.

Слёзы навернулись на глаза….

Вдруг с печки послышалась какая-то возня, и затем раздался голос бабушки: - Груня, внученька! Поди сюда… – её голос был хриплым со сна.

Аграфена, грустно улыбнувшись, осторожно выбралась из-под тёплого платка и с трудом поднялась на ноги. Ефросинья вскочила с лавки, и уж было собралась подбежать к старушке с новостями, как вдруг Груня жестом заставила её остановиться и сесть обратно. Держась обеими руками за бок, девушка пошла, стуча пятками по полу, к печке и, собрав все свои силы, взобралась к бабушке на лежанку.

Старушка ласково поглядела на неё, нежно перебирая Грунины волосы. Она заплакала, увидев седые пряди на юной прекрасной головке.

Аграфена тоже заплакала и закашлялась, схватившись рукой за бок.

- О, Господи … - простонала она, сморщившись от боли, - Бабунчик... дорогая моя... родимая ты моя... Прости ты меня… Солнышко ты мое ясное... о-о-о, о-о-о, батюшки...

- Касатка, не плачь, золотая ты моя, не плачь! – тихо сказала старушка, крепко сжимая Грунину руку, - Я с тобой... Груша, не плачь. Всегда буду с тобой... Не плачь, детонька. Не плачь, родимая...

Она привлекла её к себе левой рукой и, горько заплакала, то и дело, целуя её кудрявую головку.

Груня, тоже плача, жалась к ней... Бабушка вытерла слезинки с нежных щёчек внучки, глянула ей в глаза и тихо сказала улыбнувшись:

- На вечёрки больше не пойдёшь, повеселилася и хватит…